Текст книги "Школа Добра"

Автор книги: Марина Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)

Ингрид умерла, а Сонья не хотела жить прошлым. Или лучше Ингеборга? Пожалуй, с именем нужно будет разобраться позже, пока же главное не сбиться и поверить в то, что говоришь, потому что эмпатам не нужны розовые очки, чтобы увидеть лживый цвет ауры, а эмпатов среди темных было действительно много. Ни слова вранья. Только правда. О том, что видела Ингрид никто не узнает, о том, что почувствовала Сонья – всегда пожалуйста.

– Ваше имя Сонья Ингеборга Унольв, шона? – распорядитель зачитывал вопросы по бумажке. Волчице не надо было смотреть на него, чтобы знать об этом. Вряд ли девятнадцатое заседание чем-то будет отличаться от предыдущих.

– Да, господин.

– До недавнего времени вы были в собственности рода Лунных Волков?

– Д-да... – хорошо бы избежать вопросов о прошлом, потому что Сонья из своего прошлого не помнила ровным счетом ничего.

– Оставь, – темная королева смотрела на волчицу из-под полуопущенных век, словно видела ее насквозь, словно знала, что ей нечего рассказать о своей жизни в Волчьей Долине. А если и есть что, то не здесь и не сейчас. – Пусть расскажет, что она знает о смерти Лиара.

И снова перед глазами помятый мужчина в розовом шифоне на бедрах и в небрежно накинутом на плечи плаще. Разве заклятие абсолютной тьмы помеха для волчицы? Никогда. Она видит, как Юла вылетела из защитного круга, видит, как ту непонятная сила тянет к гнилому магу, видит, как ей на помощь спешит... Волчица – видит, шона Унольв – конечно, нет.

– Я выпрыгнула из защитного круга, чтобы помочь той девушке, – небрежный жест в сторону. – Было темно, но во мне все-таки есть немного волчьей крови, поэтому я искала ее по запаху.

Запахи... Горький дым, соленая кровь с привкусом железа, медный аромат страха, гниль темного мага... все смешалось в дикий коктейль, который шона Унольв могла почувствовать так же хорошо, как и шона Хорт.

На губах айвэ Лиара расцветает торжествующая улыбка и... И нет, Сонья о ней не знает, она спешит на помощь к Юле, а та внезапно исчезает, словно ее и не было, вместе с желтым платьем, тонкими туфлями и растрепанной косой. Исчезает без следа и уносит с собой все свои сладкие ароматы...

Торжествующую улыбку на лице айвэ, которую Сонья никак не могла увидеть в абсолютном мраке, сменила улыбка довольная. А затем тонкие губы мага прошептали:

– А свидетели нам не нужны, – и с длинных пальцев срывается едва заметная искра.

Шона Унольв, совершенно беспомощная в темноте, неуверенно оглядывается по сторонам... Волчица ничем не может ей помочь, она беспомощно рычит, видя, как девушка попадает на линию брошенного заклинания.

Кого хотел убить гнилой маг? На самом деле Сонью? Кого-то из тех, кто остался в кругу, юную волчицу? Эту тайну он унес с собой в могилу. Но факт остается фактом. Смерть шоны Унольв дала шанс на жизнь шоне Хорт.

– Я ничего не видела, я только услышала, как Александр зовет Юлиану. И видела странное сияние. Мне потом объяснили, что это от проклятья, попавшего в волчицу... Простите, – скромно опустила глаза, и далее уже по заученному:

– Еще был крик айвэ, а потом стало тихо. Шону Х-хорт я нашла почти у самого защитного круга. Биения сердца не было слышно, и я поняла, что она мертва... А потом тьма рассеялась.

– Стало светло! – хором исправили юную шону пять или шесть придворных разом.

– Конечно-конечно, я... – Сонья неуверенно шагнула назад, но темная королева не спешила гневаться на нее за опрометчиво брошенные слова. Она все так же задумчиво рассматривала девочку, постукивая ноготком по черному мрамору.

– Что ж... нам все понятно. Но нас просили за тебя, шона Сонья Ингеборга Унольв. Наш сын и... кхм... наша ЕДИНСТВЕННАЯ невестка. Поэтому я отпускаю тебя, свободна.

Свободна? В смысле, убирайся вон отсюда? Или, в смысле, свободна ОТО ВСЕХ?

– Отныне ты сама отвечаешь за себя, – Катерина Виног снизошла до объяснения, а потом посмотрела прямым злым взглядом за спину своей собеседницы и холодно заметила:

– И больше я об этом не хочу слышать.

***

– И больше я об этом не хочу слышать, – сказала царственная свекровь, расстреливая меня гневными взглядами.

Однако и я, скажем прямо, не стеснялась ответить ей тем же. За истекший месяц мы с Катериной Виног пришли ко взаимному согласию только по одному вопросу, а именно: какое счастье, что нам не надо будет жить под одной крышей постоянно!

Наше вынужденное соседство не нравилось темной королеве, так что уж говорить обо мне. Я вообще здесь была только по двум причинам. Первой из них была Ингрид, которую я теперь даже мысленно старалась называть Соньей, но все равно сбивалась иногда.

Сегодня волчица обрела долгожданную свободу. Больше нас здесь ничего не задерживало, да и весь судебный процесс по выявлению участвовавших в государственном перевороте подходил к концу. Только эта мысль делала меня счастливой. А если вспомнить о том, что, уехав из темного дворца, я навсегда распрощаюсь с Изой Юрьевной, занятия с которой были второй причиной для моего нахождения в темном дворце... да у меня ноги сами в пляс пускались, честное слово, стоило мне только подумать о предстоящем расставании с бабкой моего мужа. Потому что хуже темной королевы была только директриса Института имени Шамаханской царицы.

Наши с ней занятия всегда проходили по одному сценарию: она доводила меня до белого каления, а потом уверяла, что все это делается исключительно для моего блага.

Благо. Все вокруг только и говорили, что о моем благе, а никто не удосужился спросить, чего хочу я сама. Даже Алекс. А мне хотелось уехать отсюда, куда угодно, а лучше в школу. Хотелось не оглядываться постоянно, не взвешивать каждое слово, не бояться. Хотелось понять, что происходит и почему Алекс так категорично настаивает на том, чтобы я не обращалась ни к одной из моих стихий. Почему запретил даже вспоминать о том, что произошло в сумрачном лесу. Он ходил хмурый, целые дни проводил в библиотеке, обложившись пугающего вида фолиантами, и постоянно сообщал о новых и новых запретах:

– Не говори бабке о той своей странной слабости. И к стихиям не обращайся, даже если она будет просить.

Это неважно, что все наши занятия по определению теряли смысл без прямого влияния стихий. Важно было четко следовать строгим инструкциям моего мужа.

– Не рассказывай никому о Страже. Забудь о демонах пограничья, – настаивал Алекс. – Все очень и очень серьезно, солнышко... Уже то, что ты его просто видела – нонсенс. Я сейчас даже не говорю о вашем разговоре и... физическом контакте.

Алекс просто чернел лицом, когда вспоминал о том, что Страж меня поцеловал. И мне казалось, что эта его реакция никак не связана с ревностью, хотя без нее здесь точно не обошлось. Однако я готова была поклясться, что мое любимое темнейшество боится.

Но в день слушанья дела шоны Соньи Ингеборги Унольв я обо всем этом не думала, я тихо радовалась тому, что мои мытарства заканчиваются. Осталось только пережить день рождения свекрови – и прости-прощай, темный замок, здравствуй, Школа Добра.

История об одном дне рождения и двух разбитых сердцах

Свой день рождения Катерина Виног не любила только на словах. Просто было принято грустить по тому поводу, что еще один год промелькнул, как день, что вот так, не успеешь оглянуться – пройдет вся жизнь, а самое главное – молодость. Календарь весьма однозначно намекал на то, что молодость уже давно осталась позади, но зеркало уверяло:

– Вранье! Вот же черные волосы, глаза, сияющие летним бризом, совсем юное, без сетки морщин лицо, стан тонкий и грудь... Ладно, груди нет, что уж врать!? Но ведь ее и не было никогда!

Свой день рождения Катерина Виног любила, наверное, даже больше, чем это допустимо для женщины ее возраста и положения, а потому и праздновала всегда широко и масштабно. С толпой гостей, фейерверками, фокусами, сюрпризами и обязательным задуванием одной свечи на именинном торте... Одной, потому что, несмотря на всю любовь к празднику, признаваться всем в том, сколько ей на самом деле стукнуло, темная королева не собиралась.

В этом году торжество по поводу королевских именин должно было стать особенным. В день рождения Катерины Виног было решено снова открыть границы. Ожидался с визитом почти весь светлый двор, и это создавало маленькую проблему, которая отказывалась входить в положение, недовольно дулась и смотрела на темную королеву, как на врага.

– Иза говорит, что твой самоконтроль по-прежнему ни к черту, – королева задумчиво крутила перстень на безымянном пальце левой руки, рассматривая свою невестку. – А нам не нужны неприятности во время праздника, правда?

– Их и не будет, – девчонка пожала плечами. – Как говорится, нету тела – нету дела.

– Если ты так в своей элегантной манере намекаешь на то, что собираешься прогулять и данное мероприятие, то говорю сразу: ничего не выйдет, – Катерина раздраженно дернула кольцо. – Александр придет на мой день рождения, а ты обязана будешь его сопровождать.

– Я...

– Ты. Или ты собираешься поставить мальчика перед сложным выбором между тобой и мной?.. Не стоит так криво улыбаться, я не льщу себе. Я знаю, кого он выберет. Но это причинит ему боль, и уж это ты должна понимать и без моих подсказок.

Веснушчатый нос гордо вздернулся и Юлиана Волчок вдруг стала очень сильно похожа на своего отца – даже больше, чем обычно. Один в один светлый королевский маг, только в юбке и с косой. Катерина едва удержалась от того, чтобы помахать перед глазами рукой, отгоняя этот фантом, а девочка спросила:

– И что вы предлагаете? Вы же сами говорили, что я нестабильна, что меня нельзя в приличное общество пускать без поводка.

– Я говорила про ошейник!

Молчит и только бровь выгибает презрительно. Ну невозможно же разговаривать, когда тебя так бесят!

– Я не собака.

Собака, придумает тоже... За ожерелье, в которое по приказу темной королевы поместили кровавый рубин, половина женщин дворца удавилась бы, а вторая половина им бы в этом помогла, чтобы только примерить озвученный шедевр ювелирного искусства. Но нет, королевская невестка не собака же! Она все знает лучше всех, она все для себя решила...

Королева вздохнула и молча прошлась по галерее. Остановилась у портрета, на котором была изображена одна из ее прабабок и, задумчиво рассматривая немного резкое, но такое любимое лицо, произнесла:

– Девочка моя, хотим мы с тобой того или нет, но ты теперь часть этой семьи, – Катерина широким жестом охватила портреты своих предков. – И с этим надо что-то делать, учиться быть частью чего-то великого, в конце концов, не позорить имя, которое тебе, между прочим, досталось совершенно незаслуженно... Знаешь, кто это?

Слегка повернула голову, чтобы проверить, смотрит ли Юлиана, и продолжила:

– Это Стефания Виног, моя прабабушка. Она была сильной стихийницей и правила долго, но и ее время пришло. Когда раз за разом Огонь отказывался ей подчиняться, она поняла, что стала опасной для окружающих. И тогда она сама – сама, девочка моя, никто ее не уговаривал и не заставлял, – отдалась первозданному пламени.

– Я...

– Никто не просит тебя жертвовать собой. Живи, как хочешь, и будь счастлива. От страдающей гордости еще никто не умирал. Ну, что тебе стоит надеть проклятое украшение? Подумай над моими словами. И поговори с Алексом, в конце концов. Через несколько дней начнут съезжаться гости, а он все тянет...

***

Поговорить с Алексом? Меня просто трясло, колотило мелкой дрожью. А может быть, даже крупной, потому что ноги несли меня в наши с предательским Виногом покои криво и неуверенно, то и дело подкашивались и все норовили уронить мое достоинство, которое и без того почти расплескалось обидными слезами.

Поговорить, значит, с Алексом? Значит, он в курсе гнусного королевского плана превратить меня в комнатную собачонку? Алекс, который не хуже меня знает, что все разговоры о моей мифической нестабильности – банальная выдумка светлого трона, они удобны только ему и никому более, потому что их сияющее величество все еще не оставило надежды сделать меня своей игрушкой.

Ни одного срыва, ни одного неконтролируемого всплеска, хотя, разорви меня дракон, Иза Юрьевна все сделала для того, чтобы довести меня до ручки. И все равно они говорят о моей нестабильности. Я была так зла, что готова была разнести ненавистный темный дворец, чтобы доказать им, как они все не правы. Ну, или чтобы их надежды оправдать, на худой конец.

Поговорить с Алексом? Да проще простого! Давно надо было это сделать! Поговорить обо всем и не забыть предложить в комплекте к ошейнику выделить мне цепь и будку.

Дверь, по-моему, распахнулась еще до того, как я к ней элегантно ножкой приложилась. От испуга, не иначе. Алекс сидел в кресле у окна и читал "Историю разделения миров". Увидев меня, улыбнулся, потянулся навстречу, но замер на полпути, глупо привстав:

– Что случилось?

Очень, очень сильно хотелось устроить некрасивый скандал. Выкрикнуть презрительно: " Ты! Ты случился в моей жизни и все мне испортил!"

Или вот еще хорошо бы звучала фраза: "Будь проклят тот день, когда ты повстречался на моем пути!"

Еще несколько вариантов промелькнули в голове – и среди них уже знакомые кусты, которые были отвергнуты как не подходящие по теме. Я тяжело вздохнула: столько идей, все так хороши, что невозможно определиться.

Рассудив, что в такой ситуации проще вовсе не выбирать, чтобы не ошибиться, я произнесла, с трудом сдерживая слезы:

– Я разговаривала сейчас с нашей королевской мамой. И знаешь, о чем?

Алекс отложил книгу и нахмурился:

– Догадываюсь...

Значит, догадывается, значит, я не зря волновалась. В одну секунду пожалела сразу обо всех опрометчиво отвергнутых вариантах скандала, а Виног ласковым голосом коварно предложил:

– Иди ко мне, солнышко. Ты темнеешь, потому что не знаешь, что думать. Иди сюда, я все объясню, – и по коленке своей похлопал, обозначая место моей предполагаемой дислокации.

Ну уж нет!

Вся злость и ярость вдруг схлынула, словно волна во время отлива, а на их место пришла усталость. Я проигнорировала приглашающий жест но, скрестив руки на груди, подошла к креслу почти вплотную, наклонилась так, чтобы наши глаза были на одном уровне, и спросила:

– Алекс, ты уважаешь меня хотя бы чуть-чуть?

С несчастным видом он взлохматил свои волосы и немного обиженным голосом произнес:

– Я люблю тебя.

– Тогда почему ты так поступаешь? Ты же, ты...

– Я люблю тебя, – повторил он, нахмурившись. – Ты даже не представляешь себе, Юл.

Подался вперед с явным намерением меня обнять, но я отклонилась и, грустно усмехнувшись, показала на книгу, которую темнейшество на подоконник положил:

– Вот даже в этом... Думаешь, я не понимаю, зачем ты все это читаешь?

– Солнышко...

Я махнула рукой, призывая мужа к молчанию, и продолжила:

– Ты ищешь ответы на вопросы обо мне, а я даже не знаю, что со мной не так.

– Юлка!

– И мама твоя говорит об этом чертовом ошейнике... Что происходит, Шуня? Все так плохо? Ты... ты уже устал от меня? Или?..

– Дурочка! – он все-таки притянул меня к себе. – Говоришь об уважении, а сама не веришь мне совсем. Думаешь, я действительно могу тебе навредить?

– Не думаю, – призналась я искренне. Да, была обида из-за его молчания, была злость на то, что он сговорился со своей мамой за моей спиной, но ни секунды я не верила в то, что Алекс может причинить мне вред.

– Ты только не обижайся, – я решила расставить точки над I, – но ты же... ты же не мой папа, правда?

Вместо ответа он потянул меня за косу, заставляя приподнять лицо, и молча поцеловал... скажем прямо, совсем не по-отечески, а когда дыхания стало не хватать, спросил:

– А есть сомнения?

– Я не об этом...

Даже возгордилась собою из-за того, что получилось не растерять мысли во время поцелуя. Обняла Алекса двумя ладонями за щеки и, прижавшись нос к носу, прошептала:

– Я не хочу быть мертвым грузом, мы же ведь вместе теперь, да? А вместе – это же совсем не то, что ты делаешь сейчас. И не спрашивай. Я не знаю, как правильно. И не знаю, что надо делать. Я вообще мало что понимаю в том, что происходит с нами и почему... Я не умею пока быть взрослой, а семейная жизнь, как выяснилось, чертовски взрослая штука...

Алекс усмехнулся, а я продолжила:

– Мама всегда говорила, что они с папой с самого первого дня продолжают мысли друг друга. А я не могу тебя продолжить, потому что ты закрываешься все время – прижала пальцы к его губам, когда он попытался что-то сказать, и закончила:

– Я же люблю тебя.

Что я за человек? Даже скандала порядочного устроить не смогла... Я затаила дыхание, ожидая, что Алекс улыбнется моей детскости или просто обратит все в шутку.

И он действительно улыбнулся, но совсем не так, как я думала. И еще посмотрел на меня странно.

– Юлка! – назвал меня по имени удивленно и хрипло. – Когда ты успела стать мудрой женщиной?.. Нет, стой! Я не шучу... Прости. Правда, прости.

Мы устроились на широком подоконнике. Алекс прижался левым виском к стеклу, а я натянула юбку на подтянутые к груди колени. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга и наслаждались умиротворенным покоем. По крайней мере, я наслаждалась. А потом мое любимое темнейшество улыбнулось и произнесло:

– Твой папа еще с той ночи после Зимнего бала намекнул мне на то, что я теперь отвечаю за тебя.

Я встрепенулась после этих слов, неожиданно вспомнив, что не получила тогда ответов на все свои вопросы.

– Твоя мама уверяла меня в том, что мне не по силам будет уберечь экзотический цветок твоей души... Если что, это цитата... Сандро пытался набить мне морду. Три раза. До нашей с ним встречи на изнанке...

Алекс вздохнул и грустно улыбнулся:

– Я осел?

Я энергично замотала головой и чуть не выбила окно. Мы рассмеялись.

– Я все равно буду заботиться о тебе, – заверил меня Алекс таким мрачным тоном, словно я спорить с ним собиралась. Пусть заботится, разве же я возражаю?

– Возможно, меня и в будущем будет немного заносить... Но мы справимся?

Я подумала немножко, потом ухватила своего чрезмерно радетельного мужа за воротник, подтянула к себе и поцеловала, вспомнив все практические навыки и вложив в поцелуй все, что я чувствовала в тот момент.

Спустя какое-то время решительно уперлась ладонями в мужнину грудь, которая вместе с мужниными же руками и... и вместе со всем остальным тоже мужниным оказалась как-то совсем уж близко.

Ох, стыдобище! Среди бела дня! Сама!

Впрочем, кажется, именно то, что сама, несколько лишило Алекса способности адекватно анализировать ситуацию. Наверное, именно поэтому, когда я спросила у него, до чего они там с его мамой додумались, он ответил:

– Тебе придется его надеть.

– Ты сейчас про ошейник? – уточнила я таким ласковым голосом, что даже сама вздрогнула. Я и так умею, оказывается?

– Про ожерелье, – осторожно ответил муж и сморщился, словно откусил от кислого яблока огромный кусок. С червяком вместе.

– Так и знал, что ты будешь в бешенстве.

У меня просто слов не нашлось, чтобы ответить, они все, видимо, к Алексу убежали.

– На торжество приедет весь светлый двор, сама понимаешь... И Илиодор... он же не отстанет, Юлка. Он никогда не оставит нас в покое... У него насчет тебя пунктик.

– Может, я тогда выберу его, а не твою мать, если уж все равно меня в покое не оставят? – хмуро перебила я и попыталась встать с подоконника.

– Что? – Алекс сначала покраснел, как помидор сорта "Бычье сердце", а потом побледнел, как... затрудняюсь сказать, как кто точно, но я забыла, что хотела сделать и куда идти, пораженная его цветовыми метаморфозами и испуганная одновременно, потому что к зеленоватому оттенку кожи прибавился яростный обиженный блеск глаз.

– Ты что же подумала, что я?..

А что я должна была подумать?

Этого я вслух не произнесла, но Александр, видимо, и без слов все понял, потому что сначала краска немного вернулась к его щекам, а потом он спросил:

– Юла, ты меня вообще не уважаешь?

Мне кажется, или кто-то только что слямзил мою собственную фразу?

– Ни моя мама, ни Илиодор Сияющий к тебе и близко не подойдут! Я сам застегну это чертово ожерелье на твоей шейке...

И еще такое движение руками сделал, словно он не украшение застегивает, а прикидывает, как удобнее за эту шейку взяться, чтобы придушить меня как следует. Смотрел на меня, наверное, целую минуту молча, а потом скрипнул зубами и рукой махнул:

– А! К чертям! Не надо ничего. Мы просто не пойдем на этот праздник. В конце концов, не такие уж у меня близкие отношения с матерью, чтобы рисковать...

И тут мне стало действительно стыдно, и появилось непреодолимое желание закрыть лицо руками, спрятать от мира свой циничный взгляд и взвыть громко. На месте Алекса я бы себя никогда не простила:

– Прости, – прошептала убитым голосом. – Мне нет оправдания. Я просто боюсь.

Виног обнял меня и негромко произнес:

– Я понимаю.

Вопрос с ожерельем решился неожиданно просто. Во-первых, оно действительно было красивым и совсем не похожим на тот ошейник, который был на мне у оборотней. Во-вторых, все мои страхи насчет того, кто будет его застегивать, решились неожиданно просто:

– Мы не можем оставить его не активированным, – мрачно предупредил Алекс, когда я все-таки смогла оторвать взгляд от просто неприличного по размерам рубина. – Камень после активации поменяет цвет и... И, в общем, ты не бойся, солнышко, я замкну заклинание на себя. И тебе совершенно точно ничто не будет угрожать.

Я задумчиво покивала, а потом вдруг испугалась больше прежнего:

– А как же папа? Что скажет Илиодор Сияющий, когда подумает, что я теперь при темном дворе?

– О! – Алекс зажмурился и стал похож на довольного черного кота. – Этот вопрос мы подробно обсудили с Александром Иннокентьевичем...

"Опять за моей спиной", – тоскливо подумала я, но удержалась от раздраженного вздоха.

– Э-э-э... это было в последний раз, клянусь! – мое замечательное темнейшество немедленно заметило перемену в моем настроении и преданно заглянуло мне в глаза. – Так вот, мы пустили слух, что теперь, когда айвэ Лиар погиб, когда должность королевского мага при темной короне свободна...

– Папа никогда не согласится! – решительно заявила я. Его понятия о чести и преданности никогда не позволят ему предать своего короля. Пусть бы этот король и не был самым лучшим в мире.

– Но их сияющее величество об этом не знают, – улыбнулся Александр и подмигнул мне.

И правда. Увидев на мне запирающий рубин, Илиодор Сияющий повысит папе зарплату, наделит всю нашу семью княжеским титулом и еще родовой замок подарит, только бы у Волчка-старшего не возникло желания поменять место работы. Я хохотнула, представив выражение лица короля, когда мы встретимся на балу в честь дня рождения Катерины Виног.

Алекс смотрел на мою радость с какой-то странной смесью нежности и снисходительности. Смотрел и улыбался. Поднял руку, чтобы легонько дотронуться тыльной стороной кисти до моей руки, и произнес:

– Хочу тебя.

Я... я вдруг задохнулась и засмущалась чудовищно, потому что фраза была произнесена тоном обычным, будничным, но с привкусом неутоленной страсти, еще немного сонной, но... Но!

Веки тяжело и уже почти привычно опустились, потушив пожар в бесстыдных глазах, а губы пересохли вмиг.

– Шуня, – я положила внезапно отяжелевшие руки мужу на плечи и едва ощутимо подалась вперед, говоря безмолвно: "Да! Я тоже!"

– Солнышко! – муж выдохнул ласкательное прозвище мне в ушко и пресек все мои ненавязчивые попытки транспортироваться к кровати тем, что подтолкнул меня к подоконнику, на котором все еще лежал учебник по Истории чего-то там, одновременно развязывая тесьму юбки на моей талии.

– Алекс!

– Юлка! – зеркально копирует мой возмущенный тон и перехватывает мои ладони, когда я пытаюсь поймать нижнюю часть своего костюма. И почти сразу, но уже совсем другим, возбуждающе низким голосом:

– Стой, как стоишь.

И я стою, хотя стыдно до черноты перед глазами и одновременно сладко, почти до такого же состояния. Слишком светло для того, чтобы я могла...

Нервным движением, в котором, однозначно, ужаса было больше, чем вызова, я дернула за шнурок, стягивающий ворот блузы и синхронно с несдержанным шепотом мужа рванула вниз за край декольте. Да, я тоже могу шокировать. Да, я многому научилась. Да, только стыдно почти до остановки дыхания, несмотря на полыхающие одобрительным пламенем глаза мужа. Это пламя не обжигает, но сподвигает на подвиги странного толку.

Эти подвиги точно заставили бы меня покраснеть. Но не сегодня. Сегодня я удивляла себя, потому что, оказывается, неуверенные вчера губы нынче точно знали, как целовать. А руки, всегда знавшие о своей беспомощности, вырывали из горла мужа совершенно восхитительные звуки. Это я? Неужели, действительно я заставляла дышать его неровно и шептать срывающимся голосом смешанные с мольбою проклятия?

– Юл... – пораженческий вздох... и все.

Кажется, это все сначала было на подоконнике, затем в кресле, вроде, еще на письменном столе, в чем я была не вполне уверена, но совершенно точно закончилось все на кровати.

Нет, положительно, в семейной жизни есть такие плюсы, о которых вот так вот просто не расскажешь незамужней подружке.

***

Гости начали съезжаться во дворец еще неделю назад, но его величество Илиодор Сияющий Третий изволили приехать только сегодня. Слухи о том, что светлый король гостит в западном крыле темного замка, просочились в нашу спальню с первыми лучами солнца радостным гимном:

– Панаехала гасцей з іншаземных абласцей...

Не няправільна, гасцёў – з іншаземных абласцёў.

Вось прыехалі ўсе: містэр, пані, гер, місье,

І сіньёра, і мадам. Прахадзіце, гаспада...

Спросонья я не сразу сообразила, что к чему, вскочила с кровати и бросилась почему-то к двери, ведущей в гостиную.

– Юлка, опять ты шкатулку завести забыла, – проворчал мне в спину Алекс и спрятал голову под подушкой.

Проклиная все на свете, я пробежала до столика в гостиной, на котором уже не дремал Григорий, а только сопел недовольно, следя за моими передвижениями.

– Третий раз за неделю, – сообщил он мне очевидное, когда я приподняла крышечку и бессмысленно погрозила Звездинскому пальцем.

Пельмень никогда не воспринимал исходящие от меня угрозы всерьез, а потому запел еще громче:

– Если вы не так уж боитесь Кащея

Или Бармалея и Бабу Ягу,

Приходите в гости к нам поскорее,

Там, где зелёный дуб на берегу...

– Юла! Шесть утра! – немедленно донеслось из соседней комнаты. – Имей совесть!

Даже обидно стало, словно это я тут распеваю на весь дворец. Захлопнула крышку, завела цикл на очередные двадцать четыре часа и вернулась в спальню.

Алекс сидел на кровати, лохматый, сонный и недовольный.

– Все, теперь точно больше не засну, – обвиняющим тоном сообщил он мне. – Пойду посмотрю, кто там приехал, что твой Звездюк так распелся...

Идти никуда не пришлось, потому что в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, вошли.

– Ваше высочество!

Я прыснула, а Алекс раздраженно закатил глаза. Ну, не виновата я, я не специально. Не могу ничего с собой поделать, но когда Александра обзывают высочеством, смех непроизвольно рвется наружу, хоть ты меня режь.

Лакей подозрительно покосился на меня и продолжил:

– Ее величество королева велела передать вашему высочеству, что их величество Илиодор Сияющий Третий прибыли во дворец со своим семейством и приближенными.

– Панаехала гасцей...– фальшиво пропели со столика, и я возмущенно ахнула:

–Григорий!!

–А что? – кабачок сложил на груди маленькие ручки. – Ему можно, а мне нет?

–Спасибо, мы примем к сведению, – кивнул Алекс слуге и поторопился выпроводить его из наших комнат, пока моя живность еще чего не учудила, после чего вернулся в спальню и сел на кровать. Мне же было достаточно просто заглянуть ему в глаза, чтобы хорошее настроение растаяло, как дым.

–Мы еще можем плюнуть на все и уехать в Школу прямо сейчас, – напомнил он, а я только головой качнула.

–Не надо, мы же все решили.

Сама достала ожерелье с кровавым рубином и вручила его мужу, села на постель рядом с ним и подняла волосы двумя руками, обнажая шею, чтобы ему было удобнее застегнуть на мне украшение.

– Давай не будем тянуть. Сделаем это сразу и...  – повернула голову, чтобы заглянуть Алексу в глаза, потому что сердце вдруг нехорошо сжалось, словно предчувствуя какую-то беду.

– Ты же знаешь, я тебе верю. Все будет хорошо.

Замочек щелкнул, и Алекс прошептал необходимые слова, после чего рубин полыхнул, поменяв цвет с кровавого на насыщено-вишневый, и вместе с ним полыхнула я. Словно горячая волна прокатилась по всему телу от затылка до пяток и обратно.

Александр озабоченно всматривался мне в глаза, как будто искал признаки неведомой хвори.

– Ты как? – спросил он, наконец, не заметив ничего необычного.

– Я не знаю, – пожала плечами. – Нормально... Только ощущение какое-то странное, словно я должна что-то сделать очень важное, а не могу вспомнить, что именно.

– Наверное, что пора собираться на бал? – попробовал пошутить Алекс, и я криво улыбнулась в ответ.

Ага, прямо дождаться не могу начала торжества.

***

Потолок приемного зала каким-то непонятным образом за сутки превратился в сверкающее мириадами звезд ночное небо. Я присматривалась изо всех сил, но так и не заметила ни удерживающих нитей, ни иллюзорных заклинаний. Оставалось только восхищаться и молча завидовать чужому таланту, а еще таращиться вокруг, словно деревенщина, впервые попавшая на столичный праздник, потому что убранство зала уступало в необычности и роскоши только костюмам гостей.

И ведь это был даже не первый мой бал во дворце. Точнее, в темном-то дворце первый, но я почему-то думала, что он не будет особенно отличаться от того, что я уже видела при дворе Илиодора Сияющего Третьего.

Правда, стоит отдать должное, в состоянии легкого шока пребывала не я одна, потому что светлый король, нарушив сегодня все традиции, установленные им же, явился на день рождения своей кузины, облачившись во все черное. Кузина же, наоборот, блистала непорочной белизной невинного платья.

– Закончится официальная часть – сразу уйдем, – пробурчал Алекс, наблюдая за тем, как венценосные особы приветствуют друг друга легким поцелуем в щеку.

– Почему? – я оторвалась от любования потолком и удивленно глянула на мужа. – Ты же хотел остаться на фейерверк...

– Не нравится мне это единодушие, – отвернулся от королевских особ и приобнял меня за талию. – И скучно... Пойдем к нам, а? У меня столько оригинальных идей появилось в связи с твоим интересным нарядом...

Я испуганно огляделась по сторонам, проверяя не слышит ли кто-то, о чем мы тут шепчемся, и бросила недовольный взгляд на мужа.

– Как-то я сомневаюсь насчет оригинальности твоих мыслей, – качнулась от него в сторону, убирая свой интересный наряд подальше от его загребущих рук.