Текст книги "Школа Добра"

Автор книги: Марина Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 39 страниц)

– Черт! – протянул за моей спиной Тищенко. – За что ты ее так?

– Дурак? Я вообще не понимаю, что происходит... Надо за ректором бежать... Ох-ох-онюшки...

Представила себе выражение лица Вельзевула Аззариэлевича, когда я вломлюсь к нему в десять утра с криком:

– Там с Фифой столбняк! Или коллапс! Или вообще черт знает что!

А он в ответ как закричит:

– Что, опять? Волчок, от тебя одни неприятности!..

– Так кто побежит, ты или я? – вывел меня из транса Тищенко.

– Я сбегаю… – развернулась, юбки подобрала и со всего разгона в чью-то широкую грудь врезалась.

– Ох, чтоб вас разорвало! – в сердцах выругалась я любимым ругательством нашего ректора, а только потом на стоявшего в коридоре мужчину глаза подняла.

– Па-апа?

– До-очка, – передразнил он, улыбаясь. – А я вот решил сам за тобой заехать… Ты как? Готова ехать?

Он посмотрел на меня внимательно, на распахнутую дверь в мою комнату, на Тищенко, суетившегося за порогом с кастрюлей в руках, а потом отодвинул меня легко в сторону и в комнату мою шагнул. И да, не говоря ни слова, выгнал старосту химиков в коридор и дверь за собой запер.

– Это что за мужик? – прошептал староста и на пельменей шикнул, которые услышав знакомый голос, немедленно запели, кстати, тоже шепотом:

– О Боже, какой мужчина, я хочу от тебя сына.

– Папа мой! – все-таки пельмени эти зло. Ну, ничего святого, просто…

– А он тут как?

– Не знаю… За мной, наверное, приехал…

Дверь приоткрылась и в маленькую щелку вылетела небольшая голубая птичка, сделала круг над нашими головами и стрелой понеслась в сторону лестницы.

– Это что? Вестник? Никогда не видел…

Я тоже не видела, но на данный момент меня как-то другие вещи больше интересовали.

– Думаешь, за кем послал?

– Не знаю… За ректором?

Но через пять минут с вернувшимся вестником пришел не ректор, а папин секретарь. И по совместительству отец Фифы Сафской. И он так на меня посмотрел, что я удивилась, почему я все еще стою, дышу, даже думаю, а не лежу у ног разъяренного мужчины кучкой остывающего пепла:

– Здрасти, – пропищала тихонько и за Тищенко спрятаться попыталась. Да разве за него спрячешься? Он же тощий как… как не знаю что.

– Что случилось? – спросил Сафский сквозь зубы.

– Там Фифа… ой, в смысле, Фифи… и я не знаю, что произошло, мы только что пришли. Это вас папа звал.

Мужчина еще раз посмотрел на меня взглядом, в котором просто обжигающим ледяным пламенем полыхала ненависть, молча развернулся и вошел в комнату. И дверь за собой закрыл, да.

– Ужасно интересно все то, что неизвестно, – попытались было запеть пельмени.

– Да заткнитесь вы! – рявкнул на них Тищенко. – Юл, побудешь тут одна? Я их к себе отнесу и вернусь сразу. Или со мной пойдем, а?

– Не, я останусь, – и вздохнула тяжело. – Папа выйдет, а меня нет…

– Ну, смотри… Я быстро…

Староста химиков умчался, а я, если честно, понадеялась, что он не оставит своих пугливых питомцев одних. А то с Гениальных Ручек станется потом еще мне и счет за неучтенное прибавление в армии «Деморализаторов» предъявить.

Я уже почти загрустила, когда в моих ушах раздался уже слышанный мною ранее писк, и я услышала разъяренный папин голос:

– Ты думай, что говоришь!

– А что мне думать? О том, как ваша дочь к моей девочке относится, всем известно. Не иначе – это месть! – дребезжащим голосом заявил Сафский. Он что, с ума сошел?!

– Ты в своем уме? – озвучил мои мысли Волчок-старший.

– Я-то в своем! И я буду требовать разбирательства! Мою дочь прокляли. Мою маленькую Фифи… И я знаю, кто это сделал! Или, может, вы станете уверять меня, что вот эта вещица принадлежит не вашей…

– Моей! – рявкнул папа громко и зло. И я снова удивилась тому, что он умеет говорить таким голосом: замораживающим до костей. – Моей, и ты прекрасно это знаешь. Можешь не паясничать! Потому что ты сам ее для меня делал. И по этому поводу мне хотелось бы, чтобы ты объяснил мне одну маленькую вещь. Каким чертовым образом получилось так, что обычная детская шкатулка желаний…

Тут папа поперхнулся словом и перешел на неизвестный мне язык.

– Зар-раза! – в сердцах выдохнула я. – Хорошие сережки, прав был папочка… Жаль только, что он знает о том, что они у меня есть…

Спустя минуту пришлось снять одну из подслушивающих сережек. Потому что толку от них, когда мужчины полностью перешли на иностранную тарабарщину. Ни слова же не понять! Проклятье! Прав был Вельзевул Аззариэлевич! Надо учить языки. Может, записаться на еще один языковой факультатив?..

Нервно прошлась по коридору мимо двери, размышляя об избирательности своего нового украшения. Почему я включилась именно в эту беседу? Потому что говорили обо мне? Потому что говорили обо мне плохо? Потому что я знаю людей, которые обо мне разговаривали? Нет, в прошлый раз я точно не слышала знакомых голосов…

И что случилось с Фифой, в конце концов?

– Ну, что тут? – Тищенко, не иначе, всю дорогу туда и обратно бежал, потому что сейчас он стоял согнувшись, опершись рукой о стену и с кирпичного цвета кожей.

– Тренироваться тебе надо, Дэй! Попомни мое слово, не допустит тебя Да Ханкар до экзаменов.

– Отстань! – махнул на меня рукой. – Что-нибудь придумаем… Тут как?

– Никак…

Я вздохнуть не успела, как двери в комнату открылись, и на пороге появился Сафский с дочерью на руках. Фифа, к счастью, была в сознании, но вокруг смотрела беспомощными глазами.

– Ты как? – одновременно сунулись мы с Тищенко, но она ничего не успела ответить, потому что ее отец оттолкнул Гениальные Ручки плечом, глянул на меня испепеляющим взглядом и быстро пошел по коридору.

Следом за ним появился Волчок-старший. Староста химиков ломанулся вперед для знакомства. Папа рассеянно пожал протянутую руку и извиняющимся тоном произнес:

– К сожалению, детка, не получится совместных выходных.

Почувствовала, как у меня лицо от расстройства вытянулось.

– И шкатулку твою я у тебя забираю.

Обидно? Да, до слез! Если бы я знала, я бы ее не два раза открыла, а все шестнадцать!!! За один вечер.

– Я тебе другую подарю, обещаю. А эта… с этой надо разобраться…

И резко, вообще без перехода, но совершенно другим тоном:

– Молодой человек, – посмотрел на Гениальные Ручки. – У меня к вам просьба, не могли бы вы присмотреть…

Замолчал, рассматривая субтильную фигуру моего друга. И вид у моего родителя при этом был печальный. Понятное дело. Росту мы с Тищенко примерно одинакового, а вот весила я, точно, килограмм на пять больше.

– Э-э-э… не могли бы… – почесал переносицу. – А лучше, знаете что? Не проводите ли вы меня в ботаническое крыло, я в вашей Школе пока слабо ориентируюсь.

Вообще-то, я и сама могла проводить к ботаникам, но если папе для этого дела обязательно Тищенко припахать надо… Что ж, ваша воля.

– Папа, а что вы вообще тут сегодня делаете? Так рано? Ты же обещал после занятий кого-то прислать…

– Из Темной во Дворец обратились с разрешением на битву, – на ходу объяснял папа. – Просили выделить человека для независимого наблюдения. Рекс вызвался. То есть папа Фифи. Хотел с дочерью увидеться. Ну, я и подумал, почему бы не сделать сюрприз своей принцессе.

И улыбнулся мне открыто. Я понимающе кивнула, а Тищенко, не сбавляя шагу, прошипел мне на ухо:

– Слушай, так Фифа что, получается, Ифигения Рексовна Сафская… Капец… я понимаю, почему у нее характер такой поганый.

Я с трудом сдержала неуместный смешок и прокомментировала:

– Молчал бы уже, Тищенко Амадеус Иванович.

Папа повел бровью, сделав вид, что не заметил нашего детского перешептывания, ускорил шаг и велел:

– Тут подождите. Дальше я знаю дорогу.

Гениальные Ручки с готовностью уселся на подоконник, а я осталась стоять столбом посреди ботанического коридора. Папа знает дорогу? Он что, бывал в Школе? И зачем? И зачем ему вообще к ботаником понадобилось? На всякий случай опять всунула в ухо снятую было серьгу, и, конечно же, ни слова не услышала.

***

Последний раз в жизни Пауль Эро так удивлялся, когда мама в Ночь Разделения Миров подарила не привычные носки с пляшущими по краям чертятами и ангелочками, а огромную тяжелую, в потрескавшемся от старости кожаном переплете, «Энциклопедию Проклятых Магов».

Но это было два года назад. И с тех пор юный сыщик уверился в том, что чувство искреннего удивления потеряно для него раз и навсегда. Не навсегда. А ровно до того момента, пока не раздался стук в двери.

Было суматошное пятничное утро. Занятия в честь проигранной, но веселой битвы отменили. Поэтому Эро пришлось планировать день заново. И это злило, потому что и без того все было… проблематично. Тяжело. Невыносимо. Кошмарно и сложно. Вот как проходило расследование без Альфа, застрявшего на… пусть будет, на острове Калипсо. Юла славная птичка, но непозволительно наивная. И верит просто всему, что ей говорят. Пауль пока не определился для себя, хорошее это качество или плохое. Потому что рано или поздно, но жизнь разочарует и эту милую девочку. А жаль. Будет неприятно и больно смотреть на разочарование в больших серых глазах.

Раздавшийся стук вырвал сыщика из мрачных рассуждений.

– Кто там такой вежливый? – привычно разрешил войти и обалдел, когда одновременно с последним произнесенным звуком дверь открылась.

– Доброе утро! – вопреки стандартному приветствию королевский маг был хмур, что явно указывало на всю недобрость его утра.

– Здравствуйте! – Эро подскочил с постели, на которой предавался философским размышлениям о… собственно, о дочери королевского мага и проблемах, с нею связанных, и вытянулся в струну.

С Волчком-старшим Пауль познакомился на летних каникулах во время расследования. Тогда именитый маг, оценив работу сыщика, подарил молодому человеку так необходимые в розыскном деле очки. Теперь же… Теперь Александр Иннокентьевич смотрел на Эро… неуверенно?

– Павлик, мне нужна ваша помощь, – наконец произнес мужчина, и Пауль забыл обидеться на «Павлика» и почти лишился сознания.

Королевский маг обратился к нему за помощью!

– Полагаю, вы в курсе того, что сейчас происходит с Юлой?

Эро кивнул.

– Вы… Павлик, не обижайтесь, но прямо сейчас вы мне нужны не как сыщик, а вы знаете, я высоко ценю вашу работу, но… Но вот в это дело, пожалуйста, не суйте свой юный нос… Здесь я разберусь сам.

Эро снова кивнул, но при этом вопросительно изогнул бровь.

– Хотите знать, что же тогда мне от вас надо? – Волчок устало опустился на стул, который молодой человек по растерянности просто забыл ему предложить, посмотрел на сыщика печальным взглядом и произнес фразу, к которой Пауль уже успел привыкнуть:

– Она меня доконает.

Парень с трудом удержал в себе нервный смешок.

– В кого такая упрямая – непонятно. Понимаете, ей сейчас элементарно опасно оставаться в Школе, но ведь не поедет же домой ни за что на свете. И силой увезти не могу, – маг виновато пожал плечами, повергнув Эро в немой шок, близкий к коллапсу.

– В этом плане она даже хуже матери. Вообще не умеет прощать. Ей три года было, когда Сандро пообещал ей, что возьмет ее с собой на тренировки, и не взял. Так что вы думаете? Она до сих пор ему это вспоминает. Надуется, губку вот так вот оттопырит, – к ужасу Эро, Волчок изобразил, как именно оттопыривает губу его единственная дочь, когда обижается, и сыщик заподозрил, что происходящее – всего лишь сон.

– Глазищи распахнет широко… – продолжал маг, не замечая замешательства своего собеседника. –А в глазищах слезы пеленой стоят. И дрожащим голосом: «Я так и знала! Так и знала, еще когда ты меня на тренировку отказался брать…» Понимаю, вам смешно… – Паулю смешно не было. Откровенно говоря, он был немного напуган. – А у нас дома все как по зачарованному болоту ходят. Никогда же не знаешь, что там себе придумает эта очаровательная головка…

Пауль с тоской подумал о том, что хорошая розга, наверное, помогла бы королевскому магу решить эту сложную проблему с очаровательной головкой, но благоразумно промолчал.

– Мы ее избаловали, – покаялся в очевидном Волчок. – А что делать? Вот будет у вас дочь…

В этом моменте Эро все-таки не удержался и издал невнятный звук, что-то среднее между удивленно-недоверчивым возгласом и смешком. И Волчок пришел в себя, осознав, с кем он разговаривает и с какой целью ведет разговор, подержался двумя пальцами за переносицу и, наконец, озвучил просьбу:

– Присмотрите за ней, пожалуйста.

Дежавю? Ну, есть немного. Признаться в том, что королевский маг не единственный желающий приставить Пауля в качестве надзирателя к маленькой девочке? Пожалуй, нет. Тем более, что именитый гость продолжил:

– Само собой, ваши услуги будут оплачены по установленному вами ранее тарифу… Либо в нестандартной форме?

Намекнул мягко на подаренные очки. У Эро глаза заблестели от восторга, но он сумел произнести сдержанным голосом:

– Можно и в нестандартной.

Маг кивнул, оперся ладонями о колени, поднимаясь, но замер, когда Пауль спросил:

– Понимаю, что глупый вопрос… Но это ведь не вы к Юле шлейф привязали?

Волчок замер в неудобной позе, посмотрел на парня с укоризной и сказал:

– Не я… Но мы же договорились, кажется… Вы присматриваете за моей девочкой, я решаю внешнюю проблему.

Эро вздохнул.

– Я почти уверен, что проблема, в некотором роде, внутренняя… Понимаете, Альф должен был…

– Я в курсе, – маг перебил собеседника, поднимаясь. – Проблема внешняя. Ваш Альф перепутал. Вы сами убедитесь, когда он вернется.

– Когда вернется?

Волчок бросил быстрый взгляд на часы.

– Ну, учитывая частоту колебаний нитей и фазу луны… И если, конечно, у него хватит мозгов не пойти на поводу у одной хитрой лисички, то, полагаю, не позже утра понедельника.

Эро кивнул. Он надеялся, что озвученное событие произойдет часов на сорок раньше… Но что поделаешь, ситуация сложилась так, что можно подождать и утра понедельника.

– И еще! – Волчок неожиданно заговорил голосом холодным и пугающим. – Не думаю, что вы могли не понять, но уточню на всякий случай. Юлиана – девочка домашняя, она как оранжерейный цветок…

– Я понял, понял! Никакой лишней информации!

Королевский маг благосклонно кивнул, простился и вышел.

Ну, дела…

Оставшись один, Пауль первым делом нацепил очки и внимательно осмотрел комнату. И пусть ректор Ясневский утверждает, что паранойя болезнь незаразная, однако каждый раз после общения с Волчком сыщик тратил не менее двадцати минут на то, чтобы проверить, не повесил ли маг на него следилку, не зацепил ли его легким заклинанием забывчивости, не усыпил ли бдительность наговором.

Не повесил, не зацепил, не усыпил. И все равно Эро не успокоился до тех пор, пока не осмотрел в комнате каждый уголок. И только после этого снова лег на кровать и, прикрыв веки, начал думать.

Во-первых, бросать начатое дело, несмотря на указания высокого гостя, Пауль не собирался. Ибо не в его правилах. Ну, и просто, любопытно же самому разобраться, что к чему.

Во-вторых, учитывая, что из кармана мантии королевского мага выглядывал край уже известной сыщику шкатулки, дело приняло неожиданный поворот. Действительно, проблема носила не только внутренний, но и внешний характер. Вряд ли в силах местных школьников было проклясть коробочку так, чтобы она смогла заинтересовать САМОГО Волчка-старшего. Нет, можно было бы, конечно, предположить, что шкатулку никто и не думал зачаровывать, а у Юлы ее изъял разгневанный отец. Например, в наказание за неуставные отношения с известной темной личностью. В этом месте размышлений Эро громко хмыкнул. После того откровенно трогательного признания, которое высокопоставленная особа сделала несколько минут назад, предположения о наказании можно вычеркнуть раз и навсегда. И еще посмеяться над собой по тому поводу, что вообще позволил им возникнуть.

В-третьих, пусть все семейство Волчков и Александр Виног вместе с ними бегают за Юлой и сдувают с нее пыль, но Эро в садовники к этому цветочку не нанимался. И никакой действительно лишней информацией он со своей подопечной делиться не собирается. Однако давно пора рассказать наивной девочке о том, что мир не так прекрасен, как ей кажется. Возможно, это поможет ей выжить. И возможно, если сделать все правильно и осторожно, даже удастся сохранить при этом свои родные, собственные зубы, между прочим, белые, крепкие и очень красивые.

И в-последних, надо встать, выйти из комнаты и выяснить, что вообще заставило Волчка-старшего обратиться к Эро с такой странной просьбой.

Пауль решительно спустил ноги с кровати, планируя отправиться на поиски маленькой девочки, когда в дверь снова постучали.

Искать ее не пришлось. Она стояла на пороге его комнаты, расстроенная и рассерженная. Определенно, что-то есть в этом аккуратном веснушчатом носике.

– Даже не думай! – выпалила вместо приветствия. – Этот номер не пройдет!

– И не думал думать…

Она решительно прошла до центра комнаты, остановилась, нервно сцепила руки в замок и продолжила:

– Это же уже просто невыносимо!

– Чаю?

– Так же нельзя! Я хочу… В конце концов, это моя жизнь, и я… А все только… Я требую! Я взрослый человек!

Серые глаза вдруг ощутимо увеличились в размере и заблестели непролитыми слезами, подбородок задрожал, а нижняя губа… Удивительно! До чего же точно Волчок-старший изобразил очаровательную обиженную гримаску своей дочери! Пауль неожиданно широко улыбнулся.

Бледные щеки сначала стали еще бледнее, затем залились пунцовым румянцем, глаза в одну секунду высохли, а голос обрел твердость:

– Полагаешь, это смешно?

Три слова. Полярная ночь, холод, от которого стынут зубы, а воздух замерзает острыми льдинками в носу. Интересно, вот такие голосовые манипуляции – это у Волчков наследственное или приобретенное? И если приобретенное, то на ком маленькая девочка тренировалась? Молодой человек передернул плечами, отгоняя странные мысли, и примирительно поднял руки.

– Я понимаю. Конечно, это смешно, – Юла больше не говорила замороженным голосом, но выглядела все равно несчастной. – Плести какие-то заговоры у меня за спиной, не объяснять ничего. И знаешь что?

Она смешно нахмурилась и тряхнула головой, словно мысленно соглашаясь с принятым решением.

– Если ты мне немедленно не объяснишь, что происходит, и о чем вы тут с моим папой секретничали… То я… я... Я на тебя Тищенко пожалуюсь! И…

Выкрикнула беспомощно и вдруг закрыла лицо руками, уничтожая на корню весь эффект от обиженной гримасы и холодного голоса, и громко и некрасиво расплакалась. Эро на секунду задумался над тем, а было ли перед ним разыграно представление или все, что происходило в этой комнате в последние две минуты, происходило исключительно потому, что одна маленькая девочка серьезно обижена, расстроена и, кажется, немного напугана.

– Это все из-за меня-а-а-а!

Она хлюпнула носом, а сыщик мысленно обругал себя идиотом. Хороший из него аналитик! Нет никакой игры, нет никакого маленького манипулятора и домашнего тирана. Есть одна несчастная девушка и… Или именно на это и жаловался ее отец?

Эро махнул рукой на свои подозрения и мысли и поступил так, как должен был, с его точки зрения, поступить любой порядочный мужчина. Он легко обнял Юлу за плечи и произнес, тихонько поглаживая по волосам:

– Я сто раз говорил, что утешать плачущую женщину – занятие бессмысленное и неблагодарное.

Девушка громко втянула носом воздух.

– Поэтому сразу перехожу к шантажу.

Она затаила дыхание.

– Ты немедленно успокаиваешься, а я за это не рассказываю Виногу о том, где ты ночевала последние несколько ночей.

– Ах, ты… – она покраснела и отшатнулась от Пауля, резким движением сбрасывая с плеч его руки.

Да, положительно, злость всегда сильнее расстройства.

– Ну, вот и славно! – Эро удовлетворенно хлопнул в ладоши. – А теперь быстренько озвучь мне все свои претензии и просьбы.

***

Конечно же, папа ничего не стал объяснять, ограничившись обычным:

– Все будет в порядке, я обещаю.

Невыносимо просто! Сначала Аврорка, теперь Фифа. И ведь с обеими несчастье случилось из-за меня! Что мне теперь делать? Запереться в комнате? Не подпускать к себе никого, чтобы больше никто не попал под проклятье, предназначенное мне?

А папа в своем репертуаре:

– Выкинь из своей очаровательной головки эти глупые мысли! Твоей вины в произошедшем нет. Все будет хорошо, принцесса! Папа обо всем позаботится.

Он-то позаботится, а мне как жить прикажете? Прекрасно понимая, что из отца все равно больше ничего вытянуть не получится, я решила поговорить с чертовым сыщиком, а папа словно мысли мои прочитал и, когда мы уже прощались у ворот, произнес:

– И к Павлику не приставай, пожалуйста. Все равно ему нечего тебе сказать.

И вот если до этого момента я еще сомневалась в том, стоит ли соваться к Эро с расспросами, то после этих слов почувствовала, как кровь вскипела в венах от злости. Сговорились! За моей спиной сговорились. И эти тоже плетут какие-то свои паутинные интриги, а страдаю от этого я. И мои друзья. И не друзья тоже, потому что Фифа, совершенно точно, попала под проклятье только из-за того, что ректор меня к ней подселил.

Я ходячее несчастье. Хуже черного петуха. Хуже бабочки-траурницы, которых так не любит моя бабушка.

И даже Эро это понимал прекрасно, потому что смотрел на меня, презрительно улыбаясь. И издевался еще, предлагая чаю. Правильно, за что меня уважать, если я ничего не решаю сама. За меня все всегда домашние решают, потому что я маленькая принцесса, любимый цветочек, сахарная булочка… Надоело все!

И я позорно разрыдалась, признавая свое поражение. Я даже готова была немедленно собрать свои вещи и уехать домой, запереться в детской и сидеть там до конца жизни, если бы Эро сказал, что это единственный выход. Но вместо этого он произнес:

– Ты немедленно успокаиваешься, а я за это не рассказываю Виногу о том, где ты ночевала последние несколько ночей…

А потом потребовал озвучить, по какой причине я в его спальне такой некрасивый скандал закатила. Словно он сам этих причин не понимает.

– Меня немного удивляют твои выводы, – признался Эро, когда я закончила свой рассказ. – С чего ты взяла, что шкатулку прокляли после того, как ты ее в последний раз открывала?

Я позволила себе снисходительную улыбку и даже тон издевательский не посчитала лишним в данной ситуации:

– Господин Эро, вы не единственный счастливый обладатель «Энциклопедии Проклятых Магов». Я ее в детстве тоже запоем читала.

– Откуда ты знаешь про «Энциклопедию Проклятых Магов»? – спросил он резко.

Я молча ткнула пальцем в книжную полку у него за спиной, и он рассмеялся.

– Все-таки паранойя – штука заразная!.. Ты бери печенье, не стесняйся. И рассказывай, мне интересно послушать, каким образом ты к такому выводу пришла.

Я и не думала стесняться, я уже съела две булочки с изюмом и, кажется, полкило конфет. Меня, когда я расстраиваюсь, всегда на сладкое тянет.

– Ну, смотри, – я разломала крекер пальцами и отправила в рот кусочек. – Шкатулку мою кто-то украл? Украл. Потом Диня испугался и вернул. Потом мы устроили представление в холле. Ты сам видел, ничего там не случилось, ни со мной, ни с кем бы то ни было из присутствующих. Да я эту коробочку сто раз в руках держала, честно, ничего не происходило. Кроме того, в среду она еще работала нормально. И я использовала свое второе желание.

– Да? – оживился Эро. – Скажешь, что загадала?

– Это так не работает, – я расстроено вздохнула. – Шкатулка сама решает, что тебе надо… И… А ты разве не знаешь, что там было?

Парень снова рассмеялся. Вот же...

– Ну, ты мне льстишь просто неимоверно! Я все-таки пока не вездесущий… Не знаю. Ни что было в первый раз, ни во второй. Я про второй раз вообще от тебя только что впервые услышал.

Вздохнула удовлетворенно и боком к Паулю повернулась, демонстрируя сережку в ухе:

– Вот это было… А про первый раз не скажу. Секрет.

И пока он догадки строить не начал, продолжила быстро:

– И со среды я свою коробочку не трогала, потому что папа запретил.

– Даже так? – Пауль искренне удивился и задумался о чем-то, нахмурив брови.

А я продолжила:

– Вот Тищенко, например, подумал, что это на Фифу сигналка так подействовала, которую я на шкатулку поставила, чтобы ее не украл никто…

– И? – спросил рассеянно.

– И, во-первых, я не ставила никаких сигналок. А во-вторых, зачем? Моя коробочка может работать только для меня… Так что я думаю, что проклятие тот же вредитель наложил, который Аврорку на остров Калипсо услал.

Пауль поморщился, словно я его лимон слопать заставила, и спросил:

– Может, она просто сломалась.

– И ты серьезно думаешь, что мой папа подарил бы мне вещь, которая может вот ТАК сломаться?

– Не думаю, – и улыбнулся мне. Одобрительно. А потом просто влюбил меня в себя одной только фразой:

– А пойдем сегодня со мной в засаду, а?

***

К вечеру я успела разлюбить Эро и пожалеть о том, что согласилась на его заманчивое и щедрое предложение.

Мы устроились в целовальне, недалеко от нашей с Сафской комнаты. Пауль поставил щит невидимости и даже щедро показал мне, как правильно создавать это нехитрое плетение, предупредив в двухсотый раз, что лично прибьет меня, если я признаюсь папе в том, что он взял меня с собой на дело. Сыщик волновался, нервно крутил перстень на указательном пальце и то и дело поправлял смешные круглые очки с зелеными линзами, которые зачем-то нацепил на нос перед тем, как мы вышли из его комнаты.

Когда он в сотый раз произнес фразу:

– Твой отец оторвет мне голову, если узнает…– я разозлилась.

– Зачем тогда вообще звал меня с собой?!

– Потому что так проще! – Эро тоже сердился. – Так я хотя бы знаю, где ты. Знаю, что не вляпалась ни во что, не пьянствуешь с джинном на крыше, не дрессируешь пельменей ваших дурацких… и вообще…

– Тебе-то какое дело, кого и с кем я дрессирую?! – возмутилась я.

– Что непонятного? Папа твой просил за тобой присматривать… – и посмотрел на меня поверх линз, ожидая бурной реакции.

Пока я осмысливала услышанное, взвешивала степень своей обиды, оценивала стоимость ущерба и решала, стоит ли скандалить по этому поводу, потому что еще до признания Эро я подсознательно знала, что именно за этим к нему папа и ходил, в коридоре послышались шаги.

– Так я и знал! – прошептал едва слышно Пауль, когда в поле нашего зрения появилась незнакомая мне девушка.

– Это кто?

– Сиди тихо и молчи!

Ладно. Сижу тихо и молчу, а девица остановилась у двери моей спальни и начала плести какое-то заклинание. Вот же коварная свинья! Я ее даже не знаю. Мне кажется, я ее даже не видела никогда. Черное платье указывало на то, что незнакомка из Предметников. Симпатичная. И чем я ей не угодила, спрашивается?

Тем временем злоумышленница закончила делать свое черное дело и, оглянувшись по сторонам, направилась к лестнице.

– Ерунда какая-то… – проворчал Эро. – Сиди здесь, никуда не ходи. Я только на минуточку.

Пауль выскочил из-за щита невидимости и припустил за девицей. А я… а что я? Я сижу тихо и молчу. Никуда не хожу, размышляю о коварстве мира.

До чертиков было интересно узнать, что же там сотворила с моей дверью эта… эта… Я пыталась придумать, как обозвать незнакомку, и одновременно догадаться, чем я ей могла так не угодить. И так увлеклась мыслями, что не услышала шагов. А должна была услышать, потому что женщина, шедшая по коридору, и не думала скрываться. Она шагала быстро и что-то прижимала к груди левой рукой. И выражение лица при этом у нее было решительное и… несчастное?

И так неожиданно и странно было видеть ее здесь, что, когда она взялась за ручку моей двери, я забыла обо всех наставлениях и предупреждениях Эро и удивленно воскликнула:

– Венера Ниловна?

Бывшая кастелянша Института имени Шамаханской царицы вздрогнула, оборачиваясь на мой голос.

– Кто здесь?

Ну, правильно, меня же не видно. Я же по-прежнему за щитом невидимости скрыта.

– Не трогайте там ничего, там какое-то…

Я не успела закончить про плетение незнакомки, потому что женщина вдруг издала болезненный стон и все-таки выронила принесенный сверток.

– О, нет! – взвыла горестно. – Нет-нет-нет-нет!!!

На пол посыпались стеклянные разноцветные шарики, похожие на те, из-за которых мы в детстве не единожды с Мечиком дрались.

– Нет-нет-нет! – Венера Ниловна дернулась в попытке сдвинуться с места и убежать, но не смогла. А шарики начали крутиться на месте, создавая маленькие вихри. И крутились все быстрее и быстрее, увеличились в размерах и уже не походили на безобидную детскую игрушку. Теперь они больше всего напоминали пустынные огненные смерчи.

Женщина закрыла лицо руками и громко заплакала. И я не смогла больше стоять на месте, я бросилась к ней со всех ног, покидая пределы щита невидимости.

– Венера Ниловна! Что происходит?

Она опустила руки и посмотрела на меня недоверчиво и испуганно.

– Ты здесь?.. – пробормотала, словно не веря, а потом зашептала сбивчиво:

– И пусть, пусть так. Я все равно не могу. Это неправильно. Я сразу говорила, что так нельзя.

Снова закрыла лицо руками, а потом сквозь зубы, словно превозмогая боль:

– Уходи! Уходи отсюда сейчас же!

Я даже с места не сдвинулась. Да и как я могла, когда с женщиной явно происходило что-то плохое. Из-за меня. Опять из-за меня! Незнакомка прокляла мою дверь, а в ловушку попалась невинная жертва. К демонам, я одни неприятности всем приношу!

Где же Пауля носит, когда тут такое?! Что делать? Оставить Венеру Ниловну одну и бежать за помощью?

Решение возникло само по себе. И кажется, даже без участия моего мозга. Правая рука сплела знакомую петлю, левая достала из кармана одну из золотых пуговиц, с которыми я после знаменательной праздничной ночи не расставалась ни на миг.

– Ты нужен мне! Сейчас! – выкрикнула я громко и отпустила свой снаряд на поиски сыщика.

– Надеюсь, клеймо со лба сойдет быстро, – прошептала вслед улетевшей пуговице и попыталась подойти к стонущей женщине.

– Не подходи! – закричала она и выставила вперед руку. – Опасно!

– Тогда чего вы там стоите, если опасно!? Идите сюда… Я отправила за помощью…

– Мне уже ничего не поможет, – по бледной щеке скатилась одинокая слеза. – Прости, я не хотела.

Чего она не хотела? За что прощения просит, если это, наоборот, я должна просить?

А потом пустынные смерчи соединились в одно, сужающееся и полыхающее призрачным пламенем кольцо, в центре которого стояла несчастная женщина. Секунды не прошло, как Венера Ниловна вспыхнула совершенно не призрачным факелом и в то же мгновение в коридоре появился запыхавшийся Эро. И взгляд у него был бешеный.

– Назад!! – закричала бывшая кастелянша, когда мы с Паулем с двух сторон бросились к ней на помощь. – Они видят!

Не знаю, как так получилось. Не было ни боли, ни движения воздуха… Вообще никакого движения не было, но между тем и я, и Эро в съехавших на кончик носа зеленых очках оказались в центре полыхающего кольца, в одном шаге от горящей женщины.