Текст книги "Школа Добра"

Автор книги: Марина Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 39 страниц)

– Правда? Мы не знали... мы не хотели... мы же...

– Институт не терпит уродства! – отрезал решительно и рукой еще рубящий жест сделал.

Сначала Цыпа побледнела до цвета нездорового, затем покраснела чудовищно просто, потом вскочила со стула и дрожащим голосом:

– Ч-что? Уродство? Я... я...

– Вы, – буркнул из-под насупленных для пущей острастки бровей. – И ваша форма просто убивает дух нашего заведения.

– Форма? – спросила она недоверчиво. – Но ведь мы же сюда работать приехали...

– Это неважно! Венера Ниловна предложила вам воспользоваться школьными закромами, можно сказать, вручила вам ключ от сокровищницы, а вы все равно почему-то ходите в... этом...

Цыпа посмотрела на меня задумчиво. Покрутила пуговку на платье. Сморгнула непрошеные слезы:

– Я... поняла. Спасибо. Извините.

Остаток дня мучился совестью. Переживал. На ужин девицы не явились. Директриса все еще стреляла в меня гневными взглядами. А Венера наоборот задумчиво кусала губу, поглядывая в мою сторону. Почему у меня такое чувство, что тучи сгущаются?

Вторник. Десять утра.

Трясутся руки. От расстройства едва могу писать. Будь проклят тот день, когда порог Института пересекли две маленькие худенькие вороны. Хотя какие они вороны? Как выяснилось, чертовки умело маскировались. Лебеди. Черные, грациозные, пугающие и завораживающие.

Венера уволилась. Директриса в бешенстве. Липа в истерике. Стервочки кусают локти. Чувствую, дни мои в Институте сочтены...

Рассказываю по порядку, хоть и не без помощи корня валерианы.

В девятом часу утра, точнее, в восемь сорок девять, створки дверей, ведущих в столовую, распахнулись, явив народу Цыпу и Горничную. И первых секунд пять я прятал брезгливую гримасу, заметив черный цвет. А потом – словно обухом по голове. Они изменились. Они не отказались от формы и одновременно отказались от нее. Я сразу понял, что без Венеры не обошлось. Только она могла так легко и элегантно сотворить волшебство.

Кастелянша Института хорошо знала свое дело. Черные юбки и серые жилетки превратились в элегантные траурные платья. Длинные и узкие. Глубокий разрез на правом бедре целомудренно открывал серую нижнюю юбку. Голые плечи выглядели бы шокирующее, если бы не были спрятаны под полупрозрачным рукавом, братом нижней юбки. И декольте, не сказать, чтобы очень глубокое, но определенно интригующее, потому что золотая кайма по краю притягивала взгляд и... и... и в общем, как-то вдруг вспомнилось, что Евпсихий Гадович не только смотритель в этом женском цветнике, но и еще вполне ничего себе мужчина...

Виновных в нереальном преображении школьниц нашли сразу. Венера и я. Венера была уволена сразу, мне вынесен строгий выговор за то, что не рассмотрел змею.

– Саботаж? – шипела директриса, и я впервые заметил, как от резких морщин на гладких щеках трескается краска. – Это как называется?

– Вы же хотели, чтобы было красиво, – почти плакала Венера.

– Я хотела, чтобы не было формы! – взвизгнуло начальство и я поспешил прикрыть двери в кабинет, где и происходила беседа. – Вы же все каноны нарушили! Женщина в форме не может выглядеть красиво и женственно! Это подрывная деятельность! Мы чему наших девочек учим?

Директриса отмерила семь шагов до стены кабинета, развернулась и отсчитала еще десять назад.

– Роль женщины в современном мире сложна. Женщина – не только прекрасная и воздушная пена, оседлавшая гребень волны, – начала директриса нравоучительным тоном, и я едва смог сдержать болезненный стон. – Женщина – центр вселенной. Мать, богиня домашнего очага, жена, красота, тень мужчины, эхо мужа, зеркало любви... И вы хотите мне сказать, что она при этом может вырядиться в форму и заниматься своими делами?

Венера хлюпнула носом, а я спрятался за спинку стула, мечтая, чтобы начальство не вспомнило о том, что я мужчина, хоть и домовой.

– Единственное дело, которым может заниматься молодая незамужняя женщина без угрозы опозорить свое имя и уронить достоинство – это быть красивой и учиться покорять мужские сердца. Покорять и держать их в абсолютном подчинении, в ежовых рукавицах... Быть королевой, когда думают, что ты раба. И никак иначе!

Венера плакала, когда получала расчет, а я угрюмо молчал в углу.

Был ли в моей жизни человек, подобравшийся к моей душе ближе, чем эта маленькая суетливая женщина? Сегодня я потерял ее. Кто в этом виноват? Две маленькие девочки, директриса или я? Выбросил в окно валериану. Сегодня вечером напьюсь всем назло.

***

Аврора рыдала надрывно и горестно, спрятав голову под подушку, а я себе ногти до мяса обгрызла от волнения. Свинский этот институт! Зачем мы вообще сюда приехали!? Надо было в Школе остаться...

С Ифигенией Сафской Могила познакомилась в столовой. Знакомство было немного болезненным, потому что опрокинутый на форму суп обжег до красноты.

– Ну, не болит же больше! – пыталась я успокоить подругу, когда мы уже вернулись в комнату, а она вдруг взвыла в подушку и невнятно выдала:

– При чем тут э-это?... Она меня блондинкой крашеной обозвала-а-а...

Что, простите? Весь скандал из-за цвета волос?

– Юлочка, пожалуйста, заряди ей от моего имени, а?

Заслуживает ли Сафская мести? Вот в чем вопрос. Не преувеличивает ли Аврора степень своей трагедии? И если не преувеличивает, то много ли шансов, что в Институте знали о моей пуговичной гениальности?

– Да ноль! – уверял Вепрь, вгрызаясь в булочку с изюмом. Мыша мы провезли в Институт контрабандой. И именно он сообщил нам, что чемоданы наши никуда не пропали, их просто сперли и заперли в одном из чуланов учебного корпуса.

– Информация о твоей успешности несет угрозу устоям и конституции, – пояснял наш маленький серый учитель. – У них тут запрет на успешных женщин.

Я рассмеялась громко. Я успешная женщина?

– Успешная-успешная, и не отнекивайся! – мыш привычно подпер хвостиком подбородок. – И опасная еще. Так что молчи, не говори никому про свой пуговичный опыт, и упаси тебя Богиня упоминать тут, что ты из дома сбежала. Ты думаешь, с платьем вам Венера помогла – и на этом все? Девоньки, я предупреждал вас сразу, не суйтесь в этот серпентарий.

– Но бабуля... – заикнулась было Аврора.

– Бабуля совершенно явно воспитательный момент для тебя задумала, – оборвал ее Вепрь. – Уж слишком ты о себе высокого мнения, с ее точки зрения. Вот и решила обломать тебя немножко.

– Обломать? – голос у Могилы охрип до замогильного. – Меня?

– Ну, не меня же, – мыш смешно дернул носиком. – А я предупреждал!.. Я говорил, что не стоит сюда ехать... Вы вообще знаете, как они вас тут называют?

– Как? – я улыбнулась, ожидая веселого откровения, да так и застыла с кривой усмешкой на губах, потому что Вепрь и не думал веселиться, а серьезным голосом пропищал:

– Пособие к практическим занятиям.

Аврора возмущенно ахнула. Могу ее понять. У меня лично сердце замерло и пару ударов пропустило, пока я обдумывала услышанное.

– И что они на нас практиковать собираются? – сердце после короткого перерыва заработало с бешеной скоростью, разгоняя кровь и посылая в мозг различные мстительные сигналы.

– По-разному... Вы уже послужили наглядным примером того, как отвратительно может выглядеть работающая женщина, – откровенничал Вепрь, не замечая, что у Авроры после слова "отвратительно" сжались кулаки и лицо вытянулось. – Теперь, думаю, должно последовать "прекрасное преображение". Думаю, не обойдется без косметического вмешательства... Опять же, практикум по стервозности...

Мыш хихикнул своим мыслям и зажмурился от удовольствия.

– Местные девочки, в большинстве своем, в магии не очень сильны. Это если фурий не считать, само собой, – огорошил Вепрь и я сразу по сторонам стала озираться, мне вдруг представилось, что демонессы окружают меня со всех сторон, такую маленькую и беззащитную. – Суккубы, опять-таки, – невозмутимо продолжал свою лекцию мыш.

– Определенно! – он махнул хвостом и окончательно нас добил:

– Думаю, вас собираются принести в жертву во время Зимнего бала красоты.

Мы с Авророй синхронно ахнули. Ну ничего себе, у них тут порядки!! И почему Вепрь так спокойно об этом говорит? Драпать отсюда надо, наплевав на украденные вещи, пока есть время.

– Ой, ну вы наивны-е-е-е-е!!! – рассмеялся мыш, глядя на наши перепуганные мордашки. – Не в том смысле жертва! Не кровавая, а ментальная... душевная порка, сердечный стриптиз, позор, слезы и тоска. Поняли?

– Нет! – произнесли мы одновременно, и я головой потрясла, а Аврорка кивнула почему-то.

– Будут вас на балу на место ставить, – пояснил Вепрь. – Покажут, какой должна быть, по их мнению, настоящая женщина, унизят, до слез доведут... Не знаю точно... Но Ифигения сегодня уже начала обработку, столкнувшись с Авроркой в столовке...

Могила снова хлюпнула носом, вспоминая обидные слова, а я только зубами скрипнула и в карман полезла за Александровской пуговичкой.

– Эта Опупения у меня получит... – прошипела мстительно, как-то после мышиного рассказа в рациональности мести я больше не сомневалась. – Офигели тут совсем... – сплела петлю, завязывая ее на пуговицу, а потом со словами:

– Сама блондинка крашеная! – запустила снаряд в окно.

Еще посмотрим, чья возьмет. И пусть я не совсем понимаю причину Авроркиного расстройства – подумаешь, усомнились в подлинности цвета ее волос – но Могила моя подруга, а у нас в Школе друзей не бросают. И вообще.

В тот же день, незадолго до обеда я выяснила, что моя снайперская стрельба обрела неожиданный, как бы выразился Тищенко, побочный эффект. Александровская пуговица настигла Ифигению в коридоре и, по словам свидетелей, трижды врезалась нахалке в лоб со словами "Сама блондинка крашеная!" Не знаю, правда ли, но в столовой Офигения шарахнулась от меня как от чумы.

Всю неделю работали с Авроркой, как проклятые. Хотелось побыстрее развязаться с этим ненормальным Институтом. Никаких нервов на местных дамочек не хватит же. И это я уже не говорю о золотых пуговицах. На местной почве мое оригинальное умение получило неожиданное развитие. Во-первых, пуговицы заговорили. Во-вторых, они стали возвращаться назад. Первой вернулась та, которую я отправила на расправу с Ифигенией. Вечером, сразу после того, как мы с Могилой узнали об оригинальной сигнализации 'Крик баньши'.

Сначала мы не поверили. Потом испугались. Потом возмутились и решили обратиться к местному магу, чтобы он немедленно снял с нас эту гадость. Но, в конце концов, здравый смысл победил.

– Лишняя защита не помешает, – раздирая зевотой рот, промямлила Аврора.

– Это точно, – согласилась я и отвернулась от подруги, привлеченная легким дребезжащим звуком за окном.

Если честно, я подумала, что это лезут настырные домовые. Но нет. Распахнув стеклянные створки, я с удивлением обнаружила золотую Александровскую пуговицу.

– Я начинаю тебя бояться... – заявила Аврора, глядя на мою находку.

– Я уже сама себя бояться начинаю, – вздохнула тяжело. – Разговаривают, домой возвращаются. Того и гляди, завтра начнут давать ценные указания и стратегически важные советы...

– Или еще, например, начнут читать лекцию по особенностям ведения партизанской войны... – хихикнула Аврора.

– Или подрывной деятельности, – подхватила я, со смехом падая на кровать.

Смех смехом, но пуговичная проблема взволновала меня не на шутку. Поэтому назавтра, капитально уставшая от зарядки артефактов и плетения циклических петель, я не отправилась отдыхать, как это сделала Аврора. Вместо этого я притащила из библиотеки целый ворох книг, обложилась конспектами и записками, которые мы вместе с ректором составляли, и попыталась найти ответ. Могила в это время красовалась у зеркала в шамаханских платьях.

– Жалко, что ты такая принципиальная, Юлка, – вздыхала она печально, примеряя пятое или шестое платье. – Такая фееричность пропадает. Я в этом наряде просто очаровательна... Ты так не думаешь?

– Отстань, – проворчала я, пытаясь за недовольным тоном легкую зависть спрятать. Все-таки подружка у меня чудо как хороша! – Я тут важным делом занимаюсь, между прочим...

– Зануда ты, – беззлобно сообщила Могила.

Я еще раздумывала над тем, стоит ли отвечать, как в дверь постучали.

Евпсихий Гадович. Аврора хрюкнула и сбежала в ванну, шептаться с Вепрем – на солидного домового она без смеха смотреть не могла. И зря. Милый дядечка, хоть и непонятно, сколько ему лет, сорок или четыреста сорок. Но у домовых это всегда так. Такой уж они народец забавный. Евпсихий Гадович, если сравнивать, например, с нашим семейным Пуком Ясуковичем, который смешил меня в детстве одной своей тенью, был мужчина видный: не очень высокий, но широкоплечий, всегда в строгом костюме, усики аккуратные, виски импозантно убелены сединами, голос тихий, но внушительный... А имя... ну, что тут сказать. Будем откровенны: встречали мы среди домовых и позаковыристее имена.

Уже через минуту я поняла, что Аврора правильно поступила, сбежав. Боюсь себе представить, что бы с нею было, при ее-то душевной организации, если бы этот Гадский сын при ней о нашем уродстве рассуждать начал. На совесть давил, объяснял, почему мы не можем в форме по Институту ходить. Наглец, знаем мы правду. Благо, добрые люди... то есть, мыши, рассказали. Ну, ничего. Александровских пуговиц у меня целый карман, отомстить я всегда успею. А вот насущный вопрос формы надо было решать оперативно. Пришлось идти к Венере Ниловне с нижайшим поклоном и смиренной просьбой о помощи.

Кастелянша сразу обрадовалась, засуетилась, вывалила целый ворох шелков и ситцев. Я думала, Могиле плохо с сердцем станет, честное слово. Она чуть не плакала, когда отказывалась от атласных юбок и ярких тканей. Впрочем, Венера Ниловна своего все равно добилась. До середины ночи возилась с нами, снимала мерки, уточняла пожелания по фасону, а к утру принесла нам не форму, но настоящее волшебство. Аврорка повизгивала от счастья, а я чуть в обморок не упала, когда свое отражение в зеркале увидела.

– Это не я... – выдавила я из себя. – Это какая-то совсем другая, неизвестная мне Юла...

– Ты! – смеялась подруга, и от радости ее смех походил на журчание ручейка. – Здорово получилось, да? Думаешь, нам разрешат и в Школе так ходить?

Я об этом, если честно, не думала. Складывая Александровские пуговицы в карман новой формы, я размышляла о своем невезении. Не давалась мне загадка моего уникального умения. Не раскладывалась по полочкам. А я уже почти успела представить себе фанфары и признание, гордый блеск в глазах отца, недоумение на мамином лице... Поторопилась. Какая польза от заклинания, если им, кроме тебя, никто воспользоваться не может? Как можно прославиться при помощи пуговицы? И что я на защите курсовой в конце года говорить буду? Вельзевул Аззариэлевич мне тему назначил, а у меня наработок ноль. Только хуже с каждым днем становится...

Не знаю, было ли мое плохое настроение предчувствием, или же просто так совпало, но уже к обеду Венера Ниловна, по нашей с Авроркой вине, между прочим, была уволена. И пусть нас никто прямо не обвинял, мы все равно чувствовали за собой вину.

В сопровождении Евпсихия Гадовича вышли провожать бывшую кастеляншу к воротам Института, и она, едва сдерживая слезы, сказала:

– И пусть, я не жалею. Вы хорошие девочки. Я рада, что мы познакомились.

Домовой рывком обнял женщину, нахмурился, мне даже на секунду показалось, что он сейчас заплачет, а затем развернулся и, так и не сказав ни слова, скрылся в здании. Мы же с Могилой стояли на дороге до тех пор, пока одинокая фигурка Венеры Ниловны не скрылась за горизонтом. Да и после того ушли не сразу.

До пятницы нам удавалось избегать общения с руководством школы, работа по зарядке артефактов заканчивалась, и мы надеялись, что получится покинуть негостеприимные стены Института имени Шамаханской царицы раньше оговоренного в контракте срока, когда нас неожиданно вызвали в кабинет директрисы.

Мы с Авроркой и без предсказания Вепря уже поняли, что нас там ждет.

– На бал будут приглашать, – предсказала я.

– А нам надеть нечего... – грустно согласилась Могила, даже не предполагая, что этот вопрос начальство серпентария уже решило.

В главном террариуме нас ждала директриса, прекрасная до рези в глазах, пригласившая нас в Институт Липа Валентиновна и два бальных платья. Розовое с белым для Авроры и темно-синее для меня.

– Милые мои! – нежным голосом воскликнула Липа, как только мы вошли в кабинет. – Мы с Изой Юрьевной приготовили для вас подарок.

Иза Юрьевна стрельнула в нас черным глазом, и, не знаю насчет Авроры, а я захотела немедленно удрать отсюда. Первым же дилижансом. И можно даже на летающей циновке.

– Девочки, в качестве поощрения за отлично проделанную работу руководство нашего Института счастливо пригласить вас на Зимний бал красоты, который состоится в ночь с воскресенья на понедельник. Кроме того, лично от себя Иза Юрьевна дарит вам по бальному платью.

И Липа Валентиновна улыбнулась еще ярче, хотя я была уверена, что ярче уже невозможно.

– О! Эта такая честь, такая честь! – заохала Могила. – Мы и мечтать не смели...

Конечно, зачем мечтать, если это приглашение Вепрь еще в начале недели предсказал.

– Евпсихий Гадович вам выдаст бальные книжки... Да и вообще по всем вопросам смело можете обращаться к нему, – продолжала щебетать Липа Валентиновна, подталкивая нас к манекенам с платьями. – А пока, может, займемся примеркой?

Аврора не успела радостно закивать, потому что я категорично воскликнула:

– Спасибо, вы так любезны, но нам неловко отнимать у вас драгоценное время. Уверена, что вам и без нас хватает хлопот... Правда, Аврор?

Подруга, видимо, поняла, что с примеркой можно и до комнаты потерпеть, пропела короткий дифирамб о красоте платьев и любезности руководства, а затем мы в сопровождении двух домовых, которые несли за нами нашу бальную сбрую, отправились к себе в комнату.

Ежегодный Зимний бал красоты в Институте имени Шамаханской царицы глазами очевидцев и участников

Готовить большой бальный зал к празднику мы начали за месяц до назначенной даты. Шутка ли! Такое событие! Тем более что темой бала в этом году стало Время. Я себе голову сломал, думая над тем, как все украсить и преподнести.

Для начала мы разделили круглую комнату на четыре сектора: белую зиму, голубую весну, зеленое лето и оранжевую осень. Затем художники превратили пол зала в огромные часы с теневыми стрелками, а в центре установили черно-белую статую Жизни и Смерти. И, конечно же, не обошлось без волшебных сюрпризов и забавных розыгрышей.

Я ожидал прекрасного вечера и замечательной ночи, полной музыки, красоты и восторгов. Однако мои надежды на то, что все пройдет без сучка и задоринки, развеялись как дым, когда гости только начали съезжаться. Потому что среди прибывших в первых рядах я с ужасом опознал королевского мага с женой и всеми своими звездными сыновьями. Не знаю, что задумала директриса, но чувствую, что дело пахнет грандиозным скандалом.

Пришел в ужас при мысли о том, как поступят Волчки, когда узнают, что Цыпа 'гостит' в Институте. И сразу же обежал глазами зал в поисках темно-синего шедевра, над которым корпел две ночи. Я даже успел испугаться, что маленький поросенок испортит мне тонкую месть за увольнение Венеры, но девчонка, наконец, появилась.

Это я хорошо цвет подобрал. И фасон. И ткань. А вот прическу, украшения и косметику она сама додумала, ну, или подружка помогла. Хорошая девочка! Не буду ее больше Цыпой называть. Она не Цыпа. Она Журавлик. Изящный, подвижный, немного напуганный и определенно очень красивый. И Горничная тоже хороша, хотя над ее платьем я не трудился лично, отдав эскизы помощникам.

Девушки впорхнули в зал, как птички. Как птички, потому что яркие и щебечущие. Улыбались. Шептались. Залюбовался ими.

А потом мой Журавлик заметил кого-то в толпе и испуганной молнией шарахнулся за колонну в зимней зоне. Проследил за ее взглядом. Удивительно, но членов ее семьи там не было. Горничная посмотрела в другую сторону, но с тем же выражением лица присоединилась к своей подруге. Что происходит? Пойду выпью семьдесят три капли коньяку для успокоения нервов.

Пятнадцать минут спустя.

Решил не бегать за коньяком. Утешился бокалом шампанского и отправил одного из домовых с подслушкой за интересующую меня колонну. По итогам разведданных отказываюсь от предыдущих выводов. Журавлик все-таки наивный Цыпленок, а Горничная ничем не лучше. Моя ошибка в том, что в планах мести я рассчитывал на двух женщин, которые на поверку оказались двумя детьми. Надеюсь, они не сильно пострадают на сегодняшнем балу. Рассказываю о сути разговора.

Цыпленок испуганным голосом:

– Кошмар какой-то! Кошмар! Я сплю... Слушай, а что будет, если мы сейчас сбежим отсюда и закроемся у себя в комнате?

Горничная:

– Да где кошмар? Кошмар вон с другой стороны стоит... А врал же, врал, нехороший человек, что к родне на каникулы уезжает... Хотя идея про комнату мне очень нравится...

И почти без паузы:

– Проклятье, я такая... такая... а он не один!

А потом случилось то, чего я боялся:

– Катастрофа, Аврорка! Это катастрофа! У меня истерика!!! Я вижу папу, маму... и всех своих братцев.

Это, действительно, катастрофа, почему у женщин так скачет мысль? Теперь любопытство не даст мне уснуть. Кого она увидела сразу?

***

Когда мне исполнилось двенадцать лет, родители решили, что будет здорово, если я выйду замуж за сына папиного друга. Микаэлю было тринадцать, он был рыж, худ и прыщав. Любил дергать меня за косичку, щипать за бок и щекотать. На мой пятнадцатый день рождения он подкараулил меня в саду, зажал за скамейкой у пруда и сказал:

– Юлианочка, я полюбил тебя с первого взгляда! Мне плевать на то, что у тебя нет никаких талантов. Ты все равно станешь моей женой...

А потом полез целоваться. Не знаю, что меня возмутило больше: слюнявое лобзание или заявление о моей бездарности, но я поклялась себе, что это был наш последний разговор. И что в этой жизни его губы больше не дотронутся до меня.

Теперь же мой рыжий кошмар стоял в компании двух своих сестер, улыбался и призывно махал рукой... не мне, но... Мамочки!!!

– Катастрофа, Аврорка! Это катастрофа! У меня истерика!!! Я вижу папу, маму... и всех своих братцев.

Могила ничего не ответила и, оглянувшись, я заметила только, как светло-розовый хвост скрывается в коридоре, ведущем в крыло, где находится наша комната.

– Предательница! – подумала я ей в спину.

Удрать у меня теперь не получилось бы при всем моем желании, потому что Липа Чтобеечертиразорвали Валентиновна, улыбаясь акульей улыбкой, прямо в этот момент подходила ко мне. Я нащупала в ридикюле Вепря. Ну, хоть какая-то поддержка!

– Милая моя Юлиана! – обратилась ко мне заведующая кафедрой Абсолютной красоты чудовищно громким голосом, и я с трудом удержалась от того, чтобы зашипеть. – Вы что же прячетесь тут?

– Я не прячусь... Я ... я жду подругу. Она ...

– Носик попудрить убежала?

– Угу, носик! – согласилась я, представляя себе, как уже сегодня напудрю Могиле не только носик, но и шейку, основательно так напудрю...

– Ну, ничего! – пропела Липа Валентиновна. – Она нас найдет! Идемте, я вас пока с нашими гостями познакомлю!

И поволокла меня за руку в толпу. Хорошо, хотя бы не в сторону моего семейства и рыжего Микаэля.

Первым же человеком, с кем меня решила познакомить эта не в меру радостная женщина, оказался папин секретарь. Ну, почему мне так не везет? Он улыбнулся мне не узнающей улыбкой, а затем изумленно губы округлил, когда Липа Валентиновна поспешила меня представить.

– Юлианочка, безумно рад! Вы так повзрослели! И расцвели! Тоже тут учитесь? – тараторил, не позволяя мне слова вставить. – Наша Фифи уже на третьем курсе.

– Я...

– Вы знакомы? Она ничего не писала...

– Нет, я...

– О! Я вас обязательно познакомлю! А батюшка ваш и словом не обмолвился...

– Да не учусь я тут! – наконец, удалось проговорить мне возмущенным и, следует признать, довольно громким голосом, что немедленно привлекло к нам несколько любопытствующих взглядов.

– Вы тут пока пообщайтесь, – немедленно сориентировалась Липа Валентиновна. – Я на секундочку!

И убежала, змея! Явно почувствовала, что дело пахнет моим позором. Помчалась директрису радовать... Проклятье! Вепрь же настойчиво просил держать себя в руках. Досчитала до десяти мысленно и мило улыбнулась господину Какжеегозовут.

– Я тут по приглашению руководства Института, – окончательно взяла себя в руки. – Очаровательная Липа Валентиновна любезно предложила нам...

– А вон и моя Фифи! – невежливо перебил папин секретарь, указывая мне за спину.

Оглянулась и внутренне похолодела. Ифигения Сафская – Фифи?! – потупив глазки, стояла перед моим отцом, а папа с задумчивым видом рассматривал лоб дочери своего секретаря. И я даже знаю, что именно привлекло его внимание. Движение губ Волчка-старшего указало на то, что он что-то произнес, не иначе Сандро позвал, потому что братец шагнул к ним, бросил быстрый взгляд на Фифу, сморщил нос и указательным пальцем непроизвольно почесал место между своими бровями. А потом они в четыре глаза стали внимательно рыскать по толпе гостей. Ой, мамочки!

– Господин Сафский! Вы нас с Фифи... мы тут... прошу прощения, мне надо немедленно носик попудрить! – проблеяла я невнятно и позорно сбежала.

Вдоль стеночки, не сводя глаз со своих Александров Волчков, от колонны к колонне, осторожненько, в сторону заветного коридора... Хорошо бы с Вепрем посоветоваться, но не стану же я посреди зала разговаривать с собственным ридикюлем. Ох, не надо было сюда ехать! Ох, не надо было... Лучше б я в общежитии поскучала десять дней, не растаяла бы...

Когда до вожделенного выхода оставалось всего несколько шагов, кто-то обхватил меня горячей рукой за талию, а другой рукой, не менее обжигающей, рот закрыл. Секунда – и я растерянная и напуганная до потери пульса стою в небольшой нише, уткнувшись носом в стену, а таинственный некто меня спиной от всего зала загораживает.

Я как раз размышляла над тем, что лучше сделать для начала: укусить зажимающую рот ладонь или каблуком на ногу похитителю наступить, когда мне в ухо зашипели:

– Не дергайся! Там твоя мама...

Мама – это даже хуже, чем папа и Сандро вместе взятые. Поэтому я замерла, я застыла, я вжалась в стену и одновременно всем богам взмолилась о том, чтобы они наделили меня сиюсекундно умением становиться невидимой.

– Так и знал, что ты тут, как только историю про говорящую пуговицу услышал! – зашептал на ухо незнакомец каким-то очень уж знакомым голосом. – Они у тебя теперь еще и разговаривают?

Опупения, чтоб ей провалиться! Сложно что ли было рот на замке держать? Ну, или хотя бы лоб пластырем заклеить! Героиней вечера решила стать, не иначе!

– Муми мя! – промычала я в ладонь и локтем по чужим ребрам заехала.

– Сама, говоришь, блондинка крашеная? – веселился некто, и не думая меня отпускать.

– Муми! – решительно повторила я и ногой нахала пнула.

– Уй! – зашипел он, убирая руки. – Опасная ты женщина, Юлка. И неблагодарная!

Обретя свободу, я немедленно оглянулась, чтобы в лицо своему спасителю посмотреть. И взвыла мысленно. И кажется, даже вслух немножко. Интересно, в этом зале сегодня собрались все люди, которых я стараюсь избегать, или директриса все-таки забыла кого-то пригласить?

– Что ты тут делаешь? – спросила я, глядя в смеющиеся зеленовато-голубые глаза.

Александр, странно было бы, окажись мой незнакомец кем-то другим, нахмурился и признался, наклонившись к самому моему ушку:

– У меня тут... сестра учится. Не говори никому, ладно?

– Нет, – кивнула я, стараясь не думать о том, что почему-то стало щекотно нёбу. – То есть, да... То есть, я не скажу...

– А ты? – не отрываясь от пылающего уха, прошептал Виног. – Подрывную деятельность здесь ведешь?

– Ага... То есть, нет, мы с Авроркой...

Александр вздохнул.

– И почему я не удивлен?.. Вы всей своей теплой компанией тут, или кто-то все-таки уехал домой на каникулы?

Я даже обиделась.

– Вообще-то мы работали!.. Пусти!

Подняла руку, чтобы оттолкнуть Александра, как вдруг на зал упала кромешная тьма. Виног немедленно прижал меня к себе еще крепче, и я забыла о возмущении, слушая, как бьется его сердце.

– Бом! Бом! Бом!.. – понадобилось три удара, чтобы понять: звук исходит не из груди молодого человека, это бой часов оглушает присутствующих своим звоном.

Невидимый колокол пробил девять раз, раздался шелест, что-то невидимое коснулось моего лица, по толпе гостей волной пронеслось восхищенное "Ах!", а потом яркий свет ударил по глазам, заставляя зажмуриться.

– Что это было? – выдохнул Виног изумленно, а потом рассмеялся. – Я и забыл о том, как это бывает!

Мне понадобилось на несколько секунд больше, чтобы понять, что происходит. Очевидно, это и был один из тех сюрпризов, о которых предупреждал Евпсихий Гадович. Протянула руку и указательным пальцем дотронулась до золотой бабочки, которая маской прикрывала лицо Александра.

– Красиво... – прошептала тихонько.

– Очень красиво! – согласился Виног, глядя на меня. – И очень удобно. Теперь у тебя появилась реальная возможность спрятаться от родных.

А тем временем в воздухе зазвучали первые аккорды кадрили, и невидимый распорядитель бала объявил:

– Первая фигура женского танца! Дамы выбирают кавалеров!

– Потанцуем? – Александр улыбнулся мне из-под маски и потянул в середину зала, где пары уже начали выстраиваться в ровные ряды.

– Эй! – возмутилась я. – Это я должна тебя приглашать!

– Ну, теперь ты знаешь, что я отвечу... Юл, не упирайся! Идем!..

***

В десятый раз за вечер передумал в своих выводах относительно Журавлика.

Она не просто продержалась до первого танца, она вступила в него феерично, вызвав завистливое шипение наших стервочек и недовольные взгляды директрисы. Впрочем, последние, скорее, достались мне, а не ей. Видимо, я разумно поступил, упаковав вещи еще до начала праздника.

Она вышла в середину зала, ведомая за руку молодым человеком в черном костюме и золотой маске. Разорви меня дракон, если это не венценосный родственник директрисы. Впрочем, я могу и ошибаться, все-таки мальчишка в прошлом году не появился ни на одном из наших мероприятий, а молодежь в этом возрасте меняется стремительно.

В любом случае, кем бы ни был кавалер Журавлика, смотрелись они красиво. Она – грациозная и завораживающая в трепещущей серебряными крыльями маске. И он – стройный, таинственный, немного пугающий...

Нет. Она не Журавлик. Она Акула! Такой лакомый кусочек отхватила, назло всем нашим. Горжусь Цыпленочком, пойду отмечу первые глотки сладкой мести бокалом шампанского.

***

Когда после очередного танца Александр оставил меня, отправившись за лимонадом, я вдруг словно ото сна очнулась и вспомнила, что, во-первых, я тут не для того, чтобы веселиться, а чтобы проводить военные действия. Между прочим, спланированные по всей строгости стратегической науки, и если все получится, капитан Да Ханкар будет нами гордится. А во-вторых, куда пропала Аврора? Кто ее так напугал, что она сбежала, наплевав на свое желание поразить всех на балу своим новым платьем и неземной красотой.