Текст книги "Култи (ЛП)"
Автор книги: Мариана Запата
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)
Глава 26
– А где тренер Култи?
– Он в отпуске до конца сезона, – ответил Гарднер, прежде чем уйти.
Я вытянула руки над головой, чтобы хорошенько размять мышцы плеч, которые у меня всегда ныли. Все это время я делала вид, что не слышу, о чем разговаривает группа девушек в нескольких метрах от меня.
– Он провел здесь весь сезон, а теперь решил взять отпуск?
– Я не удивлена.
– Я не могу в это поверить.
– Держу пари, Сал знает, что происходит.
– Да, она точно знает. Уверена, они провели прошлую ночь вместе.
Пара девушек из команды захихикали. Шлюхи.
– Знаешь, я слышала, что она заходила к Кордеро, и он поставил ей ультиматум: прекрати встречаться с ним, или он ее продаст.
– Не может быть! Что она сказала?
– О, я понятия не имею, но, думаю, именно поэтому они планировали оставить ее в запасных на игре в полуфинале. Если бы это мне сказали, что я не вхожу в основной состав, я даже не знаю, что сделала бы. Но не Сал, она просто стояла. Я не видела, чтобы она и глазом моргнула.
– Точно, она никогда не расстраивается. Я думаю, она ничего не чувствует. И я никогда не видела ее плачущей.
Да, я все еще не смотрела на них.
– Я тоже. Вся ее жизнь вращается только вокруг игры. Она типа робота или что-то в этом роде.
И это стало той самой точкой, когда я поняла, что мне нужно абстрагироваться от них. Не обращать внимания ни на одну из девушек, которым я в тот или иной момент помогала, включая Женевьеву.
Робот. Они думали, что я робот.
Я перевела дыхание.
Все прекрасно.
Мне оставалось сыграть только один матч. Вот и все. До конца сезона осталось только пять тренировок.
Как там говорится? «Когда жизнь дает тебе лимоны, иди в палатку с тако».
* * *
Когда я въехала на подъездную дорожку, там стоял горный велосипед, а рядом с ним – Немец. «Ауди» нигде не было видно.
– Я не знала, что ты здесь, – сказала я, выходя из машины. – Я уже сходила на занятия йогой в спортзал, иначе пришла бы домой и заставила тебя заниматься со мной. – И я не шутила. Его задница в позе нисходящей собаки… Да поможет мне Бог. Казалось, это была одна из немногих вещей, которые могли поднять мне настроение в последнее время.
Култи отряхнул свою упругую задницу и поднялся на ноги.
– Я здесь всего час.
От кого-то другого этот комментарий прозвучал бы так, будто он устал ждать, но он вовсе не выглядел расстроенным.
– Ты всю дорогу ехал на велосипеде? – спросила я, разглядывая черный горный велосипед, которого никогда раньше не видела.
– Да, – сказал он, забирая у меня сумку. – Я купил его сегодня утром.
Я последовала за ним вверх по лестнице и протянула ему ключи, чтобы открыть дверь. Он оставил мою сумку на том же самом месте, где она обычно лежала, и повесил папину кепку на соответствующий крючок. Папа сказал, что мне нельзя стирать эту чертову кепку «Корона».
– Я собираюсь прыгнуть в душ. И скоро вернусь.
В мгновение ока я приняла душ. И когда вернулась, он уже сидел на диване и смотрел телевизор. Я схватила протеиновый батончик и села на другом конце дивана.
Култи наклонил голову и перевел взгляд с моего лица вниз, вниз, вниз, на белую майку, которую я надела поверх чистого спортивного лифчика, а затем продолжил ниже, будто прожигая визуальный путь к моим бедрам. Он сделал быстрый вдох, который я едва не пропустила.
Взгляд янтарных глаз снова скользнул по моему лицу.
– В чем дело? – Я поморщилась, ожидая худшего.
– Эти веснушки повсюду?
Он говорил о веснушках на моей груди, а мои глупые, глупые соски реагировали так, будто он обратил внимание именно на них.
– М-м-м…
Сухожилие на его шее напряглось, и Култи состроил на лице то, что можно было бы назвать гримасой.
– Я буду вести себя хорошо, – дрожащий вздох вырвался из его груди и направился прямо ко мне. – Я должен рассказать тебе, что сказал мой адвокат.
– Это плохие новости? – С моей удачей в последнее время я не должна ожидать ничего другого.
– Нет. Она просмотрела твой контракт, составила наш и завтра отправит его Кордеро вместе с чеком, чтобы выкупить тебя.
В одном предложении было так много ключевых слов. Уход из «Пайперс» – это действительно происходило. Иисус Христос.
– И это все?
– Да.
Скоро все закончится. Напоминание о том, что Култи выкупает меня из «Пайперс», заставило меня почувствовать себя немного странно. Это происходило.
Господи.
– Я…
– Ничего не говори о своем контракте. – Он бросил на меня спокойный взгляд. – Я понятия не имел, сколько он стоит, и, честно говоря, был оскорблен, когда она назвала мне сумму.
Для него эта сумма показалась бы смехотворной. Ну, большинству профессиональных спортсменов она определенно показалась бы смехотворной. Что я могла с этим сделать? Мне нравилось играть, и я сводила концы с концами благодаря работе с Марком. В этом не было ничего особенного. Мне не нужна была роскошная машина, огромный дом или брендовые вещи, чтобы быть счастливой. Но именно его слова о том, что я сделала бы то же самое для него, если бы мы поменялись местами, удержали меня от высказывания огромного недовольства. Он был прав. Я бы выкупила его, будь он на моем месте, так что я не собиралась лицемерить по этому поводу. Может быть, я смогу как-нибудь отплатить ему позже.
– Твой агент что-нибудь слышала от команд? – Он хотел знать.
Я отрицательно покачала головой.
– Нет. Она велела мне быть терпеливой. Скорее всего, я не получу никаких предложений до конца сезона, так что посмотрим. – Я одарила его храброй улыбкой, которую чувствовала лишь частично. – Я постараюсь не беспокоиться об этом. Если этому суждено случиться, так тому и быть. Если нет, то… я что-нибудь придумаю. Это не конец света.
– Ты права, – согласился он.
Я вздохнула и решила сменить тему.
– Все спрашивали, где ты был сегодня.
Култи хихикнул.
– Я был очень разочарован и опустошен из-за того, что меня там не было, – невозмутимо произнес он, что заставило меня рассмеяться.
– Да, конечно. Так чем ты занимался?
– Я купил велосипед и отправился на дальнюю прогулку, – объяснил Култи.
Я вдруг вспомнила, о чем давно хотела спросить.
– Эй, я все время забываю об этом спросить, но где ты был те два дня, когда пропустил тренировку после летнего лагеря? Когда я писала тебе, а ты не ответил. Кстати, спасибо тебе за это.
– Я был дома. – Култи поднял глаза к потолку.
– Значит, ты просто игнорировал мои сообщения? – Тот факт, что он даже не пытался врать, заставил меня уважать его немного больше.
Он опустил взгляд и искоса посмотрел на меня.
– Я был ужасно зол на тебя.
Если я правильно помню, я делала то же самое, когда злилась на него за то, что он вел себя странно в присутствии Франца и Алехандро. Ба. Я протянула руку и похлопала его по колену.
– Ну, как уже написала тебе в сообщении, я сожалею о том, что сказала в тот день. Я была расстроена и не хотела этого говорить.
– Теперь я это знаю. – Он моргнул. – Ты не трусиха, и я все равно не позволю тебе сдаться.
То, что мы вели эти почти закулисные беседы заставило мой глаз дернуться.
– Тогда не будь мудаком и не обвиняй меня в том, что я сплю с твоим другом.
Култи скорчил гримасу почти раскаяния. Почти.
– Я был... взбешен. Мне не нравилось, что ты тайком проводишь с ним время. Это меня беспокоило.
Я не знаю, почему мне потребовалось так много времени, чтобы понять, что его расстроило, и почему «мы с Францем» так его беспокоили. Так ли это на самом деле? Если он не врал о том, что говорил, многое, наконец, приобрело смысл. Почему он был так непреклонен в том, чтобы мы не ходили на свидания с другими людьми, когда Сиена предложила это. Гримаса, которую он состроил, когда я рассказала ему о своем бывшем.
– Мне не нравится мысль о тебе с другим мужчиной.
Я не буду улыбаться. Я не буду улыбаться.
– Мне бы не хотелось, чтобы ты проводил время с другой женщиной и не рассказал мне об этом. – Ну вот, я сказала это. Я просто взяла и сказала это. Хорошо. Я откашлялась, прикусила обе губы одновременно и пожала плечами. – В этом нет ничего плохого. Я думала, ты просто ведешь себя как придурок по отношению к Францу. Мне чертовски неприятно думать о том, что ты встречаешься с другими женщинами, или даже когда мне напоминают о твоей бывшей жене, если ты понимаешь. Я знаю, что не выгляжу как женщины, которыми ты обычно интересуешься, или одеваюсь как женщины, с которыми ты встречался раньше, но ты знаешь это, и ты все еще здесь. Это должно что-то значить, – честно призналась я.
– Я никуда не уйду, – заявил он.
– Можешь говорить это сколько угодно, но однажды ты сказал мне, что ты такой, какой есть, и никогда не изменишься, поэтому я скажу тебе то же самое. Я такая, какая есть, и никогда не изменюсь. Я не была создана для драмы, Рей. Все, что происходит прямо сейчас, это как раз она. Я на пределе. Я хочу спокойной, стабильной жизни. Когда берусь за что-то, я полностью отдаюсь этому. Я не разделяю и даже не играю с идеей неверности. Сейчас мы только друзья, но я не хочу, чтобы случилось что-то, что заставит меня жить своей прошлой обычной жизнью. Я не хочу, чтобы меня заставляли притворяться, будто этих последних месяцев не было. Ты слишком много значишь для меня.
Может быть, я ожидала, что Немец будет очень доволен тем, что я сказала, но он так не выглядел.
Вместо этого напряженное выражение, которое обычно присутствовало на его лице, достигло другого уровня. Он бросил на меня один из тех взглядов, от которых у меня волосы на руках встали дыбом.
– Ты говоришь так, словно в этом мире есть кто-то еще, кого я хочу. Ты понятия не имеешь, что я чувствую к тебе. – Он моргнул и выплюнул то, чего я никогда не ожидала услышать. – В том, что касается тебя, для меня все абсолютно ясно и прозрачно. Я ни с кем не делюсь и от тебя не жду ничего другого.
Я... что, черт возьми, на это скажешь? Что? Что тут можно сказать? Конечно, это было слишком, но меня это не беспокоило. Я была тем самым подростком, которая рисовала усы на лицах его бывших подружек в течение нескольких месяцев, когда их фотографии появлялись в журналах, которые я просматривала.
Я сглотнула и уставилась на его лицо с маленькими морщинками. Он был самым красивым мужчиной, которого я когда-либо видела. Все было просто и ясно.
– Ты никогда не говорил и не делал ничего, чтобы дать мне понять, что видишь во мне не просто друга, – объяснила я, убедившись, что мы смотрим друг другу в глаза.
Немца мое замечание явно не успокоило. Он облизнул губы и откинулся на спинку дивана, глядя на меня с выражением, которое было на половину раздражением, а на половину чем-то еще.
– А что бы ты сделала, если бы я что-нибудь сказал?
Какого черта?
– Не поверила бы тебе. – С чего бы мне? Он вел себя то жарко, то холодно, я никогда не понимала, что, черт возьми, происходит у него в голове.
Он приподнял брови и кивнул.
– Вот и причина. Что бы я выиграл, если бы сказал тебе, что ты мне нравишься в первый же миг, как только понял, что ты должна быть моей? Ничего. Ты должен защищать то, что любишь, Сал. Ты сама меня этому научила. Это не то, чтобы однажды я проснулся и понял, что не хочу жить без твоего ужасного характера. Сначала я видел в тебе так много от себя самого, но ты совсем на меня не похожа. Ты – это ты, и я скорее сойду в могилу, чем позволю кому-либо изменить хоть какую-то часть тебя. Я знаю это без всяких сомнений. Это, – он указал между нами, – вот что важно. Ты – мой дар, мой второй шанс, и я буду лелеять тебя и твою мечту. Я буду защищать вас обоих.
– Я ждал и буду ждать, пока не придет время. Мы равны, ты мой партнер, мой товарищ по команде, мой лучший друг. Я сделал так много глупостей, о которых ты заставила меня пожалеть, надеюсь, ты простишь меня и забудешь о них… но это – подождать любовь всей моей жизни еще чуть дольше – я могу это сделать. Ты самый честный, теплый и любящий человек из всех, кого я знаю. Твоя преданность и дружба удивляют меня каждый день. Я никогда в жизни не хотел ничего больше, чем твоей любви, и не хочу делиться ею ни с кем. Я ничего не сделал в своей жизни, чтобы заслужить тебя, schnecke, но я никогда не откажусь от тебя, и не позволю тебе отказаться от меня.
И разве не в этом был весь чертов смысл?
Кто-то может говорить вам, что любит вас каждый день, но все равно лгать вам и обманывать.
Или никогда не сможет сказать эти три слова, но будет рядом с вами каждый день и будет для вас чем-то большим и важным, чем вы когда-либо хотели или смели мечтать. Он не был теплым или ласковым, тихим или особенно милым с другими, но он был милым со мной, и в глубине души я знала, что он будет рядом со мной каждый раз, когда я буду в нем нуждаться.
Когда чуть позже Немец ушел, я лежала в постели и уронила две слезинки.
Потому что все это казалось слишком хорошим, чтобы быть правдой, и было то, что я не рассказала ему, что могло изменить его чувства ко мне.
Что я буду делать, если он передумает?
* * *
Наконец-то настал финальный матч «Пайперс» против «Огайо Блейзерс», и меня охватила дрожь.
– Вы победите, перестань волноваться.
Я громко выдохнула. Култи предложил отвезти нас на стадион в машине с его водителем. Ему не нужно было выезжать из дома так рано, двери на стадион не откроются, по крайней мере, еще час. Но Култи делал то, что хотел, и по какой-то причине это – поехать одновременно со мной.
Мы должны выиграть.
Мне так повезло, что кто-то так заботился о моей карьере. Большинство девушек могли только мечтать о такой удаче.
Но в этом-то и была проблема.
По мере того, как дни до большой финальной игры убывали, я все больше и больше нервничала. Култи вел себя по-прежнему. Он не пытался поцеловать меня с того дня, как вышел из машины на парковке «Пайперс». Когда приходил ко мне, мы делали то, что делали всегда, и в середине его визита он спрашивал меня, как прошла тренировка. Дважды мы выходили на улицу и гоняли мяч, ну и все. Если не считать того единственного вечера, когда Немец сказал мне то, о чем я и мечтать не смела, он был просто молчаливым парнем, с которым я привыкла проводить время.
Перед выездом из дома он пообещал дать мне время и пространство, чтобы я могла подумать и сосредоточиться на самом важном – на финальной игре.
Я не могла не спросить себя, что будет после игры.
Что, если я не попаду в другую команду? А что, если сегодня я получу травму? Что, если в межсезонье мое колено больше не даст мне возможности играть? Или в следующем сезоне?
Что я буду делать тогда?
Логическая часть меня знала, что я волнуюсь из-за пустяков. В этом не было ничего необычного. В подобных ситуациях, когда я начинала нервничать и беспокоиться, мой ум придумывал кучу разного, и не мог угомониться. Конечно, то, что может произойти между Култи и мной, было первым в моем списке переживаний.
Все это мучило и давило на меня, словно бомба замедленного действия.
А что, если...
А что, если...
А что, если...
Он игриво коснулся моего бедра тыльной стороной своей ладони.
– Перестань волноваться.
– Я не волнуюсь, просто думаю о разных вещах.
– Вранье.
Я бросила на него взгляд и откинулась на спинку сиденья, размышляя и напрягаясь еще больше.
Немец глубоко вздохнул.
– Скажи мне, что случилось.
Я прикусила губу и посмотрела на эту мягкую складку между его бровями, на цвет его глаз, на то, как морщинки вокруг его рта углубились от беспокойства. Как я смогу вернуться к своей жизни, если у нас ничего не получится? Я была юной и яростной, когда по уши влюбилась в мужчину, которого знала только из газет и телевидения. То было не по-настоящему. Но сейчас все было реально. Этот Рей был настоящим и добрым, когда не вел себя как большая заноза в заднице.
Я никак не могла избавиться от комка тревоги в животе. Это не были те «что, если», с которыми я хотела иметь дело. Так что, к черту все. Может быть, лучше всего было бы покончить с этим беспокойством до начала игры.
– А что будет, когда я больше не смогу играть? – спросила я, засовывая руки между бедер, чтобы он не видел, как они дрожат.
Я услышала, как он заерзал на сиденье. Кожа заскрипела и продолжала скрипеть, пока он устраивался.
– О чем ты там мямлишь?
– Что ты будешь делать, когда я больше не смогу играть? Возможно, моему колену осталось всего несколько лет. Что будет тогда? – спросила я, глядя на потолок машины, потому что в тот момент никак не могла заставить себя посмотреть на его лицо.
– Именно это так тебя напрягает? – Его голос был низким и слишком спокойным.
– Да. В основном. Ко всему прочему.
– Сал, посмотри на меня. – Я склонила голову набок, чтобы посмотреть на него. В простой белой футболке с v-образным вырезом, облегающих выцветших джинсах и любимых черно-зеленых кроссовках он выглядел почти сюрреалистично. Это делало то, о чем я спрашивала, еще более страшным.
Я сидела на заднем сиденье машины с Рейнером «Королем» Култи по дороге на финальную игру Женской Лиги и спрашивала его, будет ли он все еще любить меня, когда я больше не смогу играть. Боже милостивый! Неужели я действительно сейчас спрашивала эту чушь? Я передумала. Я пока не хотела этого знать.
Я никогда не хотела бы узнать, где пролегают наши границы.
– Сал.
Машина замедлила ход и остановилась. За головой Култи в окне виднелись очертания входа, через который я должна была пройти.
– У меня стресс, прости меня. Мы поговорим позже, хорошо?
Он, казалось, смотрел на меня очень долго, но, скорее всего, лишь несколько секунд, прежде чем, наконец, серьезно кивнул, избавляя меня от падения в яму, которую я сама себе вырыла.
Я не могла дышать, и мне нужно было сосредоточиться. Мои руки все еще дрожали, и я нервничала больше, чем когда-либо с тех пор, как была подростком и играла свой первый матч в U-17. «Жизнь все равно будет продолжаться, что бы ни случилось», – напомнила я себе.
С трудом сглотнув, я улыбнулся Немцу.
– Пожелай мне удачи.
– Она тебе не нужна, – ответил он, выражение его лица все еще было очень серьезным.
Возьми себя в руки, Сал. Сосредоточься, сосредоточься, сосредоточься.
– Найдешь меня после игры? – спросила я.
– Да. – Затем, он произнес слово по-немецки, которое, как мне кажется, означало «всегда», но я не хотела сейчас об этом думать.
Я одарила его улыбкой и вышла из машины. Как только собралась захлопнуть дверь, Култи резко сказал:
– Сосредоточься!
* * *
Есть некоторые игры, которые я буду вспоминать так, будто просидела весь матч, сложа руки, как фанат на трибунах, и лишь наблюдала за происходящим.
Первый тайм прошел медленно, и никто не забил. В нем не было ничего запоминающегося. Во втором тайме под задницами игроков обеих команд будто загорелся огонь. Оборона и нападение – обе команды были на взводе. К тому времени, когда была выброшена четвертая желтая карточка, игра приняла жесткий оборот: одну выдали Харлоу, а вторую – мне. Мы суетились, потели. Мы бегали и сражались с «Блейзерс».
В последние пятнадцать минут второго тайма команда забила.
И это были не мы.
После этого нам никак не удавалось удержать мяч.
И мы проиграли. Вот так просто.
Мы, мать вашу, проиграли.
Это было все равно, что ваша собака съела вашу курсовую работу. Проигрыш ощущался словно вы печатаете что-то в документе, а затем ваш компьютер перезагружается сам по себе. Или вы печете пирог, а он не поднимается.
Возможно, использование слова «раздавлены» было немного экстремальным, но оно было правдой. По крайней мере, для меня. Я была раздавлена.
Наблюдать, как другая команда кричит и аплодирует, обнимая друг друга…
Честно говоря, мне хотелось ударить каждую из них по лицу и потом хорошенько выплакаться. Ты не всегда побеждаешь, и это правда, но…
Мы проиграли.
* * *
Я прижала сжатые кулаки к бровям после того, как время закончилось. Я посмотрела на трибуны – разочарование было очевидным на лицах многих людей. Мне пришлось отвернуться, чтобы не видеть, как наши фанаты расстроены. «Пайперс» были разбросаны по полю, выглядя такими же ошеломленными, как и я. Никто не мог поверить в то, что только что произошло. Я определенно не могла.
Сглотнув, я поняла, что играла на этом поле в последний раз.
Я поперхнулась.
Я проиграла. Мы проиграли.
Моя семья была на трибунах. Марк и Саймон были где-то в толпе. Мой Немец тоже был там.
Тяжесть сжала мои легкие, когда я заставила свои ноги двигаться. Они уводили меня от празднующих соперников, не обращавших внимания на тот внутренний ад, через который я проходила. Потеря чувствовалась горечью во рту и определенно в душе. Я пожала несколько рук, обняла двух девушек из команды «Огайо» и поздравила их с победой.
Но, Господи, это далось тяжело.
Каждый справлялся с проигрышем по-разному. Кто-то нуждался в утешении, кто-то злился, а кто-то хотел, чтобы его оставили в покое. Я была из тех, кому нужно немного пространства.
Если бы только я была быстрее и добралась туда, где была нужна, вместо того чтобы вымещать свое разочарование на игроке, которая подставила мне подножку…
Я заметила Харлоу, которая, заложив руки за голову, тихо ругалась. Она все еще стояла на том же самом месте, где находилась, когда закончилось время игры.
Дженни была еще дальше, обнимая другую девушку из «Пайперс», которая выглядела так, будто плакала.
Мы проиграли.
И чувство потери будто клокотало у меня в горле.
– Сал!
Я почесала щеку и обернулась, чтобы увидеть одну из игроков противника, идущую ко мне. Она была юной девочкой, которая все время преследовала меня во время игры, быстро и творчески двигала ногами. Я выдавила из себя улыбку для нее, замедляя свое погружение во всеобщий траур.
– Эй, ты не могла бы поменяться со мной футболками? – спросила она с милой улыбкой.
Да, я была разозленной неудачницей, но я не была дерьмом.
– Конечно, конечно, – сказала я, стягивая свою через голову.
– Надеюсь, это не выставит меня сумасшедшей фанаткой, – сказала она, снимая майку. – Но я люблю тебя.
Я только закончила снимать потную джерси, когда она сказала это, и я не смогла не улыбнуться.
Она держала руки над головой, материал скрутился вокруг ее запястий, когда она перестала двигаться.
– Я не так выразилась. Ты меня очень вдохновляешь. Я просто хотела, чтобы ты знала. Я следила за твоей карьерой с тех пор, как ты была в команде U-17.
Эта девушка была моложе меня, но и не выглядела подростком.
Услышав, что я вдохновила ее... ну, мне стало приятно. Я не была менее расстроена или разочарована тем, что мы проиграли, но, думаю, это сделало все немного более терпимым.
Немного.
– Большое тебе спасибо. – Я протянула ей свою джерси «Пайперс». – Эй, ты потрясающе работаешь ногами, не думай, что я не заметила.
Она покраснела и протянула мне свою, красно-черную джерси.
– Спасибо. – Кто-то что-то крикнул, и она оглянулась, подняв руку в знаке «дай мне минуту». – Мне нужно идти, но на самом деле, это была отличная игра. Увидимся в следующем сезоне.
В следующем сезоне. Глупости.
– Да, хорошая игра. Береги себя.
Меланхолия ударила по мне сильно, очень сильно. Не плачь. Не плачь. Не плачь.
Я не буду плакать, черт побери. Я никогда не плакала, когда мы проигрывали, по крайней мере, с тех пор, как была маленькой.
– Сал! – голос моего отца был слышен несмотря на сотни других.
Два быстрых взгляда вокруг, еще несколько криков «направо!» от него, и я заметила свою семью. Верхняя часть тела отца висела над барьером, руки были прижаты, чтобы он не упал на поле, когда кричал, в то время как моя мама и сестра стояли позади него. Сеси выглядела смущенной.
Я шмыгнула носом и направилась к ним, выдавив улыбку, которая могла предназначаться только им. Там были другие люди, выкрикивающие мое имя, и я помахала им, но шла к своей семье так быстро, как только могла, мне нужно было уйти с поля до того, как начнется вручение чемпионского трофея.
Ухватившись за первые перекладины барьера, я подтянулась, чтобы поставить ноги на бетонный фундамент, и встала, оказавшись в объятиях в тот же миг.
– Ты не могла сыграть еще лучше, – сказал папа по-испански прямо мне в ухо.
Не плачь.
– Спасибо, Па.
– Ты всегда была моим лучшим игроком, – добавил он, отстранившись и положив руки мне на плечи. Его улыбка на мгновение стала грустной, прежде чем он сжал мои плечи и скорчил гримасу. – Ты стала больше качаться? Твои плечи больше моих.
Это только заставило меня хотеть плакать еще больше, и звук, который вырвался из моего рта, дал ему понять, насколько тяжелым был этот момент для меня.
Наконец мама с раздражением оттолкнула отца в сторону.
– Ты так хорошо играла, – сказала она по-испански, целуя меня в щеку. Ее глаза были влажными, и я не могла даже представить, что происходит у нее в голове. Она никогда ничего не говорила, но я знала, что большие игры, подобные этой, всегда давались ей тяжело. Отношения с дедушкой были открытой раной, и я не была уверена, что она когда-нибудь заживет.
– Gracias, mami. – В ответ я поцеловал ее в щеку.
Она погладила меня по лицу и отступила на шаг.
Моя младшая сестра, с другой стороны, просто стояла там со своей обычной ухмылкой всезнайки на лице, пожимая худыми плечами.
– Жаль, что ты проиграла.
От нее я возьму все, что смогу.
– Спасибо, что пришла, Сеси. – Я одарила ее самой лучшей улыбкой, на которую была способна, пока пыталась справиться с мыслями о том, как я всех подвела.
Шум на стадионе становился все громче, и я поняла, что мне нужно как можно скорее убраться с поля.
– Я должна уйти до того, как они начнут. Увидимся завтра, ладно?
Они знали меня достаточно хорошо, чтобы понять, что мне нужна ночь, чтобы пережить это и прийти в себя. Одна ночь. Я дам себе ночь, чтобы перестать злиться.
Папа согласился и еще раз обнял меня, прежде чем я спрыгнула обратно на поле и поспешила к выходу, ведущему в раздевалку. Несколько игроков «Пайперс» стояли в дверях. Некоторые из них плакали, некоторые утешали друг друга, но это были те девушки, которые сплетничали обо мне последние несколько недель. Будучи не в настроении иметь дело с моими товарищами по команде, я продолжала идти мимо них, игнорируя их взгляды так же, как они игнорировали меня в последнее время.
– Что я тебе говорила? Чертов робот, блин, – донесся голос Женевьевы, отражаясь от бетонных стен.
Мы, блядь, проиграли, а у меня не было никаких чувств. Фантастика.
Не плачь.
Охранники и другой персонал заполнили коридор. Я пожала им руки и позволила похлопать себя по спине. Я шмыгнула носом, позволяя разочарованию снова вспыхнуть во мне. Я знала, что со мной все будет в порядке. Это была не первая большая игра, которую я проиграла. К несчастью, это заняло месяцы, чтобы подготовиться к ней. И было столько препятствий на пути, и Култи стал столь важным, пока я шла к этому моменту, что все казалось намного более болезненным, чем обычно.
Если бы только я сыграла лучше. Я бы оправдала их ожидания.
– Schnecke.
Я резко остановилась и посмотрела вверх. Из противоположного конца коридора ко мне приближалась высокая худощавая фигура, которую я пока не хотела видеть. Впереди меня шли другие игроки, и он не обращал на них внимания, когда они пытались заговорить с ним. Он даже не взглянул на них во второй раз, что было невероятно грубо, но это заставило меня покачать головой, когда я попыталась найти в себе чувство собственного достоинства. Я даже не смогла натянуть свои Носки Большой Девочки.
Култи остановился в ту же секунду, как оказался примерно в тридцати сантиметрах от меня. Его большое тело было твердым и неподвижным, а лицо – идеальной маской тщательного контроля, которая не давала мне ни малейшего намека на то, что происходило в его большой немецкой голове. Это только заставило меня чувствовать себя более неловко, более неуверенно и еще более разочарованной тем, что мы не выиграли.
Положив руки на бедра, отчего футболка на его груди натянулась, он моргнул.
– У тебя есть два варианта, – объяснил он, оценивая меня взглядом. – Ты можешь что-нибудь сломать, или я обниму тебя? – спросил он совершенно серьезно.
Я моргнула и облизнула губы, прежде чем сжать их вместе. Мы проиграли, и вот он спрашивает меня, нужно ли мне что-то сломать или мне нужно чертово объятие. Слезы наполнили мои глаза, и я моргала все быстрее и быстрее, когда мое горло запершило.
– И то, и другое?
Выражение его лица по-прежнему не изменилось.
– У меня нет ничего, что ты можешь сломать прямо сейчас, но когда мы уйдем…
Именно это «мы» и добило меня.
«Мы», которое заставило меня обнять его за талию и прижать к себе так крепко, что потом я удивлялась, как ему удавалось дышать. Он, не колеблясь, обнял меня за плечи и наклонил голову так, что губы оказались прямо у моего уха.
– Не плачь.
Слезы просто полились. Мое крушение надежд, мое разочарование, мой стыд – все это просто полилось как из ведра. И вся моя неуверенность тоже дала о себе знать.
– Прости меня, пожалуйста, – сказала я ему слабым голосом.
– За что?
Боже, из моего носа текло быстрее, чем я была способна удержать. Мое разбитое сердце было на виду у всех.
– За то, что разочаровала тебя, – заставила я себя сказать. Мои плечи тряслись от сдерживаемой икоты.
Его голова дернулась, а губы приблизились к моему уху. Он крепче обхватил меня своими большими мускулистыми руками.
– Ты никогда не сможешь разочаровать меня. – Его голос действительно звучал странно или мне показалось? – Не в этой жизни, Сал.
Да, это совсем не помогло. Иисус Христос. Мой нос превратился в открытый кран.
– Это реально? Ты настоящий? Боюсь проснуться завтра и увидеть, что сезон еще даже не начался, а последние четыре месяца были просто сном? – спросила я его.
– Это совершенно точно реально, – сказал он все тем же странным голосом.
Как же это прекрасно и в то же время очень печально.
Я слышала, как шаги вокруг нас становились все громче, эхом отдаваясь в коридоре, но мне было абсолютно наплевать, кто к нам приближался и что они подумают.
– Я действительно хотела выиграть.
Его ответом было поглаживание моей спины, он скользнул пальцами под толстые лямки моего спортивного бюстгальтера.
– Я ненавижу проигрывать, – сказала я ему, будто он еще не понял этого, прижимая мое лицо сильнее к своей груди. – И они думают, что мне наплевать на то, что мы проиграли. Почему они решили, что я бесчувственный робот?
Култи продолжал поглаживать меня, его пальцы были холодными и шершавыми на моей влажной коже.
Я шмыгнула носом.
– А теперь ты застрял здесь, а я даже не выиграла. Мне так жаль, Рей.
Он просунул пальцы еще глубже под мой спортивный бюстгальтер, швы затрещали в знак протеста, когда его ладонь легла на мою кожу.
– Ты никуда не поедешь без меня.
Что? Я откинула голову назад, чтобы посмотреть ему в лицо, совершенно не думая о том, как ужасно сейчас выгляжу.
– Но ты же сказал…
Выражение лица Култи было мягким. Его глаза сияли ярче, чем когда-либо.
