Текст книги "Култи (ЛП)"
Автор книги: Мариана Запата
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц)
* * *
В тот вечер я получила три голосовых сообщения, пока собиралась и бегала по дому перед встречей с родителями. Первое было от Дженни, которая сказала:
– Сал, не могу поверить, что ты высказала ему все это, но, думаю, что это были самые правильные и добрые слова, которые я когда-либо слышала. Я горжусь тобой и люблю тебя.
Второе было от одной из защитниц команды, с которой я не была особенно близка. Она смеялась так сильно, что казалось, будто она умирает.
– Немецкий Шоколадный Торт! О Боже, мне показалось, что я описалась.
Третье было от Харлоу.
– Сал, я всегда знала, что у тебя стальные яйца в этом тщедушном маленьком теле, но, черт возьми, я чуть не заплакала. Дай мне знать, когда захочешь пойти куда-нибудь и отпраздновать. Ты отвесила Култи самый большой пинок в его жизни.
В общем, я была очень довольна собой.
Я ничего не рассказала отцу в тот вечер, когда мы были вместе на ужине, но обняла его в два раза крепче, чем обычно, так, что у него перехватило дыхание.
* * *
Если я и беспокоилась, что команда разозлится из-за того, что я сказала накануне, то это была пустая трата моих умственных и эмоциональных усилий. Когда я появилась, несколько новеньких девушек незаметно дали мне пять, но сильное похлопывание Гарднера по спине окончательно заставило меня расслабиться. Мне ничего за это не будет.
Я высоко держала голову и перестала притворяться, что не смотрю на Култи. Если я смотрела в сторону, где он находился, то не отворачивалась. В тот единственный раз, когда наши взгляды встретились, я позволила себе задержаться на нем на секунду, прежде чем отвести глаза. Нам советуют не встречаться взглядом с опасными животными, чтобы они не восприняли тебя как угрозу, но я сказала себе: «Да пошло оно, я никому не буду лизать зад, особенно Култи».
Я не сделала ничего плохого, и абсолютно уверена, что не собираюсь стоять в стороне и позволять этому Немецкому бункеру вести себя так, что после встречи с ним лучший отец в мире чувствует себя подавленным. Он вел себя нормально, когда мы ужинали в ресторане рядом с их отелем, но... все же. Я видела, что его чувства задеты, и это не могло оставить меня равнодушной.
* * *
Когда я упала на землю во время особенно жесткой игры три на три прямо у ног Култи, я вскочила, отряхнула бедра, посмотрела ему прямо в глаза, а затем вернулась к тому, что делала.
Был ли тот порыв моим самым умным поступком?
Может быть, и нет, но все, что мне нужно было сделать, это подумать о своем отце, и я понимала, что поступила правильно, абсолютно правильно. Хотя мы с Грейс никогда не говорили о том, что произошло между ней и Култи, взгляд, которым она посмотрела на меня после того рокового дня, убедил меня, что она сделала ему замечание за то, как он разговаривал с другими девочками. Хотя у меня не хватило смелости сказать что-нибудь в защиту девочек, которых он отчитал, я вступилась за своего отца, а также, в некотором смысле, за каждого человека, от которого он отмахивался.
То есть за всех нас, вроде как. Только это заняло у меня гораздо больше времени, чем у Грейс. Может быть, если бы это была Дженни или Харлоу, я бы встала на их защиту сразу. Дело в том, что никто не заслуживает такого обращения.
Ничего в его действиях не изменилось вообще. Мы все ходили на цыпочках, следя за своими спинами и за своими словами. Было ли это отстоем? Полным. Впрочем, у нас было о чем волноваться и кроме него.
С приближением нашего первого предсезонного матча, и пяти других в течение следующих двух недель, мне пришлось сосредоточить все свое внимание на игре, а не на тупом мужике, которого называли «Королем». Точно. Он «Король» всех мудаков на этой планете.
Глава 8
– …у кого-нибудь есть вопросы?
В комнате царило такое напряжение, что казалось, от него можно было откусить кусочек. За последние два часа никто, кроме Грейс, не проронил ни слова. Мы все просто сидели и слушали, как тренерский штаб обсуждает последние детали предстоящего сезона. Все игроки, сидевшие в конференц-зале, чувствовали себя неловко и неуверенно. Единственное, что мы делали – смотрели и кивали. Проводить так много времени, слушая чужие разговоры вместо того, чтобы играть, было довольно мучительно.
Виноватым в странном поведении команды был помощник тренера, стоявший в углу комнаты у проекционного экрана с вытянутыми вдоль тела руками. Никому не нужно было говорить это вслух, но мы знали. Мы все определенно знали.
Это была его вина.
Когда никто больше не отреагировал на вопрос Гарднера, я покачала головой и ответила:
– Нет.
Нахмурившись, главный тренер оглядел зал, ожидая, что кто-нибудь заговорит.
Но никто так ничего и не сказал, и по тому, каким напряженным стало выражение его лица, я поняла, что он не понимает почему. Во-первых, никто из нас не страдал от неуверенности в себе. Во-вторых, если у кого-то и возникали претензии, они обычно не имели проблем с их высказыванием.
Но на этот раз у главной проблемы имелось две руки и ноги.
Та-да-да-дам.
Но никто не собирался ничего никому объяснять.
– Ни у кого? – Гарднер переспросил, очевидно, не поверив в происходящее.
Все присутствующие продолжали молчать.
– Ладно. Если вам нечего сказать, думаю, вы все свободны. Встретимся здесь завтра в восемь, и все вместе поедем на игру, – объявил он, и все кивнули в ответ, после чего начали вставать.
Я задержалась еще на несколько минут, чтобы поговорить с Женевьевой о беговых дорожках поблизости, и только собрала свои вещи, как услышала:
– Сал, у тебя есть время зайти в мой кабинет?
Я знала, о чем пойдет речь, мои инстинкты говорили об этом с абсолютной уверенностью. Я посмотрела на Гарднера и нутром чувствовала, что он что-то замышляет.
К сожалению, я также знала, что буду первой и, скорее всего, единственной, к кому он обратится со своими вопросами.
Глупо, но все знали, что я отвратительно умею врать, и это стало моим проклятьем.
– Конечно, – ответила я, хотя меньше всего на свете мне хотелось ему что-то объяснять.
Он ухмыльнулся и поманил меня к себе.
– Тогда пошли.
Проклятье. Закинув сумку на плечо, я последовала за ним. Через пару минут мы свернули в коридор, который был мне слишком хорошо знаком, и зашли в его кабинет.
Гарднер задернул занавески на маленьком окошке, в котором из коридора был виден его стол – это было вполне обычно. Дружелюбно улыбаясь, он занял свое место, приподняв брови до самой линии волос.
– Ты же знаешь, что я не собираюсь ходить с тобой вокруг да около. Расскажи мне, что происходит.
И-и-и… Бинго-о-о.
С чего именно мне начать?
Не то чтобы мне очень уж хотелось обсуждать чьи-то проблемы, тем более мои собственные, даже с человеком, которому доверяла и которого уважала, но все же я прекрасно понимала, что он использует меня в качестве информатора. Ладно, скорее стукача. Это одно и то же, черт возьми. Опустившись в кресло с сумкой у ног, я приподняла брови и посмотрела на Гарднера. Я тут же решила разыгрывать из себя дурочку как можно дольше.
– С нами?
– Со всеми. С командой. Что происходит?
– Джи, я понятия не имею, о чем ты говоришь.
– Сал. – Он моргнул, будто понимал, что я прикидываюсь тупицей. Так оно и было, но он не знал этого наверняка. – Все ведут себя странно. Никто не разговаривает между собой. Я не вижу, чтобы хоть кто-нибудь вел себя, как обычно. Кажется, будто вы впервые встретились. Я хочу понять, что происходит, вот и все.
Как только я действительно задумалась об этом, то поняла, что не должна удивляться тому, что он заметил разницу в нашем поведении. Конечно же, заметил. И все из-за того, что ему не все равно. Мне не нравилось, что Гарднер был слишком внимателен и заботился о нас, и мне не нравилось, что Култи вообще не обращал на нас внимания. Здесь не будет победителя, не так ли? Мне нужно было принять тот факт, что Гарднер был с нами и переживал за нас.
Хотя тренировки обычно были довольно серьезными, в наших разминках до игры и в процессе остывания после всегда присутствовало игривое настроение. По большей части мы неплохо ладили друг с другом, и, думаю, именно поэтому мы так хорошо играли. Ни одна из нас не считала себя суперзвездой и не имела эго размером с воздушный шар. Мы играли как единое целое.
Конечно, это не означало, что некоторые члены команды не мечтали о том, чтобы время от времени другие игроки подворачивали лодыжку, но это обычное спортивное поведение.
И да, тренировки проходили в довольно подавленной атмосфере и становились все более и более тихими с каждым днем. Не нужно быть гением, чтобы понять, что это не вина новых игроков. Они были великолепны.
Это была вина Немца. Если даже Харлоу боялась открыть рот, чтобы пожаловаться на его бездеятельность, очевидно, он был проблемой. Не думаю, что Хар когда-либо задумывалась дважды о последствиях своих высказываний. Она была именно таким хорошим и честным человеком. И все же я видела, как она тряхнула головой и прошла мимо, пока Франкфуртская Сосиска, о которой идет речь, расхаживал по окраине поля во время тренировок и молчал.
К тому же, существовала моя ссора с ним.
Я наклонилась вперед, уперлась локтями в колени и лениво пожала плечами.
– Скажи мне, что делать, – тренер говорил очень серьезно. – Я доверяю твоему мнению, и мне необходимо знать, с чего начать.
Слово на «Д». Черт возьми. Доверие было моим криптонитом.
Я вдруг почувствовала, как моя решимость рухнула, и опустила голову, сдаваясь.
– Хорошо. – Я почесала щеку и пристально посмотрела на него. – Что именно я могу сказать, чтобы не попасть в неприятности?
– Что?
– Это принесет мне проблемы? Я не хочу говорить что-то, из-за чего меня посадят на скамью запасных, – осторожно сказала я, будто не называла Немца сарделькой несколько дней назад.
Он недоверчиво посмотрел на меня. Гарднер посмотрел на меня так, словно я плюнула ему в лицо.
– Это связано с Култи?
Учитывая тот факт, что у меня еще не было информации о том, попаду ли я в беду, сказав хоть что-то, я ограничилась кивком. Я всегда могла сказать, что ничего не произносила вслух, там ведь прозвучало его имя, верно?
– Ты издеваешься надо мной.
Я пожала плечами.
– Объясни мне. Ты же знаешь, как сильно я уважаю тебя. Я не собираюсь стучать на тебя или создавать тебе проблемы за то, что ты была честна со мной, не утрируй.
Он действительно выглядел обиженным из-за того, что я не хотела ничего ему объяснять.
И все же…
– Сал, я знаю, что ты понимаешь, что я не слепой и не тупой. Скажи мне правду, я услышал только половину того, что ты ему сказала несколько дней назад. Знаю, что он не был дружелюбен с твоим папой, но думал, что это все. Я хочу помочь и могу сказать, что команда не ведет себя так, как должна. Каждый раз, когда мы выходим на поле, все напряжены, и никто не хочет ничего говорить во время наших встреч. Вы никогда так себя не вели, – сказал Гарднер. – Иногда вы даже можете спорить о том, как надут мяч, ради Бога.
Мне хотелось откинуться на спинку стула и откинуть голову назад, чтобы уставиться в потолок, но я не сделала этого. Вместо этого я мысленно натянула свои Носки Большой Девочки повыше и решила помочь ему.
– Я не спорю с тобой, ситуация напряженная, и это отстой, Джи. Но ты знаешь, что у нас есть правило «не ныть», так что никто не будет жаловаться.
– Тогда скажи мне почему. Из-за меня?
– Почему ты всегда так поступаешь со мной? – застонала я.
Он засмеялся.
– Потому что ты не будешь нести чушь. – Мастер-манипулятор, он был мастером-манипулятором. – Я хочу, чтобы все вернулось на круги своя, поэтому скажи мне, что нужно исправить.
Разве он не понял? Никто не поставит под угрозу карьеру, которой были принесены такие жертвы. Каждая из нас отказалась от дней рождений, юбилеев, общественной жизни, отношений, времени с семьей и многого другого ради того, что мы имели сейчас. Я заплатила большую цену, и было бы глупо ставить карьеру под угрозу. Все остальные девушки в команде в какой-то степени должны были чувствовать то же самое.
– Я знаю, Джи, но ты же понимаешь, что мы все будем осторожны. Чего ты ожидал? Ты нас с самого начала предупреждал, чтобы мы были осторожны с тем, что говорим о Култи, а затем мы приходим на тренировку или идем в продуктовый магазин, и нас буквально бомбардируют вопросами о нем.
Его выдох напомнил мне звук проколотого воздушного шарика. Он все еще не мог в это поверить. В этой жизни есть люди, которые пытаются решать проблемы, и есть люди, которые ждут, что кто-то другой решит проблемы за них. Обычно мне нравилось думать, что я поступаю, так как сама считаю нужным, но это не означает, что я считаю нужным говорить что-то сейчас, особенно в этом случае.
Внезапно мне стало немного совестно, что я сдерживалась и не говорила правду, совсем немного совестно. Пока не вспомнила об очень реальных угрозах, которыми Немец запугивал меня после того, как я помогла ему. И как только я вспомнила об этом, чувства возмущения и гнева захлестнули меня.
– Хорошо, – я сделала глубокий вдох, – я думаю, что все немного не уверены в том, как вести себя с ним, Джи. Думаю, я могу говорить только за себя. Никто ничего не говорит, потому что мы все, наверное, слишком напуганы, боясь ляпнуть какую-нибудь глупость и попасть в беду. И то, что он не самый дружелюбный человек, совсем не помогает.
На лице тренера расплылась улыбка.
– Я серьезно. Понимаешь, все в жизни имели дело с кошмарным тренером, который называет тебя никчемным куском дерьма и орет, что тебе стоило бросить играть в футбол много лет назад. Но оказалось, что еще хуже, когда твоему тренеру наплевать. Он ничего не говорит, он ничего не делает. Он просто присутствует. – На фотосессии произошел инцидент. И он угрожал мне, когда я все лишь пыталась помочь ему, но я держала это при себе. Не из-за того, что он угрожал мне, а просто потому, что я не была таким человеком.
Это факт. Култи ничего не делал. Он ничего не говорил. Он не делился своими знаниями и не проявлял свое недовольство, кроме одного раза… мы даже не знали, как он разговаривает.
– Боже. – Гарднер кивнул и провел рукой по голове. – Я начинаю понимать.
Я сказала слишком много? Может быть.
Надув щеки, как рыбка, я начала говорить ноющим тоном.
– Послушай, он отличный игрок. Я не говорю, что это не так. Но разве он не должен нас тренировать? Ругать? Говорить нам, когда мы делаем что-то хорошее или, хотя бы, делать замечания, когда мы вытворяем что-то невероятно плохое? Что-нибудь? Я полагала, что, может быть, он привыкает к девушкам, но времени прошло более чем достаточно. Не думаешь?
– Я понимаю, о чем ты говоришь. Это имеет смысл. – Он провел рукой по голове и посмотрел в потолок. – Не знаю, почему я не подумал об этом раньше. Ха. – Он кивнул сам себе, а затем взглянул на меня. – По крайней мере, теперь я знаю, с чего мне нужно начать.
Я мгновение поерзала в кресле, затем замерла и кивнула ему.
– Вроде это все. – У Гарднера несколько раз изменилось выражение лица, пока он обдумывал то, что я сказала, после чего кивнул мне в ответ. – Я ценю твою откровенность со мной. Я приложу все усилия, чтобы разобраться с этим, – сказал он, что стало для меня сигналом убираться отсюда к чертовой матери.
– Тогда все в порядке. Я должна идти. Увидимся завтра, – сказала я, хватая свои вещи и вставая.
Он как-то странно на меня посмотрел.
– Дай знать, если я тоже могу чем-нибудь помочь тебе. Не думай, что я не заметил, что в последнее время ты выглядишь так, будто готова откусить кому-нибудь голову.
Видимо, мне нужно было поработать над улучшением моего «пустого» выражения лица. Я могу сделать это. Я улыбнулась и кивнула человеку, сидящему за столом.
– Я в порядке, Джи. Но спасибо.
Его черты немного смягчились, и я не была уверена, что узнала эмоции, появившиеся на его лице. Я сделала шаг назад.
– Я горжусь тобой, Сал, потому что ты противостояла ему. Особенно теперь, когда знаю, что вы все чувствуете по поводу его присутствия здесь... Я хочу, чтобы ты знала это. Ты хороший человек.
Мне было приятно услышать слова Гарднера, и в то же время они заставили меня почувствовать себя виноватой. Я слегка улыбнулась ему и пожала плечами.
– Я должна была рассказать тебе раньше о девушках, Джи.
– Все хорошо. Ты рассказала сейчас, и это все, что имеет значение.
Разве?
Мы еще раз попрощались друг с другом, и я ушла.
Перекинув сумку через плечо, я медленно вышла, раздумывая, правильно ли поступила? Я не была уверена, но что еще мне оставалось делать? Несмотря на болезненные ощущения от его присутствия, я могла бы прожить еще пять месяцев, ходя на цыпочках вокруг этого немецкого засранца, но не была единственной, на кого он так влиял.
Обратный путь был настолько знакомым, что я знала его наизусть. Прошла по двум коридорам и подошла к лифту. Я раскачивалась на пятках, пока ждала лифт. Тихий скрип пары кроссовок по линолеуму заставил меня оглянуться. В этом звуке не было ничего особенного, все в основном носили кроссовки, если только это не был игровой день, или кто-то не надевал каблуки. Но когда увидела пару кроссовок «РК» – специальной серии, черных с лимонно-зеленой прострочкой – мои плечи напряглись.
И я подняла взгляд.
Конечно, это была та самая индюшачья задница, о которой я только что говорила.
Неосознанно я потянулась рукой за голову, чтобы убедиться, что мои волосы аккуратно собраны в пучок под повязкой, но остановилась, прежде чем дотянулась до волос. Какашки. К тому же, а не плевать ли мне на то, что мои волосы растрепаны? Плевать.
Я откашлялась, когда он остановился примерно в метре от меня, и наши взгляды встретились. Цвет его глаз был красивее, чем мне казалось возможным. Это было идеальное сочетание медово-коричневого со смесью темно-зеленого. Ясный, острый, невозможно, невероятно внимательный и тяжелый взгляд.
Святые угодники, он высокий. Большие предплечья под небесно-голубой футболкой поло. Затем я снова посмотрела ему в глаза и увидела, что он все еще пристально смотрит на меня. Он наблюдал, как я разглядываю его.
Твою мать.
Какашки, Сал. Какашки.
Какашки. Прекрати это. Прекрати прямо сейчас.
Ты вытащила его из бара и принесла в гостиничный номер, взамен не услышав ни одного слова благодарности. Не было даже улыбки. Все, что ты получила от него, – угрозы.
И внезапно вспомнив об этом, я почувствовала себя уверенно. Я сглотнула и улыбнулась своей приторно-сладкой улыбкой, которую использовала при общении с мудаками – я улыбалась только губами.
– Привет, – сказала я и быстро добавила, – тренер.
Этот тяжелый взгляд на мгновение скользнул вниз к номеру, напечатанному на моей груди, и вернулся обратно, чтобы посмотреть мне в лицо. Он медленно, лениво моргнул. Я вздернула подбородок и тоже моргнула, заставляя себя скрыть самодовольную улыбку. Двери лифта со звоном открылись, и мужчина тихо произнес, будто ответить такому скромному, не заслуживающему этого существу, как я, стоило ему десяти лет жизни:
– Привет.
Мы смотрели друг другу прямо в глаза долю секунды, прежде чем, приподняв брови, я направилась внутрь небольшого помещения. Повернувшись лицом к дверям, я увидела, как Култи последовал за мной, заняв место в дальнем углу.
Сказал ли он что-нибудь еще? Нет.
Сказала ли я? Нет.
Я смотрела вперед и ждала, когда закончатся самые странные тридцать секунд в моей жизни.
* * *
Проблема разговоров с мужчиной – или с мужчинами в целом – которую я выяснила в течение своей жизни, заключалась в том, что все они слишком широко открывают свой большой рот. Я имею в виду, даже пасть акулы не сравнится с мужчиной в компании пары его друзей. Честно.
Но знаете, это моя вина. Действительно моя. Я должна была помнить об этом.
Мой отец, брат и его друзья познакомили меня с реалиями мужской дружбы, и все же я забыла все, чему у них научилась.
Так что я не могу винить никого, кроме себя, за то, что доверяла Гарднеру.
Утренняя тренировка перевалила за середину, и я только что закончила игру один на один с защитником. Я направилась подальше от места, где проходили тренировки, не обращая ни на что внимания. Поскольку задумалась о том, как еще можно было сыграть, чтобы быстрее попасть мячом в ворота, когда кто-то встал прямо у меня на пути.
Это был простой шаг в сторону, в результате которого огромное тело появилось напротив всего в тридцати сантиметрах от меня.
Я знала, что это не Гарднер. Он был на другой стороне поля, когда я играла, а в штате команды было всего трое мужчин. Двое из них были слишком приятными людьми, чтобы так резко преграждать путь и идти на столкновение.
Немец. Это был проклятый король придурков. Конечно он.
В мгновение, когда наши взгляды встретились, я поняла.
Я поняла, что Гарднер, чрезмерно тупой ублюдок, назвал мое имя Немцу.
Я почувствовала, как сердце забилось у меня в горле.
Ему не нужно было говорить «Я знаю, что ты сказала», потому что холодное выражение лица говорило обо всем. Когда он стоял и смотрел сквозь меня, пока я разглагольствовала о своем отце, он даже не скривился, но я знала, что все услышанное задело его. Такой человек, как он, не ценил критику в свой адрес, потому что считал себя идеальным, очнитесь.
Не то чтобы я называла его «никчемным европейским куском дерьма на пенсии», а это было бы ужасно грубо. Или сказала, что он ужасный игрок, и не заслужил работу тренера.
Ничего даже отдаленно похожего на это не было мной сказано. Но я поставила себя на его место, представила, что мое эго увеличилось в десять раз, и спросила себя, как я буду себя чувствовать.
Я была бы чертовски зла, если бы какой-нибудь ребенок начал говорить, что я делала неправильно.
Но это была правда, и я не собиралась менять свое мнение. Я не называла его Фюрером, членоголовым или как-то еще. Что я должна сделать? Извиниться перед тем, кто этого не заслуживает? Не-а.
Я сделала то, что считала нужным. Я осталась стоять прямо там, где остановилась, когда он встал у меня на пути, и уговаривала свое сердце не биться так быстро.
Успокойся, успокойся, успокойся. Какашки. Моча. Какашки, какашки.
Носки Большой Девочки? Надеты.
Голос? Проверен.
Собравшись с силами, я опустила плечи и пристально посмотрела на него.
– Да?
– Время спринта! – крикнул кто-то.
Моя отчаянная храбрость привела к тому, что я развернулась и побежала к линии, от которой начинались забеги. Целый цикл тренировок, бег на короткие дистанции, с увеличивающийся дистанцией от спринта к спринту, – являлся моим видом отношений «любовь-ненависть». Я была быстрой, но это не значило, что действительно любила бегать спринты.
Я встала в ряд между двумя новыми игроками, которые всегда пытались бежать быстрее меня. Девушка, стоявшая справа, ткнула меня кулаком прямо перед тем, как мы побежали.
– Я чувствую, что сегодня тот самый день, Сал, – улыбнулась она. Я пошевелила лодыжкой и медленно перенесла вес на носок.
– Не знаю, сегодня я чувствую себя хорошо, но попробуй.
Еще один тычок кулаком и раздался свисток.
Десять метров туда и обратно. Двадцать метров туда и обратно. Сорок метров туда и обратно. Половина поля туда и обратно. Потом все поле и обратно.
Мои легкие немного горели к концу, но я послала их и ускорилась на последних метрах. Я оторвалась на достаточное расстояние от остальных, чтобы нормально спать ночью. И подумала о том, как хорошо, что я всегда стараюсь подтолкнуть себя на утренних пробежках, с каждым днем делая их немного сложнее.
Растирая руками бедра и пытаясь перевести дыхание, я улыбнулась бросившей мне вызов девушке, когда она закончила и остановилась рядом. Она выглядела немного раздраженной, но ей удалось сохранить улыбку.
– Не знаю, как, черт возьми, ты делаешь это, – задыхалась Сэнди.
Я ответила, так же задыхаясь:
– Я бегаю. Много. – Когда она одарила меня взглядом «Ты издеваешься?», я фыркнула. – Я бегаю на велосипедных дорожках в «Мемориале» каждое утро в шесть тридцать, прежде чем приехать сюда. Можешь пойти со мной, если встанешь так рано. Я не самая лучшая компания, с которой можно поговорить так рано утром, но это лучше, чем бегать в одиночестве, верно?
– В самом деле? – слишком недоверчиво спросила она.
– Да.
Она вытерла лоб и посмотрела на меня.
– Ладно. Конечно. Звучит здорово.
Я объяснила, где паркую машину, на случай, если она действительно захочет поехать, а не просто согласилась. К тому времени, как мы закончили говорить, все остальные тоже закончили свои забеги, даже более медленные игроки. Не то чтобы кто-то был медленным, просто немного медленнее.
Вскоре после этого тренировка закончилась, так что я собирала свои вещи и следила за тем, где был Гарднер, желая поделиться с ним парой умных мыслей.
В обычной обуви и в чистой паре носков я направилась к главному тренеру, считая мячи, чтобы убедиться, что все они на месте.
– Ты готова к игре? – спросил он меня первым делом.
– Готова, – ответила я, наблюдая за его подлым лицом в поисках любого признака того, что он сожалеет, что предал мое доверие.
– Все хорошо? – спросил он, выпрямляясь, когда я не стала двигаться с того места, на котором стояла.
Оглянувшись, чтобы убедиться, что никого нет рядом, я снова обратила внимание на сплетника и нахмурилась.
– Ты рассказал Култи о моих словах?
У старого ублюдка хватило приличия выглядеть немного застенчивым.
– Я разговаривал с ним сегодня утром по дороге сюда. Я решил, что пришло время поговорить – он не согласился и не отрицал.
– Ты сказал ему, что это я жаловалась?
Он внимательно и твердо смотрел на меня своими карими глазами.
– Должно быть, он догадался, потому что ты единственная, кто надирала ему зад.
Сложно отрицать. Именно меня он видел выходящей из кабинета. Очевидно, я оставила после себя след из крошек. Вдобавок, это я обвинила его в том, что он повел себя с моим отцом как кусок дерьма. И снова, я сама себе устроила неприятности.
Это уже произошло, и зацикливаться на этом не имело смысла.
– Ты можешь сказать мне, если возникнут проблемы, – предложил он осторожным и искренним тоном, которому я не могла не поверить.
Что мне оставалось делать? Сказать ему «он посмотрел на меня сверху вниз»? Нет. Или, что еще хуже, рассказать ему, что я забирала его из бара? Ага, тоже нет. Вместо этого я подарила ему улыбку с одобрением, которого не чувствовала.
– Все в порядке, мне просто… любопытно, говорил ты что-нибудь или нет. Неважно.
– Нет. Я ничего не сказал.
– Отлично, спасибо, Джи. Увидимся позже. – Я вздохнула и повернулась, чтобы пойти в душевую комнату, чувствуя на своих плечах тяжесть всего мира. Затем еще раз тихо вздохнула. Меньше всего мне хотелось привлечь к себе негативное внимание, особенно когда дело касалось Култи. Команда очень рассчитывала на него, несмотря на то, что я являлась одним из фаворитов команды, поскольку родом из Техаса и была лучшим нападающим... Я все же понимала, как расставлены приоритеты. Один из нас был намного популярнее другого, даже если играла только я, а другому просто очень много платили.
В этой ситуации я всегда буду на проигрышной позиции…
Нащупав телефон через ткань сумки, я подумала о том, чтобы позвонить отцу и повозмущаться, но потом отказалась от этой идеи. Баварская сарделька уже и так сделал достаточно. Я не хотела обсуждать его с отцом до тех пор, пока это не станет действительно необходимым. Мама? Дженни? Нет и нет. Тогда мне пришлось бы рассказать все, чтобы они поняли всю затруднительность моего положения, а я не такой человек.
Так что я обдумала свои варианты и снова решила, что держать все секреты при себе – лучший способ справиться с ситуацией.
