Текст книги "Гражданство магической реальности (СИ)"

Автор книги: Максим Сабайтис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 43 страниц)

Глава 26

Дверь, как выяснилось сидя внутри, раскрывается с характерным щелчком. Вряд ли его можно спутать с какими-либо другими звуками. Когда я повернул голову чтобы посмотреть на входящих, случился произошел очередной когнитивный диссонанс.

Если бы у меня был старший брат… Года этак на два-три старше… Так вот, он, скорее всего выглядел бы точно так же. Плюс-минус игры генома в комбинаторику. Промелькнули и исчезли мысли о доппельгангерах. А затем прозвучал еще щелчок и в кафетерий вошла… мама.

В психологии есть такое понятие, эдипов комплекс. Может, я неправильно понимаю, что он из себя представляет, но… шок – это по-нашему.

Мама сбросила лет пятнадцать и выглядела безумно красивой. Наверное, в рамках былой рациональности, у меня могла бы быть такая старшая сестра. На представителей предыдущего поколения ни отец, ни мать не походили ни разу.

Всей моей воли хватило лишь на то, чтобы приветливо помахать рукой с бокалом Симфонии. И робко улыбнуться.

Кофе, который готовит Роффе, ничуть не уступает его коктейлям. По молчаливому соглашению, мы с родителями какое-то время делали вид, будто все в порядке вещей. Ночные посиделки в ином континууме, когда твоего отца может спутать с тобой его старый знакомый.

Ага…Спектакль продолжался до тех пор, пока Роффе не принес откуда-то длинную белую свечу, наверное, чуть больше локтя высоту, а отец не установил её в центр столика и не зажег. Разумеется, без каких-либо спичек или зажигалок. Я начал потихоньку привыкать к такой роскоши.

– Дождались, Вивер, – сдержанно заметил отец, сидя по правую руку от меня.

– Дождались, Каннер, – эхом откликнулась мать, отвлекаясь от бисквитного пирожного. – Кто бы мог подумать…

Вот и познакомились, подумал я. Теперь я, по видимости, Имярек Каннерович. Осталось разобраться с фамилией.

– Ровным счетом ничего не понимаю, только местами о чем-то догадываюсь.

Моё признание родители встретили с понимающим видом.

– Тебе уже кто-нибудь говорил, что ты перворожденный? Само понятие первородства в контексте всего этого окружения о чем-либо говорит?

Мама в своем репертуаре. Даже дома, когда они изображали классических родителей, слово “контекст” оставалось одним из любимых слов её словарного запаса.

– Единожды. Уже тут. Роффи сказал. Без каких-либо пояснений. Полагаю, речь не о чечевичной похлебке.

– Вот и настало время, – провозгласил папа голосом, балансирующим на грани взволнованной торжественности.

– Сегодня надо рассказать очень и очень о многом, потому ты получишь краткое описание, а за подробностями обратишься к нам позже. Благо мы никуда исчезать не планируем, а большинство крайне неудобных ограничений на общение с собственным ребенком пропали с момента получения им гражданских прав.

Кстати, перед тем как мы начнем тут занудничать, какую категорию тебе выдали в управе?

Похоже, эта категориальность, тут определяет многое. К счастью, я уже успел увидеть реакцию Роффе, а потому был готов.

– Кей, папа.

Родители на мгновение застыли, казалось даже перестали дышать. А затем медленно переглянулись. Не только Роффе пустил слезу при этом известии. Прослезились и мои предки. Как я успел понять, у них до сих пор категория Эль.

– Когда ты упомянул про расширенное гражданство, я предположила, что речь идет про категорию Эль Плюс, – призналась мама.

– Нам, мигрантам, выдавали либо Эм, либо вовсе Эн. Но из тех, кто получил Эн, выжили единицы. Логично было предположить, что перворожденному выдадут гражданство на одну ступень выше, но Кей… сынок, тебе придется рассказать нам в мельчайших подробностях всю историю получения категории. Тут может иметь место какой-то подвох!

– Позже, мам, – извиняющимся тоном ответил я, выкладывая левую руку на стол. Браслет на запястье был ответом сам по себе. Тоже не детализированным, с намеком на возможные ограничения в распространении.

Глаза у отца сверкнули. Он определенно распознал кожу мамонта. Или я снова ошибаюсь в родителях. Не впервой, кстати.

– Перворожденный, это первое поколение детей мигрантов, рожденных в условиях новой Печати, – пояснил он. – Мы с Вивер прибыли сюда еще детьми, но наша суть все равно чужда этому мирозданию. Даже игнорируя те аспекты, которые можно назвать… политическими.

Родовые силы, семейная магия, тайные практики. Все эти вещи предполагают либо глубокую адаптацию к мирозданию, к мельчайшим деталям Печати, либо… опасны. Все наши врожденные умения и навыки здесь работают с крайне малым коэффициентом полезного действия. Оттого управа тщательно опечатывает всех мигрантов и дает им гражданство низких категорий.

Итого, я не какой-то там фэнтезийный принц или аристократ, как сплошь и рядом случается в фэнтезятине про попаданцев и внезапно объявляющихся родителей.

Я потомок мигрантов, то ли беженцев, то ли гастарбайтеров.

Хорошо еще, что у меня не было как предварительных романтических ожиданий на этот счет, так и закидонов в стиле “Гастарбайтер – друг человека”. Теперь осталось узнать, как называется или называлась моя историческая родина. Осмелюсь предположить, что Роффе тоже оттуда и ностальгирует по дому, балуясь этнической кухней. Интересно, я и в этот раз ошибусь с прогнозами?

– Ограничительные печати сказываются как на выборе места работы, так и на возможности воспитывать собственных детей, – мрачно уточнила мама, мимоходом смахнув слезу.

– Для категории Эм неизбежно отчуждение ребенка. На такое мы бы ни за что не пошли. Шанс, что выходец из приюта сумеет получить гражданство, даже не рассматривался всерьез. С момента нашего брака до твоего рождения прошло девятнадцать лет, Имярек.

Не два как в той фальшивой биографии прикрытия. И все, чего нам удалось добиться – перехода в категорию Эль. С этой формой гражданства ребенок остается с родителями, но прямое направление его в сторону овладения Искусством блокируется Печатью.

– Мы изворачивалсь как могли, – теперь уже отец выглядел извиняющимся. Это было донельзя непривычно. Как в зеркало смотришься…

– Было столько всего придумано. Ты бы только знал, Имярек, сколько обходных путей и лазеек так и не сработало в итоге. Поэтому мы просто неимоверно рады, что ты сумел найти свой путь и каким-то образом убедить управу наделить тебя правами.

– Если бы не ваша поддержка, – наверное, невозможно глядеть на собственную растроганную копию и оставаться спокойным. Или для этого требуется какой-то особый навык, которым я не владел. – Ничего без неё не вышло бы. Или потребовалось еще лет десять. Собственно, так и должно было произойти, если бы не цепочка случайностей…

И тут я понял, что не в состоянии рассказать про авалонский ключ даже родителям. Не потому, что имеются какие-то соображения против этого поступка, а физически не могу. Запрет. Блокировка. Печать.

– Короче говоря, вы все сделали правильно. Спасибо вам!

Обнимать родителей всегда приятно. А тут еще и повод такой замечательный…

– Если технология работоспособна, может лет через пять повторим? Как ты отнесешься, к братику или сестричке? Они, правда, из-за печатей будут называть тебя дядей и считать, что мы братья.

Идея была… необычной. На всякий случай, я проверил в памяти остальных своих родственников. Все-таки стоит уточнить, кто из них существовал на самом деле, а кто выдуман ради прикрытия.

– Сначала стоит изучить как следует возможности категории Кей, папа. Может, какую-то часть ваших ограничений удастся обойти за счет моих прав. Но к перспективе обзавестись братом или сестрой отношусь положительно!

Вот уж воистину, как второй раз родился. Все такое новое, незнакомое. И не понимаешь, что из всего багажа твоих знаний фальшивка, а что действительно пригодно к употреблению. Похоже, судьба у меня такая, чувствовать себя сказочным персонажем класса “дурак”.

– У тебя есть дедушка и бабушка, – словно прочитав мои мысли, сказала мама.

– А также четыре дяди, которые, к сожалению, не получили гражданства и потому выглядят как деды. Насколько мне удалось выяснить, только один из них какое-то время пробовал подходы к Искусству, но разочаровался в нем и ушел в мостостроители. Увы, даже у третьего поколения мало шансов приобщиться к Искусству, если предки не занимались предварительным образованием.

Последние несколько минут у меня имелись подозрения, что кто-то постарше родителей все еще жив. Если папа выглядит как мой ровесник, то что мешает моему деду обладать внешностью человека средних лет? Или, что еще более жутко, такой же как у меня.

– Бабушка по отцовской линии, она живет в часе езды, но за меридианом, – дополнила мама.

– У неё работа по контракту в закрытом локусе. И мой отец, твой дед по женской линии. Правда, он в тюрьме и выйдет только через два с половиной века, но его можно навещать несколько раз в году. Ну и Роффе, мой троюродный брат. Дед состоял в дипломатическом корпусе и только благодаря его интригам наша семья уцелела, пусть и с категорией Эм.

– А работаете вы тут или… поближе к дому?

Страшно не хватало подходящей терминологии. Как там говорил Владимир Ильич? Учиться, учиться и еще раз учиться.

К счастью, мою проблему родители прекрасно понимали.

– Я действительно работаю юристом в строительной компании, – усмехнулась мама.

– Определяю формулировки контрактов с духами для выстраивания сложных печатей. Ко мне в офис из нашего дома можно добраться пешком. Но не в полнолуние. В эти дни приходится делать крюк.

– Я действительно инженер. Но работаю с транспортными портальными системами. Увы, в пограничном секторе эта тема ограничена внешними перемещениями, а те под кураторством военных. Так что приходится оптимизировать рутину вроде определения неочевидных меридианов и конструировать механизмы для вычисления оптимального маршрута.

Вроде бы и все понятно, да ничего не понятно. Хорошо, что есть угощение от Роффе, можно скрыть озадаченное выражение лица. Как же неоднозначно теперь с родителями. Привык, хоть это и глупо, видеть из ощутимо старше себя, а теперь ощущается их присутствие как-то иначе. Кроме всего прочего, они маги, на несколько порядков сильнее и опытнее такого недоучки…

– А еще я пока что ничего не умею, – все-таки стоит в этом признаться, как можно раньше. Чтобы предки не разочаровались во мне самостоятельно. – То есть, совсем-совсем ничего.

Папа скептически сощурился.

– То есть как эманировать налево и направо, чтобы вся лестничная площадка буквально светилась, это ты запросто, но при этом совсем ничего не умеешь?

Ага, вот кто уборку сделал и, скорее всего, вытащил меня оттуда!

– Про следы от экспериментов в комнате, когда там уровень реальности скакал так, что у нас спортзал с бассейном чуть не отвалились, тоже я промолчу, – добавила мама. – Кто-то слишком скромничает. Категорию Кей так просто никому не дают!

На третьем десятке лет совместного проживания родители сжалились над сыном и рассказали, что в двухкомнатной квартире скрывается спортзал и бассейн. На четвертом этаже здания послевоенной застройки. Если это не анекдот, то у меня полностью отсутствует чувство юмора.

– Тем не менее, мам, это правда. Я добился лишь незначительных успехов в пополнении маны и завтра пойду учиться видеть проявления магии. За исключением этого, ваш сын почти ничем не отличается от всех остальных парней из моей институтской группы. Ну еще по стечению обстоятельств получил гражданство несколько часов назад.

Родители переглянулись.

– Но попасть сюда можно только через меридиан. Как тебя в управу-то занесло?

Тон отца был благодушным, однако смотрел он при этом на браслет, который я предусмотрительно выставил наружу.

– Меня доставили в фургоне службы контроля за барьером, – признался я. – Как представляющего потенциальную угрозу для существования базовой печати. По крайней мере так сказала Мадам…

Как сильно могут округлиться глаза у родителей, мне до сих пор было неизвестно. А если учесть, что отец на меня похож, точнее я на отца – то приходится признать, что есть в нашем роду что-то от персонажей аниме.

– Кажется, наш сын влип в неприятности, – констатировал папа. – Причем под протокол, так что даже рассказать о них не в состоянии. Но в любом случае, Имярек, будь целиком и полностью уверен в нашей поддержке.

– В рамках ограничений, которые накладывает на нас гражданство категории Эль, – мрачно уточнила мама. – Хотя есть еще Роффе. Он получил категорию Кей пять с половиной лет назад. И Алладо. Но против Мадам это все равно несерьезно. У неё по слухам полновесная Эйч.

И вот тут я понял, что действительно влип в неприятности. Большие неприятности. Ведь сам же согласился с тем, что Мадам станет моим куратором. Но кто же тогда мог знать, что она настолько известная и могущественная личность?

– Возможно, я справлюсь самостоятельно. Но мне катастрофически не хватает знаний. Вы сами научили меня тому, насколько это важно – понимать, что происходит вокруг себя. Представим, что мне за пару недель необходимо получить базовые знания о настоящем мире. Что тут мы можем сделать вместе?

Родители синхронно прикрыли глаза, сверяясь с контрактом в своей памяти.

– Меньше, чем хотелось бы, – подытожила мама, допивая кофе. – Практическое вмешательство в твое развитие нам по-прежнему запрещено. Советовать на уровне теории, определений и тому подобных отвлеченных понятий мы можем. А практические вопросы, увы – это уже к Роффе или нашим родителям. Только ты перворожденный, а это делает все наши практические навыки неактуальными для тебя.

– Это как разные операционные системы, – пояснил отец, тоже завершая трапезу. – Ты родился в условиях не той Печати, что мы. Наши методы и приемы, будучи скопированы один в один в твою память и тело, не сработают или породят ошибку, опасную для жизни. Или сработают, но не так как ожидалось. Роффе или наши родители в той же лодке, что и мы. Ресурсами, общеизвестными знанием, связями – мы несомненно поделимся. Но вот свой путь, Имярек, тебе придется искать самостоятельно.

На этой многозначной реплике мы встали из-за стола и пошли прощаться с Роффе.

Глава 27

Дождь на улице шел… избирательно. Какие-то участки мостовой оставались сухими, а где-то собирались и утекали в ливневую канализацию небольшие ручейки.

Я огляделся по сторонам, еще раз зацепился взглядом за высокие деревья и отметил, что не вижу поблизости отцовской машины. Или здесь какие-то особые правила относительно парковки? С общества, где гражданские права поделены на множество категорий, станется вводить избыточные запреты, лишь ради того, чтобы лишний раз демонстрировать преимущество одних над другими.

– Немного понтов, тесно связанных с нашим происхождением, – чуть нарочито хохотнул отец. – Смотри внимательно, это довольно редкое зрелище в пределах местной печати.

Он наклонился над проезжей частью и выставил неподалеку от тротуара небольшую модель автомобиля. Точно такого как наш, один в один.

Магия подобия? Призыв?

– Пространственная магия прямого действия, – оперативно пояснила мама. – Вместо того, чтобы манипулировать с топологической основой пространства, складывая его подобно оригами, мы работаем напрямую, через некоторые концепции, которые я не имею права даже называть без специального разрешения управы. Двадцатикратная экономия маны, лучшая помехозащищенность и все такое.

Автомобиль в это время увеличивался в размерах. Наблюдать за этим было занимательно. Если бы еще только получалось видеть саму магию, а не результаты её действия! После того как болт запечатали в топологический изолятор видеть муар маны стало заметно сложнее. Оставалась слабая надежда, что это последствия усталости, непривычные свойства иного континуума и тому подобное.

– И каковы затраты на такую магию в монетах?

Вопрос немного циничный, но, с учетом двадцатикратной экономии, о которой говорила мама и расценок от Сверчка, можно прикинуть стоимость фокуса в денежном эквиваленте.

– Когда предмет делают хм… волшебным, основные затраты идут на это изменение. А регулировка масштабов отнимает для автомобиля около полутора монет за один цикл сокращения-восстановления. Или десятки монет, если потребуется его увеличить, а затем использовать.

Отец уже завершил манипуляции с нашей машиной и пригласил нас внутрь.

– Обратно выезжать всегда легче, – пояснил он, заводя машину. – А по ночам это вообще элементарно. Субъективных помех меньше.

Когда-нибудь научусь понимать все, о чем они говорят и разговаривать точно так же, пообещал я себе.

Мы доехали до круглой площади, повернули налево и вот я вдали мигает желтый огонек светофора. Ничего снова не понял. Похоже, сегодня мне довелось вправду родиться заново.

Многое понимает новорожденный? Вот и я могу только агукать и заблуждаться, думая будто делаю это с умным видом.

– Наша родина была не похожа на это мироздание, – голос мамы был полон ностальгии. Это отзывалось мурашками по спине и какой-то внутренней болью.

– Представь себе… туманность. Большую космическую туманность, размером в несколько световых лет. Это и был наш мир. Материя свободно растворялась или конденсировалась по нашей воле. Пространство отзывалось на наши призывы, позволяя творить все, что только приходило на ум.

Некоторые паузы бывают очень тяжелыми. Когда-нибудь я пойму родителей и мне станет так же тяжело от утраты, а не от стыда за свое непонимание.

– А затем мы стали жертвой войны. И обе стороны конфликта использовали наше мироздание, вместе с несколькими тысячами смежных – в качестве поля боя.

Погибли триллионы соплеменников, а сотни миллионов разбежались по вселенной. В более привычных для тебя образах и понятиях… приедешь домой, посмотри в интернете туманность Рука Бога. Печатники разместили её в космосе в качестве исторического документа.

А что если в коктейле от Роффе одним из компонентов был банальный LSD? Потому что моя прежняя модель мира и так разломилась на несколько кусков, но родители, похоже, вознамерились истолочь её в однородную массу.

Печатники… размещают туманности в космосе? Мысленно поставил галочку чтобы разобраться. Космос – это серьезный индикатор могущества. Хоть он и выглядит не столь внушительно по сравнению с иным континуумом.

– Местное планетие не относится к числу популярных в этой части вселенной, – сухо добавил отец. – Это тянется так долго, что про Завоевателя уже почти не помнят. Он стал легендой древности. В отличие от вечной осады из-за которой сформировалась столь экзотическое мироздание. Однако беженцам не приходится выбирать, и потому наши родители согласились с теми условиями, которые ты считаешь естественным законом бытия.

– Может и хорошо, что в тебе нет той тоски и скорби по просторам Самелии, – робко улыбнулась мне мама.

– Перворожденный…

– Отец остался там, прикрывать эшелоны беженцев. С тех пор как ты появился на свет меня часто посещает мысль о том, что в тебе сосредоточено все наше наследство. А потом, как правило, я одергиваю себя. Нечестно возлагать на своего ребенка такие обязательства и такую ношу. Ты представитель нового цикла существования нашего рода. А мне, похоже, уготована участь хранителя памяти.

Мы ехали по уже знакомым местам. Тут я неоднократно гулял. А если чуть дальше пройти, там хорошая пышечная…

– Нам, – поправила отца мама – Нам, Каннер. Но своему сыну мы не можем не помочь всем, что только имеем.

Отчего-то, сам не знаю по какой причине, я вспомнил о Медее. Она так и не получила моего сообщения. Надо с компьютера перед сном отправить. А то как-то нечестно получается…

Отец высадил нас около дома и поехал парковаться чуть поодаль.

– Признаюсь по секрету, – заговорщически прошептала мне мама, когда машина отъехала чуть подальше.

– Я успела немного привыкнуть к нашему дому. К этому дому. Он сильно отличается от моих детских воспоминаний, но все равно очень милый. А еще тут рос ты. И вырос в гражданина.

Что в этом было смешного я так и не понял. Точнее, подозреваю, что смешным оказался я сам. Мама очень красиво смеялась. Эдипов комплекс расправил плечи. Трудновато будет искать себе вторую половину с таким эталоном женского пола в семье.

– Но чем отличается дверь и трирь пока все равно не знаешь… Извини, это очень забавно. Тебя будет очень интересно учить тому, что кажется элементарным.

Я понимаю, это только для нас с отцом очевидные вещи, а какие-то очень простые вопросы, которые ты вскоре начнешь задавать поставят нас в тупик… Делай, пожалуйста, скидку на то, что мы выросли в очень разных мирозданиях. Я, например, три года училась спать прежде чем что-то стало получаться. А чихать до сих пор почти не умею.

Мы не стали дожидаться отца на улице, а поднялись в дом.

– Чай будешь? – неожиданно спросила мама. И меня снова окатило контрастом от того, какая она была в кафетерии и как машинально набросила на себя привычный образ, накинув себе два десятка лет.

– Извини, это уже автоматизм, – смутилась мама, заметив в зеркале свои метаморфозы. – Но вода и все производные напитки в этом мироздании такие вкусные. Не замечал?

Я подумал, вспомнил коктейль Роффе и утвердительно мотнул головой. Мигранты из Самелии любят воду. Небольшой и незначительный кирпичик в обновляющееся здание моего опыта. Так, надо телефон на зарядку поставить…

– Чай выпьем в гостиной комнате, – торжественно объявила мама

Для нашей двухкомнатной квартиры, до сегодняшнего дня состоявшей из родительской и моей, очень громкое заявление.

Только где бассейн со спортзалом, там и гостиная найдется. И, очень надеюсь, библиотека.

Трясти родителей по каждому вопросу, заставляя их кэпствовать по несколько часов в сутки… мне отчего-то казалось, что эту стадию отношений мы переросли еще когда я пошел в первый класс школы. Но, выяснилось, что ошибался.

Пока закипал чайник, совсем обыкновенный, электрический, без каких-либо видимых чудес, хотя теперь уже не поручусь, я успел включить компьютер, а отец – зайти в дом.

Кинг-Конг, – набрал я в ответном сообщении Медее, как только загрузилась страница социальной сети. А потом еще немного подумал и добавил.

Дома. Завтра свяжемся.

В родных стенах, обещавших открыться с неизвестной стороны, все-таки накатила усталость. Если бы не энтузиазм родителей, лег бы и моментально заснул. Но зачем портить им праздник?

Когда отец позвал пить чай, я уже снова был готов к чудесам. На третьем или четвертом дыхании, но с готовностью бодрствовать лишний час или полтора.

– Я так понимаю, тебе надо показать, как пользоваться монарью и трирью, – отец широко улыбнулся, указывая пальцем на дверной проем.

– У нас на родине это считалось основами, но в рамках местной печати данную технику воспринимать гораздо сложнее. Восприятие пространства, которому обучают в детских садах и школах несколько ограничено. Возможно, придется избавляться от каких-то устоявшихся привычек и концепций.

– Монарь, дверь, трирь, – я понимающе кивнул.

– Дверь, это производное от два? Монарь – от “моно”, а трирь – от “три”?

– Пять баллов Имяреку за понимание этимологии! Но это только слова, их придумали для удобства описания и вписали в язык местной культуры с незначительными искажениями. А теперь подойди ко мне и потерпи немного занудной теории. Чай все равно только заваривается.

Я вышел из своей комнаты в прихожую. Звуковое оповещение о сообщении в социальной сети застало уже возле отца. Потом. После чаепития.

– Дверь, не самое точное понятие, но в нем есть очень полезный момент, – начал отец.

– Когда она распахнута, пространство снаружи и внутри едино. Но когда дверь закрыта, пространство делится на два разных. Эту мысль тут не воспринимают всерьез, а в ней ключ к пониманию пространственности. Распахнутая трирь все равно делит пространство на два разных. Как закрытая дверь. А когда она закрыта, то по другую сторону от тебя два разных пространства. И выбор, в какое попасть – за тобой. Он зависит исключительно от того, как именно открыть трирь.

Мимо прошла мама с заварным чайником. Прикрыв на мгновение дверь, она вошла в родительскую комнату, прикрыв за собой.

– Вот тебе наглядный пример. Открой её…

Я не ошибся. За дверью привычная родительская комната. Оппаньки… Похоже, пока для меня это не трирь, доступа к третьему пространству нет.

– А теперь посмотри на альтернативу. Когда знаешь, куда можешь попасть, работать с трирью намного легче.

Отец повторил те же действия с… трирью, что и мать, демонстрируя просторную комнату двумя декоративными колоннами, аквариумом и мамой, достающей сервиз из серванта.

– Только долго не тренируйтесь, у нас теперь достаточно времени на все эти дела. Делаете пару попыток, и приходите пить чай, – сказала она, оборачиваясь к нам.

– Пара попыток, – подтвердил отец, закрывая трирь. – Когда будешь выбирать пространство, попробуй вспомнить о том, что у двери и трири есть ось, к которой она прикреплена. Только дверь – это поворачивающаяся плоскость, а трирь – поворачивающийся объем.

Повернуть объем вдоль оси? А разве для этого не нужно манипулировать четырехмерным пространством? Может, для урожденных самелиан в таких действиях нет ничего особенного, но я слишком привык к тому, что все вокруг трехмерное. Бедный гиппокамп! Бедная энторинальная кора моего мозга! Вам и так за прошедшие сутки досталось по полной…

Облом. С первой попытки то, что укоренялось в психике два десятка лет, не ломается. Как убедить себя, что перед тобой не дверь, а трирь? Я и слово-то такое узнал меньше часа назад.

Не вышло и в шестой раз.

– Видимо, надо сначала привыкнуть к тому, что такое в принципе возможно, – вздохнул я, закрывая дверь. Пока не получается – это только дверь.

– На уровне сознания все вроде понятно, а подсознание сходу не переубеждается. Надо выспаться, может тогда уляжется в голове.

– Логично, – согласился отец. – Я и сам ощущаю усталость. День выдался богатый на события.

Открытая отцом трирь впустила меня в незнакомую комнату. Гостиная… Родители у меня те еще юмористы. Как правильно назвать помещение площадью более сотни квадратных метров? Зал? Кажется, так гостиную называют в столице. Похоже, не случайно.

– Мы постепенно расширяем дополнительные пространства, – пояснил отец, провожая меня к столу. А я замешкался, разглядывая новую… комнату. Неужели у родителей скрытая форма гигантомании? Никогда не замечал. А тут даже высота потолка не менее пяти метров.

– В дальний угол, за ширмы с зеркалами лучше пока не заходи. Там реальность совсем тонкая, без специальной подготовки легко сминается и рвется. Если честно, думал, у меня будет пару лет в запасе на доделку. Ты же взял и превзошел самые оптимистичные ожидания!

– Завтра, пап, – в качестве стульев тут использовалось тоже что-то экзотическое.

Если бы кто-то поручил паукам соткать подобие трона, а затем сделал их паутину прочной, но при этом крайне удобной. Из всех предметов в гостиной выделялись своей чуждостью как раз те, которые родители притащили из привычного мне мира. Икеевские ширмы, сервант… я полагал, что его выбросили, когда я ходил в шестой класс, посуда…

А ведь это слепок с родительских представлений об эстетике и уюте. По ту сторону трири они мимикрировали под стандарты привычного мне общества, но здесь – их личная территория. По факту, неофициальная резиденция иномирян в центре города. И я в качестве ксенопсихолога, работающего со своими родителями.

Вот блин, каша-то какая! Этак я сам на кушетку к психоаналитику попаду в обозримом будущем. И только протокол безопасности, не дающий рассказывать посторонним о гражданах магической реальности станет моей защитой от помещения в стационар.

– И завтра, и послезавтра, – подтвердила мама. – Когда и как тебе будет удобно. Вне нашего рабочего времени, мы всецело в твоем распоряжении. В рамках гражданских ограничений, к сожалению…

Я молча допил чай и пошел спать в свою привычную комнату. Или в то, что ею казалось. До самого утра мне абсолютно ничего не снилось.