Текст книги "Берсерк (СИ)"

Автор книги: Макс Мах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 33 страниц)

– Запрещены и забыты? – едва ли не с ужасом спросила Мод.

– Да, отчасти, – согласился Берни. – Отдел тайн сохраняет эти знания, и нам, как бы, прощают применение проблематичных магических практик. Плюс старые Рода. Они не афишируют владение некоторыми книгами и записями предков, но у себя в манорах, при закрытых дверях, обучают своих детей тому, что никогда не узнают обычные учащиеся школы магии и волшебства.

– У вас есть такая школа? – живо заинтересовался Эбур.

– Да, в Шотландии. Хогвартс – школа магии и волшебства.

– Ладно, – юноша подхватил бутылку, снова же без палочки и невербально, и наполнил опустевшие за разговором бокалы. – С Прогрессистами разобрались… хотя не совсем… Кто стоит во главе движения?

– Верховный чародей Визенгамота профессор Дамблдор. Одновременно он является директором Хогвартса.

– Не любите его? – включилась в разговор Мод.

– Скажем так, недолюбливаю и опасаюсь, – объяснился Берни. – Иногда не доверяю. Но вслух это произносить опасно. Он национальный герой, Великий Светлый Маг и, вообще, «замечательный человек».

– Тогда, переходим к антагонистам, – предложил Эбур. – Кто они, много ли их и каковы их цели?

– Чистокровные… – дал Берни первое определение. – Это, как аристократы… Те же принципы элитарности и избранности. Род и наследие, и все такое. Презирают всех маглорожденных и полукровок, еще хуже относятся к магическим существам. На их взгляд, даже вейлы – это скорее красивые животные, чем люди. Хотя переспать с ними мечтают многие чистокровные мужчины и даже некоторые женщины. Однако в Англии вейл нет и, вероятно, уже не будет. Плохой климат в прямом и в переносном смысле этого слова. Движение начиналось, как пуристское[19], но, если принять в расчет, что к нему примкнули все уцелевшие во время Великой Войны последователи Грин-де-Вальда, то переход к расистскому экстремизму – это лишь вопрос времени.

– Грин-де-Вальд? – переспросил Эбур.

– За один разговор все темы не закрыть. – Развел руками Берни Вудворд. – Я принес вам несколько книг. Думаю, они помогут вам хотя бы вчерне разобраться в современном состоянии дел.

С этими словами он извлек из карманов мантии полтора десятка уменьшенных до размера спичечного коробка томов, выложил их на стол и, взмахнув палочкой, вернул им нормальный размер.

– Здесь есть практически все, что может вам понадобиться. Во всяком случае, на первый случай этого должно хватить. История, культура, основные понятия, магия, как наука и прочее в том же духе.

– Роскошный подарок, – улыбнулась Мод, – или не подарок?

– Подарок, – подтвердил невыразимец. – Но только первый из них.

– Timeo Danaos et dona ferentes[20], – усмехнулся Эбур.

– Тем не менее, – пожал плечами Берни. – Вы ведь перешли только этой ночью?

– Зачем вам это? – юноша явно насторожился, и Берни поспешил его успокоить.

– Ради бога! – улыбнулся он. – Я это и так знаю. И понимаю, что, хотя у вас есть здесь свой дом и выпивка, ни еды, ни подходящей одежды у вас нет. Денег, я имею в виду те деньги, что в ходу в современной Англии, их у вас тоже нет. Нет документов, ни магловских, ни наших. А без них в современном мире никак не обойтись. Нет волшебных палочек…

– Палочки есть, – перебила его Мод, довольно-таки сильно удивив Берни тем, что палочки есть, а колдовать они предпочитают невербально и без палочек. – Что вы предлагаете?

– Я пришлю к вам своего эльфа…

– Не обсуждается! – отрезала Мод.

– Хорошо, – не стал спорить Берни. – Через два часа после моего ухода в районе вашего парадного появятся несколько коробок и сумок. Просто заберите их с улицы. Это приемлемо?

– Да.

– Хорошо, – повторил Берни. – Я пришлю вам еду, одежду, пару-другую портключей до магического квартала и до нескольких магических поселений. Трансгрессировать вы же умеете?

– Умеем, – откликнулась Мод.

– Через несколько дней, когда разберетесь, что у нас и как, сможете наведаться в мир магов, но учтите, маги и маглы одеваются по-разному. Мантии магов весьма консервативны, – указал он на себя, – но у маглов одежда другая. Даме может быть неудобно и неприятно. Тем не менее, я положу в коробки несколько газет и журналов из нашего мира и мира маглов. Там есть изображения. Увидите, как они выглядят. И разумеется, деньги. Без денег никак не обойтись.

– Да, вот еще что, – достал он из кармана блокнот. – Это блокнот с протеевыми чарами. Надеюсь, вы знаете, что это такое. Захотите встретиться, напишите. Возникнут вопросы, спрашивайте. Не обещаю, что отвечу немедленно, но постараюсь не тянуть. Что еще? Со временем сделаем вам документы и придумаем непротиворечивые биографии. Если захотите, можно будет записать вас в Хогвартс. Я бы рекомендовал. Если сказать, что вам пятнадцать лет…

– Мне пятнадцать, – вставила Мод. – Моему мужу семнадцать.

«Все-таки муж!»

– Пятый или шестой курс Хогвартса. Всего их семь. Закончите обучение, чистая легализация.

– Вербуете? – неожиданно жестко спросил Эбур. – Если да, не стоит. Служба на кого-либо, кроме себя, для нас неприемлема.

– Ни в коем случае! – поднял руки в успокаивающем жесте невыразимец. – Налаживаю сотрудничество. Не более того. Полагаю, у вас есть золото? Можете мне передать любую сумму прямо сейчас, тогда все будет за ваш счет.

– Неплохая идея, – кивнула Мод. – Но если обманите…

– Я не самоубийца! И знаю, с кем имею дело. Если вы хотя бы в половину так хороши, как ваш прапрадед, связываться с вами было бы безумием, а вот подружиться – хорошей идеей.

– В чем ваш интерес? – спросила тогда Мод, оставив речь Берни без комментариев.

– Мы стремительно движемся к гражданской войне, – объяснил он. – Я бы не хотел, чтобы вам начало мотать нервы Министерство. Это контрпродуктивно. Так же я бы не хотел, чтобы вы присоединились к прогрессистам или к расистам на их условиях. Сотрудничать можно и с теми, и с другими. И в той, и в другой компании есть нормальные, адекватные люди. Но не дай бог попасть под пресс их веры. Впрягаться в ярмо? Я бы не пожелал вам такой жизни.

– Что ж, – подвел итог юноша, – я думаю, так мы сможем договориться. Подождите пару минут, Берни, я тотчас принесу наше золото…

[1] Невыразимцы (англ. Unspeakables) – это работники Министерства магии, которые работают в Отделе тайн. Известно об этих магах очень мало, впрочем, как и о том, чем они занимаются. Никто не знает ни их полномочий, ни круга их обязанностей, ни с кем они соприкасаются... вообще ничего. Скорее всего, этот отдел напрямую отчитывается перед Министром Магии. Их занятие очень засекречено и не допускается говорить о нём где-либо и кому-либо, потому они и называются «невыразимцами».

[2] ДМП – Департамент Магического Правопорядка.

[3] Протокол изначально – документ, фиксирующий какое-либо событие, факт или договорённость. В дальнейшем семантика этого слова значительно расширилась. Документ, фиксирующий порядок: проведения (лечения, дипломатической встречи, собрания и пр.); действий для достижения цели (прихода к власти и др.); взаимодействия различных структур, субъектов, устройств и т. п.

[4] Nulla regula sine exceptione – Нет правила без исключения.

[5] Казус – случай, происшествие, инцидент (обычно странный или неприятный).

[6] Чертополоху приписывались не только вредные для человека свойства, но и способность магического воздействия на злых духов.

[7] В реальной истории Э (фр. Eu) – небольшое графство на крайнем северо-востоке Нормандии в Средние века. Графство было образовано в конце X века с целью организации защиты нормандской границы со стороны Фландрии. Административным центром являлся город Э. На ранних этапах существования графства его правители являлись вассалами герцогов Нормандии, позднее – королей Франции. Остатки автономии графства Э были ликвидированы к XVI веку, тем не менее титул графа д’Э продолжал существовать до XX века. Однако Нормандская ветвь графов д’Э прервалась еще в XII веке.

[8] Международный Статут о Секретности (англ. International Statute of Wizarding Secrecy) – международный закон, принятый в 1689 году и вступивший в силу в 1692 году. Тогда весь волшебный мир ушел в подполье.

[9] Вильгельм I Завоеватель, также известный как Вильгельм Бастард – герцог Нормандии с 1035 года под именем Вильгельм II, король Англии с 1066 года, организатор и руководитель нормандского завоевания Англии, один из крупнейших политических деятелей Европы XI века.

[10] Ванахейм (исл. Vanaheimr: страна ванов) – в германо-скандинавской мифологии родина Ванов, расположенная к западу от Мидгарда и Асгарда.

[11] Скулнскорх – несуществующий большой остров (протяжённость с запада на восток – около 200 км, с севера на юг – около 150 км) в Северном море на линии между Эдинбургом в Шотландии и Эсбьергом в Дании. Описан в книге автора «Альв».

[12] Жазеран – золотая цепь, украшенная розетками с драгоценными камнями. В XVI веке её укладывали в 1—2 ряда вокруг стоячего воротника, произвольно располагая оставшуюся длину на груди.

[13] Mea culpa – Моя вина (лат.).

[14] Culpa levis – Лёгкая вина; Лёгкая (небольшая) ошибка.

[15] Гоэтия (от др.-греч. – «колдовство, ворожба, чары») – средневековая магическая традиция вызывания демонов и составления талисманов. Использование этого термина происходит от названия первой части «Малого ключа Соломона», «Ars Goetia».

[16] Теомантия – прорицание с помощью оракулов.

[17] Теургия – магическая практика, появившаяся в рамках неоплатонизма; в античности, в языческих культах, направленная на практическое воздействие на богов, ангелов, архангелов и демонов с целью получения от них помощи, знаний или материальных благ.

[18] Сигилистика – придуманная автором наука о составлении и трактовке сигил. Нечто, вроде, семиотики, но из области магии.

Семиотика (от др.-греч. «знак; признак») – общая теория, исследующая свойства знаков и знаковых систем.

[19] Пуризм (лат. purus, «чистый») – повышенная требовательность к сохранению классической эстетики, изначальной чистоты, строгости стиля, приверженности канонам в языке, искусстве, спорте и тому подобное.

[20] Timeo Danaos et dona ferentes – Боюсь данайцев и дары приносящих (лат.).

Глава 1

Часть I . Предыстория истории

Глава 1.

Сказать по правде, он даже не понял, что с ним произошло. Вот, вроде бы, только что сидел с друзьями за столиком кафе, – в одной руке бокал с пивом, в другой – дымящаяся сигарета, – а потом, сразу вдруг, он уже где-то там, в диковинном, непонятном, жутком месте, где прямо в него, точнее ему в лицо летит огроменный топор. И это странно, потому что он это видит и отчетливо понимает, что именно с ним сейчас произойдет, но страха нет, a в следующее мгновение, как будто, так и следует, он рывком уходит из-под удара и валится на правое плечо. От боли в глазах вспыхивают звезды, потому что плечо пробито стрелой, и обломок арбалетного болта все еще торчит наружу среди разошедшихся от удара кольчужных колец. В голове сумбур. Перед глазами кровавый туман, сознание явным образом плывет, и мыслей о том, что происходит, где и когда, нет и в помине. Однако же и страха нет. Нет растерянности и нет недоумения, и тело, словно бы, само по себе знает, что и как ему надлежит делать. Оно, – а вернее, живущие в нем древние инстинкты и накрепко вбитые в плоть и кровь боевые навыки, – выручает и на этот раз. Упав на плечо и откатившись в сторону, Олег, не раздумывая, сразу же вскакивает на ноги. Боль болью, но ни она, ни набатный гул в голове, заглушающий брань и вопли собачьей свалки, ничто не способно его остановить или замедлить. И вот он уже на ногах и, развернувшись влево, рубит какого-то неудачника мечом. Левая рука у него слабее правой, но удар получился отменный: клинок ударил горландца в бок, – где-то чуть ниже подмышки, как раз под правую поднятую в замахе руку, – рассек кольчугу и ребра и, пройдя наискось, остановился, застряв в грудине чуть выше подвздошной мышцы. Смерть не смерть, но человек с такой раной уже не боец, да и не жилец, на самом-то деле. Это Олег как-то сразу сообразил и, оставив, агонизирующего горландца за спиной, быстро нагнулся и, подхватив с палубы оброненную кем-то из эклингов секиру, снова вступил в бой. Врагов было много, а эклингов мало, и, значит, каждый боец на счету. Об этом не нужно думать, тут нечего решать, это растворено в его крови: пока не умер – дерись!

Пытаясь позже восстановить ход событий, Олег так и не смог вспомнить ничего определенного о том, что тогда происходило с ним и вокруг него. В памяти всплывали какие-то невнятные образы, больше похожие на воспоминания о ночном кошмаре, и ничего больше. Оскаленный на звериный манер рот атакующего горландца, скользкая от крови палуба под подошвами сапог, боль, гнев и ярость, и быстро наступающие сумерки, обозначившие конец жестокого сражения. Вот в сумерках он и очнулся. Ненадолго, но вынырнул из кровавого хаоса, и, оглядевшись вокруг, вдруг понял, что бой закончен, и что, несмотря ни на что, эклинги победили, а он все еще жив.

Олег находился сейчас на верхней кормовой палубе, откуда открывался отличный вид на все стороны света. Паруса были убраны еще в самом начале сражения и потому не мешали обзору. Вокруг «Саламандры» на всем пространстве Русалочьего Озера – трехкилометрового округлого расширения, находящегося почти посередине пролива Малый Полоз – горели на тихой воде свои и чужие корабли. Впрочем, горландцев было много больше, и как минимум треть из них поджег, похоже, именно он. Как это у него получилось, знают, наверное, только боги, а сам Эбур всегда думал, что это не про него. Где он и где магия? Но факты упрямая вещь, так что пусть будет пока, как есть, а дальше подумаем, если будет, разумеется, кому думать. А пока…

В быстро убывающем свете наступивших сумерек видны были обломки разбитых и потопленных галер и фрегатов[1], а у Восточного Горла еще можно было рассмотреть кормовые оконечности убегающих прочь врагов. Горландцев уцелело совсем немного. Меньше дюжины вымпелов, успевших выйти из боя до наступления темноты. По идее их следовало бы догнать и добить, но преследовать противника было нечем и некем. Все оставшиеся на плаву корабли эклингов имели серьезные повреждения, а их экипажи понесли огромные потери. Вся палуба «Саламандры» была залита кровью и завалена трупами. Раненых, судя по всему, было и того больше.

«Чистая победа» – горько усмехнулся Олег, роняя на палубный настил разом потяжелевшую секиру и ощущая, как уходят вместе с безумием берсерка последние силы.

«Бред какой-то…» – подумал он, оседая на палубу вслед за оружием, но додумать эту мысль не успел. Свет померк, и он отправился в небытие. Впрочем, небытие это, – сколько бы оно ни длилось, – было, как река в ледоход льдинками, разбавлено отрывочными и напрочь лишенными смысла видениями. Испуганные возгласы знакомых по голосу людей, что-то насчет скорой помощи и «человеку плохо». Тревожный разговор двух мужчин над его головой. Говорили о том, что, если хэрсир[2] не выживет, наследование пойдет по боковой ветви, а это плохо, потому что Кворкинги трусы и мерзавцы, они не вывели в море ни одного корабля, сказали, мол, нет экипажей, лжецы. Но тут в разговор вмешался третий и тоже знакомый Олегу голос. Этот новый собеседник, напомнил, что у Эсборна Младшего недавно родился сын. Бастард, конечно, но если трое свидетелей поклянутся перед сходом, что имело место тайное венчание, то… И тут в неспешный разговор трех смертельно уставших мужчин вступила серена скорой помощи, и Олег оказался то ли на носилках, то ли на чьих-то руках. И пошло-поехало. Свет бестеневой лампы и крики чаек, запах лекарств и «благоухание» рыбного порта. Врач и знахарка-травница, «перекличка» электронных приборов, намекающая на палату интенсивной терапии, и тихий женский голос, умоляющий его не уходить…

Очнулся Олег ночью, но в сознании оставался недолго. Успел увидеть в свете зажженной свечи усталое лицо красивой девушки, заснувшей лежа на кровати рядом с ним. Впрочем, никакого интима это не подразумевало. Он был действительно раздет догола, но при этом весь перевязан лентами беленого холста и покрыт чем-то вроде простыни, только ткань была серой, а не белой и гораздо более грубой, чем та, к которой привык Олег. А девушка, – ее звали Лантруд, и она была его наложницей, – спала, не раздеваясь, в зимнем платье и душегрее, устроившись на самом краю широкой, но неудобной, – слишком уж она жесткая, – кровати…

В следующий раз он проснулся при свете дня и сразу же ощутил, как болят его раны. Правое плечо и правое бедро, левое предплечье, грудь и живот. И это были лишь самые неприятные источники боли. На самом же деле, даже пульсирующая боль в правом плече не могла отменить того факта, что болело у него все подряд. Болело, саднило, тянуло и простреливало…

– Смотрите, Эбур открыл глаза! – взволнованно сказал где-то справа знакомый мужской голос.

«Куно Эф – Ближник Эсбурна Младшего – старшего хэрсира в клане Морского кота. А Эбур – это, стало быть, я, – без всякой подсказки припомнил Олег. – Эбур Кворг – младший хэрсир[3] с острова Длинный Вейд».

– Мой ярл[4]! – Этот голос Олег тоже узнал. Это был брат его покойной тетки Фарульф.

– Ярл? – удивился Олег, но произнес свой вопрос так тихо и невнятно, что даже надеяться не мог, что его услышат. Тем не менее, его услышали и вопрос поняли правильно.

– Печальные вести, мой лорд, – склонился над ним Куно. – Ваши дядья Хагер, Берт и Сефрид мертвы. Главные силы попали в западню при переходе через Большой Полоз. Вместе с ними погиб ваш дед Эбо Горн и все ваши старшие кузены. Так что вы теперь ярл всего Норланда[5]. Больше некому.

– Я один? – такое было странно слышать, их клан, слава богам, был отнюдь не из слабых.

– Да, ярл, вы теперь старший в роду, – подтвердил старик Куно. – Остальные еще дети, но Фарвин и Одельгар уже почти взрослые и смогут вам помогать.

– Хэрсир, – спросил тогда Олег, пытаясь осмыслить услышанное. – Кто станет править на Длинном Вэйде?

– У Эсборна Младшего остался сын от его жены Фары. Вам надо будет назначить ему регента, но время терпит.

– С каких пор эта шлюха стала женой Эсборна? – Как ни странно, говорить стало легче, а вот боль, как на зло, только усилилась.

– Это было тайное венчание.

«Ну, да, ну, да, как же… Прямо там в борделе и обвенчались! За идиота держат? Но с другой стороны…»

– Хорошо, – сказал он вслух. – Меня вы на Лантруд, надеюсь, не женили?

– Что вы, ярл, об этом никто даже не думал, – тихо заметил Куно. – А что касается Эсбурна, вы ведь понимаете, мой лорд, что в нынешних обстоятельствах это лучшее решение. Чем отдавать остров в руки этих ублюдков Кворкингов, лучше уж женить вашего кузена… хоть на ком-нибудь.

– Успокойся, Куно, – с трудом выдохнул Олег. – Я не против. А кто наследует мне?

– Вы еще не умерли, мой лорд.

«Вот именно, еще не умер, но…»

Олег закрыл глаза и попробовал сосредоточиться на том, что с ним происходит. В то, что это дурной сон или наркотический бред, отчего-то не верилось. Но тогда возникал вопрос, как это возможно? Он ведь четко осознавал себя самим собой, но при этом явно находился в чужом – молодом, но сильно израненном, – теле. Тело это его слушалось. Память ушедшего в Валгаллу юноши исправно служила новому хозяину, но личность Эбура Кворга, мелкопоместного барона с богом забытого острова, затерявшегося среди других островов архипелага Большого Бивня, ушла безвозвратно.

Теперь Эбуром Кворгом стал Олег. Это было странно и непонятно. Ужасно, если на то пошло, но, похоже, он вселился в это тело навсегда, сколько бы это «всегда» ни продлилось. Прошлое в богатом и удобном двадцать первом веке ушло безвозвратно, и Олег это понял и принял сразу. И он бы, наверное, запаниковал, или еще что в том же роде, но ему сейчас было попросту не до нервов. Боль и слабость диктовали повестку дня. И поэтому вместо того, чтобы устроить истерику, Олег снова потерял сознание.

***

В следующий раз он очнулся при свете дня. Лантруд снова была рядом, она напоила Олега разбавленным вином с медом и каким-то ягодным экстрактом, – было похоже на клюкву и бруснику, – поцеловала в щеку и убежала позвать кого-нибудь из старших мужчин. Но Олег никого не дождался. Смежил веки, думая, что это лишь на пару минут, и сразу же заснул, чтобы увидеть Лантруд такой, какой ее видел Эбур Кворг. Для Олега она была слишком молода, а вот для Эбура в самый раз. Ему семнадцать, ей пятнадцать, и у нее есть все, что нужно, там, где требуется. Возможно, грудь у Лантруд пока маловата, – впрочем, какие ее годы, – зато упруга и по-настоящему красива, ноги длинные, бедра в меру широкие, и ее зад выглядел более, чем аппетитно. Однако все это Олег увидел мельком, имея ее так и сяк в своем жарком полубреду. Впрочем, спал он, – если все это можно назвать сном – совсем недолго. Куно сказал, где-то с полчаса. И теперь, когда новоявленный ярл проснулся, они смогли наконец немного поговорить.

– Рассказывай! – приказал Олег и сам удивился тому, как правильно это у него получилось. В меру властно, в меру уважительно.

– Конунг[6] повел основные силы через пролив Большой Полоз, – словно бы, через силу начал Куно. – Но это оказалось ошибкой, мой лорд. Главные силы вышли в океан, однако горландцев там не нашли. Тогда конунг решил, что Алфрид спрятал свой флот за Зеленым островом, но там их тоже не оказалось, зато на поиски горландцев ушла почти половина светового дня. О том, что Алфрид пошел через Малый Полоз никто почему-то не подумал, но даже если бы подумали, это ничего бы уже не решило. Обогнуть мыс Дикой Лошади до наступления темноты корабли Радвальда все равно не успевали. Тогда он повернул их вспять и в шхерах Пяди попал в засаду. Горландцев было много меньше, но их пироманты оказались сильнее. Они сразу же вынесли весь наш авангард, а вместе с ним и флагман конунга. Радвальд погиб одним из первых. Командование принял его сын, но боги, мой лорд, отвернулись от нас, и Крафт Тяжелая рука тоже сгинул в бою. В общем, там случилась настоящая резня, и, хотя наши все-таки победили, потери оказались огромными, да и к нам на помощь они опоздали. Появились на Русалочьем Озере почти через двое суток и даже не знали, что вы, ярл, вырвали для нас победу.

– Не я, – возразил Олег, вспомнив чужой памятью перипетии того сражения. – Заслоном командовал мой дядя Берт…

– Так и было, – кивнул Куно. – Бой начался на рассвете, и у нас хватало опытных командиров, но уже в полдень во главе островного ополчения встали вы, ярл. Больше-то было некому…

– Что теперь?

– До того, как соберется Большой круг, править будут вдова конунга Сакса Вороное Крыло и ее брат Эврарт.

– Когда назначен сбор? – спросил Олег, уже понимая, что просто обязан появиться в Собрании. Ведь теперь от него зависело множество людей. Практически вся Северная марка – весь Норланд, во главе которого он так неожиданно оказался.

– Через две недели, в Солнцестояние.

«Две недели… Если погода установится, под парусами до Скандзы[7] три дня пути… На край – четыре. Вопрос – смогу ли я до тех пор хотя бы встать на ноги?»

– Я пойду…

«На чем, ради всех богов?!» – озадачился Олег, сообразив, что кораблей-то у него и нет.

– У нас еще остались целые дракары[8]? – спросил, уточняя ситуацию.

На фрегате было бы удобнее, но в том, что уцелел хотя бы один из этих больших кораблей, Олег сильно сомневался.

– Остались, – тяжело вздохнул Куно. – Я… Вы уж простите, ярл, но я вашим именем забрал у Кворкингов все большие лодки.

– Сколько? – сознание уходило, но Олег во что бы то ни стало должен был выяснить хотя бы этот вопрос.

– Семь.

«Семь… Если бы они были с нами на Русалочьем озере… Кворкинги… Суки драные!»

– Возьми заложников…

– Уже взяли. Все мелкие Кворкинги играют в салочки на Черной скале.

«Жестоко? А как по-другому?»

– Собери команду… пойду на одном из их кораблей, – сказал он вслух и закрыл глаза. Сил на дальнейший разговор уже не осталось. А там и сознание ушло.

Сознание ушло, зато пришел сон. Из тех, что Вёльвы[9] называют «длинными снами». В таких видениях ты или путешествуешь по прошлому, или заглядываешь в будущее. Но Олег увидел именно прошлое, правда, не свое, а бедняги Эбура. Парень оказался настоящим берсеркером. Впадал в ярость без того, чтобы пить отвар из мухоморов или курить всякую дрянь. Просто такой психотип. Взрывной и резкий. И еще он был крутым выживальщиком. Выживал, что называется, всем смертям назло. Оставшись сиротой в пять лет, не сгинул и не дал себя убить или загнобить. Вырос, выдрал зубами свой наследственный титул, который у него хотели было увести, и в тринадцать лет стал хэрсиром. Но барон в Норланде, тем более, на островах архипелага – это отнюдь не богатый бездельник, и Эбур Кворг, который ходил в море едва ли не с семи лет, продолжил «дело всей своей жизни» или, вернее сказать, дело своих предков. А делом этим была рыбная ловля и охота на китов и моржей. Да, в общем-то, на любого крупного морского зверя: на белых медведей и морских котиков в том числе. Торговлей занимались другие люди. Пиратством тоже, поскольку негоже хэрсиру марать руки в нечестивых делах, но при случае отнюдь не грех кого-нибудь ограбить. И хоть захват чужих кораблей, по большей части, являлся редкостью, не говоря уже о налетах на прибрежные замки Горланда, добытое в этих вылазках золото с лихвой перекрывало доходы и от торговли, и от рыбного промысла. Впрочем, хэрсир, в основном, руководил легальной деятельностью своего баронства и в грабежах принимал участие всего лишь раз или два, но не о том речь.

Главное, парень выжил и выдюжил, и в семнадцать лет совершил свой самый большой подвиг: выиграл сражение на Русалочьем озере, разгромив флот горландцев, почти вдвое превосходивший эклингов по числу кораблей. Практически, этим он вырвал у королевства Альба победу в самой короткой войне, которую когда-либо вели эклинги. А ведь горландцы первостатейные моряки и давно уже заявили о себе, как о хозяевах морей. Возможно, что так оно и есть, – хозяева, ибо плавают далеко и надолго, – но вот северные воды им не дались. С норлингами связываться, оказалось, себе дороже. Однако два сражения, произошедшие в один и тот же день, лишили эклингов практически всех глав больших семей, не говоря уже о малых родах, и парнишка Эб получил нежданно-негаданно наследственный титул ярла. Просто между ним и титулом не осталось других претендентов. И, если так и дальше пойдет, быть ему конунгом. Совет ведь может решить, что он лучшая кандидатура, и что тогда делать?

С этой мыслью он и проснулся.

«Что делать?», «Кто виноват?» и «Кому на Руси жить хорошо?» – извечные русские вопросы.

Русью, впрочем, здесь и не пахло. Лежа на своем, вполне возможно, смертном одре, Олег провел быструю ревизию того, что здесь есть, без того, чтобы убиваться по поводу того, чего, увы, нет и уже не будет. Оказалось, парнишка Эб не только занимался хозяйством и ходил в море. Он еще и книжки умные читал, говорил с заезжими торговцами в кабаках Свайяра и принимал в своем захудалом замке Кворгхольм на Черной скале дворян из Норланда и Содерленда, а то и кого-нибудь из заморских земель: с континента или с Туманного острова.

В Норланде, на трех довольно больших островах, которые, собственно, и являлись историческим Норландом, и на семидесяти пяти островах Архипелага Большого Бивня жили эклинги – народ, на взгляд Олега, довольно сильно похожий на викингов его мира. А южнее, в Содерленде, на дюжине островов Малого Бивня располагалась Южная марка, которую населяли близкородственные эклингам вагры[10]. Эти, скорее всего, походили на каких-нибудь западных славян. На ободритов[11] или еще кого-нибудь в том же роде. Северная и Южная марки, – или, пользуясь местным наречием, Морские земли, – формально принадлежали Арелатскому королевству[12]. В Арелате же, скорее всего, жили франки и германцы, но не раннесредневековые, а такие, какими они стали бы в эпоху позднего Возрождения. Королевство находилось на континенте, деля его с другими большими и малыми государствами, – королевствами, княжествами, герцогствами и графствами, – а в океане на полпути между Старым и Новым светом лежал Туманный остров или иначе королевство Альба, очень похожий по впечатлениям на Англию, какой ее знал Олег. То есть, англичан или по-местному горландцев Олег, собственно, и разбил на Русалочьем озере.

«Просто бедствие какое-то, – подумал он хмуро, открывая наконец глаза, – куда ни кинь, всюду клин, и везде эта подлая нация…»

Олег любил Англию и не любил англичан, причем и первое, и второе носило исключительно иррациональный характер. Он это знал, отчетливо понимал, что и откуда взялось, но ничего с собой поделать не мог. Любил английскую архитектуру, виски и сыр, пиво и литературу, особенно романы, кино и технические достижения, даже историю и ту любил, в смысле, интересовался. Но вот, как государство и народ сильно недолюбливал. Такой вот странный выверт сознания. Но, что любопытно, с Эбом все обстояло точно так же: он высоко ценил судостроение горландцев и их оружие, знал их язык и с интересом читал их книги, – в особенности, трактаты по географии, истории и морским наукам, – с удовольствием пользовался вещами, будь то одежда, ткани или точная механика, произведенными на Туманном острове, но вот самих горландцев терпеть не мог.

«Интересно, сколько этих бедолаг я положил в бою?» – задался он вполне праздным вопросом, но потом вспомнил, что его самого местные великобританцы тоже хорошо отделали, и разом успокоился. Впрочем, как только мысли про врагов перестали его отвлекать от насущного, к нему вернулись боль и немощь. И еще вдруг очень захотелось пить.

– Эй, кто-нибудь! – окликнул он ночь. В комнате он был один, только он и зажженная свеча, но о том, чтобы самому встать с кровати нечего было и думать. По ощущениям, он был едва жив, однако пить хотелось больше, чем умереть. – Кто-нибудь!

Голос прозвучал слабо и хрипло, почти как шепот, но, к счастью, Лантруд его услышала, а, может быть, просто возвращалась в этот момент в комнату. Во всяком случае, дверь открылась, и девушка сразу же поспешила к нему.

– Пить! – хрипло выдохнул Олег.

– Сейчас, сейчас! – заспешила женщина, ловко выхватывая откуда-то слева, из мертвой зоны, глиняный кувшин и серебряный кубок.

– Сейчас, хороший мой! Сейчас! Потерпи еще мгновение!

Она наполнила кубок, – судя по запаху, это была некрепкая медовуха, – убрала кувшин и, приподняв голову Олега освободившейся рукой, помогла ему напиться. Пить было тяжело, тем более, находясь в таком неудобном положении, но сладкий напиток со следовым содержанием алкоголя пришелся ему по вкусу. Местная медовуха редко бывала крепкой. Для того, чтобы напиться в хлам или согреться в бурю, существовали другие напитки. А такой медовухи, как эта, чтобы опьянеть по-настоящему, надо ведро выпить или два. Слабее даже бледного эля, не то, что вареный мед.