Текст книги "Берсерк (СИ)"

Автор книги: Макс Мах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц)

Annotation

Это фанфик по миру Гарри Поттера, так что все права принадлежат Джоан Роулинг.

Времена мародеров. Два новых героя и некоторые известные, но не канонические образы.

Берсерк (Гарри Поттер, мужская версия)

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Берсерк (Гарри Поттер, мужская версия)

Пролог

Макс Мах

Берсерк

Пролог: Отдел Тайн

Берни Вудворд всегда приходил на работу ровно в шесть часов утра. В любую погоду и в любое время года, в будни и в праздники, без исключений и «особых случаев», и, поскольку он никогда не болел, невыразимец[1] Бернард Арчибальд Вудворд появлялся в Отделе Тайн каждый божий день. Позже он мог уйти из Министерства по любой мыслимой причине и в любое удобное для него время, – и, порой, исчезал из отдела еще до обеда, – но порядок, установленный им для самого себя без малого сорок лет назад, никогда не нарушался. Ежедневно в шесть часов утра Берни приходил в свой отдел, расположенный на самых глубоких этажах Министерства, и просматривал ночные сводки Аврората, ДМП[2] и Собственной Контрразведки Отдела Тайн. Затем он шел в зал Сигнальных артефактов, педантично проверял каждый из них и, наконец, заносил в журнал наблюдений полученный результат. Чаще всего, это была короткая запись «БИ», что означало «Без изменений», но иногда изменения все-таки случались и тогда он делал в журнале более подробную запись, отражавшую характер и суть события, сопутствующие ему обстоятельства и, возможно, первичную интерпретацию явления или инцидента. Это была рутина, но рутина необходимая. Порядок, в известной мере обеспечивающий безопасность Магической Англии и спокойствие ее граждан. Однако иногда, некое событие принимало характер чрезвычайного, и тогда Берни Вудворд становился тем человеком, который объявлял тревогу и выполнял первичные действия, предусмотренные общим регламентом и специальным протоколом[3]. Впрочем, латиняне не зря говорили, что «nulla regula sine exceptione»[4], – нет правила без исключения, – и сегодня был именно такой день и такой случай. Произошло, если, конечно, и в самом деле, произошло кое-что такое, ради чего можно было пожертвовать протоколом, потому что для такого казуса[5] регламент не предусмотрен.

Берни постоял минуту, рассматривая ставший вдруг ярко алым цветок чертополоха[6], запаянный в стекло четыре столетия назад колдуном из Йорка Агапием Артефактором, тяжело вздохнул, принимая, как данность, что от судьбы не уйдешь, и, подойдя к стойке журналов наблюдения, быстро написал две записки. Через минуту два самолетика вспорхнули с его ладони и полетели разыскивать адресатов, а Берни отправился в архив. Ему надо было просмотреть несколько документов из закрытой секции и кое-что освежить в памяти, хотя видит бог, он совсем неплохо знал эту историю. Его предшественник, вводя Вудворда в курс дел, рассказал ему пару-другую занимательных коллизий, посоветовав всегда держать их на всякий случай в уме. Впрочем, как бы хороша ни была его память и как бы подробно ни описывал давние события Роберт Бурлей, найдя соответствующую папку и ознакомившись с собранными в ней документами, Берни не только освежил в памяти подробности этой давней истории, но и узнал много нового, о чем прежде никогда даже не подозревал. Поэтому через два часа, когда в его кабинете собрались «срочно оторванные от всех прочих дел» спецагент Адам Нейпир и аналитик оперативного звена Чарльз Седжвик, он был готов уже к непростому разговору.

– Сегодня перед рассветом сработал один из наших сигнальных артефактов, – сказал он, разливая крепко заваренный чай по фарфоровым чашкам директорского сервиза. – Он был создан четыреста лет назад Агапием из Йорка и с тех пор не подавал признаков жизни. Ни разу за все четыреста лет наблюдений.

– К чему привязан артефакт? – Седжвик задал правильный вопрос, и Берни даже поблагодарил его в душе, поскольку вопрос этот являлся отличной связкой между преамбулой и самим казусом.

– Цветок чертополоха, так называется артефакт Агапия, реагирует на прорыв Межмировой Диафрагмы.

– И, когда ты говоришь «межмировой», ты подразумеваешь… А что кстати ты имеешь в виду? – А это был уже Нейпир, который умел не только выслеживать и убивать всякую нечисть, а вернее тех, кого назначил быть нечистью отдел Тайн, но также отличался острым умом и невероятной въедливостью. Наверное, поэтому он и стал единственным спецагентом Отдела тайн.

– Межмировой – это и есть межмировой, – хмыкнул в ответ Седжвик, буквально на мгновение опередив Вудворда. Похоже, Чарльз умел не только думать, он еще и знал многое о многом.

– Существование иных миров доказанный факт? – все-таки уточнил Нейпир.

– К нам оттуда кое-кто приходил, – туманно, в силу необходимости, объяснил Берни. – А от нас кое-кто ушел. И подозреваю, что мы знаем отнюдь не обо всех переходах отсюда туда и оттуда сюда, и речь, заметьте, идет об одном лишь Соединенном Королевстве. Что происходило, происходит и будет происходить, например, в Гардарики, мы вряд ли узнаем, – русские те еще параноики, – а, если все-таки, узнаем, то не все и не в реальном времени.

– О, как! – восхитился Адам. – А теперь, Берни, будь другом, уточни: этот «чертополох» артефакт общего действия или с привязкой?

– Полагаю, с привязкой к личности и координатам, – ухмыльнулся довольный, как слон, – и с чего бы это? – Чарльз Седжвик. – Поэтому Берни не стал поднимать тревогу ни по Отделу, ни по Министерству, а пригласил нас к себе частным образом. Я правильно понимаю интригу?

– Так и есть, – кивнул Берни. – Из-за Грани вернулся кто-то из графов д’Э[7].

– Давно их не было… – Седжвик стал задумчив и, пожалуй, даже озабочен.

– Четыреста лет, мне кажется, или около того, – сказал он после короткой паузы длиною в пару мгновений. – Надо бы уточнить в архиве, но, я так понимаю, сейчас есть дела поважнее.

– В Архив я уже сходил, – внес поправку Вудворд. – С тех пор, как на ту сторону ушел Вильгельм д’Э, прошло четыреста семь лет. И да, ты прав, Чарли, я обеспокоен. Кто бы это ни был, я опасаюсь, как бы этот кто-то, а ведь это может быть и сам Вильгельм, не наломал дров. Когда он уходил, никто даже вообразить себе не мог, что через сто лет будет принят Статут о Секретности[8].

– Не было печали… – тяжело вздохнул Адам Нейпир.

– Как сказать, – задумчиво постучал пальцем по губам Седжвик.

– Что ты имеешь в виду? – повернулся к другу Берни.

– Если это Вильгельм, – пожал плечами Чарльз, – Темному Лорду не поздоровится. Вилли, помнится, конкурентов терпеть не мог.

– Не окажется ли лекарство хуже болезни? – Нейпир поймал, как ему показалось, основную идею разговора и теперь, даже не зная предысторию, мог участвовать в обсуждении.

– Не думаю, – не согласился с этим предположением Седжвик. – Каким бы темным ни был Темный Вильгельм, он, в отличие от Волан-де-Морта, вполне вменяемый волшебник. Во всяком случае, так о нем отзывались современники.

– А если это не он? – Вопрос напрашивался, и Нейпир его озвучил. – Что, если это его сын, внук, правнук… Времени-то прошло много. Четыреста лет. Могло смениться не одно поколение.

– Или нет, – покачал головой Берни Вудворд. – Черт его знает, Дамми, сопоставимы ли вообще наши временные потоки. Время там у них, в их вселенной может течь быстрее или медленнее, чем у нас.

– Будем решать проблемы по мере их поступления, – предложил тогда Нейпир. – А пока у меня есть два вопроса. Вернее, один вопрос и одна просьба.

– Я весь внимание, – посмотрел на него Вудворд.

– Вопрос. Есть ли привязка к какому-нибудь конкретному месту? И просьба. Не мог бы ты, Берни, рассказать мне эту историю с подробностями, а то лично у меня возникает слишком много вопросов.

– Я бы тоже не возражал услышать подробности, – осклабился уже вполне пришедший в себя Седжвик.

– Историю расскажу, затем и ходил в архив. Что же касается, места… Есть отметка на карте Англии, конкретно в Лондоне. Сильный немотивированный всплеск магии неизвестного типа. Кратковременный, но мощный. И что характерно, в точке с этими координатами находилась когда-то резиденция графов д’Э.

– То есть, адрес мы знаем? – уточнил Нейпир.

– Очень приблизительно, – внес поправку Седжвик. – Тогда люди умели делать вещи покруче Фиделиуса.

– Это да, – согласился Адам. – А министру мы не будем сообщать об этом, потому что…

– Не надо впутывать в это дело Министерство, – принял подачу директор Вудворд. – Мы не знаем пока, с кем или с чем имеем дело. Может статься, что этот туз лучше будет до времени придержать… Как там говорят маглы? Придержать в рукаве? И кстати, с Дамблдором я бы тоже не стал откровенничать. Иди знай, как карта ляжет. Этот секрет или не стоит ни гроша, или стоит сраный миллион галеонов. Пока сами не поймем, что там и как, дурную инициативу проявлять не станем. Как вам такой подход?

– Разумно, – согласился Седжвик.

– Я, как все, – усмехнулся Нейпир. – А теперь рассказывай.

– Что ж, – Берни сделал глоток чая, поморщился, обнаружив, что тот остыл, и, достав волшебную палочку, быстро наколдовал новый чайник, свежую заварку и чистые чашки. – Предок нашего Вильгельма Филипп де Нёфмарш граф д’Э прибыл в Англию с Вильгельмом Бастардом[9]. Причем, д’Э были настоящими природными норманнами и в будущую Нормандию перебрались еще в IX веке. А до этого довольно долго были известны под разными именами и кличками в Норвегии и Швеции. Старый род, богатый и сильный, но главное – они были магами, а маги, по крайней мере сильные, встречались среди викингов крайне редко. Это делало Нёфмаршей еще более значимыми фигурами, и, возможно, поэтому кое-кто сохранил записи об изустных рассказах некоторых из них. Например, рассказ Хальвдана Сварти. Этот Сварти говорил, что их предок Эйрик «пришел в эти земли из Других Земель, из Ваннахейма[10]». Документ весьма ценный, у маглов его нету, не сохранился, но зато нашу копию сейчас могут прочесть только маглы. Нет у нас магов, знающих нордландский диалект древнескандинавского языка, да еще и записанного на вульгарной латыни. Спасибо Мартину Харриоту, который еще в XIX веке заказал переводы целого ряда документов и книг с древнескандинавского на современный английский. Но это так, небольшое отступление. А сам рассказ интересен тем, что в нем описывается древняя родина этой семьи, и она совершенно точно находится не в нашем мире. У нас Северное море, – они называли его Немецким, – окружено только с трех сторон: на юге германские государства, на востоке Дания, на западе – Англия и Шотландия. Однако в том Мире, о котором мы говорим, Немецкое море заперто с севера островом Скулнскорх[11]. Остров большой – примерно в половину Ирландии, – и расположен в Северном море на линии между Эдинбургом в Шотландии и Эсбьергом в Дании. И вот, что еще примечательно, самоназвание Скулнскорх встречается в истории этой семьи не раз и не два. Ярл Скулнскорх, конунг Скулнскорх, граф Скулнскорх… Так что, когда, рассорившись с Советом Лордов, Вильгельм д’Э покинул Англию, он прямо говорил о том, что возвращается на родину своих предков в Скулнскорх.

– Замысловато, – признал явно впечатленный рассказом Адам Нейпир.

– Любопытно, – кивнул, соглашаясь с ним, Чарльз Седжвик. – Как считаешь, чего нам следует ожидать?

– Ума не приложу, – честно признался Берни Вудворд. – Но, полагаю, мы это скоро узнаем.

– Ты же сказал, что адрес не просчитывается, – напомнил Седжвик. – Или ты ждешь момента, когда они себя как-нибудь проявят?

– Все бы так и обстояло, – пояснил Берни, – если бы Вильгельм за год с небольшим до ухода, не оставил адрес своего дома одному приятелю, а тот, в свою очередь, не передал этот клочок пергамента главе Отдела Тайн, в котором работал под конец жизни. Так что у нас есть адрес, собственноручно записанный Вильгельмом де Нёфмарш графом д’Э бароном Феррерс из Гроуби. Войти в особняк без разрешения мы, разумеется, не сможем. Но увидеть дом и постучать в дверь – вполне.

– Постучать-то постучим, – кивнул Адам Нейпир, – но что, если нам откроют?

***

Самое смешное, что они, и в самом деле, постучали в дверь. Дверным молотком из кованного железа в дверь из потемневших от времени дубовых досок, скрепленных кованными железными полосами. Все древнее, аутентичное, приземистое и тяжеловесное, выстроенное из тесаного камня, с узкими окнами, прикрытыми ставнями того же вида, что и дверь. В общем, не надо быть специалистом по архитектуре позднего средневековья, чтобы по достоинству оценить Феррерс-хаус во всем его простом великолепии. Ну и то, наверное, что маги-строители смогли его спрятать в самом центре Лондона, да так, что попробуй еще найди, и никакие великие Лондонские пожары его не нашли и не тронули за все эти долгие века.

Берни поднялся по ступеням лестницы к самой двери и постучал молотком в кованное солнце. Прошла минута, другая, но ничего не происходило, – тишина, покой, даже прохожие идут, не замечая их возни, – и тогда он постучал вновь. Однако дверь открыли только после того, как он постучал в пятый раз. Если бы не его хваленое упорство, порой переходившее в упертость, он бы столько времени не ждал. Адам и Чарли уже, как минимум, пару раз предлагали махнуть рукой и уйти, но Берни был последователен и призывал не торопить события. И оказался прав, потому что, в конце концов, дверь отворилась, и перед ними в дверном проеме появился юноша, одетый так, словно он только что прибыл из той самой эпохи, к которой принадлежал особняк графов д’Э. Кожаные штаны для верховой езды, высокие сапоги, широкий ремень, с пристегнутым к нему кинжалом в ножнах, и белая батистовая рубашка с широкими рукавами, схваченными на запястьях широкими кожаными браслетами. На самом деле, английские аристократы в шестнадцатом веке одевались несколько иначе, но при всей своей экзотичности, наряд молодого человека давал отсылку именно к средним векам.

– С кем имею честь?

Голос у парня был красивый. Бархатистый баритон или что-то в этом роде. Да и сам он был тот еще красавчик. Просто девичья погибель, если честно сказать. Высокий, широкоплечий юноша с пшеничного цвета длинными волосами, голубыми глазами и вполне аристократическими чертами лица.

– Я Бернард Вудворд директор департамента в Министерстве магии, – представился Берни.

– Министерство магии? – озадачился юноша. – На кой хрен магам сдалось министерство? Или это министерство простецов?

– Полагаю, у вас множество вопросов, – улыбнулся Берни. – Есть они и у нас. Может быть, позволите пройти в дом? Разговаривать на пороге не слишком удобно.

Молодой человек осмотрел их с головы до ног, хмыкнул, оценив, по-видимому, по достоинству их мантии, и, наконец, принял решение.

– Проходите! – кивнул он. – Но только вы, мастер Бернард. Ваши спутники пусть пока погуляют.

Берни резануло обращение «мастер», но, похоже, там, откуда пришел этот юноша, ничего другого простолюдину ожидать от лорда не приходилось.

– Это окончательное решение? – спросил он на всякий случай.

– Именно так.

– Хорошо, – кивнул Берни и обернулся к друзьям. – Тут вверх по улице есть хорошее магловское кафе. Подождите меня там.

– Магловское? – переспросил юноша, говоривший по-английски с каким-то незнакомым, но, несомненно, западным акцентом.

– Так мы называем… простецов, то есть, тех людей, которые лишены магии.

– Маглы, маги, министерство… Серьезно? – хмыкнул молодой человек, явно обращаясь к самому себе. – Впрочем, почему бы и нет?

– Прошу вас, – повернулся он к Берни, – проходите!

Берни вошел вслед за хозяином дома, – а кем еще он мог быть? – и оказался в небольшом приемном зале. Честно сказать, совсем маленьком зале. Мог бы считаться просто прихожей, но в средние века это здание было резиденцией графа, так что, наверное, все-таки приемный зал. Мебель, светильники, интерьер, в целом, – все было аутентичным, но при этом выглядело новым, словно краснодеревщики и другие мастера закончили работу всего полгода назад, а может быть, и позже. И пыли, что характерно, нигде не было, так что сомнений не оставалось, это настоящий волшебный дом.

Между тем, следуя за юношей, Берни прошел в стильную гостиную, обставленную несколько тяжеловесной, но в то же время элегантной мебелью из красного и черного дерева. Резьба, инкрустации и детали, выполненные из серебра и бронзы. Тканные обои, гобеленовая оббивка диванов и кресел, картины старых мастеров на стенах и круглое витражное окно. В общем, гостиная производила сильное впечатление, и Берни был не уверен, что еще у кого-нибудь в магическом мире есть в манорах, замках и особняках такие интерьеры. Однако сама по себе комната не заняла надолго его мысли. Здесь, в гостиной, их с хозяином дома ожидала девушка примерно одних лет с юношей, одетая на мужской лад. Такие же, как у парня, штаны и сапоги, но сверху над поясом был надет расшитый серебром темно-синий дублет со стоячим воротником, вокруг которого были уложены золотые звенья жазерана[12] с сапфировыми розетками. Под дублетом она носила нечто вроде расшитой красной нитью туники, которая была схвачена поясом и спускалась из-под него примерно до середины бедер. По-видимому, это была уступка скромности, все-таки в былые времена женщинам запрещали одеваться в мужской наряд. Но у этой девушки все было не как у других. Поверх дублета на плечи был накинут не застёгнутый на пуговицы камзол без рукавов, а на поясе у нее висел кинжал в богато украшенных ножнах. Внешность же юной красавицы великолепно гармонировала с внешностью юноши, если иметь в виду контраст, а не сходство. Она была высока для девушки, едва ли не одного роста с молодым человеком, но при этом черноволоса и темноглаза.

– Мод, – улыбнулся ей юноша, – разреши представить тебе мастера Вудворда.

– Лорда Вудворда, – внес поправку Берни.

– Лорда Вудворда, – спокойно повторил за ним юноша, никак не отреагировав на внесенную поправку. – Он директор департамента в Министерстве магии, чем бы это ни было на самом деле.

– Лорд Вудворд, – обернулся он к Берни, – разрешите представить вам мою… э… А кого, собственно, Мод? Спутницу? Любовницу? Жену?

– На твой выбор! – мягко улыбнулась в ответ девушка, и Берни отметил, какая у нее красивая улыбка.

– Тогда, оставим определение за скобками, – кивнул парень. – Мод Лейбёрн графиня д’Э баронесса Феррерс.

«Значит, хозяйка она! – сообразил Берни. – А кто же, тогда, ты, парень? Действительно муж? Возможно, но не обязательно!»

– Боюсь, я не расслышал вашего имени, сэр, – сказал он вслух.

– Точно! Я же не представился. Mea culpa[13]!

– Culpa levis[14], – не без иронии в голосе заметила графиня.

«Оба владеют латынью», – отметил Берни, заметивший с какой легкостью срываются с их уст слова древнего языка.

– Тем не менее, – развел руки в притворном извинении молодой человек.

– Я Эбур Хродгейр граф Гундберн, – чуть поклонился он.

«Хродгейр? Серьезно?» – удивился Вудворд, неплохо знавший древнескандинавский язык.

– Прошу прощения, милорд, – сказал он вслух. – Хродгейр – это фамилия или прозвище?

– Знаете древнескандинавский? – с интересом посмотрел на него молодой человек.

– Немного, поэтому, собственно, и спрашиваю. Хродгейр – это же переводится, как Копье ярости?

– Да, так меня прозвали за победу на Русалочьем озере.

«Значит, серьезный воин, – отметил Берни. – Сколько ему лет? Максимум семнадцать! Ну, может быть, восемнадцать. Впрочем, в средние века начинали рано…»

– Полагаю, – сказал он вслух, – вы не сможете показать мне это место на карте.

– Да, мы уже поняли, что это Мир ее прадеда, – Эбур Хродгейр чуть повел головой в сторону девушки, указывая на ту, кого искал Берни.

– Ваш прадед, миледи, это Вильгельм де Нёфмарш граф д’Э барон Феррерс из Гроуби? – задал он «тот самый» вопрос.

– Я же уже назвалась, – пожала плечами явно раздраженная этим вопросом графиня. – Я ношу все титулы моего отца и деда.

«Вообще-то, ты не назвалась, милая, тебя назвал твой кто-то там, – возмутился Берни, – а сама ты предпочитаешь отмалчиваться!»

– Еще раз прошу прощения, миледи, но это очень важно, – обратился он к девушке. – Ваш прадед… Вы его застали?

Девушка посмотрела на Берни тяжелым взглядом темно-синих глаз. Темными они казались, когда графиня стояла в тени.

– Вся семья графини погибла у нее на глазах, – объяснил немую сцену парень. – Мы с ней там были во время сражения. И мы единственные, кто уцелел.

– У вас там что, война? – опешил Берни.

– Да у них там действительно война, – подтвердил Эбур Копье славы, – а у нас по-разному. Сейчас, кажется, мир, но это неточно. Я оттуда давно… Впрочем, это тоже неважно. Хотите выпить, лорд Вудворд?

– Можно просто Берни, – предложил невыразимец.

– Ну, тогда, я для вас Эбур. А ты, что скажешь, свет очей моих? – повернулся он к девушке.

– Тилда, – кинула она, словно милостыню подала.

«Тяжелый характер, – констатировал Берни. – Но, с другой стороны, и жизнь непростая».

– Вино? «Бренди?» – спросил между тем Эбур.

– Бренди, – коротко ответила девушка.

«И спиртное, судя по всему, пьет не впервые!»

– Благодарю вас, Эбур, – кивнул Вудворд юноше. – Бренди – это хорошая идея.

Эбур вышел из гостиной, оставив Берни наедине с хозяйкой дома, которая, кажется, не собиралась продолжать разговор, но вернулся юноша довольно быстро. И пяти минут не прошло, как он появился в дверях, левитируя перед собой поднос с графином и тремя бокалами. Без палочки!

«Н-да, непростой кадр!»

– Что ж, – сказал Берни, пригубив бренди, оказавшийся попросту дрянным, – я начну с того, что объясню, почему я здесь.

– Это весьма великодушно с вашей стороны, – не дрогнув лицом, не изменив его выражения, – прокомментировал молодой человек.

«А ведь он старше своих лет… Быть, а не выглядеть, не так ли?»

– Ваш переход сюда, в наш Мир… – продолжил Берни Вудворд как ни в чем не бывало, – не остался незамеченным. Прорыв Межмировой Диафрагмы потревожил артефакт, не подававший признаков жизни больше четырехсот лет. С того дня, когда на Ту Сторону, где бы это ни было, ушел ваш дед, миледи. Лорд Вильгельм, насколько я знаю, был великим магом и очень непростым человеком.

– Это еще мягко сказано! – подал реплику Эбур.

Однако Мод на нее никак не реагировала. Цедила бренди из бокала и смотрела на Берни равнодушно-отстраненным взглядом своих чудных глаз, а реплики ее спутника, что бы и о чем бы он ни говорил, ее словно не касались.

– Я пришел, собственно, чтобы предупредить, – продолжил между тем Берни. – Вы не знакомы с нашими реалиями, но, если вы хотя бы отчасти похожи на своего деда, то быть беде. Не зная, как все тут устроено, вы можете отреагировать, скажем так, не вполне адекватно…

– В чем ваш интерес? – неожиданно серьезно спросил Эбур.

«Точно не мальчик! – решил Берни, вполне оценив и сам вопрос и ту интонацию, с которой он был задан. – Хотя, если он успешный военный вождь, то наверняка привык думать на перспективу и не принимать решений с кондачка!»

– Возможно, это не так, – не стал скрывать свои причины Вудворд, – но есть вероятность, что вы станете третьей силой и неучтенным фактором в нынешнем политическом раскладе.

– Звучит странно, – прищурился парень. – Но, возможно, вы правы. Чего именно мы не знаем?

– Всего.

– Давайте сформулируем несколько иначе, – Эбур снова расслабился, словно бы и не было вспышки интереса. – Представьте, что на моем месте сидит ее дед. Что он должен знать в первую очередь?

«Да, похоже, я действительно говорю с кем-то, кто слеплен из того же теста, что и прадед этой Мод».

– Во-первых, он должен знать, – сказал Берни вслух, – что в 1689 году был принят Международный Статут о Секретности, и мы больше не живем вместе с маглами. Иногда среди них, но никогда с ними. Чаще в стороне от них.

– Ушли в подполье, – понимающе кивнул парень. – То есть, творить волшбу на глазах у простецов… Как вы их обозвали, Берни? Маглами? Им нельзя видеть проявления магии, нельзя о ней знать, и они не используют в быту или на войне магические орудия, созданные нами для них. Я правильно обрисовал сложившуюся ситуацию?

– Абсолютно.

– Что еще?

– Титулы, – чуть развел руками Берни. – Большинство магов даже не знают, что это такое, граф или герцог. Все, что осталось у магов от тех времен – это титул лордов. Его носят главы больших, древних семей, даже если от семьи и рода давным-давно ничего не осталось. Кроме имени, разумеется.

– А что же король? – подала наконец голос Мод.

С этой девушкой явно что-то было не так. То есть, совершенно очевидно, что после пережитой трагедии она нормальной быть не могла по определению. И все-таки, все-таки…

– Королева знает про нас, – объяснил невыразимец, – но единственный существующий канал связи между маглами и нами – это связь между их премьер-министром и нашим министром магии. Формально мы остаемся подданными короны, но не думаю, что маги, во всяком случае, основная их часть, отдают себе в этом отчет.

– Значит, мы не можем назваться своими именами и воспользоваться своими титулами, – подвел итог Эбур. – Для магов неважны титулы, а для маглов будет непонятно, откуда мы взялись.

– Вы правы, – подтвердил Берни. – Но лишь отчасти. В некоторых ситуациях ваши титулы могут быть весьма полезны.

– Скверно… – задумался было юноша, – но можно пережить. Деньги, надеюсь, вы не отменили?

– Деньги – нет, но после последней войны с гоблинами мы уступили им монополию на эмиссию денег и банковскую деятельность.

– Маги проиграли войну? – явно не понял его Эбур.

– Нет, мы ее выиграли, – поморщился Берни, понимая, как это звучит для человека из иного Мира, – но такова цена мира.

– Это неверное решение, – холодно высказалась девушка.

– Возможно, – не стал спорить Берни. – Однако Визенгамот решил иначе. И в этом смысле ничего уже не изменить.

– А Визенгамот – это? – снова вступил юноша.

– Отчасти это напоминает Совет Лордов, но…

– Но?

– Теперь в нем заседают не только лорды, но также некоторые чиновники Министерства и выборные от общественности.

– То есть, это парламент?

– В плане законодательства – это так, но одновременно Визенгамот – это высший магический суд.

– Как во времена Генриха VIII, – кивнул Эбур.

«И откуда бы тебе знать, как было при Генрихе VIII?»

– А что же Министерство? – спросила девушка тем же холодным безэмоциональным голосом.

– Ну, если уж мы обратились к Генриху VIII, то Министерство – это как бы лорд-канцлер и его секретари.

– Они кормятся с налогов? – уточнил парень.

– В общем плане, так и есть, – подтвердил невыразимец.

– Вы пытаетесь нам сказать, что с Министерством лучше не связываться? – прямо спросила девушка. – Но при этом вы сами работаете на Министерство. Я вижу в этом противоречие. Или вы предатель?

– Все не так просто и однозначно, – решил Берни расставить все точки над «i». – С одной стороны, Отдел тайн – это особо секретный департамент британского Министерства магии, и с этой точки зрения, мы структурное подразделение Министерства. Но, с другой стороны, нас, я имею в виду Отдел тайн, нет, поскольку официально мы не существуем. Указом министра Магии Радольфуса Лестрейджа отдел расформирован еще в 1857 году. Однако невыразимцы, так называют сотрудников отдела, с такой постановкой вопроса не согласились и распускаться не пожелали. Министры нас не любят, но вынуждены, скрепя сердце, терпеть. Ведь мы единственные в стране, кто на систематической основе занимается научными исследованиями. Так же мы храним тайны, опасные для магов и маглов, и заодно множество секретов, скопившихся за века, которые когда-нибудь могут пригодиться, а, может быть, и нет. Вот скажем, Герпий Злостный, он, если не знаете, жил в Древней Греции в третьем веке до нашей эры. В его трактате «О Пользе Зла» описывается процесс создания василисков. Не думаю, что это то знание, которое стоит открывать широкой общественности, но и потерять его было бы жалко. Вдруг пригодится? Проблема в том, что за века у магов, как, впрочем, и у маглов, скопилось огромное количество тайн и секретов, которые лучше хранить под замком. Никому не принесет пользы, если широкая общественность узнает, какой шлюхой на самом деле была всеми обожаемая Моргана, или каким злодеем мог быть и бывал великий Мерлин, особенно с пьяных глаз. Разумеется, это грубые примеры. Крайние случаи, но на мой взгляд они не теряют от этого своей актуальности.

– Кто решает, что есть зло и какое знание должно быть сокрыто? – вопрос снова задала девушка, а парень на это лишь усмехнулся. Похоже, он разбирался в такого рода вещах несколько лучше, чем Мод.

«Странный тип, – в очередной раз отметил Берни. – Или он великий пофигист или знает больше, чем говорит. Второе вероятнее. И ведь он так и не сказал, откуда он знает про прадеда девушки».

– Эти решения принимают Министерство магии, – между тем сказал он вслух, – и Визенгамот, а иногда и мы, то есть, Отдел тайн. Вот, например, как в вашем случае. Мне показалось, что вы не будете рады, если вас возьмет в оборот Министерство или один из двух главных политических игроков волшебной Британии.

– Вряд ли я захотела бы подчиняться такому Министерству, – с пониманием кивнул молодой человек, – но, возможно, вы могли бы расширить наше представление о нем и о Визенгамоте еще немного?

– Разумеется, – кивнул Берни.

– В Министерстве по большей части работают второстепенные маги, – объяснил он. – Слабые маги, не слишком умные, но и не дураки. Они боятся всего нового и еще больше боятся древней магии. Самим им она не по силам, – ни магически, ни интеллектуально, – вот они ее и запрещают, а фракция Прогрессистов в Визенгамоте проводит через голосование запретительные законы.

– Не понимаю, – нахмурилась Мод. – Как можно запретить древнюю магию, да и, вообще, как можно запретить магию?

– Очень просто, – тяжело вздохнул невыразимец. – Для начала вы вводите понятие темной магии, которое потихоньку становится синонимом Чернокнижничества и Зла. А затем различные разделы магии объявляются темной магией и обращение к ним признается преступлением, за которое могут упечь на пожизненное в Азкабан. Что такое Азкабан знаете?

– Знаем, – коротко бросил Эбур, чем лишь подтвердил догадку Берни, что этот парень читал записки кого-то, пришедшего из этого мира, или имел возможность с таким человеком побеседовать. – Что конкретно запрещено?

– Магия крови, – начал перечислять Берни. – Практически вся, но несколько мелких прикладных разделов условно разрешены. Например, определение принадлежности к Роду. Некоторые целительские практики. Далее, все разделы некромантии и большинство разделов ритуалистики и шаманизма. Половина разделов рунологии, практически вся гоэтия[15] и теомантия[16], теургия[17] и сигилистика[18]. Все это по современным стандартам называется Темными Искусствами.