Текст книги "Моя профессия ураган"

Автор книги: Люда и Игорь Тимуриды

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 46 страниц)

Мы даже забыли, что являемся центром. На который, ошалев от потрясения, кто от восторга, затаив дыхание, смотрели все…

Тысячи больших потрясенных глаз…

Глава 11

Да, от слов Лана все обмерли, как танцевали. Точно обмерли… И лупали на нас.

Даже музыка прекратилась. Я четко видела их раскрытые рты и ошеломленные лица…

…И как молчание постепенно переходит в чудовищный взрыв визга, поздравлений, ура и восторга…

…И как все взорвалось шаловливым радостным криком! Так, что ударило по ушам…

– Ты, наверное, женишься на мне оттого, что я принцесса? – со слезами на глазах спросила я. – Не служанка…

– Дурочка моя, на кой мне твой титул, если ты автоматически стала и становишься королевной и принцессой моей Семьи, как только вышла замуж… Выше тебя уже до того, как я объявил наш брак, тут принцесс и не было… – он поцеловал меня. – Я намеревался объявить всем о нашей женитьбе еще в самом начале…

Я обмякла, вспомнив.

– Но ты начала вырываться, – невнятно терзал он мои губы, так что было плохо слышно, но он не хотел отрываться от них, не выпуская меня из рук на глазах у всех, и говорил так. – Пришлось повременить, иначе все подумали бы, что я взял тебя силой и ты сопротивляешься, а я насилую уличным обрядом, пользуясь своей властью… Ммм…

Я засмеялась.

– Я даже в этом не хотел тебя изнасиловать… Хотя так хотелось…

Я чуть его не стукнула, бессовестного…

– А насчет служанки… Ты, наверное, будешь лучше спать (он показал, бессовестный, чтоб я не заблуждалась насчет того, что он имел в виду, показав рукой, как спят) если узнаешь, что в Храме я расписался своим полным именем…

Так что это заняло всю ту страницу! А тебе уже дал расписаться на новой, перевернув и придержав… Чтоб ты не увидела…

Я обмякла…

– Ты знаешь, я ведь я ведь сделала то же самое, просто я не заполняла страницу, а, расписавшись, случайно выпрямилась и сразу вручила ее священнику… Чтоб ты не увидел…

Мы затряслись от счастливого смеха, в объятиях… Но нам помешали. Принц только успел шепнуть:

– Я как раз был доволен, что ты отдала, и не глянула раньше времени, что я там понаписывал…

Но нас окружили тэйвонту. Они, очевидно, только сейчас сообразили, что произошло. Прошло ведь всего ничего, мгновения, пока люди ошарашено понимали, начиная приходить в себя… Или же тактично ждали, – позже заметил мне Рэйцзи… Пока их заметят… Но как бы то ни было, все тэйвонту, отдали принцу честь, отсалютовав, когда он окинул их взглядом. И обмякнув от отпустившего напряжения, запрокинув головы, радостно улыбались или тихо смеялись… Они тоже сегодня переволновались… Что они хотели этим сказать?

– Что с их любимицей так устроилось! – шепнул мне настоятель Ухон.

Я обводила глазами, полными слез, зал.

Лицо отца мелко подрагивало. Хотя-то ему это не должно было быть уже неожиданностью! После того то, что ему рассказал Конт и донесли слуги! Наверно такого наслушался!

Мои тэйвонту оба показывали мне большие пальцы, мол, класс.

Подруга Ришка широко открыла свои глаза, когда до этой верблюдихи наконец все дошло, а следом раскрылся рот, готовясь завизжать от восторга… Я показала ей кулак, но радостный визг ее покрыл пол города. В этом добром начинании ее поддержали еще несколько девчонок…

Лицо Абако было откровенно расстроенным, и он смотрел на принца неприкрыто агрессивно. Но я-то видела, что он-то немножечко волновался и за меня. Уж он-то устроил бы настоящую торжественную свадьбу, а не цирк. Как можно так не уважать Ее? И это было мне, такая уж женская душа, несказанно приятно. При живом-то муже…

– Пред Богом и людьми Маэ – моя жена! – обнимая меня, все-таки сказал, наконец, принц… Но его мало кто услышал из-за суетни и шума, кроме той, для которой это, наверное, предназначалось…

Я благодарно улыбнулась ему сквозь слезы, подняв глаза.

– Ну как тебе понравился мой тарарам?! – хвастливо спросил он, жадно целуя меня. – Хотел погромче бахнуть.

– Кого-то бахнуть здорово бы, за мои мученья! – спотыкаясь, счастливо выговорила я.

– Зато острее наслажденье. И буйство чувств твоих ко мне, – не мудрствуя, выпалил он разве что не стихами. В рифму!

Я как-то даже не могла на него сейчас рассердиться.

Старшая сестра смотрела на меня чуть обиженно – почему я ей ничего не сказала?! Она, как дура, расписывала достоинства принца, а тут под боком уже росла юная хулиганистая его копия женского пола… Но в целом, она была за меня рада. Только показала жестами, что не помешало бы выпороть меня.

А почему не принца?!?

Люди кричали ура.

И еще смотрели на нас.

А я еще сквозь пелену слез видела сотни лиц – ошарашенных, удивленных, изумленных, радостных, улыбающихся мне, завидующих, посылающих воздушные поцелуи, подмигивающих и выставляющих большие пальцы рук…

Светало…

Но снова крик разорвал мой сон. Конечно, муж, постарался!

– Савитри, стой! – предупреждающе крикнул Лан, перекрыв шум… Так, что окружающие вздрогнули.

Савитри, уползшая под шумок, пока тэйвонту на долю секунды замешкались, трудолюбиво добивала знатного соперника Лана. Я немного злорадно подозревала, что авторитет отца в ее глазах сильно подупал, раз он не сумел с одного удара убить какого-то проходимца. Что поделаешь – влияние, среда. И та теперь обстоятельно (родителей же не выбирают!) исправляла упущение, случившееся в семейной чести.

Просто счастье, что отец остановил ее в момент выстрела. Просто ноги людей почти полностью закрывали ворочающееся по полу тело от нее, иначе она мгновенно бы выстрелила в любой открывшийся просвет. Реакция ее была моментальной.

Как ни странно, она мгновенно подчинилась отцу. А то! Она вообще девочка послушная! Злые языки говорили, что та слушается только себя, и то только по праздникам. Но то была злая неправда. Когда мама говорила – Пригнись! – она мгновенно пригибалась. Когда ее тэйвонту говорил – Враг справа, атакует! – она мгновенно стреляла, откатываясь. Когда кто-то кричал – Савитри, сзади! – она мгновенно пригибалась и реагировала, не капризничая…

Весь зал был потрясен этим событием. Все на своем опыте знали, что повлиять на Савитри могла только мама (в пределах разумного), а даже родной дед и правящий принц Енакиенбургский об этом мог только мечтать. Не говоря уже о собственных тэйвонту.

Это действительно чудесное событие так сразило присутствующих, что они забыли предшествующее этому "бракообъявление". Так и стояли с открытыми ртами. Даже тэйвонту. Савитри мгновенно подчинилась чужаку!!! Даже тэйвонту, проведшие с ней пол ее жизни в первый раз в жизни были шокированы!

А не надо быть шокированными, потому что принц еще не все, приготовленное на сегодня, выполнил. Главный сюрприз он оставил напоследок.

И вот уж как бахнул, так бахнул. Что у всего Дивенора искры из глаз посыпались!

И пошло…

Это было так: пока все они еще переваривали подчинение Савитри, Лан, в полной тишине, на всю залу во всеуслышание жестко и безжалостно, чтоб ее услышали все, угрожающе выплюнул угрозу:

– И я, еще, клянусь, найду и сниму шкуру с тех, кто пытался убить не только мою жену, но и мою Дочь и наследницу, Савитри!!!

Я вздрогнула и подняла на него счастливые глаза. Дочь и Наследницу!

…И только тут-то все и началось.

– Аааааааааа! – взорвался зал.

Если в Семье есть девочка… Все предшествующее было скромные цветочки.

– Аааааааааа!

Словно в зал бросили бомбу.

– Аааааааааа!

Первый раз за пять тысячелетий девочка была объявлена наследницей!!!! Эти слова настигали людей как удар, как молниеносно начавшийся бой, как грянувшая музыка в тишине музыка. Боже, что с ними творилось!!!

Почему-то время растянулось для меня, как во время боя, и я видела все растянуто и медленно, как в нереальном остановившемся мире, словно запечатленное скоростной съемкой и медленно проигрываемое.

…Тэйвонтуэ, все как одна, выхватывая оружие, встали вокруг Савитри сплошной стеной, закрыв ее телами и отдавая публичную клятву верности. Секунду спустя к ним присоединились почти все принцессы в зале, и, вынимая оружие, ликующе, они, бешено, радостно, безумно смеясь, они бросали всем вызов. Я видела их счастливые, бешенные глаза… Королева!!! Если в Семье есть девочка…

Боже, что произошло с людьми! Взрыв, беснование, шок! Я видела одновременно тысячи безумных, ликующих глаз. Откуда-то издалека донесся грозный рев… На нас глядел яростный восторг, безумная ненависть, кровавый страх… Ни одной хладнокровной реакции!

Маленькая Королева!

Все смотрели на еще ничего не подозревающую Савитри, растеряно озирающуюся…

Словно синхронно с словами принца, подчиняясь какой-то неведомой скрытой в них магической силе, люди выхватывали оружие и сходили с ума, распадаясь, точно песок, на два непримиримых лагеря вокруг Савитри.

Я подумала, что люди не предсказуемы. Ведь это все уже можно было предвидеть, когда Лан объявил о нашем браке. Неужели кто-то подумал, что он мог отдать на поругание свою дочь? Что он остановится перед какими-то ужасными традициями, предписывавшими королевской семье уничтожать девочек? Уже тогда, зная его характер, можно было понять, что впервые за пять тысяч лет женщина будет объявлена наследницей Дивенорского престола!

Теперь, по дивенорскому кодексу, если б даже Лан погиб, так и не став королем, наследницей Великого престола все равно становилась Савитри. И ничто, наличие никаких родных братьев его не могло это изменить. А у него их было двое младших.

Дело не в том, что с рождением ребенка Лана они становились никем. А в том, что, хотя в Дивеноре кодекс признавал правление особ обоего пола и равенство мужчины и женщины в правах на престол, в королевской семье, в отличие от обычных княжеских семейств, воспитанных тэйвонту, где в большинстве правили женщины, за время правления церкви девочки просто не рождались. И все знали, почему это было. Потому что их убивали при рождении. Если в Семье…

И объявление девочки наследницей вызвало ураган. Рушение. Шок. Потрясение, нет – разрушение мира.

Женщина, маленькая Савитри, снова становилась, пусть пока в отдалении, но

Владычицей беспредельных границ, что отняла у нее проклятая церковь. Как когда-то, когда Женщина-Владычица правила всей планетой, на которой царил мир.

Да и еще совсем немножко – пророчество самой церкви гласило, что когда к власти в Дивеноре придет Женщина, она положит конец сатанинскому правлению церкви и унижению женщины, которое та проповедовала. И проповедовала довольно успешно, если взять массы – женщина была там забита почти до скотского состояния. Мужской подстилки и унизительного бесправия.

Только благодаря тэйвонту, которые воспитывали детей высшей знати, чтоб они осознанно правили, и тэйвонтуэ, которых очень часто брали в жены принцы, сохранялось какое-то сопротивление сатанинскому безумию. И женщины становились правителями княжеств и главами родов и семей по закону природы. По которому Женщина-Мать – правит!

Но королевская власть с помощью церкви была узурпирована одними мужчинами, в нарушении главного закона природы.

Если говорить по-простому, церковь откровенно узурпировала салическую власть женщины и занималась трусливым тайным убийством на протяжении многих сотен лет в высших семействах. Потому что, если было не принять особых мер, то последователи церкви убивали девочек-первенцев и в обычных семьях. А не только знатных. Умные люди их даже крестили только у тэйвонту, ибо священники часто были убийцы…

И происходило это просто по чьей-то трусости. Чтоб по пророчеству сатанинская церковь не пала… Впрочем, унижение женщины, когда сам Основатель их религии утвердил почитание женщины и матери, было скорей злым умыслом против человечества. А не только против его самой одухотворенной, любящей, сострадательной, мирной, мудрой половины населения. Мир был отброшен в безумие грубости, войн, бездушия и бессердечности на тысячи лет назад. Не говоря уже об унижении принципа красоты, на которых строились древние общества. Ибо женщина есть носительница этого принципа в человечестве.

Семья, в которой властвовала самодовольная и эгоистичная грубая сила мужчины, а не мягкое сердце женщины, была грубой и извращенной. И почти всегда – несчастной. Самодурство убивало все ростки нежности и озлобляло женщину, делая ее похожей на того ублядка. Потому что мужчина, который не рыцарь перед женщиной и не преклоняется перед ней – это не мужчина. Это человеческое дерьмо. Вонючее, подлое и грязное.

Даже волк слушается волчицу. Он покорно приносит ей в желудке еду, которую смог добыть, даже если безумно голоден, и только потом ест сам. Когда она уже поела. В природе так устроено, что чистое сердце почитает не силу, а одухотворенность. И, несмотря на то, что женщина меньше ростом и силой, именно она словно олицетворяла высшее, драгоценное начало. Которое охраняли, которому преклонялись. То самое, которое тонкое.

Сердце любящей женщины не унизит мужчину. Наоборот, оно возвысит и укрепит его достоинство. Оно не тиранствует в семье, а мягко ведет ее к равенству, вмещая стремления обоих, ибо сердце ее вместило мужчину.

Высокий духом наоборот, всегда стремится к равенству. Властолюбие – отличие самых низких духов…

Когда женщина получает равенство, мир на глазах становится человечнее и славнее. Ибо даже самая легкомысленная женщина думает не о драках, славе и войнах, а о Любви.

…Несколько церковников, с ненавистью вскинувших спрятанные арбалеты, зарубили прямо с митрами. Вообще трупов было достаточно.

Только два тэйвонту Лана, среди всего этого безумия и трамтарарама теперь уже весело показывали мне большие пальцы. Негодяи, они все знали!

Это только мне не хватило ума понять, что после того, как он увидел дочь, речь для него шла уже не о личном признании меня женой, а о вызове всей ветхой махине Дивенора!!

– Негодяй, – смеялась и плакала я одновременно. – Не мог хоть предупредить?!

– Зачем? – ухмыльнулся Лан. – Я знал, что тебе понравится…

– Будет гражданка, – обреченно сказал настоятель тэйвонту из замка Ухон, подойдя к нам. Он, вынув меч, отсалютовал Лану оружием, проявляя таким образом высшую честь. – Но я сознательно принимаю вашу сторону, а это еще один голос в Верховном Совете Знати.

– Не нравится мне, когда во имя религии убивают детей, а тем более женщин, – хмуро сказал Лан. – Этот божок что-то подозрительно смахивает на дьявола.

– А слуги на чертей, – холодно сказала я.

– Если вас пыталась убить невинная овечка, это не значит, что все овцы – людоеды. Просто перед вами оборотень, принявший чужую личину для своих целей, – хладнокровно парировал настоятель. – Религия не имеет ничего общего с суеверием, властолюбием, нетерпимостью священнического клира, и в чистых руках достаточно дисциплинирует массы для восхождения духа.

– А когда они были чистые?

– Когда само общество обратится к духу, – твердо сказал настоятель. – Тогда жречество само отпадет, высохнув, как навоз с сапога. Останутся Святые, Подвижники, Учителя, Мудрецы и Пророки, которые будут править единственно авторитетом Духа, и почитаемы не за чин, а за Свет своего сердца и близость к Высшему Огненному Миру. Их власть будет силою любви их духа, а не властью силы. И устремление к ним будет совершенно добровольно, и биться будут за право счастливое хоть немного быть ближе к Источнику света и любви. Они будут способствовать завершению духовного развития, тогда как государство будет всеми мерами способствовать духовному развитию народа, имея духовное развитие народа как главную задачу светского государства. Так никто не будет силой притянут к религии, но только лишь магнитом любви. Светское государство будет только развивать культуру и нравственность, удерживая худшие элементы от падения и деградации. И постепенно добровольная власть духа одухотворенных людей пронижет все общество, как монах сам повинуется святому старцу. Это будет иерархия любви, где лестницей и старшинством будет достижения духа. И тогда государство постепенно исчезнет, став братством. Так будет!

– Я так поняла, что нам дана программа нашего будущего построения? – улыбнулась я. – А хорошо!

– Я тоже подумываю дать мощное воспитание лучшей человечности и одухотворенности всеми силами государства, как в древних коммунистических государствах, – подумал вслух Лан, – только многократно усилив и одухотворив его, и не шарахаясь от слова Дух. Это внешними мерами. А венчать это здание, уже касаясь таких тонких материй, как сердце, будут Подвижники и Святые, Учителя. Не гонимые, как в древних атеистических государствах, но поддерживаемые государством. Государство будет обеспечивать, так сказать, нижний предел. Но только боюсь, не так легко все это будет.

– А мы на что? – тихонько сказал, всовывая голову между настоятелем и мною, тэйвонту Лана.

– Отойди от Маэ, – дернувшись, сказал Лан. – Я сегодня на это очень плохо реагирую…

– Мы видели, – скромно ответствовали те.

Что только женщинам не приходит в голову в самые серьезные для страны моменты.

Будто мы не посреди бушующей толпы, я совершенно отключилась от происходящего и задала ему совсем не тот вопрос:

– Лан, что ты тогда сказал, уходя, своим тэйвонту, – вдруг неожиданно потребовала я, – в моей комнате, когда они вдруг успокоились? Требовала, все еще дрожа, совершенно не замечая несоответствия пустоты вопроса серьезности момента, будто у меня все сзади горело. – Ну, пожалуйста! – молила я как ребенок. – Мне это очень важно!

Он усмехнулся, и, крепко обняв и притянув меня к себе, громко сказал на ухо:

– Всего три слова…

Он замолчал, тяня…

Я напряглась…

– Это… Моя… Жена!

Я взорвалась… Я чуть не замолотила его по груди своими кулачками…

– А зачем же, зачем же ты сказал, что уезжаешь! Знал бы ты, что я пережила! Я же покончить с собой хотела, идиот ты этакий! – бесилась я.

Но Лану и горя было мало. Схватив в меня в охапку и запуская руки под одежду, он, все более и более неистово целуя, шепнул мне на ухо всего одну фразу, явно уже начиная терять контроль над собой.

– Ты упустила всего одно слово. Я сказал не "я", а "мы"! Не хочу тебя оставлять в этом гадючнике!

И все – "мы" поплыли… Прямо в зале… Среди всех, всего тарарама…

Бесстыжие до невозможности… Тэйвонту, окружавшие нас, когда мы почему-то оказались на полу, хладнокровно старались не глядеть на нас, не поворачивая головы назад и вперяя свои гордые орлиные взоры в зал, стоя к нам спиной сплошным кольцом… Но у них это не очень-то получалось.

Лан крутил, скользил по мне, ласкал меня с такой жадностью, силой, всезабытием, что казалось, мы оба совершенно обезумели. Боже, боже, что он со мной творил! Это было неистовство, ураган; еще немного, и он сломал бы мое хрупкое тело как тростинку, если б только я не была жестоко тренирована тэйвонту так же, как и он. Но тело мое было таким же железным, гибким, упругим, податливым. Я ничего этого даже не замечала, просто отвечая ему не менее неистово, ненасытно, жадно, чем он сам. Я просто задыхалась от жажды по его рукам, как заблудившийся в пустыне глотает потом воду…

– Нет, нет, что они делают! – услышала я шокированный и возмущенный тонкий голос дяди Лана. Которого на этот раз никто даже не допустил к нам. – Нет, вы только посмотрите на это! – визгливо кричал он где-то в стороне, обращаясь, по-моему, к моему отцу.

– Да? – рассеяно только и сказал отец. – Я не вижу, чтоб они предлагали что-то особо новенькое. Я даже сам знаю несколько штук похлеще…

…Я не помню, как я оказалась в своей девичьей постели. Может, ничего этого не было? Не было страданий, безумных мук, черного отчаяния, надежд?

А были только мы? На всем белом свете…

– Лан, это ты? – спросила я.

Эта ночь была нашей ночью. Но мне стыдно признаться, что ее половину я проплакала, уткнувшись ему в грудь. Я сама не замечала, это потом мне рассказывал Лан, как совершенно бессознательно снова и снова ложила свою шею на изгиб его бицепса, чтобы он мог сломать ее одним движением. Я словно специально провоцировала его. Но он только нежно целовал и ласкал ее снова и снова, и не мог утихомириться…

– Лан? Лан, Лан, Лан, Лан! – безумно шептала я, тыкаясь к нему в руки.

– Ты мавка? – зарывшись мне лицом в волосы, тихо спросил муж.

– Меня зовут Маэ, – тихо ответила я.

– Какое ласковое имя. В нем словно теплый ветер, – прошептал он одними губами, ласково обнимая меня и крепко-крепко прижимая к себе. И не сдержался. – Маэ, дурочка, как я тебя люблю! Боже, я был так счастлив, найдя вас живыми, что чуть не повредился умом…

Я счастливо вытянулась у него на руках, в струнку, замирая от сладкого ощущения нереальности события происходящего, и отчаянно боясь спугнуть эту тонкую птицу благоволения богов. Боже… Лан… Мне стало так хорошо, что и не говори…

– Маэ, любимая, жена моя, я так счастлив! – уткнувшись мне в волосы, прошептал муж. Любимый, верный, преданный…

Ниже в дневнике шла приписка чужим почерком:

"Так кончается известная часть дневника принцессы Маэ, законной королевы Дивенора, погибшей вместе с дочерью при нападении неизвестных лиц на родовой замок… Остальные части дневника НЕ НАЙДЕНЫ…"