Текст книги "Моя профессия ураган"

Автор книги: Люда и Игорь Тимуриды

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 46 страниц)

Глава 54

Весело смеясь и держась за руки, мы буквально ворвались в Храм. Как вихрь. И

Радом заливисто смеялся. Ах, как он был красив!

И Храм был красив… Все сегодня было красиво, и я не могла не улыбаться всем…

– Вы крестить или венчаться! – спросил молоденький послушник, тщетно создавая на лице суровый вид. Но оно все расплывалось в хорошей улыбке.

– Крестить еще пока некого! – счастливо засмеялась я.

По блаженному лицу Радома, и по тому, как он украдкой коснулся моего живота и смущенно прижал меня к себе, я поняла, что сегодня вечером он сделает все возможное, чтоб нам там было кого крестить.

– Мы венчаться! – наконец торжественно и важно-церемонно проговорила я. Но, наверное, в устах такой девочки это прозвучало недостаточно основательно, потому что все заулыбались.

Нам улыбались все.

Я солнечно радостно смеялась, самозабвенно закидывая голову, по всякому поводу и без повода, пока Радом устраивал формальности, что-то там договаривался и шептался. Я ловила на себе восторженные взгляды.

Я была блаженно, бездумно счастлива. Мне было на душе невероятно легко и светло.

– Смотри, а она абсолютно похожа на скульптуру великого Дорджиа…

– Если б я не знал, что Дорджиа мужчина, глядя на нее, я б поверил, что он женщина, так они схожи.

Не знаю, почему мне было так светло. Я точно в детство вернулась. Невероятная мощь и радость волнами наполняли меня. Говорили, что я просто сияла.

– Кто это?

– Что это за девчонка?

– Это Радом?

– Он чего? Что?!? Сам женится?!? Да не может быть… Это кто-то очень похожий на Радома.

– А его жена вылитая королева!

На него отчаянно зацыкали. Как ты мог употребить такое ужасное слово! Церковь за это и сжечь может…

Наконец дошла наша очередь.

Я, счастливо задыхаясь, взглянула на Радома.

– Пошли! – шепнула я. – С Богом!

– С Богом! – подхватил он меня под руки, как пушинку.

– …Скажите ваше имя, кто вы, откуда и сколько вам лет? Были ли вы замужем? – спросил священник.

Я похолодела. Никто из нас не предусмотрел такого вопроса. У меня возникло такое впечатление, что все медленно начало рушится вместе с Храмом. Хотя, что в этом? Еще вполне можно было это обойти.

Священник молча ждал.

Я моляще взглянула на Радома. Сделай же что-нибудь! Ты же такой сильный!

– Мы же вроде договорились… Какая разница? Она получит мое имя?

– Что это значит? – удивился священник. – Почему она не может сама ответить?

– Она потеряла память во время урагана и ничего не помнит, – ответил за меня Радом. – Но это не имеет никакого значения. У тэйвонту лучшие из врачей и мы поможем ей.

Тот ахнул.

– Тэйвонту не знают, кто она такая?

– Какая разница?! – нетерпеливо сказал Радом. – Кто, как не мастер тэйвонту, лучше всего может помочь ей найти родных и вспомнить себя? Главное, что за это время мы нашли и полюбили друг друга.

Он ласково притянул меня к себе.

– Как какая разница?!? – взбесился священник. – А вы знаете, что во время той проклятой ночи урагана без вести пропало более пятьсот юношей и девушек из лучших знатных семей? Замок, где они собрались на праздничный бал, унесло в море. И что среди обычных людей до сих пор не могут выяснить потерь?

– Ну и что? Мы же любим друг друга! – начал гневаться Радом.

– А вдруг она принцесса?!? Она же воспитана тэйвонту, это видно даже по ее королевским движениям… По тому, как легко она взбежала на возвышение… А что если… – он даже застыл, – она принадлежит к одной из королевских Семей, прибывших на праздник?! Это же война!

– Я Мастер тэйвонту и одиннадцатый член Совета Дивенора! – жестко сказал Радом. – От такого жениха не откажется ни одна Семья!

– Это вы так думаете! – подозрительно ухмыльнулся тот. – А для многих это был бы весьма неприятный сюрприз, получить в зятья короля тэйвонту…

– Венчайте! – жестко вмешалась я. – Я отвечаю!

– А вы вообще леди помолчали бы… Кто знает, не замужем ли вы…

– Станет вдовой, – равнодушно отмахнулся Радом. – Потом понял, что что-то не то сказано и тут же поправился, – я хотел сказать, – что разведется с ним.

Священник ойкнул от неожиданности, поняв, что за этим было скрыто.

– Вы! Вы! Как вы смеете! Это говорит тот, кто должен блюсти законы благородства!

Радом устало вздохнул.

– Ну кто когда сомневался в моем благородстве? Почему, если б я переспал с девушкой, никто в церкви не сказал бы ни слова. А как только мы хотим честно жить и обвенчаться, так начинаются обвинения?

– А ей то и двадцати нет! – вдруг радостно сказал священник. – Смотрите, она почти дитя! Вдруг ей только пятнадцать! Как вы можете растлевать ребенка!

Я ахнула. А потом, сцепив зубы, сказала.

– Мне тридцать лет! Ты сомневаешься?! – угрожающе надвинулась я на него, и в руку мою словно сам прыгнул из платья нож.

Его закрыли стражи Храма, тоже тэйвонту.

– Ага, а же как зовут доблестную леди? – приторно покорным голосом спросил священник, видя, что закрыт.

Я растеряно заозиралась. Это все заметили. Почему-то все женские имена вылетели из головы. Я их не знала. Нет, чтоб сказать Нира, Шоа или Юурга. Но нет, я не вспомнила, а других имен не знала.

– Как зовут этого божка? – ткнула я пальцем в скульптуру. Почему тэйвонту не убили меня сразу за это, это загадка.

Тот от такого кощунства даже растерялся. И даже не возмутился.

– Это Дорджиа, – тихо сказал он. – А женская ипостась Дорджиа – богиня победы Савитри.

Савитри! – радостно вспомнила я женское имя. Так кого-то звали, мне уже говорили. Ах, да, порода лошадей.

– Ну так вот, меня зовут Савитри! И мигом венчай. И зачем надо было испортить нам праздник?! Точно мы будем не настоящие муж и жена, а самозванцы какие. Вечно надо разбить чужую радость…

Священник наотрез отказался. Дело принимало неприятный оборот.

– Она больна, и речи тут быть не может. Что будет, когда она придет в себя?

Тут Радом впервые понял, что нас могут не обвенчать, и заметался. Как загнанный зверь. Как человек, у которого из-под носа вытащили уже бывший миллионный выигрыш, так что он только облизнулся. Смертник, которого поманили спасением, а перед носом со смехом закрыли дверь. Сама мысль, что он сегодня не будет мужем, была для него просто нестерпимой, невозможной. Это было рушение…

Он, кажется, молил, угрожал, требовал… Грозился спалить весь город. Да, потерявший голову тэйвонту, это было чудовищно…

Я поняла, что у меня отбирают Радома, и вторично сошла с ума. Я понимала только, что у меня отнимают любимого. Боже, никогда в жизни я так не унижалась…

– Хотите, на колени перед вами встану! – зарыдала я и опустилась на колени, протягивая к священнику руки.

Но все моления к ним были тщетны. Душа их оглохла.

– Вы что, не видите, что она больна! – выступил вперед старый тэйвонту. – Радом ты сошел с ума?

Дело в том, что Храм, словно великий король, имел не три как принц, не пять, как сам король, а целых двенадцать собственных тэйвонту, дававшие ему клятву верности, словно принцу. Дело в том, что даже принц и его братья имели лишь по трех собственных тэйвонту. Но Храм – это была великая святыня и безумно прекрасное произведение искусства. Которому не жалели ничего…

Радом совсем обезумел от вида моих слез и, похоже, готов был убивать за меня всех подряд. За мое горе и обиду. С секунды на секунду могло начаться смертоубийство. Люди шатнулись в сторону, парализованные ужасом…

Он что-то яростно спорил в кругу мгновенно обступивших его своих вооруженных тэйвонту с пожилым стариком внутри. Его успокаивали, но он обезумел и ничего не понимал, как взбесившееся животное, презрительно не боясь их. Они отчаянно переглядывались, ничего не понимая и пожимая плечами, кто-то тряс головой, пытаясь отогнать наваждение, кто-то отчаянно и растеряно звал вдали подмогу и срочно просил вызвать какую-то Хану: она справится и успокоит его…

– …Радом, ты что, записался к черным тэйвонту? – заорал старик. – Я, как твой бывший воспитатель и старший по опыту, приказываю… Она больна и нуждается в лекарствах и игрушках, а не в муже… Ты что, как дожуты, решил, что тебе все позволено?… Что?!.. Но почему-то, когда ты вдруг захотел таким образом "помочь" человеку, ты выбрал не старуху, не дурнушку, а самого очаровательного ребенка в Дивеноре… Что значит, простую? Не дури, сам знаешь, что ее безумная красота не столько в чертах, сколько в выражении и ее чистых чувствах, светящихся в этих громадных нечеловеческих глазах… Я кстати, видел такие за всю жизнь всего два раза, и оба раза по линии потомственных королевских семей…

…Радом сдался и словно постарел. Я поняла, что надежды никакой нет, что мольбы мои тщетны… И ринулась прочь… Тэйвонту, у которого я просила, хотел меня удержать, но я вырвалась, и, отчаянно зарыдав, нетвердо пошла к скульптуре Дорджиа. Из-за слез я ничего не видела. Я была больна. Какой-то белый свет давил и палил меня с каждым шагом, выжигая малейшую нечистоту в моей ауре и духе, заставляя трепетать каждую струнку смертельным, фатальным напряжением и экстазом. Божественной, неведомой чистоты и мощи. Но я ничего не сознавала – я только хотела умереть. С трудом дойдя до скульптуры, я обняла ее и отчаянно зарыдала от горя…

Не знаю, мне почему-то казалось, что кто-то бесконечно ласково и нежно утешал меня, вытирая мои слезы белыми, как сноп света руками моего двойника из драгоценного камня… И наполнял меня доброй силой жить, побеждать и исполнить свой долг…

Когда я повернулась, почему-то тысячи глаз неотрывно смотрели на меня…

Глава 55

Я не помню, как меня оттуда забрали. Знаю только, что почти неделю я беспрерывно проспала. И, когда очнулась, надо мной сидел уставший Радом.

– Ты чуть не ушла от нас навсегда… Как ты могла пойти к скульптуре! Это же гибель!

– Я так долго спала?

– Еще чуть-чуть такого сна и вы, леди, уже бы не проснулись… – сказал вошедший тот самый старик из Храма. Увидев его, я отшатнулась и жалобно попыталась вжаться в стену.

– Тебя выхаживал лучший врач тэйвонту, – сказал он, с жалостью поглядев на меня, устало вздохнув и переглянувшись с Радомом. – У тебя действительно потеря памяти. Сейчас ты в Храме, где лучшее место для лечения… Тебя видел человек, встречавший принцев, и не опознал, и таких примет никто из наших не знает. С такими большими глазами было вообще в Дивеноре лишь несколько женщин высокого рода, но они давно или недавно погибли. И смерть их засвидетельствована. В бреду ты говорила на аэнском… Ты знаешь этот язык? – вдруг резко спросил он по аэнски.

– Не знаю, надо его попробовать, – устало ответила я. – Зачем вы нас с Радомом разлучили и мучите?… И мучите, мучите, мучите? Кому помешала бы наша свадьба и наша любовь? Я может, быстрей все вспомнила бы…

– Я не только защищаю тебя от твоей глупости и Радома, но и Радома от тебя, – хладнокровно ответил тот. – Кто знает, вдруг ты вражеский лазутчик? А Радом один из столпов и рычагов влияния в Дивеноре, которого уже словно подменили… – невозмутимо проговорил он.

Я ахнула и мгновенно вскочила, как кошка.

– Вот значит как!

– О, она не кошка, она прямо тигра! – восхищенно вскричал один из вошедших молоденьких тэйвонту, бывших на моей свадьбе и сыгравших в ней такую отвратительную роль.

– И вообще Радому пора исполнять свои прямые обязанности настоятеля и воспитателя замка Ухон. А то он слишком много в последнее время проводит времени вне замка. Хотя он самый главный среди тэйвонту и второй человек после короля и королевы в Дивеноре, но он согласился со мной, что вам надо подождать со свадьбой, пока ты не вспомнишь, кто ты такая и не пройдет амнезия, – вдруг неожиданно закончил он.

Радом с состраданием и мукой во взоре посмотрел на меня.

– Он прав… Они отравили воздух счастья… Если даже я найду священника, согласившегося обвенчать нас, мы все равно будем считать наш брак словно каким-то ненастоящим, негодным, не святым, без прежнего величия и счастья… Я думаю, надо быстрей выяснить, кто ты и откуда… И вернуть себе сознание священности и богоугодности этого шага…

– Хотя я больше жизни ценю свою женскую честь, но бывают ситуации, когда нужно пренебречь обычаями во имя чести, если они негодны. Раз так, вообще не нужно обычаев. Я могу принадлежать тебе вне брака, – сказала я, спокойно скидывая одежду, будто в комнате были не люди, а чурки и никого не было вообще кроме Радома.

– Я не принадлежу себе, – печально сказал он, закутывая меня в одеяло. – И не могу нарушить обеты настоятеля – слишком большой вред произошел бы от одного, может, и правильного поступка. Честь и чистота тэйвонту – единственное, на чем еще держится в Дивеноре брак и любовь. Слишком сильны волны разврата. Это вызовет большое смущение умов среди воспитанников, и небывалое – среди людей, которых и без того толкают в пропасть разврата и цинизма в вопросах пола.

Я покорно согласилась, хотя было видно, что я на грани обморока – слишком сильные переживания на самом деле вызвал во мне мой поступок. Я даже не заметила, как потеряла сознание.

– Нет, она определенно безнадежно больна! – сказал молоденький тэйвонту, вылетая из комнаты с запаленным раскрасневшимся лицом.

Последнее, что я слышала, это как Радом говорил мне, что сам доставит в место, где меня нашли, и Рихадо, как зовут старика из Храма, поможет искать оттуда следы моего пребывания…

Я помню, что даже в бессознательном безнадежном состоянии восприняла известие о возвращении на заимку очень дурно…

Выплыла на этот раз я удивительно быстро. Только Радом так боялся за меня, что даже руки у него дрожали. Все не верил, запрещал резкие движения, кормил с ложечки и где только мог, сам носил меня на руках. Впрочем, клянусь честью, в такие моменты я действительно удивительно слабела и размякала, впадая в полусон, что не могла и рукой пошевелить от неожиданно напавшей слабости…

Такая слабость! Просто безволие какое-то… настоящая болезнь… так обмякала в его руках…

Была я сумасшедшая. Что с нее возьмешь?

Впрочем, к Радому тут тоже относились как к чуточку порядочно тронутому. Не в себе. Такое бывает у мужчин. И когда Радом сказал, что он должен быть все время в моей комнате и спать возле меня, чтоб помочь если мне станет плохо, старая тэйвонтуэ, бывшая сиделкой и ухаживавшая за мной, только вытолкала его прочь из комнаты.

– Иди, иди, греховодник…

Сама она всю жизнь прослужила у принцессы, отданной замуж по политическим причинам в одно из далеких маленьких вассальных государств Дивенора. И только сейчас, через пятьдесят лет, вернулась домой. Оттого что принцесса отдала, наконец, свои копыта. Пропустив в Дивеноре все на свете, все смуты и перемены и революции. И теперь была самой твердой ревнительницей древних обычаев и традиций. Будто и не было ничего, и существует только король. Было бы ей, эх, пятнадцать лет! Изведала она б, что то за пытка…

Радом, конечно, ни в какой замок не поехал – там все равно были заместители, которых он вырастил. Им полезна и практика. Так он сказал.

Воспитание детей в замке-полигоне Ухон было поставлено традицией на поток – настоятель только организовывал и незаметно направлял, вправлял и контролировал. И воспитывал, конечно, своим авторитетом, магнетизмом, мудростью…

И сейчас он тоже их воспитывал. Как говорил Рихадо, – своим примером, – что бывает с теми сильными и волевыми бойцами, которые слишком близко приближаются ко всяким молодым вертихвосткам…

Впрочем, молодежь на сие охотно смотрела и действительно восторженно училась…

Я была беспомощна, как тетеря. Радом даже переодевал меня…

Радом как раз водил меня по Храму, поддерживая, несчастную калеку и уча меня на живописи Храма наблюдательности, что я делала с охотой и радостью, лишь бы только он меня держал, когда для меня запахло опасностью. Сильно завоняло, хотя вокруг даже для моей изощренной зоркости ничего подозрительного здесь не было. Не став ждать, что ж интересненького произойдет, я опрокинула подсечкой

Радома в ближайшее углубление между стенками, которое словно специальная выемка для влюбленных не простреливалась и не просматривалась со стороны. И закрыла его своим телом, обхватывая и закрывая его жизненно важные органы собой, голову и сердце…

Старуха Тигэ, которая всюду ходила за нами в качестве моей совершенно непрошенной с моей стороны дуэньи, пронзительно завизжала внизу.

Радом сначала обмяк, но когда вокруг зазвенели отскакиваемые от стен стрелы, и я вздрогнула от глухого удара в мое тело, заметался и хотел меня перевернуть, закрыв собой. Но не так легко это было. Углубление как раз словно было создано под него – узкое, глубокое, не повернешься, а я жестко вцепилась в него сверху, не давая двинуться.

– Лежи! – прокричала я, через силу и боль метая ножи на черные пятна опасности, и запахнув его плащ ему на лицо – тебя же убить хотят идиот! Ты подставишь меня под стрелы, подымаясь…

Над нами показалось лицо, в подбородок которого я не думая, ударила пяткой прямо снизу, лежа. А потом выпрыгнула из ложбинки выбросом ног вверх прямо на убитого, прикрываясь его обмякающим трупом с недоуменными глазами, как щитом…

От раны в голове здорово мутилось, но сознания все-таки хватило нанести ногой из-за тела в руках короткий удар в коленную чашечку ближайшему из убийц, рвавшемуся к нише, и, когда он растянулся, тут же автоматическим точным ударом той же ноги назад сломать ему шею, даже не глядя…

Я была маленькая, быстрая, и била и бросала ножи из-за их большого собрата, а они все еще рвались к нише, видимо, на секунду оказавшись в мертвой зоне и не заметив, что произошло. А может, у них не хватило реакции его оценить против моей…

Во всяком случае, я сумела, ударом ноги из-за тела между ног подбросить в воздух мчащегося бандита и тут же убить его точным ударом той же ногой вбок ему в висок, сломав ему и голову и шею. Когда он был, летя, на моем уровне.

Позвонки шеи не выдерживают удара такой резкости, даже если б он мог так согнуть голову в нормальном состоянии. Его бросило в бок, а я в это время метала ножи туда, где интуиция (боевой опыт и бессознательный расчет) подсказывала мне, что там из-за скульптур появятся бегущие бандиты.

Обстановочка, которую я отлично изучила, воркуя тут с любимым, сражалась за меня. Скульптуры были моими бойцами, покрывая мою маленькую немощь. Я, маленькая, просто превратила обстоятельства в свою армию, использовав единственное свое умение метать. Не знаю, как в чистом поле удалось бы мне это с черными супербойцами, которых было много. Впрочем, Радом говорил мне, что интуиция у них в массе похуже из-за бездуховности… А так метательные ножи, брошенные почти в упор, настигали их в тот момент, когда они выходили из мертвой зоны, так что они просто физически не могли увидеть их до того самого момента, пока нож не входил в их тело, сойдясь в точке выхода. Знание Храма, чудовищный аппарат сознания-расчета по ничтожным признакам помогали мне. Да и замаха и броска моего они не могли видеть. Это было единственное верное средство против чудовищной реакции тэйвонту, когда они уже не могли уклониться. Впрочем, еще была чистая интуиция, но и она уже не могла состязаться с силой моего броска – даже если он и ощущал вспышку опасности, обычной реакции и скорости уклониться уже не хватало. Даже зная, он получал с чудовищной силой и скоростью метнутый нож. Даже среди бойцов профессионалов я славилась своими мощными бросками…

Я выкинула не только все двадцать ножей, взятых прямо с груди убитого, но и пять, прихваченных с груди Радома, когда я вставала только что с него.

Надеюсь, он не в обиде.

Они все-таки дурно тренированы, болваны. Даже не заподозрили, что я под прикрытием все время двигаюсь им навстречу, в мгновение достигнув конца галереи и открывая себе все новые и новые секторы обстрела.

Один из них, полный идиот, просто проскочил мимо меня, и я срубила его прямо через спину мечом самого моего мертвого напавшего. Впрочем, если б он был один такой! Может они принимали его за только что раненного или убитого собрата?

Ведь я двигалась вперед чужой "спиной"…

Нет, это стоит занести в книги, как тактику – свой бандит в качестве щита и маскировки, как образ, не вызывающий мгновенной реакции и подсознательной настороженности, при атаке на пересеченной местности…

А может, их отвлекал Радом, появившийся из ниши в своем плаще? Шли только первые секунды боя, и они все еще с ревом, выпрыгивая со всех сторон, неслись на нас.

Я работала на опережение врага, хотя он напал первый. Иначе быть бы мне утыканной самой ножами, как еж. Нормальный тэйвонту должен уложить десять целей за секунду, а я была у них лишь одна…

Я даже не считала, сколько их было – просто убивала, едва лишь сознание ловило цель, используя самые простые максимально оттренированные средства. Удар из-за прикрытия в подбородок или висок кулаком. Неожиданная подсечка из-за тела и добивание его в полете. Желательно разбив, подсекая, чашечку, чтобы вызвать болевой шок и добить без повреждений для себя. Удар в колено бегущему, не видящему меня и тут же удар той же ноги назад. В шею, в хребет, в голову – как он падал. Как карта ложилась – что было открыто, то и били самыми простыми ударами.

Хуже всего то, что все, что могло летать, было использовано по прямому назначению, а времени поменять обойму на полную не было. Я должна была работать ногами и руками как умела, постоянно передвигаясь с трупом все дальше, чтобы не быть обнаруженной и идентифицированной.

Я даже обшарила весь труп, будто это была баба, а я мужчина, облапив его, но нашла только два дротика и странной формы полунож-полумеч с широким лезвием.

Нансана – я видела это у тэйвонту. Дротики тут же улетели по появившимся целям прямо у него из-под руки, а полумеч – в спину одному из четверых, прорвавшихся мимо меня…

Шли всего лишь секунды, просто для меня они стали громадными, куда я успела напихать кучу молниеносных действий, точно время стало.

Я была гола… Ни оружия, ничего. Только подсекла последнего сзади, и тут же сломала ему спину. Рывок, и я догнала следующего, так же подбив ему ноги.

Падая, этот перекрутился в воздухе и выкинул руку с ножом в ударе. Аккурат прямо в то тело, которое я еще носила зачем-то с собой, как девочка любимую куклу. Это стоило ему жизни, потому что это была не я, а сама я прыгнула под прикрытием, ринувшись вперед, на его подбородок, скрутив его, как голову курице. Почему-то это получалось у меня все лучше и лучше, и я преимущественно работала именно так, чувствуя точку, куда попасть, чтоб хрустнула шея. Тоже мастерство, только темное…

Оставшийся из четверых умер даже не обернувшись, ибо у меня теперь был нож, выхваченный из тела. Он ушел в то же мгновение, как вошел в тело моего доброго врага. Догнав следующего дожута в ямочку на шее…

Рывком я развернула тело назад. И почувствовала, как оно последовательно задрожало от попавших в него сразу пятерых ножей. Пока я маялась, я была раскрыта.

Ну и дура же я – выругалась я. – У меня же полно оружия сидит в этом дураке, а я маюсь и в догонялки с ними играю…

Дернувшись назад и… вдруг резко ударив изо всей силы головой в голову мертвое тело в лицо так, что голова трупа ударила в лицо живого, то есть бросившегося на меня обнаружившего меня напавшего так, что этот новый бандит отлетел назад, схватившись за голову, я рывком развернула мертвое тело вокруг его оси, под прикрытием живого. Пока тот держался за свой нос. Чтоб достать клинки с трупа. И тут же всадила в глаз схватившемуся за лицо бандиту вырванный из спины его товарища клинок. Прямо между пальцев.

Он начал медленно заваливаться назад, но я рывком была рядом с ним, сорвав с него клинки и оружие в считанные доли секунды.

– Она здесь! – заорал один из черных.

Я была действительно здесь, так как Радом отчаянно сражался с просочившимися в коридор пятерыми в масках, срубив до этого уже минимум двоих черных сверхбойцов. Я помогла ему, убив бросками ножей им в спину двоих особо опасных. Каждый раз вгоняя клинок точно в основание шеи. Почему-то подсознание зациклилось на этой успешной точке из-за ее действенности или же оттого, что они могли быть в кольчугах, и гнало ее, поставив на поток.

Дальше мне пришлось заняться своими. Которые, как неуемные проблемы, налетали на меня и падали, получая бросок откуда-то из-под мышки трупа без замаха, одной кистью руки. А зря, вас тоже так должны были учить – подумала я, расстреливая арбалетик убитого перед этим.

Двое с матерщиной накинулись на меня, полосуя воздух мечами. И получили свои ножи прямо в глаз почти в упор. Безумцы, на кого они нападают с такой подготовкой!!! Я конечно не ангел, но… С такой плохой реакцией им бы сортиры копать…

– По ногам, по ногам ей стреляйте! – заорал один из новых нападавших.

Теперь уже я пряталась за скульптуры, и выход готовой продукции резко понизился – из двух ножей минимум от одного уклонялись. Пришлось теперь их экономить и бить только наверняка.

Хуже всего, что силы оставляли меня – я держалась только волей.

Еще двое захлебнулись своей кровью. Но и ярости остальных не было предела.

– Сюда, сюда, она здесь отрядного обнимает! – завопил кто-то. – Она за ним!

Прикрывается!

Бедный отрядный, сколько раз я тебя обняла, вытаскивая из тебя ножи. Любимый мой, хороший мой, за верную службу я тебя расцелую! Когда все твои бойцы кончатся… Скончаются…

Я даже не заметила, как все ножи кончились. Я даже наоборот, выставляла труп напоказ и рисковала сама, лишь бы побольше бросали.

Но кто-то, заметив, что все брошенные ножи мгновенно возвращаются в виде трупа, предупредил всех криком.

– Мечи, используйте только мечи! – завыл он.

Оценив, что их отрядный уже не приносит никому смерть, они ринулись всей когортой на меня.

Не так то много их и осталось… Человек восемь-десять… И еще двойка новых, повисших на Радоме взамен мной убитых…

Спасаясь, я дернулась прочь, волоча труп на барьер. Проклятая боль и усталость! Туман застилал мне мозги. А они все были свеженькие, еще никем не тронутые…

Неожиданно выбросив труп с одной стороны скульптуры, я сама дернулась и достала бегущего впереди бойца в маске с другой стороны скульптуры, резко выбросив свою ногу. И тут же убив потерявшего равновесие ударом кулака по подбородку сбоку, так он дернулся в сторону. Словно обняв стоявшую на полу статую какого-то героя или святого. С одной стороны труп, с другой я выгулькнула, не выпустив из руки труп и распластавшись по статуе. И вправду говорят, убивает не сила, а резкость…

Они полосовали воздух мечами, что он аж гудел. Я еле успевала уворачиваться и подставлять несчастный труп. Только тут я поняла, как хорошо иметь нагрудник – у трупа он был, и мечи скользили по нему, не разрушая до конца мою маленькую опору.

Но мне явно некуда было уже бежать. Они зажали меня в угол. Слава Богу, вдоль стены стояли скульптуры…

Давя вдруг навалившуюся боль в себе, я прыжком взлетела на бордюр, прячась за скульптуру. Свернув ударом ноги голову самому первому из вырвавшихся и неосторожно приблизившихся ко мне нападающих, так что он даже не успел сообразить это. Лишь глаза его смотрели куда-то в сторону. Второй тут же ударил мою ногу мечом, но промазал, заклинив меч в бордюре, и тут же получил носком сверху вниз под подбородок… Так изумленно и смотря отныне вверх широкими глазами. Поверить не могу! – думает. Два трупа – к дьяволу! Третий подлетевший получил каблуком в нос, так что хрящи вмялись ему в мозг. И бездумно корчился на полу, всем мешая…

Теперь они забыли про Радома и про все, все, все на свете, одержимые только желанием прикончить меня.

Но подходить близко без подготовки прямо под удар ног уже не стали…

Пользуясь моим опытом, один из нападавших схватил валявшееся на земле тело и попер на меня. Дурачок, у меня ж нет оружия, от чего он защищался?

Пользуясь тем, что меч у него оказался без дела, я прямо сверху прыгнула на него, умудрившись сбить его с ног и прямо на лету вышибить у него глаза пальцами руки, проскользнув под ладонью, которой он защищался от кулачного удара. Ногтями, еще падая, я разорвала его сонную артерию.

Прямо лежа я ударила в колени ногами снизу двоих ближайших, а потом выкинула те же ноги ударом в их нагнувшиеся подбородки.

Подобрав четыре ножа, я швырнула их в напавших на Радома, потому что любимому было явно туго…

Дальше все пошло в ускоренном и без того темпе. Я резко покатилась в сторону, уходя от удара меча. Умудрившись подсечь этого напавшего дурака-дожута и ударить его в кисть так, что его собственный меч вошел под подбородок его другу. Он сам ляпнулся так удачно, что я лежа убила его чеканным ударом сандалии в висок. Еще двое завалились назад, когда я, выпрыгнув на ноги, в упор выкинула два ножа, сорванные со свеженького трупа. У него почему-то больше ножей не было.

Но на это ушли все мои силы. И все оружие, кроме самой себя.

Тогда как усталую меня замкнули сразу пятеро бойцов в масках с вращающимися веерами мечами в обеих руках.

– Радом!!! – отчаянно заорала я. Где этот хваленный мастер, и что он там панькается, когда меня тут убивают.

Нет, Радом все-таки великий воин. Он услышал. Непонятно как появившись рядом, он одним ударом срубил двоих нападавших сзади. А третьему, в ярости, он могучим ударом ноги проломал грудную клетку.

Четвертого убила я сама, сломав ему ударом сандалии ногу в коленной чашечке, когда он автоматически, бездумно отвлекся на налетевшего Радома, и ударом кулака аккурат в профиль в подбородок развернув ему голову на девяносто градусов, когда он лишь на секунду застыл от боли. Я уже говорила, что в этом случае голова разворачивается чуть быстрее, чем шея. Отчего получается щелчок.

Пятый кинулся на Радома, но я достала его ударом ноги в спину. С такой яростью и страхом за Радома, что тот сложился в спине вдвое. Я только устало плюнула в его опрокинувшуюся морду, сама заваливаясь на пол. Черных я уже не чувствовала, опасность была убита мной полностью, но и сама я – все. Когда с опасностью было покончено, все здание, поддерживаемое только чудовищной волей, рухнуло, и тупая боль ран пробилась наружу, захлестывая меня пестрым режущим веером.

Я помню только, что Радом подхватил меня… как он что-то кому-то кричал, приказывая… как мне еще кололи и вливали прямо в глотку вонючее противоядие, ибо во мне, оказывается, сидело не менее трех маленьких отравленных арбалетных стрел и одна большая в спине… Бой вовсе не прошел для меня совсем даром, как я считала, думая, что я неуязвима…

Помню только, как он встревожено склонился надо мной, внимательно вглядываясь в меня, словно ища в моем лице какие-то признаки реакции на препарат…

Я пыталась улыбнуться ему сквозь шатающие и плывущие стены, кружащуюся вереемию, но не могла – губы не слушались, слагаясь, видимо, только в жалобное подобие улыбки, потому что его лицо лишь тревожно напрягалось…