Текст книги "Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие"

Автор книги: Лев Клейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 53 страниц)

5. Между Достоевским и Апухтиным

В этом году был убит его двоюродный брат той же сексуальной ориентации – великий князь Сергей Александрович, с которым К. Р. был очень дружен. Он обращался к нему со стихами:

 
«Я бы нигде не нашел облегчения,
Лишь бы осталась мне дружба твоя!
В ней моя сила, мое утешение,
И на нее вся надежда моя!»
 

Рифмы простенькие (твоя – моя, облегчения – утешения). Стихи слабые, но чувство сильное.

Из современных историков А. Н. Боханов (2000: 343–359) начисто отвергает упорно бродившие в свете слухи о гомосексуальности Сергея Александровича; И. Л. Волгин (1998: 246–249, 291–297), по крайней мере сомневается в их справедливости – не отнести ли их к «клевете и злословию».

Сергей Александрович был на год старше К. Р. Он был пятым (предпоследним) сыном Александра II, братом Александра III.

В детстве царевич рос не совсем обычным ребенком и всю жизнь был чрезвычайно, необыкновенно привязан к матери (Волгин, 1998: 345, 378–379, 388–390), а это у психоаналитиков – один из факторов формирования гомосексуальности. Когда ребенком Сергей направлялся в Крым, его видел начальник железнодорожного движения, а этим начальником был будущий министр финансов С. Ю. Витте. Витте запомнил свои впечатления: «… тогда я обратил внимание на то, что у Сергея Александровича манеры были женственные…» (Витте 1994, 1: 201).

Великий князь Сергей Александрович и Константин Константинович.

Фото С. Левицкого. СПб, 1880-е гг.

В юности об их обоюдной склонности к мужчинам писал ближайший друг Сергея кузен Константин – его письмо от 6 января 1877 г. уже при ведено. Вскоре Сергей был заподозрен отцом, царем Александром II, в гомо сексуальных наклонностях. В дневнике Сергея, который велся аккуратно, без перерывов, есть запись (цит. по: Волгин 1998: 302), датированная 25 декабря 1877 г. (т. е. через несколько месяцев после бордельного грехопадения и гомосексуальной связи Константина): «На днях была для меня очень не приятная история: Папа меня обвинил в разврате и что Саша В. мне в этом способствовал, такая клевета, и меня горько обидело». За этими строками следует концовка:

«Господи помоги!

Amen!

«.

Засим следуют чистые страницы, дневник прерывается на полгода. Возможно, царь в запале преувеличил размах события, и дело тогда еще не так далеко зашло, а это дало возможность царевичу сетовать в дневнике на клевету. Но что-то же было замечено! Вполне основательно предположение Волгина, что об опасных увлечениях пятого сына информировал царя воспитатель царевичей адмирал Д. С. Арсеньев. Через несколько лет, когда слухи о гомосексуальности Сергея широко распространились, тот прямо обвинит в злословии своего бывшего воспитателя: «… вы говорили, что я валяюсь в грязи!» (Волгин 1998: 303).

С точки зрения Волгина, скандальное объяснение сына с отцом – не обязательно указание на гомосексуальную связь с Сашей В.: мог быть и обычный «романчик», которому некий Саша способствовал. Но обычно приключения молодых царевичей с девицами не беспокоили родителей. Тем менее они должны были беспокоить царя Александра II, имевшего к этому времени уже давно детей и от любовницы (княжны Екатерины Долгорукой) и навещавшего, не скрываясь, свою вторую семью.

Через короткое время, в начале 1878 г., во дворец был призван писатель Достоевский – видимо, для оздоровления моральной обстановки в семье, для морального влияния на царевичей (Волгин 1998), и перед первым визитом адмирал Арсеньев просил его встретиться сначала с ним. «…Если вас не стеснит приехать в 51/2, вы меня очень одолжите, ибо желал бы поговорить с вами наедине до великих князей» (Волгин 1998: 310).

Первые приемы Достоевскому (в Зимнем дворце, где жили неженатые сыновья царя) давал именно Сергей, и на них бывал также Константин. А уж затем вечера с Достоевским переместились в Мраморный дворец к Константину Писатель произвел на Сергея очень сильное впечатление. Но от гомосексуальности это великого князя Сергея не избавило.

Достоевский, конечно, далек от гомосексуальности, но его произведения не столь однозначны. Уже в июле 1881 г. Константин Константинович пишет кузену Сергею: «Было несколько жарких схваток с Ниловым из-за братьев Карамазовых, il n’est pas a la hauteur [он не на высоте], осмелился даже подметить на первых страницах нечто предосудительное в отношениях старца Зосимы к Алеше» (Волгин 1998: 430). Адмирал К. Д. Нилов славился, как это деликатно формулирует Волгин, «теми же известного рода наклонностями, которыми людская молва наградила адресата этого письма», и «взглядом истинного знатока» подмечал он в отношениях старца Зосимы к своему духовному ученику «нечто предосудительное». Волгин не скрывает своей иронии по поводу «постижения гомосексуальных мотивов русской классической прозы». Но в тех же «Братьях Карамазовых» есть и более недвузначная мысль – в высказывании Мити: «В содоме ли красота? Верь, что в содоме-то она и сидит для огромного большинства людей…». Судя по тому, что на вечерах присутствовали некоторые придворные и даже дамы, думается, что в личных беседах с Достоевским эта тема вообще не фигурировала, там шла речь о духовных сюжетах.

Любопытно, что Сергею очень понравился литератор совершенно противоположного склада – поэт Апухтин, циник и критикан, интимный друг Чайковского. В марте 1883 г. Сергей пишет кузену Константину:

«Вообрази себе, что на днях я провел вторично ночь, с кем бы ты думал? С Апухтиным!!! … Его пригласили некоторые наши офицеры к нам в клуб, ну и дружеская беседа длилась далеко за полночь. Признаюсь, я был в восторге от его манеры говорить свои же стихи; он говорит такие прелести и так чудно, что можно было заслушаться; время было проведено крайне симпатично».

Если вспомнить сексуальную ориентацию и беззастенчивость Апухтина, то природа его обаяния для Сергея Александровича становится понятнее.

6. Застенчивый преображенец

Сергей Александрович был предшественником кузена по командованию Преображенским полком. Сначала он командовал 1-ой, Царской, ротой, а потом – всем полком. Кузену Константину он писал в 1882 г.: «Я вполне доволен своей судьбой. Моя жизнь – батальон, мой интерес – роты, мой мир – казарма, мой горизонт – Миллионная» (на этой улице находились казармы преображенцев). Эта самоаттестация не очень вяжется с обликом великого князя. Он был человеком еще более благочестивым, чем К. Р, размышлял на религиозные темы (позже основал Русско-Палестинское общество). С юности обучался живописи у барона Клодта, хорошо знал коллекции Эрмитажа, так что не такой уж солдафон. Тем не менее он действительно был предан казарме и общению со своими полковыми товарищами гораздо больше, чем это было необходимо по службе.

Близость великого князя Сергея с подчиненными офицерами и солдатами начинала уже тогда вызывать подозрения у окружающих. К. Р. пишет Сергею:

«Твой образ жизни находит себе много порицателей, и я, конечно, получаю письменные жалобы и вздыхания о твоей погибели… Нам теперь стоит позавтракать у Донона, выпить бутылку шампанского, чтобы свет оплакал навек нашу нравственность. Это очень смешно и нечего обращать внимание на толки и пересуды. Брань на вороту не виснет» (цит. по: Боханов 1997: 339).

Кузен Константин был его лучшим другом. Но таким обаянием, как Константин, Сергей Александрович не обладал.

Начальник канцелярии министра двора генерал А. А. Мосолов описывает его так: «Очень высокого роста, весьма породистой красоты и чрезвычайно элегантный, он производил впечатление исключительно холодного человека». Французский посол в России Морис-Жорж Палеолог добавлял: «Сергей Александрович был физически человек высокого роста, со стройным станом, но лицо его было бездушно и глаза, под белесыми бровями, смотрели жестоко» (обе цит. по: Волгин 1998: 246–247). По воспоминанию другого великого князя, Александра Михайловича, это был человек «упрямый, дерзкий, неприятный… бравирующий своими недостатками, точно бросая в лицо всем вызов и давая таким образом врагам богатую пищу для клеветы и злословия» (Александр 1991: 116). Волгин (1998: 284), упирая на слова «клевета и злословие» и не замечая «бравирования своими недостатками», делает наивную для современного историка подпись к фотопортрету великого князя: «В этом холодном непроницаемом… лице… нельзя обнаружить следов приписываемых ему низких страстей». А какие следы он ожидал бы видеть?

Великий князь Сергей Александрович

Фото К. Бергамаско. СПб, 1880-е гг.

Французский посол Палеолог отмечает, что великий князь был «очень застенчив». И кузен Константин отмечает в нем обыкновение конфузиться. Возможно, его внешняя неприступность была оборотной стороной застенчивости, так сказать, защитным рефлексом. Но чего же он мог конфузиться? С кем и как он отходил от своего смущения?

Длинный, подобно многим Рома новым, сухопарый, ладно скроенный, великий князь был всегда окружен красавцами-адъютантами. Бывший председатель кабинета министров граф С. Ю. Витте писал о его привычках деликатно и осторожно:

«… его постоянно окружали несколько сравнительно молодых людей, которые с ним были особенно нежно дружны. Я не хочу этим сказать, что у него были какие-нибудь дурные инстинкты, но некоторая психологическая анормальность, которая выражается часто в особого рода влюбленном отношении к молодым людям, у него несомненно была» (Витте 1994, 1: 202).

Князь Петр Алексеевич Кропоткин, теоретик анархизма, в своих «Записках революционера» писал о Сергее Александровиче более прямо: «…Великий князь Сергей Александрович прославился пороками, относящимися к области психопатологии» (Кропоткин 1988: 241). Быв. депутат Государственной Думы от кадетов В. В. Обнинский (1912: 487; 1992: 23, 223) конкретизировал:

С. А. «более всего славен был своими противоестественными наклонностями, расстроившими его семейную жизнь и составившими служебные карьеры его красивых адъютантов. Были и штатные возлюбленные: один из них и доселе не скрывает своих бывших отношений с великим князем и показывает на своих выхоленных пальцах перстни, заработанные худшим из видов разврата».

«Некоторые генералы, – продолжает высокородный автор мемуаров, – которые как-то посетили офицерское собрание л.-гв. Преображенского полка, остолбенели от изумления, услыхав любимый романс великого князя в исполнении молодых офицеров. Сам августейший командир полка иллюстрировал этот любезный романс, откинув назад тело и обводя всех блаженным взглядом» (Александр 1991: 116). Судя по остолбенению генералов, содержание романса было достаточно гомоэротичным.

На двадцать восьмом году жизни великий князь женился на гессен-дармштадтской принцессе Элизабет, внучке английской королевы Виктории. Брак долго откладывался, Сергей никак не мог решиться. Между тем, он был очень привлекателен, и ради него невеста отвергла более перспективного жениха – Вильгельма II. Наконец Сергей женился, проживал с женой, но детей не имел. Воспитывал детей своего младшего брата Павла, вытесненного за второй, неравный брак за границу. Более того, уже будучи 35-летним, Сергей составил завещание, отказав все свое наследие племянникам. То есть и не рассчитывал на появление потомства. Знал об этом и брат Сергея – царь Александр III. В 1892 г. он писал жене: «Бедный Сергей и Элла, часто о них думаю; на всю жизнь они лишены этого великого утешения в жизни и великого благословения Господня» (Боханов 1997: 345).

С женой Сергей Александрович проживал во дворце Белосельских-Белозерских на углу Невского и набережной Фонтанки. Поговаривали (и об этом знал французский посол Палеолог), что их брак – сугубо номинальный, для «прикрытия грехов» Сергея. Впоследствии то, что жена осталась якобы «непорочной», было одним из негласных аргументов в причислении ее к лику святых мучеников. Генеральша А. В. Богданович в дневнике, изданном уже при советской власти (1924, 68), записала: «Сергей Александрович живет со своим адъютантом Мартыновым», а жене своей не раз предлагал выбрать мужчину из окружения. В одной иностранной газете сообщалось, «что приехал le grand duc Serge avec sa maitresse m-r un tel» (великий князь Сергей co своей любовницей господином таким-то).

В отличие от К. Р., Сергей Александрович не очень скрывал свои сексуальные наклонности и даже основал в Петербурге своего рода гомосексуальный клуб, который просуществовал до 1891 г., когда великий князь был назначен московским генерал-губернатором (Урусов 1909: 192).

7. На ком стояла Москва

В Москве он продолжал жизнь по своему вкусу. Организовал хор молодых офицеров. Будучи в возрасте, носил корсет для поддержания фигуры. У режиссера В. И. Немировича-Данченко (1989: 120–121) есть запись толков в московском свете о Сергее Александровиче: «Говоря о нем не пропускали случая подмигнуть насчет его склонности к молодым адъютантам, – что, мол, оправдывало и близость к великой княгине одного красивого генерала…». Слухи доходили не только до театра, но и до Университета. Декан математического факультета профессор Н. Н. Бугаев, по воспоминаниям его сына, писателя Андрея Белого (1989: 61), не стеснял себя в выражениях:

«– Педераст! – слышался надтреснутый крик его…

Педераст – другого именования не было для великого князя Сергея».

Как сообщает министр иностранных дел Ламздорф (1934, 106), сам гомосексуальный, остряки шутили, что до того Москва стояла на семи холмах, а теперь стоит на одном бугре (бугр – по-французски активный гомосексуал).

Современный историк Боханов (2000: 354) считает, что благочестие Сергея Александровича избавляет его от подозрений в гомосексуальности. Но ни в этом, ни в других случаях (Иван Грозный, Чайковский, К. Р. и проч.) благочестие не было препятствием для грехов любого рода, тем менее – для грехов сладострастия. Благочестивый человек знает, что грех всегда можно замолить, снять покаянием. Можно вообще списать и грех на волю Божию…

Начал Сергей Александрович свое губернаторство в Москве со средне вековой антисемитской меры: выселил из Москвы еврейских ремесленников и торговцев. Это в губернаторство Сергея Александровича произошла Ходынская катастрофа (во время коронации Николая II), в которой погибло около 2000 человек, и, даже по мнению кузена Константина, Сергей Александрович как московский губернатор должен был принять на себя вину за происшедшее. Но Сергей воспротивился назначению чрезвычайного следствия, настоял на продолжении празднеств, балов и благодарственных молебнов, и Константин не решился даже уговаривать его, зная, что это бесполезно. Тем не менее Сергей Александрович сохранил огромное влияние при дворе. Это влияние в немалой мере покоилось на том, что Николай (будущий царь Николай II) влюбился в сестру Елизаветы Алису, и Сергей с Елизаветой немало способствовали этому браку, несмотря на противодействие царицы-матери Марии Федоровны (Дагмары).

В начале 1905 г. Сергей Александрович, несогласный с либерализацией режима, ушел с поста генерал-губернатора, а 4 февраля 1905 г. он погиб от бомбы 28-летнего террориста Ивана Каляева, признавшегося между прочим на следствии, что он никогда не знал женской любви. Кое-что, стало быть, объединяло убитого и убийцу. После Сергея Александровича осталась большая коллекция гомоэротической литературы (Stem 1908: 570). Вдова его Елизавета Федоровна, немка Элизабет, но теперь уже православная, раздала имущество больным и бедным и построила монастырскую обитель с клиникой для бедных, а в 1918 г. была зверски убита большевиками – в Алапаевске вместе с великими князьями сброшена живьем в шахту, следом за ними туда были брошены гранаты, но она еще перевязывала там раны остальных перед тем, как умереть. Это установили, когда их нашли. Православная церковь канонизировала ее как святую мученицу.

Все приведенные сведения о Сергее Александровиче известны по доку ментам и прессе царской эпохи, мемуарам царедворцев и сочинениям историков. Волгин и Боханов считают мемуары необъективными (генеральша Богданович – сплетница, Обнинский – левый кадет и противник режима, великий князь Александр Михайлович – из конкурентной линии Романовых, заигрывал с революционерами, князь Кропоткин – и вовсе революционер, анархист). Но вот дополнение из совершенно неожиданного источника.

В своих тюремных и лагерных мемуарах Лев Разгон (1990: 63–91) рассказывает о том, что в 1938 г. сидел в этапной камере Бутырской тюрьмы вместе с одним из «бывших» – Михаилом Сергеевичем Рощаковским. Это был царский офицер, моряк, капитан миноносца и участник Цусимского боя, затем контр-адмирал и генерал-губернатор Кольского полуострова. После революции он эмигрировал в Швецию, в 1930 г. вернулся и в 37-м, естественно, угодил в тюрьму. Этот старый зэк был тем интересен Разгону, что представлял собою образец воспитанности, очень своеобразно оценивал ситуацию и, главное, был личным другом Николая II и знал в лицо многих руководителей старой России.

Разгону (1990: 84–85) как соседу по нарам он рассказывал, между прочим, о Сергее Александровиче. «Этот дядя царя был совершенно редкостной скотиной. Хам, педераст, жил с дворцовыми гренадерами, бил по щекам полицейских». Рассказывал этот монархист и об изумительно красивом офицере, который в начале века был адъютантом Сергея Александровича, – Владимире Джунковском. Понятны мотивы, по которым Сергей Александрович приблизил к себе столь красивого офицера, взяв его из преображенцев и привезя с собой в Москву. Но, по словам беседовавшего с Разгоном бывшего контр-адмирала, тут имелся и еще один мотив:

Джунковский «открыто жил с великой княгиней Елизаветой Федоровной – сестрой государыни», т. е. с женой Сергея Александровича. «Стал ее любовником еще при жизни ее мужа», а после его гибели «и вовсе перестал стесняться. И, знаете, их никто – даже при дворе! – никто не осуждал…».

В 1905 г., после гибели великого князя, недавний адъютант сменил его на посту московского генерал-губернатора, а в 1913–15 гг. генерал Владимир Федорович Джунковский оказался заместителем министра внутренних дел и шефом жандармов. Это был «самый красивый свитский генерал». «Красив был, красив, и, знаете, благородной красотой красив был…». «А Елизавета Федоровна была тихоня-тихоня, а своего красавца толкала вперед, толкала». Однако во время войны он выступил против Распутина, дал ему пощечину и был вышвырнут из правительства.

Что великий князь предлагал своей жене выбрать человека из своего окружения, известно и по другим источникам, а вот сожительство ее с этим полковником-адъютантом (позже генералом), да еще с молчаливого согласия двора, другими источниками не подтверждается, кроме разве сообщения Немировича-Данченко о «красивом генерале». Однако Рощаковский был человеком очень сведущим, а герцогов гессенских – семью родных царицы и ее сестры – знал близко, так как был царским послом в Дармштадте, их столице. Возможно, его рассказ о Джунковском и великой княгине заслуживает доверия.

После революции Джунковский был арестован, приговорен к смерти, но выпущен, консультировал Дзержинского по организации тайной полиции, потом жил в Крыму, разводил фрукты, а свой архив сдал в Академию наук. В годы «Большого Террора» был расстрелян. В 1997 г. вышли два тома его мемуаров. Разумеется, в них нет ничего о его интимной жизни.

Учитывая, что у Джунковского в течение его бурной жизни так и не появилось собственной семьи, а самыми близкими к нему женщинами оставались сестра с племянницей, видимо, он разделял вкусы своего высоко родного шефа и в свое время был ближе к нему, чем к его супруге.

Если признать достоверность рассказов Рощаковского, подвергает ли это сомнению благие дела вдовы Сергея Александровича? Ни в коем случае. Мария Магдалина грешила в молодости больше, но Христос приблизил ее к себе. Да и в перечне грехов самого Сергея Александровича его любовь к молодым красивым адъютантам далеко не самый тяжелый грех. Во всяком случае это не самая скверная черта его личности.

8. Несостоявшийся царь (Никс, жених Дагмары)

Сергей был младшим братом царя. У Александра III был еще и старший брат, Николай, который-то и должен был оказаться царем: он считался наследником Александра II, его готовили к царствованию, а на могучего Александра, которому суждено было стать Третьим, обращали гораздо меньше внимания. Его любимым занятием было кузнечное дело – с удовольствием работал молотобойцем в кузне. Но Николай, который и должен был стать Николаем II, умер в молодости. Этот царевич, которого в семье звали Никс, был чрезвычайно красивым, элегантным и утонченным молодым человеком – полная противоположность грубоватому здоровяку-брату, следующему за ним.

Анархист князь Петр Кропоткин, бывший в юности пажом при дворе, вспоминает Николая так: «Царевич был необыкновенно красивым человеком, он блистал, пожалуй, несколько женственной красотой. Был он прост и в неофициальной обстановке свободно общался с пажами» (Kropotkin 1900: 142). Женственным в детстве был, как мы помним, и Сергей.

Цесаревич Николай Александрович (Никс).

Фото сентябрь 1864 г.

Для цесаревича (т. е. царевича-наследника, крон-принца) Николая готовили династический брак. Россия в это время, оправляясь после Крымской войны и проводя реформы, старалась разорвать дипломатическую изоляцию. Намечен был союз с Датским королевством. Матери Никс писал в 1863 г: «Что касается женщин, то Вы знаете, дорогая мама, что я не влюблялся надолго ни в одну. Я предоставляю другим судить, хорошо это или плохо». Он сообщает матери, что, будучи, таким образом, свободным, заочно полюбил рекомендованную ему родителями Дагмару, датскую принцессу. Цесаревича отправили в Данию, он писал, что Дагмара прекрасна и не обманула его ожиданий (Kejserinde 1997: 74–82). Сразу же по приезде он послушно влюбился в Дагмару. Матери писал:

«Если бы ты знала, как я счастлив: я влюбился в Dagmar. Не бойся, что это так скоро, я помню твои советы и не могу решиться скоро. Но как мне не быть счастливым, когда сердце говорит мне, что я люблю ее горячо. Как мне ее описать? Она так симпатична, проста, умна, весела и вместе застенчива. Она гораздо лучше портретов, которые мы видели до сих пор. Глаза ее говорят за нее: такие добрые, умные, бойкие глаза» (цит. по: Боханов 2000: 34).

16 сентября 1864 г. цесаревич сделал предложение, и Дагмара тотчас ответила «да». Было официально объявлено о помолвке. Отцу цесаревич сообщал:

«Более знакомясь друг с другом, я с каждым днем более и более ее люблю, сильнее к ней привязываюсь. Конечно, найду в ней свое счастье; прошу Бога, чтобы она привязалась к новому своему отечеству и полюбила его так же горячо, как мы любим нашу милую родину».

Словом, рекомендации родителей были выполнены полностью и неукоснительно. Сказано поехать – поехал, полюбить – полюбил тотчас же, сделать предложение – сделал. Но царица не могла забыть странного предсказания, которое он высказал ребенком. Он тогда пролепетал, что после дедушки царем будет папа, затем он сам, а после него – его младший брат Саша (которого в семействе звали Мака). Себе он сына не предусматривал – ну, это можно было отнести за счет детской наивности и желания не обидеть любимого брата Маку.

Цесаревич Николай (Никс) с принцессой Дагмар. 1864 г.

Брат, молотобоец Александр, не разделял восторгов родителей и самого цесаревича по поводу предстоящей свадьбы. Он не верил в счастливый династический брак – брак, считал он, может быть счастливым только по любви. Даже едва не поссорился с женихом, скептически отозвавшись о внешности невесты по фотокарточке. Подозревал ли он, что скоропалительная влюбленность брата напускная, т е. неискренняя, или просто считал, что она опрометчива?

Но вскоре цесаревич Николай занемог (острые боли в пояснице) и отъехал в Ниццу поправлять здоровье.

А в апреле 1865 г. царь Александр II получил известие из Ниццы, что цесаревич при смерти, и спешно отправился в Ниццу с женой и сыном Александром. По дороге к ним присоединились Дагмара с родными. У них на глазах Николай умер. При этом за одну руку его держали мать с отцом, за другую – Дагмара с Александром. В своем дневнике Александр писал, что это был для него самый любимый из братьев и что потеря невосполнима.

На другой день после его смерти царь издал манифест, в котором наследником объявлял Александра. Пришлось и брачные намерения пересмотреть. Дагмара стала невестой Александра. Теперь и ему было предписано влюбиться немедленно. Но, в отличие от брата, его чувства не были свободны. Он давно был влюблен в княжну Марию Мещерскую, фрейлину его матери, дочь камергера Элима Петровича Мещерского, и хотел на ней жениться. Собирался даже отречься от трона ради этого неравного (и запретного для членов династии) брака. Отречься в пользу следующего брата, Владимира.

Мария Федоровна (после замужества)

Фото, март 1881 г.

Но государственные интересы возобладали. Александра уговорили отречься не от трона, а от княжны Мещерской, и та в конце концов вышла замуж за миллионера Павла Демидова, князя Сан-Донато. Дагмара же стала женой цесаревича, впоследствии русской царицей Марией Федоровной. Ей было суждено стать матерью Николая II, в имени которого, возможно, была закреплена память об умершем Никсе. Единственная из всей семьи, Мария

Федоровна избежала гибели в революцию – была тогда в Крыму и сумела спастись – отъехать в Данию. Странная судьба этой датчанки в России – полвека, при двух царях, она была в центре всей политики и очень влиятельна, и что же? Свекор убит революционером-бомбометателем, дети и внуки расстреляны большевиками, великолепное семейное гнездо разрушено, всё пошло прахом, а она доживала свой век там, откуда и вышла – в тихой Дании.

Но вернемся к ее несостоявшемуся бракосочетанию с бедным Никсом. Вскоре после его неожиданной смерти пошли слухи, что это была не гибель от ревматизма почек (в современной терминологии – почечного менингита), а самоубийство. Что царевич был еще более настроен против брака с прекрасной Дагмарой, чем брат Александр, но по другим причинам. Что он был гомосексуален и видел в смерти единственную возможность избежать необходимости брака, который бы показал его несостоятельность с женщиной. То есть того, что его младший брат Сергей решал впоследствии более прагматично. Соответственно, рассказы о его смерти от болезни были лишь драпировкой неприличных обстоятельств его гибели.

Никаких достоверных доказательств этой версии нет. Мне кажется, самоубийства и не было. Иначе хоть какие-нибудь следы проскользнули бы в переписке Дагмары с родными, поскольку первое время она была потрясена, растеряна, а вопрос о замене жениха еще не вставал. Что-нибудь отразилось бы и в дневнике Александра III – ведь он же не предназначался для печати.

Тем не менее гипотеза о гомосексуальности Никса имеет право на существование. Дело не только в его женственности (это вообще не аргумент) или в долгом отсутствии влюбленности в женщин. Дело еще в двух обстоятельствах.

Первое – это наличие сугубо гомосексуального брата Сергея. Поскольку, как сейчас ясно, наследственность, гены играют важную роль в возникновении гомосексуальности у человека, наличие гомосексуального брата сильно повышает вероятность того, что такой человек окажется гомо сексуальным. Братья Чайковские, братья Витгенштейны, Фрэнсис Бэкон и его брат Энтони, Фридрих Прусский и его брат Генрих, Людвиг Баварский и его брат Отто и т. д.

Второе – это наличие сугубо гомосексуального друга. Близким другом Никса был князь Владимир Петрович Мещерский, внук Карамзина и троюродный брат возлюбленной Александра. Старше Никса на 5 лет, он был товарищем Чайковского по Училищу Правоведения, одно время близким другом Петра и Модеста Ильичей. Впоследствии издатель журнала «Гражданин» (редактировавшегося в 1873–74 г. Достоевским), агрессивный и верноподданный, он возбудил против себя ненависть во многих кругах общества. Гомосексуальность его была притчей во языцех. Писатель и философ Владимир Соловьев (1974: 148, 315; Феоктистов 1991: 415) называл его «Содома князь и гражданин Гоморры» и иронизировал: «хотя он и безграмотен, но зато в качестве содомита высоко держит знамя религии и морали». Граф С. Ю. Витте в мемуарах писал: «Всю свою жизнь Мещерский только и занимался своими фаворитами: из политики он сделал ремесло, которым самым бессовестным образом торгует в свою пользу и пользу своих фаворитов» (Витте 1994, 3: 551).

В 1887 г. (это уже через два десятилетия после гибели Никса) он влюбился в молодого трубача из стрелкового батальона лейб-гвардии, и их постоянные свидания бросались в глаза. Мещерский даже добился отставки военачальника, который препятствовал ему видеться с трубачом. Родные публично отреклись от Мещерского. Противник Мещерского в вопросах церковной и внешней политики обер-прокурор священного Синода Константин Петрович Победоносцев, тоже выпускник Училища право ведения и тоже гомосексуальный, решительно восстал против такого нарушения приличий и пытался лишить Мещерского доступа ко двору, но не преуспел в этом. Александр III, возможно, памятуя близость Мещерского к любимому брату Никсу и родство со своей любимой, вступился за него (Витте 1994, 3: 551, 562; К. П. Победоносцев 1923, т. 2: 673–674; Феоктистов 1929: 245, 247).

Через два года, в 1889 г., разгорелся новый гомосексуальный скандал, в котором было замешано ок. 200 человек, в том числе гвардейцы и артисты Императорского Александринского театра. Мещерский тоже. Ходили слухи, что его, по крайней мере, вышлют из Петербурга, ан нет. Он и тут уцелел (Богданович 1924: 68).

В начале 90-х Мещерский упоминается в полицейской сводке о мужеложстве следующим образом:

«Мещерский Князь Владимир Петрович 55 лет, Камергер, редактор газеты «Гражданин» – Употребляет молодых людей, актеров и юнкеров и за это им протежирует. В числе его любовников называют Аполлонского и Корвин-Круковского. Юнкеров и молодых людей ему сводничают К. Ив. Чехович и Депари. Для определения достоинства задниц его жертв, у него заведен биллиард» (Берсенев и Марков 1998: 113).

При Николае II Мещерский сохранил свою близость ко двору и влиятельность. Чтобы сокрушить его, его враги подкинули царю выкраденную переписку Мещерского с его любовником придворным шталмейстером Бурдуковым. Царь прочел и никак не отреагировал (Суворин 1923: 316). В конце жизни Мещерский приютил у себя красивого мальчика, сына еврейского купца Манасевича-Мануйлова, которому шил костюмы у лучших портных, и ввел его в высшие круги Петербурга. С таким стартом тот вырос в знаменитейшего авантюриста и одного из самых результативных шпионов русской разведки, добывших для нее тайные шифры сначала японской дипломатии, а потом и немецкой. Он продавал государственные тайны революционерам, а их самих выдавал тайной полиции. Под конец стал государственным секретарем России (в годы войны).