Текст книги "Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие"

Автор книги: Лев Клейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 53 страниц)

2. Мятежная юность

Николай (слева) с гимназическим приятелем.

17 июля 1846 года близ Боровичей Новгородской губернии в семье инженера Николая Ильича Миклухи, строившего железную дорогу Петербург – Москва, родился второй сын, которого тоже назвали Николаем, а вскоре прибавилось еще два сына и дочь. Обосновались в Петербурге, где поселились прямо в здании вокзала (ныне Московского). Николай

Николаевич Миклуха прославился как русский ученый и сам себя так аттестовал, но родители его не были великороссами. Отец пришел учиться в Питер пешком из Черниговской губернии (то есть с Украины) и вел свое происхождение из запорожских казаков. Прадед ученого Степан, хорунжий одного из малороссийских казачьих полков, отличившись в боях, получил потомственное дворянство. Мать Екатерина Семеновна была внучкой немецкого доктора Беккера, лейб-медика последнего польского короля. Ее мать (бабка ученого) была полькой. Таким образом, в жилах великого русского этнографа текла украинская, немецкая и польская кровь.

Отец хотел дать детям хорошее образование, нанял учителей, в том числе учителя рисования, который проходил анатомию у самого Бэра. Впоследствии Николай всегда отлично рисовал. Однако отец рано умер от туберкулеза, а разом обедневшая семья должна была удовлетвориться обычным обучением детей. Сначала старших мальчиков отдали в немецкую Анненшуле (школу Св. Анны), но Коля взбунтовался и был переведен в третий класс 2-й санкт-петербургской гимназии.

Юность ученого была кладезем для советских биографов.

В семье были сильны революционные настроения. Мать была в дружбе с семьей Герцена. Семейный врач Петр Иванович Боков был личным другом Чернышевского и сам был схвачен жандармами, но за неимением улик отпущен. За судьбу польского восстания 1863 года в семье переживали, как за своих родных. Три брата матери участвовали в восстании. Коля был замечен в беспорядках, арестован, и его исключили из гимназии. Удалось устроиться вольнослушателем в Университет на физико-математический факультет, но через полгода он был исключен и оттуда. В «Деле вольнослушателя физико-математического факультета Николая Миклухи» сказано: «…подвергался аресту, сидел в Петропавловской крепости…, исключен из гимназии…, состоя вольнослушателем, неоднократно нарушал во время нахождения в здании университета правила, установленные для этих лиц…» и резюме: «… исключить без права поступления в другие высшие учебные заведения России». Это называлось: «с волчьим билетом»

Осталась только одна возможность получить высшее образование – за рубежом. С помощью доктора Бокова выхлопотали для Коли разрешение на отъезд за границу для поправки здоровья. 18-летний Николай Миклуха отбыл на родину прадеда – в Германию.

3. Учеба в Германии

Оказавшись в Гейдельберге и поступив в тамошний университет, в котором из русских в разное время учились Сеченов, Менделеев, Боткин, Бородин, он выбрал философский факультет. Его увлекали идеи переустройства жизни. На первых порах юноша не мог отойти от революционных дел – искал квартиры для польских беженцев, учил польский язык, собирал деньги для отправки сосланному Чернышев скому. Однако деньги Чернышевскому не удалось доставить, польские беженцы погрязли в мелких политических спорах и бытовых заботах о благоустройстве, утратив романтический ореол, а одновременно юноша пере жил разочарование в философских системах, обосновывавших революционные идеалы. Более полезными людям представлялись ему теперь практические науки – медицина, сравнительная анатомия, биология.

Он перебрался в Лейпциг на медицинский факультет. Там к своей неблагозвучной фамилии (по-немецки она звучала «фон Миклуха») он ни с того ни с сего добавил более романтическую, почти шотландскую привеску «Маклай». Взял он ее якобы у своего украинского прадеда Степана. Тот носил малахай и получил соответствующую кличку, по местному «Махалай» или «Махлай». Но поскольку «махлай» означает «олух», то прадед переделал ее на Маклай и стал подписываться двойной фамилией, чтобы отличаться от других представителей своего рода. Другая мотивировка – происхождение от шотландского пленника казаков Микаэля (Майкла) Маклая.

В Лейпциге Миклухо-Маклай повстречался со столь же бедным русским студентом князем Александром Мещерским из Йенского университета, и тот переманил его в Иену. Там в это время преподавали молодой Эрнст Геккель, знаменитый дарвинист, и специалист с мировым именем по сравнительной анатомии Карл Гегенбаур. В Иене Миклухо-Маклай поселился в одном доме с Мещерским. Они стали близкими друзьями на всю жизнь.

Н. Н. Миклухо-Маклай и Эрнст Геккель на Канарских островах, 1866 г.

Геккель, которому было тогда 32 года, обратил внимание на конспекты 20-лет него Миклухо-Маклая и пригласил его к себе домой. Там он предложил двум студентам (вторым был швейцарец Фоль) принять участие в его экспедиции по обследованию губок в Северную Африку (Марокко и Канарские острова) в качестве ассистента. В 1867 г. экспедиция стала реальностью. На Канарских островах Миклухо-Маклай сделал свое первое научное открытие – новый вид губок, который он назвал Guancha blanca – в честь народа гуанчей. В Марокко Геккель был только 10 дней, а студенты остались на месяц. Переодетые в берберов, они добрались до Гибралтара под видом хакимов (врачей). Можно сказать, Геккель сделал Миклухо– Маклая путешественником.

Приохотившись к экспедициям, Миклухо-Маклай сделал попытку устроиться в экспедицию Норденшельда, но тот не взял его. Вернувшись в Иену, студент опубликовал первые научные статьи, в том числе большую статью о мозге акул, ганоидных и костистых рыб. Эта работа вошла в список основных статей по сравнительной анатомии мозга.

В 1868 г. Николай Миклухо-Маклай окончил Йенский университет. С молодым немецким зоологом Антоном Дорном он укатил в Италию основывать исследовательскую зоостанцию в Мессине. Он так много работал и так крепко спал, что проспал знаменитое разрушительное мессинское землетрясение 1869 г. В 1869 г. отправился в Египет, Эфиопию и Нубийскую пустыню изучать губки, рыб и вообще природу. Но, пришлось завершать работу: кончились деньги.

4. Первая экспедиция к папуасам

После 5 лет отсутствия 23-летний ученый вернулся в Петербург. На II Съезде русских естествоиспытателей он выдвинул идею организовать на разных морях исследовательские зоостанции. Ему обещали поддержку видные ученые. Представили его академику Бэру, основателю эмбриологии и океанологу. Он понравился Бэру и как специалист по губкам стал разбирать его коллекции губок, в том числе губок Тихого океана.

Миклухо-Маклай отказался от почетного предложения занять место на кафедре. Вместо этого подал в Географическое общество план 8-летнего путешествия по Тихому океану. Интересы его всё более смещались с губок и рыб на людей, со сравнительной анатомии на антропологию. В какой-то мере это было как бы расширением сравнительной анатомии мозга – молодого ученого всё больше занимало сравнение человеческих рас по умственным способностям. Он интуитивно был на стороне обездоленных и угнетенных, ему импонировала теория моногенизма, отстаивавшая единое происхождение человеческого рода. Геккель-то был на стороне полигенистов, для которых расы не равны: победившие – это более прогрессивные.

За поддержкой своей экспедиции выехал за границу. В Веймаре встречался с Тургеневым, в Англии – с Гексли, соратником Дарвина. От Географического общества получил 1200 рублей, от царской администрации разрешение воспользоваться плаванием корвета «Витязь» – и отправился на нездоровой во всей окрестности. С этого места не были видны корабли, а с кораблей не было видно флага Маклая.

Тихий океан. Его первая самостоятельная экспедиция к папуасам Новой Гвинеи почти одновременна с первой экспедицией Пржевальского в Тибет.

На архипелаге Самоа Миклухо-Маклай нанял слуг – морского бродягу шведа Ульсона и молодого полинезийца по прозвищу Бой.

Портрет Миклухо-Маклая.

Художник А. И. Корзухин, 1882 г.

20 сентября 1871 г. моряки высадили ученого и его двух слуг в заливе Астролябии на северо-восточном берегу Новой Гвинеи, который позже получил название Берега Маклая. На берегу моряки пост роили ему дом на сваях, заложили вокруг фугасы (на случай нападения), оставили продовольствие, спички и товары и отбыли. Ученый специально просил поселить его на безлюдном мысу, чтобы не мешать туземцам и не пугать их. Но выбор был неудачен: эта местность и была безлюдной потому, что была самой

Сначала туземцы боялись приезжих и встречали Маклая, выставив копья. Потом один из туземцев, Туй, осмелился наладить знакомства, получил подарки, за ним осмелели и другие. Маклай тактично предупреждал свистом о своем появлении в деревне, чтобы женщины успели спрятаться. Потом прятаться перестали. Постепенно Маклай стал своим среди местных, но сохраняя особый статус – очень большого человека, обладающего таинственной силой и умениями. Он дарил и менял на пищу ножи, гвозди и другие практически полезные вещи, лечил местных жителей. Тем временем изучал их язык, культуру и антропологические особенности, срисовывал их татуировку, собирал их орудия и украшения для своей коллекции.

И Маклай, и его слуги много болели. Малярия и местная лихорадка не пощадили их. 13 декабря Бой умер. Когда по истечении 15 месяцев на берег прибыл русский клипер «Изумруд», Ульсон и Маклай были едва живы, но Маклай еще раздумывал, не остаться ли ему еще на какое-то время продолжать исследования. Всё же клипер забрал их.

5. Другие путешествия

На клипере ученый провел в плавании полгода, поправил здоровье, посетил Молуккские острова, Целебес, Филиппины, Гонконг и Кантон. Его с почетом принимали вице-король кантонский, султан тидорский. Последний назвал сына Маклаем и подарил Маклаю раба – мальчика Ахмата. Генерал-губернатор Нидерландской Индии Джеймс Лауден пригласил его в свой дворец в Бейтензорге (Богор) на Яве пожить в качестве почетного гостя. Здесь, в королевской роскоши и вблизи знаменитого ботанического сада, Миклухо-Маклай прожил 7 месяцев. Все пять дочерей Лаудена (от 8 до 17 лет) были влюблены в него. Гораздо серьезнее в молодого и смелого гостя влюбилась жена Лаудена (которая была моложе своего мужа на 20 лет), но он отдавал предпочтение одной из дочерей.

Отсюда Маклай отправился пароходом опять на другой, южный берег Новой Гвинеи. Это второе путешествие на Новую Гвинею. Высадились 3 марта 1874 г. На сей раз, оставив базу на берегу, Маклай отправился вглубь острова. Когда вернулся, оказалось, что его база разграблена теми, кому он доверил ее охрану, но Ахмат уцелел. Найдя и покарав изменников (отдал главного под суд), Маклай написал обращение к властям о беззакониях, творимых колонизаторами и местными разбойниками, о главном из этих бедствий – торговле людьми.

Миклухо-Маклай с Ахматом. 1874-1875 г. г.

Хотя Лауден был к этому времени смещен, Маклай поехал к нему в гости как к частному лицу. Затем, В 1874 и 75 гг., предпринял в сопровождении Ахмата два путешествия по Малайскому полуострову, где изучал карликовые негроидные племена – сакаи и семангов.

В 1876 г. на шхуне «Си бёрд» отправился опять на Новую Гвинею – это было третье посещение. Ахмат заболел и взят в плавание не был. Он был оставлен на попечение одного знакомого и более не упоминается. Маклай высадился снова в заливе Астролябия и встретил старых друзей – Туя и других. Теперь ему построили большой дом, откуда он изучал уже не антропологию папуасов, а их общественную структуру. Кроме того, он стремился ее укрепить, создав Папуасский Союз, способный противостоять колонизаторам и поработителям. В этом путешествии у него был уже небольшой штат слуг – три человека.

В ноябре 1877 г. английская шхуна «Флауэр ов Эрроу» забрала тридцатилетнего путешественника, который был к этому времени очень болен: цинга, бери-бери, катар желудка. Полгода он прикован к постели. Его доставили в Сидней, Австралия. Семь месяцев он готовит зоологическую станцию в Уотсон-бэй, изучает мозг туземцев. Через семь месяцев американская шхуна «Сэди Ф. Келлер» увозит его в Меланезию – на Новую Каледонию, Новые Гебриды, Тробриановы острова. Возможно, в Новой Каледонии он встречался со ссыльными парижскими коммунарами. 12 мая 1880 года вернулся в Брисбен, Австралия. Прибыв туда на 7 дней, задержался на 7 месяцев, снова путешествовал вглубь страны. Только в январе 1881 г., после двух лет отсутствия, вернулся в Сидней.

Премьер-министр Нового Южного Уэльса предоставил ему отдельный коттедж. Чтобы сдвинуть с места организацию зоостанции, ему советуют заручиться поддержкой влиятельного человека, сэра Джона Робертсона, бывшего премьер-министра. Робертсон оказал ему поддержку, а его дочь Маргарет-Эмма, молодая и богатая вдова миссис Роберт Кларк, полюбила гостя. Он отвечал ей взаимностью. Но в это время в Мельбурн прибыла русская эскадра. Маклай загорелся идеей посетить родину. Долго не было разрешения царя, наконец – прибыло. Однако путешествие было очень долгим. Пришлось пересаживаться с корабля на корабль, шла война в Египте, корабли застревали в портах, только через много месяцев, в сентябре 1882 г., Миклухо-Маклай прибыл в Петербург, где он не был 12 лет. Еще с дороги он написал Маргарет просьбу стать его женой.

В Петербурге и Москве с блеском проходят его публичные лекции. Затем он посещает европейские страны. На пути из Парижа в Лондон получил письмо от Маргариты Робертсон – согласие стать его женой.

Он устремился в Австралию, в Сидней. Но на пути, в Батавии (ныне Джакарта), он встретил русский корвет «Скобелев», направляющийся в Меланезию и планирующий побывать в заливе Астролябии. Миклухо-Маклай не мог удержаться и напросился с ними. 17 марта 1883 г. корабль бросил якорь в заливе Астролябии. Это было четвертое и последнее посещение. Теперь Маклай застал здесь полное разорение. Некто Ромильи, которому он доверял и который назвался его братом, напал на деревни и увез в рабство людей. Туй был убит на пороге дома Маклая, защищая его от грабителей. Только сутки провел Маклай на сей раз на своем берегу.

6. Женитьба и последние годы жизни

Вернувшись в Сидней, он женился, несмотря на сопротивление родни Маргарет. По условиям завещания покойного мужа новое замужество лишало ее значительной части наследства (Тумаркин 1999). Отец ее требовал разрешения царя на свадьбу по протестантскому обряду – он думал, что это не может быть достигнуто. Но царь Александр III сказал: «Пусть его женится хоть по папуанскому обряду, только бы не мозолил глаза». Свадьба состоялась 27 февраля 1884 г. Родились один за другим два сына. В 1887 г. Маклай перевез семью из Сиднея в Петербург.

Раздражение царя понятно: всё это время Маклай боролся за признание Берега Маклая независимым, против аннексии его Бисмарком, против захвата Новой Гвинеи Австралией, требовал вмешательства Англии, просил царя и его министра иностранных дел объявить протекторат над независимым Берегом Маклая. Эти акции не вязались с царской дипломатией того времени, Новая Гвинея была слишком далека и с российскими интересами, по разумению царя, не связана.

Тогда в 1886 г. Маклай обратился к российской общественности через газеты с призывом добровольцев стать колонистами на одном из островков Меланезии, где организовать русскую общину – работать сообща и сообща владеть землей. Склонных к алкогольным возлияниям просил ни в коем случае не беспокоиться.

Неожиданно этот пуританский запрет вызвал раздражение великого русского композитора П. И. Чайковского. В своих дневниках он записал:

«…я, т. е. больной, преисполненный неврозов человек, – положительно не могу обойтись без яда алкоголя, против которого восстает г. Миклуха– Маклай. Человек, обладающий столь странной фамилией (намек на нерусское происхождение. – Л. К.), весьма счастлив, что не знает прелестей водки и других алкоголических напитков. Но как несправедливо судить по себе – о других и запрещать то, чего сам не любишь. Ну, вот я, например, каждый вечер бываю пьян и не могу без этого. Как же мне сделать, чтобы попасть в число колонистов Маклая, если б я того добивался?… А впрочем… Еще не такое, ни с чем не сравнимое бедствие – быть непринятым в число его колонистов!!!» (ЧД: 211).

Консервативно настроенного Чайковского не привлекла перспектива жить и работать в заморской общине, да еще с такими строгими правилами. Не все были столь индивидуалистичны. Откликнулось 160 человек. Эта социалистическая утопия напугала царя. Он создал комитет по рассмотрению проекта, и комитет единогласно высказался против проекта. Царь наложил резолюцию: «Считать это дело окончательно конченным; Миклухо-Маклаю отказать».

Между тем Маклай угасал. Болезни сломили этого 42-летнего человека. 15 апреля 1888 г. в Медико-Хирургической Академии, в клинике С. П. Боткина, он умер от рака мозга – в один год с Пржевальским.

При жизни он не раз писал завещания, готовясь умереть от тяжелых болезней. Написал их примерно 50. Но в последний раз не поверил, что это последний – как же, не раз уходил от смерти. И нового завещания не оставил. Успел только, поняв, что умирает, устно напомнить жене: сжечь бумаги в большой корзине. Это было очень важно для умирающего.

7. Рабочие гипотезы

Вот теперь можно построить ряд гипотез о причинах этого странного завещания.

Что ж, у русского за границей, предпринимавшего дипломатические действия, могли быть секретные записи. Притязания на независимость неких территорий, сопротивление аннексии, хлопоты о протекторате, обвинения некоторых стран в работорговле – всё это обычно готовилось в секрете. Но эта секретность исчезала с публикацией документов. И эти записи не имело смысла скрывать от российских ученых издателей.

Может быть, Миклухо-Маклай пестовал революционные идеи, которые стоило держать в тайне и от российских издателей? Как мы видели, в молодости он был под арестом, сидел в Петропавловке, был исключен из гимназии и университета, явно испытывал симпатии к польским повстанцам, почитал Чернышевского, собирался помочь ему деньгами. Но то в молодости. А в путешествиях к папуасам – что могло бы возродить революционные идеи? Позже он узнал, что его младший брат оказался в близкой дружбе с убийцами царя Александра II и что он хотел быть среди них. Но Маклай не знал об этом в экспедициях. Наконец, социалистический душок в его последнем проекте русской общины на меланезийском острове? Но ведь не скрывал он своего проекта. Публиковал в газетах.

По мнению некоторых биографов, всё дело в том, что Миклухо-Маклай в заботах о туземном населении исследуемых территорий стремился всячески затемнить конкретные указания в своих записях, чтобы затруднить колонизаторам доступ вглубь этих земель. Чтобы они не могли использовать его записи как путеводитель. Сам Маклай так объяснял Русскому географическому обществу свой отъезд из Сингапура:

«Путешествие на Малаккском полуострове дало мне значительный запас сведений, важных для верного понимания политического положения стран малайских радий. Все пункты, как то: знание сообщений между странами, образ путешествия, степень населенности, характер малайского населения, отношение радий между собою и к своим подданным и т. п., – могли иметь для англичан в то время (перед началом последней экспедиции в Перак) немалое значение. Но вторжение белых в страны цветных рас, вмешательство их в дела туземцев, наконец, или порабощение, или истребление последних находятся в совершенном противоречии с моими убеждениями, и я не мог ни в каком случае, хотя и был в состоянии, быть полезным англичанам против туземцев… Я почел бы сообщения моих наблюдений, даже под покровом научной пользы, положительно делом нечестным. Малайцы, доверявшие мне, имели бы совершенное право назвать такой поступок шпионским. Поэтому не ожидайте найти в моих сообщениях об этом путешествии что-либо касающееся теперешнего status quo, социального или политического, Малайского полуострова» (цит. по: Путилов 1985: 74).

И Путилов резюмирует: «Нередко он не публиковал свои работы, опасаясь, что они косвенно могут содействовать колонизаторам: пусть даже наука потерпит временный ущерб, лучше промолчать, чем дать сведения «белым» «(Путилов 1985: 74).

Но, во-первых, все записи Миклухо-Маклая носят характер географических и этнографических описаний, и если уж быть последовательным, то надо было ликвидировать всё, что он написал, все дневники. А во-вторых, по завещанию рукописи и дневники доставались не западным колонизаторам, а российским ученым; до публикации этих материалов должно было пройти немало времени, а к тому же можно было бы ввести в завещание специальный пункт об ограничениях на данную информацию.

Нет, тут было что-то очень личное, что жене было недоступно в силу ее незнания русского языка и что Миклухо-Маклай желал скрыть от всех. Здесь имелись в виду записи, дорогие и памятные ему самому при жизни – он их бережно хранил, не уничтожал, – а после его смерти они не должны были достаться никому. Некие тайны, которые он хотел унести в могилу. И это было столь важно, что для того, чтобы обеспечить ликвидацию этих тайн, стоило пожертвовать содержавшими их дневниками путешествий, ценными подробностями экспедиций. То есть был резон погубить записи, ради которых он самоотверженно жертвовал здоровьем и которые стоили столько трудов!