Текст книги "Осколок Империи"

Автор книги: Ларри Нивен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 41 страниц)

– Потому что моя цель здесь.

– Что это значит, черт возьми?

– Бей, был такой парень по имени Миллер. Шесть лет назад он поставил на корабле с термоядерным двигателем, потребляющим космический водород, еще один гиперскоростной двигатель, в расчете на то, что станет заряжать его энергией термоядерного, и отправился на край Вселенной. Наверное, он все еще летит. Он будет лететь вечно, если не столкнется с чем-нибудь. Зачем он это сделал?

– Ну, знаешь, я не психиатр.

– Он хотел, чтобы о нем помнили. Через сто лет после того, как ты умрешь, о тебе будет что вспомнить?

– Что я идиот, который полетел с Грегори Пептоном, который потратил два месяца и больше миллиона звезд, чтобы приземлиться на планете, которая не стоит и выеденного яйца.

– Дерьмо! Ладно, я прилетел сюда из чистого любопытства. Эта звезда через десять лет вылетит за пределы изведанного космоса. У нас больше не будет возможности исследовать ее. Что…

В воздухе возникло легкое движение, и в то же время у меня оборвалось дыхание и заложило уши. Не дожидаясь сигнала тревоги, я потянулся за шлемом и со стуком уронил его на горловину скафандра, привинтил и открыл рот. С громкой икотой воздух вырвался из желудка и с криком из легких.

Не было ни сил, ни времени думать, что происходит. Вокруг был вакуум, и в мой скафандр вливался холодный воздух. Мне в уши словно вгоняли иглы, но я спасся.

В легких стояла пугающая пустота, но я спасся и буду жить. Я обернулся к Слону.

На его лице был страх смерти. Он надел шлем, но не мог привинтить. Я с трудом оторвал от шлема его руки и привинтил шлем как следует. Шлем покрылся изнутри испариной, потом снова сделался прозрачным, в него набирался воздух. Спасет ли он Слону жизнь?

Я точно не умру. Боль уходит из ушей, и я дышу: вдох, выдох, вдох, выдох. Давление нормализовалось.

Я видел, что произошло. Теперь можно все это вспомнить, обдумать, проиграть.

Произошло невероятное.

Корпус корабля превратился в пыль. Вот и все. В мгновение ока вся оболочка корабля разложилась и развеялась по ветру. Я это видел.

Вот так, корпуса больше нет. Остались одни внутренности. Передо мной светился пульт управления. Чуть ниже располагался лаз в сложенную комнату отдыха и сама комната. Над пультом полумесяц загадочной планеты и звезды, слева звезды, справа Слон, полуживой, испуганный, а за его спиной звезды, позади меня кухонный робот и склад провизии, шасси, плавник-радиатор и звезды. От «МБ» остался скелет.

Слон встряхнулся и включил радио. В моем шлеме раздался щелчок.

В ожидании мы смотрели друг на друга. Сказать было нечего, кроме: «Смотри, Слон! У нас пропал корпус! Ну не странно ли это?»

Я вздохнул, обернулся к пульту управления и принялся воскрешать к жизни термоядерный двигатель. Насколько я понял, кроме корпуса, с корабля ничего не улетело. То, что крепилось к корпусу, крепилось и к другим предметам.

– Что ты делаешь, Бей?

– Хочу вытащить нас отсюда. Кстати, можешь плакать.

– Зачем? Я хотел сказать, зачем нам улетать?

Он спятил. Брюхошлепы от природы хрупкие существа. Я включил двигатель на малую мощность, отключил гравитационный тормоз и повернулся к Слону.

– Слон, послушай. Корпус пропал, – я развел руками. – Его нет.

– Но то, что осталось от корабля, по-прежнему мое?

– Да, конечно.

– Я хочу приземлиться. Сумеешь меня отговорить?

Он не шутил. Он говорил совершенно серьезно.

– Шасси исправны, – продолжал он. – Скафандры будут защищать нас от радиации в течение трех дней. Мы можем приземлиться, а через двенадцать часов тронемся обратно.

– Наверное.

– Мы добирались сюда два месяца.

– Правильно.

– Если я сейчас поверну назад, то буду чувствовать себя идиотом. А ты?

– Я тоже, но есть одно «но». Ты посадишь корабль только через мой труп.

– Ну хорошо, корпус рассыпался в порошок и разлетелся по ветру. Что это значит? Это значит, что у нас бракованный корпус, и я отсужу у «Дженерал Продактс» все задние ноги, когда вернусь домой. Ты знаешь, почему корпус рассыпался?

– Нет.

– Почему же ты считаешь, что нам что-то угрожает?

– Сказать, что я собираюсь делать? – Я развернул корабль хвостом к Пушечному Ядру. – Ну вот. Если ты настаиваешь, через три часа мы приземлимся. Как ты сказал, это твой корабль. Но я собираюсь отговорить тебя от этого.

– Это честная игра.

– Ты учился на курсах пилотов?

– Разумеется.

– Вам читали лекции по теории ошибок?

– Кажется, нет. Небольшой курс истории космоплавания мы прошли…

– Это уже что-то. Ты должен помнить, что в первых полетах использовалось химическое горючее и что первый корабль, запущенный к астероидам, строился на окололунной орбите.

– Ну да.

– А этого ты мог не знать. На корабле летели трое. Когда их запустили, они облетели вокруг Земли по орбите, которая находилась внутри лунной, потом они вышли за лунную орбиту и легли на свой курс. Через тридцать часов после запуска они заметили, что иллюминаторы делаются мутными. Концентрация пыли вокруг корабля была так велика, что частицы пыли царапали кварц. Двое астронавтов хотели продолжать полет, ориентируясь по приборам, и выполнить задание. Третий, командир, велел запустить ракеты и остановиться. Не забывай, что материалы в те дни были не так прочны, как сейчас, а техника, которой пользовались астронавты, не была как следует испытана. Они остановили корабль на окололунной орбите в двухстах тридцати тысячах миль от Луны, и, связавшись с базой, сообщили, что прервали полет.

– Ты так хорошо все помнишь. Как это тебе удается?

– Эти истории нам просто вдалбливали в головы. Все, чему нас учили, иллюстрировалось примерами из жизни. Знаешь, запоминается.

– Давай дальше.

– Они вызвали базу и сказали, что у них затуманиваются окна. Кто-то решил, что это пыль, а кто-то вдруг понял, что корабль прошел через одну из троянских точек Луны.

Слон засмеялся, потом закашлялся.

– Наглотался вакуума! К чему ты клонишь?

– Если бы корабль не остановили, он потерпел бы крушение. Пыль разорвала бы его на части. Мораль моего рассказа такова: все, чего ты не понимаешь, опасно, пока ты его не понимаешь.

– Параноидальная идея.

– Для брюхошлепа – да. Ты живешь на ручной планете, приспособленной к тебе настолько, что ты считаешь Вселенную уютной, как раковина улитки. Вспомни мое приключение с нейтронной звездой. Я погиб бы, если бы вовремя не понял, какая сила на меня воздействует.

– Поэтому ты считаешь, что все брюхошлепы дураки?

– Нет, Слон. Просто им недостает параноидальных настроений. Извиняться не стану.

– Кто тебя просит?

– Я приземлюсь, если ты объяснишь, почему наш корпус рассыпался в пыль.

Слон скрестил на груди руки и уставился прямо перед собой сердитым взглядом. Я молча ждал.

– Мы сумеем добраться до дома? – спросил он немного погодя.

– Не знаю. Гиперскоростной двигатель работает, гравитационный тормоз, когда потребуется, погасит скорость. Теоретически сумеем.

– О’кей. Поехали домой. Только учти, Бей, если бы я был один, обязательно приземлился бы, и черт с ним, с корпусом!

И вот мы повернули домой, хотя Слон и не дал полного согласия. Через четыре часа мы удалились от Пушечного Ядра на достаточное расстояние, чтобы можно было уйти в гиперпространство.

Я включил гиперскоростной двигатель, ахнул и поскорее выключил. Мы сидели и дрожали. Слон сказал:

– Можно надуть комнату отдыха.

– А как мы туда войдем? Там нет тамбура.

Все-таки мы вошли. В кабине был регулятор давления, и мы установили его на ноль. Электромагнитное поле, которое складывало комнату, теперь надует ее без давления. Мы вошли в комнату, создали в ней давление и сняли шлемы.

– Радиации нет, – сказал Слон, – я смотрел.

– Отлично.

Даже за несколько секунд полета в гиперпространстве можно пролететь большое расстояние.

– Теперь скажи мне вот что: ты не боишься отсюда выходить?

– А ты? – Слон пожал плечами и вздрогнул.

– Я нет. Могу взять все управление на себя.

– Все, что под силу тебе, под силу и мне.

– Ты не боишься, что сойдешь с ума?

– Нет.

– Тогда будем меняться. Если передумаешь, сразу же скажи. На Слепом Пятне свихнулось много хороших людей, а у них было всего-то по паре окон.

– Я тебе верю. В самом деле, сэр. Что будем делать?

– Мы полетим через область космоса, где плотность звезд наименьшая. Ближайший населенный мир – это Кцин. Очень не хочется просить помощи у кцинти, тем более что рискованно, но, возможно, придется.

– Слушай, Бей. Давай попробуем сразу на Джинкс. Поедем по твоему номеру и зададим кукольникам жару.

– Ладно. В крайнем случае свернем к ближайшему миру.

Около часа я потратил на разработку маршрута. Когда закончил расчеты, был уверен, что нам не придется выходить к индикатору массы чаще чем раз в сутки. Мы бросили жребий, кому первому идти, и я проиграл.

Мы надели скафандры и выпустили из комнаты воздух. Ныряя в лаз, я увидел, что Слон затемняет стены.

Оказавшись один среди звезд, я вжался в сиденье; когда я закончил маневр, впереди были голубые звезды, а сзади красные. Протосолнца я не увидел.

Звезды и черный космос. Поймал себя на том, что разглядываю тамбур – металлическую камеру, одиноко стоящую на краю палубы. Обе двери были закрыты. Внутренняя дверь захлопнулась, когда упало давление, и теперь автоматика поддерживала давление внутри тамбура. Некому дышать этим воздухом, но разве датчикам объяснишь?

Я тянул время: корабль выведен на курс. Сжав зубы, я нырнул в гиперпространство.

Этот эффект называют Слепым Пятном. Удачное название.

Есть несколько способов обнаружить слепое пятно в глазу. Закройте один глаз, нарисуйте на листе бумаги две точки, сфокусируйте взгляд на одной из них и поднесите бумагу к лицу. Если вы правильно держите бумагу, одна из точек пропадает.

Если корабль с прозрачными окнами входит в гиперпространство, окна пропадают. Пространство вокруг них тоже. Предметы, находящиеся вокруг, вытягиваются или приближаются друг к другу, замещая пропавшее пространство. Если смотреть долго, Слепое Пятно начинает расти. Стены и предметы, стоящие у стен, подтягиваются все ближе к исчезнувшему пространству и сами пропадают в нем.

Это всего лишь оптический обман, скажете вы. Конечно, но все же.

Я повернул ключ, и половина Вселенной превратилась в Слепое Пятно. Пульт управления вытянулся и поплыл перед глазами, индикатор массы попытался меня поглотить. Я протянул к нему руку и увидел, что рука искривилась. Я сделал над собой усилие, вытянул руки по швам и постарался успокоиться.

В искаженном гримасой индикаторе светилась одинокая размытая линия. Масса, соответствующая ей, находилась сбоку и сзади. До выхода Слона кораблем можно не управлять; я ощупью добрался до лаза и влез в комнату отдыха.

Гиперпространство – еще полбеды.

Конечно, это серьезная проблема. Каждые двадцать четыре часа один из нас должен был выходить к приборам, проверять, нет ли поблизости опасной массы, и переключаться в обычный полет, чтобы сориентироваться и уточнить курс. Я поймал себя на том, что за несколько часов до выхода становлюсь ужасно раздражительным. То же самое происходило со Слоном. В эти часы мы не решались заговаривать друг с другом.

В третий выход я случайно взглянул вверх – и больше чем ослеп. Слепое Пятно заняло все поле зрения.

Это хуже, чем просто слепота. Слепой человек, то есть человек, глаза которого не выполняют свою функцию, по крайней мере помнит, как выглядят окружающие его предметы. Человек, у которого поврежден зрительный центр мозга, этого не помнит. Я помнил, зачем вышел – посмотреть, нет ли вблизи массы, которая нам может угрожать, но не мог вспомнить, как это делается. Коснулся рукой округлой стеклянной поверхности и понял, что этот прибор может ответить на мой вопрос, если я сумею его задать.

Через некоторое время у меня затекла шея, и я опустил голову. Зрение вернулось ко мне.

Когда мы набрали в комнату отдыха воздух, Слон спросил:

– Что ты там делал целые полчаса?

– Слава Богу, что только полчаса. Не вздумай смотреть вверх, когда выйдешь.

– О!

Вторая половина беды была в том, что мы со Слоном перестали общаться. Ему не хотелось ничего говорить и неинтересно было слушать, что говорю я. Только через неделю понял, в чем тут дело. Тогда я к нему пристал:

– Слон, из нашего лексикона пропало одно слово…

Он оторвал глаза от экрана читающего аппарата. Если бы не читающий аппарат, мы не выдержали бы этого перелета.

– Больше, чем одно, – ответил он. – Мы все время молчим.

– Только одно. Ты так боишься произнести это слово, что вовсе ничего не говоришь.

– Что это за слово?

– «Трус».

Слон насупил брови и выключил читающий аппарат.

– Ну ладно, давай поговорим. Я не говорил этого слова, ты сам сказал, верно?

– Верно, но ты так думал.

– Нет, я думал эвфемизмами вроде «излишняя осторожность», «нежелание рисковать жизнью». Но если уж мы об этом заговорили, ответь, почему ты так хотел повернуть назад?

– Испугался. – Я подождал, пока он переварит это слово, и продолжал: – Люди, которые меня учили, допускали, что в определенных обстоятельствах я могу испугаться. При всем моем уважении к тебе, Слон, не могу не напомнить, что меня готовили к космическим полетам серьезнее, чем тебя. Мне кажется, твое желание приземлиться явилось результатом невежества.

– Мне кажется, – вздохнул Слон, – что с нами ничего не случилось бы, если бы мы приземлились. Ты считаешь по-другому. Спорить здесь бесполезно.

Вовсе нет. Один из нас прав, другой ошибается. Если ошибаюсь я, то наша дружба улетучилась вместе с воздухом.

Полет продолжался в молчании.

Мы вышли из гиперпространства недалеко от Сириуса, но это был еще не конец, потому что Вселенная вокруг нас была сдавлена относительностью. Нам потребовалось почти две недели, чтобы затормозить. Радиатор гравитационного тормоза все это время был накален почти добела. Я не знаю, сколько раз мы ныряли в гиперпространство, чтобы еще раз пройти через систему.

И вот мы направились к Джинксу на термоядерном двигателе.

Я нарушил многочасовое молчание:

– Ну что, Слон?

– Как только доберемся, я поеду по твоему номеру.

– А потом?

– Потом высажу тебя в Сириус-Матере и дам денег, чтобы ты мог добраться до дома. Я буду рад, если ты погостишь у меня до моего возвращения с Пушечного Ядра. Я куплю новый корабль и полечу туда.

– Я тебе для этого не нужен?

– При всем моем уважении к тебе, Бей, нет. Я хочу приземлиться. Ты ведь будешь чувствовать себя идиотом, если погибнешь при этом.

– Из-за этой дурацкой планеты я просидел в тесной надувной комнате три месяца и буду чувствовать себя идиотом, если ты покоришь планету без меня.

Какой у него был несчастный вид! Он набрал в легкие воздуха, собираясь говорить…

Это был один из тех случаев, когда я перебил человека вовремя.

– Погоди. Давай сначала поговорим с кукольниками. У нас еще будет время, чтобы это обсудить.

Слон кивнул. Еще немного, и он сказал бы мне, что я ему не нужен, потому что я излишне осторожен. Вместо этого он снял трубку телефона.

Джинкс пестрел впереди, как пасхальное яйцо. Сбоку от него виднелся Байнари, которому Джинкс приходится луной. Кажется, мы подлетели достаточно близко для того, чтобы позвонить кукольникам. Номер их телепортационной кабины совпадает с номером телефона.

Слон набрал номер.

Ответили приятным контральто. Изображения не было, но я знал, что это кукольник: ни у одной женщины нет такого красивого голоса.

Кукольник сказал:

– Восемь, восемь, три, два, шесть, семь, семь, ноль.

– У меня лопнул корпус вашего производства, – Слон не стал тратить время.

– Прошу прощения?

– Меня зовут Грегори Пелтон. Двенадцать лет назад я купил у «Дженерал Продактс» корпус модели номер два. Полтора месяца назад он лопнул. Все это время мы добирались домой. Я могу поговорить с кукольником?

Зажегся экран. На нас смотрели две плоские безмозглые головы.

– Это очень серьезно, – сказал кукольник. – Разумеется, мы заплатим вам компенсацию. Сделайте милость, расскажите о случившемся подробнее.

Слон сделал милость. Он говорил с жаром, я с удовольствием его слушал. Выражение глупых лиц кукольника не менялось, но, когда Слон умолк, кукольник учащенно моргал.

– Я вас понял, – сказал он. – Наши оправдания несостоятельны, но поймите – это естественная ошибка. Мы не предполагали, что в Галактике имеется антиматерия, тем более в таком количестве.

Он едва не рыдал. Его слова звенели у меня в ушах.

А громовый голос Слона вдруг сделался удивительно вкрадчивым:

– Антиматерия?

– Ну да. Я не пытаюсь оправдаться, но вы должны были сразу это понять. Межзвездный газ, то есть нормальная материя, отполировал поверхность планеты микроскопическими взрывами, поднял температуру протосолнца выше всех разумных ожиданий и создал невероятно высокий уровень радиации. Неужели вас это не насторожило? Вы знали, что система прилетела из-за пределов Галактики. Людям свойственно любопытство, ведь так?

– Корпус, – напомнил Слон.

– Корпус, изготовленный «Дженерал Продактс», – искусственно полученная молекула, связи между атомами которой усилены с помощью небольшой энергетической установки. Эти усиленные связи устойчивы к различным воздействиям: к ударам, к повышению температуры. Однако когда определенное количество атомов исчезает в результате аннигиляции, молекула распадается.

Слон кивнул. Я испугался, не лишился бы он дара речи.

– Когда вы приедете за компенсацией? Насколько понимаю, люди при этом происшествии не пострадали. Это хорошо, потому что наши фонды…

Слон бросил трубку, несколько раз судорожно глотнул и, обернувшись ко мне, посмотрел в глаза. Мне кажется, для этого ему пришлось собрать всю свою волю. Не знаю, что бы он сказал, если бы я не заговорил первым.

– Ага! – сказал я. – Ага! Я был прав, а ты ошибался! Если бы мы приземлились на твоей планете, то превратились бы в свет. А сейчас с радостью говорю: «Я тебя остановил».

– Ты меня остановил, – он слабо улыбнулся.

– Да, остановил. Сколько раз мне пришлось повторить: «Не приближайся к этой чудовищной планете! Это будет стоить тебе жизни!» Я тебе говорил, что у меня было предчувствие, что это нехорошее место.

– Ладно, не преувеличивай, сукин ты сын. Ты всегда прав. Не будем больше об этом.

– О’кей. Но хочу, чтобы ты запомнил: то, чего ты не понимаешь, опасно. Это единственное, что ты должен помнить, кроме того, что это сказал я.

На этом бы всему закончиться.

Но нет. Слон снова летит к своей планете. Он сделал флаг размером два на два фута, с символикой Объединенных Наций, на проволочной рамке, так что кажется, что он развевается на ветру. В древко поместил твердотопливную ракету, которая должна стартовать, когда флаг свернут. Он собирается сбросить флаг на антиматериальную планету с большой высоты, с самой большой, на которую я его уговорю.

Получится настоящий фейерверк.

И я лечу со Слоном. Я вооружился трехмерной телекамерой и заключил контракт с одной из крупнейших телекомпаний в изведанном космосе. На этот раз у меня есть повод для того, чтобы лететь!

Этика безумия

Тау-Сети – маленький бледно-желтый карлик типа G0, вокруг которого обращаются четыре планеты. Строго говоря, ни одна из четырех не является пригодной для жизни. Две из них газовые гиганты. Третья снаружи не имеет атмосферы. Четвертая, последняя, – наоборот.

Эта четвертая планета по величине примерно равна Венере. У нее нет большой луны, которая оттягивала бы воздух, поэтому и атмосфера там похожа на венерианскую: плотная, горячая и химически агрессивная. Человек никогда не наметил бы ее для колонизации.

Но роботы не люди.

На протяжении двадцать первого и двадцать второго столетий их запускали исследовать ту область космического пространства, которая теперь называется изведанным космосом. Ими управляли сложные программы, но задача их была проста. Каждый должен был отыскать пригодную для жизни планету.

К несчастью, они были запрограммированы неправильно.

Их создатели этого не знали, Объединенные Нации этого тоже не знали, а на самом деле программы предписывали роботам найти пригодную для жизни точку. Обнаружив на определенном расстоянии от звезды, к которой его послали, какую-либо планету, робот выбрасывал зонд, который кружил над планетой, пока не находил на ее поверхности место, где состав атмосферы, температура и влажность воздуха и другие условия соответствовали заданным. Тогда робот посылал лазерный импульс в Солнечную систему, а Объединенные Нации в ответ посылали корабль с колонистами.

В отличие от роботов, корабли, везущие колонистов, не могли потреблять космический водород. Они несли запас горючего на борту. Это означало, что им требовалось много времени, чтобы добраться до нужного места, и на их рейсы не продавали обратных билетов. Такие корабли не возвращались.

Так, Наш-Успех заселили потому, что робот прилетел туда весной. Если бы он приземлился зимой или летом, когда ось вращения планеты проходит через главную планету, Процион, он зарегистрировал бы ветер скоростью сто миль в час.

Точно так же заселили Джинкс. Джинкс, на поверхности которого тяготение составляет 1,78, над которым густой воздух, а жизнь возможна на двух узких полосках земли посреди океана. Так же и на Эндсе, где вообще ничего нет. Сейчас на планете Джинкс, похожей на пасхальное яйцо, живут мужчины и женщины пяти футов высотой и пяти футов шириной, самые сильные двуногие в изведанном космосе. Они умирают молодыми от сердечных болезней.

Точно так же заселили Плато. Ближайший к Тау-Сети мир похож на Венеру во всем, кроме одного. Там есть гора, с отвесными склонами, в сорок миль высотой. На ее вершине располагается почти плоская площадка величиной в половину Калифорнии. Эта гора, вырастая из черной плоской поверхности планеты, поднимается в верхние, прозрачные слои атмосферы, где можно дышать. Пики, поднимающиеся из центра плато, покрыты снегом, с них стекают реки, которые падают с обрывистых краев плато в сияющий туман. Робот приземлился на Плато и решил, что в этом мире можно жить.

Прошло несколько столетий.

Дуглас Хукер поднялся над Плато, как звезда. Он был единственным обитателем четырехместного исследовательского корабля. Пятнадцать лет назад он похитил его у Объединенных Наций – у правительства Земли – и бежал на Плато. Вернуть корабль Хукер не решался: на Земле законы строже, чем на Плато.

Остаться на Плато он тоже не мог.

Его не в чем было упрекнуть. Хукера излечили от безумия, то есть сделали из него примерного гражданина. Робот-врач отрегулировал Хукеру обмен веществ, устранив биохимическую причину безумия. Два года психоанализа, гипноанализа и специальной обработки сделали свое дело: одни воспоминания Хукера были изменены, другие приобрели для него новое значение. Специальная обработка была направлена на то, чтобы Хукер не оказывался далеко от робота-врача и его обмен веществ не имел возможности разладиться.

Но он совершил на Плато ужасный поступок. Он не мог здесь остаться. Не мог вынести мысли, что когда-нибудь ему придется встретиться с Грегом Леффлером.

Оставленный им мир превратился из обширной белой равнины в белый мячик. Термоядерный двигатель на корабле Хукера горел ярче и жарче, чем любое солнце. Он потреблял водород из установленного на борту бака. Хотя на корабле имелся водородный насос – одна из первых безопасных моделей, – корабль летел недостаточно быстро для того, чтобы использовать космический водород в качестве топлива.

Когда Плато затерялось среди звезд, Хукер повернул на Вундерленд. Он давно решил лететь на Вундерленд – когда начал всерьез надеяться на выздоровление. Вундерленд – маленькая планета со слабой гравитацией; уютный мир, пусть и далеко от Земли. Техника там всегда отстает от времени на несколько десятков лет. Там наверняка обрадуются лишнему космическому кораблю, особенно такому новому, как у Хукера.

Его могут посадить в тюрьму, хотя он отбыл срок на Плато одновременно с лечением. Зато не убьют. Он согласен отбыть еще один срок: у него отличное здоровье. Хукеру восемьдесят семь лет, но организм крепкий, как у двадцатилетнего. На Земле очень хорошая медицина. Мужчины и женщины Земли ходят по тем дорогам, которые проторили три столетия назад, а их медицина обогнала их.

(И все же… если присмотреться… Двадцать? Нет! Он весь в морщинах. Нет, ни на теле, ни вокруг глаз, ни в глазах не видно ни морщин, ни лет. Они лежат глубже. А для того, чтобы в мозгу пролегли морщины – глубокие морщины, видные снаружи, – нужны десятки лет.)

Хукер повернул на Вундерленд и включил автопилот. Давно уже он не двигался так живо и уверенно. Он улетел от Плато и от тяжких воспоминаний. Теперь можно забывать.

Через несколько часов с Плато поднялась в небо еще одна звезда. Она кружила над Плато, как собака, которая ищет след. Вот она нацелилась на Вундерленд и начала набирать скорость.

2514 год нашей эры, октябрь.

То, что он услышал, не явилось для него новостью. Он долго смотрел на женщину-врача, а потом сгорбился, опустил плечи и уронил голову на грудь.

– Я все время чувствовал, что не такой, как все, – пробормотал он.

– Разве это преступление, Дуг?

Доктору Дорис Хан было за тридцать, как далеко – непонятно. Она была маленькая, восточного типа, ее взгляд излучал мудрость, хотя жизненный опыт еще не дал ей этой мудрости.

– Похоже, что так, – сказал восемнадцатилетний Дуглас Хукер, тонкий, голубоглазый, с соломенными волосами. – И я никак не могу это исправить.

– Отчего же, можешь! Просто ты должен об этом забыть. В нашем мире и в других живут миллионы потенциальных параноиков. И диабетиков, и шизофреников, и эпилептиков – и никто об этом не знает.

– Они сами знают.

– Н-ну, знают…

Дуглас заглянул доктору в глаза:

– А зачем им сообщают? Зачем, если они должны жить так, как будто у них ничего нет? Что теперь со мной будет, доктор? Что я должен делать?

– Ты прав, – кивнула доктор Хан. – А что будет – увидишь через два дня. Во-первых, тебя возьмет на учет Комиссия Планирования Семьи. Если ты захочешь иметь ребенка, ты должен будешь сделать что-нибудь выдающееся, чтобы Комиссия признала тебя гением. Ну, например, изобрести гиперскоростной двигатель.

Дуглас только улыбнулся. Гиперскоростной двигатель – голубая мечта всего человечества.

– Во-вторых, – продолжала она, – в течение всей жизни ты должен не реже чем раз в месяц проходить курс лечения у врача-робота. Ты меня понимаешь? До сих пор за это отвечали твои родители. Теперь ты совершеннолетний. Раз в месяц ты должен проводить сеанс лечения, чтобы стабилизировать обмен веществ. Твой организм химически нестабилен. Не получая противопараноидальных препаратов, ты можешь сойти с ума.

– Это все?

– Все. Лучше ходить к роботу-врачу раз в две недели, чтобы оставался запас.

– Ладно, – сказал Дуглас.

Ему хотелось уйти. Вот уже несколько лет он ждал этого неприятного известия и наконец услышал. Он родился параноиком. Этого нельзя сказать даже Грегу. Дугласу хотелось уйти, спрятаться где-нибудь и зализать раны, но…

– Доктор, насколько это серьезно? Я хочу сказать, что случится, если я приду на лечение на две недели позже, чем следует?

– В первый раз почти ничего. Произойдут незначительные, почти незаметные изменения в мыслительных процессах. Пройдя курс лечения, ты тоже не заметишь перемен. Во второй и третий раз все будет гораздо серьезнее. Видишь ли, Дуг, сойти с ума – значит прожить какое-то время безумным. Если ты проживешь год параноиком, никакой робот тебя не вылечит. За этот год у тебя сформируются определенные привычки. Робот отрегулирует тебе обмен веществ, но не сумеет переделать параноидальный строй мыслей. Тебе понадобится живой психиатр.

Дуглас провел языком по губам и подумал: «Что значит быть параноиком? Как мыслит параноик?»

Ему не хотелось этого знать.

– До свидания, доктор, – сказал он, поднялся и вышел. Доктор Хан, кажется, что-то крикнула ему вслед, но он не был в этом уверен.

2526 год нашей эры, июнь. Канзас-Сити.

В возрасте тридцати лет Дуглас Хукер думал, что знает себя достаточно хорошо. Он давно понял, что является рабом привычек, и стал вырабатывать у себя привычки. В рабочие дни он входил в свой кабинет ровно в десять часов и первым делом включал настольного медицинского робота.

В тот четверг ровно в десять часов он вошел к себе с привычной улыбкой на лице, которой всегда приветствовал своих сослуживцев по «Скайхук Энтерпрайзез». Сегодня он не встретил Грега, но Грег обычно приходил раньше или позже других – чаще раньше. Наверное, он уже работал. Дуг сел за стол, включил аппарат и сунул туда руки. Он почувствовал уколы в подушечки средних пальцев – робот отбирал кровь для анализа. Дуг дождался, когда загорится зеленая лампочка, и отнял руки. Ногти блестели.

Настольный робот был маленький, с ограниченным набором услуг. Он не умел, как большие аптечные роботы, залечивать царапины и разминать застоявшиеся мышцы. Он мог обнаружить в крови инфекцию и в ответ ввести антибиотик широкого спектра действия: выдавал необходимые витамины и превосходно делал маникюр. Пользуясь содержимым двух пузырьков, спрятанных в его внутренностях, робот регулировал Дугласу Хукеру обмен веществ. Когда какой-либо препарат заканчивался или робот регистрировал отклонение от нормы, на пульте загоралась красная лампочка.

Увидев полную корзину входящих документов, Дуг нахмурился, потом вздохнул и принялся за работу. В коридоре было тихо, отвлекаться было не на что, но работа продвигалась медленно. Дуглас не мог сосредоточиться. Это не была весенняя тоска: городские жители ее никогда не испытывают. Это было предчувствие чего-то неминуемого.

Неминуемое случилось в полдень. По внутреннему телефону позвонил Грег Леффлер:

– Дуг? Все готово. Бросай свои дела и приходи.

Дуг отложил недоеденный сандвич и поспешно вышел из кабинета. Очутившись на улице, освещенной ярким полуденным солнцем, он заморгал. Вскочив в одну из машин, стоявших у входа в административный корпус, Дуг направил ее к конструкторскому. Он уже собирался припарковать машину у входа, когда краем глаза заметил в стороне темную громаду в четыре этажа высотой. Дуглас поехал туда.

Там его ждал Грег, прислонясь плечом к подножию огромного усеченного корпуса и ухмыляясь, как счастливый папаша.

– Ну не красавица ли?

– Нет, – ответил Хукер, потому что машина не была красива. – Работать будет?

– Если не будет, подадим в суд. Ее нельзя испытать здесь, нужно отправить на Луну.

– И что дальше? – Дуг почувствовал, как в кровь поступает адреналин.

Все решения были приняты два года назад. Получен ощутимый результат – вот он, в четыре этажа высотой. Вот-вот подтвердятся расчеты и исполнится давняя мечта.

Безопасный водородный насос.

В течение сотен лет роботы-разведчики исследовали космос, передвигаясь со скоростью чуть меньшей скорости света, и использовали в качестве топлива межзвездный водород, который собирали с помощью конических электромагнитных полей радиусом двести миль. В течение этих лет люди летали со скоростью втрое меньшей скорости света и возили запас горючего с собой. Электромагнитное поле водородного насоса убивает все живое в радиусе трехсот миль. Никому не удавалось сконструировать щит, который предохранял бы хордовые организмы от воздействия поля электромагнитной ловушки…