Текст книги "Осколок Империи"

Автор книги: Ларри Нивен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 41 страниц)

– Конечно, – ответил Уорелл.

– Не стоит этого делать, – сказал Роки. – Не перечь мне, Уорелл. Освободив камеру расширения, мы окажем тебе плохую услугу, Светц. Ты ведь постараешься вернуться в свое время, правда?

– Разумеется, черт возьми!

– Ты запутаешься еще больше. В нашем мире ты хотя бы можешь жевать пищу и дышать воздухом. Мы выращиваем растения на корм троллям. Ты легко научишься их есть.

– Вы не поняли: я не могу здесь остаться. Я ксенофоб.

Роки нахмурился. Его уши вопросительно шевельнулись.

– Кто-кто?

– Я боюсь разумных негуманоидов. Ничего не могу с собой поделать. Это у меня в крови.

– Что ты, Светц! Я уверен, ты к нам привыкнешь.

Светц переводил взгляд с Уорелла на Роки и обратно.

Не трудно было понять, кто из них главный. У Роки голос был громче и ниже, он был крупнее брата, а его волосы напоминали львиную гриву. Уорелл даже не пытался утвердиться. Что до женщин, то ни одна из них не произнесла ни слова с тех пор, как Светц вошел в комнату.

Роки здесь был явный главарь. И он не хотел отпускать Светца.

– Вы не понимаете! – повторил Светц в отчаянии. – Воздух… – и осекся.

– Что «воздух»?

– Я уже давно должен им отравиться. Интересно, почему я до сих пор жив? – Он не переставал этому удивляться. – Наверное, адаптировался, – сказал Светц скорее себе, чем собеседнику. – Вот в чем дело: камера расширения двигалась почти параллельно вашему пути эволюции, у меня изменилась наследственность, мои легкие приспособились к предындустриальному воздуху. Проклятье! Если бы я не замкнул контур прерывания, я приспособился бы к воздуху в камере.

– Значит, ты можешь дышать нашим воздухом, – сказал Роки.

– Не знаю. У вас есть какая-нибудь промышленность?

– Конечно, – удивился Уорелл.

– Автомобили, самолеты с двигателями внутреннего сгорания? Дизельные грузовики и теплоходы? Химические удобрения и средства для отпугивания насекомых?

– Нет, ничего этого нет. Химические удобрения загрязняют воду. Единственное средство для отпугивания насекомых, которое я знаю, воняло на всю Вселенную. Его производство не пошло дальше экспериментальной стадии. Большая часть наших транспортных средств питается от батарей.

– У нас было увлечение двигателями внутреннего сгорания, – сказал Роки, – но быстро прошло. Двигатели внутреннего сгорания плохо пахнут. Тому, кто сидит в машине, все равно, он оставляет дым за спиной. Когда двигатели внутреннего сгорания были на вершине популярности, по Детройту колесили, отравляя воздух, сотни две автомобилей. Но однажды ночью горожане собрались и разбили машины вдребезги, а владельцев разорвали на кусочки.

– Я всегда думал, что у людей носы чувствительнее, чем у троллей, – вставил Уорелл.

– Рона почуяла мой запах гораздо раньше, чем я почувствовал, как пахнет от нее. Мы не договоримся, Роки. Я адаптировался к воздуху, но это далеко не все. Я никогда не ел ничего, кроме пищевых дрожжей, животные и растения давно вымерли. Дальше: бактерии.

Роки покачал головой:

– Куда бы ты ни направился, Светц, поломанная машина времени доставит тебя в еще более экзотическое окружение. Эволюция может пойти сотнями путей. Что, если ты попадешь на один из них? Или окажешься рядом?

– Но…

– У нас ты будешь почетным гостем. Подумай, ты столько можешь нам преподать! Ведь ты родился в мире, где строят машины времени.

Вот оно что!

– Нет, – сказал Светц. – Вы не сумеете использовать мои знания. Я не механик и не могу показать, что как делается. Кроме того, вам очень не понравятся побочные эффекты. Далее, цивилизации, предшествующие нашей, во многом зависели от нефтехимии. От пластмасс, а горящая пластмасса пахнет…

– Запасы нефти исчерпаны. Вы должны были отыскать другие источники энергии. – Роки сверлил Светца взглядом желтых глаз. – Например, управляемый ядерный синтез?

– Я не могу сказать, как осуществляется реакция! – крикнул Светц в отчаянии. – Я ничего не смыслю в физике плазмы!

– Физика плазмы? Что это такое?

– Использование электромагнитного поля для управления ионизированными газами. Вы должны знать, что это такое.

– Мы не знаем, но ты нам подскажешь. У нас уже есть водородная бомба. У европейцев тоже, но поговорим об этом после, – Роки встал. Его черные ногти вонзились в кожу Светца. – Подумай, Светц. Чувствуй себя здесь как дома, но не выходи один. Во дворе тролли…

Когда Светц вышел из комнаты, голова гудела от мыслей. Волки не хотят его отпустить.

– Я рада, что ты остаешься у нас, Светц, – болтала Рона. – Ты мне нравишься. Тебе будет хорошо здесь. Хочешь покажу дом?

В коридоре тускло горела лампа мутного белого стекла, как луна, снятая с неба. Сумеречные звери. Волки.

– Я ксенофоб, – сказал Светц. – Ничего не могу с собой поделать, таким уж родился.

– Ничего, мы тебе еще понравимся. Я ведь тебе немножко нравлюсь, правда, Светц? – она протянула руку и почесала ему за ухом.

Его пронизал ток удовольствия, до того острого, что он прикрыл глаза.

– Сюда, – сказала Рона.

– Куда мы идем?

– Я хотела показать тебе троллей, Светц. Неужели ты произошел от тролля? Не могу поверить!

– Я скажу да или нет, когда посмотрю на них, – пообещал Светц. Он помнил Homo Habilis, который жил в виварии и был человеком, Советником, пока Генеральный Секретарь не приказал отнять у него разум.

Они прошли через столовую, и Светц вздрогнул, увидев на тарелках кости. Его предки тоже питались мясом. Тролли в этом мире были бессловесными животными, и, чем бы они ни оказались в мире Светца, ему стало не по себе. Мысли ползли медленно, голова кружилась. Ему во что бы то ни стало нужно выбраться отсюда.

– Если дядя Роки кажется тебе слишком грубым, познакомься с европейским послом, – сказала Рона. – Да, надо тебя с ним познакомить.

– Он здесь бывает?

– Иногда, – Рона тихонько зарычала. – Я его не люблю. Он принадлежит к другому виду. У нас эволюционировали волки, а в Европе – другой вид. Так говорит наш учитель.

– Мне кажется, дядя Роки не позволит мне с ним познакомиться. Он даже не станет рассказывать мне о нем, – Светц тер глаза.

– Тем лучше. Герр Дракула все время улыбается и вежливым тоном говорит гадости. Ты за минуту… Светц, что с тобой?

Светц стонал, как в агонии.

– Мои глаза! – он пощупал выше. – Мой лоб! У меня нет больше лба!

– Я тебя не понимаю!

Светц кончиками пальцев провел по лицу. На массивных валиках бровей топорщились жесткие густые волосы. Начиная от бровей лоб полого уходил назад. А подбородок, подбородок тоже исчез. Челюсть плавно переходила в шею.

– Я деградирую! Я превращаюсь в тролля, – сказал Светц. Рона, если я стану троллем, меня съедят?

– Не знаю… Я не позволю тебя съесть!

– Нет. Проводи меня к камере расширения. Если ты не пойдешь со мной, меня убьют тролли.

– Ладно. Как быть с чудовищем?

– Сейчас с ним будет легче справиться. Все будет хорошо, только проводи меня к камере. Я прошу.

– Пойдем, Светц, – она взяла его за руку и повела.

Зеркало говорило правду. Уже тогда он менялся, приспосабливаясь к здешнему пути развития. Легкие первыми утратили привычку к нормальному воздуху. Здесь не наступила индустриальная эпоха, но здесь не было Homo Sapiens.

Рона открыла дверь. Светц вдохнул ночной воздух. Его обоняние неестественно обострилось. Он учуял троллей, еще не видя их, и понял, что они взбираются на холм, ступая по живому зеленому ковру. Пальцы Светца сжались, словно хватая оружие.

Троллей было трое. Они окружили Рону и Светца. Один из них тащил длинную белую кость. Тролли передвигались на двух ногах, держась прямо, ступали неловко, будто у них болели ноги. У троллей были обезьяньи головы, человеческое тело и безволосая кожа, как у людей.

Homo Habilis. Грязная степная обезьяна – предок человека.

– Не обращай внимания, – небрежно бросила Рона. – Они нас не тронут.

Она стала спускаться по склону холма. Светц держался рядом.

– Где только он взял эту кость? – через плечо сказала Рона. – Мы стараемся не давать им костей. Они используют их как оружие. Иногда ранят друг друга. А однажды один из них железной трубой от садового фонтанчика убил садовника.

– Я не стану отбирать у него кость.

– Твоя камера расширения там, где свет?

– Да.

– Может, не стоит, Светц, – она вдруг остановилась. – Дядя Роки прав: ты еще сильнее заблудишься. Здесь о тебе хотя бы будут заботиться.

– Нет. Дядя Роки не прав. Видишь темную сторону камеры: она как будто растворяется в воздухе. Этой стороной камера соединяется с машиной времени. Она вернет меня в, машину.

– А-а-а…

– Неизвестно, когда она начала сбиваться с пути. Может быть, сразу после того, как проклятый конь проткнул своим проклятым рогом пульт управления. Никто ничего не замечал, не было случая. Никто ведь не останавливал машину на полпути.

– Светц, у коней не бывает рогов.

– У моего коня был.

Сзади послышался шум. Рона обернулась, вглядываясь в темноту, сквозь которую взгляд Светца не мог проникнуть.

– Быстрее, Светц! Нас заметили, – она потащила его к освещенной камере.

У самой стены они остановились.

– У меня голова тяжелая, – пробормотал Светц, – и язык словно распух.

– Что будем делать с чудовищем? Я ничего не слышу.

– Чудовища нет. Это просто человек в амнезии. Он был опасен в стадии превращения.

Рона заглянула в люк:

– Ты прав. Сэр, будьте добры… Светц, он меня, кажется, не понимает.

– Конечно, нет. С какой стати? Он думает, что он белый полярный волк.

Светц вошел в камеру. Белый человековолк попятился в угол, настороженно наблюдая за ним. Он был очень похож на Рону.

Светц обнаружил, что сжимает в руке ветку дерева. Рука вооружилась, не сообщив об этом мозгу. Он кружил по камере, изготовив оружие к удару. Безрассудная ярость поднималась в нем. Пришелец! Ему нечего делать на территории Светца!

Человековолк все пятился, его раскосые глаза потемнели от страха. Вдруг он прыгнул в люк и побежал прочь. За ним погнались тролли.

– Может быть, твой отец воспитает его, – сказал Светц.

Рона разглядывала приборы:

– Что с ними делать?

– Погоди, дай вспомнить. – Светц потер ужасающе покатый лоб. – Вот эта кнопка закрывает дверь.

Рона нажала на кнопку. Дверь закрылась.

– Тебе, кажется, нужно выйти.

– Я поеду с тобой, – ответила Рона.

– А-а-а… – Светцу становилось все труднее думать.

Он оглядел пульт управления. Эне, бене… кажется, здесь. Он опустил рычаг.

Невесомость. Рона взвизгнула. Вернулось тяготение, и, стремясь во все стороны от центра, прижало Рону и Светца к стене.

– Когда мои легкие вернутся в нормальное состояние, я, наверное, засну, – сказал Светц. – Пусть тебя это не тревожит.

Что-то еще он должен сказать Роне. Светц силился вспомнить. Ах, да!

– Ты не вернешься домой, – сказал он. – Мы никогда больше не попадем на этот исторический путь.

– Я хочу остаться с тобой, – отозвалась Рона.

– Ладно.

В нише машины времени образовался туман. Он быстро сгущался и – вот вернулась камера расширения, с опозданием в несколько часов. Открылась дверь, но Светц не выходил. Его вытащили, подхватив под мышки. Из камеры пахло зверинцем и жимолостью.

– Через пару минут он придет в себя. Набросьте на него и на зверя фильтрующую палатку, – распорядился Ра Чен.

Скрестив на груди руки, он стоял над Светцом и ждал. Светц вздохнул и открыл глаза.

– Превосходно! – сказал Ра Чен. – Что произошло?

– Дайте подумать, – Светц сел. – Я был в предындустриальной Америке. Там все в снегу. Застрелил полярного волка.

– Он в палатке. Дальше.

– Нет, волк убежал. Мы его прогнали, – Светц принялся оглядываться. – Рона!

Рона лежала на боку, накрытая палаткой. У нее был густой белый мех с черными отметинами. Сложением она напоминала волка, но была немного меньше. Чуть крупнее голова, чуть короче морда. Хвост заворачивается в кольцо. Она лежала, закрыв глаза, и не дышала. Светц склонился над ней.

– Помогите мне вытащить ее отсюда. Вы не можете отличить волка от собаки?

– Нет. Зачем ты привез собаку? У нас их хватает.

Светц не слушал. Стоя рядом с Роной на коленях, он стаскивал с нее палатку.

– Скорее волк, чем собака. Люди приручают друг друга. Она приспособилась к нашему пути развития и к нашему воздуху. – Светц взглянул на шефа. – Сэр, старую камеру расширения нужно отправить на свалку. Она сбивается с пути в сторону.

– Ты принимал наркотики во время работы?

– Я все объясню.

Рона открыла глаза. Она в испуге оглядывалась. Увидев Светца, она взглянула на него с немым вопросом в золотистых глазах.

– Я буду заботиться о тебе, не бойся, – сказал Светц Роне и почесал ей за ухом, увязая пальцами в мягком меху. Затем обратился к Ра Чену: – В виварии достаточно собак. Эту я заберу себе.

– Светц, ты в своем уме? Ты берешь в дом животное? Ты ведь терпеть не можешь животных.

– Она спасла мне жизнь. Я никому не позволю посадить ее в клетку.

– Хорошо, забирай ее, живи с ней! Только, мне кажется, в твои планы не входило платить нам два миллиона коммерческих единиц, которых она нам стоила, так ведь? – Ра Чен презрительно фыркнул. – Ладно, готовь отчет и следи за своей собакой.

Рона подняла голову, понюхала воздух и завыла. Ее вой эхом отдавался в коридорах Института, и люди с испугом и удивлением переглядывались.

Светц, недоумевая, повторил ее движения и тогда все понял.

В воздухе было слишком много нефтепродуктов, оксидов углерода, азота и серы. Воздух индустриальной эры, которым Светц дышал всю жизнь.

Он показался Светцу отвратительным.

Смерть в камере

Светц возвращался домой. Скрестив на груди тонкие руки, выгнув спину, он прижался к вогнутой стене камеры расширения. Он лежал не шевелясь, со стоическим терпением глядя на инерционный календарь. В камере расширения тяготение ведет себя необычно: когда камера движется в будущее, оно стремится наружу.

Минус сорок один, минус сорок… Светцу требовалось сделать значительное усилие, чтобы дотянуться до пульта управления, расположенного в центре сферической камеры. Сейчас приборы ему не нужны. Камера сама найдет свое место в машине времени, которая имеет постоянное положение во времени и пространстве: Институт Времени, тысяча сто второй год постатомной эры.

Зверек в панцире, которого поймал Светц, пристегнут к противоположной стене. Он не пошевелился с тех пор, как Светц выстрелил в него анестезирующей иглой.

Числа на инерционном календаре все увеличивались. Плюс шестнадцать, плюс семнадцать, плюс восемнадцать. Тяготение прыгало и вздрагивало, как автомобиль на плохой дороге. Светц лежал на спине, стараясь не обращать внимания на то, что говорят ему желудок и внутреннее ухо. Через несколько часов по внутреннему времени он будет дома.

Вокруг пульта управления что-то заклубилось. Светц втянул носом воздух. Как всегда: оксиды азота, серы, угарный и углекислый газы, тетрахлорметан – смесь промышленных отходов, которой Светц дышал со дня появления на свет. Он еще раз понюхал воздух, но не почуял ничего необычного.

А дымка сгущалась. Вместо того чтобы развеяться, она висела у пульта управления и обретала плоть. Светц протер глаза. Видение не исчезало. У пульта стояла бесплотная фигура в плаще с капюшоном, сквозь которую просвечивали искаженные очертания предметов. Полупрозрачная рука ухватилась за рычаг и потянула!

Контур прерывания!

Светц сел. Голова кружилась. Он попытался встать, но, чересчур сильно рванувшись вперед, покатился через голову.

Привидение уперлось бесплотными ногами в пульт. У него были поразительно тонкие лодыжки и узкие ступни. Призрак изобразил отчаянное усилие, но рычаг «аварийная остановка» не двигался.

Призрак обернулся к Светцу и беззвучно завизжал. Светц тоже закричал, заслоняясь руками. Какое лицо!

Когда Светц отважился открыть глаза, привидение исчезло. Светца охватила дрожь. Инерционный календарь отсчитывал годы: плюс тридцать шесть, плюс тридцать семь…

– Призрак, говоришь, – шеф Светца, краснолицый и тучный, свирепо нахмурился.

Хорошо, что поверил. Вполне мог бы отослать Светца к психиатру.

– Только этого нам недоставало: машины времени, которую посещает привидение. Ты можешь хотя бы предположить, что произошло на самом деле?

– Должно быть, что-то разладилось в машине. Я думаю, следует прекратить путешествия до тех пор, пока мы не выясним, в чем дело.

– Вот и выясняй.

– Слушаюсь, сэр.

– Подойди сюда на минутку. – Ра Чен взял Светца за руку повыше локтя и увлек его за собой.

Ра Чен был раза в два тяжелее Светца, а пальцами свободно охватывал его бицепс. Он остановился у стеклянной стены.

Перед ними разворачивалась панорама города: извилистые улицы, дома, магазины. Над всем этим господствовал Дворец Объединенных Наций, огромный и грозный, стоящий на холме напротив Института Времени.

– Смотри! – Ра Чен показал куда-то вниз.

Порядок городского пейзажа был нарушен. Разбитые дома окружал разбитый труп птицы, птицы величиной с пятиэтажный дом. Он лежал там уже две недели. Зловоние проникало даже в Институт.

– Это наша крупнейшая неудача за последнее время. Я воздерживаюсь от того, чтобы подчеркивать, что именно ты подал идею обратить вспять эволюцию страуса. Стоит отметить, однако, что проклятая птица отлично видна из Дворца. Для того чтобы Советники забыли наш позор, нужно сделать что-то впечатляющее. И чем скорее, тем лучше.

– Да, сэр.

– Мы… наша репутация подгнивает.

– Не наша репутация, а рок.

Ра Чен сверкнул глазами.

– Сейчас мы обходимся двумя машинами, – сказал он. – От третьей пришлось отказаться, когда обнаружилось, что она сбивается с пути. Бригада технического обслуживания сейчас пытается выяснить, в чем дело. Ты хочешь поставить на прикол еще одну. Скажи, Светц, ты не выдумал это явление?

– Я задавался этим вопросом.

– И что же?

– Н-нет, сэр. Привидение было настоящее, хотя и прозрачное.

– Сейчас никак нельзя терять обе машины, через три месяца решается вопрос об ассигнованиях.

Ветеринары тем временем вынесли из камеры расширения броненосца. Светц смотрел, как они помещают животное в палатку, фильтрующую воздух, чтобы оно не задохнулось в атмосфере тысяча сто второго года постатомной эры.

– Придется отказаться от забавных зверюшек, – сказал Ра Чен. – У Генерального Секретаря уже столько вымерших животных, что он не знает, куда их девать.

– Да, сэр. Но что же делать?

Ра Чен не отвечал. Медицинская бригада переписала генетические коды броненосца, и его унесли. Животное очнулось, но не спешило это обнаруживать. Завтра его отдадут в виварий.

– Это твое привидение, – вдруг заговорил Ра Чен, – оно было в образе человека или гуманоида?

– У него было что-то с лицом. Просто ужас.

– Это был человек или инопланетянин?

– Не могу сказать. Он казался сотканным из дыма! На нем был плащ. Я видел только лицо и руки невероятно худые. Ходячий скелет.

– Значит, скелет? Может быть, твой взгляд проникал сквозь его тело, как рентгеновские лучи?

– Скорее всего.

– Интересно, зачем ему быть прозрачным?

– Мне самому интересно.

– Не язви, Светц.

– Простите, сэр.

– Мы оба исходим из предположения, что в машине времени что-то сломалось. А что, если нет? Вдруг призрак настоящий?

Светц отчаянно замотал головой:

– Настоящих призраков не бывает!

– То же самое мы говорили о птице рок. А вспомни, сколько легенд о призраках! Во всем мире в похоронных ритуалах, народных сказаниях, религиях присутствуют призраки. Даже сейчас есть люди, которые верят в их существование. Следует признать, что таких немало.

– Сэр, это чепуха! Даже если привидения существуют, как привидение могло забраться в камеру расширения? И что мы можем сделать, чтобы его там не было?

– Поймать его, что же еще! Генеральный Секретарь будет счастлив с ним поиграть, ведь оно совсем безобидное.

– Не сказал бы.

– Просто некрасивое. А как оно попало в машину времени – откуда мне знать? Я не силен в теории перемещений во времени. Если смоделировать условия…

– Вы говорите, безобидное, а я говорю: оно опасно! Я его видел.

– Это мы выясним, когда поймаем его, Светц, нам нужен большой успех. Мы должны поймать это привидение.

– Мы, то есть я? Нет!

– Погоди, – сказал Ра Чен. – Давай поразмыслим.

Тяготение в камере расширения ведет себя необычно. Камера двигалась в прошлое, и сила тяжести пыталась собрать массу всего тела Светца к его солнечному сплетению. Интенсивность воздействия менялась непредсказуемо.

«Со временем я к этому привыкну», – подумал Светц.

От этой мысли ему стало страшно. Он терпеть не мог путешествия во времени. Если он привыкнет к побочным эффектам, о смене профессии не может быть и речи.

Ну вот, уже не тошнит.

«Как ему удалось меня уговорить?»

Движение камеры замедлилось. Тяготение становилось все слабее, потом исчезло, затем вернулось, стремясь, как положено, вниз.

На инерционном календаре значилось – семьсот четыре. Семьсот четвертый год доатомной эры. Семьсот лет до первого ядерного взрыва. Сквозь прозрачный корпус камеры расширения Светц видел зеленое – в сотни оттенков – неприличное буйство жизни. Здесь, в джунглях Южной Америки, он добыл броненосца.

Светц надел фильтрующий шлем и подождал, пока он наполнится воздухом. Затем он отключил систему кондиционирования воздуха и открыл отдушины, впуская в камеру расширения воздух джунглей. Призрак появился приблизительно в двадцатом году постатомной эры. Если он придет в этот раз, он должен задохнуться в воздухе предындустриальной эпохи.

Светц снял со стены звуковое ружье. Инфразвук менее материален, чем анестезирующие кристаллы, решил он, и скорее подействует на привидение.

Он опустил рычаг «домой». Вот и все. Теперь Светц может только посылать сигналы: управление камерой расширения передается в Центр. Теперь техники должны позаботиться о том, чтобы он вернулся домой. У них есть данные о предыдущем путешествии.

И Светц принялся ждать. Запуск машины времени по-прежнему стоил около миллиона коммерческих единиц. Если он вернется домой без привидения, то будет выглядеть идиотом. Впрочем, Ра Чен тоже.

В семнадцатом году постатомной эры в камере появилась дымка. Светц, не вставая, направил на привидение ружье. В этот раз призрак был более зримым и материальным. Темный просторный плащ с капюшоном висел на бледных, полупрозрачных человеческих костях. Призрак двигался очень быстро, отчаянно жестикулировал, беззвучно кричал, о чем-то умоляя. Он добивался, чтобы Светц остановил машину.

Светц выстрелил из звукового ружья. Он не отпускал курок до тех пор, пока у него самого не зашумело в голове. Призрак что-то беззвучно крикнул, наверное выругался, и больше не обращал на Светца внимания. Он ухватился костлявыми руками за рычаг «аварийная остановка», уперся ногами в пульт управления и потянул. Рычаг не двигался. Светцу показалось, что над пультом управления повисло облако дыма: плюс сорок шесть, плюс сорок семь, плюс сорок восемь. Светц почувствовал облегчение. Призрак оказался безобидным. Светц был готов поверить, что это призрак человека, хотя не видел и намека на то, что на полупрозрачных костях привидения держится плоть. Может быть, это какое-то вероятностное явление? Может, призрак проявляется там, где стоял бы другой человек, если бы он путешествовал в камере Светца? А прозрачность призрака свидетельствует о крайне малой вероятности такого события? У Светца разболелась голова. Вряд ли от него станут требовать, чтобы он поймал вероятностное явление.

Призрак становился все бледнее, но вдруг сделался ярче. Белые кости просвечивали сквозь темный плащ. Привидение переменило положение рук на рычаге. Плюс сто тридцать два, плюс сто тридцать три, плюс сто тридцать четыре…

В мгновение ока призрак материализовался. Он дернул рычаг «аварийная остановка» и, опустив его, прыгнул к Светцу.

Светц закричал и, отвернувшись к стене, тесно прижался к ней. Потом почувствовал, как привидение, легкое и твердое, опустилось ему на спину. Он снова вскрикнул. Теперь он был в позе эмбриона – лежал, уткнувшись головой в колени. Костлявые пальцы коснулись его руки. Светц завопил и выпустил из рук ружье. Призрак подобрал оружие.

Потом долгое время ничего не происходило. Светц ждал конца. Ничего подобного: слышались неторопливые шаги, что-то позвякивало. Скрипучий, тусклый голос произнес:

– Ну ладно, хватит! Переворачивайся.

Тонкие косточки уперлись Светцу в ребра. Он перевернулся на спину и открыл глаза.

Случилось то, чего он боялся. Привидение материализовалось, но это по-прежнему был подвижный скелет. Вместо лица – голый череп. Призрак стоял, откинув полы плаща и зажав в руке инфразвуковое ружье. Из черной глубины глазниц за Светцем внимательно наблюдали его глаза.

– Что уставился? – спросило привидение.

Оно говорило человеческим языком, языком Светца.

Только согласные звучали нечетко: у призрака не было губ.

Он глухо засмеялся:

– Ты меня видишь, правда? Значит, ты скоро умрешь. Если люди меня видят, они вскоре умирают.

– Нет, – прошептал Светц. Ноги старались протолкнуть тело сквозь стену камеры.

– Да что ты на меня уставился? Я не виноват, что у меня такой вид. Это все радиация, – призрак неловко переступил с ноги на ногу. – Как тебя зовут?

– С-светц.

– Позволь представиться. Я доктор Натаниэль Рейнольдс. Я первым совершил путешествие во времени, а сейчас я хочу похитить твою машину.

– Боюсь, что это не так. Первым перемещение во времени совершил…

– С моей подачи. И по другому историческому пути – но тупиковому. Тут я виноват. Ты слышал о Карибском кризисе? Тысяча девятьсот пятьдесят восьмой год христианской эры, или семнадцатый год постатомной эры?

– Нет.

– Ты уверен? Мы называем это событие скоротечной войной.

Светц покачал головой. Доктор Рейнольдс устроился на вогнутой стене камеры. Дуло ружья было по-прежнему направлено на Светца. Только на первый взгляд доктор Рейнольдс казался скелетом. Его кости обтягивала белая, как кость скелета, кожа. На шее виднелись трахея, пищевод и бугорки позвонков. Ребра были голые, но грудную клетку заполняла вялая белая масса, которая пульсировала, как легкие. Вместо живота – пустота. Вместо носа и ушей – дыры. О кости таза можно порезаться. Ни волос, ни признаков пола.

– Я плохо говорю, – продолжал Рейнольдс. – Люди, которые слышат и видят меня, вскоре после нашей встречи умирают. Иногда им трудно сосредоточиться: отвлекают болезни, дела, испуг.

– Я умираю?

– Мы это еще обсудим, – хихикнул Рейнольдс.

– Кто ты?

– Призрак. Я сам в этом виноват, но не смейся: это и с тобой могло случиться.

Светц и не думал смеяться.

– Послушай, что я расскажу. Я родился через сто лет после скоротечной войны. К тому времени стало ясно, что человечество вымирает. Слишком много бомб люди взорвали во время войны, в том числе кобальтовых. Уровень радиации оказался слишком высоким. Появилось множество мутантов: больных, бесплодных, не говоря о просто уродливых. Мне еще повезло.

Светц молчал.

– Эх, выбить бы тебе зубы, – продолжал глухой голос. – Да, мне повезло. У меня полноценный мозг. У меня нет половых желез, ну и что? Мое потомство не выжило бы в сложившихся условиях. У меня нет органических повреждений, которые нельзя устранить средствами современной медицины. Я пил таблетки каждый день. Ты поверишь, когда-то у меня было брюшко?

Светц покачал головой.

– Совсем небольшое брюшко, но от него пришлось избавиться. Очень мешало. Мышцы живота не выдерживали вес жира. Странно: жир накапливался только на животе. Вот так: живот и кости.

– А как ты стал призраком?

Рейнольдс засмеялся слабо и глухо.

– Намеренно, и ценой больших усилий. Не один я нас было много. В любом случае мы были обречены. Лучшие умы работали над проектом перемещения во времени. Мы назвали его дубль-проект. Догадываешься, почему?

– Вы хотели переиграть историю?

– Вот именно. Мы не были уверены, что прошлое изменится, если мы сумеем путешествовать во времени, но попробовать стоило. Попытка оказалась успешной. В машине времени помещался один человек и генератор помех. В путешествие отправили меня, потому что во мне было всего пятьдесят фунтов веса.

– Что ты сделал?

– Расстроил системы наводки ракет Союза Советских Социалистических Республик за неделю до кризиса. Русским пришлось убрать ракеты с Кубы. К тому времени, как они отладили системы наводки, конфликт был урегулирован. Они так и не поняли, что произошло, но с тех пор вели себя более благоразумно. Я управлял ракетами по радио. Удостоверился, что меня никто не видит, потому что внешность у меня…

– Вот-вот!

– Ну вот. Потом я решил вернуться домой. Не в мое родное будущее, а в другое – которое я создал. Машина времени не слушалась. Из соображений экономии мы оставили основную часть машины в будущем. Она исчезла вместе с ним. Я бросил машину и пошел сдаваться. Тогда выяснилось, что я сам исчез. Вот так, – заключил Рейнольдс.

Он поиграл ружьем. Под кожей рук зашевелились тонкие нити сухожилий. Длинные ногти были обломаны.

– Мы вернем все на свои места.

– Что-о?

– С помощью твоей машины. Моя машина – призрак, а твоя – настоящая. Мы вернемся в семнадцатый год постатомной эры.

– Это невозможно.

– Иначе я тебя убью.

Светц отнесся к этим словам серьезно. Когда Натаниэль Рейнольдс представился, Светц перестал принимать его за нечистую силу, но он был убежден, что костлявый физик не в своем уме.

– Ты меня не понял, – пояснил он. – Это не машина времени, а камера расширения – та ее часть, которая совершает перемещение. Прежде чем отправить меня в прошлое, техники должны доставить меня в Центр управления – в будущее.

– Ты лжешь!

– Нет, Рейнольдс, здесь нет органов управления, только кнопки для подачи двоичных сигналов, по которым техники определяют, в каком направлении следует перемещать камеру. Сейчас камера может двигаться только вперед.

– Я тебе верю, – протянул Рейнольдс, – но все-таки убью, если кто-то из нас не найдет какой-нибудь выход.

– Ты с ума сошел! Зачем тебе твое отравленное будущее?

Скелет щелкнул зубами. Красный рот неприятно контрастировал с белизной кожи.

– Светц, ты забыл спросить, когда я стал призраком.

– Когда?

– Я не могу определить. Я привязан к семнадцатому году постатомной эры. Для меня время остановилось через восемь месяцев после Карибского кризиса. Это было, наверное, тысячу лет назад, а может больше. Ты можешь представить себе что-нибудь более страшное, чем замершее время? Люди как статуи. Голуби, пригвожденные к небу. И я замер. Я не старею, не испытываю голода. Сквозь меня проходит солнечный свет. Видишь, какая у меня белая кожа? А умереть я не могу. Я ненастоящий. Если бы не машины времени, я сошел бы с ума гораздо раньше.

Глаза Рейнольдса горели черным огнем в темных провалах черепа.

– Машины времени, – продолжал он. – Они носятся туда-сюда по вашему историческому пути и по другим. Ваше будущее – настоящее, его создал я. Но я могу войти в любую машину. Чаще всего я езжу в прошлое. В прошлом время идет нормально – до семнадцатого года постатомной эры. Я не раз бывал в средних веках. Страшное дело: меня почти никто не видит, а тот, кто видит, вскоре умирает. Может, потому, что ему предстоит уйти из времени. Это не зависит от того, на каком историческом пути мы с ним находимся, – Рейнольдс засмеялся. – А некоторые умирают оттого, что видят меня. Сердце не выдерживает.