Текст книги "Залив Полумесяца"
Автор книги: Лана Фаблер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)
– Египет? – отстранившись, Сафанур Султан повернулась к шехзаде с тоскливым взглядом. – Это же так далеко…
– Не так далеко, как кажется, – ласково улыбнулся мужчина, скользнув ладонью по ее щеке и шее. – Египет же не на другом конце света.
Опустив золотые глаза, Сафанур Султан с грустным видом замолчала. По-доброму усмехнувшись, шехзаде Мурад притянул ее к себе, обратно в свои объятия. Султанша тут же обвила его руками и, закрыв глаза у мужа на груди, снова вздохнула, только уже много горестней, смирившись с тем, что она не в силах что-либо поделать.
– У тебя останутся Амрийе и Нилюфер, а до их свадеб еще далеко, – желая утешить ее, проговорил шехзаде, после поцеловав в волосы. – Не нужно печалиться об этом, Сафанур. С позволения Аллаха ты родишь мне еще много детей – таких же прелестных, как те, которых уже родила.
Сафанур Султан чуть напряглась и открыла глаза, понимая, что муж надеется на рождение у них сына, хотя никогда и не говорит об этом прямо. Она и сама молилась об этом каждую ночь перед тем, как закрыть глаза. Ведь она вполне молодая женщина, которая способна рожать еще много лет. У них пока что есть надежда, и султанша отдала бы все ради того, чтобы ее чаяния, наконец, осуществились.
– Выйдем на террасу? – решив сменить тему, спросила она. – Что-то стало душно.
Одевшись, чтобы не замерзнуть на холодном осеннем воздухе, они стояли на балконе, залитом лунным светом, и в уютной тишине любовались ночным пейзажем. Сафанур Султан стояла у перил, положив ладони на белый мрамор, а шехзаде Мурад обнимал ее сзади, любуясь больше женой, чем видом.
В своем умиротворении они не заметили, что на соседней террасе, находящейся чуть ниже, в роскошной накидке из черного соболиного меха стояла мрачная Ассель Султан, безупречно красивая и холодная. И в голубых глазах ее, прикованных к счастливой паре, таилась огромная боль и черная, полная злобы зависть, от которых она вся дрожала, как в лихорадке.
Ее отчаяние нисколько не разделяла Амирхан Султан, сейчас сидящая на тахте и вышивающая. Ей сердечные волнения были чужды. Единственная ее любовь – ее сын – всегда отдавал ей столько же любви и тепла, сколько сам получал от матери, и султанша, искренне гордая за него, всегда была спокойна и по-своему, как мать, счастлива. Ведь у нее было все, что требовалось для ее тихого счастья: чуть ли не материнская любовь Филиз Султан, уважение сына и его отца, несмотря на то, что она по сути и не была его женой, и почет, которым одаривал ее гарем за справедливость и благородство.
В других же покоях, не ведая о том, что ее судьба уже решена, Фаниса Султан, сидя на тахте у окна, тихо плакала, сама не зная – от счастья или от печали, и в сотый раз за ночь читала признание Дастана в любви к ней, которая, оказывается, мучила его уже не первый год. Сжечь его она оказалась не в силах и с безысходностью признала, что она действительно больна – так сильно, что ее сердце рвалось из груди, в которой поселилось странное чувство, похоже на счастье с горьким привкусом глубокой печали, вызванной осознанием того, что эта болезнь скорее будет медленно ее убивать, чем дарить ей радость.
Глава 5. Начало конца
Предместья Трабзона.
Тишину, царившую ранним утром в еще не совсем проснувшемся лесу, нарушали лишь пение птиц в позолоченных осенью ветвях деревьев и шелест пожухлой травы, которую то и дело ворошил ветер. Но вот откуда-то издали стал нарастать неясный гул. Поначалу он напоминал всего лишь стук дождевых капель. Но вскоре этот звук превратился в неумолимо приближающийся и становящийся все громче топот, от которого птицы испуганно упорхнули в свинцово-серое небо, а земля задрожала, точно от грома небесного. И когда грохот стал поистине оглушительным, из зарослей кустарника выпрыгнул и на полном скаку бросился наутек олень с витиеватыми рогами. За ним следом, словно ураган, пронеслись лошади, на спинах которых восседали мужчины, держащие наготове луки.
Их оружие металлически бряцало, лошади грохотали копытами о землю, а всадники, разгоряченные охотой, воинственно кричали и смеялись. И вот один из них, вырвавшись вперед всех, ловко выпустил стрелу из своего лука. Со свистом разрезав воздух, она вонзилась точно в тело отчаянно удирающего от своей гибели оленя. Она все же настигла его, и раненый зверь повалился на землю.
Натянув поводья, отчего его конь так резко затормозил, что встал на дыбы, попавший в цель всадник с удовлетворенным видом перекинул ногу через седло и спрыгнул на землю. Вся кавалькада остановилась, и всадники также покинули седла, уставшие от него за утро.
– Шехзаде, вы, как всегда, одержали над всеми нами верх, – с усмешкой сказал один из мужчин – высокий, со смуглой кожей и аккуратной короткой бородой, у которого были умные и в то же время насмешливые темно-карие глаза.
– Прояви ты больше рвения, Ферхат, эта стрела была бы твоей, – самоуверенно и с тенью улыбки ответил шехзаде Махмуд.
Обернувшись на своих сыновей, стоящих возле лошадей, он остановил взгляд на самом младшем. Мальчик тяжело дышал и напряженно-жалостливо смотрел на истекающего кровью оленя.
– Искандер.
Быстро глянув на окликнувшего его отца, шехзаде Искандер – темноволосый бледный мальчик с голубыми глазами двенадцати лет – под взглядами старших братьев и приближенных покорно подошел к нему. С тенью затаенной любви во взгляде шехзаде Махмуд отстегнул от своего пояса ножны с драгоценным кинжалом и передал их чуть оробевшему сыну.
– Это мой тебе подарок в честь твоей первой охоты, сын.
– Благодарю, отец, – благоговейно прижав к себе одной рукой кинжал – свое первое настоящее оружие! – шехзаде Искандер взял свободной рукой крепкую и большую отцовскую ладонь и в почтении поцеловал ее.
Все за ними наблюдали – кто с улыбкой, кто спокойно – в молчании стоя в стороне.
– Перед отъездом из дворца я говорил тебе, что на охоте есть свои правила и обычаи. Если охотник впервые участвовал в охоте или впервые добыл зверя, то его посвящают в охотники по особому ритуалу.
Следующий по старшинству среди братьев шехзаде Мурад, которому исполнилось пятнадцать лет, с сочувствием поглядел на брата, так как знал, что ему предстоит, и помнил, каково это. У него были такие же добрые голубые глаза, но волосы и кожа – темнее, и этим он походил на отца.
Рядом с ним, держа под уздцы вороного коня, возвышался старший из братьев шехзаде Орхан – такой же высокий, широкоплечий и статный, как его отец. Солнечные лучи, касаясь его иссиня-черных, как у матери, волос, рождали в них голубовато-серебристые переливы, а его выразительное красивое лицо с резкими чертами и темными глазами было смуглым и всегда приковывало к себе взгляды. Он наблюдал за происходящим без тени улыбки, серьезно и спокойно, потому что подобно отцу любил и уважал охоту, где они оба могли выпустить на свободу свой одинаково горячий и необузданный нрав.
Шехзаде Мустафа, будучи выше и крепче старшего брата, которому уступал в возрасте на три года, красотой не отличался, но был по-своему очень приятен. Со светлыми волосами и оливково-зелеными глазами, в которых всегда плясали веселые искорки, он с братской гордостью улыбался – улыбка часто, если не всегда властвовала на его губах.
Единственным из братьев, кто вовсе не был похож на отца – шехзаде Ахмед. Ниже братьев, худощавый и бледный, он имел такой же неприметный облик, как и его нрав. Обычное, ничем не примечательное лицо, темно-русые волосы и холодные серые глаза. Всегда хмурый и сдержанный, он был далек как от братьев, которые его откровенно недолюбливали, так и от отца, который им пренебрегал, так как не видел в нем своего наследника и постоянно, даже без особых на то причин, был им недоволен. Конечно, это не способствовало тому, чтобы шехзаде Ахмед изменился – с годами таких отношений с семьей он только еще больше закрывался в себе и озлоблялся.
Его мать Фатьма Султан, которая мало чем отличалась от сына и внешне, и характером, была этому только рада – обманчиво тихая и молчаливая, она таила в себе нереализованное честолюбие и злобу ко всем, кто над ней пусть и оправданно, но насмехался. Она жаждала безраздельно властвовать над сыном, которого горячо любила и в котором видела свою единственную надежду на светлое будущее.
– Посвящают в охотники? – боязливо переспросил шехзаде Искандер. – А как?
– Кровь добытого зверя должна пролиться твоим кинжалом. Закончи его мучения.
– Я должен… – потрясенно округлил голубые глаза мальчик. – Должен убить его?
Шехзаде Махмуд кивнул и в мрачном ожидании смотрел на сына, будто бы равнодушно наблюдая за его страхом и ужасом. Он хотел вырастить своих сыновей мужчинами, которые не бы ведали страха и могли проявить твердость и даже жестокость, когда это необходимо. А учитывая его планы на будущее, эти качества им пригодятся.
Шехзаде Махмуд выглядел уверенным и сдержанным, когда провожал взглядом сына, явно против своего желания направившегося к раненому оленю, но в душе у него все звенело от напряжения. Он любил двух младших сыновей Мурада и Искандера (из тех, что были достаточно взрослыми для того, чтобы принять участие в охоте – остальные были еще слишком маленькими для этого) наравне с двумя старшими в лице Орхана и Мустафы и искренне желал ими гордиться, потому и не хотел, чтобы на глазах у его соратников и друзей его собственный сын проявил слабость и трусость, как в свое время поступил нелюбимый им шехзаде Ахмед. На посвящении в охотники он не сумел убить зверя – отбросив кинжал на землю, шехзаде в слезах бросился прочь, но не успел скрыться от разочарованных и огорченных взглядов отца, братьев и других участников охоты – его вырвало прямо на глазах у всех.
Возможно поэтому шехзаде Ахмед, смотря, как его младший брат настороженно садится на колени перед оленем, из окровавленного бока которого торчала стрела, втайне желал, чтобы и его постигла неудача – ему было неприятно и больно являться единственным среди братьев, который оказался не способен пройти это испытание.
Спиной чувствуя на себе множественные взгляды, шехзаде Искандер с металлическим шелестом обнажил подаренный ему кинжал и, сглотнув, занес его над уже вялым оленем. Он знал, что от того, сможет он его убить или нет, зависит многое, а именно отношение к нему отца и братьев. А их любовь и уважение он ценил очень высоко и боялся потерять.
Его замутило, а ладони вспотели и мелко задрожали. Но он должен был преодолеть свой страх. Зажмурившись, мальчик вдохнул, словно вместе с воздухом набираясь решимости, и, открыв голубые глаза, резким движением, как его учили, вонзил лезвие кинжала в мягкое тело оленя между его ребрами. Тот, дернувшись, тут же обмяк и перестал шевелиться.
Напряжение, прежде сгустившееся в воздухе, растаяло. Все расслабились и переглянулись с улыбками. С одобрением и гордостью усмехаясь, шехзаде Махмуд подошел к поднявшемуся с колен сыну и погладил его по голове. Тот растерянно поглядел на свою окровавленную ладонь, в которой сжимал такой же окровавленный кинжал, и почувствовал, как к горлу подступил ком, который он с усилием сглотнул.
– Ты меня не разочаровал, Искандер, – довольно произнес шехзаде Махмуд. – Я рад, что могу тобой гордиться.
Только ради таких редких и полных теплоты слов из его уст шехзаде Искандер был готов на все, что угодно. Подняв голову, он преданно и с обожанием посмотрел отцу в глаза и сдержал порыв крепко обнять его, как делал в детстве.
– Ну что, охотник, в следующий раз честь подстрелить добычу выпадает тебе, – небрежно заметил шехзаде Орхан, усмехнувшись, когда младший брат подошел к ним.
– Сам бы хоть раз подстрелил, – саркастично заметил шехзаде Мустафа и подмигнул шехзаде Искандеру, когда тот с улыбкой глянул на него.
– Да я же тебе даю шанс, чтобы ты хоть раз выстрелил из своего лука, Мустафа, – тут же парировал шехзаде Орхан. – Судя по тому, что ты ни разу им не воспользовался, ты боишься, что промахнешься. И сдается мне, не зря.
– Просто мне нравится смотреть, как ты раз за разом пускаешь стрелы мимо цели. От такого зрелища трудно отказаться, брат.
Юноши почти одинаково – хрипловато и гортанно – рассмеялись, так как любили дружески пикироваться, а шехзаде Мурад и шехзаде Искандер, которые хвостиками ходили за старшими братьями и мечтали во многом стать такими же, с улыбками переглянулись. Один лишь шехзаде Ахмед, раздраженно покосившись на братьев, отвернулся к своему гнедому коню и с хмурым видом погладил его по морде.
Дворец санджак-бея в Трабзоне. Покои Карахан Султан.
С годами Карахан Султан не утратила своей редкой красоты. Пусть время и отняло у нее девичью стройность и усеяло морщинами ее красивое лицо, но это лишь облагородило ее облик, придав ему достоинства и даже особой величественности. В ее золотых волосах, собранных в соответствии с ее статусом в гареме в высокую элегантную прическу, возвышалась корона из золота с ее любимыми изумрудами, а платье, сотканное из темно-зеленой парчи, длинным шлейфом стелилось по полу, пока султанша степенно шла по коридору в сопровождении целой свиты слуг. На лице ее сияла радостная улыбка, полная нетерпения.
– Как они добрались?
– Насколько мне известно, никаких трудностей в пути не возникло, – доложила Фатьма-хатун, поспевающая за госпожой.
Оказавшись у дверей своих покоев, Карахан Султан дождалась, когда служанки распахнут их перед нею, и вошла. Сидящие на тахте женщины тут же поднялись и поклонились ей, а Карахан Султан, обычно холодная и сдержанная в проявлении чувств, со счастливым видом подалась навстречу высокой и статной девушке с соблазнительными формами, которые из-за очевидной беременности стали еще пышнее.
– Мелек, дорогая, как же я рада видеть тебя! – нежно и с осторожностью обняв внучку, Карахан Султан после отодвинулась от нее и обхватила ладонями ее лицо. – Как ты похорошела, да убережет тебя Аллах. Материнство пошло тебе на пользу.
– Султанша, я не могла дождаться, когда вернусь в родные стены и увижу вас, – сияя улыбкой, полной того же очарования, что и у ее матери, ответила Мелек Султан. Взяв с лица ладонь бабушки, она поцеловала ее, а после прижала ко лбу. – Как вы? Надеюсь, в добром здравии?
– На здоровье не жалуюсь благодаря милости Аллаха. Видишь, и до правнуков дожила… Если Всевышний будет по-прежнему добр ко мне, я и их детей однажды прижму к груди.
Карахан Султан, едва успев договорить, услышала позади себя детский возглас и, обернувшись, снова озарилась улыбкой. На руках стоящая у нее за спиной Элиф Султан, за годы ставшая обладательницей еще более пышной фигуры, держала девочку двух лет с большими зелеными глазками и светлыми с персиковым оттенком курчавыми волосами.
– Это моя малышка? – с умилением воскликнула султанша, принимая на руки правнучку и любопытно разглядывая ее полными нежности зелеными глазами. – Какая красавица, да убережет ее Аллах от сглаза. Напомни, как ты ее назвала, Мелек?
– Имма. В честь ее бабушки со стороны отца.
– Впервые слышу…
– Это персидское имя, султанша, – не переставая лучиться улыбкой, объяснила Мелек Султан. – Мой муж настоял на нем, а мне имя пришлось по душе, и я не стала противиться. Конечно, мы надеялись, что первенцем будет сын, но вопреки моим страхам бей совсем не огорчился и был рад дочери не меньше, чем если бы вместо нее родился сын.
– Ферхат Бей любит тебя – в этом все дело, – заговорила Элиф Султан, ласково глянув на свою явно счастливую в браке дочь. – Дети, рожденные любимой женщиной, тоже будут любимы. Я так рада, милая, что у тебя все хорошо сложилось. Дай Аллах, на этот раз ты подаришь мужу сына и сделаешь его еще более счастливым.
– Аминь, – умиротворенно отозвалась Мелек Султан. Разместившись с матерью и бабушкой, которая усадила Имму Султан к себе на колени, на тахте, девушка накрыла ладонью свой выступающий живот. – Эсмехан уже здесь? Я очень хочу ее увидеть.
– Вы приехали последними, Мелек, так что все твои сестры уже здесь. Вчера прибыли Дильназ с Айше. Эсмехан, верно, еще не знает о том, что ты здесь. Я велю сообщить ей.
Карахан Султан хотела отдать соответствующий приказ Фатьме-хатун, как в распахнувшиеся двери вошла сама Эсмехан Султан. Это была высокая и бледная девушка, в отличие от сестры, хрупкого телосложения с темными глазами, излучающими доброту и мягкость, и черными волосами, которые густо струились до самой талии. Она не сдержала улыбки, увидев любимую сестру, и, поклонившись бабушке, подалась к Мелек Султан, которая поднялась ей навстречу с тахты и заключила ее в свои объятия.
– Эсмехан, наконец-то! Как мне тебя не хватало все это время…
– Я тоже скучала, Мелек, – Эсмехан Султан выпустила сестру из объятий и, заметив ее сильно округлившийся живот, подавила в себе неожиданный всплеск печали и светлой зависти, но он все же мелькнул в ее взгляде. – Ты снова беременна? Аллах милостив к тебе… Я за тебя очень рада, сестра.
Из ее писем одна лишь Мелек Султан знала, что сестра мало того, что несчастна в браке, так еще и в силу слабого здоровья не смогла выносить ребенка, которого потеряла на ранних сроках, а теперь тщетно пыталась забеременеть снова. Эсмехан Султан была очень ранимой и нежной душой, отчего крайне тяжело переживала этот удар судьбы. Она, в раннем возрасте лишившаяся матери Михрибан-хатун, которая скончалась, так и не оправившись от родов, сама страстно мечтала о семье. Пусть не о любви, но хотя бы о детях. И сейчас, осознав, что сестра почувствовала при осознании ее второй беременности, Мелек Султан переполнилась жалостью, но постаралась этого не показать, чтобы не задеть ее чувства еще сильнее.
– Благодарю, Эсмехан. Взгляни, это моя дочь Имма.
– Подержи, – Карахан Султан приподняла правнучку с колен, тем самым предлагая забрать ее.
Эсмехан Султан подошла, со смятением взяла Имму Султан на руки и, сглотнув, с грустной улыбкой заглянула в личико улыбающейся девочки.
– Такая же милая, как и ты, Мелек, – заключила Эсмехан Султан, погладив племянницу по волосам. – И улыбка совсем как у вас с Элиф Султан – сразу становится тепло на душе.
Вскоре Имма Султан закапризничала и расплакалась, и ее унесли служанки, а султанши в привычном обществе разместились в покоях. После смерти Михрибан-хатун Карахан Султан взяла внучку под свою опеку, и та выросла буквально на ее глазах, став такой же близкой, как и любимая внучка Мелек Султан. В силу того, что они часто вместе проводили время в детстве, сестры очень сдружились и стали близкими подругами. А Элиф Султан по-прежнему была в фаворе у Карахан Султан, которая из трех оставшихся в гареме жен сына неизменно предпочитала ее, искренне любя, как родную дочь.
– Бахарназ Султан тоже здесь? – очень ясно дав понять своим тоном, как она к ней относится, спросила Мелек Султан.
– Они с Орханом приехали из Акшехира еще несколько дней назад, – холодно улыбнулась Карахан Султан. – Этот год, что мы провели без нее, поистине показался нам раем. Мы все вздохнули спокойно, стоило ей с сыном отправиться в санджак. Пусть там и томится вдалеке от нас. Я порядком от нее устала… Но Бахарназ, как приехала, никак, видно, не нарадуется своему пребыванию здесь и расхаживает по гарему, словно она здесь хозяйка.
– И не говорите, – согласно отозвалась Элиф Султан. – Я с ней как-то встретилась в коридоре, так она тут же бросилась изливать на меня свой яд. Говорила так важно и надменно, будто она уже Валиде Султан. Не приведи Аллах.
– То есть совсем не изменилась, – с усмешкой заключила Мелек Султан. – А как мои младшие сестры? Ясмин и Махфируз, верно, очень взволнованы в преддверии новой жизни.
– Ясмин пришелся не по нраву ее будущий муж, – Карахан Султан вздохнула и качнула головой. – На Махфируз обозлилась, якобы ей достанется куда лучший муж: и моложе, и богаче. Жаловалась мне на днях, думая, что я как-то повлияю на выбор сына. Но даже я не в силах что-либо поделать. Так решил мой лев, а вы знаете, что переубедить его очень трудно, если он уверен в правильности своего решения. Свадьбы ваших младших сестер состоятся на днях одновременно друг с другом, как и у вас когда-то. Все приготовления уже закончены, так что мы ждали лишь тебя, Мелек, чтобы начать празднества.
– Надеюсь, я не заставила вас долго ждать. А отец во дворце? Я хотела бы его увидеть. И моих братьев, разумеется.
– Они уехали два дня назад на охоту, но сегодня должны вернуться. К вечеру, я думаю, будут здесь.
Тут раздался стук в двери, и Фатьма-хатун, подойдя к ним, впустила в покои Радмира-агу, который мало изменился с течением лет – такой же высокий, сухой и сдержанный. Лишь седина стала много заметнее в его черных курчавых волосах. Поклонившись, он многозначительно посмотрел на Карахан Султан, которая тут же поняла, о чем он сообщил ей одним лишь взглядом, и с улыбкой огляделась в покоях.
– Эсмехан, проводи сестру в ее прежние покои, которые уже подготовили к ее приезду, – благожелательно проговорила она, при этом намекая, что девушкам следует оставить их. – Заодно, если пожелаете, навестите своих сестер. А к вечеру я жду вас в своих покоях.
– Как вам угодно, – покорно отозвалась Эсмехан Султан и, поднявшись с тахты вместе с Мелек Султан, направилась в ее компании к дверям, взяв сестру под руку.
Элиф Султан любопытно глянула на Радмира-агу, который, стоило султаншам уйти, подошел к Карахан Султан и протянул ей послание, перевязанное шнурком, которое прежде прятал в сжатом кулаке.
– Из столицы, – с намеком сообщил евнух.
– Можешь идти, Радмир, – забрав послание, велела ему султанша.
Под направленными на нее взглядами Элиф Султан и Фатьмы-хатун, которым было позволено остаться в силу их осведомленности, Карахан Султан раскрыла послание и пробежалась по нему быстрым взглядом. На ее прежде напряженном лице расцвела довольная и чуть облегченная улыбка.
– Что она пишет? – осторожно спросила Элиф Султан, которая, как доверенное лицо султанши, знала, кто отправил ей это послание из самой столицы.
– Все идет согласно плану. Она в Топкапы по-прежнему вне подозрений. Пишет, что военный поход, наконец, завершен, и шехзаде вместе с Коркутом-пашой и Ахмедом-пашой вернулись в столицу, но повелитель с Давудом-пашой с ними не прибыли. Неизвестно, что их задержало. Но это и не важно… Пока что султан Баязид и Топкапы меня не интересуют. Это последний этап, а нам предстоит пройти первый. Как только шехзаде Осман вернется из столицы в свою Амасью, я велю хатун действовать.
– Султанша, вы полагаете, уже пришло время? – испуганно спросила Фатьма-хатун. – Что-то мне тревожно… А если хатун разоблачат? Тогда придет конец всему! И в первую очередь под угрозой окажетесь вы с шехзаде Махмудом. Султан Баязид не простит покушения на сына. Один Аллах ведает, как он распорядится вашими жизнями!
Элиф Султан, тоже встревоженная, молча повернулась к султанше, ожидая ее ответа.
– Вы знаете, как долго и тщательно я искала подходящую девушку, – ответила Карахан Султан, в противовес им выглядя уверенной и спокойной. Она всегда держалась поразительно холодно и с достоинством, даже когда оказывалась в затруднительном положении. – Хатун справится, я не сомневаюсь. Как вы помните, я держала ее при себе больше года и учила всему, что ей может понадобиться при выполнении моего задания.
Поднявшись, Карахан Султан прошла немного вперед, отчего длинный шлейф ее зеленого парчового платья зашуршал, и остановилась спиной к оставшейся сидеть Элиф Султан, лицо которой выражало затаенный страх, и напряженной Фатьме-хатун.
– Довольно с нас томительных лет ожидания и покорности, – голос Карахан Султан лился подобно меду, но в нем таилась недюжинная злоба, и это делало его приятным слуху, но зловещим. – Да и я больше не могу сдерживать сына – он всякий раз приходит в ярость, когда я прошу его еще немного подождать. И Махмуд прав. Он ждал достаточно. Больше двадцати лет мы с ним ждали часа, когда, наконец, сможем поднять свои головы и перестать притворяться смирившимися со своим поражением. Когда-то, много лет назад, я обещала сыну, что он займет османский трон и будет править миром. И это произойдет. На этот раз мы возьмем то, что по праву принадлежит нам! И если по-другому не получается, то возьмем войной и кровью.
Гарем.
– Ну а у тебя как дела? Что-то ты все молчишь…
Эсмехан Султан, идя по дворцу под руку с сестрой, скованно улыбнулась, отведя взгляд, и Мелек Султан все поняла без слов.
– Яхья Бей показался мне хорошим человеком. И у него такое доброе, располагающее к себе лицо. Неужели?..
– Нет-нет, он действительно добр ко мне, – поспешила заверить ее Эсмехан Султан, но, запнувшись, сокрушенно прошептала: – Но муж много старше меня и относится ко мне скорее как к дочери, нежели как к жене. А мне бы так хотелось, чтобы все было… как у вас с Ферхатом Беем.
Мелек Султан чуть улыбнулась от таких слов и снова коснулась ладонью живота. Эсмехан Султан, заметив этот ее жест, погрустнела и, посмотрев перед собой, увидела вышедших из-за угла трех поразительно похожих красивых женщин. Бахарназ Султан горделиво ступала по коридору в алом платье с отделкой из красного кружева. На ее плечах покоился черный соболиный мех, а в уложенных в высокую прическу черных волосах сверкала рубиновая диадема, к которой был прикреплен шифоновый платок, и он развевался от ее шагов.
По обе стороны от султанши шли ее дочери, похожие внешне, как две капли воды. Но вместе с тем с первого взгляда ощущалось огромное различие между сестрами, которых в силу этого никто никогда не путал. Обе девушки были высоки, статны и красивы, как и их мать, с такими же с густыми черными волосами, которые блестели на свету, и золотыми глазами. Но Дильназ Султан в черно-золотом платье несла себя гордо и даже надменно, подобно своей валиде, и в ее взгляде сквозил тот же неприятный, склочный нрав. Айше Султан, облаченная в сиреневое, как небо на рассвете, платье, напротив, ступала грациозно и изящно, как лань, и в каждом ее движении чувствовались мягкость и нежность.
Так сложилось, что Дильназ Султан сестрам всегда предпочитала мать, а Айше Султан, которая в силу своего нрава редко удостаивалась их одобрения, тянулась к сестрам и в особенности к похожим на нее Мелек Султан и Эсмехан Султан. И каждый раз, когда Бахарназ Султан узнавала о том, что ее дочь проводила время с дочерьми ее соперниц, которых она всей душой ненавидела, то устраивала скандал и твердила, что Айше должна быть с нею, своей матерью, и с родной сестрой, а все остальные – их враги, и от них нужно держаться подальше.
Айше Султан, заметив сестер на противоположной стороне коридора, невольно расцвела, но, покосившись на мать, заставила себя проявить сдержанность, хотя внутри у нее все пело – она так соскучилась по Мелек и Эсмехан. С ними она тайно переписывалась после свадьбы, потому что умирала от тоски и скуки в санджаке мужа.
– Султанша, – встретившись с ними, Мелек Султан поклонилась, глядя на сухо улыбнувшуюся ей Бахарназ Султан. – Как я рада снова видеть вас. Как поживаете? Надеюсь, у моего брата Орхана хорошо обстоят дела в его санджаке?
– Благодарю тебя, Мелек, за твое беспокойство, но оно излишне, – ответила Бахарназ Султан, смотря на девушку с высокомерием. – Орхан прекрасно справляется со своими обязанностями. У нас все хорошо. Да и у моего льва вскоре родится наследник – одна из его фавориток ждет ребенка.
– Как славно! – лучезарно улыбнулась Мелек Султан и, повернувшись к Дильназ Султан, которая с прохладной скукой наблюдала за ней, воскликнула: – Рада и тебя приветствовать, Дильназ. Как ты? Надеюсь, здорова?
– Ты, наконец, соизволила приехать, Мелек, – даже не удосужившись улыбнуться, Дильназ Султан ответила также надменно, как и ее мать. – Здравствуй. Мне жаловаться не на что, в том числе и на здоровье.
– Тогда почему же до сих пор нет детей?
Бахарназ Султан наградила продолжающую очаровательно улыбаться Мелек Султан ледяным взглядом, а Дильназ Султан, наоборот, снисходительно усмехнулась.
Эсмехан Султан и Айше Султан, чувствуя себя одинаково неловко, переглянулись и виновато друг другу улыбнулись одними уголками губ, чтобы этого не заметили.
– Не все же готовы в год рожать по ребенку, как ты, Мелек, и твоя валиде. Мне дорога моя красота, да и я пока молода. Родить еще успею.
– Дай Аллах так и будет, – иронично заметила та и, повернувшись к Айше Султан, ласково на нее посмотрела. – Айше, здравствуй. Не хочешь прогуляться со мной и Эсмехан в саду? Мне так многое хочется рассказать вам, да и вас тоже послушать. Все-таки больше двух лет не виделись…
Айше Султан улыбнулась и открыла рот, чтобы ответить, но тут встряла Бахарназ Султан, бесцеремонно ее перебив.
– В другой раз, Мелек. Мы с дочерьми направляемся на примерку платьев, ведь совсем скоро в гареме начнутся свадебные торжества.
Опустив черноволосую голову, Айше Султан удостоилась сожалеющих взглядов Мелек Султан и Эсмехан Султан, а после покорно последовала за высокомерными матерью и сестрой-близнецом, на ходу обернувшись с печальным взором.
Дворцовый сад.
Устремив голубые глаза вверх, к небу, Нуране Султан вздохнула, так как не любила пасмурную погоду. Свинцово-серые тучи заслонили собой солнечный свет, и все вокруг из-за этого было блеклым и мрачным. Красота осени сразу же потускнела, став вызывать чувство уныния. Когтистые ветви опавших деревьев казались зловещими, а ветер был промозглым и холодным, и он неприятно проскальзывал под одежду.
Поежившись от очередного его порыва, вскинувшего в воздух голубой платок, что покрывал ее голову, Нуране Султан поправила одной рукой пышный меховой воротник своей синей накидки, второй держась за согнутую в локте руку мужчины, шедшего вместе с нею по тропинкам сада.
Прежде дикий и заброшенный сад, к слову, за годы совершенным образом преобразился. Из государственной казны продолжало поступать золото – султан Баязид, не ведая о намерениях брата, держал данное им слово, оказывая ему материальную помощь – и Трабзон процветал. Конечно, во многом, если не во всем, это процветание основывалось на расчетливости и остром уме Карахан Султан, которая единственное, что не участвовала в советах. В сущности, именно она и управляла провинцией.
Но народ об этом не знал и полагал, что мудрые решения, принятые во благо провинции, принадлежат шехзаде Махмуду. Не сказать, что он не принимал участия в жизни своего санджака. Просто шехзаде часто опирался на мнение матери и советников, так как сам терпеть не мог играть роль осмотрительного и расчетливого политика или дипломата. В душе он был воином и охотником – самым неистовым и страстным из всех, кто его окружал. Тем он и занимался. Вот и теперь он пропадал с сыновьями и зятьями, а по совместительству и друзьями, на охоте.
