Текст книги "Залив Полумесяца"
Автор книги: Лана Фаблер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)
– Я не ожидал, что Коркут-паша и его охрана перебьют всех наших людей, – сухо, но с оттенком вины ответил ей Кенан-ага. – Признаю, это моя оплошность. Я недооценил пашу. Выходит, его не зря называют лучшим воином во всей империи. Но в том, что все наши люди убиты, есть и плюс. Паша не сможет выяснить, что это мы их наняли.
– Ты мне все дело испортил! – в крайнем раздражении процедила Фюлане Султан, но, шумно выдохнув, заставила себя успокоиться и начать думать. – Теперь нам больше не застать его врасплох. Он будет ждать нападения и должным образом к нему подготовится. Если вообще не начнет расследование, а это вполне ожидаемо. Нам нужно быть очень осторожными с этого дня, чтобы не выдать себя.
– Что вы прикажете, госпожа? – готовый к любому поручению, осведомился слуга. – Снова устроить нападение? Для этого, правда, придется выждать некоторое время и подыскать удобный момент, но…
– Нет, пока больше никаких нападений, – отрезала Фюлане Султан и, в напряженных раздумьях посмотрев сторону, что-то решила для себя и повернулась к аге. – Будем действовать иначе. Я подстраховалась на всякий случай, устроив все так, чтобы с месяц назад подосланную мною рабыню взяли в услужение во дворец Коркута-паши и Нилюфер Султан.
– Как вам это удалось?
– Я подкупила тамошнюю калфу, которую Нилюфер Султан часто отправляет на базар. Ее не трудно было подловить. Она и посоветовала рабыню султанше, а та взяла ее на службу. Теперь у них во дворце есть два моих человека. Если одну разоблачат, останется вторая. Они докладывают мне о происходящем в доме паши. Их руками мы и избавимся от него. Коркут-паша будет ждать нового нападения, но он даже не подозревает, что над ним нависла иная угроза. Как можно скорее найди мне яд, Кенан, и самый сильный.
– Я понял, госпожа, – склонил голову Кенан-ага и, напоследок мрачно посмотрев на нее, ушел по коридору, растворившись в темноте.
Эгейское море.
С наступлением ночи, когда пираты отправились спать, им не составило труда освободиться. Давуд-паша, сидя спиной к нему, на ощупь помог повелителю разрезать украденным кинжалом веревку, связывающую его руки, а тот после избавил от пут и его самого. Стараясь не шуметь, они из того сундука с оружием пиратов заручились кинжалами, а из других сундуков взяли себе немного провизии – кто знает, что их ждет там, на свободе? Оказавшись на пиратском судне, они, прежде чем оказаться запертыми в трюме, заметили привязанную к борту корабля шлюпку – на ней пираты добирались с корабля до суши. С ее помощью они и решили организовать свое бегство из плена.
Дверь в трюм не была заперта, ведь пираты считали, что связанным пленникам все равно из него не выбраться. Оказавшись на палубе, залитой светом полной луны, высящейся на звездном небе, султан Баязид и Давуд-паша с опаской огляделись, но вокруг было пусто – пираты спали кто в каюте, кто на нижней палубе. Дело осталось за малым: забраться в шлюпку, перерезать удерживающие ее канаты и уплыть к неизвестному греческому городку, мимо которого они как раз проплывали – его огоньки призывно мерцали в ночной мгле.
– Стоит поторопиться, – направившись к шлюпке, проговорил Давуд-паша.
Султан Баязид хотел последовать за ним, но тут его взгляд зацепился за мелькнувший сбоку от него силуэт, и он замер, повернувшись в ту сторону. Сестра капитана, видимо, чутким женским слухом уловив шум на палубе, в непонимании вышла из каюты и тоже замерла, исподлобья уставившись на него. Пару секунд они так и стояли, прожигая друг друга взглядами. Но тут девушка дернулась в сторону каюты, видимо, намеренная поднять тревогу. Падишах, наоборот, бросился к ней, успев перехватить, и зажал ей рот ладонью.
Давуд-паша обернулся на шум и, увидев, что происходит, поспешил ему на подмогу. Пиратка, которая бешено сопротивлялась удерживающим ее рукам его господина, все же вырвалась из них, но споткнулась о его ногу и рухнула на палубу, сильно ударившись головой. Не шевелясь, она затихла. И вокруг все тоже затихло. Казалось, даже шум волн, качающих корабль, стал тише.
– Она мертва? – тревожный голос Давуда-паши оборвал тишину.
Султан Баязид опустился на корточки перед распластавшейся на палубе девушкой. Ее длинные пшеничные волосы раскинулись вокруг ее головы, золотясь в лунном свете, а лицо ее было так красиво и умиротворенно, будто она всего лишь спала. Коснувшись пальцами ее шеи, мужчина нащупал пульс и неожиданно для самого себя испытал облегчение.
– Жива.
– Нужно уходить, повелитель, – с опаской покосившись в сторону каюты, сказал Давуд-паша.
Поколебавшись лишь миг, султан Баязид вдруг протянул руки и подхватил с палубы сестру капитана под недоумевающим взглядом своего визиря. Он, однако, быстро справился с удивлением.
– Не стоит, повелитель. Они не оставят нас в покое, если мы заберем ее.
– Как мы будем ориентироваться в этих землях, даже не владея греческим языком? Без нее нам из Греции ни за что не выбраться. Будет нашим проводником.
Давуд-паша смолчал, услышав в голосе падишаха твердость – он не отступится. И визирь догадывался, что это его решение вызвано не только теми причинами, которые он озвучил. Девушка ему приглянулась, а государь не привык отказывать себе в том, что касалось женщин.
Они забрались в шлюпку и, прижимая к себе потерявшую сознание красавицу, султан Баязид угрюмо вглядывался в ее черты, которые необъяснимо и совершенно неожиданно что-то в нем затронули. Давуд-паша тем временем обрубил своим кинжалом канаты, и шлюпка с силой ударилась о волны под громкий всплеск. Заработав веслами, мужчины направили лодку в сторону виднеющегося вдали греческого городка, надеясь в нем обрести укрытие.
Глава 7. Тайны сердца
Утро следующего дня.
Возвращаясь куда-то, ты сразу же понимаешь, что оказался совсем не там, откуда когда-то ушел. И это правильно. Ведь время не стоит на месте. Оно течет – переменчивое и непостоянное, как вода в быстром потоке реки. А, как говорится, в одну реку не войдешь дважды. Проезжая в карете знакомые ей места, Михримах Султан в то же время их не узнавала. Годы многое забрали из ее памяти, и султанша словно заново знакомилась со столицей, которую когда-то считала своим домом. Теперь же, после жизни в далекой и спокойной провинции, Стамбул казался ей чужим, недружелюбным и просто огромным.
А еще при встрече с ним в памяти непроизвольно всплывали обрывки воспоминаний о той прошлой жизни, которую Михримах Султан так отчаянно пыталась забыть, вырвать из своего сердца, чтобы оно больше не кровоточило. Но как бы она не старалась, она не смогла забыть. Все эти годы перед ее взором стоял сын – единственная ниточка, связывающая ее настоящее и прошлое – который был поразительно похож на отца. Смотря на него, в его спокойные голубые глаза, на его темные волосы и высокий стан, Михримах Султан видела покойного мужа. И это каждый раз причиняло ей боль, которая с годами, к ее облегчению, все же утихала.
Минуло больше пятнадцати лет, и время, считающееся хорошим лекарем, действительно ее исцелило. Конечно, о прошлой жизни султанша вспоминала с грустью, но тоска и скорбь перестали терзать ее. Михримах Султан больше не жила слезами, воспоминаниями и сожалениями, как в первые годы своего вдовства. Она смогла вернуть себе душевный покой, обретя его в любви к сыну и в помощи тем, кто в этом нуждался.
В Эрзуруме они жили без особого достатка, но по дружбе им помогала Эсма Султан – дочь падишаха и жена великого визиря, что подразумевало под собой имеющиеся у нее необъятные возможности и, конечно, бесчисленное богатство. Малую часть из присланного ею золота Михримах Султан тратила на скромное обустройство их с сыном жизни в усадьбе, а все остальное жертвовала на благо провинции, помогая нуждающимся, и даже спонсировала строительство мечети. Об ее доброте прознал народ и почитал ее, называя своей благодетельницей.
Ей нравилась жизнь в Эрзуруме, несмотря на ее относительную бедность, но сын вырос и жаждал начать самостоятельную жизнь. К счастью, ему повезло родиться в семье султанши династии, и султанзаде Мехмет имел неплохие возможности для самореализации. Понимая, что ей придется отпустить его, Михримах Султан самоотверженно предложила ему оставить Эрзурум и вернуться в столицу, чтобы он смог предстать перед султаном Баязидом, ее двоюродным братом, и получить от него назначение.
Когда-то султанше казалось, что она никогда не вернется в тот ад. В то место, где она страдала и мучилась в несчастливом браке, где без всяких объяснений обезглавили ее любимого мужа и где заставили пережить огромное горе – остаться вдовой в столь юном возрасте, да еще с ребенком под сердцем. Михримах Султан до умопомрачения боялась оказаться там снова, но ради сына готова была на все и даже самой броситься в это адское пламя. И вот теперь они, преодолев долгий и утомительный путь, неслись в карете по улицам Стамбула, направляясь во дворец Эсмы Султан, обещавшей принять их у себя.
Еще издалека увидев в окошке кареты знакомый ей дворец, Михримах Султан почувствовала волнительный трепет в груди. Она с улыбкой смотрела на него, медленно приближающийся и растущий в размерах, и радость пела у нее в душе в предчувствии скорой встречи с дорогим ей человеком. Гюльшан-калфа, которая до сих пор не оставила свою госпожу, сидела в карете на противоположной стороне и заметно беспокоилась. Она помнила, как тяжело Михримах Султан пережила казнь мужа, и боялась, что по возвращении в Стамбул и ее боль вернется.
По всему сегодня их не ждали, потому что когда Михримах Султан, оперевшись на руку подоспевшего сына, выбралась из кареты, то на крыльце было пусто. На женщине было темно-серое дорожное платье закрытого кроя. Поверх него трепетал на ветру черный плащ подобно серому платку, покрывающему ее голову. Из украшений лишь кольцо с лунным камнем в обрамлении крохотных бриллиантов сверкало на ее руке, напоминая о былой роскошной жизни жены великого визиря. Выглядела султанша совсем не по статусу, а как бедная родственница, в надежде на лучшую жизнь заявившаяся в гости к богатой семье.
– Надеюсь, наш приезд не станет головной болью для султанши, – сдержанно заметил Мехмет, тоже одетый просто – как прислуга, а не султанзаде. – Возможно, было бы лучше поехать в Топкапы?
– Мы там никого не знаем, сынок, – покачала головой Михримах Султан с извиняющейся улыбкой. – Здесь многое изменилось с тех пор, как я уехала. Будь во дворце повелитель, можно было бы, но его нет. Я могу податься только к Эсме – единственному человеку, которого знаю так хорошо, что могу быть уверена: для нее мы никогда не будем обузой.
– Что же, как скажете, – кивнув, юноша подозвал к себе охранника, который караулил у дверей. – Сообщите султанше, что приехали Михримах Султан и ее сын султанзаде Мехмет.
– Нам было велено, если вы приедете раньше ожидаемого, сразу же проводить вас во дворец, – ответил охранник и, поклонившись, повернулся спиной, видимо, намеренный их проводить.
Переглянувшись с сыном, Михримах Султан вместе с ним и Гюльшан-калфой последовала за слугой. Волнуясь, она вошла в просторный и светлый холл, который был обставлен в соответствии с изысканным и тонким вкусом хозяйки дворца, и увидела ее саму.
В это утро Эсма Султан занималась обычными делами – раздавала слугам приказы, готовя дворец к приезду гостей и в частности к сегодняшнему ужину с семьей старшей дочери своего мужа – Сельминаз-хатун. Та тоже жила в столице – Давуд-паша, не желая с ней расставаться, пристроил зятя при дворе – и часто приезжала с мужем Искандером-пашой и детьми в гости.
Эсма Султан царственно сидела на тахте у окна в красивом платье цвета золота, и также золотые украшения богато на ней переливались. Она обсуждала с Фидан-хатун предстоящие дела относительно ужина. Посмотрев в сторону открывшихся дверей, она ожидала увидеть слуг. Но глазам своим не поверила, когда им предстала невысокая худенькая женщина в скромном облачении, которую она сразу же узнала.
– Михримах?.. – султанша в потрясении округлила глаза и, поспешно поднявшись, направилась к улыбающейся подруге. Та сняла с головы платок, явив собранные в простоватую прическу светлые волосы. – Аллах, это действительно ты! – все еще не веря в происходящее, Эсма Султан со слезами на глазах обняла ее.
Обычно прохладный взгляд Мехмета потеплел, пока он наблюдал за их трогательной встречей.
– Здравствуй, Эсма! – растроганная Михримах Султан выпустила подругу из объятий и, тоже сдерживая слезы, вгляделась в ее изменившееся с годами лицо. – Время тебя ничуть не испортило. Ты только краше стала, хвала Аллаху.
Эсма Султан признательно улыбнулась и с любопытством посмотрела на стоящего рядом юношу. И сердце ее на миг замерло. Он был поразительно похож на своего отца. И думать о том, что Михримах могла забыть мужа, каждый день видя его черты в лице сына, было глупо. После короткой заминки султанша радушно улыбнулась ему.
– Рада снова видеть тебя, Мехмет! Столько лет прошло с тех пор, как я видела тебя в последний раз… Ты помнишь? Вы с матерью приезжали к нам в гости, когда ты был еще совсем маленьким.
– У меня остались довольно смутные воспоминания. И я прошу простить меня за это, – даже с той же прохладной манерой, как у Искандера-паши, заговорил султанзаде. – Но я тоже рад нашей встрече, султанша. Надеюсь, мы с валиде не сильно вас обременим своим присутствием в вашем дворце? Полагаю, что это ненадолго. Как только я получу назначение, мы вас оставим. Известно, как скоро вернется повелитель?
– Недавно я получила письмо от Давуда-паши, и в нем он сообщил, что после подписания мирного договора с испанцами на каком-то греческом острове, название которого я ни за что не выговорю, они с повелителем отправятся домой. Полагаю, что ожидать их стоит не раньше, чем через месяц.
– А где же Нермин? – оглядевшись в холле, изумилась Михримах Султан. – Я очень хотела бы и ее увидеть.
– Она у себя, – ответила Эсма Султан, не переставая улыбаться, и обернулась на свою правую руку. – Фидан, сходи, позови ее. И пусть нам принесут шербет, – повернувшись обратно к гостям, султанша приобняла подругу за плечи и подтолкнула к тахте. – А мы пока присядем.
Старшая сестра всегда относилась к ней с холодом. И так, словно чувствовала свое превосходство над ней, Нермин. Да и, мягко говоря, трудные взаимоотношения сестры с ее валиде также отталкивали Нермин от Сельминаз. К тому же, та была весьма и весьма неприятной особой с завышенным самомнением и любовью к колким замечаниям.
Учитывая все это, нетрудно было догадаться, какую реакцию вызовет у Нермин грядущий ужин в обществе сестры и ее семьи. Искандер-паша не в пример жене был человеком достойным, порядочным и всегда доброжелательным. Он никогда не позволял себе опускаться до недостойного поведения. Иногда Нермин искренне сожалела о том, на ком он был вынужден жениться. По его глазам было видно, что в браке паша счастья не обрел и явно им тяготился.
У них родилось двое сыновей – Ферхат и Эмир. К счастью, мальчики росли под присмотром отца, а не матери. Ее таковой назвать было трудно. Сельминаз не любила детей. Это стало ясно с того самого момента, когда она после родов отказалась сама заботиться о новорожденном сыне и отдала его кормилице и сиделкам. Она всегда раздражалась, когда он плакал, и испытывала омерзение, когда ему нужно было поменять пеленки. Второго ее сына постигла такая же участь расти отдельно от матери.
Искандер-паша оказался настоящим сокровищем для своих сыновей. Он дарил им всю ту любовь, которую они не получали от матери, заботился о них, наставлял и всегда находил время, чтобы посвятить его играм и прогулкам с ними. Это, верно, был лучший из возможных отцов, преданный своей семье и долгу перед ней. Он смог прожить в браке с нелюбимой и презираемой им женщиной больше пятнадцати лет, чтобы у его детей было подобие семьи. И за одно это заслуживал уважения.
С племянниками Нермин была дружна – она хорошо ладила с добрыми и воспитанными мальчиками. Родись те девочками, то, вероятно, они стали бы добрыми подругами, но вышло как вышло.
Нермин перебирала свои платья, не зная, какое выбрать к ужину, когда в ее покои вошла Фидан-хатун. Обернувшись на нее, девушка положила одно из платьев на свою кровать поверх кипы других.
– Что такое, Фидан?
– Эсма Султан велит вам спуститься в холл. Прибыли Михримах Султан с сыном.
– Уже?.. – ошеломилась Нермин и растерянно осела на кровать как была – в сорочке и с нечесанной головой. – Но я совсем не готова! – сокрушенно выдохнула она.
– Мне прислать служанок? – подавила улыбку Фидан-хатун.
– Да, и поскорее, пожалуйста, – засуетившись, ответила Нермин и стала лихорадочно перебирать платья, лежащие на кровати, в поисках подходящего.
Уже спускаясь в холл, Нермин помедлила перед дверьми. Она нервно поправила нежно-розовое платье с кружевными вставками на груди и рукавах, после чего, вздохнув, вышла к гостям. Матушка сидела на тахте вместе с очень приятной внешне женщиной со светлыми собранными волосами, которая выглядела просто и безыскусно.
Здесь же был и молодой человек, и он определенно был не меньше симпатичен, чем его мать. На последнюю он, к слову, вовсе не был похож, отличаясь темными волосами и другими чертами лица.
– А вот и Нермин! – Эсма Султан озарилась улыбкой, заметив дочь, которая робко направилась к ним. – Познакомься, дорогая. Это Михримах Султан и ее сын султанзаде Мехмет.
– Добро пожаловать, – оказавшись под взглядами гостей, Нермин смущенно улыбнулась и поклонилась. Она почувствовала, как румянец опалил ее щеки. – Я рада знакомству.
– Я тоже очень рада, Нермин, – ласково улыбнулась ей Михримах Султан, сразу же показавшись девушке приятной и доброй женщиной. – Ты так подросла, да хранит тебя Аллах, и стала истинной красавицей. Похожа на своего отца, Давуда-пашу.
– Благодарю вас.
Султанзаде Мехмет, поймав короткий смущенный взгляд Нермин, вежливо ей кивнул и произнес «султанша» в знак приветствия.
– Что вы? Я вовсе не султанша. Всего лишь дочь паши.
– Раз так, прошу меня простить, – сдвинув брови на переносице, тут же отозвался озадаченный Мехмет. – Я не знал, что это так, и не хотел вас обидеть.
– Я понимаю и нисколько не обижаюсь, – рдея румянцем, покачала русоволосой головой Нермин. – Все хорошо.
Эсма Султан и Михримах Султан быстро переглянулись, заметив, как смущены их дети обществом друг друга.
– Вы, верно, друг друга не помните? – решила сгладить неловкость Эсма Султан. – В детстве вы часто играли вместе, когда Михримах Султан приезжала к нам в гости много лет назад.
– Конечно, они не помнят, Эсма, – видя, что дети еще больше замялись, тут же поспешила на помощь Михримах Султан. – Они были совсем крошечными, чтобы это осталось в их памяти. Но я надеюсь, что теперь вы поладите точно также, как тогда. Ведь нам с Мехметом на некоторое время придется задержаться в этом дворце, пользуясь радушием его хозяйки.
– И мы с Нермин этому несказанно рады. В ожидании возвращения Давуда-паши, наконец, не придется в скуке коротать все дни и вечера. Кстати, о вечере… Мы не ожидали принять вас сегодня у себя, поэтому во дворце будет устроен ужин. Приедет старшая дочь паши, Сельминаз, с семьей.
На этих словах Эсма Султан многозначительно посмотрела на свою подругу, но та по-своему поняла ее намек. Она прекрасно знала, что отношения жены Давуда-паши и его старшей дочери по-прежнему полны холода и напряжения. Но Эсма Султан хотела намекнуть на совершенно другое обстоятельство…
– Надеюсь, мы не станем обузой на этом ужине, если присоединимся к трапезе? – осведомился Мехмет, который никогда не пренебрегал вежливостью.
– Конечно, нет! Что за вздор? Мы будем только рады разделить трапезу и с вами. Но прежде вам нужно отдохнуть после долгой дороги. Я распоряжусь, чтобы вам выделили покои и подготовили хамам.
– Было бы чудесно, Эсма, – с признательностью сжала ее руку Михримах Султан. Она не могла нарадоваться тому, что была рядом с подругой, по которой так скучала. – Спасибо. За все.
Дворец Топкапы. Покои Валиде Султан.
– Чудесный сегодня день, – умиротворенно заметила Нергисшах Султан, любуясь с высоты балкона осенним садом Топкапы, что был озарен нежным светом солнца, мелькающего меж облаками.
Фатьма Султан, которая так же, как и ее племянница, разместилась на сидении без спинки, согласно покивала головой и изящно сделала глоток из позолоченного кубка с наполняющим его клубничным шербетом.
– Есть новости от твоей семьи, Нергисшах? – возвращая кубок обратно на столик, спросила султанша. – Как скоро нам их ждать?
– Полагаю, что совсем скоро. Они уже давно отправились в дорогу. Не могу дождаться, когда, наконец, прижму к груди своих детей.
Посмотрев на ее мечтательную улыбку, Фатьма Султан тоже улыбнулась.
– Я рада, что ты со второй попытки смогла создать крепкую семью, в которой обрела свое счастье. Видит Аллах, это все, чего я желала тебе, Нергисшах.
– Благодарю, султанша, – с огромным теплом во взгляде темных глаз ответила Нергисшах Султан. – Жаль, что ваша судьба сложилась так… Будь все иначе, вы бы имели собственную семью, детей. Я бы так хотела, чтобы и вы обрели свое счастье.
– Моя судьба не так уж плохо сложилась, раз я пребываю в этих стенах и управляю всем гаремом, – по-доброму усмехнулась Фатьма Султан. – Ты за меня не тревожься. У меня есть семья – это ты, наш повелитель, его дети. Я с радостью принимаю все, что дал мне Всевышний. Об ином не прошу…
– Но я все же беспокоюсь. Что вы намерены делать в сложившейся ситуации? Как поступите в отношении Афсун Султан? Она не желает уступать вашим требованиям. Это же просто немыслимо!
Фатьма Султан перестала усмехаться и, потемнев лицом, вздохнула.
– Я все же надеюсь, что Афсун осознает свою ошибку и согласится принять мои требования. Если же нет… Это останется на ее совести. По возвращении повелитель рассудит нас и вынесет справедливое решение. Я лишь буду следить за тем, чтобы в гареме сохранялись относительное спокойствие и порядок. Насколько это возможно в нашем положении.
На балкон вошла Айнель-хатун, тем самым прервав беседу. На хазнедар было простое платье из темно-серой ткани, а в ушах и на шее – скромные серебряные украшения. Она была относительно молодой женщиной – немногим старше тридцати лет – и все еще хорошо выглядела. Темные волосы были гладко зачесаны назад и собраны на затылке.
– Султанши, – Айнель-хатун поклонилась и вежливо заулыбалась. – У меня хорошая новость. Только что стало известно: Кемисхан Бей прибыл в столицу.
– О, Аллах! – с облегчением и радостью воскликнула Нергисшах Султан, поднявшись на ноги. – Где же он?
– Бей и ваши дети отправились в ваш дворец, султанша.
– Поезжай скорее, – ласково велела Фатьма Султан, когда счастливая племянница обернулась на нее. – Передай им от меня приветствия.
– Конечно, передам. Я еще приеду вечером.
Поклонившись, Нергисшах Султан как на крыльях быстро покинула террасу, скрывшись за дверьми. Но через минуту они снова открылись и впустили уже Афсун Султан. В темно-синем парчовом платье, сшитом в ее броском и дорогим стиле, она с достоинством прошла к напрягшейся Фатьме Султан и, улыбнувшись, поклонилась.
– Султанша, доброго вам утра. Надеюсь, я не побеспокоила вас? Я хотела бы поговорить, если вы не возражаете.
Айнель-хатун, которая с приходом хасеки отошла в сторону и поклонилась, осторожно посмотрела на свою госпожу и заметила, что она заставила себя кивнуть и при этом вежливо улыбнуться.
– Присаживайся, Афсун. Я тебя слушаю.
Опустившись на освободившееся после ухода Нергисшах Султан сидение, Афсун Султан была, как всегда, спокойно в себе уверена и выглядела вполне дружелюбно.
– Прежде я хотела бы принести вам свои извинения. Подумав обо всем, я пришла к выводу, что в действительности поступила неправильно. Мне не пристало вмешиваться в дела гарема и уж тем более без вашего ведома. Я хочу все исправить, султанша. Конечно, если вы мне позволите это.
– И что же ты намерена делать?
Когда спустя время Афсун Султан ушла, проводившая ее взглядом Фатьма Султан повернулась к Айнель-хатун, и та подошла к ней ближе.
– Что ты об этом думаешь, Айнель?
– Я думаю, вы поступили верно, приняв предложение Афсун Султан. Она, конечно, могла бы и полностью отказаться от своих обещаний, но, как видно, не хочет совсем уж ударить в грязь лицом. Пусть все будет выглядеть так, словно она всего лишь вам помогла. Никто не будет знать, что вы выплатили жалованье гарему из одолженных у Афсун Султан средств. А подарки пусть раздает. В этом мы не в силах ей помешать, да и нам это на пользу. Наложницы будут рады и благополучно забудут о своем недовольстве. В гареме снова станет спокойно и мирно, а как повелитель с золотом вернется, он выплатит ваш долг.
– Дай Аллах так и будет… Но мне не нравится, что Афсун вообще стала интересоваться делами гарема. Кто знает, на что она может пойти в погоне за властью? Она ведь явно хочет ею обладать… Да еще и Идрис-ага во всем ей теперь потакает. С ним у нее появится влияние на происходящее во дворце. Как-никак, Идрис-ага – главный евнух. Он заправляет всеми агами в гареме и охраной, многое знает.
– И меня это беспокоит, – согласно кивнула Айнель-хатун. – Я давно знаю Идриса-агу. Он ненадежный человек и служит только тому, в ком видит щедрого покровителя, подходящего его представлению о сильной и влиятельной госпоже. Когда умерла Валиде Дэфне Султан, он стал правой рукой Хафсы Султан и вел все ее темные дела, а теперь вот к Афсун Султан пристроился, едва почуял за ней растущую силу. Я ему не доверяю и вам не советую, султанша. Да и нечист он на руку. Взятки берет – за подарки и золото наложниц делает фаворитками, посылая к шехзаде, а калфам и агам дает назначения. В делах мне даже не на кого опереться.
– С этим нужно что-то делать, – явно обеспокоенная, заключила Фатьма Султан. Поразмыслив, она вдруг изумленно улыбнулась. – И как я раньше об этом не подумала?..
– О чем?
– Там, в Эдирне, мне во всем помогал слуга по имени Кемаль-ага. Я полностью ему доверяла, потому как он был в высшей степени достойным, обязательным и справедливым человеком. Немного строгим, но при нем во дворце всегда был порядок. Неплохо было бы за ним послать. Я назначу его главным евнухом. Тогда-то я смогу быть спокойна, опираясь на него и на тебя во всех делах.
– Строгость нашему гарему не помешает, госпожа. Видит Аллах, я одна не в силах с ним совладать и противостоять козням Идриса-аги.
– На том и порешим, – довольно улыбнулась султанша.
Стамбул.
Столичный рынок привычно кипел и бурлил – не протолкнуться. Торговцы громко зазывали к своим лавкам, а покупатели упрямо спорили с ними насчет цены или ругали никудышный товар. Повсюду царили суета, гомон, шум. Что-то тащили на спинах в мешках, везли на повозках, запряженных ослами, резали, сыпали. И то и дело в солнечном свете сверкали монетки, которые тут же прятались в чьем-то кармане.
Держа под локоть свою тетю, с которой они по приказу Элмаз-хатун отправились на рынок за покупками, Эсфир с восхищением и радостью ребенка в зеленых глазах оглядывалась вокруг. Ей нечасто выпадала возможность выбраться из дома. В простеньком светло-зеленом платье с желтой вышивкой на груди она то и дело поправляла сползающий с головы зеленый платок, покрывающий ее длинные вьющиеся волосы цвета золота.
Она не могла не улыбаться, полнясь радостью от долгожданной свободы, находясь среди веселой суматохи на рынке и предвкушая грядущие покупки в лавке ювелира и портного. Она же увидит самое настоящее золото, какое носят ее госпожи, и самые прекрасные ткани, которые только существуют на свете! Даже от одного прикосновения к ним Эсфир переполнял трепет.
Как бы ей хотелось родиться другим человеком, которому бы по праву рождения были позволены все недоступные ей блага. Или хотя бы стать такой, как ее любимая хозяйка Элмаз-хатун. Ведь она тоже когда-то была рабыней, пусть и не самой обычной. Она не служила в доме, а жила в самом гареме султана и даже была его фавориткой. Но все равно Эсфир нравилось сравнивать себя с ней и мечтать, что и она однажды вопреки всему удачно выйдет замуж и будет купаться в роскоши и любви мужа.
– Эсфир, ну куда ты так несешься? – устало выдохнула Менекше-хатун, не поспевая за чересчур энергичной девушкой. – Дай дух перевести…
– Прости, тетушка, – рассеяно пролепетала Эсфир, устремив жадный от любопытства взгляд в сторону лавки торговца овощами и фруктами.
Они были такие красивые, разноцветные и манящие, что у Эсфир тут же свело желудок. Жаль, что в доме ей доставалось мало вкусностей со стола господ. Чаще всего это были сладости, которыми ее угощала Элмаз-хатун, и она их очень любила. Но как же хотелось попробовать все то аппетитное, что попадалось взгляду на рынке…
– Сначала заберем готовые платья у портного, а потом зайдем в ювелирную лавку за украшениями, заказанными госпожой, – проговорила Менекше-хатун, буквально волоча за собой Эсфир, которая с детским восторгом отвлекалась на все подряд. – Ну же, идем! И хватит вертеться по сторонам, как сорока.
– Но ведь все вокруг такое интересное! – весело возразила Эсфир и, хихикнув, приникла к ее плечу. – Менекше, знаешь, когда-нибудь вот так и мои служанки будут ходить на рынок за платьями и украшениями для меня. А я буду возлежать на подушках в своих покоях и говорить совсем как Элмаз-хатун: «Ах, что-то ноги затекли… Помассируйте их. И да, принесите жасминовый чай, да поскорее», – она изобразила жеманный капризный голосок и рассмеялась, откинув голову, отчего платок в который раз соскользнул с ее головы.
Менекше-хатун снисходительно усмехнулась в ответ и покачала головой, а сама в тысячный, верно, раз испытала огромные сожаление и досаду. Бедная девочка, она и не ведала, что могла иметь все и жить сейчас, как самая настоящая султанша во дворце Топкапы, не сложись так горько судьба ее матери. Но, несмотря на свое положение, Эсфир всегда удивляла ее своим жизнелюбием, веселым нравом, страстью к красоте. Она действительно любила жизнь, сколько бы та не пыталась ее огорчить. В ней энергия била ключом, как и жажда любить, радоваться, пробовать новое. Эсфир заслуживала лучшей жизни. Она и родилась-то совсем для иной жизни… Для той, которой намного больше подходила.
Они, наконец, вошли в лавку портного, и Эсфир тут же упорхнула к прилавку с тканями, пока ее тетя направилась к встретившему их хозяину, чтобы забрать заказ. Сотни разных тканей пестрели вокруг, так что у восхищенной Эсфир разбегались глаза. Она трогала то одну, ту другую ткань, скользила по ним пальцами, прикладывала к себе, воображая, что из этой ткани могла бы сшить себе красивое платье. И, на миг омрачившись, откладывала обратно, зная, что не может себе позволить купить ее и уж тем более заказать на пошив платье. Но тут же отвлекалась на другую красивую ткань и уже восхищалась ею.
