Текст книги "Залив Полумесяца"
Автор книги: Лана Фаблер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)
Они оба вздрогнули, когда уютную тишину разорвал стук в двери. Отодвинувшись, шехзаде Орхан кивнул сестре на тахту, чтобы она садилась, а сам позволил слуге войти.
– Шехзаде, простите за беспокойство. Пришла Тансу-хатун.
– Пусть возвращается в гарем, – тут же распорядился юноша, не раздумывая ни секунды. Айнур Султан опустила глаза и подавила улыбку, довольная, что, наконец, эту девицу поставили на место. – И передай на кухню, чтобы принесли клубничный шербет, фрукты и кувшин с вином.
– И лукум, – быстро добавила Айнур Султан.
Шехзаде Орхан кивнул слуге, чтобы он исполнял, и тот, поклонившись, поспешил отправиться выполнить данное ему поручение. Тем временем шехзаде с присущей ему наглостью ухмыльнулся и подмигнул сестре, направившись к ней на тахту.
– Немного развлечемся.
Против воли Айнур Султан хихикнула – девушка легко заразилась его изменившимся настроением. Она, признаться, успела позабыть за эти дни, как с Орханом бывает легко и весело. Будто они вовсе и не дети султана, представители правящей династии, жизни которых с рождения предрешены, а обычные подростки, которым не чужды простые радости их возраста.
Счастливые в своем воссоединении, они и не думали о том, что отвергнутая Тансу, которую эти покои впервые встретили закрытыми дверьми, в гневе и унижении была вынуждена вернуться в гарем. Конечно же, все взгляды, стоило ей оказаться в ташлыке, обратились к ней. Наложницы готовились ко сну, расправляя свои постели, но, увидев явно рассерженную Тансу – новую избранницу шехзаде Орхана – тут же стали переглядываться и шептаться, обсуждая, что стало причиной ее неожиданного возвращения.
Султанским наложницам было, в сущности, все равно на этот факт. Для них он был очередным поводом перемыть кому-нибудь косточки и власть похихикать над чужой неудачей. Но фаворитки шехзаде Орхана явно злорадствовали, видя, что Тансу возвращается на этаж фавориток. Не сумев сдержаться, одна из них распрямилась, оставив наполовину расправленную постель, и не без удовольствия воскликнула:
– Что такое, Ольга? Шехзаде, наконец, выставил тебя из своих покоев? Или даже на порог не пустил? Что же, он и так с тобой слишком долго игрался…
Она и без того горела от негодования и ревности из-за того, что ею пренебрегли, когда она с таким рвением и нетерпением шла на очередную встречу к своему господину. Потому не смогла пройти мимо нахалки и повернулась к ней с пылающим взором, тряхнув гривой огненно-рыжих волос, напоминающих всполохи пламени.
– Меня зовут Тансу! – жестко произнесла она. – Запомни уже, наконец, Мириам. И лучше бы ты сейчас умолкла. Если, конечно, не хочешь, чтобы я на тебе сорвалась. Уж поверь мне, тебе это не понравится.
Та растерялась и моргнула, не зная, что сказать на это, а Тансу надменно огляделась в притихшем гареме и стремительно ушла, скрывшись на этаже фавориток.
– Лучше не трогай ее, Мириам, – раздался голос одной из наложниц, когда все вернулись к своим постелям. – Она сумасшедшая. Неудивительно, что шехзаде отправил ее обратно в гарем. Понял, наконец, с кем связался.
– Интересно, кого он выберет теперь? – хихикнула другая, игриво поведя плечом.
Мириам молчала, когда все подхватили эту тему, и обида все еще глодала ее, когда она засыпала в своей постели под щебет размечтавшихся рабынь, жаждущих внимания единственного во дворце шехзаде, который был способен волновать их сердца.
Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Сафанур Султан.
В крайней степени беспокойства шехзаде Мурад переступил порог покоев своей жены и увидел ее лежащей поверх покрывала на ложе – такую бледную, что ее недомогание было очевидным. Подле нее была лекарша, которая обернулась на него и склонилась в поклоне, а также Филиз Султан и Амирхан Султан, держащиеся друг возле друга в стороне от кровати.
– Вы посылали за мной, валиде? – не на шутку встревожившись, осведомился он, но, не дожидаясь ответа, присел рядом с женой и, сжав ее слабую руку в своей, вгляделся в родное лицо. – Что с тобой, Сафанур? Тебе нехорошо?
Филиз Султан поджала губы, видя, как напуган ее сын тем, что его жене всего лишь нездоровилось. Бросив все дела, он тут же пришел, хотя за ним послали всего пару минут назад. Он всю жизнь будет пылинки с нее сдувать?
В отличие от нее Амирхан Султан наблюдала за происходящим спокойно, но со светлой завистью во взоре серых глаз – все же и ей было не чуждо желание любить и быть любимой, как и любой женщине.
Вопреки своему состоянию Сафанур Султан вдруг улыбнулась, и только сейчас шехзаде заметил, что ее лицо сияет, как будто в ней царила какая-то тайная радость. Он в непонимании сдвинул брови, а после, быстро сообразив, что к чему, растерянно уставился на жену.
– Сафанур, ты что же?..
– Да! – счастливо выдохнула она, и слезы блестели в ее золотых глазах. Она немного истерично рассмеялась, словно все еще не могла поверить своему счастью. – Я беременна, Мурад. Беременна…
Еще пару мгновений мужчина приходил в себя от полученного известия, а после тоже рассмеялся и, притянув ее руку к лицу, несколько раз горячо поцеловал ее тыльную сторону под мрачным взглядом Филиз Султан.
– Любимая, ты сделала меня самым счастливым человеком во всем мире, – ничуть не тая своих чувств, нежно произнес шехзаде Мурад, с любовью и радостью смотря на свою не менее счастливую жену.
Они так долго ждали этого, столько лет надеялись на чудо, что теперь не могли остановить своего ликования. Сафанур Султан казалось, что она вот-вот воспарит в воздухе – так легко и радостно было у нее на душе.
Тяжелый камень, прежде живший у нее в груди, рассыпался в прах. Ее мольбы, наконец, были услышаны. Быть может, на этот-то раз она родит долгожданного мальчика? Ей так хотелось подарить любимому сына. Ее сына, которого он так ждал все эти годы.
Шехзаде Мурад, в своей радости помолодевший сразу на десяток лет, ласкал при всех любимую жену, забыв обо всем, и Амирхан Султан, не выдержав, отвела взгляд в сторону и тихо вздохнула. А Филиз Султан только сжала губы. Она и с этим смирилась.
Но все равно ей каждый раз было не по себе, когда она видела своего сына таким. Ей претило, что Мурад настолько сильно привязан к этой женщине. Это была уже нездоровая любовь, если он столько лет ни разу не вспомнил о своем гареме. В ней, в этой Сафанур, ведь и не было ничего особенного. Филиз Султан закупала в гарем куда более красивых и, что немаловажно, юных рабынь, которые отличались и умом, и покорностью. Но сын их не замечал. Он никого, кроме Сафанур, не замечал.
– Поверить не могу, Лейсан! – тем временем восклицала Фаниса Султан, пока они вместе со служанкой спешно шли по коридору. Она только узнала о случившемся от Айше-хатун и спешила к родителям, чтобы разделить с ними их радость. – Матушка так долго ждала этого… Дай Аллах, у меня родится брат. Но даже если и еще одна сестра, я все равно буду рада ей. Отец, верно, на седьмом небе от счастья.
Лейсан-хатун улыбнулась ей, как всегда, разделяя и радости, и горести своей госпожи. Миновав коридор, они направились в покои Сафанур Султан и не заметили, как из-за угла вышла Фериде-хатун и, хмуро посмотрев им вслед, выдохнула:
– Только не это…
Дворец санджак-бея в Амасье. Покои шехзаде Османа.
– Шехзаде, вы посылали за мной?
Поставив кубок на столик, из-за чего раздался глухой звон, шехзаде Осман поглядел на своего подручного Мирана-агу – невысокого коренастого мужчину с несуразным лицом круглой формы, которое всегда было хмурым и серьезным.
– Да. Пусть принесут еще вина
Миран-ага покосился на кувшин, покоящийся на столике рядом с кубком, и подумал, что его господин слишком уж быстро осушил его, но покорно склонил голову в тюрбане.
– Как прикажете. Будут еще какие-нибудь распоряжения?
– Подготовьте к ночи Десен-хатун, – велел шехзаде, явно опьяненный. Он откинулся на спинку тахты и с ленцой наблюдал за слугой. – Кстати, что-нибудь важное происходило во дворце во время моего отсутствия?
– Ничего, о чем вам следовало бы знать. Но у меня есть другие новости, которые вас заинтересуют.
Шехзаде Осман вопросительно вскинул брови, тем самым показав, чтобы он продолжал.
– Около месяца назад в Амасью вернулся Джордано Гримани. Заходил во дворец, интересовался, не вернулись ли вы еще из Стамбула. Я пообещал сеньору, что как только вы вернетесь, я сообщу ему об этом. Насколько мне известно, сеньор Гримани и сейчас пребывает в своем особняке.
– Джордано? – довольно ухмыльнулся шехзаде. – Мой старый друг… Не нужно ничего передавать ему. Я сам поеду завтра, навещу его. Он же любит всякого рода неожиданности.
– Как вам будет угодно.
– Но с пустыми руками я к нему ехать не могу. Сам знаешь. Присмотри что-нибудь в погребах. Вино какое-нибудь, да получше. Он в нем хорошо разбирается.
– Разумеется, – отозвался Миран-ага и, поколебавшись, все же решил спросить: – Стоит ли мне подобрать подарок и для его гостьи? Если вы позволите, я бы выбрал для нее что-нибудь в вашей сокровищнице.
– Гостьи? – переспросил шехзаде Осман в изумлении. Интерес тут же зажегся в его темных глазах подобно искре. – Известно, кто она? Его очередная любовница?
– Мне это неизвестно, господин. Я слышал лишь от людей на базаре, что она часто выходит куда-нибудь вместе с сеньором Гримани. Имени ее никто не знает, но все, кто ее видели, твердят, что красивее женщины они не видели.
– Любопытно… – протянул с тонкой усмешкой шехзаде. – Что же, завтра с ней и познакомлюсь. Потом скажу тебе, правда ли она так красива, как говорят. Эти торговцы на базаре красавиц-то в своей жизни не видали. Для них и Рахиль-калфа – прелестная гурия.
Миран-ага хмыкнул и подавил улыбку, потому как ирония его господина вышла весьма удачной. Рахиль-калфу явно не опишешь словом «прелестная». И как она вообще в гарем-то попала с такими… «достоинствами»? Остается загадкой…
Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Ассель Султан.
Когда она вошла в опочивальню своей госпожи, та уже в халате и с распущенными волосами, светлыми локонами лежащими на ее плечах, сидела на тахте и по обыкновению пила перед сном ромашковый чай. Его аромат витал в воздухе – ненавязчивый и успокаивающий.
– Султанша, – Фериде-хатун поклонилась и осторожно посмотрела на ту, не зная, как сказать о том, что она узнала.
– Что это с тобой? – заметив ее состояние, в легком недоумении спросила Ассель Султан.
– Видите ли, госпожа, я кое-что узнала… Правда, не знаю, как вам сообщить о таком.
– Просто скажи и все, – насторожилась Ассель Султан. – Что-то серьезное? На тебе лица нет, Фериде. Подожди… – тревога наполнила ее взгляд. – С Сулейманом что-то? Он заболел?
– Нет-нет, шехзаде здоров, хвала Аллаху, – замотала головой служанка и, вздохнув, тем самым набираясь решимости, с сожалением заговорила: – Я только что слышала, как Фаниса Султан говорила своей служанке, проходя по коридору, что…
– Да не тяни же! – раздраженно оборвала ее султанша, не в силах больше слушать этот лепет.
– Сафанур Султан беременна.
Миг звенящей тишины, и кубок с чаем выскользнул из руки Ассель Султан, после чего рухнул на пол. На дорогом персидском ковре растеклась небольшая лужица у самых ног потрясенной султанши.
– Госпожа! – испугалась Фериде-хатун, подорвавшись к той. – Вы не обожглись?
– Оставь меня! – истерично вскрикнула Ассель Султан, отмахнувшись от нее и вскочив с тахты. – Уйди!
– Успокойтесь, прошу вас…
– Я сказала – уходи! – будучи не в себе от негодования, султанша с силой оттолкнула ее от себя, и служанка, наступив на подол своего платья, оступилась и упала на пол.
Тут же поднявшись на ноги, Фериде-хатун боязливо выбежала из покоев. Ассель Султан, стоило дверям за той закрыться, со слезами на глазах подняла дрожащие руки к голове и обхватила ими свое лицо, как будто сейчас случилось самое ужасное – то, чего она боялась больше всего в жизни.
Она стояла так некоторое время, совершенно не шевелясь и постепенно приходя в себя. Отходя от полученного удара, которого так надеялась избежать.
Когда же султанша убийственно медленно убрала ладони от своего лица, им уже владело совершенно иное выражение. Это была самая настоящая леденящая ярость – холодная, безжалостная и сметающая все на своем пути, как суровая снежная буря, которой не знали эти края.
Голубые глаза Ассель Султан, полные стальной решимости и злобы, смотрели в пустоту, пока мысли хаотично проносились в ее голове в поисках того самого решения, которое уже созрело в кровоточащем от ран сердце.
Она чуть повернула светловолосую голову в сторону одного из настенных шкафов, после чего нетвердо подошла к нему, распахнула его дверцы и надсадно сглотнула.
С одной из полок на нее смотрела с виду ничем не примечательная квадратная шкатулка небольших размеров. Бледные пальцы султанши взяли ее и открыли крышку шкатулки, явив ее мрачному взору два пузырька из стекла. В них плескалась желтоватая жидкость – средство, которое ей выписала лекарша от головных болей.
Ассель Султан хорошо помнила ее предостережение. Лекарша молила ее быть очень осторожной. Несколько капель этого средства избавят от боли, но в большом количестве оно способно если не забрать жизнь, то вызвать сильнейшее отравление.
Вряд ли ребенок выживет в утробе матери после подобного.
Злорадно улыбнувшись, Ассель Султан захлопнула крышку шкатулки и с ненавистью посмотрела прямо перед собой, с наслаждением представляя муки женщины, одним своим появлением в гареме лишившей ее всего в этой жизни. Забравшей ее счастье и покой. Ставшей ее проклятием.
– Теперь я заберу у тебя все…
Дворец санджак-бея в Амасье. Гарем.
Сидя на своей кровати, Гюльбахар со сложенными на груди руками хмуро и с беззастенчивой завистью наблюдала за тем, как перед зеркалом прихорашивается самодовольная и раздражающе красивая Десен. Улыбаясь своему отражению, она с явной любовью расчесывала свои густые темные волосы, завивающиеся в естественные крупные кольца. И снова на ней было откровенное платье без рукавов, но темно-зеленого цвета, подчеркивающее ее глаза, бронзовую кожу и чувственность.
– Ты хочешь что-то сказать, Гюльбахар? – немного насмешливо поинтересовалась Десен, обернувшись и в который раз поймав на себе ее взгляд.
Она подошла к своей кровати, достала из-под подушки черный бархатный мешочек и выудила из него свой изумрудный кулон в форме сердца.
– Да, хочу, – не осталась в долгу Гюльбахар и гадко ей улыбнулась. – Наслаждайся этой ночью, Десен. У тебя таких ночей будет немного. Кто знает, может и эта – последняя?
Оставшись невозмутимой к неудовольствию соседки по комнате, Десен надела кулон на шею, который красиво лег в ложбинку на ее груди, и улыбнулась.
– Ты меня с собой не равняй. У меня будет столько ночей, сколько я сама пожелаю. И знаешь, почему? Для этого нужно сделать больше, чем ничего.
Отвернувшись от пышущей злобой Гюльбахар, Десен вышла из комнаты и встретилась с ожидающей ее Рахиль-калфой, которая должна была сопроводить ее на хальвет. Она одобрительно оглядела ее и, кивнув, чтобы девушка шла вперед, пристроилась рядом с ней.
– Ты знаешь, чем надо завлекать, – довольно протянула калфа, пока они спускались по лестнице с этажа фавориток.
Десен не ответила, так как все взгляды в ташлыке обратились к ней, полные одинаково неприятных чувств – зависти и злобы. Каждая из рабынь желала оказаться на ее месте этой ночью. Но Десен не обращала на них никакого внимания. Ее волновали куда более важные мысли. Например, как суметь выполнить задание и сохранить свою жизнь.
– Тебе известно, что нужно делать, хатун, – тихо, чтобы не слышали следующие за ними евнухи, напутствовала ее Рахиль-калфа по дороге к главным покоям. – Сведи его с ума. Стань его наваждением. И помни – от того, сколь сильна его страсть, зависит твоя жизнь. И моя, к слову.
– Об этом не так уж легко забыть, – съязвила Десен, но, поймав мрачный взгляд женщины, выдохнула с раздражением. – Я поняла.
Миновав пару темных коридоров, освещенных лишь факелами, они, наконец, оказались перед дверьми покоев шехзаде.
– Ступай, – с нажимом сказала Рахиль-калфа, надавив ладонью на ее спину.
Мраморное море.
Спокойствие ночи вдруг разорвал оглушительный грохот, и, рывком проснувшись, султан Баязид услышал, как десятки ног забегали по палубе, крича и шумя. Давуд-паша, который спал рядом, тоже проснулся, сел на своей постели и напряженно посмотрел на него сквозь мрак, наполняющий трюм.
– Это был залп из пушки, – удивив их, раздался голос Астреи, полный отчего-то мрачного торжества. – На корабль напали.
Повелитель понял – она надеется, что это ее брат-пират все же сумел найти их и теперь жаждет забрать ее, спасти из этого плена, а с ними – жестоко расправиться за содеянное.
– Оставайся здесь, – приказал он девушке, а сам встал на ноги и решительно направился к лестнице, ведущей из трюма на палубу корабля. – Давуд, идем.
Только они стали подниматься, как снова грянул залп, заставив их пошатнуться и ухватиться за деревянные перила. Что-то пронзительно затрещало – пушечное ядро пробило корпус, и через выбоину в трюм с шумом хлынула морская вода.
– Наверх! Быстро! – скомандовал султан Баязид.
Астрея подорвалась со своей постели и бросилась к лестнице. Они с Давудом-пашой в панике выбрались из трюма, стремительно наполняющегося водой. Все трое понимали, что это значит – еще один удар по кораблю, и он затонет. И лишь Астрея втайне радовалась этому. Пусть лучше она сгинет в морской пучине, чем станет безвольной рабыней на чужбине.
На палубе царила полнейшая неразбериха – члены команды громко и все разом кричали, пытаясь пересилить друг друга и шум ветра, стреляли из луков по напавшему на них судну и, верно, готовились к сражению, так как оно подплыло уже достаточно близко для того, чтобы взять их на абордаж.
Приглядевшись, султан Баязид в темноте ночи, овеянной бледным светом полумесяца, разглядел напавших – то были пираты, одеждами походившие на… османов. Сами того не ведая, они напали на корабль, на котором плыл их повелитель, их господин. Но в таком положении они бы ни за что, даже представ перед ним воочию, не признали бы его за такового.
Где-то совсем рядом просвистела стрела, и Давуд-паша резко толкнул Астрею в сторону, чтобы та не стала ее жертвой. Очумевший владелец корабля – тот торговец, в предвкушении наживы плывший в Османскую империю на корабле, набитом дорогими и причудливыми тканями – спешно подошел к ним.
Надрывно крича, чтобы его было слышно в этой суматохе, он сказал им что-то на греческом языке и скрылся в своей каюте, будто она могла защитить его от мечей пиратов.
– Что он сказал? – немного грубо подтащив к себе Астрею, спросил повелитель.
– Говорит, корабль тонет! Словно это не очевидно, – громко сообщила Астрея, даже не обратив внимания на его грубость в предчувствии их скорой гибели. – Вряд ли мы встретим утро живыми – так он сказал.
– Господин, есть шлюпка! – прокричал Давуд-паша, кивнув на нее, привязанную канатами к борту. Старая и хлипкая, она совершенно не внушала доверия. – Если поторопимся, есть шанс уйти с этого корабля живыми.
– Уйти куда?! – встряла Астрея, испуганно на него уставившись. Против воли она мертвой хваткой вцепилась в руку его «господина», чувствуя трепещущее в груди отчаяние. – В море? Без провианта, без оружия? Вы с ума сошли?! Мы там умрем!
– Но хотя бы есть надежда, что нас кто-нибудь подберет, – возразил Давуд-паша.
Оба повернулись к мрачному султану Баязиду, ожидая, когда он рассудит их и примет решение.
– В шлюпку, быстро! – скомандовал он, покосившись на пиратское судно, откуда те уже готовились перебраться на корабль.
Они было ринулись к той, но вдруг одна из стрел пиратов, наконец, поразила свою цель – Давуд-паша приглушенно вскрикнул, когда она вонзилась в верхнюю часть его спины. Астрея резко остановилась и испуганно уставилась на него, но султан Баязид нетерпеливо подтолкнул ее к шлюпке – мужчины вели себя так, словно ничего не случилось.
С торчащей из спины стрелой Давуд-паша сжал зубы, претерпевая боль, и вместе со своим господином в спешке перерезал канаты кинжалом, подобранным из руки какого-то убитого. Шлюпка с ними тремя с громким всплеском упала на воду, да с такой силой, что они чуть не вывалились из нее все разом.
При падении Астрея больно ударилась коленом и плечом и, верно, оказалась бы в море, если бы не вовремя ухватившая ее на спине за рубашку рука повелителя. Ткань треснула, порвавшись, и девушка ощутила прохладное веяние ветра на своей слегка оголившейся спине.
Мужчины гребли, постепенно отплывая от двух кораблей, меж которыми завязалось сражение. Давуд-паша стоически терпел боль, но бледнел с каждой минутой. Надолго его не хватит – это понимали все. Если не позаботиться о его ране, он умрет. А ведь у них ничего нет – даже воды и просто-напросто чего-нибудь съедобного.
Они только что сбежали от смерти, но та грозилась все равно догнать их и забрать себе их жизни. Однако отголосок надежды все еще теплился в их душах, которая и толкала троих отчаявшихся все дальше, дальше и дальше в море в поисках спасения.
В ожидании чуда.
Дворец санджак-бея в Амасье. Покои шехзаде Османа.
Когда она пришла, то застала шехзаде с кубком вина в руке и, судя по его виду, он был уже изрядно пьян. Десен не имела ничего против этого – напротив, когда мужчина пьян, он намного более податлив и открыт. И вскоре она в этом убедилась.
В прошлую их ночь, еще в Топкапы, он почти не разговаривал. Она была с ним в одной постели, но как будто бы одна – шехзаде Осман отвернулся и, уставший, заснул, явно не намеренный говорить с ней о чем бы то ни было.
Но в эту ночь он без всякого сопротивления, пусть и не слишком осознанно, говорил с ней. Вино, опьяняющее его разум, во многом способствовало этому. Лежа рядом, Десен прильнула к своему господину, положив голову на его плечо – ее густые темные волосы раскинулись по подушке позади нее – и непринужденно задавала пока что невинные вопросы, чтобы просто зародить меж ними доверие. Он должен чувствовать себя рядом с ней легко и естественно – так ее учила госпожа. И основа подобных отношений – говорила она – доверие.
Шехзаде Осман отвечал ей, часто – с юмором, но это была скорее мрачная ирония. От природы он явно был человеком веселого нрава, но что-то изменило его, озлобило, и эта его черта – веселость – превратилась в извечную насмешливость, желание побольнее уколоть.
Десен решила осторожно прощупать почву, чтобы попытаться получше понять его.
– А Бельгин Султан – это ваша матушка? – она знала, что нет, но таким образом направила разговор в нужное русло.
Повисло молчание, и Десен почувствовала, что рука мужчины, которая прежде лениво поглаживала ее по обнаженной спине, замерла в сковавшем ее напряжении.
Изобразив смущение и испуг, она приподняла голову с его плеча, отчего грива темных волос раскинулась по ее смуглым плечам, и посмотрела на его лицо. Он взирал на нее немного затуманено, но хмуро и недовольно.
– Простите, я сказала что-то не то? Просто… в Топкапы все говорили, что Бельгин Султан – матушка Айнур Султан, а она ведь ваша родная сестра и я…
– Нет, она мне не мать, – отрезал шехзаде Осман, не став слушать ее лепет.
По жесткому тону было понятно, что она затронула весьма неприятную для него тему. Сейчас было бы лучше отступить, чтобы ничего не испортить, но Десен почувствовала импульсивное желание узнать больше, потому что… Наверно потому, что во взгляде шехзаде промелькнула боль. Боль отверженного человека, у которого в жизни случилось много плохого. А она не понаслышке знала об этом…
– А что же… – Десен заговорила уже с искренней неловкостью. Осторожно вглядываясь в его лицо, она закусила губу и продолжила: – Что же произошло с вашей матушкой? Она… умерла, да?
Он мгновенно закрылся – как будто резко захлопнулась крышка шкатулки. И девушка ясно это почувствовала. Убрав руку с ее спины, шехзаде Осман молча уставился в потолок.
Итак, она совершила ошибку, поддавшись своим чувствам. На первых же шагах просчиталась, забылась! Теперь он был раздражен и мог вообще выставить ее за двери, а после и вовсе не позвать снова, думая, что она снова полезет к нему с неуместными вопросами. Нужно было что-то делать…
– Я спросила, потому что… – ее низковатый, словно бархатный голос был тих и мягок. Качнув головой, Десен опустила взгляд и, не сумев скрыть свою боль, произнесла: – Я знаю… Знаю, что это значит – быть лишенным материнской любви и заботы. Я очень смутно помню ее – я была совсем маленькой, когда моя мать… умерла. И этот кулон – все, что у меня от нее осталось, – она поймала его пальцами и вздохнула, вглядевшись в грани маленького изумруда.
– Что с ней случилось? – словно бы равнодушно осведомился шехзаде Осман.
Подняв лицо, Десен увидела, что он задумчиво за нею наблюдает – без тени сожаления, даже лениво. Возможно, он думал, что она ответит – от оспы или, например, в родах. Это ведь в простонародье было обычным делом.
– Не уверена, что вы захотите услышать эту историю…
Десен, напрягшись, пошла на попятный, потому что в действительности не хотела все это вспоминать. Она его отвлекла – это главное.
– Может, вы хотите еще вина? – фаворитка тут же игриво улыбнулась и поцеловала его чуть ниже шеи – куда-то в область ключицы. – Я принесу.
Дворец Фюлане Султан.
За окнами покоев было так темно, что ночной мрак казался густым и плотным подобно туману. Тучи, к наступлению вечера затянувшие небо, скрыли звезды и лишили небо их загадочного сияния. Словно черный бархат, оно было непроглядно-темным и, подобно одеялу, укрывало замерзшую землю.
Разместившись в изножье кровати, на которой постель уже была расправлена в ожидании своей хозяйки, Фюлане Султан во второй раз за вечер перечитывала письмо, которое слегка подрагивало в ее руке. Оно пришло к ней из далекого Килиса, где обосновались ее мать с сестрой Хюррем Султан и тремя ее детьми.
Матушка писала ей довольно часто и рассказывала обо всех мелочах, что происходили у них в Килисе. После неизменно интересовалась ее делами и просила поцеловать за нее всех ее внуков и внучек. Видно, Гевхерхан Султан очень скучала по ним с братом, однако, ничего не могла поделать с этой мучительной для нее разлукой с детьми.
Оставить сестру она не могла, так как та в последние годы много болела и нуждалась в ее заботе, да к тому же она во многом помогала своему еще юному племяннику Мехмету управлять Килисом, который ему в управление милостиво отдал султан Баязид пару лет назад.
Каждый раз, читая материнское письмо, полное тоски и любви, Фюлане Султан не могла сдержать слез. Эта честолюбивая женщина – всегда сдержанная в проявлении эмоций и умеющая чувства подчинить рассудку – плакала подобно маленькой девочке, которую против воли оторвали от семьи и обрекли на одиночество.
И еще больнее султанше становилось от запоздалого осознания того, что она сама и была тем человеком, который сделал это с нею. Она могла бы сейчас жить подле любимой и дорогой матери, в кругу своей семьи во всеми забытом бедном Килисе, но при этом счастливая и умиротворенная. Вышла бы замуж за человека простого и скромного, который подарил бы ей семью и, главное, душевный покой.
Не будь в ней этого непомерного честолюбия, Фюлане Султан непременно выбрала бы для себя такую жизнь, но… Оно в ней было и с каждым годом только сильнее пускало в ней свои корни, разрастаясь подобно сорняку, от которого, как известно, не так уж просто избавиться.
Именно из-за честолюбия она осталась в Стамбуле и по холодному расчету вышла замуж за Ахмеда-пашу – человека много старше нее, который, к тому же, претил ей во всем: и своим неприятным, отталкивающим обликом, и мягким, безвольным характером. Фюлане Султан, скрепя сердце, разделила с ним свою жизнь, ложе и стремления, но все годы брака чувствовала себя такой бесконечно одинокой и брошенной, что порою горько сожалела о своем выборе.
Матушка была права, когда сказала ей, что брак без любви – это тяжелая ноша, которую она будет вынуждена всю свою жизнь влачить на себе подобно горбу. Эта ноша придавливала ее к земле, грозя раздавить, но султанша упрямо оставалась на ногах и медленно, по шажочку двигалась вперед, к своей цели, ради которой она пожертвовала своим счастьем.
Была ли оправдана эта жертва? Фюлане Султан, несмотря ни на что, полагала, что да. Испытав все это, претерпев столько лет одиночества, тоски и задушенной в глубине души боли, султанша знала – теперь она никогда и ни за что не сдастся. Она вопреки всему дойдет до своей выстраданной цели и назло всем несчастьям и горестям добьется желаемого.
Слезинка капнула на бумагу, и написанные чернилами слова матери в этом месте размазались. С нежностью прижав письмо к груди, Фюлане Султан устремила свой взор в сторону полыхающего жаром камина и тихо-тихо вздохнула. Но вздрогнула и поспешно утерла слезы с щек, когда двери ее покоев вдруг отворились. Даже не оборачиваясь, она знала, кем был тот, кто нарушил ее уединение. И приход этого человека отозвался в ней уже едва различимым спустя годы отголоском горечи.
– Султанша, – раздался голос Ахмеда-паши. Он заметил в руках жены письмо, как и ее заплаканное лицо. – Новости от Гевхерхан Султан? Как она поживает?
– Хорошо, надо полагать, – бесстрастно ответила Фюлане Султан, с наигранно невозмутимым видом встав с кровати, подойдя к столу и положив на него потрепанное письмо.
Она, все так же не глядя на мужа, отвернулась от него и прошла к окну, как бы оттягивая тот момент, когда ей придется лечь с ним в одну постель. Ахмед-паша не отличался особым умом, но он и не был глупцом. Посмотрев на ее напряженно поджатые плечи, он не стал больше ничего говорить, выдохнул в бороду и стал толстыми морщинистыми пальцами расстегивать пуговицы своего бордового кафтана с воротником из черного меха.
– Как обстоят дела в совете? – задала свой обычный вопрос султанша, при этом безучастно смотря в непроглядную темноту за окном.
– Все по-прежнему, султанша. Сегодня никаких важных вопросов не решалось.
Ахмед-паша, наконец, после недолгой борьбы снял со своего пухлого тела кафтан и повесил его на бортик кровати. Подняв голову, на которой когда-то черные волосы уже полнились серебром седины, он заметил, что жена обернулась и теперь прожигала его взглядом своих темных глаз.
– И, признаться, мне очень жаль, что все обстоит по-прежнему! – с холодной яростью процедила она, заставив его удивиться такому неожиданному напору. – Вы прикажете мне и дальше мириться с подобным положением вещей? Быть может, вас все устраивает? Нравится выслуживаться?
– Султанша, я всегда говорил, что меня устраивает моя должность, – терпеливо заговорил Ахмед-паша и грузно опустился на кровать, чтобы стянуть с ног сапоги. – И я не считаю ее недостойной. Многие мечтали бы стать одним из визирей.
