Текст книги "Залив Полумесяца"

Автор книги: Лана Фаблер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

– Вы им стали только благодаря тому, что я соизволила выйти за вас замуж! – неосознанно срывая на нем свою боль и ущемленное тщеславие, жестко произнесла Фюлане Султан. И почувствовала удовлетворение, когда муж уязвленно посмотрел на нее. Она почему-то хотела, чтобы и ему было также больно, как ей. – Вы же не думали, что повелитель заметил ваши «таланты» в политике? Вряд ли это было бы возможно. Просто потому, что их нет.

Проглотив обиду, Ахмед-паша, как человек более мудрый в житейском плане, нарочито спокойно ответил:

– Я ценю ваш вклад в мою карьеру, султанша. Но, я думаю, нам более не стоит это обсуждать. Уже поздно и…

– И что? – надменно отозвалась Фюлане Султан, сложив руки на груди. – Вы предпочтете снова лечь в постель и исполнить свой супружеский долг? Вы только этим и занимаетесь, как я вижу! Раз вам не нужно больше, кроме как жены под боком, готовой в год рожать вам по ребенку, да «удобной» должности, зачем было жениться на мне, султанше?

Атмосфера в покоях стремительно накалялась, и Ахмед-паша уже больше не смог сохранять невозмутимость. Отставив сапоги, он устало посмотрел на свою жену.

– А разве это был мой выбор? – видит Всевышний, мужчина не хотел этого говорить, но она буквально вынудила его. – Вы сами предпочли меня в мужья и сами же настояли на нашем браке. И раз вы теперь этим недовольны, винить вы должны тоже лишь саму себя.

Фюлане Султан бездушно улыбнулась, и это означало одно – она пребывала в ярости. Чем большие страсти бушевали в ней, тем безжалостнее и обманчиво спокойнее она становилась.

– Откуда же мне было знать, что вы окажетесь таким… бесполезным? Я-то полагала, что обрету в вас надежную опору. Соратника, который всегда и во всем будет помогать мне. А что в итоге, паша? Я одна! Одна волочу вас за собой, буквально на своей спине, чтобы вы хоть чего-то добились. Но даже в таком положении вам, как видно, трудно мне посодействовать. Или хотя бы не мешать!

Порядком утомленный этим спором, Ахмед-паша не без труда поднялся на ноги и, обойдя кровать, принялся укладываться в расправленную постель. Тем самым он показывал, что намерен поставить точку в разговоре.

– Мы еще не закончили! – с негодованием наблюдая за этим, воскликнула Фюлане Султан, но она оказалась бессильна – муж не обратил на ее слова никакого внимания.

Нервно усмехнувшись, она провела рукой по своему высокому лбу, как бы заставляя себя успокоиться, и снова подошла к окну. Взгляд женщины хаотично метался, как и мысли в ее голове.

– Вы же не думаете, что я успокоюсь? Что смирюсь и стану, как вы, довольствоваться малым? Этого никогда не будет, слышите? – она резко обернулась на мужа, но тот делал вид, что спит, хотя и не спал. Она знала это наверняка, потому что иначе от его храпа уже сотрясались бы стены. – Не хотите мне помочь, что же, тогда не путайтесь под ногами. Я сама со всем справлюсь. К слову, я уже предприняла кое-какие меры. Если в эту ночь удача будет на моей стороне, завтра вы получите повышение.

Из возмущенного ее тон плавно обратился в самодовольный, жаждущий и нетерпеливый. Настороженный Ахмед-паша приподнялся в постели и в недоумении посмотрел на высокий и тонкий силуэт жены, стоящей у окна.

– Что вы сделали?

Дворец Эсмы Султан.

Дрова уютно потрескивали, и исходящий от камина жар грел двух женщин, сидящих перед ним на больших и мягких подушках. Уже был поздний вечер, почти что ночь, и Эсма Султан пригласила подругу в покои, которые делила с мужем. Чтобы они смогли поговорить наедине, не оглядываясь на слуг.

Как и весь остальной дворец, опочивальня была прекрасно обставлена – дорого, но в то же время изящно и совсем не кричаще. Бордовый и приглушенно-бежевый цвета гармонично сочетались друг с другом. Кое-где ненавязчивая позолота, придающая обстановке роскоши, кругом дорогие вазы, красивое зеркало во весь рост, а на полу – ковер, поражающий своими размером и затейливым узором. Что ни говори, но Эсма Султан обладала тонким вкусом, который ей сумели еще с детства привить бабушка, когда-то знатная венецианка, и мать.

Михримах Султан давно не чувствовала такого умиротворения, как сейчас. Женщина не хотела этого признавать, но она истосковалась по такой жизни. Там, в Эрзуруме, они с сыном жили бедно для людей их происхождения. Конечно, они могли бы жить иначе, ведь Эсма Султан присылала им более, чем достаточно золота для безбедной жизни.

Но Михримах Султан было очень неудобно перед подругой за то, как она щедра к ней, потому султанша использовала чужое золото с пользой – жертвовала на благотворительность и даже спонсировала строительство мечети в городе. И лишь малую часть денег оставляла себе, чтобы обеспечить их с сыном проживание в усадьбе.

– Я так благодарна тебе за помощь, – подумав об этом, решила сказать Михримах Султан. Она с огромной признательностью в своих серых глазах повернулась к подруге. Та, тоже посмотрев на нее, улыбнулась. – Я, право, не знаю, что бы мы делали, если бы не…

– Не стоит, Михримах, – мягко прервала ее Эсма Султан. Ее темные глаза светились добротой. – Я обязана заботиться обо всех членах своей семьи, а вы с Мехметом – тоже ее часть. Мы ведь столько всего пережили вместе… И теперь все равно, что сестры.

Растрогавшись от подобных слов, Михримах Султан протянула все такую же маленькую, как в юности, ладонь и сжала пальцами руку подруги.

– Да, мы с тобой делили все печали и радости, но это пока я жила в Стамбуле. С тех пор много воды утекло… И я так мало знаю о твоей нынешней жизни. В письмах ты мало, о чем мне рассказывала. Как у вас с пашой? Сердце твое успокоилось, как я вижу, но что-то тебя все равно печалит.

Эсма Султан снова повернула голову к камину, и золотые блики затанцевали на ее лице, отражаясь в глазах женщины. Она немного помолчала, вздохнула, как человек, который несет в душе тяжелый груз, и лишь после этого заговорила:

– Признаться, мое сердце так и не обрело покоя, Михримах. Нет, я сейчас говорю не о Давуде. Он… он очень добр. Понимающий и ласковый. Всегда поддержит, выслушает, утешит в горе. Когда он мне нужен – он рядом. Верно, лучшего мужа и отца трудно найти. Но…

– Но что? – участливо спросила Михримах Султан, слушая ее.

– Я никогда не чувствовала к нему того же… – опечаленно призналась подруга.

Глядя на нее с сочувствием, Михримах Султан поняла, о ком она говорит.

– Знаешь, все эти годы… Я продолжаю вспоминать его. Правда, редко, очень редко, но он словно все еще здесь, – Эсма Султан приложила руку к своей груди и на миг прикрыла веки, как бы прислушиваясь к себе. – Я слышала, он женился, – распахнув веки, не без досады сообщила она. Тем самым как бы отрезвляя себя. – На принцессе, которая, по слухам, не знает равных в красоте. И живут они счастливо, растя своих детишек…

– Твоя жизнь тоже хорошо устроилась, Эсма, – поспешила приободрить ее Михримах Султан. – О таком муже, как Давуд-паша, лишь мечтают, да и ваша Нермин такая славная девочка. Чем-то похожа на тебя, но, правда, более… робкая.

– Наверно, это мы с Давудом виноваты, – горестно усмехнулась Эсма Султан. – Окружили ее такой любовью, такой заботой, что она теперь боится сама и шаг ступить. Я беспокоюсь, как бы это не навредило ей. Нермин совсем неискушенная в жизни, а, как мы с тобой теперь знаем, судьба жестока и порою больно бьет. Выстоит ли она?..

– Беда учит лучше любых предостережений. Мы с тобой когда-то тоже были такими, Эсма. Верили в то, что все наши желания и мечты воплотятся, мечтали о любви… Нермин это перерастет, я уверена. Просто предоставь ей побольше свободы. Ты ведь сама над ней без устали печешься.

– Да, ты права, – покивала Эсма Султан, вдруг увидев себя со стороны. – Я просто… Так боюсь ее потерять. Как… как других детей.

Разделяя ее боль, Михримах Султан крепче сжала ее руку. Она знала, что это значит – потерять ребенка, которого так самозабвенно ждешь. Когда-то, тоже пережив это, она и вовсе не хотела жить.

– Я так надеялась, Михримах, так надеялась, что рожу ребенка, – с убитым видом призналась Эсма Султан и быстро утерла слезу, скользнувшую по щеке. – Жаль, не вышло… Но ты права, у меня есть Нермин. Давуд. Вы с Мехметом. Там, в Манисе, матушка с братом. Вся моя семья. И я благодарна за то, что имею.

– Как… Нилюфер поживает? – после недолгого молчания нерешительно спросила Михримах Султан.

Перестав печалиться, Эсма Султан многозначительно на нее посмотрела, весьма выразительно демонстрируя свое отношение к ее сестре.

– А что с ней станется? Живет себе в своем дворце и носа оттуда не кажет. Я очень редко ее вижу. Видно, Коркут-паша сумел ее переделать. К слову, это не удивительно. Такой человек, как он, не потерпит непокорности.

– Жаль, что ей достался такой муж… – с сожалением заметила Михримах Султан. – Я до сих пор помню, как он меня пугал. Все эти рассказы о том, как он в бою вспарывал врагам животы и отрубал головы… В супружеской жизни, он, верно, не многим лучше.

– Поделом ей! Она заслужила такое наказание. Хотела свободы? Крылышки ей быстро обломали… Хорошо, что в свое время твоя Хафса Султан решила ее судьбу.

– Прошу, не говори так! – осадила ее подруга. – Это безжалостно, Эсма. Никто такого не заслуживает. Да и… Не слышно ничего о ней?

– О Хафсе? – удивилась Эсма Султан и, увидев робкий кивок, пожала плечами. – Вроде как отправилась в паломничество после того, как уехала в ссылку, и больше о ней никто ничего не слышал. К счастью для всех. Нам и без нее хватает проблем…

– О чем ты?

– Братья мои огорчают не только повелителя, но и всю династию. Осман падок на женщин и вино, бестолковый и злобный. Так похож на свою мать… На время похода повелитель назначил его регентом. Аллах, что здесь творилось! Фатьма Султан во главе с пашами два года всем заправляла, а он знай себе развлекался с рабынями. Но Осман хотя бы не устраивает серьезных проблем. Как, например, Орхан.

– Так он же у вас самый младший, – удивилась Михримах Султан. – Какие с ним могут быть проблемы?

Услышав из уст подруги о том, что шехзаде Орхан отличается буйным нравом и не к месту проявляет свою непокорность, вызывая тем самым опасения и неодобрение повелителя, Михримах Султан изумилась пуще прежнего. Но когда Эсма Султан с явным оттенком порицания поведала ей о том, что все обеспокоены его нездоровой близостью с их сестрой Айнур, она почувствовала недоумение.

– Что ты имеешь в виду? Они же брат и сестра, да и, к тому же, вместе выросли, как ты сказала.

– Не знаю… – выдохнула Эсма Султан. – Что-то такое есть между ними, что заставляет меня каждый раз холодеть от одного взгляда на то, как они смотрят друг на друга через все покои или гуляют в саду, держась под руки. Это как… как предчувствие. Добром это не кончится. Скорее бы он в санджак уехал – подальше от двора. Мальчик поумнеет, наберется опыта, да и тесно ему в Топкапы. Он больше всех братьев рвется к самостоятельности. Повелитель, конечно, часто им недоволен, но как-то он сказал мне, что, будь Орхан покладистее, он бы гордился им не меньше, чем Мурадом. Ты только представь, он говорит на пяти языках! И в военном походе, я слышала, порою такие решения предлагает, что дивятся даже опытные паши.

– Быть может, наведаемся завтра в Топкапы? Мне захотелось со всеми там познакомиться после твоих слов… И Нермин с Мехметом возьмем с собой. Им будет интересно, я полагаю, провести время со сверстниками. Мехмету этого очень не хватало в Эрзуруме.

– Неплохая мысль, – согласилась с ней Эсма Султан и тут же подавила зевок. – Однако, если мы не хотим вместо этого проспать весь завтрашний день, нам пора ложиться.

Дворец Нилюфер Султан.

Ни о чем не подозревая, она переступила порог своих покоев и, входя, услышала изрядно поразивший ее обрывок слов Демира-аги.

–…нашел способ отправить золото в Трабзон.

Сидевший на тахте Коркут-паша заметил вошедшую жену за его спиной и жестом велел ему умолкнуть.

– Теперь вы и дела ведете в моих покоях, паша? – не удержалась от колкости Нилюфер, насмешливо и в то же время недовольно смотря на невозмутимого мужа. Его хоть что-нибудь может задеть или поколебать? – Ваш кабинет опостылел вам также, как и ваша спальня?

Демир-ага, коротко посмотрев на своего господина, понял, что ему больше нечего здесь делать, поклонился ему, после султанше и оставил их одних.

А тем временем Коркут-паша смотрел на свою жену и усмехался в бороду – его всегда веселили подобные ее слова. Ни одна из его жен или фавориток никогда не позволяла себе подобного. Да ни одна женщина в мире! А эта еще так гордо вскидывала свою голову и расправляла плечи, словно готовилась к сражению.

Поднявшись с тахты, он со взглядом, в котором тлело веселье и что-то еще, чему он сам так и не смог дать определения, разом возвысился над окружающей его обстановкой. Наблюдая за тем, как он приближается к ней, Нилюфер Султан похолодела.

И не зря.

Коркут-паша, грубовато обхватив своей крупной ладонью ее лицо, наклонился и зачем-то поцеловал ее – коротко, но нетерпимо и даже сурово. Прекрасно зная, что за этим последует, Нилюфер Султан уперлась ладонью в грудь мужчины, тем самым немного отстранившись.

– Вы ведете какие-то дела с Трабзоном? – султанша решила отвлечь его и вскинула на него хмурый взгляд. – Надеюсь, вы понимаете, как это выглядит со стороны?

Как она и ожидала, Коркут-паша убрал руку с ее лица, раздраженно нахмурился и отступил, направившись в гардеробную.

– Мои дела не должны тебя волновать, Нилюфер, – отрезал он, на ходу расстегивая золотые пуговицы своего роскошного черного кафтана, который подчеркивал его яркую мужественность и стать. – Лучше не вмешивайся в это.

– Настолько глубоко вы увязли? – язвительно отозвалась та, и напряглась, когда Коркут-паша, едва скрывшись в гардеробной, вышел обратно и наградил ее опасно заполыхавшим взглядом.

– Я, кажется, предупредил тебя.

Мрачно посмотрев на него в ответ, Нилюфер Султан презрительно хмыкнула и сложила руки на груди.

– Если начистоту, мне абсолютно все равно, чем вы занимаетесь и насколько это опасно для вас, – раздражение, которое она давила в себе долгими днями, буквально вырывалось из нее наружу. – И вы знаете это не хуже меня. Даже если ваши темные делишки станут всеобщим достоянием и над вами нависнет угроза казни, я и тогда останусь спокойной.

Нилюфер Султан так устала играть роль покорной и смиренной жены за эти дни, что сейчас чувствовала опьяняющую свободу. Это было как полет в лазурном небе средь облаков после долгого и мучительного заточения в темной и сырой темнице. И она не могла остановиться, даже видя, как темнеет взгляд мужа. Когда Коркут-паша становится таким, как сейчас, остается лишь одно – бежать и спасаться. Но султанша, наоборот, остервенело шла навстречу опасности.

– Неужели? – обозленно осведомился Коркут-паша и, оставив свой кафтан наполовину расстегнутым, с пугающей усмешкой шагнул в направлении нее. – Может быть, ты еще скажешь, что и вовсе будешь рада моей казни?

Нилюфер Султан только теперь почувствовала страх, когда пальцы мужа больно ухватили ее за подбородок и резко подняли его, чтобы она смотрела прямо на него и не смогла убежать.

– Я не слышу ответа, – процедил он, буквально придавливая ее к полу тяжестью своего взгляда.

Грудь султанши стала часто вздыматься, выдавая ее страх и тревогу, но она не отступила и с чувством садистского удовольствия ухмыльнулась ему в лицо:

– Даже если бы вы лежали в сточной канаве, истекали кровью и молили меня о помощи, я бы и не шелохнулась! Лишь стояла и смотрела бы на то, как вы в муках расстаетесь с жизнью.

Это было уже слишком – она и сама это понимала. У Коркута-паши сделалось такое лицо, что Нилюфер Султан совершенно уверенно подумала про себя – сейчас он замахнется и ударит ее. Прежде она еще никогда не говорила ему подобного вот так, в лицо, да еще при этом откровенно насмехаясь.

Она вся сжалась в ожидании удара и против воли испуганно заморгала, когда муж резко подался к ней, но вместо хлесткой пощечины он с яростной настойчивостью и совершенно не сдерживая свою силу поцеловал ее.

Ее губы тут же обожгло болью, но Коркут-паша почти сразу оставил их и, опять же, больно схватив ее за предплечье, повалил на кровать. Так, будто она была безродной рабыней, наложницей, не смеющей возразить против любой жестокости, а не его женой и госпожой.

Неуклюже упав на постель, Нилюфер Султан испуганно обернулась на мужа. И, увидев его мрачный взгляд, который он не отрывал от нее, когда продолжил показательно неспешно расстегивать золотые пуговицы кафтана, она все поняла.

Он знал, прекрасно знал, что это наказание ей будет куда труднее и унизительнее вынести, чем пресловутую пощечину.

Вскоре от ее спеси и непокорности не осталось следа – Коркут-паша умел добиваться своего любыми путями. Нилюфер Султан, как кукла, недвижимо лежала в постели и невидяще смотрела в темноту полога над ней. Ее голова лежала на согнутой в локте руке мужа, которую он заложил за голову. Он даже словно бы в умиротворении прислонился подбородком к ее голове и молчал, дыша медленно и глубоко.

Все это казалось ей жалкой пародией на подобие счастливого брака, когда супруги рады проводить время в постели в обществе друг друга и позволяют себе ласки, объятия, поцелуи. И от этого ей становилось еще хуже. Лучше бы они были честны и после исполнения супружеского долга обменивались неприязненными, холодными взглядами и отворачивались друг от друга.

Нилюфер Султан поймала себя на мысли, что ей отчаянно хотелось забыться. Хотя бы на время ускользнуть из этой реальности, которая была столь убийственно жестока к ней.

– Хочу выпить вина, – ее хрипловатый голос разрезал тишину, удивив Коркута-пашу.

Он скептично вскинул темные густые брови и лениво усмехнулся.

– Сколько тебя знаю, ты всегда брезгливо морщилась при его виде. С чего бы это?

– Оно хотя бы вкусное или такое же мерзкое, как и на запах?

– Попробуй и узнаешь, – насмешливо ответил Коркут-паша.

Он вел себя, как ни в чем не бывало, но Нилюфер Султан не намеревалась поступать также. Переодевшись в гардеробной в сорочку и предусмотрительно набросив поверх нее халат, она вышла в покои все с тем же оскорбленным мрачным видом. К тому времени Коркут-паша сидел на подушке за столиком, на котором стояли уже принесенные слугами кувшин с вином и два кубка – в этом дворце все приказы исполнялись быстро в страхе перед гневом хозяина.

Молча примостившись на другую подушку, Нилюфер Султан взяла тяжелый полный до краев кувшин за ручку и сама налила себе вина. Коркут-паша насмешливо за этим наблюдал. Он, однако, чувствовал настроение жены и произнес, когда она неуверенно пригубила вина из кубка:

– Мы оба перешли черту, госпожа. Лучше забыть об этом и идти дальше. Ты ведь знаешь, ты – одна из немногих женщин, которых я уважаю. Если не единственная.

Поморщившись от горечи, наполнившей ее рот, Нилюфер Султан отставила кубок и отодвинула его от себя.

– И чем я заслужила подобное? – хрипло воскликнула она, посмотрев на него.

– Ну, для начала, тем, что сумела прожить со мной столько лет, – Коркут-паша ухмыльнулся с видом самодовольного мерзавца.

Нилюфер Султан только устало посмотрела на него с своим обычным хмурым выражением лица и прочистила горло. Его и желудок как-то странно жгло, и она предположила, что это от непривычки – она ведь еще никогда не пила вина.

– Нилюфер? – когда она спустя несколько минут резко и сильно закашлялась, Коркут-паша насторожился. – Что с тобой?

Отняв ладонь ото рта, которой она прикрывалась, Нилюфер Султан бестолково на нее уставилась, словно пораженная увиденным.

– Коркут… – прохрипела она, обратив к нему широко распахнутые от ужаса глаза. – Кровь…

Подвинув к себе ее кубок, Коркут-паша зачем-то сдвинул рубин на одном из своих перстней – в нем оказалась потайная полость – и высыпал все ее содержимое в вино. Оно тут же пышно вспенилось, и мужчина весь разом потемнел, как всегда, когда его переполнял гнев.

– Охрана! – громоподобно крикнул он, подорвавшись к жене, которая снова надрывалась от кашля, разбрызгивая на себя кровь. – Потерпи, – она не сумел скрыть тревогу в своем голосе и произнес это неожиданно мягко, укладывая ее на постель. – Где вас носит?! – гаркнул он, яростно посмотрев на вбежавших в покои Демира-агу и слуг. – Скорее пошлите за лекарем. Чтобы он был здесь не позже, чем через пару минут, иначе я вам всем головы снесу!

– Что случилось, господин? – беспокойно осведомился Демир-ага.

– В вине был яд, – бросил через плечо Коркут-паша и, снова повернувшись к жене, увидел, что она уже без сознания. Кожа ее посинела, а вокруг рта алела кровь, вид которой по-настоящему напугал его. – Нилюфер? – он похлопал ее по щекам, надеясь привести в чувство, но жена не реагировала. – Нилюфер?! – он постарался нащупать пульс на ее шее и облегченно выдохнул, ощутив биение жилки под своими пальцами.

– Она без сознания, – попытался успокоить его Демир-ага. – До приезда лекаря мы бессильны что-либо сделать.

Распрямившись, Коркут-паша обернулся на него с таким пугающим лицом, что его слуга невольно сделал шаг назад.

– Я хочу знать, кто посмел подложить яд на мой стол. И если до утра ты не выяснишь это и не предоставишь мне виновных, лекарь вряд ли тебе поможет. Вам всем!

Слуги испуганно опустили взгляды в пол и засуетились вокруг отравленной госпожи. Демир-ага, склонив голову в знак покорности, резко развернулся и, увидев, что служанка забирает кувшин с вином, гаркнул:

– Оставь! Нужно выяснить, что это за яд. Кто принес вино с кухни? Ты?

Отвернувшись от них, Коркут-паша присел на ложе рядом с женой. Сам не зная, зачем, он сжал ее похолодевшую руку и поцеловал.

Демир-ага, мельком заметив это, нахмурился, потому как это было весьма и весьма непохоже на его господина.

– Ты не умрешь, госпожа, – мрачно, с затаенным страхом смотря на испачканное в ее собственной крови лицо, пообещал Коркут-паша. – Не сегодня…