Текст книги "Длинные тени"
Автор книги: Лана Туулли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 41 страниц)
Королевский дворец
Ужин сервировали в Морской зале. Мягкие аквамариново-лазурные дали пейзажей обычно создавали положительное, несколько легкомысленное настроение – на что и рассчитывала мэтресса Далия, назначая свидание именно здесь.
– Вы уверены, что это так необходимо? – из последних сил сопротивлялся Роскар. – И вообще, что происходит?
– Понятия не имею, – безмятежно ответила алхимичка. Подхватила с подноса тарталетку, прожевала, нехотя признала отменное качество кулинарного продукта, стряхнула с мантии крошки и добавила: – Давайте рассуждать логически. Когда происходит событие, порождающее множество последствий, возможно проранжировать степень вероятности случайного наступления этих последствий, и на основе полученных ранговых степень сделать вывод о том, какое последствие – более следственно, а какое – менее вероятно. В то же время, необходимо учитывать сложную детерминантную обусловленность явления причинности, которое подразумевает…М-м, спасибо.
Громдевур, только что подсунувший мэтрессе очередную закуску, объяснил проще:
– Слышь, Роск, ты жрать хочешь?
Его высочество признался, что, учитывая поздний час, ожидает ужина с некоторым нетерпением.
– А чего выпендриваешься? Сейчас ужин подадут – ешь на доброе здоровье.
– А зачем вы пригласили… их? – с тоской осведомился Роскар.
– Затем, что я при исполнении! – командирским голосом рявкнул Октавио. – Мне надо знать, не имеют ли здешние курочки намерений охомутать потенциального принца-регента! Если их твоя физиономия привлекает, то пусть кудахчут, а если кто-то под видом сватовства воду мутит, заговоры устраивает? Одно дело – под шумок уволочь у соседа пару отар, а другое – захватить золотую шахту под тем предлогом, что защищали своих овец. Понимаешь?
– Нет, – хмуро ответил принц. Ради свидания с фрейлинами его привели в презентабельный вид, даже, кажется, попробовали завить. Ничего удивительного, что во взгляде меланхолического рыцаря сквозила обреченная покорность судьбе.
– Ваше высочество, вы не волнуйтесь, – успокоила Далия. – Никто не требует от вас немедленного объяснения в любви или, тем паче, принятия окончательного решения. Это просто ужин.
– Нечестно дарить надежду тем, кому надеяться не на что, – несколько напыщенно ответил Роскар. Тут двери открылись, и принц поднялся, чтоб церемонным поклоном приветствовать своих гостей.
Первой вошла Сюзетт, маркиза Ле Штанк. Она была еще более тощей, чем это помнилось Роскару хотя бы со вчерашнего дня, сияла сапфирами и благоухала ландышами.
Следом шла Мелориана Тирандье. Розовенькая, рыженькая, одним словом – персик. Невинный взгляд голубых глаз, розовый шелк с вытканными на нем маргаритками, на шее и в ушках – что-то ажурно-золотое, с кораллами.
И, как глоток воды в пустыне – Элоиза Росинант. Платье цвета летнего луга, никаких украшений, кроме узорчатых, на иберрский манер, гребней в прическе, и взгляд. Хороший такой взгляд, простой, понятный каждому мужчине. «Чтоб ты лопнул,» – называется.
Отлично, – воспрянул духом Роскар. С тремя противницами сражаться трудновато, а с двумя я как-нибудь справлюсь.
Наверное, по причине того, что весь ужин Роскар сравнивал Джою с придворными красавицами и налегал на вино, чтоб не сболтнуть ненароком чего-нибудь лишнего, ему и приснился этот сон.
Будто он шел по бесконечному лабиринту и искал свою единственную любовь.
Лабиринт почему-то напоминал залы Борингтона – стены были обиты восточным шелком и украшены головами чудовищ. Носорогов, гидр, огромных Змеев, буренавских снежных барсов, павлинов, тушканчиков… Каждая звериная морда считала своим долгом подмигнуть принцу и шепнуть какое-то указание – дескать, через восемь шагов поверни налево, а еще через пять дай себе по уху и прочитай считалочку «Кавладорские кавалеристы кувыркнулись с каверны накартузившись коряво квадратной котлетой». М-да… не стоило смешивать сладкие фносские вина с сухими иберрскими.
Потом лабиринт расступился, странным образом удвоился, и Роскар увидел Джою.
Она тоже шла по лабиринту. Отчаянно жульничая – девушка рвала стены, будто те были сделаны из бумаги, и не видела, как после каждого перехода за ней увязывалась еще одна длинная, змеящаяся, упрямая тень.
Нет, это была не она! Джоя сидела посреди огромной залы, на высоком, вырезанном из кости троне, и с мягкой улыбкой смотрела на своих подданных. Высоко под сводчатым потолком сплетали бесконечные сети огромные пауки, пахло пылью, забвением и потерянным прошлым.
Но это тоже была не она! На троне сидела какая-то другая женщина, чье лицо было закрыто золотой маской. Ее верные слуги давным-давно превратились в пыль, а изумрудное ожерелье украдено, от него остались только вмятины и царапины на саркофаге.
Джоя!..
Она стояла на перекрестке – как тогда, во время их последней встречи, и смотрела на него мрачными черными глазами. Она сидела, обнимая лютню, у огромного мраморного камина, и подбирала мелодию к сочиненной песенке. Она шла через черный лес, а за ее спиной раскачивался на ветвях повешенный. Она улыбалась и бросала в бокал белую горошину, от которой вино превращалось в болотную грязь. Она говорила, она смеялась, она лежала мертвая на остывающем камне, – нет, среди глубокого снега, перепачканного кровью, но это была не Джоя, нет, не Джоя…
Волк?
Мертвый волк растворился во мраке и превратился в раненую девушку. Он (она?) заскулил, запросил пощады, но почему именно у Роскара, почему именно я…
Ты ведь любишь меня? – спросила Джоя, склоняясь к его лицу.
Маска. Обращенное к Роскару лицо девушки – маска, сотворенная из золота, серебра и краденных драгоценностей. Но кто скрывается под ней?
Роскар протянул руку, ухватил демоницу за горло, та принялась извиваться, царапаться…
– Ммммаааауу! – заверещала добыча и вцепилась когтями в принца.
– Чтоб тебя, – выдохнул Роск, с трудом подавив первый импульс – отшвырнуть наглую котяру, как когда-то отшвырнул бедного Шторма. – Пошел вон…
Подхватил черно-белого кошака, встал с постели и выпроводил его за дверь. Мимоходом удивился – надо же, тот, кто впустил кота, даже задвижку за собой закрыть не поленился, как ему удалось это сделать изнутри? И снова рухнул лицом в подушку.
Шторм будто ждал, что его позовут.
Выпросив от хозяина привычную ласку, пес сел рядом с постелью, положил голову под ладонь Роскара и затих. За спиной Шторма – Роск это помнил, пока сон опять не превратился в обычный, затягивающий похмельный кошмар, – стояло пыльное зеркало. В старом, испорченном патиной стекле отражались дощатый пол, угол какой-то каморки и старый запертый сундук.
Много пыли и забытых, никому не нужных тайн.
X
Бёфери, дом Бонифиуса Раддо
Огги Рутфер вовсе не был остолопом.
Одно время он даже подумывал, а не взять ли у какого-нибудь священника соответствующую буллу, чтобы предъявлять всем, кто в означенном факте усомнится. Смутило Огги то, что он не знал, что такое булла. И то, что красть ему было привычнее, чем просить или, тем паче, покупать.
Поэтому пришлось, как всегда, разбираться собственными силами.
В последние месяцы Огги всё больше и больше убеждался в том, что попал в сей бренный мир не случайно, а с великой миссией. Доказательства? Какие, господа хорошие, вам нужны доказательства?
До недавних пор помощник фрателлы Раддо был самым обычным пелаверинцем – достаточно ушлым, чтобы суметь дожить до тридцати четырёх лет, достаточно пронырливым, чтобы большую часть этих лет прожить не в тюрьме, не на каторге, а комфортно, иногда даже неподалеку от собственной постели; достаточно наглым, чтобы никогда не сомневаться в себе, и достаточно разумным, чтобы никогда не задавать вопросом, как же его угораздило дойти до жизни такой.
Всякое бывало в жизни Огги Рутфера. В него стреляли (куртку приходилось обновлять каждые полгода), он ввязывался в драки– от одной головомойки, исполненной четырнадцать лет назад Октавио Громдевуром, у Огги остался шрам, пересекавший левую бровь. В Бёфери у Рутфера была репутация своего в доску и отличного собутыльника (причем, что примечательно, ловцы удачи порой забывали о том, что Огги ни разу в жизни не оплатил собственный кутёж.) Над помощником Бонифиуса Раддо подтрунивали и посмеивались, а над особо удачными шутками он хохотал громче всех.
К концу лета, когда Огги доставил в Бёфери хворого фрателлу, всё изменилось. Нет, пить, кутить или смеяться Рутфер меньше не стал, но теперь стал более избирательно относиться к некоторым представителям бёферинской фауны. Другими словами – он вдруг внезапно полюбил кошек.
Вооружившись плетеной корзиной, из которой свешивались рыбьи хвосты, и повесив на шею флягу не с чем-нибудь, а с парным молоком, Огги расхаживал по узким улочкам и подкармливал братьев своих хвостато-пушистых.
Домохозяйки, которым Рутфер пытался проповедовать основные принципы сосуществования с кошачьим племенем, испуганно охали, призывали в свидетели высшие силы, и, с трудом выпроводив незваного гостя за порог, шепотом называли его остолопом.
Будь у Огги полторы-две тысячи верных последователей и братьев по любви кошачьей, он бы основал какой-нибудь храм, водрузил в нем скульптурное изображение огромного Кота Благославляющего и Милость Дающего, и сосредоточился на том, чтобы принимать пожертвования прихожан, или, чем кот не шутит, совершать какие-нибудь благодеяния. Но чего нет – того нет, и поэтому пелаверинец был вынужден обходиться своими силами. Бёферинские целители осторожно намекали ему, что неплохо бы подлечить полученную черепно-мозговую травму, пока патология не закрепилась в виде хронического синдрома, но Огги только отмахивался, широко и щербато ухмылялся, и продолжал верить в то, что ему покровительствует Кошачья Лапа. По мере сил проповедовал, ночами бродил по крышам, подкармливал голодных кошек, и думал о том, где бы достать денег на прославление божественного покровителя. О том, чтобы тратить собственное золото, и речи не шло – во-первых, свободный капитал Огги Рутфера составляли три монеты, одна из которых вызывала презрительные плевки всех знакомых менял, а во-вторых, он все-таки был пелаверинцем.
Неровно остриженная голова, к которой за время летнего путешествия в Эль-Джалад приложилась пара подков, камушек и чей-то крепкий кулачище, болела все реже и реже. Спасибо дорогому патрону Бонифиусу – как, все-таки, удачно, что его прокляли, покусали скорпионами, и вынудили потратиться на собственное лечение. Рутферу все эти пузыречки-лекарства тоже отлично помогали.
Но, против уверений господ целителей, вера Огги в Кота-Покровителя не уменьшалась, а росла с каждым часом.
Не далее как три недели назад, когда Рутфер после очередной гулянки возвращался в дом Раддо, именно выскочивший из подворотни кот предупредил его о том, что в темноте могут прятаться существа побольше и покрупнее. Не побоявшийся трудностей Огги продолжил путь, вскарабкавшись на высокий, основательный забор, и смог увидеть, как в той самой подворотне о чем-то переговаривается сомнительная компания из двух брави и одного большого, мосластого тролля. В следующий раз вышло еще проще: Огги танцевал с Кошечкой Рилой, споткнулся о случайно метнувшуюся под ноги настоящую, полосатую кошку, упал лицом в закуску, а когда очухался, увидел вонзившуюся в стену арбалетную стрелу. Если бы не полосатая спасительница, лежал бы Рутфер не с салатным листочком на брови, а весь такой покойный, в осиновом гробу…
Вовремя подавшие голос усатые-хвостатые спасители предупреждали о сорвавшейся с крыши черепице, о том, что на Огги катится потерявшая управление повозка, о том, что не стоит пить пиво, в котором плавают вороньи перья… Последний случай вообще годился для какой-нибудь слезливой детской сказочки. Представьте себе: какая-то старушка угостила Огги румяным яблочком, а случившаяся неподалеку белая холёная кошечка старухи Мильгроу на безобидный фрукт зафырчала, как на собственную смерть. На вопль кошечки выбежали охранники фрателлы, весьма неласково объяснили бродяжке, что не на той улице она подаяние просит; бабка в отместку запустила охранникам в глаз тем самым яблочком и весьма шустро скрылась из виду. Потом мильгроувская кухарка хвасталась, что ее хозяин расщедрился на отраву для мышей, и в качестве подтверждения потрясала яблочным огрызком и посиневшую дохлую мышь, этим самым яблочком причастившуюся. Что-то подозрительно фрукт напоминал угощение странной бабки…
Разве всё вышеперечисленное, и еще с полсотни малых случаев подобного рода, не являются доказательствами того, что Огги Рутфер встал на путь истинный, уверовав в могущество Кота Благославляющего и Милость Дающего? Мяу вам, братья и сестры! Мяу!
У самого Огги сомнений не было. Теперь оставалось изобрести что-нибудь этакое, чтоб и остальных случилось просветление в мозговых извилинах.
Проведя двенадцатый день месяца Гусыни в трудах праведных, а именно – тщательно проинспектировав заведение Кошечки Рилы на предмет разбавления водой спиртных напитков, Рутфер вернулся в дом фрателлы Бонифиуса засветло. Его встретил согласный лай трех красавиц: Любомарты, Лусы и Сонечки.
– У ты моя хорошая… не кусайся, не кусайся… – подластился Рутфер к несостоявшейся чемпионке Гонок по Пустыне. Соня клацнула клыками, метнула пышным хвостом и убежала в конюшню, где копошились ее новорожденные щенки. Человеческая составляющая лающего трио не унималась еще долго. Любомарта с чувством перечисляла, какими «достоинствами» должна обладать особь, которая отважится подарить Огги-остолопу чудо любви и радость семейного очага, Луса громко поддакивала. – На своих мужиков гавкайте! – решительно заявил Рутфер, добравшись до крыльца дома. Луса возмутилась и отстегала забияку полотенцем, решительная Любомарта замахнулась скалкой.
Душевно нахамив обеим фуриям и споткнувшись на лестнице всего лишь три раза, Огги добрался до кабинета фрателлы и свалился на пороге, бодро рапортуя, что готов к новым свершениям.
– Что готов – прекрасно вижу, – холодно заявила донна де Неро.
– Ну, Кайти, или как там тебя, Костяндра… чего ты сердишься, – Огги состроил рожицу обиженного судьбой кролика. Подхватил стул, со второй попытки сумел опуститься на него, а не рядом, и преданно заглянул в черные глаза Кассандры-Аурелии. – Мы ж с тобой сто лет знакомы, можно сказать, родными стали… Держи, я тебе газетку со станции украл.
– Угу, – неопределенно отреагировала иберрийская стервочка. Сделала вид, что полностью погрузилась в изучение новостей «Талерина сегодня». – Я тебя не задерживаю.
– Ты не беспокойся. Я ж тебе завсегда помочь готов, Костяндра ты моя дорогая, – со всей силой, на которую еще был способен, Рутфер замахал руками. Уронил чернильницу, пару документов, любимые счеты господина Раддо и с преувеличенной тщательностью полез поднимать. Оказавшись на полу, Огги решил сделать даме комплимент: – Знаешь, а у тебя ноги…
Кассандра рывком вскочила – так, что стул отлетел на пару шагов, – пнула протянутую к ее юбке руку «товарища» и совершенно неподобающей для хрупкой девушки четырехэтажной фразой объяснила Огги, чтоб не смел к ней прикасаться.
– Я хотел сказать – красивые ножки, – принялся оправдываться Рутфер, ползая перед донной Кассандрой на коленях. – Ну прости, прости. Ты ж знаешь, как я тебя люблю! Еще с тех пор, как ты звалась Кайт и убеждала фрателлу, что можешь обворовать любого пентюха. А сейчас я люблю тебя больше и больше! Знаешь, ты такая красивая…давай, помурлычем сегодня вечерком? Я и молочка украл… – пелаверинец принялся обхлопывать карманы куртки в поисках заветной бутылочки.
– Пшел вон, пьянь подзаборная, – хриплым голосом приказала Кассандра. Она брезгливо отряхнула платье, будто хотела сбросить с него следы рук настырного ухажера. Так как Огги не унимался, девушка весьма решительно подхватила с каминной полки бронзовую статуэтку, перехватила ее, как дубинку и велела выбирать – отправляется ли Рутфер сам, куда ему только что подсказали, или его уносят. На городское кладбище.
– Злая ты, – пожаловался Огги, ползком покидая негостеприимную донну. – а я ведь любя… я, между прочим, от чистого сердца… может, я жениться на тебе хочу? Когда-нибудь потом, а то ведь ты девушка хрупкая, в охране нуждаешься… за изумрудами, опять же, присмотреть надо…
Золотое ожерелье, украшенное крупными изумрудами баснословной ценности, уже давно стало притчей во языцех. Кассандра-Аурелия носила его почти всегда, мало заботясь, чтобы украшение сочеталось с выбранным платьем. Больше того – глазастая Луса усмотрела, что даже тогда, когда донна де Неро выбирает другие драгоценности, она все равно продолжает носить изумрудное ожерелье, скрывая зеленые камни под шарфом или застегнутым воротом. Почему? Такое поведение имело смысл, если бы Кассандра боялась кражи. Или, по примеру восточных красавиц, надеялась унести с собой самые ценные вещи, буде муж внезапно заявит о разводе. Но… но… во-первых, у лучшей воровки герцогства Пелаверинского был доступ не к единственному ожерелье, а как минимум к дюжине, и более ценных, во-вторых, не было восточного мужа, а в-третьих, донна Кассандра не боялась никого и ничего.
Уж в этом-то Огги был уверен. Хвала Великому Мяо, умел разбираться в людях.
Загадочная привязанность иберрийки к старинному украшению и была первой разумной мыслью, посетившей похмельную голову Огги Рутфера. Проснувшись среди ночи, бедолага потратил полчаса, вспоминая, а не наделал ли он сегодня подвигов, а потом стал думать о том, как бы изменить мнение неприступной красотки о своей скромной персоне. Почему бы не спасти от похищения любимую изумрудную побрякушку донны Кассандры-Кайт? Ворья нынче развелось – жуть, куда ни плюнь, всюду воры… Кокуренты, блин!
Я спасу вас, прекрасная донна! – шепотом провозгласил Рутфер и брякнулся с постели. – Мяу, – пожаловался он ночной тишине. И осторожно, на цыпочках, отправился на дело. То есть на спасение. Ну, вы поняли – сначала ожерелье украсть, потом самому его спасти. И все – во славу Великого Мяо…
Добравшись до комнаты Кассандры, Огги успел малость протрезветь. Отмычку подобрал легко, руки почти уже и не тряслись, и вообще – опыт города берет. Заботливо смазанная дверь открылась без единого звука, и перед Огги предстало дивное зрелище.
Заваленный пузырьками, скляночками, коробочками туалетный столик, на котором возлежало таинственно мерцающее изумрудное ожерелье.
А рядом с ним застыл огромный черно-белый кот.
Казалось, что животное выбралось из таинственных далей маленького зеркальца, и, удивившись неожиданному появлению человека, застыл, превратившись в дивную статуэтку. Многомудрый, но не совсем трезвый Огги решил, что кот появился не просто так, а со вполне ясным намерением – украсть то самое ожерелье, на которое нацелился он сам.
Как бы то ни было, котик удивленно моргнул, а Огги рухнул на колени и восславил Кошачью Лапу, и в этот раз явившую ему свою когтистую милость.
ЧБК, не привыкший, что его появлению радуются, малость опешил; донна де Неро услышала, что в ее комнате что-то происходит и оторвалась от подушки.
В следующий момент события начали развиваться очень быстро.
Стряхнув дрёму, Кассандра выскочила из-под одеяла и бросилась к своему сокровищу. Она успела ухватить украшение в тот миг, когда Черно-Белый Кот почти скрылся в туманном сумраке зеркальца.
От пушистой кошачьей шкуры во все стороны посыпались искры, яркие, как цинские фейерверки. Упирающееся всеми лапами животное утробно рычало, но не выпускало из пасти краденые камушки. Длинная ночная рубашка Кассандры колыхалась от резких движений воинственной донны, превращаясь в весьма соблазнительное привидение. Туалетный столик раскачивался, как при этом оставалось целым зеркало – ведают только боги. Со стороны казалось, что посеребренное стекло превратилось в серую лужицу, из которой, как левиафан из детской ванночки, выплыл таинственный котяра. Рычание, искры, сдавленные ругательства, звон упавшего дамского барахла…
Очередная коробочка, содержащая, что удивительно, не пудру, а какой-то темный порошок, стукнул Огги по лбу, он очнулся и поспешил на помощь.
Глупая девчонка опять подумала что-то не то! Он всего лишь хотел помочь! Он, между прочим, всяким там иберрийским выскочкам и не думал навязываться!
В этот момент донна де Неро, наконец, вырвала свою собственность из клыков вороватого зверя. Тот возмущенно фыркнул и скрылся в глубинах зеркала, а потом Кассандра сжала ожерелье в кулаке, повернулась и от всей души врезала подошедшему Рутферу в челюсть.
Удар вышел сильным, мужским. Огги перелетел через комнату, врезался затылком в стену и со счастливой улыбкой потерял сознание.
– Он хотел меня обокрасть, – в пятый раз объяснила Кассандра. В только что озвученной версии ночного происшествия не было ни волшебных котиков, ни странных зеркал, одна голая правда: Рутфер забрался к ней в комнату, попробовал утянуть ожерелье, а она, с риском для жизни и чести, была вынуждена обороняться. Сделайте что-нибудь, господин Бонифиус! Девушка нервно поправила халат, потуже затянула пояс, и еще раз повторила: – Этот хам собирался украсть мои изумруды! Я требую, чтобы его наказали!
Возлежащий среди дюжины подушек фрателла хмыкнул, вроде бы соглашаясь, но и не спеша делом доказать свое согласие.
– Требует она, – фыркнула, появляясь на пороге, пренебрежительная Луса. – Молода еще, требовать-то! Задом не виляла бы, мужики к тебе и не приставали бы! А то – как глазки строить, так она первая, а как ответ держать, кто шум поднял, Бони нашего сна лишил – так не виноватая она, мужик сам пришел… Бони, ты как? Супчику хочешь?
Раддо отмахнулся. Не до супа, сейчас надо с делом разобраться. Вот поэтому-то он и не завел семью, а тем более – дочерей. Дела – на половину ломаного гроша, а шума, склок, беспокойства – на целый золотой.
– Он хоть живой? – поинтересовался фрателла у Фломмера. Безмолвный охранник возвышался у стены – свою роль он выполнил, прибыл на место происшествия и нейтрализовал буянящий элемент. Правда, элемент буянил не слишком… скорее, пускал пузыри и сдавленно мяукал…
– Живой. Только пьяный, – доложил Фломмер.
– Неси его в подвал. Пусть проспится. Утром скажешь, что я лишаю его недельного жалованья.
Некоторое время Кассандра ожидала продолжения. Его не последовало – квохчущая вокруг Раддо Луса поправила своему благодетелю одеяла, подоткнула подушку и снова принялась угощать супчиком. Ну ложечку… ну профилактики истощения ради… Целитель сказал – восстанавливать силы, а тут всякие вертихвостки шумят по ночам, понимаешь…
– Что, и всё?! – не поверила Кассандра. – Он меня чуть не обокрал, а ты его лишаешь недельного жалованья, и всё?!
– Не бери в голову, – отмахнулся Раддо. – Если бы Огги и в самом деле хотел тебя обокрасть, уж поверь, он сумел бы провернуть дело по-тихому. Ну, выпил парень лишнего, померещилась ему какая-то чушь… Он, вообще-то, добрый, покладистый.
– «Добрый, покладистый»? – возмутилась девушка. – Этот жлоб посреди ночи вламывается в спальню к незамужней девушке, и всё, что ты делаешь – называешь его «добрым и покладистым»?
Не привыкший, что на него повышают голос, Бонифиус поморщился. А Луса не была бы Лусой, если бы упустила повод поскандалить:
– Тебе что, наш господин Бонифиус – отец родной, или муженек законный, чтоб переживать, кто да зачем к тебе по ночам шастает? И вообще, как ты смеешь ему «тыкать»? Молода еще!
– Донна де Неро заслужила небольшие поблажки, – пожурил Лусу фрателла. – Она весьма хорошо зарекомендовала себя, и не ее вина, что наш эль-джаладский летний проект провалился с таким треском. Кстати, донна, как дела с герцогом Тирандье? Что-то я не помню доклада о том, чем закончилась кавладорская поездка. Исанро намеревается возвращать долг? Как?
– Не при ней, – проворчала Кассандра, кивая на навострившую ушки Лусу. Бонифиус мрачно покачал головой:
– Вот как раз Лусе я доверяю. В ее пустой голове ничего не задерживается, так что можешь говорить смело. Ты согласовала график возвращения кредита?
Почему-то Кассандра не поспешила заверить фрателлу, что всё в полном порядке и финансовая операция идет так, как было запланировано. Вместо ответа девушка достала из кармана халата многострадальное ожерелье, принялась перебирать камни, как чётки, и разразилась речью о том, как недопустимо иметь дело с помощником, который пьет, устраивает затяжные гулянки, кормит бродячих кошек…
– Да брось, – уже не мягко, а рассерженно повторил Раддо. – Сказал же – Рутфер безобиден. Хорошо, если ты так настаиваешь – Фломмер даст ему по шее. И всё, я больше не желаю слушать твоих жалоб. Ты, извини за прямоту, не монашка, а он вовсе не такой кобель, которым ты желаешь его выставить. И вообще, я не понял – тебя беспокоит то, что он пытался стащить твое золотишко, или то, что он попал мимо постели? Что там с долгом Тирандье?
Кассандра посмотрела – но не на Раддо, а на изумруды, зажатые в кулачке. Взгляд у нее был диковатый и испуганный – так бывает с сомнамбулами, вдруг очнувшимися в кишащем цинскими змеями подземелье.
– Потребуется еще пара недель на дополнительное согласование, – пробормотала Кассандра.
– Хорошо, – согласился Раддо, – пара недель у тебя есть. Если тебе потребуется помощь…
– Нет, – решительно отказалась донна. – Я справлюсь сама.
– Как хочешь. Тебе и карты в руки.
– И с тебя одной спрос будешь, ежели лажанешься, – поддакнула Луса. – Кушай супчик, Бони, супчик полезный, его Любомарта варила, а я приглядывала. Кушай, поправляйся, дорогой ты наш фрателлушка!..
То, что Кассандра ушла – молча и не поднимая скандала, – вполне можно было считать чудом.
То, что изумрудное ожерелье не помогло своей хозяйке настоять на своем… было не чудом, это было катастрофой!
Бросившись к себе, Кассандра зажгла свечу, и, не обращая внимания на оставшийся после визита Огги разгром, принялась прощупывать и рассматривать золотое украшение. Замочек, цепочка, оправа первого изумруда, чуть заметная ямка в золотой пластинке, оставшаяся после кошачьего зуба… нет, это повреждение слишком мало, чтоб нарушить свойства артефакта! Идем дальше…
Нет!
Центральный, самый большой камень ожерелья от прикосновения тонких ловких пальчиков вдруг шевельнулся и, уподобившись сломанному зубу, с едва различимым хрустом покинул насиженное место.
Если бы в покоях Кассандры-Аурелии де Неро, как называла себя в Пелаверино иберрская красавица, вдруг оказался какой-нибудь маг, или, на худой конец, Черно-Белый Кот, он бы увидел, как насыщенно-зеленая пульсирующая аура украшения мигнула и погасла.
Нет, этого не может быть… Что же теперь делать?!!
