Текст книги "Игры сердца (ЛП)"

Автор книги: Кристен Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)

– Нет, я не имею в виду детей или половину, треть или четверть. Ты не будешь платить ни по ипотеке, ни коммунальные услуги.

Я моргнула. Затем снова уставилась на него.

Потом спросила:

– Почему не буду?

– Почему не будешь? – переспросил Майк.

– Да, почему не буду?

Я почувствовала, как тело Майка слегка напряглось подо мной, и его руки перестали блуждать по моей заднице.

Должна была воспринять это как предупреждение.

Но не восприняла.

– Потому что это мой дом, это моя ипотека, я несу ответственность за коммунальные услуги, а ты моя женщина, и я забочусь о своей женщине.

Он случайно не сошел с ума?

– Майк, сейчас не 50’е годы. Я живу у тебя в доме. Зарабатываю. Так что могу оплачивать счета, – заявила я ему.

Его тело напряглось, еще одно предупреждение, которое я пропустила мимо ушей.

– Я знаю, что сейчас не 50-е, Дасти. Я также знаю, что ты можешь сидеть за своим кругом только в выходные, а не когда захочешь. А остальные пять дней впахиваешь на тракторе. Не говоря уже о том, что ты сама мне сказала, что в связи с экономической ситуацией твой бизнес пошел на спад. И кроме того, твое ранчо не сдали в аренду, так что ты и так уже платишь ипотеку и оплачиваешь коммунальные услуги за дом, в котором не живешь.

– Да, но я занимаю твой дом, твою спальню, так что могу платить за себя.

– Мы поговорим, когда ты сдашь свое ранчо в аренду. А пока я оплачиваю здесь все.

Он явно был не в себе.

– Майк, это безумие. Я здесь живу.

– Ты платишь арендную плату за ферму? – выпалил он в ответ.

– Нет, но я покупаю продукты, и в любом случае, ферма – это дом моей семьи.

– Э-э… Ангел, – начал он, в его глубоком голосе слышался сарказм, который мне не очень понравился. – Возможно, ты пропустила, но неделю назад ферма стало твоим семейным домом.

Теперь мое тело напряглось.

– Ты понял, что я имела в виду, Майк.

– Я делаю и имею в виду то же самое, Дасти.

Упершись предплечьем ему в грудь, я слегка оттолкнулась от него только для того, чтобы его руки соскользнули с моей задницы, но он обхватил меня за талию и прижал к себе, так что я замерла.

Но говорить не прекращала:

Это было прискорбно, хотя, очевидно, в то время я этого не понимала.

– Я понимаю, ты альфа, Майк, и я твоя женщина. Мне нравится. Мне очень нравится. Но я не могу жить в доме и не вкладывать свою часть в хозяйство. И, позволь заметить, тебе следует подумать о школе для Рис, и Ноу нужно отчистить и перекрасить машину, что с такой машиной означало бы выбрасывать деньги на ветер, либо ему нужна новая машина. Я хочу облегчить твою ношу, тебе станет легче.

– Да, и мы можем поговорить о том, как ты облегчишь мою ношу, когда твое ранчо сдадут в аренду. Но это не будет половина. Четыре человека живут в этом доме, и я отвечаю за всех, но ты хочешь отвечать за себя, тогда мы заключим сделку. Но мы сделаем это потом, а не сейчас.

– Это может занять месяцы, Майк.

– Значит, ты облегчишь мою ношу через несколько месяцев.

Я почувствовала, как у меня сжались зубы, но все же заставила их разжаться, сообщив:

– Мне так неудобно.

– Со временем ты привыкнешь к этому, – немедленно ответил он, и я почувствовала, как у меня начало гореть в груди.

Я сделала глубокий вдох.

Затем заявила с наигранным спокойствием:

– Это кое-что значит для меня, Майк. Я уже определенное время забочусь о себе сама. Я привыкла. Я горжусь тем, что у меня получается так хорошо содержать себя. И я хочу тебе помочь.

Что-то в том, что я сказала, поразило его. Я поняла это, когда он сел, прихватив меня с собой, но его руки сомкнулись вокруг меня, удерживая на месте.

И мне бы заткнуться окончательно, когда он произнес:

– Мне не нужна помощь. У меня все было просто отлично, и я буду продолжать делать все просто отлично. И для меня кое-что значит, что ты оставила все то, что у тебя было в Техасе, чтобы переехать сюда. Я знаю, ты приехала, чтобы помочь разобраться с дерьмом на ферме, но я также знаю, что ты приехала, чтобы быть со мной рядом. Я не позволю тебе понести за это финансовый удар. Когда будешь получать арендную плату за твое ранчо, мы поговорим. И твоя доля будет не половина. Ни за что, бл*дь, ни половина. Но мы поговорим, и мы поговорим тогда, а не сейчас.

– Я знаю, что могу себе позволить в финансовом отношении, Майк, а что нет, – огрызнулась я.

– После того, как ты рассказала мне, что твоя прибыль снизилась за два года до такой степени, что твоему менеджеру пришлось начать продавать твою посуду через Интернет и новые галереи, ты говоришь мне, что это не финансовый удар?

Так и было, но дело было не в этом.

– Дело не в этом, – ответила я.

– Дасти, именно в этом. Ты не будешь принимать удар на себя из-за меня. Ты уже получила один удар из-за меня, бросив свою жизнь там и приехав сюда, чтобы быть со мной. Это первый и последний удар, который ты получила.

Очевидно, были времена, когда властный мачо Майк не был таким уж милым.

– Ты не можешь решать за нас обоих, – парировала я.

– Я только что принял это решение… за нас обоих, – выпалил он в ответ.

Я секунду свирепо смотрела на него, а затем раздраженно прошептала:

– Майк, это не круто. Я понимаю, что ты мужчина, настоящий мужчина, парень, я понимаю это, и по большей части это хорошо. Но сейчас плохо.

Я знала, что он теряет терпение, когда тихо ответил:

– Дасти, мы поговорим об этом дерьме и договоримся, когда ты сдашь свое ранчо в аренду.

– А до тех пор ты рад, что я буду чувствовать себя некомфортно в этой ситуации? – Выстрелила я в ответ.

– Нет, до тех пор я буду рад, если ты перестанешь быть такой чертовой упрямицей, пойми, я тебя прикрою, и я говорю тебе, что компромисс, к которому мы пришли, будет отложен на некоторое время, что меня вполне устраивает.

– Для меня это неприемлемое решение, – заявила я ему.

– Дасти…

Вот тогда я не выдержала, прервав его и заявив:

– Выбирай, Майк. Или я возвращаюсь на ферму, или нахожу квартиру, или остаюсь здесь и оплачиваю свое проживание. Вот. На твой выбор. Что ты выбираешь?

И когда эти слова вырвались, даже когда уже говорила, заметила, как его лицо превратилось в гранит, и поняла, что сделала что-то ужасно неразумное.

Но, поступив неразумно, на этом я не остановилась.

Я поняла, что облажалась, когда его руки легли на мои бедра, он снял меня с себя, посадил мою задницу на кровать и отодвинулся. Потом мгновенно повернулся, уперся кулаком в матрас рядом с моим бедром, наклонился так, что наши лица оказались друг напротив друга.

И прорычал, низко и рокочуще:

– Ты понимаешь, что я мужчина? Тогда должна понять, что такому мужчине, как я, нельзя ставить ультиматумы. Никогда. Ты хочешь до такой степени быть независимой женщиной, что отказываешься идти на компромисс, ну, валяй, дорогая. Но ты сама делаешь этот выбор. Не навязывай мне это дерьмо. Не бывают только сильные стороны, которые во мне есть, ожидая потом, что будешь ставить мне условия, когда тебе захочется. Этого не будет. Ты принесла себя в жертву ради меня. Я живу с этой мыслью ежедневно. То, что ты в этом доме – это не жертва с моей стороны. Моя ипотека не увеличивается, коммунальные услуги я почти не чувствую. Но для тебя это много значит – платить за себя, потрясающе. Тебе стоит понять, что для меня кое-что значит прикрывать твою спину, пока ты обосновываешься в моем доме, и твоя жизнь налаживается в другом штате.

Затем, предупредив меня, чтобы я не выдвигала ультиматумов, он выдвинул свой. За исключением того, учитывая, как он разозлился, его ультиматум для меня был намного страшнее.

– Если для тебя неприемлем компромисс, то твоя ферма находится прямо по соседству.

Сказав, он оттолкнулся от кровати, наклонился, поднял с пола свои джинсы, подошел к комоду, выхватил кое-какие вещи, затем удалился в ванную, и закрыл дверь.

Я натянула на себя одеяло, не двигаясь под ним. Потому что поняла, что только что облажалась. Я зашла слишком далеко. Забыла, с кем имею дело.

Майк вышел из ванной, я сразу же тихо позвала:

– Милый…

– Разозлился, Дасти, – перебил Майк, не глядя на меня, пока его длинные ноги несли прямо к двери. – Поговорим позже, когда приду в себя.

Затем, не дав мне вставить ни слова, он исчез.

А я сидела на заднице в великолепной кровати Майка за шесть тысяч долларов и пялилась на двери, думая, что в конце концов это должно было случиться. Не может все всегда быть красиво и идеально, омрачаясь только внешними факторами, которые мы не могли никак контролировать.

Но я ожидала, что именно Майк сделает нечто, отчего он станет занозой в моей заднице.

Я не подозревала, что все будет наоборот.

* * *

– Я не чувствую себя готовой к помощи, Дасти.

Я стояла в двойных дверях семейной фермы и смотрела на Ронду, которая развалилась на диване, уставившись в телевизор этим утром.

Майк не вернулся в нашу комнату, когда я оделась и спустилась вниз, увидела записку, которую он написал детям, в ней говорилось, что он отправился в «Хиллигосс» за пончиками. Внизу было написано: «Увидимся вечером, Дасти».

Это означало, что на сегодняшней день меня «сняли с повестки дня». Это меня не разозлило. Не испугало. Я не могла представить, что Майк мог затаить обиду и дуться несколько дней, если учесть столько времени он потратил, чтобы наладить свой брак. Я полагала, что Майк был из тех парней, которые быстро вспыхивают, злятся, типа вспыхивают ярко, как спичка, но, если дать время, со временем успокаиваются.

Или, по крайней мере, я на это надеялась.

Единственное, что я знала, рано или поздно мы поговорим и во всем разберемся, сейчас же у меня было слишком много дел и слишком мало свободного времени. Может в другой ситуации я бы и беспокоилась о стычке с Майком, но у меня не было такой роскоши, как открыть упаковку мороженого в семь часов утра, зациклившись на его словах (или ждать пончики «Хиллигосс», если уж на то пошло). Я должна была выполнить кучу дел. И я также чувствовала, что должна дать Майку шанс остыть. Итак, я выбрала именно это.

Поэтому схватила миску хлопьев, быстро проглотила их, написала записку Майку, Ноу и Рис – чтобы они наслаждались отдыхом, до встречи вечером, взяла чашку кофе с собой на ферму. И прошла прямо к Ронде.

Попросила ее сходить со мной в сарай и помочь покормить лошадей, а потом помочь нам с мамой сложить в ящики мою глиняную посуду. Ей необходимо было начать что-то делать. Ее сидение должно было закончиться.

В четверг вечером Майк, папа и я сообщили Фину, что произошло ночью в доме Майка, хотя он уже все знал. Рис тоже присутствовала. Майк разговаривал с Ноу наедине тем утром перед школой. Учитывая, что он сказал Фину, я решила, что с Ноу он поговорил в таком же духе, и решила, что Майк хорошо поговорил со своим сыном и Фином. И все же, как я и подозревала, Фин посмотрел на Рис. Она кивнула, показывая, что согласна с отцом, у меня закралось подозрение, что Майк подтолкнул ее к этому решению. Так что Фин пообещал не мстить, и, если что-то еще случится в школе или за ее пределами, он, как Ноу и Рис, сообщит об этом директору Клаузену, а также Майку и мне.

Ронда и мама сидели с нами во время этого разговора. Мама слушала, прикусив губу. Ронда выглядела так, словно провела изнурительный день, и она наконец-то разбила лагерь перед не очень хорошей программой по телевизору, отключившись, ничего не воспринимая.

Это вывело меня из себя.

И теперь, после размолвки с Майком, я не была в настроении выслушивать ее дерьмо.

– Ронда, – позвала я, не отрывая глаз от телевизора, она спросила:

– А?

Я втянула в себя воздух.

Потом подошла к телевизору и выключила его.

От неожиданности она слегка вздрогнула, ее взгляд переместился на меня.

– Дасти, милая, я же смотрела фильм, – сказала она мне, я уже и так это знала.

– Больше ты не будешь его смотреть. Ты поднимешься наверх, наденешь джинсы, ботинки и футболку. Я научу тебя, как кормить моих лошадей и как убирать за ними стойла. Когда ты закончишь с ними, я научу тебя, как упаковывать мою глиняную посуду.

– Я могу вычистить твои стойла, Дасти.

Это были слова Кирби.

Я повернулась к дверям и увидела стоящего там Кирби и спускающегося по лестнице Фина.

Мой нежный и любящий Кирби, готовый всегда прикрыть спину своей матери.

– Ты сегодня работаешь на тракторе, – напомнила я ему.

– Я могу присоединиться к дедушке и Фину позже, – ответил Кирби.

– Можешь, милый, и это мило с твоей стороны предложить помощь, но ты не будешь этого делать, – ответила я ему.

– Что происходит? – спросил Фин, переводя взгляд с одного из нас на другого.

– Тете Дасти нужна помощь с лошадьми, – ответил Кирби своему брату. – Я хотел ей помочь, прежде чем сяду на трактор.

– Кирби, люблю тебя, детка, но ты же знаешь, что я имела в виду совсем другое, – мягко заявила я и посмотрела на Фина. – Я просила мне помочь вашу маму. И помощь касается только меня и вашей мамы, так что вы, ребята, идите в сарай. Папа уже там.

Ни тот, ни другой не двигались. Кирби пошевелился, и взгляд Фина упал на его мать.

– Ты поможешь тете Дасти? – поинтересовался он.

– Думаю, что сегодня у меня нет настроения для помощи, – ответила Ронда мягким голосом.

– Да, у тебя, мать твою, ни вчера, ни позавчера, ни за неделю до этого, ни за бл*дский месяц до этого не было настроения, – отрезал Фин, его тон звучал жестко, лицо еще жестче, у меня перехватило дыхание. Он выругался, но я никогда не слышала, чтобы он ругался на мать.

– Фин… – начала я.

– Финли, мы не произносим это выражение в семье, – перебила меня Ронда.

Он развел руками, прищурившись:

– О, ты сейчас собираешься стать мамой? На секунду? Ты собираешься стать мамой сейчас, хотя последние три месяца была ничем иным, как зомби.

О Боже. Терпение Фина кончилось. Я видела это по его выражению лица и тону. Его терпение по отношению к матери и без того напряженное уже несколько недель, лопнуло.

– Фин, милый, полегче, – прошептала я, и взгляд Фина скользнул по мне.

– Полегче? – Спросил он. – Ты старалась полегче, тетя Дасти. Бабушка старалась быть полегче. Дедушка старался полегче. Это не помогло.

Я открыла рот, чтобы ответить, но Ронда выпрямилась и произнесла:

– Финли, ты же понимаешь, мне было очень тяжело, – тихо ответила она.

– Да?! – тут же выстрелил Фин. – Что ж, намекни мне, ма. Смерть отца – тяжело для всех нас. – Он протянул руку. – У тебя больше нет мужа. Я понимаю это. Ты знаешь, почему я это понимаю? Потому что у меня нет отца. Мы все потеряли его, не только ты. Вокруг тебя происходит всякое дерьмо, а ты как в тумане или что-то в этом роде, позволяешь этому дерьму усиливаться, не выступаешь за ферму, за своих мальчиков, ни за кого. Даже за себя. И ты знаешь, на что это похоже, ма? – спросил он, но не стал дожидаться ее ответа. – Такое чувство, что мы потеряли не только нашего папу, но и тебя – нашу маму. И первая потеря была полный отстой. Но твоя, серьезно, мать твою, тоже отстой. Отец не мог контролировать смерть. Но ты? Это совсем другая гребаная история.

Ронда поднесла руку к горлу и прошептала:

– Я не могу поверить, что ты так со мной разговариваешь. Твой отец никогда бы не позволил этого.

– Ты права. Но держу пари, если бы он находился сейчас здесь, он бы покончил с твоим дерьмом так же, как и я, – ответил Финли, а затем, не сказав больше ни слова и не позволив никому произнести ни слова, вышел за дверь.

Мы стояли застывшие и безмолвные.

Через некоторое время Кирби тихо спросил:

– Ты хочешь, чтобы я помог тебе с лошадьми, тетя Дасти?

Я сделала еще один вдох и посмотрела на него.

– Нет, милыйя, иди в сарай к тракторам. Мы разберемся с лошадьми.

Он посмотрел на свою маму, потом на меня, затем кивнул и двинулся по коридору.

Я посмотрела на Ронду, которая все еще смотрела туда, где стоял Финли, ее лицо стало бледнее обычного, но сейчас оно не казалось пустым. На нем застыла острая боль.

Вот черт. Я не хотела еще больше усугублять ситуацию, ей и так было тяжело.

Но мне необходимо было что-то сделать.

– Ронда, – тихо позвала я ее, и ее взгляд переместился на меня.

– Мой сын только что так со мной разговаривал, – прошептала она.

– Да, разговаривал, – сказала я ей. – Ему приходится со многим разбираться самому. Ты нужна ему сейчас.

Выражение ее глаз не изменилось, будто я ей ничего не говорила.

Все еще шепча, она произнесла:

– Он произнес слово на букву «м» и слово на букву «б». Неоднократно.

Честно? Это было все, что она извлекла из слов Дина? Что Фин ругается?

– Он разозлился, Ронда, – указала я ей на очевидное.

– Мы не произносим эти слова у нас в доме.

Боже! Мне хотелось ее встряхнуть!

– Ронда, посмотри на меня, – приказала я.

– Я слушаю, Дасти, – ответила она.

Но я все равно сказала:

– Действительно, посмотри на меня и послушай, слушай внимательно. Ты меня слушаешь?

Она кивнула.

Я заговорила:

– Я знаю, что ты страдаешь. Знаю, что не можешь свыкнуться с его потерей. Но ты должна прийти в себя. Должна найти в себе что-то, стержень, собраться с силами, чтобы пережить потерю Дэррина. Я прошу тебя сделать это ради себя. Прошу тебя сделать это ради ваших сыновей. Но в основном прошу тебя сделать это ради Дэррина. Не хочу показаться резкой, но не знаю, как еще достучаться до тебя. Фин прав. Дэррин заботился о тебе, защищал тебя от многого, но, если бы он сейчас узнал, что ты бросила в этой ситуации ваших сыновей на произвол судьбы, он был бы разочарован. Даже разозлился бы. И если ты подумаешь об этом и будешь честна с самой собой, то поймешь, что я права.

Она еще больше побледнела, когда я закончила, но я молила Бога, что справилась, и она выслушала меня.

После того что сказал ей Фин, я решила оставить все как есть, поэтому закончила:

– Сегодня у меня много дел, мне нужна помощь. Мне бы очень помогло, если бы ты смогла переодеться и встретиться со мной и мамой в сарае. Дел много, Ронда. И я хочу подчеркнуть, что я оставила свою жизнь в другом городе, чтобы помочь тебе окрепнуть после потери. Самое меньшее, что ты могла бы сделать, это насыпать немного овса, сгрести лошадиное дерьмо и разложить глиняную посуду по ящикам.

Затем я быстро вышла из комнаты.

Как только я вышла на улицу, достала свой мобильный из заднего кармана и позвонила папе, сообщить, что у Фина сдали нервы. Моему любимому племяннику не нужно было злиться до чертиков, а потом рулить трактором с фермерским мотоблоком позади.

Потом я добралась до сарая и увидела, как мама расставляет ящики и наполняет их мелко измельченной соломой, в которую я упаковывала свою глиняную посуду.

Мы с мамой принялись за работу.

Ронда к нам так и не присоединилась.

* * *

Мои лошади были накормлены. Их стойла вычищены (мной). Моя керамика была упакована в ящики. Папа и мальчики колесили на тракторах. Мама отправилась в магазин садоводов Бобби за цветами. Ронда была там, где обычно была. Я сидела за кругом, Биг и Рич пели «Спаси лошадь (Оседлай ковбоя)» https://www.youtube.com/watch?v=HflDc7PUT2g, когда вдруг появилась она.

И потом появилась она. Чем застала меня врасплох.

Хантер предупреждал меня ни один раз – приглуши музыку, будь внимательна к своему окружению. Послушалась ли я его?

Нет.

Поэтому и обнаружила ее, когда сидела наклонившись вперед, сложив руки на чаше, а Одри вошла в сарай, одетая в облегающую юбку-карандаш, блестящую атласную блузку и пару лодочек на шпильках, за которые даже я, несмотря на то, что большую часть времени предпочитаю носить ковбойские сапоги, шлепанцы или толстые носки (когда холодно), скорее всего, убила бы.

Как мог день, который начался так чертовски здорово, превратиться в полный отстой?

– Дасти? – позвала она, подойдя ближе.

Дерьмо. Черт побери. Мать твою.

– Одри, – ответила я.

– Мы можем поговорить?

Господи. Она это серьезно? Заявилась на мою семейную ферму ни с того ни с сего, одетая как героиня телешоу о женщинах, которые проводят время с «Космо», занимаясь сексом, разговаривая о сексе, покупая одежду и жалуясь на мужчин, и она хочет со мной поговорить?

– Эм… не хочу показаться сукой или что-то в этом роде, – я склонила голову к своему кругу, – но я немного занята.

Она поколебалась, потом подошла к моему радио и выключила его.

Мои глаза следили за ее передвижениями, а в голове крутилось: «Господи, она это серьезно?»

Я сделала очень, очень глубокий вдох.

Она придвинулась ближе, потом еще ближе.

– Это важно, – прошептала она.

Я наклонилась, выключила колесо, села по удобнее, чтобы могла опереться локтями на колени, откинув голову назад, глядя на нее, ответила:

– Мы встречались вскользь. Не уверена, что нам есть о чем поговорить, но уверена, что Майк не в курсе твоего прихода, поэтому у меня имеются опасения по поводу разговора с тобой. И еще раз, не хочу показаться сукой или что-то в этом роде, но мне не нравится, что ты появляешься в моем семейном амбаре без предупреждения, желая поговорить о чем-то важном.

– Это я могу понять, – ответила она, но не двинулась с места.

– Итак, эм…У меня много дел, – закончила я, надеясь, что она откланяется.

– Я не займу у тебя много времени, – мгновенно заявила она.

Господи. Это реально происходит?

– Одри…

– Ты должна понять, это тяжело для меня, – прошептала она, и я моргнула.

Тяжело для нее?! Это же не я появилась в ее доме внезапно, желая поговорить о чем-то, о чем она понятия не имела, о чем именно я хотела с ней поговорить.

Я села и попыталась набраться терпения.

– Пожалуйста, пойми, я очень занята, и о чем бы ты не хотела поговорить в данную минуту, я не могу.

– Просто… – начала она, но была прервана рычанием, отрывистым, очень, очень сердитым:

– Какого черта, мать твою?

Она быстро обернулась, и я увидела ее ошеломленный взгляд, обращенный на моего мужчины, неслышно зашедшего в сарай, его жесткие, сверкающие, сердитые глаза были прикованы к Одри.

Ее вступление в наш разговор и так было плохим. Сейчас все стало еще хуже.

– Какого, мать твою, хрена? – повторил он, хотя ни одному из нас не дал времени объяснить, «какого хрена» (я тоже так и не поняла).

– Майк… – начала Одри, протягивая к нему руку, но он остановился в трех шагах от нее, его глаза все еще были прикованы к ней.

– Это твой «Мерседес». Я не поверил своим глазам, поэтому надеялся, что ошибся. Но нет. Бл*дь, это твоя машина. Какого хрена ты здесь делаешь?

– Мне нужно поговорить с Дасти, – ответила она.

– Одри, честное слово, нет ни одной вещи, о которой тебе нужно поговорить с Дасти.

– Ты ошибаешься, Майк, – тихо произнесла она.

– О нет, я, бл*дь, совсем не ошибаюсь, – резко ответил он.

– Прошу тебя, могу я просто поговорить с Дасти минутку, это займет всего минуту. А потом уйду.

– Нет. Ты уйдешь через две секунды, и за эти две секунды ты ни хрена не скажешь Дасти.

– Майк… – начала она.

– Садись в свою гребаную машину и уезжай.

– Майк, пожалуйста… – начала она снова.

Но он наклонился вперед, лицо все еще было жестким, глаза блестели, теперь сузились, и он выдавил:

– Мы не играем в эти игры, Одри. Не сейчас, ни мать твою, когда-либо. Дасти для тебя табу. Полностью. Окончательно. Она не существует для тебя. А теперь садись в свою гребаную машину и уезжай.

К сожалению, она не села в свою гребаную машину и не уехала.

Она раздраженно всплеснула обеими руками и заявила:

– Ты даже не можешь представить, как для меня это не легко.

– Я даже не знаю, что это такое, – парировал Майк. – И мне, бл*дь, наплевать. – Он посмотрел на меня и спросил: – Ты знаешь, что это за ее шоу?

Я сжала губы, так как Майк был так зол, что подходил под определение «в ярости», я не хотела выводить его из себя еще больше. На самом деле, я вообще не хотела находиться здесь, пока они ругались, но, к сожалению, керамику нужно делать, она не сделается сама по себе, и, в отличие от других, находящихся в моем сарае, я как раз и должна была находиться в нем. И все же я медленно отрицательно покачала головой.

Взгляд Майка вернулся к Одри, но обратился он ко мне:

– Конечно, нет. С чего бы? – Затем он обратился к Одри: – У тебя нет ее номеров телефона. Но ты слушала городские сплетни и узнала, что она Холлидей. Узнала, где находится ее ферма. И ты знаешь, что она работает. Так что это ты устраиваешь здесь шоу. Ставишь ее в неловкое положение из-за того дерьма, которое собираешься на нее вылить, хотя у моей женщины и так уже огромное количество дерьма на ее чертовой тарелке.

И вот тогда Одри потеряла самообладание.

Она уперла руки в бедра, наклонилась вперед и рявкнула:

– Она главная героиня шоу, Майк. Я не могу от нее отделаться, – она высвободила одну руку и взмахнула в мою сторону, прежде чем продолжить. – Рис все время тараторит о ней. Даже Джонас все время говорит о ней. У Дасти есть лошади. Дасти въехала на своей лошади к вам на задний двор. У Дасти приятный смех. У Дасти красивый голос. Дасти всегда носит классную одежду. Все время только одна Дасти. Они видят Дасти чаще, чем меня. И они, очевидно, разговаривают с Дасти больше, чем со мной, поскольку у них гораздо больше возможностей, учитывая, что теперь она переехала к тебе, и кстати, теперь живет с моими детьми. Поэтому, когда я хочу сделать что-то особенное для своего сына на день рождения, я должна пойти и узнать у Дасти, что мне сделать для него особенное.

Майк замер, я тоже, а Одри стояла на своем месте, ее грудь заметно поднималась и опускалась.

Я подозревала, что Майк замер по той же причине, что и я. Я была удивлена. На самом деле, шокирована. Я не ожидала услышать такого от Одри. Совсем не ожидала. И то, что она сказала в конце, было печально во всем своем многообразии употребления этого слова.

Поскольку мы молчали, Одри нарушила молчание.

– Итак, как вы поняли, для меня вся эта история нелегкая. Я пытаюсь быть хорошей матерью, а мне приходится идти к девушке моего бывшего мужа, чтобы узнать, что мне следует сделать для моего сына такого особенного на его день рождения, поскольку, я думала, что лучшим подарком для него будет – совместный семейный ужин, мне не разрешили.

Этого явно не следовало ей говорить. Она приобрела некоторую значимость в моих глазах, но тут же ее потеряла.

И Майк сразу же ухватился за ее слова.

– О нет, не начинай снова это дерьмо, – прорычал он.

– А разве это неправда? – спросила она.

– Ты сама на это пошла добровольно, во время нашего развода, – напомнил он ей.

– Я уже заплатила за это, – выпалила она в ответ. – Боже, Майк, я до сих пор расплачиваюсь.

Майк открыл рот, но я вмешалась, причем быстро.

– Ноу все равно.

Майк и Одри посмотрели на меня, но мои глаза были прикованы к Одри.

– Ноу, – начала я объяснять. – Ему все равно, что ты предложишь. Ты можешь отвести его к «Фрэнку». Можешь в «Стейшен». Можешь к «Реджи» и взять фильмы напрокат. Ты сейчас живешь в Инди, отведи его куда-нибудь в новое и веселое место у вас в городе. Ему все равно. Он любит тебя. В глубине души он верит, что ты хорошая мама. Ему понравится все, что ты сделаешь. Испеки ему один из своих замечательных тортов, которые, по словам Майка, просто бомба, сделай что-нибудь необычное, но веселое и проведи с ним время. Это все, что тебе нужно сделать.

Одри посмотрела мне в глаза. Затем я увидела, как она сделала глубокий вдох.

Затем она заявила:

– Но это должно быть что-то особенное.

– Особенное – это всегда люди, с которыми ты проводишь время, а не то, куда вы пойдете, – ответила я. – Но если ты хочешь приложить усилия и сделать что-то совсем уж особенное, то человек, которого тебе стоит спросить, – это ни я, ни Майк, а Рис. Она знает своего брата лучше нас всех. И она будет счастлива поделиться своими мыслями с тобой, а также будет счастливо, что ее брату доставили такое удовольствие.

Она продолжала смотреть мне в глаза, я наблюдала, как она сделала еще один глубокий вдох, на этот раз глубже, я поняла почему, когда она призналась:

– Мы с Рис не очень ладим.

– Тебе предоставляется отличный способ исправить ваши отношения – пообщаться с ней, – заявила я. – И хорошая вещь, о которой можно поговорить, – это сделать что-то приятное ее брату. Ты доводишь это до конца, она видит, что может доверять тебе, ты на шаг ближе.

Она снова посмотрела мне в глаза. Затем кивнула, опустила взгляд вниз.

– Ты получила ответ? – насмешливо спросил Майк, и ее глаза метнулись к нему.

– Да, – прошептала она, затем посмотрела на меня, сделала еще один глубокий вдох и выдавила: – Спасибо.

– Хорошо, – мгновенно заявил Майк. – Теперь это дерьмо больше никогда не должно повториться. Ты поняла?

Ее глаза снова обратились к Майку, она долго рассматривала его, затем кивнула.

Он мотнул головой в сторону дверей фермы и сказал ей то, что она и так знала.

– Твой «Мерседес» в пятидесяти футах отсюда, и твоя задница должна быть в нем.

Она закрыла глаза и повернула голову ко мне, прежде чем открыть глаза. Я видела, что она была в замешательстве. Видела, что она рассердилась. И увидела, что ей больно.

Вот черт.

– Прости, что побеспокоила тебя, – тихо сказала она.

– Ты извинилась. Дело сделано. А теперь иди, – заявил Майк, и я сдержалась, чтобы не сказать ему, чтобы он дал ей передышку.

Я не знала, как поступить. Не хотелось говорить ей, что все в порядке, потому что это было не так. И все же это было так, поскольку она выяснила, как лучше поздравить Ноу и не причинять неприятностей.

Вот черт побери!

Она сделала еще один вдох. Затем кивнула мне один раз, ее глаза скользнули по Майку, а затем она направилась на своих лодочках на высоком каблуке к дверям сарая.

Я наблюдала, как Майк подвинулся, чтобы ему было лучше видно. Затем увидела, как Майк стоял, расставив длинные ноги и скрестив руки на груди, наблюдая в двери сарая, и я решила, что Одри садится в свою машину и уезжает. Это заняло некоторое время, затем он повернулся и направился ко мне.

– Ты как? – спросил он, подойдя ближе.

– Лучше, чем ты, – тихо ответила я.

Он изучал меня, затем пробормотал:

– Прости, Ангел.

– В конце концов, извиняться не за что, и в любом случае извиняться нужно не тебе. Если бы я дала ей минуту, о которой она просила, то высказала бы все, что считаю нужным, она бы уже давно убежала от меня.

– Она играет в свои игры, – ответил Майк, и я промолчала.

Я не так хорошо ее знала. Майк изучил ее очень хорошо. Но она искренне, хотя и удивительно и несколько трогательно, хотела получить от меня помощь.

– С этим покончено. Давай двигаться дальше, – предложила я, все еще тихо.

Он снова изучал выражение моего лица.

Затем спросил:

– Ты упаковала свою посуду в ящики?

Я кивнула.

– Мы вернулись. Ноу дома, играет на своей новой бас гитаре. Рис передает привет твоей маме. Мы с Риси решили узнать, не нужна ли тебе какая-нибудь помощь.

Вот оно. Я знала, что мой мужчина не будет долго держать зла.

– На бас гитаре, – прошептала я. – Крутой подарок, папочка.

Губы Майка дрогнули.