Текст книги "Игры сердца (ЛП)"
Автор книги: Кристен Эшли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц)
– Э-э… да, милая.
О Боже!
Что ж, она должна была знать. Не так ли?
– Ты точно знаешь? – тихо спросила Кларисса, и голова Дасти склонилась набок.
Потом она сделала кое-что забавное.
Во-первых, ее лицо стало мягким. Затем ее красивые темно-карие глаза скользнули по лицу Клариссы. Затем она встала с кресла на роликах, которое они прикатили из папиного кабинета, чтобы Дасти могла сесть рядом с ней и сделать ей макияж, но Дасти почему-то наклонилась вперед. Нежно обхватила рукой подбородок Клариссы и повернула ее голову к зеркалу.
Кларисса уставилась в зеркало.
Ее макияж никогда не выглядел так хорошо, никогда.
– Что ты видишь? – Спросила Дасти, и взгляд Клариссы переместился с потрясающего макияжа Дасти на наклонившуюся к ней Дасти, ее подбородок почти касался головы Клариссы, а глаза при этом смотрели на саму Клариссу в зеркале.
– Ты отлично делаешь макияж, – ответила Кларисса.
Дасти улыбнулась Клариссе в зеркале, затем отняла руку от лица Клариссы и положила ей на плечо.
– Посмотри внимательно, милая, – прошептала она, и Кларисса перевела взгляд с Дасти на себя.
И она увидела. То же самое, что всегда видела. Клариссу.
– Что ты видишь? – повторила Дасти.
– Себя, – тихо ответила Кларисса, обеспокоенная, что ответ звучал совсем не так, как видно хотела бы услышать Дасти.
Дасти улыбнулась ей в зеркале.
Затем сказала:
– Фин видит что-то еще.
Кларисса почувствовала, как ее сердце перевернулось само собой.
– Что? – выдохнула она.
– Красоту. Ранимость. Деликатность.
Кларисса смутилась и повторила:
– Что?
– Мой племянник – сын своего отца. А его отца тянуло к тому, за чем или за кем он мог бы присматривать, оберегать и беспокоиться. О земле. Оборудовании. Семейном наследие. Своей жене. Семье, которую он создал.
Кларисса не понимала, но не хотела выглядеть идиоткой перед Дасти, но говорили они о том, чего Кларисса до конца не понимала.
Поэтому она решила открыто сказать:
– Я не понимаю, – прошептала она.
Дасти секунду молчала. Затем таинственно произнесла:
– Поймешь.
Кларисса прикусила губу. Она хотела узнать, как ей понять, но спросить постеснялась.
Дасти подвинулась, снова села рядом с ней, и Кларисса повернула к ней лицо в тот момент, когда Дасти схватила ее за руки.
– Я знаю, что мы находимся в процессе, чтобы узнать друг друга получше, – начала она, – но я хотела бы попросить тебя об одном одолжении.
Кларисса сделала бы все для Дасти Холлидей. Все. И она знала это, что сделает для Дасти все, еще до того, как увидела выражение лица своего отца, когда он наблюдал, как Дасти спускалась по лестнице в доме Фина.
– Что?
– Я люблю своего племянника, – мягко и тихо произнесла Дасти, и Кларисса поняла, что она говорила то, что думала. – Ему семнадцать. Он парень. Он только что потерял отца. И он не может справиться с этой трагедией со своими друзьями. Ему приходится иметь дело и с другими проблемами. Одолжение, о котором я тебя прошу – может ты сможешь присматривать за ним?
Клариссе это не понравилось. Нисколько.
– Ты имеешь в виду, стучать на него тебе? Например, передавать его чувства, когда он будет мне рассказывать? – спросила она в ужасе. Фин бы возненавидел ее за это.
Но Дасти тут же отрицательно покачала головой, одновременно сжав руки.
– Нет, я не об этом. Я имею в виду, только ты и он.
О Боже!
У них не было только она и он. Вокруг всегда были другие.
О Боже, Клариссе понравилась мысль – только она и Фин.
– Только я и он? – Кларисса вздохнула, а Дасти кивнула.
– Только ты и он. Когда ты с ним, просто будь… собой. Именно собой. Тогда, когда ты с ним, он может просто быть… тоже собой. Ему это просто необходимо сейчас. Он пытается присматривать за матерью, братом, но ему нужен кто-то, с кем он мог бы чувствовать себя в безопасности, просто быть самим собой. И я думаю, что это ты.
– Я не знаю, как себя вести, когда рядом с ним, – призналась Кларисса, и Дасти широко улыбнулась.
– Что бы ты ни делала, милая, продолжай делать то, что делаешь, потому что, что бы это ни было, видно это помогает.
– Правда? – с придыханием спросила Кларисса, которой понравилась эта идея.
Она не могла сказать, что очень хорошо знала Фина. Но могла сказать, что для подростка у него было слишком много проблем. Иногда выражение его лица выглядело так, как выглядело у Ноу, когда папа развелся с мамой, а потом, позже, когда папа получил полную опеку.
Но выражение лица Фина иногда выглядело еще хуже.
Он не делился, но она думала, что его выражение было связано со слишком большими проблемами в их семье.
И он на самом деле беспокоился о том, что задумала его тетя Дебби.
Это было дерьмово – не знать, как ему помочь, и еще хуже – не иметь никакой возможности что-либо предпринять. Она знала, что последняя часть была еще хуже для Фина. Так что было потрясающе, что им удалось вернуть его тетю Дасти к ним домой, соединить его тетю и ее отца вместе, а затем во всю эту историю вмешался папа.
Кларисса, может, и не смогла бы ничем помочь, но папа уж точно мог бы.
И Фин это знал, и она знала, что Фин в тот момент испытал настоящее облегчение.
Было бы здорово, если бы она могла помочь ему каким-нибудь другим способом.
– Абсолютно, – ответила Дасти, отвлекая ее от размышлений.
Кларисса склонила голову набок.
– Это не похоже на большое одолжение, потому что я и так уже делаю это.
– Да, и тебе это нравится? Что ты делаешь с Фином?
Кларисса кивнула, может немного чересчур восторженно, но это только заставило глаза Дасти удивительным образом засветиться. Улыбка Дасти стала такой широкой, что Кларисса решила, что ее кивок был правильным.
– Тогда просто продолжай делать то, что уже делаешь, может… чуть больше, – предложила Дасти.
– Больше?
– Откройся ему, – посоветовала она. – Дай ему узнать тебя лучше.
Кларисса была не уверена, что хочет открываться.
– А если ему не понравится то, что он знает? – осторожно спросила она.
– О, понравится.
– Ты уверена?
– Дорогая, ты девушка, я девушка, и в женском клубе, в котором мы обе родились, если бы я дала тебе плохой совет в подобных вещах, меня бы выпороли, – она ухмыльнулась и закончила: – …заслуженно.
Кларисса ничего не могла с собой поделать. Это было забавно, реально и абсолютно верно. Поэтому она засмеялась.
А когда отсмеялась, то увидела, что Дасти не улыбалась.
Она смотрела на Клариссу с таким выражением, что сердце Клариссы остановилось, она прошептала:
– Вот она.
– Кто? – прошептала в ответ Кларисса.
Дасти наклонилась, ответив:
– Ты. Спасибо тебе за то, что показала мне себя настоящую.
О Боже! Это было так мило.
Кларисса прикусила губу, затем пробормотала:
– Э-э… не за что.
Затем Дасти Холлидей сделала нечто прекрасное. То, что она постоянно получала от отца. Иногда от Ноу. Иногда от бабушки и дедушки. Редко от матери.
Она подняла руку, коснулась щеки Клариссы и мягко сказала:
– Тебе следует почаще улыбаться. Твой папа скучает по твоей улыбке.
Именно тогда Кларисса поняла то, чего не могла понять долгое время. Она знала, что что-то пошло не так между ней и отцом. Он часто наблюдал за ней. Часто вздыхал рядом с ней. Иногда у него было такое выражение лица, когда он был разочарован, что она принесла домой плохие оценки или просидела весь день перед телевизором вместо того, чтобы делать домашнее задание.
Она сжала губы и постаралась не заплакать, потому что слезы испортили бы ее макияж.
Но, честно говоря, она тоже скучала по отцу.
Они услышали, как открылась дверь гаража.
Поэтому Кларисса прошептала:
– Папа вернулся.
Но она знала, что Дасти тоже услышала, и она знала это, потому что увидела, как глаза Дасти потеплели, а ее губы стали мягкими. И Кларисса увидела на лице Дасти то, что прочла в дневниках Дасти.
Дасти Холлидей любила ее отца. Сильно и много.
И Клариссе Хейнс это нравилось. Сильно и много.
– Да, – выдохнула она, затем встала и сказала: – Пойдем его встретим.
Кларисса бросила последний взгляд на свой потрясающий макияж и тоже встала.
И вместе с Дасти Холлидей она пошла встречать своего отца.
* * *
– Мы можем поговорить?
Майк посмотрел в ту сторону, и к своему удивлению, увидел Одри, которая действительно обращалась к нему.
Он хотел ответить «нет». Он действительно чертовски хотел ей отказать.
Потому что он провел на работе весь день. И пока он работал, надеялся, что все идет своим чередом, что его дочь и его женщина проводят день вместе. И вернулся он домой не к надутой и запертой в своей комнате Клариссе без Дасти, которая задавалась бы вопросом, что, черт возьми, не так с его дочерью.
Но он так и не добрался до комнаты дочери.
Он вышел из гаража и увидел, как Кларисса спускается по ступенькам, выглядя, мать твою, как модель.
Он не был слепым. И знал, что его дочь красавица, и это было не предубеждение. Но ее макияж выглядел сногсшибательно, к счастью, она не выглядела слишком взрослой. Но она действительно выглядела слишком хорошо.
И его это тревожило, учитывая, что он уже имел дело с большим количеством дерьма с дочерью-подростком, которое было чертовски тревожным. Но он не мог предаться этому чувству тревоги, так как глаза его дочери горели, улыбка была ослепительной, и она спускалась по лестнице легким шагом, которого он не видел уже долгое чертовое время. И все это она делала после этого адского утра, когда устроила истерику и сразу после этого впала в тихую драму, и случилось все это буквально за каких-то полчаса.
Дасти, ухмыляясь, следуя за его дочерью, подняла ему настроение. Просто потому, что Дасти спускалась по лестнице в его доме, чувствия себя при этом вполне комфортно, естественно, как будто она спускалась по его лестнице миллион раз, и ему это чертовски понравилось. Плюс, было понятно, что ей понравилось проводить время с его детьми и особенно с его дочерью.
Его настроение еще больше улучшилось, когда он вошел в огромную залу и увидел, что сотворила Дасти.
Массивные связки серебристо-белых, блестящих фиолетовых и глянцевых черных воздушных шаров на длинных нитях находились повсюду. Фиолетовые и черные искусно скрученные ленты пересекали потолок крест-накрест. Обеденный стол был покрыт блестящей черной пластиковой скатертью, присыпанной серебряным и фиолетовым конфетти в форме луны и звезд. На столе стояла красивая центральная часть, сделанная из серебряной, черной и фиолетовой фольгированной проволоки в виде стеблей. Фиолетовые, серебряные и черные пластиковые подносы, и миски уже были заполнены закусками, стоявшими на обеденном столе и в разных местах по комнате. Стопки тарелок и салфеток такой же цветовой гаммы были расставлены вокруг стола. И посередине стола стоял чертовски высокий торт, покрытый глазурью из сливочных завитков. По бокам он был украшен россыпью крошечных серебряных шариков, темно-фиолетовыми завитками глазури, а вокруг тонкими художественными завитушками и крошечными черными кружочками. В довершение всего – необычным, замысловатым почерком Дасти, со множеством завитушек, было написано наверху: «С Днем рождения, Рис».
Господи, если бы он купил этот торт, ему пришлось бы заплатить небольшое состояние. И если бы это было хоть вполовину так вкусно, как выглядело, это было бы чертовски великолепно.
Полтора часа спустя он понял, что торт на вкус и вполовину не так хорош, как выглядел.
Он был гораздо вкуснее.
Дасти не лгала. Его женщина умела делать торты.
Примерно через полсекунды, как он вошел в комнату и еще осознал не все произошедшие изменения, услышал, как Кларисса закричала: «Торт состоит из пяти слоев! Пяти! Каждый разрезаем пополам, получается десять! Наполненных глазурью!»
Он посмотрел на дочь, так давно не видел ее такой возбужденной и радостной, не слышал ее звонкого голоса, не видел неподдельного счастливого света в ее глазах, что не понял, чего хотел больше. Обнять ее. Или отвести Дасти к пруду и отблагодарить.
Он обнял дочь.
Затем одарил свою женщину взглядом, в котором сквозило обещание.
Она не пропустила его взгляд и не стала скрывать, что ей понравился его взгляд.
Затем Дасти отвела Ноу на кухню, чтобы разобраться с едой, которую нужно разогреть, а Кларисса взяла его за руку и повела по комнате, рассказывая ему о своем дне с Дасти.
Эта информация включала в себя, почему ее макияж оказался другим. Потому что его сделала Дасти.
Он не мог сказать, что ему вообще нравился на ней макияж. Он также не мог сказать об этом своей дочери.
Рис разрешили краситься, когда ей исполнилось четырнадцать. Ее ранние усилия были не самыми сильными, что означало, что она училась сама, мать не советовала, что делать и как. К счастью, в конце концов она поняла всю хитрость – выбрав правильный путь.
Он был парнем, но понял из того, что рассказывала Рис и макияже, понял, что сидеть с женщиной, обладающей красотой Дасти, делающей макияж – это удовольствие для девочки-подростка.
И в одном можно было быть уверенным – Дасти перешла далеко за рамки услуги, полностью стер гнев и боль его дочери из-за утреннего разочарования, которое ей преподнесла ее мать.
Вскоре после этого заиграла музыка, начали прибывать машины, привозившие подростков. Три года назад Майк узнал, что его присутствие больше не приветствуется на вечеринках по случаю дня рождения дочери. Однако в этом году, поскольку он разрешил пригласить мальчиков, Кларисса была против приглашения некоторых его друзей, он ясно дал ей понять, что будет присутствовать.
Семья включала Одри и сестру Одри, Брук, которая нравилась Майку лишь немного больше, чем его бывшая жена. Она появилась, вручила Клариссе подарок – джинсы за сто двадцать долларов. Майк знал сколько они стоят, так как он сам их ей купил и передал вчера. Это означало, что Кларисса отправится в торговый центр, чтобы их обменять. Не то, чего он с нетерпением ждал, потому что обычно Кларисса сдавала и забирала деньги.
Брук оставалась достаточно долго, оказывая своей сестре хоть какую-то моральную поддержку, затем она кинула на него взгляд – «фак ю», не показывая его пальцем, а только взглядом, и к счастью, потом она убралась к черту из его дома.
И в этом была Брук.
Родители Одри не потрудились ни приехать, ни отправить подарок ни одному из своих внуков. С другой стороны, Майк пришел к выводу, что причина, по которой Одри была такой, какой была Одри, идет от родителей. Ее родители были не самыми лучшими родителями, они частенько забывали, что у них имеется две дочери, поэтому однозначно забывали о пятерых внуках.
Его родители присылали деньги, где бы они не находились на своем огромном фургоне, который был больше большинства трейлеров. Они недолго оставались на одном месте, в последний раз, когда он разговаривал с ними, они были где-то за пределами Сан-Диего. Они добрались до Индианы только в конце апреля. Они любили Рис, но не настолько, чтобы вынести даже одну снежинку.
И деньги, которые они присылали, компенсировали их нелюбовь к снегу.
Появился Мерри со своей сестрой Рокки, что вызвало волну возбуждения. Рокки работала учительницей в школе, была красивой, очень стильной, она была той единственной любимой учительницей, которую каждый ребенок считал очень крутой. Рокки выполнила свой долг, подошла поздороваться с Одри, которая стояла одна в углу. И Майк, хотя был недостаточно быстр, чтобы помешать Дасти подойти к Одри и представиться (что она и сделала, а затем сразу же отошла), Майк не хотел, чтобы знакомство Дасти с Одри затянулось, поэтому стал приближаться к ней.
Зачем Одри сообщила Рис, что хочет прийти на ее день рождения, оставалось для Майкла загадкой. Видно это был очередной ее бессмысленный протест, который причинял больше вреда детям, чем Майку, она не посетила ни одно день рождения детей с тех пор, как они расстались. Она не испекла торт, и испортила все. До сегодняшнего дня она даже ни разу не появлялась в доме Майка.
И Майк не понимал, почему она вдруг заявила, что хочет приехать, а потом все испортила в очередной раз.
И, наконец, она пришла, опоздав на полчаса, стояла там одна, продолжая бросать на него взгляды, будто ждала, что он подойдет. К счастью, она была вынуждена держаться от него подальше. Потому что дети постоянно прибывали, дарили Рис подарки, которые она тут же раскрывала, восклицая: «Смотри, пап!», или Дасти подходила к нему бочком, держась не слишком близко, иногда касаясь тыльной стороной его ладони пальцами. Или Мерри переставал вести себя, как крутой полицейский и псевдо-дядя, развлекающий парней так, как мог сделать только Мерри, он не особо хотел узнать, что им рассказывал его напарник, слыша низкий, многозначительный мальчишеский смех, Майкл хотел бы в данную минуту зависнуть там с ними.
Но в какой-то момент удача отвернулась от Майкла.
Дасти подошла к Рокки, и они проследовали на кухню, чтобы принести еще пакеты с чипсами и пополнить миски, Мерри вышел, отвечая на телефонный звонок. Майка никто не прикрывал в данный момент.
Майк, поймав взгляд своей бывшей, тихо сказал:
– Ты устроила очередное дерьмо сегодня утром и чуть не испортила день рождения нашей дочери, отчего ты сейчас для меня не самый любимый человек, у меня нет времени общаться с тобой.
Затем он не мог остановить свой взгляд, когда на мгновение на лице его бывшей жены отразилась неловкость, прежде чем она тихо попросила:
– Майк, правда, это важно.
Сегодня она была разодета в пух и прах – идеальная прическа, такой же идеальный макияж и идеальный наряд. На ней были не джинсы, как на нем, Дасти, Мерри, Рокки и как на каждом чертовом ребенке в этой комнате. На ней были отглаженные широкие брюки, блузка, которая, вероятно, стоила прилично, и туфли, которые, как он знал, потому что сам их купил, стоили больше трехсот долларов.
Он не мог себе представить, что было «важно» для Одри Хейнс, и он действительно не хотел это выяснять.
В этот момент он знал четко одно – он хотел бы, чтобы она была такой же, как другие разведенные женщины, лишившись его фамилии. До этого момента он не придавал этому особого значения. Не видясь с ней, никоим образом не участвующей в вечеринках дочери, в то время как Дасти была в его доме всего дважды, первый раз он хотел бы стереть из памяти, сегодняшний раз хотел бы запомнить навсегда, он не хотел, чтобы одна из этих двух одиноких взрослых женщин, сейчас находящихся в его доме, носила его имя.
– Пять минут, – согласился он и заметил, как ее плечи опустились от облегчения.
Какого хрена?
– Спасибо, Майк, – прошептала она, а затем спросила: – Можем мы подняться наверх?
Черт возьми, нет, они не будут подниматься наверх.
– На террасу, – проворчал он.
– Но там холодно, – заявила она.
– Тогда говори все быстро, – ответил он.
Она выдержала его взгляд. Потом сдалась.
Сдалась. Без ссоры и даже без своего стервозного комментария.
Серьезно?
Какого черта?
Он пошел вперед, она последовала за ним, они вышли на улицу.
Он закрыл дверь, к сожалению, она прошла дальше, так что изнутри их было нелегко заметить.
Черт.
Не имея другого выбора, и зная Одри, скорее всего она устроит сцену, он последовал за ней, ненавидя такое дерьмо с ее стороны, но ради детей он пошел на это.
Когда он остановился рядом, то сразу же произнес:
– Пять минут, Одри.
Она кивнула, а затем ответила:
– У меня все поменялось, Майк.
Он промолчал.
Она продолжила:
– У меня новая работа. Я, э-э… платят больше.
Поскольку она вообще не работала в течение пятнадцати лет, у нее могли возникнуть некоторые проблемы с работой, но в конце концов она устроилась секретарем в какую-то крупную юридическую фирму в Индианаполисе. Зарплата была дерьмовой, по слухам, она ненавидела свою работу. Хуже было то, что поездки на работу и парковка почти съедали то немногое, что она зарабатывала.
Он снова промолчал, главным образом потому, что ему было на это наплевать.
– Я секретарь двух сотрудников. Зарплата почти в два раза больше.
Майк ничего не сказал.
Она продолжила:
– Приступила на прошлой неделе, и именно поэтому забыла про сегодняшнюю вечеринку, ну, это нелегкая работа. Очень много работы, и я на испытательном сроке. Многие девушки в фирме хотели получить эту работу, испытательный срок маленький, всего месяц. Я должна хорошо постараться, чтобы эта должность осталась за мной.
Она замолчала. Майк тоже молчал, удивляясь про себя, зачем она ему это все рассказывает, все это дерьмо. Ему было настолько наплевать, больше у нее стала зарплата или нет, все, что она теперь сама зарабатывала, тратила на себя.
– Я… ну, – продолжила она, – нужно было кое-что сделать по работе, поэтому мне пришлось сегодня поехать в офис. Хорошо, что я смогла туда поехать. Другие женщины… у кого есть маленькие дети не смогли бы. Так что это хорошо. И это же сверхурочные.
Майк просто уставился на нее.
Она вздохнула и заявила:
– Ну, по любому, срок аренды истекает в следующем месяце, я сниму квартиру в Индианаполисе.
Тело Майка напряглось. Она заметила и продолжила быстро говорить:
– Я нашла квартиру, милую и красивую, с тремя спальнями.
Индианаполис находился всего в пятнадцати милях отсюда. Ноу был приличным водителем. Он мог делать глупости, он был мальчишкой. Но у него было достаточно практики в вождении, он любил свою сестру, поэтому не делал глупостей, когда она сидела с ним в машине.
А Инди был великим городом. Но это был город. Там было несколько не очень хороших мест, Майк надеялся, черт возьми, что она выбрала безопасную дыру для жизни, где будут оставаться его дети.
– Я подумала, ну… ты мог бы приехать взглянуть на квартиру. Она милая, Майк. Серьезно. Не в закрытом комплексе или что-то в этом роде, но там безопасно. Тихо. На западной стороне, близко к Бургу.
– Напиши мне адрес. Я проедусь, взгляну на окрестности.
– Ты можешь посмотреть ее. Я могу встретиться с тобой там, – предложила она.
Это она серьезно?
Какого хрена?
– Мне наплевать на твою квартиру внутри. Я проедусь по окрестностям, – отказался он.
Она изучала его пару секунд. Затем тихо сказала:
– Хорошо.
– Это все? – спросил он.
Она сделала еще один вдох, затем продолжила говорить мягко.
– Я, э-э… узнала кое-что о себе.
Потрясающе.
Он не хотел слышать это дерьмо. Он уже слышал все это раньше.
– Одри…
– Нет, – быстро произнесла она, протягивая руку, схватив его за предплечье.
Он посмотрел на нее сверху вниз, отступая, ее рука опустилась.
Он снова посмотрел на нее, она продолжила:
– Я просто хотела, чтобы ты знал, я не хотела расстраивать Клариссу сегодня. Сожалею об этом. Но я пытаюсь… что ж, в моем возрасте трудно начинать все сначала…
Майк прервал ее.
– Да что ты?
Она вздрогнула и прикусила губу.
– Не говори мне, что ты сожалеешь. Скажи это Рис, – продолжил он. – Ты уже не можешь удивить меня своим дерьмом, это она была разочарована и расстроена.
– Я уже сказала, что сожалею, похоже, ты все устроил.
– Я ничего не устроил. Весь день рождение нашей дочери устроила Дасти, – ответил Майк, она моргнула.
– Дасти, та, эм… блондинка? Твоя, э-э… пара?
– Да – на блондинку, нет – на пару. Она не моя пара. Она намного другое, иначе она не была бы здесь, наполняя пластиковые миски, которые купила вместе с нашей дочерью, разрезая и раздавая кусочки десятислойного торта, который она испекла вместе с нашей дочерью.
Что-то, чего он не понял, промелькнуло в ее глазах, даже когда она кивнула, затем заметил, как ее лицо закрылось, она сказала:
– Ты решил двигаться дальше.
– Однозначно, – ответил он без промедления.
Она уставилась на него, и на этот раз он заметил. Боль в ее глазах.
И этого дерьма от нее ему тоже было не нужно.
– Ну, сейчас все? – спросил он.
– Я просто, нет… не закончили. Я просто хочу, чтобы ты понял, что я пытаюсь изменить свою жизнь в хорошую сторону, прошу тебя набраться терпения ко мне. Прошу помочь детям набраться терпения по отношению ко мне.
– Я уже слышал это раньше, Одри, – напомнил он ей.
– Знаю, что слышал, Майк, – прошептала она, затем склонила голову набок и продолжила шептать: – Я уже ни раз подводила тебя. Теперь уже больше нет. И я… Прости, должна была… раньше… но теперь у меня нет выбора.
– Тогда ты делала свой выбор, – указал Майк на очевидное.
Она сделала еще один глубокий вдох. Затем кивнула.
– Теперь мы закончили? – повторил он.
– Да, Майк.
Он не ответил.
Пошел к двери. Открыл, подождал ее и увидел, как глаза Дасти устремились прямо на него. Он качнул ей головой до того, как она увидела Одри в дверях. Дасти, должно быть, прочитала все по его лицу, потому что отвела взгляд, ничего не сказав и, следовательно, ничего не сказав Одри, когда ее глаза остановились прямо на Дасти, когда она вошла.
– Папа! О Боже! Смотри! – крикнула Кларисса, когда он закрыл за собой дверь. Майк посмотрел в сторону дочери, она держала в руках широкий, тисненный, короткий ремешок из коричневой кожи с застежкой. Он понятия не имел, что это такое, пока Кларисса не заявила: – Разве не потрясающий браслет? Дасти подарила его мне! С тем топом, который я хотела, и самой… крутой… заколкой. Смотри! – воскликнула она, бросая кожаный браслет на кофейный столик и беря большую заколку, которая для Майка ничего из себя не представляла, но, очевидно, его дочь думала, что она очень крутая. – И она подарила мне кое-какую косметику!
– Отлично, милая, – крикнул Майк.
Счастливые глаза Клариссы обратились к Дасти.
– Спасибо, Дасти!
– Не за что, детка.
– Она, типа… чертовски… крутая, – услышал Майк рядом громкий шепот одной из подруг Рис. – Она говорит «детка», и это звучит по-настоящему, не пафосно, она не пытается казаться крутой. Ты видела ее сапоги?
– Да, Рис говорит, что у нее есть лошади. Она настоящая бомба. Она одевается как рок-звезда, – ответила ее подруга.
Губы Майка дрогнули, когда он начал отходить от девушек, заметив, как лицо Одри побледнело, и она быстро опустила взгляд вниз. Она все слышала.
Он никогда раньше не замечал подобной реакции со стороны Одри, и эта ее реакция его смущала. Может она правда чему-то научилась. С другой стороны, может она пыталась, как всегда, и у нее опять ничего не получится, как всегда. Он привык к этому. Он просто надеялся, что дети не будут втянуты в то, что она пыталась сделать со своей жизнью сейчас.
Он обнял Дасти за плечи в тот самый момент, когда в комнату вошел Ноу в сопровождении Фина.
Дасти тут же выпрямилась рядом с ним, атмосфера во всей комнате изменилась.
Его дочь была красива, ее подруги тоже, его сын пользовался популярностью среди девушек. И хотя сейчас была не пивная вечеринка, здесь присутствовали взрослые, но народу было много, здесь были чирлидерши, баскетболисты и футболисты разных возрастов от первокурсников до юниоров.
Фин явно значительно повысил коэффициент крутости этой самой вечеринки.
До этого момента Майк далеко не так хорошо разбирался в школьной иерархии Бурга. Но в этот момент он понял одно, что Финли Холлидей, даже будучи младше, чем не многие здесь, правил как король.
И его глаза, устремленные прямо на Рис, и ноги, несущие его к ней, означали, что он только что объявил перед тридцатью с лишним человек, кого он намеревался сделать своей королевой.
– Черт, – пробормотал он себе под нос и услышал смешок Дасти, но не сводил глаз со своей дочери, которая откинула голову назад, и он увидел, как ее губы сложились в слово «Привет», на что губы Фина сложились в слово «Привет» в ответ. Затем Фин протянул руку, взяв за руку его дочь, быстро сжав ее, прежде чем отпустить.
Господи, на их головах не было корон, но все же Майк понял, что Фин только что провел коронацию.
– Девочки-подростки убиты наповал, – пробормотала Дасти, Майк оторвал взгляд от сцены перед ним, взглянув на подружек дочери, которые несколько секунд назад шептались о Дасти. Их возбужденные взгляды были прикованы к Фину и Рис, лица раскраснелись, казалось, что они только сию минуту смогли перестать обмахиваться веером.
– Вот черт, – повторил Майк и получил еще один смешок от Дасти.
Почему-то затем он взглянул на Одри, заметив, как та задумчиво смотрела на свою дочь и Фина. Она не выглядела взволнованной. Не выглядела довольной. Она не выглядела заинтересованной. Просто выглядела задумчивой.
Он понятия не имел, что означает ее взгляд, к счастью, Мерри неторопливо подошел к Рокки, чем отвлек его от созерцания сцены.
Пять минут спустя Одри подошла, чтобы попрощаться с детьми, взглянула на Майка, который все еще прижимал Дасти к себе, обняв ее за плечи, прежде чем ушла.
Пятнадцать минут спустя Рокки и Мерри тоже свалили.
Двадцать минут спустя караван машин начал развозить подростков, тех, что еще не могли водить машину.
Через полчаса после этого остальные подростки разъехались на своих авто, кроме двух друзей Ноу, которые состояли в его музыкальной группе. Они отправились репетировать к нему в комнату, и получалось у них хорошо, красиво.
Рокки и Дасти уже свели к минимуму беспорядок от вечеринки, и после того, как Рокки ушла с братом, а дети разбрелись кто куда, Дасти продолжила уборку.
Так что дом был убран, за исключением декораций и необходимости пропылесосить. Сверху доносились звуки рок-музыки. Его женщина лежала рядом с ним на диване внизу. А он думал о террасе, куда пять минут назад отправились Фин и Рис в своих куртках.
– Он не будет пытаться дойти даже до первой базы с крутым полицейским из Бурга Майком Хейнсом за порогом, – прошептала Дасти ему на ухо, он повернул голову и сосредоточился на ней.
– Лучше ему точно не пытаться, – ответил Майк.
– Он и не будет, – ответила она ему.
Майк вздохнул.
Затем они услышали низкий смех Фина, доносящийся снаружи, и Дасти замерла рядом с ним всем телом.
Он уставился на ее лицо, застывшее в шоке.
– Что? – спросил он, и ее взгляд переместился на него.
– Фин все это время вообще не смеялся. А сейчас смеется.
– Ээээ, смеется, – отметил Майк.
– Фин не смеялся все это время. А сейчас смеется. Мама сказала, что у Фина не было ни одного светлого момента, ни одного, перед ее отъездом, с тех пор как умер его отец.
Майк уставился на нее с таким пониманием. Он ощущал ее слова как человек, который пытался заставить сердце Дэррина Холлидея забиться, пока его сыновья стояли рядом. Он почувствовал ее слова как отец. И он почувствовал, как отец, который был при этом полицейским.
– Твоя дочь только что заработала себе еще один крутой кожаный браслет, – заявила Дасти.
В этот момент Майк расхохотался.
* * *
– Что? – спросил Фин, сидевший холодной темной ночью рядом с Клариссой в шезлонгах, и она сосредоточилась на нем.
– Папа смеется, – ответила она.
– Что? – повторил Фин.
– Папа смеется.
– И что?
– Папа давно уже не смеялся. А сейчас смеется.
– Ага, просто смеется.
– Папа уже очень давно не смеялся так, – повторила она. – А сейчас смеется.
– Как так? – спросил Финли, а потом почувствовал что-то странное в груди, когда Кларисса улыбнулась, широко открыто улыбнулась, глядя прямо ему в глаза, он всегда думал, что она красивая.
