Текст книги "Игры сердца (ЛП)"

Автор книги: Кристен Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц)

Он не мог сказать, что ему не нравились произошедшие перемены в ней, но… Она делала домашние задания еще до того, как он просил. Ее оценки, которые начали ухудшаться, за исключением английского, который никогда не падал, улучшились. Она писала ему почти каждый вечер, спрашивая, когда он собирается вернуться домой. Потом, когда он приходил, она находилась на кухне, готовила ужин. Перед тем как лечь спать, она убиралась на кухне – мыла посуду, даже столешницы вытирала дочиста. Уже больше двух недель он не стирал ни одной вещи, но вся его одежда была чистой, сложенной и убранной. Оба его ребенка справлялись со своими домашними обязанностями без его напоминаний. Никто из них не просил денег, когда Рис написала список продуктов, которые необходимо было купить, Ноу вызвался сходить. Три раза.

Все это и плюс то, что она не просила у него карманных денег, хотя знала, что не получит. У нее оставалось пять недель. Она также не посещала торговый центр со своими девочками. Ни разу.

И она часто разговаривала по телефону. И много переписывалась. В этом не было ничего ненормального. Она также переписывалась со своим отрядом девушек. Но что было ненормальным, так это легкая улыбка, которая играла на ее губах во время некоторых сообщений, которая ему совсем не нравилась. Ему также не нравился свет в ее глазах после того, как ее телефон наполнялся сообщениями, которые она только что прочитала, так и когда она спустилась с верхнего этажа, он понял, что ей кто-то позвонил.

Он оставил ее в покое по этому поводу. Во-первых, потому что она была девочкой-подростком, и как бы ему это ни не нравилось, он понимал, что рано или поздно такое произойдет. И он точно понимал, что происходит, по ее улыбке и огоньку в глазах, который было совсем не трудно прочесть. Во-вторых, потому что он не хотел ничего знать.

Но остальное для него было загадкой.

Он решил, что, поскольку ее день рождения был близок, она таким образом подлизывалась к нему. Каждый год он просил своих детей составить список желаний на дни рождения и Рождество, а у нее в этом году ее день рождения будет не таким как всегда.

Однако помощь Ноу была излишней.

Может быть, она разобралась в себе.

Или, может у нее появился парень, и она так высоко парила и распространяла радость.

Он понял, что с этими маленькими улыбками и светом в ее глазах, это было и то, и другое. И мысль о том, что у его хорошенькой дочери, которой должно было исполниться пятнадцать, появился парень, заставила его пожелать того, чего он, черт возьми, никогда бы не подумал, что раньше пожелает. А желал он, чтобы Рис снова стала той прежней – потерянной, ленивой врушкой.

Господи.

Она открыла дверь и вошла, Лейла влетела вместе с ней.

– Привет, пап, – поздоровалась она, глаза горели, губы улыбались, пока она сбрасывала куртку.

– Есть причина, почему ты стоишь в холодный, темный февральский вечер на улице и смотришь на ферму Холлидей?

Ее куртка свисала с пальцев, глаза снова загорелись, но не так, как огонь в ее глазах заставил бы его впервые в жизни пожалеть, что у него не двое сыновей, потому что он подумал, что следующий этап ее подросткового возраста сможет просто убить его.

Внимательно изучая ее, Майк все еще не понимал причины нового света на ее лице.

Затем его мысли испарились окончательно, когда она весело ответила:

– Да. Ходят слухи, что тетя Фина и Кирби – Дасти, вернулась к нам в город со своими лошадьми. Я надеялась увидеть их.

– Что? – тихо спросил он.

Она подошла к дивану, не сводя с него глаз, бросила куртку на спинку.

– Тетя Финли Холлидея, Дасти вернулась. У мамы Фина дела идут не слишком хорошо, а скоро начнется посевная. Так что его тетя вернулась из Техаса или, э-э… где она там жила, поживет какое-то время здесь, помогая им.

Майк уставился на дочь.

Бл*дь. Дерьмо.

Бл*дь.

– В любом случае, – продолжила она, и он с усилием сосредоточился на ней, – я так и не увидела ее лошадей. Но видела, как Фин и Кирби ушли со своей мамой. Хотя тетю их даже мельком не увидела. Возможно, эта поездка неизвестно откуда с лошадьми утомила ее.

Дасти вернулась домой.

Дасти была дома и собиралась остаться на некоторое время.

Дасти, мать твою, была в соседнем доме, доме Холлидей, а потом вернется в Техас.

Майк вскочил с дивана, бормоча:

– Мне нужно кое-куда сходить. Я буду отсутствовать какое-то время.

Он шел по коридору, когда Рис позвала:

– Хорошо, пап, увидимся позже.

Майк поднял руку и щелкнул двумя пальцами, но не оглянулся.

Он просто схватил свою куртку, ключи и вышел за дверь.

* * *

Ухмыляясь, Кларисса наклонила голову, подняла телефон обеими руками, и ее большие пальцы полетели по клавиатуре.

Сработало как заклинание. «Он уже ушел», – напечатала она и нажала «Отправить».

Пять секунд спустя ее телефон зазвонил, и в верхней части текста было написано «Фин».

В сообщении говорилось: «Потрясающе».

Ее ухмылка стала шире, она проскочила по коридору и побежала вверх по лестнице в свою комнату, Лейла последовала за ней.

* * *

– Ты что-то забыл? – крикнула я, когда открылась входная дверь.

Фин, Кирби и Ронда только что ушли. В кино. Ронда не хотела идти, даже я была не уверена стоило ей идти или нет, поскольку это была романтическая комедия. Но по какой-то причине Фин был непреклонен в этом вопросе, что им следует «убраться из дома, чтобы тетя Дасти расслабилась и пришла в себя после такой дороги».

Фин был хорошим ребенком, разумным, внимательным, он замечал разные мелочи, но даже для Фина это было странно.

И я была не уверена, что Ронде следовало сейчас смотреть романтическую комедию. Напоминание о романтике, мне показалось, скажется на ней не очень хорошо. Прошло уже больше месяца, а моя невестка все еще была на грани психического срыва, ее горе становилось слишком тяжелым и невыносимым. Ее глаза глубоко запали. Она похудела. И вела себя еще более странно, чем обычно, до такой степени, что почти ходила, как лунатик.

Нехорошо.

Может они все же решили вернуться домой, потому что Ронда изменила свое решение после ужина по дороге в торговый центр, чтобы посмотреть фильм, и они не вернутся домой раньше десяти.

С другой стороны, у Ронды не было твердости в характере, поэтому я не могла себе представить, что она сможет отказать даже, если не захочет пойти в кино, то все равно пойдет.

Я находилась в гостиной, распластавшись на диване. После долгого трехдневного путешествия, я и мои дети. Фин был прав в одном: я была чертовски измотана. Мне необходимо было расслабиться и успокоиться. И я приходила в себя с пивом и дерьмовым телевизором.

– Нет, не забыл. Ты забыла запереть дверь.

Этот ответ пришел не от Фина, не от Кирби и не от Ронды, а от глубокого, знакомого голоса.

Я застыла, затем вскочила на ноги, повернулась к двери и увидела стоящего там Майка.

Какого хрена?

– Что ты здесь делаешь? – Спросила я.

Затем с удивлением наблюдала, как он снял свою кожаную куртку и бросил ее на кресло, как будто собирался остаться на некоторое время.

Мои глаза переместились с его куртки на его лицо, и я почувствовала, как мои глаза сузились.

– Нам нужно поговорить, – объявил он.

– Нет, нам не о чем говорить, – сразу же ответила я.

– Есть о чем, – парировал он.

– Убирайся, – приказала я, затем отступила назад, быстро и инстинктивно. И я отступала, потому что он двигался вперед быстрее меня и целеустремленно.

Прямо ко мне.

Я бросилась назад через комнату, ударилась о шкаф, затем моя спина ударилась о стену примерно за полсекунды до того, как Майк меня настиг. Его тело прижалось ко мне, его рука оказалась на моей шее, заскользив вверх по моим волосам, другая его рука обнимала меня за талию.

Мое сердце билось как отбойный молоток, пока я потрясенно смотрела на него.

– Что ты делаешь? – Вышло у меня с придыханием, что меня сразу же разозлило.

– Как я уже сказал, нам нужно поговорить. – Его слова прозвучали твердо, но мягко с теплотой, глаза смотрели прямо в мои, также с теплотой, но явно решительно.

– Отойди, – потребовала я.

– Нет.

– Отойди от меня! – огрызнулась я.

Он прижимал меня к стене, тихо повторив:

– Нет.

– Ты рехнулся? – спросила я, протягивая руки между нами, чтобы оттолкнуть его, но это было ошибкой. Очень большой ошибкой. Потому что его рука скользнула вверх по моей спине, затем стала крепче и зажала мои руки и плечи между нами.

– Я облажался, – прошептал он.

Я перестала пытаться высвободить свои руки между нашими зажатыми телами, уставившись на него.

– Да, ты облажался по-крупному.

– Я знаю это. – Все еще шептал он.

– Не мог бы ты отойти? – Опять спросила я.

– Нет. Мы разговариваем.

– Майк…

Его губы коснулись моих, и я замерла.

– Мы… разговариваем, – пробормотал он мне в губы, и я замерла. Совершенно неподвижно. Кроме моего бешено колотившегося сердца.

Боже, это было горячо. Он был мудаком худшего сорта, и все равно его губы были невероятно сексуальными.

– Так говори, – язвительно заявила я, пытаясь сдержать свой гнев и в то же время скрыть свою реакцию на его сексуальность.

Он приподнял голову на полдюйма, что было недостаточно далеко для дальнего выстрела, но, по крайней мере, это было что-то, и, к сожалению, я находилась не в том положении, чтобы придираться.

– Мой образ мыслей испорчен разными ситуациями, – начал он.

– Думаю, я это поняла, – саркастически заметила я.

– Я знаю, что ты это поняла, милая, и мне жаль. Мне жаль, что я устроил тебе разное дерьмо. Жаль, что я вообще это сделал, но мне невероятно чертовски жаль, что я сделал после смерти Дэррина, когда ты была так уязвима.

– Я не была так уязвима.

– Я рад это слышать сейчас, но «прежде чем я отдам тебе свое сердце, потому что у меня был один день с тобой, я была готова завернуть его в аккуратный бант и передать прямо тебе», – заявил он, и я моргнула.

Майк повторил мои слова. Я именно так и сказала. На самом деле, повторил дословно.

И он помнил каждое слово.

Я почувствовала, как кожу начинает покалывать.

Майк продолжал:

– Я был так горяч, чтобы защитить себя от того, что ты играешь в игры с моим сердцем, поэтому играл с твоим.

Сдерживая свой гнев, я едко поделилась:

– Это я тоже поняла.

– Я знаю, что ты все поняла, – прошептал он, и я пожалела, что он продолжал так шептать, потому что это было мило, звучало приятно, звучало так, будто он имел в виду каждое свое слово, словно они шли прямо у него из глубины души, и это мешало мне думать. А еще мне хотелось, чтобы он перестал меня обнимать. И еще мне хотелось оторваться от его пристального взгляда.

– Хорошо, итак, мы разговариваем. Можем мы продолжить говорить, но ты не будешь прикасаться ко мне? – Спросила я, как бы сдаваясь.

– Нет, – отрицательно произнес он, и я пристально посмотрела на него.

– Майк, серьезно, это не круто.

– Не круто было то, что я был ослом, обращался с тобой как с дерьмом, позволил тебе уйти от меня вместо того, чтобы сделать все возможное, чтобы удержать тебя со мной и заставить тебя понять. Этого больше не повторится.

– Я уже знаю ответ на этот вопрос, очевидно, ты загорелся желанием исправить ошибки, и тебе на самом деле насрать, чего хочу я. Разве имеет значение, что я предпочла бы, чтобы ты не находился в моем пространстве, пока мы болтаем?

– Ты злишься на меня, – заявил он.

– Э-э, неправильный ответ, – огрызнулась я. – Я более чем злюсь на тебя.

– Хорошо, значит, ты больше, чем злишься на кого-то еще, кто что-то для тебя значит, тебя можно заставить делать глупости. Я тоже не собираюсь рисковать. Так что ты права. Мне насрать, что ты хочешь высвободиться из моих рук, не имеет значения, что ты хочешь пространства, потому что ты его не получишь.

Я почувствовала, как мои брови приподнялись, спросив:

– Ты это серьезно?

– Чрезвычайно точно, – немедленно ответил он, безошибочно заявив, что он действительно убийственно серьезен.

Я зажала рот ладонью.

Майк посмотрел на мою руку, и не хотела, чтобы он кое-что делал с моим ртом, затем снова посмотрел мне в глаза.

– Достаточно сказать, что мой брак не был удачным, – заявил он.

– Э-э… Думаю, я это тоже поняла, – ответила я.

– У меня есть кровать за шесть тысяч долларов.

Я моргнула по целому ряду причин. Во-первых, в нынешних обстоятельствах было странно упоминать о кровати. Во-вторых, я даже не знала, что существуют кровати за такую цену. В-третьих, Майк хорошо одевался, у него была приличная машина, и, судя по тому, что я заметила у него был довольно хороший дом, но он все еще был полицейским.

– Это примерно десять процентов моей годовой зарплаты, если я не буду работать сверхурочно, – продолжил Майк.

Для кровати, как правило, слишком много. Слишком много для человека, который жил на зарплату. И слишком, слишком много для человека, живущего на полицейскую зарплату и у которого было двое детей.

– Моя бывшая жена купила эту кровать, не обсудив со мной. Она не подлежит возврату. Политика магазина, они были обязаны ей сообщить об этом при покупке, чтобы она знала, когда покупала эту кровать. Она знала, что мы не сможем вернуть ее назад. Я пять месяцев работал сверхурочно, чтобы выплатить за эту чертовую кровать, мои ребята в участке знали, что эта кровать стала дерьмом всей моей жизни, поэтому все время подкидывали мне свои сверхурочные часы.

Он замолчал, я тоже молчала. Я не могла произнести ни слова. Это было потрясающе. Пять месяцев сверхурочной работы – это долгий срок, а шесть тысяч долларов – это большие деньги, которые нужно покрыть.

Должно быть, он надрывал задницу.

Поскольку я молчала, Майк продолжил.

– Когда мы развелись, у нее было двести двадцать восемь пар обуви. Пятьдесят из них стоят больше семисот долларов.

Это на тридцать пять тысяч долларов.

Тридцать пять тысяч долларов.

Я уставилась на него, потеряв дар речи, совершенно неспособная осознать этот факт.

Он продолжил:

– Поскольку их уже носили, то вернуть было нельзя. К тому времени, когда я узнал о таком количестве обуви, она была уже ношенная.

– О Боже мой, – прошептала я.

– Да, хотя это и близко не шло к тому, чтобы я смог покрыть финансами все это дерьмо. Это чертовое дерьмо было нескончаемым, я пытался, но мои старания были каплей в море. Она бесконечно покупала, начала врать, научила наших детей прикрывать ее задницу, другими словами, она научила их врать. И после того, как она уволилась с работы, как только мы поженились, она не работала ни дня в своей жизни, пока мы не развелись.

Я пялилась на него с приоткрытыми губами, совершенно ошеломленная его рассказом.

Она потратила столько денег, при этом не работая?

Майк еще не закончил.

– Я вначале работал на двух работах. Восемьдесят часов в неделю. Потом стал детективом, и все равно мне приходилось брать как можно больше сверхурочных. И даже несмотря на все это дерьмо, когда мы развелись, на мне висел долг по кредитной карте в двадцать тысяч долларов. Если бы я погасил один, она бы подала заявку на новый, не сообщив мне. И когда я обнаружу еще один бешеный кредит, она истратит его весь, дойдя до максимума.

– Это безумие, – прошептала я.

– В этом вся Одри. Такова была моя жизнь. Зависимость и то, что с ней связано. Обман и предательство. Я жил этим дерьмом пятнадцать лет, Дасти. Так что, дорогая, надеюсь, ты понимаешь, что моя бывшая хорошо научила меня не доверять всему.

О, я все правильно поняла. Как раз это я и заметила.

И это было полный отстой. Огромный, полный отстой. И что еще хуже, мне хотелось на него разозлиться, но мне было жаль, что ему пришлось пройти через такой кошмар. Вот насколько все это было отстойно.

Он продолжил:

– У нас был большой дом, четыре спальни, огромный двор, много деревьев. Одри настояла купить этот дом, хотя было слишком рано, мы не могли его тогда себе позволить, но я любил этот гребаный дом. Я надрывал задницу ради этого дома. У детей были отличные комнаты. Собаке было где разгуляться. Потом мне стукнуло сорок, и я решил дать по тормозам. Мы заработали деньги на продаже, судья бросила один взгляд на бухгалтерию и ее стаж, и погасила эти двадцать тысяч с ее половины дома. Но все же моя половина не стала бы снова так меня подставлять и не позволила бы мне так подставлять наших детей. Хотя я знал, какую жизнь хотел бы вести. Я знал это уже давно. Я усердно работал, и даже несмотря на ее дерьмо, я старался дать своим детям что-то хорошее. Хороший дом в престижной части города, где стоят изящные дома, имеются огромные дворы и есть старые деревья. Дети. Собака. Барбекю летом. Большая рождественская елка светится в окне на Рождество. Все это исчезло. Моя задница оказалась в обычном таунхаусе без всякой индивидуальности, и я начал все сначала в сорок лет.

– Это отстой, Майк, – прошептала я, хотя и преуменьшила, потому что не в силах была подобрать слова, чтобы назвать то, что с ним произошло, подходящим словом.

– Да, так и было, – мгновенно ответил он. – И вся эта история наложила на меня своеобразный отпечаток. За последнее время я точно понял, что со своей бывшей не живу мечтой, по крайней мере той ее частью, которая спала со мной в моей постели. Но все остальное, то, что я зарабатывал, то, что обеспечивал детей, это сходилось с моей мечтой и моими желаниями. А все остальное исчезло – красивый дом с большим двором и деревьями вокруг, и к тому времени, когда я снова смогу им это предоставить, они уже уедут учиться в институт, так что моя мечта испарилась.

– Мне жаль. – Все еще шептала я, мне было, действительно, жаль. На самом деле. Все выглядело, да и его жизнь была более чем отстойной все это время. Я просто не знала, что может быть больше, чем такой отстой.

– Мне тоже. Это отстой – потерять свою мечту. Но потом я встретил Вай и меня осенило, что у меня может быть шанс с другой женщиной, с которой я хотел бы просыпаться по утрам, но этот шанс я тоже потерял. Самое дерьмовое было то, что я знал, что проиграю, даже когда сделал шаг, но я все равно решил попробовать, рискнуть, потому что ее обещание было таким чертовски сладким, что я не мог остановиться. Я и не остановился. Я завязал с ней отношения с широко открытыми глазами, играя в игры за ее сердце. Я проиграл. Теперь она замужем за другим мужчиной и рожает ему детей. И это задело.

Я понимала, что это может очень сильно задеть. Я это осознавала. Потому что знала только ту малость, что он рассказал, но меня его рассказ тоже задел.

– Майк, – тихо произнесла я.

– Итак, всего несколько недель назад, когда я был на похоронах своего друга, внезапно оказался с женщиной, чье обещание такое чертовски милое, отчего теперь Вай, красивая, веселая и добрая кажется чем-то несущественным, зря потраченным временем. Но я не мог забыть через что мне пришло пройти, ни на одну гребаную секунду. Я искал все возможные причины, чтобы доказать самому себе, что ты не та, за кого себя выдаешь. Я искал любую причину, чтобы отдалиться, быть настороже. И мне удалось проделать отличную работу в этом направлении, когда я их нашел. Это дерьмовые причины. Я этого не знал, но так оно было. И чтобы защитить себя, я поступил эгоистично, бросил все эти гребаные причины тебе в лицо, ранив, заставив убежать от меня.

Я закрыла глаза.

– Посмотри на меня, Дасти, – приказал он.

Я открыла глаза.

– В течение нескольких недель, каждый день, десять раз за день, я прокручивал в голове дерьмо, которое тебе наговорил, и каждый день, десять раз за день, твои слова возвращались ко мне, и я сожалею обо всем. Я не жалею, что женился на Одри, потому что тогда бы у меня не было Ноу и Рис. Я не жалею, что познакомился с Вай, потому что она хорошая женщина, она все еще где-то есть в моей жизни, и мне нравится, что она была в моей жизни. Я оглядываюсь назад на свою жизнь и не жалею ни о чем, что сделал, кроме того субботнего дня и тех слов, которые сказал тебе.

Это было потрясающе. Огромно. Ошеломляюще.

Все его слова ошеломляли.

– Я не знаю, что сказать, – прошептала я.

– Плохая новость для тебя заключается в том, что тебе не нужно ничего говорить. Ты права, я пришел к тебе, чтобы исправить те ошибки, и я их исправлю, Ангел. Ты сказала мне, что у меня был уже последний шанс, но я не приму такого ответа. Если ты сейчас скажешь мне, что моих объяснений недостаточно, и ты хочешь, чтобы я ушел, я не уйду. Я не сдамся. Я все еще могу осуществить ту половину своей мечты, и каждый знак, который показывает мне судьба, кричит, что эта мечта стоит передо мной в моих руках прямо сейчас, и я не хочу в девяносто лет, оглядываясь на свою жизнь, сожалеть, что отказался тогда от своей мечты.

Именно тогда я осознала, что тяжело дышу.

Поэтому с трудом выдавила из себя:

– Майк, ты не хочешь детей. Я хочу. Очень много. Я не собираюсь…

Он прервал меня вопросом:

– Сколько ты хочешь?

Я моргнула и спросила:

– Что?

– Сколько детей ты хочешь?

– Идеально, двоих. Но я согласна и на одного.

– Если все получится, у нас будут прекрасные дети.

Именно тогда я поняла, что вообще не дышу.

С усилием выдавила:

– Ты серьезно?

– А ты серьезно хочешь детей? – ответил он вопросом на вопрос.

Я кивнула.

– Тогда да.

– Но как ты можешь вдруг взять и передумать? – Поинтересовалась я.

– Дорогая, ты сбежала от меня почти три недели назад. Это было не «просто так». Мечты не сбываются, и все тут. Их нужно подкармливать и поддерживать в них жизнь. И если дети способны исполнить твою мечту, было бы совсем отстойно не дать тебе детей. Хочу ли я стать опять папой в свои сорок? Черт возьми, нет. Если я осуществлю свою мечту, готов ли я предоставить то, что необходимо для осуществления мечты? Абсолютно.

Я не знала, что с этим делать. Я даже не могла толком переварить все услышанное.

– Но ты же не хочешь стать снова папой в свои сорок, – напомнила я ему, что он только что сказал.

Его рука сжалась крепче, он прижал меня сильнее к стене, и его голос стал тише, когда он произнес:

– Дело в том, Ангел. Ты… убежала…подальше от меня. И я впервые в жизни почувствовал сожаление. И это сожаление не задевало, бл*дь, а убивало. Тебе следует об этом знать. Ты хочешь детей, я подарю их тебе, и, поверь мне, милая, я буду счастлив. Я люблю детей, и, как уже сказал, у нас с тобой будут прекрасные дети. В данный момент я не могу двигаться, пока Рис не поступит в колледж. Но после если ты захочешь вернуться в Техас, я поеду с тобой. А до этого мы найдем какой-нибудь способ договориться.

– Майк, – прошептала я, – мы толком не знаем друг друга, мы фактически близко знакомы всего один день.

– Нет, Дасти. Я люблю тебя с тех пор, как тебе исполнилось двенадцать, и я прочитал твои дневники, ты не сможешь отрицать, что была влюблена в меня, черт возьми. Тогда ты была недостаточно взрослой, поэтому я даже не рассматривал такую возможность, но мы оба знаем, что эта связь началась еще тогда, и мы оба знаем, что связь изменилась и резко оборвалась в том гостиничном номере. Я не говорю, что мы прямо сейчас должны упасть на пол и будем пытаться завести ребенка, я не прошу тебя выйти за меня замуж. Я говорю, что ты мне небезразлична, и это чувство сидит во мне достаточно глубоко и уже чертовски давно. Мы должны попробовать, и я молю Бога, чтобы чувство, которое я испытываю, не было неправильным, потому что я постоянно пытался найти в чем-то подвох, но все, что я чувствовал когда-то к тебе, было всегда настоящим.

Я уставилась в его темно-карие глаза, которые на протяжении всего монолога не отрывались от моих.

Затем прошептала:

– Я не смогу снова пройти через то, что ты сделал со мной.

– Я не заставлю тебя проходить через это дерьмо снова.

– Майк…

Его голова опустилась, губы почти дотрагивались до моих, глаза были так близко, что видела я только их.

– Я не заставлю тебя пройти через это дерьмо снова.

Боже, его слова были грохочущим рычанием, которое я почувствовала своей кожей, клянусь, мне казалось, что они просачивались внутрь, проникали в кровь, такие теплые и сладкие.

Я услышала, как зазвонил мой сотовый, и мои глаза переместились с Майка на его плечо, поскольку он стоял слишком близко, то я не видела ничего вокруг.

– Не отвечай, – приказал он, и я снова посмотрела на него.

– Не могу, – тихо сказала я. – Ронда не в себе. Мальчики сегодня вечером пошли с ней в кино, и если…

Он отпустил меня, но тут же схватил за руку и подвел к журнальному столику, где лежал мой телефон.

Мы оба посмотрели на дисплей.

– Не мальчики, – пробормотал Майк, но я увидел имя на дисплее. Моя грудь сжалась, разум затуманился от ярости, и даже когда моя рука все еще держала за руку Майка, я наклонилась, схватила телефон, большим пальцем нажала на кнопку, чтобы ответить на звонок.

Затем приложила трубку к уху.

– Ты что обкурилась, имея наглость позвонить мне, – сказала я своей сестре с суровым лицом и почувствовала, как рука Майка сжалась, и он приблизился.

– Милое приветствие, – прошипела она.

– Если только ты не звонишь, чтобы извиниться за то, что сделала с Рондой, и за то, как ты взбесила Фина, мне нечего тебе сказать, – объявила я.

– О, да, значит ты в курсе. Мне принадлежит четверть этой фермы и… – начала она.

– … я выкуплю у тебя твою часть, – заявила я, Майк приблизился еще ближе.

– Ты думаешь, я позволю тебе выкупить у меня мою часть? – прокричала Дебби мне в ухо.

– Позволишь, – выпалила я в ответ. – Потому что, если ты этого не сделаешь, я выслежу твою сучью задницу, привяжу тебя к стулу и буду пытать до тех пор, пока ты не подпишешь договор на свою четверть фермы.

Я произнесла это, а потом не смогла произнести больше ни слова и услышать ответ сестры, потому что телефон внезапно оказался не у меня в руке, а в руке Майка. Он прижал мой телефон к уху и отошел на три шага.

– Дебби, ты говоришь с Майком, – я наблюдала, как он говорит в трубку, он сделал паузу, затем у меня отвисла челюсть, когда он сказал: – Закрой свой рот и послушай меня. Дасти только что вернулась, я не полностью владею информацией о вашем дерьме, но прямо сейчас ты выслушаешь меня. Ты больше не звонишь Дасти, Фину, Кирбу и уж точно не Ронде. В течение двух недель. Если позвонишь, отвечать будешь передо мной. Ты меня поняла? – Затем он сделал паузу: – Я полицейский, копы знакомы между собой, и копы, которых мы хорошо знаем, знают других копов. В вашем бизнесе так все и происходит. Ты также знаешь, что не стоит выводить полицейского из себя. – Еще одна пауза, пока я смотрела на него с все еще открытым ртом и огромными глазами, а затем он продолжил: – Нет, это не угроза. Не связывайся со мной, не связывайся с Дасти и абсолютно не связывайся с Рондой, Фином и Кирби. Твоему царству террора пришел конец, женщина. Все закончилось тридцать секунд назад. Я предлагаю тебе свыкнуться с этой мыслью, начиная с этой секунды.

Затем он убрал мой телефон от уха и коснулся экрана большим пальцем.

– Я… я… – пробормотала я, но дальше не продвинулась.

Майк стоял с опущенной головой, глаза устремлены на мой телефон, его большой палец двигался по экрану, он рассеянно пробормотал:

– Пожалуйста, скажи мне, что телефон Фин… – он замолчал, его большой палец нажал на номер, он приложил телефон к уху. Он подождал пять секунд, пока я наблюдала за ним, затем заявил: – Финли? Майк Хейнс. Слушай и молчи. Тебе, твоему брату или твоей матери скоро позвонит твоя тетя Дебби. Не отвечай на ее звонок и не перезванивай ей, пока не получите разрешение от меня или вашей тети Дасти. И даже после сегодняшнего вечера не отвечай на ее звонки, если звонок исходит от Дебби. Скажи об этом своему брату и матери, чтобы они делали то же самое. Твоя тетя Дасти или я объясним вам все позже. Понял меня? – Он сделал паузу: – Сделай это сейчас. – Он снова сделал паузу, которая продолжилась дольше. Затем спросил: – Сказал? Хорошо. Наслаждайтесь фильмом.

Затем он ударил по экрану большим пальцем и посмотрел на меня.

Я расхохоталась, все это было так чертовски хорошо, что я хохотала очень долго.

Когда мой хохот перешел в смешки, я увидела Майка, стоящего на том же месте, и наблюдающего за мной. Он не улыбался. Он просто наблюдал за мной и делал это сосредоточенно.

– Это было потрясающе, – заявила ему я, и каждое мое слово было таким же искренним, как и мои чувства, что должно было сказать очень многое.

Майк не ответил на мой комментарий.

Вместо этого он потряс мой мир еще больше.

– В субботу у моей дочери день рождения. Я хочу, чтобы ты пришла. Чтобы не устраивать для нее особенный день из-за встречи с новой женщиной ее отца, я хочу, чтобы ты поужинала со мной и моими детьми завтра вечером. На нейтральной территории, чтобы они не чувствовали, будто ты вторглась в их пространство, и ты чувствовала себя вполне комфортно. И если ты хочешь произвести на нее впечатление, я дам тебе ее список желаний. Если ты купишь что-нибудь из него, она будет любить тебя целую вечность, что в переводе означает по крайней мере час.

Я уставилась на него.

Я не знала, как давно он был в разводе, но явно уже давно. Я знала, что с тех пор у него были любовницы, и немало. Но ни одну он не знакомил со своими детьми, ни одну, и если то, что он мне сказал, было правдой, включая и Вай, о которой он говорил.

Но меня это не касалось.

После явного кошмара с женой, чтобы защитить себя, он решил валять дурака с женщинами, и, к сожалению, он валял дурака и со мной.

Очевидно, он решил покончить с этим. Собственно, покончить было не с чем, он просто закончил вот и все. Одно было предельно ясно в отношении Майка Хейнса. Он любил своих детей, заботился о них и всеми средствами старался их защитить. Ни за что на свете он не стал бы знакомить их с женщиной, к которой не относился серьезно, так серьезно насколько это возможно быть серьезно.

– Ты должна быть готова в шесть, – продолжал он. – Мы заедим за тобой.

Я продолжала смотреть на него, молча.

Поэтому он спросил:

– Дасти, ты слышишь меня?

Я кивнула.

– Ты будешь готова в шесть?

Я снова кивнула.

Он выдержал мой взгляд.

Затем его голос стал мягче, менее властным, он спросил:

– Ты прощаешь меня?

Я облизнула губы.

Затем сжала их.

Затем сделала то, что делала всегда. Приняла решение на лету, полностью основываясь на своей интуиции и чувствах, и последовала за своим решением.

Что означало, что я опять кивнула.

Я наблюдала, как расслабилось его высокое, поджарое тело, и что-то в том, как он это сделал, такой человек, как Майк, показывающий это мне, значило для меня целый мир. Потому что его напряженное ожидание моего прощения и, наконец, когда он получил мое прощение, значили для него очень много.

– Хорошо, милая, – мягко сказал он, – тогда иди сюда и поцелуй меня.

Боже, как мне этого не хватало. У меня выдался безумный день, и я скучала по Майку, как будто он был со мной рядом десятилетиями, а потом я потеряла его навсегда.

Поэтому я подошла к нему на три фута, прямо в его объятия, и запрокинула голову назад. Приподнявшись на цыпочки, чтобы поцеловать его, но не успела.