Текст книги "Игры сердца (ЛП)"

Автор книги: Кристен Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 38 страниц)

Он мог быть властным, но командовать им было нелегко. Я поняла это, когда он расхохотался, а его рука в моих волосах прижала мое лицо к его горлу.

Я хваталась за него и плакала, пока он смеялся.

Внезапно Лейла вскочила на ноги и залаяла.

Я сморгнула слезы, когда смех Майка резко оборвался, он повернулся всем туловищем к кухонной двери.

Лейлы не было на кухне, она была в холле и, судя по звукам, лаяла у входной двери.

– Черт, – пробормотал Майк, затем отодвинулся, повернув ко мне голову, подняв руку и указывая пальцем на сэндвичи. – Ешь. Чипсы в шкафу. Шипучка и пиво в холодильнике. Я скоро.

Я кивнула, но он уже отвернулся и обогнул шкафы, которые загораживали дверь.

Затем я провела руками по мокрым щекам и спустилась вниз, чтобы подойти к холодильнику и взять напиток.

Затем услышала бормотание, явно раздраженное:

– Черт меня побери, – и замерла.

Дверь, должно быть, открылась, потому что Лейла перестала лаять, слушая, как позвякивали ее жетоны, означало, что она дрожала от возбуждения при виде посетителя.

– О Боже, неужели сейчас неподходящее время? – спросила женщина, и по какой-то странной причине я отпрянула в сторону, пытаясь спрятаться, хотя она не могла меня увидеть.

– Думаю, что любой твой визит – неподходящее время, Одри. Какого хрена ты здесь делаешь? – спросил Майк в ответ, и я почувствовала, как мои глаза расширились.

Одри.

Я забыла. Если есть все дерьмо, которое кругом происходило, пока между мной и его дочерью налаживались отношения, Одри была частью этого дерьма.

– Мне казалось, мы могли бы поговорить, – ответила она.

– Если казалось, ты могла бы позвонить и поговорить, а не появляться в воскресенье днем как снег на голову, – ввернул Майк, я почувствовала, как холод начал просачиваться от входной двери, поэтому поняла, что он не впустил ее в дом.

– Ну, – колебалась она, – вообще-то, я так и хотела, но подумала, что ты меня отошьешь.

– Правильно подумала, – мгновенно среагировал Майк, его глубокий голос звучал беспрекословно.

– Майк, правда, это важно, – мягко и вкрадчиво произнесла она.

Черт побери.

– Если важно, то мы можем встретиться. Сейчас не время. Я еще не обедал, а уже все готово, Дасти на кухне ждет, когда я пообедаю с ней. Завтра тоже не подходит. Выбери любой другой день на следующей неделе, я встречусь с тобой после работы за кофе. У тебя будет полчаса, потом я должен пойти домой кормить детей и мою женщину.

– Дасти? – тихо спросила она.

– Да, – сразу же ответил Майк, а затем так же сразу же подсказал: – Когда вечером?

– Она сейчас здесь?

– Одри, в какой день?

– Она здесь живет?

– Нет, и это касается только тебя как матери моих детей. А теперь скажи мне, в какой день?

– Это не займет много времени, и я не буду…

– Хорошо, я стою здесь в одних джинсах. Не будь идиоткой серьезно, назови мне в какой день?

О Боже. Я думала, что заявления Майка «не будь идиоткой», было очень похоже на то, когда я сказала, что не веду себя как сука, потому что его смысл был ясен.

Наступила тишина, которая стояла у двери некоторое время.

Наконец Майк с явным нетерпением произнес:

– Одри…

– Она нас слышит?

– День?

– Почему она не выйдет сюда?

О Боже.

– Какой день?

– Она в твоей постели?

О Боже!

– Господи, бл*дь, ты это серьезно? Мы будем тут обсуждать?

– Ты, Майк, двигаешься дальше. У тебя кто-то есть. Я занимаюсь всем. Одна. Дай мне передохнуть.

Именно тогда я поняла, насколько Майк завязал с Одри.

И я поняла это, когда он ответил:

– Да, она нас слышит. Потому, что она на кухне. И она не выходит, вероятно, потому, что на ней моя футболка и больше ничего нет, и она хочет избавить тебя от этой картины, потому что милая хочет поберечь твои чувства. Итак, ты спросила, теперь можешь себе представить эту картину, но это уже на твоей совести. Итак, назови день?

– Во вторник, – прошептала она.

– Отлично, – тут же согласился Майк. – Успеешь к «Мими» к шести вечера?

– Да, Майк.

– Хорошо. Увидимся у «Мими» в шесть.

– Хорошо.

Не было никаких прощаний, только смущенное хныканье Лейлы, которая, несомненно, во время этого интенсивного обмена мнениями так и не привлекла внимание взрослых, и она была не совсем уверена, что с этим делать. Я услышала, как закрылась дверь, а потом увидела Майка из-за шкафа, собака следовала за ним по пятам.

Так что, называйте меня как угодно, мне все равно, он разозлился и не скрывал этого, на нем не было ничего, кроме джинсов, и выглядел он горячо.

У меня не было возможности сообщить ему об этом факте, пытаясь помочь ему справиться с гневом.

И у меня не было шанса, потому что он поднял руку, указал на меня пальцем и скомандовал суровым, рокочущим тоном:

– Не бери на свой счет это дерьмо.

Я уставилась на его палец, думая, что если бы любой другой мужчина ткнул в меня пальцем, я бы скорее всего схватила его за этот палец и выкрутила его, одновременно ударив по голени, или, сначала выкрутила бы, а потом ударила, сказал бы ему пойти нах*й, но сейчас я спросила:

– Э-э… что?

Он остановился в футе от меня, опустил руку и повторил:

– Ты не берешь на свой счет это дерьмо.

– Майк, милый, – сказала я нежным, успокаивающим голосом, – я чувствую, что ты злишься, но не понимаю…

– У тебя и так достаточно забот. Что бы ни задумала Одри, это тебя не касается. Это мое дерьмо, и ты не будешь о нем думать, принимать его на свой счет. Ты беспокоишься о ферме, о семье и о своей керамике. Я побеспокоюсь об Одри.

– Э-э… разве мы пять минут назад не согласились, что сильно заботимся друг о друге? – осторожно поинтересовалась я.

– Нет, не согласились, и я чертовски уверен, что мы не говорили, что сильно заботимся друг о друге. Мы признались, что любим друг друга, – поправил он меня, и мой живот сжался, а сердце пропустило удар.

– Нет, – возразила я глупо, но правильно, мое сердце теперь бешено колотилось, мешая мыслить, – думаю, это ты сказал мне, что я влюблена в тебя.

Его брови сошлись вместе, и это тоже выглядело горячо.

– Ты не согласна? – выстрелил он в ответ.

– Ух… нет, – ответила я.

Затем его брови взлетели вверх, и, черт возьми, это тоже было горячо.

– Почему?

Снова глупо, но все же правильно, я решила высказать свою точку зрения:

– Технически это означает сильно заботиться друг о друге.

Он скрестил руки на груди (да, тоже горячо) и спросил:

– Ты понимаешь, что я злюсь?

Я кивнула.

– И ты хочешь продолжить, пока этот идиотский разговор о том, что ни в малейшей степени не является идиотским, не разозлил меня еще больше?

Я подумала, что это хорошая идея, поэтому решила ее осуществить.

– Я пытаюсь сказать то, что у меня нет своего дерьма, ты берешь на себя мое дерьмо, прикрывая меня, а потом разбираешься со своим дерьмом.

– Дасти…

Я сделала шаг к нему, подняла руку и сжала пальцы на его предплечье, говоря:

– Малыш, я не слабая. У меня нет страсти шопоголика. Я не кто иная, как Дасти. У нас многое происходит, но твоя бывшая жена – заноза в заднице, но я не рухну под тяжестью этой занозы. Много лет ты заботишься о множестве людей, надрывая свою задницу. Ты привык к этому, но откровенно говоря, со мной твои проблемы – это больше не только твои проблемы.

– Хорошо, я это понял, Дасти, но тебе нужно понять то, что я не против надрывать задницу ради тех, кого люблю. Это моя работа, и я делаю ее не потому, что должен, а потому, что она мне нравится. Я против надрывать свою задницу, когда в ответ получаю дерьмо, но если я не получая никакого дерьма, это совсем другое дело. Я знаю, что ты не слабачка, и привыкнешь к тому, что, когда ты со мной тебе больше не нужно постоянно быть сильной.

Я ошеломленно уставилась на него.

Он еще не закончил. Я поняла это, когда он продолжил, скорее, прогрохотал каждое слово.

– И ты привыкнешь быть моей женщиной, я объясню, что это значит. Я буду терпеть дерьмо, но моя женщина не будет, – он наклонился и закончил, – никогда. Людей, передающих ей это дерьмо напрямую или косвенно через меня.

Я не произнесла ни слова.

Но в голове у меня все кружилось.

Никогда.

Никогда в моей жизни, кроме моего отца и моего брата, ни один мужчина не вставал на мою защиту.

Никогда.

Наконец я обрела голос и спросила:

– Мы вроде как ссоримся из-за того, что любим друг друга, и ты собираешься заботиться обо мне?

– Предупреждаю, Дасти, я разозлился, Одри, потому что она – Одри решила сыграть в какую-то игру со мной, решила заставить меня играть по своим правилам, нам не нужно ее дерьмо. Я не в настроении шутить.

Я сжала губы.

Затем глупо, но корректно, выпалила:

– Просто чтобы прояснить кое-что из вышесказанного тобой. Думаю, с большой вероятностью, никогда не случится, что я распущу волосы и отправлюсь играть в карты на речном пароходе с Рондой. Я едва могу вытащить ее из спальни. Сомневаюсь, что смогу доволочить ее к реке Огайо.

Майк уставился на меня.

– Хотя она практически пребывает в трансе, – неразумно продолжила я перед лицом его свирепого хмурого взгляда. – Я могла бы посадить ее на одну из этих штуковин на колесиках и усадить перед автоматом для видеопокера, но не знаю, зачем мне тратить такие усилия. Если я захочу поиграть в азартные игры, зайду в Интернет, куплю дешевые билеты, и мы с тобой проведем выходные в Вегасе.

Майк не сказал ни слова.

Я продолжала.

– Хотя я никогда не плавала на речном пароходе, и мне нравятся азартные игры. Может нам стоит спланировать поездку.

Майк заговорил:

– Я думаю, сейчас самое время заткнуться.

Я сжала губы.

Это длилось секунду.

Затем раздалось:

– К твоему сведению, ты горячая штучка, когда злишься. Типа, потрясающе сексуальный. Думаю, это не сулит мне ничего хорошего, если когда-нибудь я разозлюсь в ответ.

Майк продолжал сердито смотреть на меня.

Я убрала свою руку с его плеча и обхватила его за талию, прижимаясь, несмотря на то, что он не разжал скрещенные на груди руки.

Откинув голову назад и глядя ему в лицо, я прошептала:

– Поговори со мной.

– Разговор с тобой означал бы, что ты берешь на себя мое дерьмо.

Я сжала руки вокруг него и прошептала:

– Поговори со мной.

Он выдержал мой взгляд.

Некоторое время просто смотрел.

К счастью, я обладала терпением.

Наконец, он заговорил.

– Она выносит мозг мне и моим детям, трахает им мозги. Я не думаю о ее дерьме, но они впитывают ее дерьмо, как губки. У меня был разговор с Ноу. Хреновый, но в итоге положительный. Ноу успокоился, перестал сосредотачиваться на матери, вернулся к тому, кем он был. Старшеклассник, который делает домашнее задание, играет в мяч, репетирует со своей группой. Он стал улыбаться. Поддразнивать свою сестру. То, что происходило с Рис, это происходило не из-за меня и Одри. Это было чисто самой Риси. Я не хочу, чтобы мои дети были теми, я хочу, чтобы они остались такими как сейчас. Улыбчивыми, настороженными, учащимися, бессильными присматривать за мной, но все равно желающими это делать. Я не хочу, чтобы через десять, двадцать лет они оглядывались назад на это время, которое должно для них быть золотым временем, и вспоминали только то дерьмо, что приносила их мать и я. Я хочу, чтобы они вспоминали свое детство.

Боже, он был таким хорошим отцом.

Но пришло время ввести его в курс дела.

Что я и сделала.

– То, что происходило с Рис больше касалось ее матери, милый.

Он моргнул, и его тело слегка дернулось.

– Что именно?

– Именно так, – продолжила я.

Он разжал руки, и его ладони легли мне на талию, глаза не отрывались от меня.

– Объясни, – приказал он.

– Вчера она училась кататься на лошадях, я учила делать ее макияж, мы ходили за покупками в торговый центр, я поняла, малыш, почему она была такой. Талант Ноу заметен, очевиден, все его видят и слышат. Баскетбол, музыка. Рис еще предстоит найти свой талант. Она все время как бы находится в тени таланта Ноу, хотя Ноу не выпячивает его с сестрой. Предполагаю так же, что ей не хватает материнского внимания. Она думает, что совершила нечто такое, из-за чего ее мать к ней так относится, что она не заслуживает ее внимания. Она застенчива, абсолютно ничего не знает о своей красоте, и это безумие. И я говорю это исходя из того, что видела своими глазами, как в этом доме ее сильно любят. Ее любят отец и брат. Она ощущает себя здесь в безопасности. Она может свободно быть той Рис, какая она есть на самом деле. Но ее что-то сдерживает и прижимает к земле. И единственная негативная сила в ее жизни – это ее мать. И я поняла это, потому что ее мать не научила ее делать классный макияж.

– Макияж? – спросил Майк, и я кивнула.

Затем, осторожно, спросила в ответ:

– Ты разговаривал с ней о ее месячных?

Глаза Майка вспыхнули, губы сжались, он не ответил, так что я решила, что ответ отрицательный.

Все еще осторожно я продолжила:

– А ее мать?

– Понятия не имею, – выдавил он.

– Это нехорошо, – прошептала я. – Когда они начались?

Майк на мгновение задержал на мне взгляд, а затем поделился:

– Около четырех месяцев назад.

– И ты знаешь это, потому что…?

– Ноу нашел девчачье дерьмо в ванной и сказал мне.

Это означало, что он и об этом понятия не имел. Это «дерьмо в ванной» могло случиться и несколькими месяцами раньше, Рис могла просто очень хорошо прятать тампоны.

– Кто покупал ей прокладки? – Продолжала я.

– Понятия не имею, – повторил Майк.

– А кто покупает сейчас? – Продолжала я, и глаза Майка снова вспыхнули.

Он не знал.

Дерьмо!

Я прижалась ближе и мягко сказала:

– Меня научила наносить макияж мама, милый. Я знаю, что не все мамы учат, потому что сестра моей подруги Гретхен учила мою подругу, и у меня была еще одна подруга, которая училась самостоятельно, и результаты были не очень хорошими. У нее не было сестры, а ее мать работала целыми днями. Наконец, мы с Гретхен взяли ее на поруки. Но меня научила мама. И мы несколько раз с мамой говорили об определенном периоде, который раз в месяц, наступает у каждой девушки. Она всегда была откровенна со мной, я не боялась с ней разговаривать, поэтому, когда мне что-то было нужно, или у меня возникали вопросы, или я чувствовала себя дерьмово, потому что болел живот, я свободно говорила об этом с мамой. Подавляющее большинство своего времени Рис живет с двумя мужчинами, и если ее мать ведет себя обычно, какой она была на вечеринке Рис, то это небезопасное место для нее. Это означает, что она получает необходимую информацию от своих подруг, у которых, возможно, начались месячные, а может, и нет. В таком возрасте они не очень хорошие источники информации. – Я придвинулась еще ближе и закончила: – И это только начало. Теперь ею интересуются мальчики, и ей действительно не нужно, чтобы единственный источник информации о важных жизненных вещах были четырнадцатилетние и пятнадцатилетние девочки, которые сами имеют смутное представление о многих вещах.

– Черт, – прошептал Майк, и в этом единственном слове было много чувств.

Я мягко продолжала:

– Итак, в жизни девочки сейчас наступило время, когда она действительно нуждается в своей маме, поэтому сейчас она явно чувствует ее отсутствие, словно у нее нет матери. И это всего лишь предположение, но это мое предположение чисто интуитивного характера, вот почему она была словно в коконе.

– И вот почему она вышла из кокона, потому что ты появилась здесь, – сразу же предположил Майк.

– Надеюсь, что так, – ответила я. – Я ясно дала ей понять, что живу по соседству и готова поговорить с ней, о чем угодно, и у меня есть для нее все время в мире. Она открылась мне, могу сказать, что это было нелегко, но также могу сказать, что она была рада, что сделала это. Вчера она казалась еще менее настороженной. Я женщина, с этой женской частью я справлюсь. Я найду время, постараюсь решить все ее вопросы. Самое неприятное, мне нужно, чтобы она доверяла мне, и мне также нужно держать тебя в курсе дела. Если она узнает, что я докладываю тебе наши с ней разговоры, она замолчит. Но тебе также нужно быть в курсе некоторых ее проблем, если таковые будут. Так что тебе следует дать мне указания, куда ты хочешь, чтобы я ее направила, понятно, что кое-что останется только между мной и Рис, доверься мне, я плохого не посоветую, но поделюсь с тобой тем, что тебе нужно знать, позволь мне сделать все возможное, чтобы уравновесить ситуацию.

– Я доверяю тебе.

Произнес он незамедлительно. Это было приятно, но я была не уверена, что это то, что нужно.

Я сжала его в объятиях и тихо сказала:

– Майк, она твоя дочь, и я не знаю…

Его руки скользнули вокруг, заключив меня в объятия, они сжались, он прервал.

– Дасти, она моя дочь, и я доверяю тебе. Предполагаю, что у тебя уже давно начались месячные, так что очевидно, что ты в этом больше разбираешься, чем я. Я люблю свою дочь, мы близки, но она никогда не придет ко мне с этим вопросом, ты можешь думать, что это ху*во, но я не только рад этому, а испытываю облегчение. В остальном, милая, то, какой ты стала, мне очень нравится. Ты заставишь ее стать ее версией женщины, подобной тебе, умной, веселой, уверенной в себе, сильной, милой, ласковой, любящей, я полностью согласен с этим.

Я уставилась на него, чувствуя покалывание в носу, и предупредила:

– Ты снова заставляешь меня плакать.

Он ухмыльнулся, еще раз сжал мою руку и наклонил голову, чтобы прикоснуться своими губами к моим.

Когда он поднял голову, то приказал:

– Не надо. Нас ждут сэндвичи. Потом мы должны одеться, добраться до офиса, купить торт, вернуться домой, и ты должна выполнить свое обещание поцеловать меня всюду. У нас нет времени на твои слезы. Впереди важные дела.

Он был прав.

Поэтому я сообщила ему об этом.

Его ухмылка превратилась в улыбку, руки оставили меня, он отдал еще один приказ:

– Я принесу тарелки, а ты достанешь «Доктор Пеппер».

– Согласна, – согласилась я, поворачиваясь к холодильнику. – Но мне не нужна тарелка. Мы можем поесть за стойкой.

– Истинная Дасти, – пробормотал он.

– Что? – спросила я, заглядывая в открытый холодильник.

– Ничего, милая, – продолжал бормотать он.

Я пропустила мимо ушей его бормотание, потому что, что бы он ни бормотал, при этом улыбался. Я достала ему «Доктор Пеппер», себе диетический напиток, подошла к столешнице. Майк достал пакет с «Фритос» с сыром, чили и разорвал его.

Я допила содовую и взяла сэндвич. После первого укуса стало ясно, что Майк готовит первоклассные сэндвича. Много приправы, не так много хрена, чтобы полились слезы из глаз. Два ломтика сыра, по одному на каждый кусочек хлеба. И огромный кусок жареной говядины. Я едва смогла обхватить сэндвич ртом, было бы лучше его приготовить на гриле с этим расплавленным сыром, но все равно было потрясающе.

– Спасибо, Ангел.

Слова получились мягкими, жуя, я открыла глаза, увидев его такой же мягкий взгляд, как и его голос.

– За что? – Прошептала я: – Ростбиф, ржаной хлеб и швейцарский сыр.

– Ты взяла на себя мое дерьмо и отчего я почувствовал себя лучше из-за Рис, – объяснил он, а затем повторил: – Спасибо.

Я проглотила.

– Всегда, малыш.

Его рука поднялась, обхватила меня за шею, притягивая к себе, и он поцеловал меня губами со вкусом хрена и ростбифа.

Это было приятно.

Мы поели. Оделись. Отправились в «Дейри Квин» и купили самый большой торт-мороженое, который у них был. Вернулись. Разделись. Я целовала Майка в основном всюду, потом Майк взял верх и поцеловал меня в мои лучшие места. Затем он подарил мне еще один оргазм, я отплатила ему тем же, мы приняли душ, оделись и были на кухне, готовили ужин, когда Рис вернулась домой.

Она была счастлива, увидев меня.

Она стала еще счастливее, когда отец ей предложил пригласить Фина на ужин.

Несмотря на то, что Майк не солгал, мог один съесть весь торт от «Дейри Квин», Фин ему неплохо помогал в этом преступлении, Рис и мне все же удалось припрятать кусочек для Ноу.

С трудом правда.

14

Дар

Майк потянулся к завещанию Дэррина, которое лежало сбоку на его столе.

У него оставалось полчаса до встречи с Одри у «Мими». Пять минут назад ему также позвонил Таннер, поинтересовался, где он, затем сообщил, что его жена Рокки, заскочит, потому что ей нужно с ним поболтать.

Он не знал, о чем она собиралась поболтать, но знал, что жена Таннера, сестра Мерри – Ракель Меррик Лейн, была немного чокнутой, так что она могла «поболтать» о чем угодно. Учительница в школе, дочь и сестра полицейского, жена бывшего полицейского/ нынешнего частного детектива, Рокки Лейн имела обыкновение попадать в не самые завидные ситуации.

Оказалось, что у нее это неплохо получалось. Хотя он мог сказать это отстраненно, поскольку подробностей он не знал. Она сунула свой нос в ситуацию, которая произошла в Бурге с продажным полицейским в департаменте и подростковой секс-группой, вербующей девушек через местную церковь. Майк не мог сказать, что она сильно помогла в этой истории, но то, что она занялась этим делом, подпалило несколько задниц. Это означало, что дерьмо вскрылось быстрее, чем могло бы произойти, что в конечном итоге спасло трех молодых девушек от страданий.

Пока он ждал Рокки и пробегал глазами завещание, его мысли перенеслись на последние два дня.

Майк провел воскресенье со своей женщиной, воскресный вечер со своей женщиной, своими детьми, новым парнем своей девушки и тортом-мороженым «Дейри Квин». Если не считать визита Одри, это был чертовски хороший день. Лучший результат за последнее время.

Такого дня он ждал почти восемнадцать лет.

Так что можно было с уверенностью сказать, что воскресенье было чертовски хорошим днем, и Майк Хейнс наслаждался этим.

Майк привык к тому, что Фин крутиться рядом. И привык он, потому что ему нравилось, как Фин обращался с его дочерью. И то, каким был Фин, нежным, бдительным, целеустремленным, не совпадало с интересами Майка. Возможно, именно благодаря этой игре Фин запустил руки в трусики нескольких старшеклассниц, Майк видел, что эта игра срабатывает и срабатывает хорошо. Но как бы сильно он не хотел уберечь свою дочь от подобных игр, интуиция ему подсказывала, что в этой игре Фина есть что-то настоящее, подлинное к его дочери.

Майк хорошо знал одно, что Фин был Холлидеем. Дэррин играл на поле, получал немного, но в ту минуту, когда он встретил Ронду и зациклился на ней, все это дерьмо в игры умерло. Полностью. Дэррин встретил Ронду после того, как окончил среднюю школу, но теперь Майк видел, что то же самое происходит и с Фином.

Это была новая проблема. Его дочери было пятнадцать. Ей совсем не нужно, чтобы какой-то парень приставал к ней. И хотя он не хотел годами иметь дело с круговоротом бойфрендов, которые могли быть лузерами или придурками, должен был признать, что его также не совсем устраивало, что Рис зацикливалась на Фине.

Но даже в этом случае Майк не мог сказать, что ему конкретно в них двоих не нравилось.

Вечер понедельника прошел так, как и ожидалось. Отец Дасти, Дин Холлидей, был вне себя от злости на Дебби, и, несмотря на горе, которое все еще висело на ферме Холлидей, он не собирался скрывать свою злость.

Потому что его гнев перемешивался с тревогой. Дин Холлидей знал свою старшую дочь и, несомненно, знал, что она может быть одновременно упрямой и злопамятной. Не очень удачное сочетание. Дин также нашел время поделиться с Дасти и Майком тем, что он неоднократно звонил Дебби с тех пор как его посвятили в данную ситуацию, но она не собиралась сдавать позиции.

Кроме того, Дин знал, что Берни МакГрат, Майк, предоставивший информацию о причастности в этой истории МакГрата, не улучшили настроения мистера Холлидея. Отведя Майка в сторону, Дин рассказал ему, что Дэррин говорил как-то, что МакГрат приходил к его сыну пять раз после того, как Дин с женой переехали в другой штат.

Это не удивило Майка. На противоположной от Майка стороне фермы были массово построены новые здания, которые принадлежали МакГрату. Дорого и обширно. Их построили пять лет назад, поэтому они считались относительно новыми. С жилыми комплексами, окружающими ферму Холлидей, торговый район будет процветать. Продуктовый магазин, видеомагазин, пиццерия и тому подобное дерьмо могли приносить прибыль, а местным жителям больше не нужно будет ехать десять-пятнадцать минут в город, бороться с пробками в Бурге во время часа пик. Кроме того, ферма Холлидей была больше, чем любой торговый центр, необходимый для строительства, так что оставалось много свободного места, чтобы построить еще жилые комплексы, что означало бы больше клиентов для торгового центра.

МакГрат был бы в восторге от этого. Майк знал это, и Дин тоже это знал.

Прежде чем они провели приватную беседу, Майк и Дин предупредили Фина, Кирби и Ронду. В этот период их жизни ни один из мужчин не хотел их тревожить, но нужно было все расставить по местам.

Двадцать четыре часа спустя Майк все еще задавался вопросом, дошло ли до Ронды то, что они ей рассказали. Несмотря на то, что Дасти пыталась вернуть ее к жизни, она казалась еще более замкнутой в себе. Фин и Кирби слушали, Кирби больше поглядывал на брата, считывая его язык тела. По напряженному взгляду Фина Майк понял, что Фин полностью усвоил всю информацию, которая ему совсем не понравилась, но он собирался быть начеку сам, и приглядывать за своей семьей. Фин также несколько раз поглядывал на свою мать, плотно сжав губы, не скрывая нетерпения.

Еще одна причина, по которой Майк знал, что Фин хочет получить большего от его дочери, заключалась в том, что во время разговора взгляд Фина ни раз переходил на Рис, и его лицо расслаблялось. Риси стала его отдушиной в дерьмовый период жизни. То, что Финли Холлидей видел в Клариссе Хейнс, его это успокаивало.

И Майк не мог сказать, что ему это не нравилось, не только способность его дочери успокаивать других, но и то, что она могла унять боль парня совсем недавно потерявшего отца.

Со вчерашнего дня для Дасти на ферме кое-что изменилось. Поскольку ее родители вернулись, то Кирби переселили в комнату Фина, а Дасти – в комнату Кирби.

Она также попросила Майка встретиться с ней на ланч «У Фрэнка» вместо того, чтобы провести ланч с ней в постели, а потом съесть сэндвичи, которые приготовила Дасти, в машине по дороге обратно на работу. И она попросила, как он выяснил потом, потому что нашла завещание Дэррина и хотела его передать ему. Также потому, что она хотела держать руку на пульсе по поводу его предстоящей встречи с Одри. Его женщина знала, если она придаст ускорения во время ланча в его спальне, то их время будет потрачено не на разговоры о важном дерьме, а на выполнение важного дерьма.

По правде говоря, он хотел ее видеть во время ланча в своей постели. Но раньше у него никогда не было женщины, которая бы так заботилась о нем. И, если честно, неожиданно встретив такую женщину, он не знал, что с этим делать. Вай, он чувствовал это, если бы их отношения продолжились, стала бы такой женщиной, он знал это еще и по тому, что Кэл, благодаря Вай, перестал избегать всех прелестей жизни, а просто стал наслаждаться жизнью по полной. И он понял еще одну вещь – внимание и забота Дасти – это то, что он искал в Вайолет, то, что он искал всю свою жизнь. Так и не найдя.

И получив это – совсем другое.

Майк привык взваливать на свои плечи все проблемы. И ему казалось странным, что кто-то хотел забрать у него часть его проблем.

Несмотря на эту странность, он не мог сказать, что эта странность была не хорошей.

Он полагал, что привыкнет и это не займет у него много времени.

Он просматривал завещание, выискивая упоминания о земле, думая обо всем этом дерьме, когда услышал:

– Майк?

Он оторвал глаза от бумаг и увидел Рокки, идущую через комнату к его столу, ее высокие, тонкие каблучки цокали по полу. Майк хорошо знал Ракель. Она часто приходила в участок к своему брату, ко всем полицейским, которые на протяжении двух поколений стали частью их семьи.

И все же, насколько бы часто он ее ни видел, как и к Вай, Феб а, теперь, и Дасти, он так и не смог привыкнуть к ее красоте.

Она хорошо одевалась в своем сексуально-кошачьем, школьном стиле. Узкие юбки, высокие каблуки, идеальный макияж. Майк полагал, что каждый мальчик в школе был в нее влюблен, а каждая девочка хотела быть похожей на нее.

– Привет, Рокки, – поздоровался Майк, откладывая завещание и кивком головы указывая на стул рядом со своим столом. – Присаживайся.

Она улыбнулась и села, бросив сумочку на колени. Отчего ее юбка натянулась на бедрах, потом скрестила ноги. У нее была давняя история с Таннером, сейчас эту давнюю историю затмило их недавнее примирение и брак. Очень давно они были вместе, но все пошло наперекосяк, и они разошлись в разные стороны. И наблюдая, как она сидит перед ним, скрестив длинные, стройные ноги, Майк понял, что она понятия не имела какое влияние оказывает на мужское население. Майк осознал уже не в первый раз, почему Таннер изо всех сил пытался ее вернуть, как только она освободилась от своего мужа-изменщика, надев его кольцо себе на палец.

– Все хорошо? – спросила она, слегка склонив голову набок, не сводя с него глаз.

– Есть что-то феноменальное, но есть и всякое дерьмо.

Ее губы приподнялись, и она тихо пробормотала:

– Такова жизнь.

– Ага.

Она вздохнула и сказала:

– Мне нужно поговорить с тобой о Рис.

Майк почувствовал, как напряглись у него плечи.

Это было неожиданностью. Он полагал, что ее визит был связан с Мерри, как облажался ее брат, не вытащил до сих пор голову из задницы и не разобрался со своей бывшей женой Мией, женщиной, которую он все еще любил, женщиной, которую он все еще хотел, и женщиной, вокруг которой он мать твою ходил кругами, но не пытался вернуть. Если не Мерри, то он полагал, она хотела поговорить о чем-то другом, например, связанным с его работой или как он мог помочь ей с каким-нибудь ребенком или подростком в школе, сходящим ее с ума.

Рис точно не была в этом списке.

Он знал, Рокки преподает у Рис литературу. Он также знал, что Рис отличница по ее предмету. Так что дискуссия про Рис казалась странной.

Если только там не было чего-то еще, чего он не знал о своей дочери.

– С ней все нормально? – спросил Майк.

Рокки кивнула, затем наклонилась вперед с опущенной головой, открывая сумочку у себя на коленях.

– Конечно, нужно было бы дождаться родительского собрания, но я не хотела откладывать.

Она вытащила сложенную тонкую пачку листков и положила ее на стол перед Майком.

– Это задания, – объявила она, раскрывая листы, и Майк увидел большую красную букву «А+» в верхней части страницы.

Увидев оценку, он еще больше озадачился, переведя взгляд с бумаги на Рокки.

Когда поймал ее взгляд, она поделилась:

– Я отдам эти задания детям завтра позже, хотела, чтобы у тебя было немного времени прочитать. Если ты сможешь передать их Лейну завтра утром, я буду очень признательна.

– Введи меня в курс дела, Рокки, – попросил он.

– Исключительный случай, Майк, – прошептала она, и взгляд Майка, устремленный на нее, стал напряженным, а в груди потеплело.