Текст книги "Игры сердца (ЛП)"

Автор книги: Кристен Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 38 страниц)

На ней присутствовал тот же макияж и серебряные браслеты на обоих запястьях.

И она смотрела на него снизу вверх, широко раскрыв глаза, приоткрыв губы, явно потрясенная его появлением.

– Майк, – прошептала она.

И это снова, хоть он не мог объяснить почему, его разозлило.

Дасти чувствовала себя в этом номере вполне уютно, отстранившись от похорон, отдыхая.

Да, его это бесило.

Поэтому он протиснулся мимо нее в номер.

Комната была милой, чистой, хорошо обставленной. Однажды он был в одной из таких номеров два года назад, где случился передоз. Больше никогда не был.

На полке для багажа стояла потрепанная, но стильная сумка из коричневой кожи. На прикроватной тумбочке лежали россыпью ее украшения, а также мобильный телефон и карточка-ключ. Ее блейзер, юбка и водолазка, явно безумно были брошены на стул. Ее ковбойские сапоги по обе стороны стояли перед стулом, где их бросили и забыли. Ее большая черная замшевая сумочка с бахромой выглядела так, словно взорвалась на столе. На кровати лежал MP3-плеер, покрывало было помято, подушки сложены у изголовья, было ясно, что на них лежали. Она отдыхала здесь, наслаждаясь музыкой.

Он понял, что ничего не изменилось. Ничего. Тогда она жила в комнате с Дебби, одержимой порядком и чистотой. Дасти всегда была… не такой. Она выполняла свои обязанности по дому, которые ей поручала мать, но ее часть комнаты всегда выглядела так, словно по ней прошелся торнадо. Миссис Холлидей раньше ворчала на нее по этому поводу, потом сдалась. Дебби все время ссорилась с ней из-за этого. Дасти же всегда было наплевать. У Дасти всегда были дела поважнее, и она ясно давала это понять, когда нашла в сувенирном магазине табличку, купила ее на свои карманные деньги и повесила на своей половине комнаты. В ней говорилось: «У скучных женщин безупречные дома». Эта цитата была ежедневным напоминанием сестре, типа «Пошла ты». Майк всегда втайне считал эту табличку вполне забавной. Дебби ненавидела эту гребаную табличку, она сводила ее с ума. И сколько бы раз Майк ни объяснял, что злость Дебби только еще больше подпитывает ликование Дасти, она все равно продолжала злиться.

– Что ты здесь делаешь?

Он услышал ее голос, мягкий, мелодичный, и повернулся к ней лицом.

Она пела в детском церковном хоре в дополнение к хорам средней и младшей школы. У нее было много соло. Ее голос был чистым и сладким, напоминая Карен Карпентер. Даже когда она изменилась, петь не переставала. Она ездила с хором на выступления по всему штату, выигрывала ленты и призы, приводила хор к победам в округах, регионах, а в выпускном классе – к победам по штатам. Ради пения в хоре она отказалась от стиля гранж, Дэррин снова с гордостью рассказал ему об этом. Она так любила петь, что отказалась от гранж, чтобы заниматься пением. Ее обычный голос, даже когда она была моложе, был почти таким же красивым, как и ее певческий. Он всегда так думал.

И это не изменилось.

И, черт бы его побрал, со зрелостью он стал намного, бл*дь, лучше.

– Твои мама и папа, сестры, племянники, все на ферме, – сообщил он ей.

– Знаю, – тихо ответила она.

– Им не помешала бы твоя помощь, – продолжал он.

– Я… – начала она, но, разозлившись, Майк перебил ее.

– Ронда пребывает в чертовом беспорядке от горя. Твоя мама выглядит так, словно ее сбил товарный поезд. Племянники оба закрылись ото всех. Твой отец прикладывает последние усилия, чтобы не потерять самообладание перед городом, удивительно, что он не падает в обморок, а ты? Ты расслабляешься в джинсах и футболке, слушаешь музыку, возможно размышляешь, чтобы заказать из обслуживания номеров.

Ее лицо изменилось, он увидел это и понял ее перемену. Даже если бы он не был полицейским, а его бывшая жена не овладела искусством обмана, пытаясь скрыть свои перерасходы, и то, и другое дало ему многолетний опыт чтения людей, он бы понял перемену.

Она выглядела так, словно он ее ударил.

Майку было все равно. Ей необходимо было прийти в себя.

Поэтому он выдержал ее взгляд и продолжал.

– Я тебя не понимаю, Дасти. Я не понял твоего дерьма двадцать лет назад. Сейчас я его тоже не понимаю. Нет, забудь об этом, сейчас я определенно его не понимаю. Это твоя семья. Они любят тебя, они только что похоронили твоего брата. Серьезно, я хочу знать, и ты, бл*дь, скажешь мне. Что, черт возьми, с тобой происходит?

– Ты издеваешься?! – прошептала она.

– Нет, – ответил он.

– Ты смеешься надо мной, – тут же повторила она другим шепотом.

– Еще раз скажу нет, – тоже повторил он.

Затем, мгновенно, она наклонилась, ее глаза сузились и закричала:

– Ты издеваешься!

Майк открыл рот, чтобы возразить, но Дасти еще не закончила:

– Я не видела тебя двадцать лет, Дэррин, бл*дь, мертв, ты приходишь в мой гостиничный номер и кидаешь мне дерьмо Дебби? Ты что, с ума сошел? – Она вскинула руки, сделала три шага, разделявшие их, и с силой ударила его в грудь. – Ты же знаешь ее. Ты знаешь ее и ее дерьмо. – Она снова подняла обе руки вверх и спросила: – Честное слово, Майк, честное слово, Боже? Ты думаешь, я тут расслабляюсь и кайфую? – Она не стала дожидаться его ответа. Наклонилась и крикнула ему в лицо: – Так вот, нет!

Она сделала два шага в сторону, затем развернулась и начала расхаживать.

В то же время говоря:

– Чертовая Дебби. Дебби! Боже, если бы я не знала, что это убьет мою мать, я бы ввязалась с этой сукой в драку – лупила бы ее кулаками, вырывала волосы, каталась бы по полу, по-настоящему дралась с этой сукой. Боже! – воскликнула она, остановилась и повернулась к нему. – Ронда, естественно, сама не своя, но даже будучи в полном беспорядке, она точно знала, чего хотел Дэррин. Дебби разве кого слушает? – Она снова наклонилась к нему и закричала: – Нет! Ронда сказала, что Дэррин хотел только семью, скромные похороны, ничего особенного и никаких поминок в доме. Он знал, что Ронда не сможет справиться с этим дерьмовым горем и всеми приготовлениями к похоронам. Он знал, черт возьми, все знают, что Ронда вся на нервах, она очень эмоциональная. Он знал, если бы с ним случилась беда, неважно было бы ему сорок четыре или девяносто четыре, она бы все равно не справилась. Поэтому он хотел, чтобы ей было полегче. Он хотел дать нам завершение, в котором мы все нуждались, а затем помогли бы его жене двигаться дальше. Но Дебби, нет, – саркастически протянула она «нет». – «Это неприлично», заявила Дебби. «Город захочет проститься», сказала Дебби. «Дэррин – четвертое поколение фермеров на этой земле, – заявила Дебби, – мы должны соблюдать приличия, черт возьми». Это что Дебби спала с моим братом последние двадцать лет? – спросила она, наклонившись, затем отпрянула и закричала: – Нет! Это Дебби подарила ему двух сыновей? Нет! Разве ей есть хоть какое-то дело до того, чего хотел сам Дэррин? Неужели ей совсем насрать, что было бы легче для Ронды, его мальчиков и, честно говоря, мамы? Нет! Она делает то, что хочет, и затрахает мозги кому угодно, чтобы получить то, что считает нужным. Так что знаешь что, Майк? Она давила и давила, скулила, льстила и играла в свои игры, а мы все были и так на нервах, а еще ее дерьмо, в итоге она получила то, что, бл*дь, хотела.

Она перестала кричать, тяжело дыша, боль застыла в ее глазах с яростью.

Но Майк уже давно осознал свою ошибку. Он осознал. Он увидел ее горе еще в похоронном бюро, его инстинкты кричали ему об этом, но он проигнорировал свои инстинкты и теперь чувствовал себя полным придурком. И он чувствовал себя придурком, потому что вел себя как придурок.

Поэтому он решил сглазить нанесенный ущерб.

– Милая… – начал он, но она покачала головой, отступила назад и продолжила говорить:

– Это еще не самое худшее, Майк. Он хотел, чтобы его кремировали. Дебби сказала «нет». Ронда хотела закрытый гроб. Но Дебби… заявила… – она наклонилась, – «нет».

– Господи, – прошептал он.

– Да, – тут же огрызнулась она в ответ. – Господи. А Ронда очень эмоциональная особа, но не глупая. Мой брат умер, и она сразу же позвонила мне. Она знала, что у нее не хватит сил справиться с приготовлением похорон. Она знала, что Дебби опять покажет свое дерьмо. Ронда знала, чего хотел Дэррин, сказала мне, и я все устроила. Все до последней гребаной детали. Тогда мама, будучи мамой, не умея держать язык за зубами, сообщила об этом Дебби, и Дебби просто слетела с катушек. Она шла по Вашингтону с этой дурацкой штукой, прикрепленной к уху, звонила мне, маме, Ронде, папе, Джорджу Маркхэму, всем. Это мой брат, это Дэррин, – ее голос надломился, горечь сдавила горло. Майк приготовился подойти к ней, но она остановилась, и он остановился: – Я хотела того же, чего хотел он. Я хотела присмотреть за его женщиной, за его детьми.

Ее голос был хриплым, слова требовали усилий, но она продолжала, ей нужно было высказаться, и Майк стоял на месте, позволяя ей высказаться.

– Поэтому я была готова ради своего брата сделать то, что должна была сделать, то, что он хотел, прикрывая всей семье спины. Но мама, будучи мамой, хотела мира, а Дебби, будучи Дебби, ни за что не заткнулась бы по этому поводу. И с тех пор, как я, бл*дь, себя помню, лучший способ для мамы примирения – дать Дебби то, что она хочет. Так что она уговорила Ронду на это дерьмо и сказала мне отвалить. Ронда знала, что я взбешена до чертиков, и папа тоже. Я упиралась изо всех сил, но это никому не помогло, делая кучу дерьма еще более дерьмовой. Поэтому отступила. Но я не собиралась участвовать в этом фарсе, Майк. С меня хватило войти в это чертовое, – ее голос снова дрогнул, но она справилась, – похоронное бюро и увидеть, что мой брат, бл*дь, мертв и лежит на виду у всех. И я не собиралась участвовать во всем остальном дерьме, которое организовала Дебби, по каким бы причинам Дебби ни делала то, черт возьми, что хотела всегда делать. И я знаю, что папа с Рондой, если бы мне пришлось провести хотя бы минуту с этой сукой, я бы сошла с ума. Поэтому они велели мне держаться подальше. Я и держусь подальше. Я виделась с ними сегодня утром, когда Дебби находилась в похоронном бюро и делала то, что у Дебби получается лучше всего, отдавала распоряжения. Когда все уйдут, включая мою сучку сестру, у которой в воскресенье какое-то дурацкое селекторное совещание, я увижусь с семьей завтра. Но сейчас, чтобы я не вырвала все ее чертовы волосы и не испортила действительно чертовски плохой день для нашей семьи, я здесь расслабляюсь и слушаю музыку.

Она замолчала, и Майк дал ей время немного успокоиться. Когда стало ясно, что она закончила свою речь, он произнес:

– Я был неправ, прости, – мягко признался Майк.

– Да, ты был неправ, – немедленно ответила Дасти.

Он посмотрел ей в глаза, и она ответила тем же.

Они долго смотрели друг другу в глаза.

Затем Майк, уже сделав поспешные выводы, необычно отреагировал на внезапную реакцию и начал вести себя как придурок, продолжая совершать ошибки, глупо прошептав:

– Привет, Ангел.

Он не называл ее так больше двадцати лет. Он все время ее так называл в детстве. Он подумал, что для нее это будет знакомым и желанным. В конечном счете, она была для него настоящим Ангелом. Всегда.

Она мгновенно расплакалась.

Он пересек комнату и заключил ее в объятия. Она ухватилась, приподнявшись на цыпочки, уткнувшись лицом ему в шею, ее руки крепко обхватили его плечи, всхлипывая. Он наклонил голову так, что его губы оказались близко к ее шее. Почувствовал запах ее необычных духов, нотки мускуса, едва уловимые оттенки цветочных, бесспорно женственных, слушая ее тихий плач, чувствуя, как ее тело прижимается к нему, неудержимо содрогаясь от слез.

– В… в… сорок четыре, – тихо бормотала она ему в грудь.

– Я знаю, милая, – прошептал он ей в шею, и ее руки сжались крепче.

– Он… он… он не… даже не увидит, как его сыновья окончат школу.

Майк не ответил, просто продолжал прижимать ее к себе.

– Он хотел, чтобы его прах был развеян, – прошептала она, а затем уточнила: – по полю.

Господи. Черт возьми, Дебби. Вешала ему лапшу на уши. Крутилась, желая добраться до него. И то же самое проделывает с Дэррином.

– Теперь он просто сгниет, – продолжала она.

– Нет, дорогая, – ответил Майк, она опустилась с носочков, ее голова откинулась назад, поднялась, и он поймал ее глаза полные слез.

– Так, Майк, – тихо сказала она ему.

– Нет, не так, милая. Он ушел. – Его руки сжались. – Это отстой, я знаю, действительно чертовски отстойно, но он ушел. Не имеет значения, где находится его тело, потому что его в нем больше нет.

Ее глаза задержались на нем на долгие мгновения. Затем она кивнула.

– Ты прав, – прошептала она.

– Да, – согласился он, и когда он кивнул, затуманенный взор стал ясным, и ее губы изогнулись в подобии улыбки.

Затем ее руки сдвинулись, но не для того, чтобы отпустить его. Они переместились с его плеч, обхватив его шею с боков. Затем ее большие пальцы потянулись, поглаживая его подбородок. И пока она поглаживала его подбородок, ее глаза скользили по его лицу.

Дерьмо. Мать твою.

К черту.

Он сразу понял, куда она клонит. В ту же сторону, что и ее сестра.

Майк не хотел иметь ничего общего с Дебби Холлидей.

Но с Дасти…

Этой Дасти.

Мать твою.

– Дасти… – начал он. Что он собирался ей сказать, он не знал. Знал то, что ее лицо изменилось, тело расслабилось в его объятиях, а его руки не хотели ее отпускать.

Однако прежде чем он успел хоть что-то сказать, заговорила она.

– Потрясающе, – пробормотала она.

Ее слова были полной неожиданностью, поэтому он ответил:

– Что?

Ее глаза оторвались от его губ и встретились с его глазами.

– Потрясающе, – тихо повторила она. – Ты еще более великолепен, чем в старших классах. Полный шок.

Это было не так. Если бы она нашла время посмотреться в зеркало, то каждый день видела бы насколько она стала великолепной.

– Милая… – начал он, заставив себя оторвать руки от нее, но они скользнули по ее талии, пытаясь ее отодвинуть от себя, а ее пальцы прижались к его шее, он остановился.

– Хорошие гены, Майк Хейнс, – прошептала она, ее глаза опустились к его губам, тело скользнуло вверх по его телу, когда она снова поднялась на цыпочки. – Они у тебя всегда были.

Бл*дь.

Ее губы коснулись его губ, но не для поцелуя. Глаза были открыты, смотрели ему в глаза, ее губы двигались напротив его губ, она предупредила:

– Я хочу тебя поцеловать, малыш.

Его пальцы сжали ее талию, он предупредил в ответ:

– Это не очень хорошая идея, Дасти.

Ее глаза вспыхнули так, что он почувствовал эту вспышку своим членом, а ее губы прижались к его губам, он понял, что она улыбалась.

– Да? – спросила она и не стала дожидаться ответа. – Ну, я кладезь плохих идей, красавчик. И все делаю правильно.

Прежде чем он успел ответить, ее руки скользнули ему в волосы, прижимая его голову к себе, она крепко прижалась губами.

Если бы с ним себя так вела любая другая женщина, хотя ни одна так себя с ним не вела, ему бы все это не понравилось. Он отступил тут же. Он предпочитал сам делать первые шаги. Он инициировал действия.

Но черт с ним, ее губы были приятными. Ее грудь, плотно прижимающаяся к его груди, тоже чувствовалась приятно. Ее мягкая плоть под его пальцами была приятной на ощупь. И она пахла чертовски приятно.

И еще был маленький факт, что у него больше двух месяцев не было никого, кроме его собственной руки. И последняя женщина, с которой он делил постель, была из разряда Дебби в старшей школе.

Это было давно.

Слишком давно. Чертовски давно для такого мужчины, как он.

Поэтому он приоткрыл губы в ответ.

Ее язык мгновенно скользнул внутрь.

Его язык мгновенно вытеснил ее язык и скользнул в ее рот.

Она прижалась к нему всем телом.

Черт, это было здорово.

Его руки сомкнулись вокруг нее, и ей стало хорошо в его объятиях. Слишком хорошо. Она была не слишком маленькой.

Она была чертовски идеальной.

Он наклонил голову и углубил поцелуй. Она наклонила свою, впустила его, сексуально всхлипнув, и этот звук завибрировал у него на языке, он почувствовал, как волной ударил по его члену.

Его руки тут же потянулись к ее заднице.

Она слегка подпрыгнула.

Он поймал ее, приподнял, она обхватила ногами его бедра, продолжая целовать, он понес Дасти Холлидей к кровати.

Затем положил ее на кровать, присоединившись к ней.

А затем Майк Хейнс вытряхивал к чертовой матери ее боль от потери брата.

2

Мысленная пометка – прыгал бы от счастья

Ладно, черт. Я только что трахнулась с Майком Хейнсом, бывшим парнем моей сестры.

Нет, неправильно.

Ладно, черт побери. Я только что трахнула невероятно великолепного Майка Хейнса, который был уже таким сексуальным, когда ему было семнадцать, но который стал астрономически, удивительно, супер сексуален, великолепен сейчас, бывшего парня моей сестры, и это был, безусловно, лучший секс в моей жизни.

И поскольку мой брат умер, я не могла сказать займемся ли мы сексом снова, но Боже, пожалуйста, молюсь, пусть это случится опять, но без эмоциональной травмы.

Просто Майк был астрономически, восхитительно хорош в постели.

Ладно, черт. Ладно, черт побери!

Верно, мне, наверное, не стоит молиться Богу, чтобы он дал мне отличный секс, но, серьезно, Господь точно создал Майка и передал ему свои способности, Бог должен был знать, что женщина захочет большего.

Но что же я сделала?

Я сделала глубокий вдох и почувствовала, как пальцы Майка скользнули по моему плечу. Его прикосновение было легким. Это тоже было мило. И мне это очень понравилось. Но это мешало моей концентрации.

И путаница заключалась в том, что моя голова лежала посередине его груди, рука обнимала его плоский пресс, а нога переплелась с его ногой. После того как мы закончили, Майк уложил нас в постель и натянул одеяло до талии.

Я уставилась вниз на его грудь и пресс, пытаясь собраться с мыслями. Затем мои мысли, что делать дальше, улетучились от сладкого прикосновения Майка, пока я пялилась на его пресс, отыскав более подходящую мысль для размышления.

Его пресс явно был проявлением еще одного божественного чуда. Я имею в виду, в его возрасте, откуда у него было шесть кубиков?

Я выбросила эту мысль из головы, сделала то, что делала всю свою жизнь, решила отказаться от нее.

Поэтому повернулась, слегка подвинувшись к нему, прижалась своим обнаженным торсом и оказалась лицом к лицу.

– Хорошо, – начала я излагать. – Мой брат только что умер, и с тех пор, как я разрыдалась в твоих объятиях, ты знаешь, что я расстроена. Моя сестра – сука, она меня разозлила, и с тех пор, как я выпалила тебе все это дерьмо, ты знаешь, что я тоже расстроена из-за этого. И, честно говоря, мне нужно было кое-что, чтобы отвлечься от всего этого дерьма. И ты великолепен. А ты Майк. И ты появился ни с того ни с сего в моем гостиничном номере и вывел меня из себя. Я была влюблена в тебя, когда была еще ребенком. Но, малыш, серьезно, примерно через две секунды после твоего поцелуя, дело было не в кое-что. Это не имело к этому никакого отношения. Клянусь Богом, я не лгу, мне нужно, чтобы ты это знал.

Выложив все, я заткнулась. И когда я заткнулась, его темно-карие глаза моргнули, и моргнули они медленно.

Дерьмо. Даже это было горячо.

Мне всегда нравились его глаза.

Нет, неправильно.

Мне всегда нравилось все в Майке Хейнсе. Его густые темно-русые волосы. Его высокая, худощавая фигура. Непринужденная улыбка. То, как он подшучивал, не зло, а мило. То, как смотрел на тебя, заставляло чувствовать, что весь остальной мир растаял, и ты единственный человек, которого он видел в данный момент.

Всё.

Я наблюдала, как он улыбается еще медленнее, потом пробормотал:

– Не ходи вокруг да около, дорогая.

Я ухмыльнулась в ответ, когда давление вокруг моего сердца ослабло.

Затем оно возникло снова, когда я сделала то, что делала всю свою жизнь, приняла решение и без колебаний рискнула.

– Поскольку ты только что подарил мне три умопомрачительных оргазма, расплата «Пицца Реджи», но это только начало. Я заплачу, если ты останешься, а они доставят.

Я хотела, чтобы он согласился. Хотела, чтобы он остался, больше, чем хотела еще молодой девчонкой стать на три года старше своей сестры, когда он встречался с ней, чтобы вместо нее ходить к нему на свидания. Я хотела этого больше, чем чего-либо еще за долгое время.

Годы.

Может быть, десятилетия.

Давление ослабло, когда он ответил:

– Для меня годится.

На этот раз я прямо улыбнулась, и его рука, обнимавшая меня за плечи, сжалась, а другая рука обхватила за талию и притянула еще выше к себе.

– Хотя есть пара вещей, – пробормотал он.

– Говори, – пробормотала я в ответ, и его губы дрогнули.

Затем он сказал:

– Сын Реджи, Тоби, доставляет пиццу, но редко. Мы закажем, и я пойду ее заберу.

Это был облом, потому что я не хотела, чтобы он выбирался из этой кровати и исчезал из моего поля зрения, но я все равно прошептала:

– Хорошо.

– Во-вторых, я плачу.

– Но… – начала я, и его руки сжались, а лицо стало серьезным.

– Женщины со мной не платят, – тихо сказал он. – Я понимаю, женская свобода и все такое, с этим проблем нет. Но ты со мной, я плачу. Никаких дискуссий, определенно никакого дурацкого спора. Именно так обстоят дела со мной.

«Женская свобода и все такое». Это было забавно.

«Именно так обстоят дела со мной». Это было не смешно. Мне понравилось. Очень сильно. Самое приятное было в этом то, что существовал намек на что-то большее, чем просто пицца.

И все же долг требовал уплаты.

– Так как мне отплатить тебе за три умопомрачительных оргазма? – Спросила я.

Его лицо изменилось, но он не ответил. Выражение его лица и было ответом.

Ответ, который мне понравился. Выглядел чертовски сексуально.

И также существовал намек, что это было нечто большее, чем одноразовый секс после похорон с пиццей.

– Хорошо, тогда у нас все хорошо, – пробормотала я сквозь еще одну усмешку, его руки снова сжались, губы снова дернулись, затем он пробормотал в ответ:

– Протяни руку и достань мой пиджак, милая.

Я соскользнула с него, подвинулась к краю кровати, протянула руку и схватила его пиджак. Сняла, натянула одеяло на спину и перекатилась к нему, прихватив с собой его пиджак. Отдала ему, он выудил свой сотовый из внутреннего кармана, затем бросил пиджак обратно на пол.

Я прижалась к нему, когда он нажимал кнопки на телефоне.

– Какую ты будешь? – спросил он, глядя на телефон.

– Пепперони, колбаса, грибы, лук, перец, оливки, ветчина или любая комбинация вышеперечисленного.

Его взгляд переместился с телефона на меня:

– Ананас?

Мои губы скривились, а нос сморщился, я не пыталась даже скрыть свое отвращение. С другой стороны, я никогда не пыталась что-то скрыть. Я всегда была собой. Думала то, что думала. Мне нравилось то, что мне нравилось. И я почти ничего не скрывала. Жизнь была достаточно утомительной со всеми взлетами и падениями, и всякой ерундой, которой пичкали тебя люди. Затрачивать подобного рода усилия, по сути, без всякой цели, казалось мне нелепой тратой энергии.

– Приму за отказ, – пробормотал Майк, и я перестала морщить нос и снова улыбнулась ему.

– Это решительное «нет», – уточнила я.

Он улыбнулся в ответ, а затем спросил:

– А мясо? Для меня звучит неплохо.

Он нажал кнопку на своем телефоне, затем поднес его к уху.

– Одобряю, – заявила я, глубже прижимаясь к нему всем телом, его рука сразу же потянулась обниматься, и мне это тоже понравилось. – Реджи у тебя на быстром наборе, – закончила я.

– У меня двое детей, только так и может быть, – пробормотал он, – Тоби? Да, Майк Хейнс. Хочу заказать большую пиццу с мясом, сам заберу.

Он продолжал делать заказ, а мои мысли обратились к тому факту, что у него было двое детей.

Я знала о его детях. Дэррин сказал. Дэррин также сказал, что Майк развелся. Дэррин позвонил в ту же минуту, как только услышал эту новость. У Дэррина до сих пор, пока четыре дня назад он не умер, была мечта, что может произойти чудо. И чудо заключалось в том, что Майк Хейнс наденет мне на палец кольцо, тем самым вернув меня в Бург, чтобы я была в кругу семьи. А еще лучше, что в постели я была бы с порядочным мужчиной, который не напрягал бы мои последние нервы, и Дэррин тогда бы перестал беспокоиться обо мне. Поэтому Дэррин щедро излагал мне всю информацию о Майке, потому что всему городу было известно, что бывшая Майка была настоящей сукой. И о том, что она обращалась с ним как с дерьмом. И еще о том, что Майк всем очень нравился, поэтому городской совет вынужден был приложить усилия, чтобы не состоялся парад жителей Бурга, когда развод Майка с его бывшей сукой был окончательным.

Извлекла я из всего выше перечисленного то, что такой хороший парень, как Майк, связался с женщиной, которая обращалась с ним как с дерьмом. Также я задавалась вопросом – подхожу ли под понятие «хорошая женщина», надеялась, что была порядочным человеком или, по крайней мере, пыталась им быть, но мне не везло с парнями, а такие хорошие парни, как Майк, почему-то встречали сук, не таких женщин как я, и мы почему-то никогда не находили друг друга.

Так устроен мир.

Но совершенно неожиданно, конечно, в день похорон своего брата обнаружила себя голой в постели с хорошим парнем, который был чертовски хорош в сексе, и у него на быстром наборе была потрясающая пицца в родном городе, он знал, не спрашивая, что нужно заказывать большую.

Но от меня не ускользнуло, что если бы Дэррин был еще жив, несмотря на то, что он был религиозным, консервативным, и я была его младшей сестрой, он бы прыгал от счастья, узнав, что я нахожусь голая в постели с Майком Хейнсом.

И часть того, что от меня не ускользнуло, была отстойной частью, потому что Дэррина больше со мной не было.

Я поняла, что мои мысли блуждали где-то далеко, но я не знала, что все мои эмоции отражались в глазах, пока не услышала, как Майк позвал:

– Дасти? – и почувствовала, как его рука сжалась.

Мои глаза оторвались от подушки рядом с его головой и посмотрели на него, он не только смотрел на меня, но и уже не разговаривал по телефону.

Майку было достаточно одного взгляда в мои глаза, чтобы прошептать:

– Дорогая, – когда он бросил свой телефон на кровать, его другая рука обняла меня, я поняла, что он точно считал мои эмоции.

– Прости, – прошептала я в ответ.

– Не стоит. – Он все еще шептал.

– Ты когда-нибудь терял близких? – Спросила я, он покачал головой, я почувствовала, как мои губы изогнулись, но не испытала того чувства, которое обычно испытывала. – Я рада за тебя, – тихо ответила я.

– На своей работе я часто вижу потери людей, Дасти, ты справишься, – заверил меня Майк.

– Я знаю, просто не верю и не хочу, что так случилось с братом.

– Держу пари, что не хочешь, – пробормотал он, затем сел, подтянув меня с собой, переместив, с нас упало одеяло, когда он устроился на кровати, а я оседлала его. Одной рукой он обнимал меня за бедра, другой – за спину, его ладонь широкая и теплая лежала между лопатками. Я наклонила голову, взглянув на него, он смотрел на меня снизу вверх. – Как я уже сказал, моя работа заставляет видеть много смертей. К этому нельзя привыкнуть. Я чувствую, что ты испытываешь сейчас, плохая новость – ты никогда не привыкнешь, что больше с тобой нет Дэррина. Так что волшебных слов не существует. Нет никакого способа облегчить боль. Это просто жизнь, как и все остальное, ты продолжишь жить и будешь учиться справляться с этой болью.

– Не ходи вокруг да около, дорогой, – повторила я его слова, сказанные ранее, как неудачную шутку, хотя мы оба знали, что шутки не получится в данной ситуации, но он был хорошим парнем, поэтому улыбнулся мне. Мне понравилась его улыбка, я сбоку обвила рукой его шею и обняла за плечи. Как только обняла, наклонила свое лицо и пообещала: – Я научусь справляться.

Он приподнял подбородок, нажал рукой между моими лопатками и прикоснулся своими губами к моим. Затем откинулся на спинку кровати и тихо сказал:

– Я иду за пиццей.

– Держу пари, пицца поможет мне справиться, – догадалась я и получила еще одну улыбку. И эта попала в его глаза, мне она понравилась намного больше.

– Да, держу пари, так и будет. А теперь слезай с меня, Ангел, мне нужно одеться.

Я отодвинулась от него, хотя мне этого совсем не хотелось. Не хотелось, потому что его тело было твердым, теплым, большим, мне нравилось его обнимать, когда он обнимал меня.

Не хотела с него слезать, потому что он называл меня «Ангелом». Он единственный, кто когда-либо называл меня «Ангелом». Он начал называть меня так через несколько недель после того, как начал встречаться с Дебби. Я не знала, почему он так меня называл, потому что внешне я совсем была не ангел, я была хулиганкой, по крайней мере, так думал обо мне мой отец, который так меня и называл. Но, по каким бы причинам он меня так ни называл, мне нравилось тогда и нравилось сейчас.

Но еще больше мне понравилось, что он не забыл, что называл меня «Ангелом». Времени прошло не мало, даже очень много. И по прошествии столько времени я думала о нем, и не только, когда Дэррин сообщал мне новости. Майк Хейнс часто приходил мне на ум, пока я жила своей жизнью. И каждый раз я вспоминала о нем хорошо. На самом деле, для меня не было чем-то неслыханным рассказывать и обсуждать его. Все мои ближайшие друзья знали о нем все, включая и последние новости о его жизни после того, как Дэррин сообщал мне их. Не знаю может с ним происходило то же самое по отношению ко мне. Но мне нравилось, что он не забывал кое-какие важные вещи, касающиеся меня.

Я натянула одеяло до груди, наблюдая, как он натягивает одежду, слушала:

– Собираюсь заехать домой, переодеться, забрать пиццу и вернуться. Скорее всего уйдет двадцать минут, может полчаса.

– А позже тебе нужно будет вернуться к детям? – спросила я, и его глаза остановились на мне, когда он застегивал рубашку.

– Они у матери в эти выходные.

Повезло, так повезло мне.

– Значит не нужно? – тихо и с надеждой спросила я.

– Это приглашение провести ночь? – переспросил он не совсем спокойно.

– Да, – ответила я, тоже не совсем спокойно.

Он закончил с пуговицами, его руки опустились на бедра, но его глаза не отрывались от меня.

Затем Майк тихо заговорил:

– Пока меня не будет, дорогая, мне нужно, чтобы ты подумала. Я ввалился к тебе как придурок, перегнул палку и завел тебя. Ты потеряла Дэррина, я знаю, что тебе сейчас больно. Но отвечая на твой вопрос – я согласен. Примерно через две секунды после поцелуя для меня все стало по-другому. Чертовски рад слышать, что ты чувствуешь то же самое. – Он мягко усмехнулся, прежде чем продолжил: – Я рад, что тебе понравилось то, что у нас было в этой постели, потому что мне тоже понравилось, и когда я говорю это, Ангел, мне действительно понравилось. Я могу уйти после пиццы, довольный, что как-то скрасил твое время в самый неподходящий для тебя момент. Но прежде чем вернусь, ты должна подумать, действительно ли хочешь. Если речь идет о том, чтобы вместе со мной справиться с твоей болью, я постараюсь помочь тебе, чем смогу. Если речь идет о чем-то другом, то я останусь здесь на ночь.