Текст книги "Игры сердца (ЛП)"
Автор книги: Кристен Эшли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 38 страниц)
Он также постепенно привносил в жизнь своих детей привязанность к своей женщине. Он не хотел действовать слишком быстро, особенно учитывая, что они оба быстро сблизились с Дасти. Хотя он не собирался им демонстрировать, как Майк и Дасти проводили время вместе, когда были только вдвоем. В основном потому, что ему не нравилось демонстрировать свои чувства и действия при детях. В те редкие хорошие моменты, которые у него были в прошлом, он не стеснялся обнимать, прикасаться, целовать или держать Одри на руках, но больше ничего. Однако именно к этому он стремился со своими детьми и Дасти.
У Дасти не было таких «пуританских» взглядов, вполне вероятно, он мог бы добавить «язык» в поцелуе, стоя напротив ее матери и отцом, ей было бы все равно.
Он, однако, этого не сделал.
А только ухмыльнулся ей.
Она прижалась ближе и закатила глаза.
Его ухмылка превратилась в улыбку.
– Кирби? – резко рявкнул ее отец, и в изгибе руки Майка он почувствовал, как тело Дасти вздрогнуло от удивления, когда она повернула голову к отцу.
Опустившись с носочков, но продолжая прижиматься к нему всем телом, она ответила:
– В комнате Фина. Мы смотрели телевизор.
Дин кивнул, затем приказал:
– В гостиную.
Без промедления он повернулся в носках и протопал внутрь.
Делла последовала за ним.
Дасти прижалась еще ближе.
– Что происходит? – прошептала она.
– Я прочитал завещание Дэррина, – прошептал Майк в ответ.
– О, черт, – продолжала шептать она, ее взгляд сканировал его лицо в поисках подсказок.
– Чертовски верно подмечено, – ответил Майк.
Ее глаза сузились, а нос сморщился. Это был ее серьезно разозленный взгляд, догадался он, никогда не видел его раньше.
Если это ее разозлило, они оба были в беде. Она думала, что он был сексуальным, когда злился. Он подумал, что она выглядит очаровательно.
Он направил ее в гостиную, они вошли туда, Дин стоял, а Делла примостилась на подлокотнике кресла, заламывая пальцы на обеих руках. Майк отпустил Дасти, затем повернулся и закрыл за собой дверь.
Дасти отодвинулась, чтобы присесть, как ее мать, на подлокотник дивана.
Майк прошел на середину комнаты и скрестил руки на груди.
Затем он рассказал прочитанное завещание их покойного сына, подробно и досконально, не упуская ничего.
Когда он закончил, Делла опустила голову. Ее руки теперь неподвижно лежали на коленях, она была похожа на мать, которая задается вопросом, где совершила ошибку.
Динн раскраснелся и выглядел так, словно вот-вот его хватит удар. Он был воплощением отца, который хотел бы, чтобы его старшая дочь была на тридцать лет моложе, чтобы он все же мог надавать ей по заднице.
Дасти подняла голову, но смотрела куда-то в сторону. Ее лицо в профиль выглядело задумчивым, но мысли были легко прочитать – боль, замешательство, гнев, смешанный с раздражением.
– Зачем ей это?
Это спросила Делла, шепотом, расстроенно, неуверенно.
Майк был слегка удивлен, когда Дасти не бросилась объяснять с ехидными комментариями матери, воспользовавшись прекрасной возможностью уличить в предательстве свою сестру, сказав, что такого вполне можно ожидать от Деб. Дебби готова на все без колебаний, без угрызений совести. Вместо этого она сидела молчаливая и задумчивая.
– Это уже не важно, – ответил Дин. – Что важно, так это то, что юридически ферма в безопасности. Вот что важно.
Его гнев сменился на облегчение, и он был прав. Оставь позади, двигайся дальше.
– Мне нужен номер домашнего телефона Дебби, – попросил Майк. – Я думаю, мы не должны медлить и сообщить ей, что юридически она не имеет прав на землю, ей нужно отступить. Фин, Кирби и Ронда могут вздохнуть спокойно, по крайней мере, в этом.
– Я позвоню ей, – пробормотал Дин, направляясь к сотовому на кофейном столике, и, пока Майк наблюдал, как отец Дасти набирает номер, то размышлял о достоинствах разговора отца с дочерью.
Дебби, скорее всего, будет более восприимчива к телефонному звонку отца, которого, как Майк предполагал, она любила или, по крайней мере, испытывала к нему какие-то чувства, чем с разговором Майка, которого на данный момент убедила себя, что ненавидит.
Пока Дин набирал номер, а Майк наблюдал, Дасти оставила свой насест на подлокотнике дивана, подошла к нему. Он посмотрел на нее сверху вниз, снова обняв за талию, в то время как обе ее руки обхватили его талию.
– Итак, Дебби придется отступить. Хочешь подняться наверх и отпраздновать это событие, поцелуями на кровати подростка? – прошептала она.
Нет, он этого не хотел. Чего он хотел, так отвести ее к себе в гараж, посадить ее задницу в свой пикап и отвезти к водопаду, где они могли бы точно отпраздновать. Но на этот раз на заднем сиденье, где у него была бы возможность перевернуть ее на спину после того, как она кончит, чтобы он мог жестко войти и кончить самому в ее шелковистую, тугую, влажную киску.
К сожалению, с ее племянником на диване у него в гостиной это было невозможно.
Дин что-то бормотал по телефону, когда Майк ответил:
– Каким бы заманчивым ни было это предложение, Ангел, вынужден отказаться.
– Тогда на сеновале в сарае? – тихо предложила она, чтобы слышал только он. – Я принесу одеяла. Мы можем расположиться на сене.
– Милая, я люблю тебя, но мне не нравится идея – заниматься сексом в сарае, когда твои родители находятся в гостиной. Не можешь дать мне послабление?
Ее лицо смягчилось от «люблю тебя», глаза вспыхнули так, что член у него затвердел.
Все это произошло за считанные секунды. И это было захватывающее шоу.
– Хорошо, я буду хорошей, – пробормотала она.
– Ценю это, – пробормотал он в ответ.
– Ты совсем растеряла весь свой ум! – закричал Дин, Дасти напряглась рядом с ним, и они оба перевели взгляд на Дина Холлидея.
Майк тоже напрягся, когда увидел, что отец Дасти снова покраснел, уперев кулак в бедро и склонив голову, глядя на свои ноги в носках.
Некоторое время в комнате стояла тишина, затем пауза прервалась, заговорил Дин.
И Майку было больно слышать то, что он говорил, хотя он никогда не был особенно близок с этим мужчиной, был знаком с ним, уважал и шутил по разным поводам на протяжении двадцати пяти лет.
Должно быть Дасти реагировала еще сильнее, пока они слушали Дина, Майк повернулся к ней и крепко обнял другой рукой.
– Я тебя не узнаю, – измученно прошептал Дин. – Я не могу понять, почему ты это делаешь со своей семьей, весь этот подлый обман по отношению к своей невестке, племянникам, которые недавно похоронили отца, и почему ты твердо стоишь на своем. Я не могу этого понять. И не хочу. То, что ты решила оспорить завещание своего брата, заранее проигрышное дело, еще большего обострив отношения с семьей, не говоря уже о средствах, которые Ронда может использовать для своих детей, поскольку все мы пытаемся сохранить жизнеспособность нашей фермы. И что еще хуже, ты чертовый адвокат, и ты знаешь, что дело проигрышное, и все же ты лезешь на рожон. Назло. Из жадности. Я не понимаю, что происходит, но никто из нас не может сказать о тебе ничего хорошего. Как будто ты не моя дочь. Я не знаю, кто ты такая. Не знаю, и с этой минуты, Дебора Холлидей, я не хочу знать.
Затем он захлопнул телефон, бросил его на диван и уставился на него, подняв руку, чтобы провести ею по задней части шеи.
Затем опустил руку и оглядел комнату.
– Она будет оспаривать завещание, – сообщил он собравшимся, хотя мы и так уже знали. – Она уже начала процесс. Ее переговоры с Рондой были попыткой привлечь Ронду на свою сторону.
Без промедления Делла поднялась со своего места на кресле, бросилась к телефону своего мужа, схватила его, открыла и начала нажимать кнопки.
– Делла… – начал Дин с опустошенным лицом, но она подняла ладонь в его сторону, останавливая, не отрывая глаз от телефона.
– Ни слова, Дин, – отрезала она и приложила телефон к уху.
Делла Холлидей была хорошей женщиной, хорошей матерью и хорошей женой. Кроме того, она была превосходной женой фермера. Майк часто ел ее стряпню, когда встречался с Дебби, и наслаждался каждым блюдом. Была причина, по которой Дасти была такой, какой она была. Делла не пела, но у нее часто звучала музыка, иногда она покачивалась в такт песен, занимаясь хозяйскими делами. Она все время что-то делала, всегда была занята. У нее был один крошечный недостаток – она часто непреднамеренно вызывала проблемы или усугубляла их, потому что отказывалась видеть недостатки в своих детях. Также она говорила все, что думала, ей было трудно держать рот на замке. Но она любила своих детей и с удовольствием показывала это. Любила своего мужа, что не скрывала. Любила ферму и это тоже показывала, не скрывая.
Но когда она злилась, тут берегись.
– Дебби? Это мама, – рявкнула она в трубку. – Нет, это ты послушай меня. Мне нужно сказать всего несколько слов, я скажу их, ты выслушаешь, а потом подумаешь о том, что я сказала. Если ты так поступишь с семьей, то ты больше мне не дочь. Я не шучу. И не угрожаю. Это просто правда. Если ты сделаешь то, что сказала папе, ты никогда больше не увидишь меня и не услышишь. Подумай об этом.
Затем она захлопнула телефон, бросила его на диван и обвела взглядом комнату.
– Пойду, черт побери, прогуляюсь, – объявила она и быстро вышла.
После того как она вышла из комнаты, все присутствующие хранили молчание.
Наконец, Дин пробормотал:
– Лучше надену ботинки и последую за ней. Никто не знает, в таком настроении, что она вытворит.
И, сказав это, он вышел за дверь, бросив на свою младшую дочь мрачный взгляд, Майку кивнув.
Когда они остались одни, Майк почувствовал, как руки Дасти обняли его еще крепче, а ее лицо уткнулось ему в грудь.
– Мама никогда так не говорила, – пробормотала она ему в грудь. – Никогда. Ни разу.
Он наклонил шею и прижался губами к ее волосам.
– Дебби не получит вашу ферму, милая, – прошептал он ей в волосы. – Это дерьмо – заноза в заднице. Непонятно, почему она наврала насчет завещания. Ужасно раздражает то, что она намерена сделать. Но, если разобраться, Дэррин заботился о своих детях, он был единственным владельцем этой фермой, ни один судья в штате Индиана не вынесет решения в пользу адвоката, который живет в Вашингтоне, округ Колумбия, и зарабатывает шестизначные суммы, лишив двух мальчиков без отца, унаследованной ими фермы. Так что, возможно, это дело будет занозой в заднице, но, в конце концов, ферма останется в семье.
– Мне нужно вернуться в Техас.
Майк почувствовал, как каждый дюйм его тела затвердел.
– Что? – Шепотом спросил он.
Она откинула голову назад и поймала его взгляд:
– Продать мой дом там. Разобраться с галереей. Перевезти сюда оставшиеся печи. Чтобы бороться с этим процессом, нам нужны деньги. Чтобы поддерживать ферму, Фину нужна помощь. Вопрос стоит не о нескольких месяцев моего пребывания здесь, Майк. Дебби вцепилась в нашу ферму зубами, дело дойдет до суда, это дерьмо может занять месяцы, не один месяц. Мне нужно окончательно перебраться сюда. Или, по крайней мере, сдать там дом, чтобы он не стоил мне столько денег, а вернуться, как только Фин обустроится, и, надеюсь, Ронда придет в себя, и, наконец, Дебби уберется с нашей дороги. И кровать Кирби, но пребывание в спальне подростка быстро надоест. Я знаю это, потому что уже надоело. И Кирби с Фином тоже не очень нравится жить вместе. Они привыкли иметь свое собственное место. С этим новым дерьмом родители, знаю, будут жить здесь. Мне нужно найти себе здесь свое собственное жилье. Квартиру-студию. Что угодно. Но мне нужно начать приводить в порядок свою жизнь и нужно начать это делать еще вчера.
Майк пристально посмотрел ей в глаза, он не мог сказать, что ему это чертовски не понравилось. Но это уже произошло. Чертовски не понравилось.
Но, Господи, она принимала важные жизненные решения за считанные секунды.
– Милая, может тебе сначала стоит как следует все продумать. День, два или, еще лучше, неделю.
– А передумает Дебби через день, два или неделю? – парировала она и отрицательно покачала головой. – Нет. МакГрат испариться? Особенно когда всем станет известно, что семья борется за ферму, которую он хочет получить? – Еще одно отрицательное покачивание головой. – Нет. Придет ли Ронда в себя, особенно сейчас, когда здесь мама, которая будет готовить, убирать, ходить за продуктами, чтобы Ронда могла больше времени побыть одна? Нет. Я могла бы продолжить список, Майк. Но могу дать совет, привыкай к такому. Это я, детка. Я не валяю дурочку. Я нужна своей семье и своим племянникам, нужна на постоянной основе, потому что в глубине души они думают, что я в любой момент могу сбежать. Они должны знать, что я полностью с ними. Что я их не брошу в трудную минуту. И, ух… кстати, я влюбилась в одного из городских копов. Он пустил корни в этом городе, мне не хотелось бы их выкапывать, потому что они мне нравятся. Так что, возможно, я приняла мимолетное решение, но тебе стоит признать, что при всем при этом оно правильное.
Она была права.
– Не уезжай на неделе, – сказал Майк.
– Майк, я должна…
Его руки сжались сильнее, он наклонил свое лицо ближе.
– Не уезжай в середине недели, – повторил он. – В следующие выходные дети будут у Одри. Я попробую взять отгулы в пятницу и понедельник. Поговорю с Одри о том, чтобы дети остались у нее с воскресенья на понедельник. Мы уедем в пятницу утром, после того как дети пойдут в школу. Я поеду с тобой и помогу собраться.
– О Боже, – тут же прошептала она, – мне это очень даже нравится.
Она говорила искренне, каждое слово. Не играя. Открыто.
Господи, бл*дь, все шло очень быстро, он понимал это, ему было, черт побери, все равно.
Он любил эту женщину, которую держал в своих объятиях, до глубины души.
– Утром я первым делом поговорю с Кэпом, – прошептал он в ответ. – Поговорю с детьми завтра после школы.
Тень пробежала по ее лицу, прежде чем она спросила:
– Все будет хорошо, если они останутся с Одри? Они спокойно отнесутся к этому? А как она отнесется? И как прошел ваш разговор?
– О разговоре я расскажу позже. На предыдущий вопрос – это всего лишь одна ночь, они выживут, и она сказала, что хочет поработать над своими отношениями с детьми. Она может работать все выходные и до утра понедельника.
Он наблюдал, как ее брови сошлись вместе.
– Она хочет поработать над отношениями с детьми?
– Это ее слова.
– Это же хорошо, – мягко сказала Дасти, прижимаясь ближе.
Она не знала Одри.
– Посмотрим.
Она вдруг ухмыльнулась.
– Ты поедешь со мной ко мне домой.
Нет. Он направлялся с ней туда, где был ее прошлый дом.
Но этого не сказал.
Вместо этого он ухмыльнулся в ответ и сказал:
– Ага.
– Потрясающе, – прошептала она. – Итак, у нас нет повода для празднования, мы не можем целоваться или заниматься другими подобными делами. Как насчет того, чтобы я принесла тебе пива, а ты рассказал мне об Одри, а потом пошел домой, но не раньше, чем позволишь мне заняться с тобой любовью холодным, темным мартовским вечером на ферме в Индиане?
– Как насчет того, чтобы ты пошла со мной ко мне домой, мы выпили бы пива у меня на кухне, я объясню кое-что об Одри, одновременно выполняя свою обязанность – присутствия в доме, что позволило бы Фину держать руки при себе. Также, должен вкратце рассказать Фину об этом дерьме, он должен быть в курсе, он уже доказал, что может с этим справиться. Тогда ты сможешь вернуться домой со своим племянником.
– Мне больше нравится моя идея, – пробормотала она.
– Да, но Фин и Риси, – ответил Майк.
– Твоя идея не включает в себя поцелуи, – заметила она.
– Ну, прежде чем мы доберемся в холодный, темный мартовский вечер до моей калитки. Может мы найдем возможность поцеловаться.
– Держу пари, что обязательно найдем, – прошептала она.
– Мы не узнаем этого, если ты не заткнешься, не наденешь ботинки и куртку и не приведешь свою задницу в порядок.
– Это полная задница, – заметила она, и его брови поползли вверх.
– Что полная задница?
– Ты такой сексуальный, когда злишься, и такой горячий, когда командуешь. И то, и другое означает, что я в полной заднице.
Майк ухмыльнулся.
Дасти ухмыльнулась в ответ и прижалась ближе.
Ему это понравилось, но это не помешало ему приказать:
– Ботинки, куртку, приведи свою задницу в порядок.
Она закатила глаза. Затем широко улыбнулась. Затем приподнялась на цыпочки, прикоснувшись губами его губ.
Потом она надела ботинки, куртку и привела свою задницу в порядок.
15
Непростой
Майк стоял на кухне у Дасти в Техасе, прислонившись бедром к стойке, с бутылкой пива в руке.
Дасти находилась в своей спальне, готовясь к посещению «Шуба». Был вечер пятницы. Хантер и Джерра должны были встретить их там. Техасское барбекю, пиво и встреча Майка с ее лучшими друзьями в дайв-баре, где, как предупредила его Дасти, на полу были рассыпаны опилки, возвышался механический бык и народные танцы в ряд, все учились танцевать.
Он не собирался разучивать народные танцы.
Он испытывал беспокойство.
Потому что насколько хватало глаз кругом простиралась красота.
И Дасти отказывалась от этой красоты ради своих племянников, своей семейной фермы…
И него.
Ее одноэтажный дом был привлекательным и просторным, спальни и две ванные комнаты выходили в длинный холл. Огромная гостиная выпирала вперед и включала в себя большую, хорошо оборудованную кухню. Повсюду панорамные окна с видом на голую рыжую землю и кустарник глубоких равнин южного Техаса, маленький сарай и большой навес. Все было красиво, в хорошем состоянии, с огромным количеством горшков, вазочек, оконных ящиков и подвесных кашпо, которые в этом мартовском климате пестрели буйством красок.
Дом, как сказала ему Дасти, находился прямо посреди двадцати акров земли, которыми она владела.
Двадцати.
Достаточно простора, чтобы она могла мчаться галопом и тренировать своих лошадей. А также уединение для нее, чтобы создавать свою красоту – керамику. Ни одного жилого комплекса в поле зрения. Кругом простор, насколько хватало глаз.
Ферма Холлидеев была более чем в пятьдесят раз больше по площади, но с апреля по ноябрь подавляющая часть их земли была засеяна кукурузой.
На лошади проехать по кукурузе невозможно.
Майк сделал глоток пива, затем поставил бутылку на стойку, но руку не убрал, продолжая сжимать стекло, а мозг продолжал перебирать все, что он узнал за этот день.
Галерея Дасти находилась менее чем в часе езды, они приехали поздно утром уже днем. Приехали туда в середине дня, потому что Дасти нужно было встретиться с менеджером галереи.
Она рассказала ему, что продает в галерее не только свои работы, но и изделия местных ремесленников. Много керамических изделий плюс картины, ювелирные изделия, изделия из стекла, скульптуры, резьба по дереву, искусство коренных американцев и мексиканцев во всех формах. Галерея была небольшой, но привлекательной, сделана с умом. Здесь можно было удовлетворить самый разный вкус и доход – от открыток ручной работы, привлекательных, но недорогих единственных в своем роде сережек-гвоздиков до одного из крупных произведений искусства стоимостью более двух тысяч долларов. Когда они прибыли в галерею, которая располагалась прямо на популярной набережной Сан-Антонио, несмотря на то, что был день пятницы, было несколько посетителей. Немного, но и не пусто.
И впервые Майк увидел ее работы. Учитывая, сколько, по ее словам, они стоили, хотя Майк не увлекался и не разбирался в керамике, по цене он ожидал, что это будет нечто впечатляюще.
И оказался прав. Впечатляюще. Даже намного больше. Необычные, текучие, почти причудливые формы, удивительно отполированные в едва уловимых, приглушенных оттенках – кремовых, бежевых, серых и темно-сиреневых. Смотрелось привлекательно, экстраординарно. Эта явно была не та керамическая посуда, которую можно было бы принести домой и использовать вместо горшка для цветов или приготовления картофельного пюре. Эти вещи хотелось выставить на всеобщее обозрение, и каждая такая вещь привносила бы элегантность в комнату.
Наблюдая со стороны за Дасти, Майк отметил, что у нее явно были тесные, доверительные отношения с клерками и менеджером. Она выбирала произведения искусства и поставляла свои собственные; они выставляли их и продавали. Она сказала Майку, что дважды в месяц встречается с менеджером, остальное время женщина занимается работой самостоятельно. Дасти делала керамику и обналичивала чеки. Менеджер галереи руководила поставкой работ Дасти в другие магазины и галереи по всему западу.
У Дасти был бухгалтер, мужчина, присматривающей за ее землей, экономка и менеджер. Дасти ходила на тренировки со своей подругой Джеррой. Она творила свою керамику. Колесила по Техасу, встречаясь с другими художниками и посещая мероприятия, на которых демонстрировались и продавались ее работы. Она устраивала званые обеды, ходила на такие же званые обеды, часто ела вне дома или отправлялась выпить с друзьями.
У нее была хорошая жизнь в Техасе.
Идеальная.
Никаких хлопот, никакой головной боли (кроме ЛеБрека), она даже сама не сдавала в химчистку свою чертову одежду.
Все было хорошо.
У Майка не было домработницы, и он никогда бы не стал сам искать частные школы для Риси. На самом деле, если бы его дочь не претендовала на стипендию, он не смог бы оплатить ее обучение, так же как не мог нанять домработницу.
Майк не мог обеспечить Дасти жизнь без хлопот и головной боли, несмотря на потерю брата, трюков Дебби и МакГрата, поскольку жизнь Майка была заполнена подростками и бывшей, любившей играть в игры.
Он услышал глухой стук каблуков ковбойских сапог по плитке и невольно вздрогнул, вырываясь из раздумий. Его взгляд переместился на Дасти, огибающую стойку, отделяющую кухню от гостиной, пристально смотрящую на него.
Он втянул носом воздух.
Ее волосы были гладкими, густыми, ниспадающими на плечи и грудь. На ней была маленькая футболка, туго обтягивающая сиськи, немного оставляя открытый живот. На ярко-фиолетовой майке в серых и более светлых тонах фиолетового была изображена девушка ковбой, в юбке с бахромой, ковбойской шляпе, в середине броска лассо. Темно-серый замшевый ремень с большой серебряной пряжкой на ее выцветших джинсах. Черные ковбойские сапоги. Еще одна полоска серой замши несколько раз оборачивалась вокруг ее шеи в виде колье, а спереди висели маленькие круглые серебряные медальоны. В ушах и на запястьях было больше серебра. И хотя они собирались в заведение, которое называлось «Салон и народные танцы», ее макияж выглядел более ярким, ясно говоря: «трахни меня».
Оглядев ее с ног до головы, хотя ее вид оказал на него мощное влияние, он не пошевелился, когда она подошла к нему. Но сразу отметил, что ее обычный мускусный, цветочный аромат духов стал более насыщенным, чем обычно, он отметил это, когда она обняла его за талию и прижалась.
Ее спина была выгнута, голова откинута назад, не сводя глаз с него, она тихо сказала:
– С ними все будет нормально. Если тебе что-то не понравится, мы можем улететь домой раньше.
Она говорила о его детях, которые вынуждены были провести еще одну ночь в квартире Одри. Ему понравилось, что она заботилась и думала о его детях.
Но она ошибалась насчет хода его мыслей.
– Знаю, что все будет хорошо. Они хорошие дети. Хотя, не уверен, что Риси выдержит весь уик-энд, не дыша одним воздухом с Фином.
Дасти ухмыльнулась и прижалась ближе.
Черт, черт, она была прекрасна.
Даже больше, чем прекрасна, находясь здесь – дома, в своей стихии.
Он не обнял ее, а поднял руку, чтобы обхватить ее подбородок.
Когда он это сделал, его глаза скользнули по ее лицу, и он пробормотал:
– Подумал прямо сейчас, может навсегда ты самая красивая женщина, которая у меня когда-либо была и которую я когда-либо встречал.
Он почувствовал, как ее тело еще сильнее прижалось к нему, веки слегка опустились, а губы приоткрылись.
Затем она прошептала:
– Иногда, Джонатан Майкл Хейнс, ты меня убиваешь.
Прошлой ночью, когда Дасти (и Фин) уходили, Ноу произнес полное имя Майка, и с тех пор Дасти называла его так раз пятьдесят.
Он скользнул рукой вниз по ее шее и спросил:
– Что это за история с полным именем, Ангел?
Она снова ухмыльнулась, и ее руки сжались на нем.
– Я не знала твоего полного имени, – ответила она. – Для меня это был шок, – она расширила глаза и привстала на цыпочки, – настоящий шок, что я чего-то о тебе не знаю. Она опустилась на ноги, продолжая ухмыляться и говорить. – Это так просто. Иногда мне кажется, что мы вместе уже целую вечность. Поэтому я называю тебя полным именем, потому что мне нравится напоминать себе, что мы все же в чем-то новички, и мне нужно многое узнать о Джонатане, – она похлопала его по животу, – Майке, – снова похлопала, – Хейнсе. – Закончила она, похлопав с улыбкой.
Она была так чертовски очаровательна, не в силах остановиться, и не пытаясь, Майк запустил руку в ее волосы, наклонил шею и припал губами к ее губам. Ее губы раскрылись, его язык скользнул внутрь, и он поцеловал ее, когда она обняла его обеими руками, одной рукой, обхватив бутылку пива, стоявшую на ее кухонном столе, а другой зарывшись в ее волосы. Когда она крепко прижалась к нему, он не торопился, создавая единение им двоих, нарушив его только, когда она то ли всхлипнула, то ли промяукала, он услышал, как этот сексуальный тихий звук проскользнул вверх по задней стенке ее горла.
– Слава богу, я еще не накрасила губы блеском, – прошептала она с придыханием через секунду после того, как он на полдюйма отстранил голову.
Он улыбнулся ей в глаза, но даже когда улыбнулся, сказал:
– Позднее нам нужно поговорить.
В ее глазах заплясали смешинки, она ответила:
– Надеюсь, нам всегда будет, о чем поговорить.
Он приподнял голову еще на дюйм, чувствуя, как его улыбка исчезает.
– О важном, милая.
Ее взгляд переместился на его губы, затем снова в его глаза.
Затем она заметила:
– Мне не очень нравится выражение твоего лица.
Майк все еще отдаленно находился в своих мыслях.
– Майк? – Позвала Дасти, и он сосредоточился на ней.
– Завтра. Сейчас пошли знакомиться с твоими друзьями.
– Не-нет, – она покачала головой, продолжая обнимать его. – Ни за что. Я не собираюсь начинать пить с Джеррой, ломая голову над тем, что у тебя на уме. Выкладывай.
– Дасти…
Ее глаза сузились, она привстала на цыпочки и крепко сжала его.
– Выкладывай.
Господи, она могла быть очаровательной.
Майк улыбнулся и пробормотал:
– Похоже, ты тоже умеешь командовать.
– Не будь таким сексуальным, милым и горячим, когда я командую, – приказала она, и Майк начал посмеиваться.
– Майк, – предупреждающе произнесла она, – выкладывай.
Майк начал.
– У тебя хорошая жизнь.
На этот раз Дасти улыбнулась.
– Ты заметил это, не так ли?
Он оторвал взгляд от ее улыбки и посмотрел на солнце, садящееся над равнинами южного Техаса. Когда он снова посмотрел на нее, как ни странно, она выглядела смущенной.
Тем не менее он ответил:
– Да, заметил. Это трудно не заметить.
Она отодвинулась на дюйм, но руки с него не убрала, спросила:
– Ты это серьезно?
Майк моргнул, глядя на нее, и моргнул медленно.
– Что? – спросил он.
Она огляделась, потом снова посмотрела на него.
– Имеешь в виду все это?
– Дорогая, у тебя отличный дом, куча земли, фантастический бизнес и жизнь фактически без проблем. Так что да. Я имею в виду именно это. Все это.
Она пристально изучала выражение его лица какое-то время.
Затем объявила:
– Бо живет здесь в городе. Он заноза в моей заднице, и, если ты помнишь, когда мы летели сюда, я предупредила, что он является основным блюдом в «Шуба», особенно в пятницу вечером. Скорее всего ты его увидишь. Также скорее всего он сделает что-нибудь, чтобы доказать, что осел, а будучи горячим парнем, альфа-самцом, крутым парнем, ты будешь вынужден сделать что-то, доказав всем, что он является тем, кем они и так уже знают. Ослом.
– Дасти…
– Еще был Райдер, который разбил мое сердце. Разломил его пополам. Он уехал, но вернулся, и я вижу его время от времени. Это не так уж много, но каждый раз это причиняет боль. Не помню, почему я купилась на его дерьмо.
– Дас…
– И здесь в Техасе не бывает снега. Даже на Рождество. Рождественские праздники – отстой, детка.
Майк почувствовал, как его губы приподнялись, но все же он попробовал снова:
– Дасти…
Но потерпел неудачу.
– Здесь нет «Хиллигосс». Нет «Реджи». Нет «Фрэнка». Я повторю, «Хиллигосса» нет. И единственный бар в городе – это «Шуба», и если ты не в настроении веселиться по полной, тебе крышка.
Он наклонил лицо ближе и начал:
– Дорогая, я…
Она снова прервала его.
– Если я не вернусь с тобой назад, то буду скучать по разыгрывающемуся подростковому роману Финли Холлидея и Клариссы Хейнс, тогда определенно не смогу сыграть обалденную, крутую, в ковбойских сапогах, художницу гончара фею-крестную тетю Дасти.
Майк решил заткнуться.
Это было хорошее решение, учитывая, что Дасти еще не закончила.
– Ноу хочет, чтобы я спела с его группой в следующий раз, когда буду дома и они будут репетировать. Рокки классная, и она мне нравится. Мерри веселый, и он мне действительно понравился. И Ноу, и Рис далеко не готовы самостоятельно сесть на лошадь, так что уроки верховой езды нужно продолжить, для меня это моральный вопрос, который я обязана закончить. И если Одри начнет портить тебе жизнь, кто будет тебя защищать и прикрывать тебе спину?
Она замолчала.
Поэтому Майк счел нужным спросить:
– Ты закончила?
– Нет, – ответила она, а затем закончила: – Самое главное, что здесь, нет тебя.
Черт.
Мать твою.
– Ангел, – прошептал он, но больше ничего не сказал. Его грудь горела, он обнаружил, что не может из-за этого сильного жара в груди произнести ни слова.
– Техас не смоет волной, если я уеду, Майк, – мягко произнесла она. – Ты знаешь, я решила, что не буду продавать ранчо. Я собираюсь его сдавать. Я не закрываю здесь двери. Но одна некоторое время назад дверь открылась, и я думаю, ты помнишь, что я вошла в ту дверь.
– Я не хочу, чтобы ты о чем-то сожалела потом, – мягко ответил Майк.
Она покачала головой и снова прижалась ближе.
– Я участвовала во множестве сердечных игр, красавчик. Бросая кости снова и снова, много рисковала, часто терпела неудачу. Наконец-то, кажется, у меня появился шанс выиграть. Я не хочу сейчас перестраховываться.
Бл*дь.
Черт побери.
– Ты очень сильно хочешь, чтобы я познакомился с Джеррой и Хантером? – спросил Майк.
Он наблюдал, как она моргнула, затем спросила:
– Прости?
– Ты очень сильно хочешь, чтобы я познакомился с твоими друзьями?
– Э-э… сильно. Так же сильно, как они хотят встретиться с тобой.
– Понятною Они очень разозлятся, если мы опоздаем на час или два?
Забрезжил свет, ее глаза вспыхнули, ему пришлось бороться, его член стал твердым, но даже когда на ее лице отразилась нежность, ее губы ухмыльнулись.
– У них есть няня. С тех пор как я позвонила свой подруге в среду и сказала, что мы приезжаем, Джерра словно с ума сошла, можно подумать, будто я ей сказала, что приеду с Чарли Ханнэмом. Она звонила семь раз. Если мы опоздаем хотя бы на десять минут, она сойдет с ума.
