Текст книги "Обещание (ЛП)"
Автор книги: Кристен Эшли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 38 страниц)
4
До понедельника
Раздался звонок в дверь, и глаза Бенни открылись.
Он мгновенно почувствовал, как затекло тело от сна на диване.
Он любил развалиться во сне, вот почему он купил кровать размера кинг-сайз, как только переехал из родительского дома через пять месяцев после окончания средней школы. У него была крошечная квартирка, и эта кровать занимала там почти всю спальню, но ему было наплевать. В доме его родителей он делил комнату с близнецом, и это дерьмо было пыткой из-за того, как Бенни спал.
Он заставил себя сесть и потянулся, схватив джинсы. Встал, потянулся, чтобы тело не казалось таким одеревеневшим, натянул их и схватил футболку по пути к двери.
Фрэнки вырубилась к девяти вечера, хотя последние заказы на кухне принимались в половине десятого, он зашел сменить папу, чтобы проследить за закрытием. Он также зашел, чтобы отговорить кого-нибудь из своей ребятни от увольнения, поскольку его отец был сержантом по строевой подготовке на кухне, а его ребятня не привыкла к такому дерьму. Это означало, что он вернулся домой только около полуночи.
Прошлой ночью он вернулся во столько же.
Он привык приходить поздно.
Но он не привык к этому чертовому дивану.
Он надеялся, что сможет уладить отношения с Фрэнки и ему не придется привыкать к этому чертовому дивану.
Он натягивал футболку на живот, посмотрев в окно наверху двери, увидел там подружку Фрэнки.
Он отпер дверь, открыл и поздоровался:
– Привет.
– Привет, – поприветствовала она в ответ, ее глаза блуждали по его телу, останавливаясь на его промежности, задержавшись там слишком долго. Потом ее глаза быстро пошли вверх, и он мог поклясться, что увидел розовый оттенок на шоколадной коже ее щек.
Привыкший к таким взглядам от женщин (без румянца, румянец оказался симпатичным), он сдержал усмешку и отступил в сторону, невербально приглашая ее внутрь, говоря:
– Пойду разбужу ее. Потом приготовлю кофе и принесу вам обоим.
Она уже вошла в дом к тому времени, как он закончил говорить, поэтому повернулась к нему и предложила:
– Я приготовлю кофе.
Он кивнул.
– Займись этим. Кухня в задней части дома. Чувствуй себя как дома.
Она кивнула в ответ и направилась вглубь дома.
Бенни закрыл дверь, направившись к лестнице.
– Э-э… Бенни? – позвала она, когда он поставил ногу на первую ступеньку.
Он остановился и посмотрел на нее, стоящую на полпути по коридору.
– Да?
Ее глаза поднялись к потолку, затем к нему.
– Полагаю, ты из тех, кто не особо приветствует вмешательство, но… – Она мотнула головой к потолку. – Ты знаешь, что ты с ней делаешь?
Она была права. Он не относился к тем людям, которые приветствовали других людей, сующих нос в его личные дела. Кроме того, он ее совсем не знал, и он действительно был не из тех, кто потерпит вмешательство от кого-то, кого он не знает.
Что он действительно знал, так это то, что в субботу она встала рано, чтобы прийти и потусоваться с Фрэнки, пока та будет принимать душ. То же касалось и ее первого раза, когда она отпросилась на работе. Так что он не знал ее, но уважал.
Он также понял по ее вопросу, что она с Фрэнки обсуждала эту тему.
Неудивительно. Женщины любили посплетничать, и этого он в них не понимал. Почему они предпочитали обсуждать со своими подругами своих мужчин, пытаясь понять своих мужчин, когда их подружки были, мать твою, девушками, а значит не могли понять, как работает мужской мозг, и он этого не понимал. Или, что более важно, получить представление о том, что мужской мозг ни хрена не работает. Большинство мужчин делали то, что они делали, и точка, что тут понимать.
Пытаться объяснить это женщине было все равно что биться головой о стену.
Но поскольку Фрэнки обсуждала, а эта женщина готова была прикрыть спину Фрэнки, он был вынужден ответить ей, чего обычно никогда не делал.
– Я знаю, что я делаю, – заверил он ее.
– Фрэнки ошибается, – сказала она ему.
– Да, – тихо согласился он. – В нее недавно стреляли. Это дерьмо тебя потрясет.
– Не поэтому, она не права.
Он знал, что она не ошибалась.
Но он с ней не согласился. Просто заявил:
– Пойду к ней, – надеясь, что это не вызовет дальнейших обсуждений, но ответил так, чтобы его слова не прозвучали как от придурка.
Она выдержала его взгляд, и пока она пристально смотрела ему в глаза, он понял, что должен ей объяснить хоть что-то. И понял он из этого факта, что было ясно, ей было совершенно не наплевать на Фрэнки, он уже знал, что она старалась заботиться о ней.
Поэтому он сказал:
– Я был не прав с ней. Теперь все исправляю.
Она кивнула, и у него возникло ощущение, что она хотела еще что-то сказать, но не сказала. И то, что она промолчала, по его мнению, указывало, что она проявила к нему уважение, и от этого он уважал ее еще больше.
Она повернула на кухню.
Бенни двинулся вверх по лестнице.
Когда он вошел в свою спальню, увидел Фрэнки на спине, одеяло лежало на ее бедрах, одна нога слегка согнута, выглядывая из-под одеяла, рука лежит низко на животе, другая – на кровати сбоку, а масса темных волос рассыпалась повсюду.
Красавица спит одна в его постели.
Бл*дь.
Она не храпела, что было удивительно.
Еще один сюрприз – он ненавидел храп. Его папа храпел, да так громко, что все детство он ночью просыпался от его храпа. А потом долго не мог заснуть.
Фрэнки же храпела по какой-то безумной причине, которую он считал милой.
Но сейчас она почему-то не храпела.
Он сел на кровать рядом с ее согнутой ногой, низко наклонился и прошептал ей на ухо:
– Фрэнки, детка, проснись. Твоя подруга пришла.
Он поднял голову и увидел, как ее глаза распахнулись, все еще не веря, что эти ресницы были такими густыми, а кончики закручивали кверху, причем без помощи макияжа. Он обнаружил эту удивительную вещь, когда она лежала в больнице. Ему понравилось, он задался вопросом – доминирующая ли это черта, скажем, которую она передала бы своим дочерям.
Но когда ее глаза открылись, она показалась ему дезориентированной, боль мгновенно сжала ее губы, в свою очередь, заставило его сжать свои.
Без предупреждения она попыталась приподняться, и он услышал, как она мяукнула от дискомфорта. Услышав ее мяуканье или стон, он быстро задвигался. Встав с кровати, затем осторожно просунув руки под нее, он поднял ее и поставил на ноги. Продолжая обнимать ее за талию, прижал к себе, а другую руку поднес к ее подбородку.
Она подняла на него сонные глаза, он смотрел в них с большим беспокойством, потому что с каждым днем ей должно было становиться лучше. Вместо этого сегодня утром она казалась гораздо более не в себе, чем вчера.
– Ты в порядке? – Спросил он.
– Угу, – пробормотала она.
– Уверена? – спросил он.
Она выдержала его взгляд, ее взгляд оставался затуманенным, но она кивнула.
– Ванная?
– Угу, – согласилась она.
Он опустил руку с ее подбородка и повел ее в ванную. Как и накануне продолжал поддерживать, пока она не оперлась рукой о столешницу.
– Ты сегодня какая-то не такая, – заметил он, как и накануне, она уставилась на свою руку на столешнице, не фокусируясь.
Когда он заговорил, она откинула голову назад, посмотрев на него.
– Я избавлюсь от этого, малыш.
Его внутренности сжались.
Определенно не такая, как в нормальном состоянии. Она назвала его «малыш».
И Бенни это понравилось, поэтому он улыбнулся ей, сжал ее в объятиях и наклонился, чтобы прикоснуться губами к ее губам. На этот раз не щеку. Ей нужно было привыкать к его губам, и она должна начать прямо сейчас.
Ее глаза все еще были затуманены, когда он поднял голову и посмотрел на нее сверху вниз, в то же время поднимая руку к ее подбородку, чтобы он мог провести большим пальцем по нежной коже ее полной нижней губы.
– Твоя подруга поднимается с кофе и таблеткой, – сказал он.
– Хорошо, Бен, – пробормотала она.
Глядя в ее затуманенные глаза, но все равно безумно красивые, он прошептал:
– Милая.
Что-то промелькнуло в ее взгляде, он не совсем понял, что именно, но это было что-то хорошее. Поэтому оставил ее наедине с мыслью, которая скрывалась за этим взглядом, и направился из ванной.
Ашика наполняла стакан водой, когда Бенни вошел в кухню.
Она посмотрела на него.
– Кофе варится. Еще не совсем готов.
– Я принесу вам кружки, – сказал он ей. – С чем ты предпочитаешь?
– С молоком и один кусочек сахара, – сказала она, хватая банку с таблетками на стойке и собираясь уходить. – Она нормально?
– Сегодня утром какая-то приторможенная. Приглядывай за ней.
Ее губы скривились, будто она хотела улыбнуться, но не позволила себе. Просто кивнула и направилась к выходу.
Бенни подошел к стойке, прислонился к ней спиной и уперся бедрами. Он смотрел, как она выходит из кухни, затем посмотрел туда, где он видел ее в последний раз, когда она поднялась наверх, устраиваясь поудобнее и прислушиваясь.
Не прошло и пяти минут, как вода в душе включилась.
Он медленно улыбнулся.
Затем осмотрел свою кухню, и оглядываясь вокруг, он вспомнил причину, из-за которой купил этот дом.
Купил он его, когда понял, что ему пора перестать валять дурака со своей жизнью и начать ее обустраивать. Не жить только для того, чтобы работать, зарабатывать деньги, покупать всякое дерьмо, гулять, хорошо проводить время и трахаться. А жить со смыслом.
Он вырос, зная, что Винни унаследует ресторан отца. Поскольку у него не было намерения входить в семейный бизнес, жизнь Бенни принадлежала только ему самому.
Потом он вырос, Винни пошел своим путем (неправильным путем), Бенни понимал, что у младшего брата Мэнни не получится управлять кухней, он не обладал таким характером. Мэнни был общительным, любил яркую одежду, поэтому он работал в передней части ресторана. Но на кухне требовалось кое-что еще, когда Винни не стало, Бенни пришлось вмешаться.
Родители не уговаривали, не указывали, не настаивали. Они просто дали понять, что хотели бы, чтобы ресторан остался в семье, но они не давили ни на кого из своих детей, чтобы они взяли управление бизнесом в свои руки.
Но ресторан, который они создали благодаря упорному труду, и любовь, которую они дарили, означали, что этот ресторан что-то значил для них и для их детей.
Бенни не собирался работать в ресторане, он и не хотел, но со смертью Винни ему пришлось сделать выбор, и был только один правильный.
Для него это было нетрудно. Если бы он не пошел на это дерьмо, захватив ресторан, он понимал, что его жизнь была бы комфортной, и он мог бы дать своей семье все, как его мама и папа давали ему.
Поэтому он сделал правильный выбор.
Эта мысль промелькнула у него в голове, и его взгляд переместился на календарь на стене. Три года назад в апреле месяце он сам приковал себя.
И глядя на календарь, ему пришло в голову, что он не слишком задумывался о своем будущем. Он знал одно, чем бы он не занимался, хотел дать своей семье ту комфортную жизнь, что предоставили ему его родители. Даже еще более комфортную. По крайней мере, трое, может быть, четверо детей. Дом всегда полон шумом детских голосов и взрослых, приходят и уходят знакомые, члены семьи, почти такой же календарь на стене на кухне, как у его матери, полностью размеченный. Тренировки и игры Малой лиги. Танцевальные занятия. Родительские собрания. Барбекю, вечеринки по случаю дней рождений. Женщина, на которую он в конце концов заявит свои права, будет все отмечать в календаре, даже заставит его подписать поздравительную открытку двоюродному брату одного из их детей, потом напомнит, что она забирает их дочку с танцев, поэтому он должен забрать их сыновей с бейсбольной площадки.
До этого момента он не понимал, что именно такая единственная мечта о будущем у него и была все время. Все, что ему нужно было сделать, это найти способ иметь счет в банке, который сможет обеспечить его семьи тот комфорт, который им необходим. Но его цель состояла в том, чтобы по чаще, нежели изредка, давать им то, что они хотели. Не говоря уже о том, что он хотел бы позволить себе загрузить всю семью в машину или в самолет, отправившись навестить свою сестру Карм в Калифорнии. Или отвезти их на море, где дети могли бы играть в песке на пляже, а он мог бы трахать свою женщину под звуки прибоя, доносящиеся через окно.
Желая иметь семью, которую он в состоянии бы был полностью обеспечить, он никак не мог взять в толк, где его брат ошибся. Учитывая, что они росли вместе, Бенни не мог взять в толк, почему, черт возьми, его старший брат Винни захотел чего-то намного большего.
С тех пор как Фрэнки ранили, ему пришлось болезненно смириться, почему он оказался таким придурком по отношению к ней, а затем составить план, как все исправить.
Тогда он не потрудился разобраться, почему Винни загубил свою жизнь.
Фрэнки, такая чертовски великолепная, абсолютно превосходная… запасть на нее было легко. И Винни делал все возможное, чтобы дать ей все, чего она хотела, пытаясь ее удержать. Но Фрэнки никогда не говорила, что хочет чего-то большего, кроме любви и крепкой семьи, которую она с радостью помогала создавать его старшему брату.
Поэтому Винни сам решил что-то себе доказать.
Бенни просто не понимал, что он собирался себе доказать. И нужно ли было? Их отец не был мямлей, может он и был не совсем целеустремленным, отчего его дети тоже не стремились к какой-то карьере. Мама тоже не была тряпкой, но она никогда им не говорила, что возлагает на своих детей большие надежды, кроме надежды, что ее сыновья слишком рано не обрюхатят какую-нибудь девушку или не вернутся домой после очередной вечеринки все в крови.
Родители просто хотели, чтобы их дети были счастливы.
Дети для них всегда были их детьми. И у детей не было другого выбора, кроме как повзрослеть, имея голову на плечах. Его родители могли и действительно оказывали своим детям поддержку – давали советы, иногда проявляли разочарование, подталкивая своих детей научиться правильным вещам, но ни один из них не рубил с плеча.
Так что Бенни не понимал своего брата. Не понимал, брат взрослел вместе с ним, получая любовь, уважение, хорошую жизнь в семье, откуда в нем появилась эта страсть к легким деньгам, готовый пойти на все, что так сильно облажался и потерял все чертовски рано.
И самое поганое для Винни заключалось в том, что он прекрасно осознавал, что никогда не достигнет своей призрачной мечты. Она всегда бы маячила перед ним вопросительным знаком по жизни, нет, чтобы разобраться в себе самом, найти ответ, стереть этот знак – знак, который никогда не исчезнет.
Винни оставил Бенни с этим вопросом. Он оставил своих предков с вопросом. И он оставил также Фрэнки. Интересно, почему он был таким, каким был. Но что еще хуже, задаваясь вопросом, мог ли кто-то из них что-то сделать, чтобы остановить это.
Бенни не мог отрицать, что это выводило его из себя. Хотя он перестал отрицать, что злился на своего мертвого брата, а не на женщину, находящуюся наверху в его доме. Было неприятно испытывать такое чувство к любимому брату, больше не способного ничего объяснить или загладить свою вину. Эта рана рваная, болящая, кровоточащая была постоянно, ее невозможно было залечить. И Бенни подумал, хотя это может быть спорно, что эта рана, оставленная братом, возможно даже хуже, чем то, что Винни перешел на темную сторону, работая на Сэла, жестоко расставшись с жизнью.
При этой мысли он услышал звуковой сигнал кофеварки, что кофе готов. К тому времени, как вода в душе выключилась, он налил кружки. Он принес их наверх, поставив на тумбочку, затем постучал костяшками в дверь ванной, сообщив, что кофе ждет. Он спустился по лестнице, возвращаясь на кухню, когда его родители вошли через заднюю дверь в дом.
– Caro, – приветствовала его мать, направляясь к нему, рассеянно целуя его в щеку, затем направляясь к кофейнику.
– Бен, – поприветствовал его отец, глядя не на Бенни, а на потолок.
Очевидно, Винни-старшему надоело ждать, чтобы разобраться с Франческой. Глядя на него, Бенни подумал, что его отцу, возможно, и надоело ждать, но он не с нетерпением ожидал встречи с Фрэнки.
– Она только что из душа, пап, – сказал он своему старику, и глаза Винни-старшего обратились к нему. – Это означает, что у тебя есть по крайней мере час и сорок пять минут, пока она уложит волосы, поэтому ты можешь выпить кофе и смириться с тем фактом, что она Фрэнки. Она не изменит свои привычки даже ради тебя.
– Я говорила ему об этом, – вставила его мама. – Он решил сделать все по-своему.
Винни-старший бросил мрачный взгляд на свою жену, затем сменил тему, приказав:
– Кофе, женщина.
Она повернулась к нему с кофейником в руке, две кружки уже стояли перед ней на стойке. – Знаешь, как и каждый раз за последние сорок один год, когда я нахожусь рядом с кофейником, уже наливаю тебе кружку. И точно так же, как каждый раз за последние сорок один год, когда ты приказываешь мне принести тебе кофе вместо того, чтобы попросить его, мне хочется швырнуть в тебя кружкой. Сейчас, слыша это в течение сорока одного года, я удивляюсь, почему я сдерживалась все это время.
– Ты сдерживалась, потому что за сорок один год ни разу не заправили бензобак своей машины. Ты получаешь хорошее от меня, Тереза, должна принять и плохое.
– Ты заправляешь мой бак может раз в неделю. Может. Я наполняю тебе кофейную кружку чаще одного раза в день. Это не равноценный обмен, – ответила мама.
Господи. Они пробыли две минуты и уже начали спорить.
– Точно, – вмешался Бенни. – Но если хотите поругаться, сделайте это после того, как я выпью чашечку кофе.
При этих словах Тереза перевела взгляд на своего сына.
– Caro, ты не пил кофе?
– Кофейник опустел только что. Я отнес кофе женщинам наверху. Так что, нет.
Лицо его матери смягчилось, когда он упомянул, что позаботился о Фрэнки. Чего его мать не сделала, так это не отодвинула кофейник в сторону и не поставила еще одну кружку.
Поэтому он подошел, чтобы достать себе кружку.
– Я поняла, поняла, – пробормотала она, прогоняя его, прежде чем заявить: – Я так понимаю, ты не приготовил Фрэнки яичницу с беконом.
При этом Бенни чертовски надеялся, что он сможет разобраться с Фрэнки, как можно скорее. Тогда он надеялся, черт возьми, по его мнению, они могли бы получить то, чего оба хотели. И в этот момент он надеялся, когда это произойдет, кухня перестанет быть его кухней и будет принадлежать Фрэнки. Тогда она смогла бы побороться за превосходство с его матерью, и Бенни мог бы прекратиться заниматься этим дерьмом на кухне.
– Ма, ты же знаешь, Фрэнки любит сладкое по утрам, – напомнил он ей.
– Тогда я испеку блинчики, – ответила его мать.
Бенни посмотрел на своего отца.
Его отец взял кружку и уселся за кухонный стол Бенни. Он также поймал взгляд сына и пожал плечами. Затем сделал глоток кофе и откинулся на спинку стула, вытянув одну ногу, как будто ему принадлежал этот гребаный стол и дом, в котором он находился.
Поскольку от отца помощи не последовало, то не стоило хлопот отговаривать мать. Фрэнки съела бы блинчики Терезы, несмотря на то, что ей очень нравился кофейный кекс или захотела заменить его на пончики, заставив Бенни тащить свою задницу за ними.
– Кофе, mio figlio, – пробормотала его мама. (mio figlio – мой мальчик, – итал.)
Бенни посмотрел на нее, она протягивала ему кружку.
Он взял ее и подошел к столу.
Его мать подошла к холодильнику.
Он допивал кофе, слушая, как наверху включается и выключается фен (включается и выключается, и опять), надеясь, что Фрэнки стряхнула с себя утреннее оцепенение. В то же время он надеялся, что его мать принесла с собой одежду Фрэнки, способную прикрыть ее, например, водолазки и мешковатые толстовки, как вдруг раздался звонок в дверь.
Его мать повернулась лицом к кухонной двери, взгляд отца остановился на нем, Бенни поднялся со стула.
Он никого не ждал, но Фрэнки находилась у него в доме. Слухи разносились по округе быстро.
Мэнни тоже хотел загладить свою вину перед Фрэнки, но Мэнни ни за что не завалился бы к нему в такую рань. Мэнни жил с женщиной, они были вместе больше года, и ма прикусывала губу, когда они съехались два месяца назад, а на пальце Селы так и не было кольца Мэнни.
Села была хорошей женщиной. Бенни она нравилась. И его брат приходил на работу с довольным выражением на лице, сообщавшим, что ему нравилось та, кого он оставил дома. Итак, Бен знал, что брату нравится проводить время дома, особенно если мужчина получает то, что мужчина, очевидно, получает… по утрам.
Сэл любил приходить утром. Как и Джина. Парни Сэла знали, что лучше не показываться у дверей Бенни ни утром, ни в любое другое время. Но большой босс и его жена могли делать все, что, черт возьми, им заблагорассудится.
Ради Фрэнки ему пришлось бы проглотить подобное дерьмо, и он бы съел. Когда-нибудь. Потом поговорил бы с ней, если она намеревалась оставить Сэла и его жену в своей жизни, то встречалась бы с ними в другом месте – таково было бы его условие.
Но на полпути по коридору к двери Бен обнаружил, что этим утром ему не придется съедать конкретное дерьмо от Сэла и Джины.
Ему предстояло совсем другое дерьмо.
Он понял это, когда смутно знакомый женский голос крикнул из-за двери:
– Да! Пошел ты! И поцелуй меня в задницу на прощание навсегда, придурок!
Он был не уверен (он не так часто виделся с этой женщиной), но подумал, возможно это была Нат, сестра Фрэнки.
Увидев ее голову в верхнем окне двери, он понял, что оказался прав.
Бл*дь.
Фрэнки не нуждалась в ее дерьме. Более того, ему это было не нужно. В лучшие времена она не была его любимым человеком. Необходимость держать себя в руках после того, как ее сестра провела полторы недели на больничной койке, а эта сучка даже не прислала цветов, была не тем, на что у него хватило бы терпения, возможно, когда-то потом, но определенно не сегодня.
Он открыл дверь, решительно встал в проем и увидел, как она подпрыгивает вверх-вниз, указывая пальцем на потрепанный «Додж Стратус», мчащийся по улице.
Он также обратил внимание на ее короткую, обтягивающую черную трикотажную юбку, которая была в сантиметре от промежности, облегающую майку из такого тонкого материала, что он мог легко разглядеть кружево ее бюстгальтера. При этом, по какой-то чертовой причине, вокруг шеи был обернут легкий, объемистый шарф. В ушах, на пальцах и запястьях болталось много серебра и золота. От нее пахло так, словно она только что прошла мимо одной из тех сук в торговом центре, которые предлагали духи, опрыскивая все вокруг, зачем не понятно. И хотя он видел только ее профиль, но он понял, что она довела уроки макияжа Нинетт до крайности.
Давным-давно, когда он еще учился в школе с Кончетти, ему казалось, что Фрэнки была не одной из них. Она абсолютно знала, как подчеркнуть в себе выигрышные черты и сгладить не самые лучшие. Но ее сестры одевались как шлюхи с двенадцати лет и старше, а Фрэнки никогда этим дерьмом не занималась.
Она умела классно укладывать волосы, что и делала, и делала это хорошо, о чем свидетельствует вчерашний день. Она могла открывать кожу, но делала со стилем и классом, отчего выглядела привлекательной, а не дешевой. И ей нравился макияж, но каким бы вечерним он ни был, никогда не переходил грань между классом и вульгарностью.
Нинетт, мать Фрэнки, возглавляла бригаду своих дочерей, обучая их урокам, которые явно не стоит преподавать ни одной девочке. Фрэнки была единственной, выступившей против. Две другие поглотили все от своей матери, вывернув все наизнанку не только внешне, но и на деле.
Они ему никогда не нравились, ни Нат, ни Кэт, не потому, что они одевались как проститутки. А потому что они вели себя как проститутки.
Братья – это совсем другая история. Он нечасто встречался с ее братом Дино и хорошо знал Энцо-младшего.
Дино показался ему честным парнем, ласковым со своей младшей сестрой, приятным в общении.
Энзо был чертовски сумасшедшим, но он обожал Фрэнки, и двум другим сестрам он уделял немного времени, так что Бенни он всегда нравился.
Теперь, когда Нат появилась как гром среди ясного неба, он понял, почему не был самым большим поклонником Нат.
Он просто не знал, что она решила вовлечь его в свою игру класса А.
Когда «Стратус» с визгом завернул за угол в конце квартала, она повернулась к нему. Как будто его даже не было, черт возьми, она подняла одну из трех массивных сумок, стоявших на его крыльце, и швырнула ее прямо ему под ноги в прихожую.
О нет.
Бл*дь, нет.
– Йоу! – рявкнул он, и ее глаза встретились с ним.
– Привет, Бен, – поздоровалась она. То ли не поняв, то ли проигнорировав его тон, она повернулась, схватила другую сумку, закинув ремешок на плечо, затем направилась прямо в его чертов дом.
Она, должно быть, шутила.
– Захвати последнюю, ладно, здоровяк? – приказала она, затем остановилась в фойе и крикнула, задрав голову вверх, к лестнице: – Фрэнки!
Она что издевается?
Он повернулся к ней, оставив ее сумку снаружи у открытой двери, и выпалил:
– Ты что, с ума сошла?
Она опустила плечо, сумка с глухим стуком упала на пол, потом посмотрела на него.
– Слышала, Фрэнки живет у тебя. Только что избавилась от своего придурковатого мужа, так что мне нужно переночевать у нее дома. – И закончила она еще более нагло. – Мне бы не помешала машина, чтобы добраться до дома Фрэнки с ее ключами.
– Ты рехнулась, – прошептал он, потому что он готов был взорваться.
– Что сказать? – спросила она.
И когда она спросила, Бенни понял, что она не пропустила ни единого его слова – Бенни не хотел, чтобы она или ее дерьмо находились в его доме. Нет, не пропустила, но она находилась в своем собственном мире, и ей было совершенно насрать, что он хотел или не хотел. И он чертовски был уверен, что не хотел, чтобы Нэт стояла в его фойе.
Поэтому он решил выдать ей эту информацию.
– Тебя здесь не должно быть, – заявил он ей, затем объяснил: – И под этим я подразумеваю, убирайся из моего дома.
Ее глаза сузились, не в сексуально милой манере, как это делала ее старшая сестра, ему никогда не нравилась эта сучка. Она всегда вела себя грубо и вызывающе, в ней не было той милой женственности. Она любила устраивать скандалы, была несносной, и своим дерьмовым характером доказала, что можно довести эгоизм до крайности.
– Ты не хочешь меня подвезти, ну, что ж круто, держи свои штаны, мудак. Мне просто нужны ключи Фрэнки, – отрезала она.
Бенни почувствовал, как его тело напряглось, и это было хорошо, ему было трудно двигаться.
Но губы двигались сами собой.
– Ты вломилась в мой дом, я не видел тебя, мать твою, годы, и ты называешь меня мудаком?
– Ты только что заявил мне, чтобы я убиралась, – парировала она.
– Это мой дом. Я имею право тебе это сказать, потому что тебе не рады, – ответил он.
Он краем глаза заметил, что Тереза и Винни-старший вышли в холл.
К сожалению, Франческа тоже медленно спускалась по лестнице.
Вдобавок к этому несчастью, на ней была светло-розовая футболка бэби-долл, обтягивающая грудь, и светло-серые свободные, облегающие штаны для йоги, которые носили женщины, не показывая кожу, но подчеркивая бедра и задницу так, как нравилось каждому мужчине, если его член работал.
Так что никакой водолазки или мешковатой толстовки.
Бл*дь.
Ее глаза были прикованы к сестре, губы зашевелились, задав вопрос:
– Что происходит?
Нэт посмотрела на свою сестру, и прежде чем Бен успел сказать хоть слово, объявила:
– Только что получила заряд от кретина, который называется моим мужем. Нужно место, где можно переночевать. Слышала, ты перебралась сюда, значит, твоя квартира пустует, я собираюсь переночевать там. Мне нужны ключи и быстро, потому что Бенни оказался мудаком, а у меня было плохое утро. Мне не нужно это дерьмо.
Бенни был взбешен. Абсолютно.
Но теперь у него возникла другая проблема.
Судя по тому, как изменилось лицо Фрэнки, его дом вот-вот превратится в зону боевых действий сестер Кончетти. Он видел это выражение ни раз. Винни приходилось мириться, мать твою, с этим, и это дерьмо было единственным, что касалось Фрэнки, когда он не завидовал своему брату.
Но теперь стоявшая женщина на его лестнице, пребывающая не совсем в физической форме, поэтому ей не следовало накидываться на свою сестру. Не так, как начинали ссориться женщины Кончетти.
Поэтому он двинулся к лестнице как раз в тот момент, когда Фрэнки ответила:
– Первое, ты решила попросить переночевать у меня?
На это Нат возразила:
– Мне не нужны хлопоты с твоей стороны.
Фрэнки спустилась по оставшейся части ступенек, остановившись на последней, где внизу стоял Бенни, загораживая ей путь вниз, думая, что расстояние ключевой момент в этом сценарии.
Она проигнорировала свою сестру и продолжила:
– Во-вторых, ты приходишь к Бену и называешь его мудаком прямо ему в лицо, прямо в его чертовом доме?
– Я назвала его мудаком не при тебе, а сказала ему в лицо, – выпалила Нат в ответ. – Он просто случайно стоял там.
Фрэнки и это проигнорировала.
– В-третьих, ты появляешься со своим дерьмом в доме Бена, а я не могу принять чертовый душ без чьей-либо помощи, потому что во мне проделали дыру?
Ее голос становился все громче, поэтому Бенни успокаивающее пробормотал «Фрэнки», хотя, он прекрасно понимал, что его замечание, ни за что на свете не успокоит ее.
– Детка… – начала Нат, и на ее лице отразилась перемена. Видно, слова Фрэнки наконец-то проникли вглубь ее сознания.
Но Фрэнки не закончила, слишком поздно.
– Нет. Бл*дь, нет, – прошипела Фрэнки. – Забирай свое дерьмо и проваливай отсюда.
– Мне некуда идти, сестренка. Мне нужно, чтобы ты мне помогла, – начала Нат.
– Почему? – тут же спросила Фрэнки. – Потому что ты снова облажалась с Дэйви, он снова узнал, я в курсе твоих слабостей, и надрал тебе задницу, и теперь тебе необходимо где-то переждать, пока он не сойдет с ума и не заберет твою изменяющую ему задницу обратно?
Лицо Нат, смягчившееся от чувства вины из-за предыдущего комментария Фрэнки, превратилось в жесткую маску.
– Я не собираюсь обсуждать с тобой свои семейные проблемы перед чертовыми Бьянки и кем бы ни была эта сука. – Она дернула подбородком в сторону лестницы.
Бенни посмотрел в ту сторону и увидел Ашику, стоявшую от него на три ступеньки выше. Он заметил, что Ашике не понравилось, что ее назвали сукой.
Вот черт.
Ему пришлось срочно вмешаться в назревающий скандал. Немедленно. Кончетти умели драться. И ему совсем не нужно было, чтобы неизвестная Ашика тоже бросила свою шляпу на мерещившийся ринг.
– Это должно было случиться, – заявил Бенни, снова переводя взгляд на Нат. – Я вызову такси, дам тебе даже кусок торта, ты можешь пожить в отеле пару дней, пока разбираешься со своим дерьмом.
Фрэнки мгновенно испортила его план, заявив:
– Ты и пальцем не пошевельнешь, Бенни Бьянки. А ты, – боковым зрением он увидел, как она ткнула пальцем в сторону сестры, – никогда не называй ни одну из моих лучших подруг сукой.
