Текст книги "Обещание (ЛП)"

Автор книги: Кристен Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 38 страниц)

После этого неприятного осознания я осторожно свернулась калачиком на боку, чтобы если усну, то не храпеть. Вскоре после этого я заснула.

Но сейчас я находилась в доме Бенни Бьянки, в постели Бенни Бьянки, и Бенни решил расставить все точки над i. Я узнала ход его мыслей, поняла, чего он хотел. А также узнала, что он вытащил голову из задницы.

Но я также понимала, что никогда не начну отношений с ним.

Не потому, что этого я не хотела. Наверное, за свой обман самой себе, меня ждет дорога в ад, но Бенни не ошибся, как и Шекспир – эта конкретная леди слишком сильно протестует.

В темноте, в постели Бенни, я не могла пойти на это.

Мне нужно двигаться дальше, уехать из Чикаго, начать свою жизнь.

И я поняла, что мне необходимо сформировать новый план.

Я понимала, что у меня не хватит ни физических сил, ни духу сражаться в обычном своем стиле – много драматизма, истерик, криков, в конечном итоге я добивалась своего.

Я должна была успокоиться, чтобы начать вести медленный, рассчитанный бой – тихий, согласиться на многие его шаги, чтобы в конце концов получить то, что я хотела.

Так что мне следует встретиться с Терезой, позволить ей стать в очередной раз моей матерью, простить, в чем она видно нуждалась. То же самое и с Винни.

А тем временем необходимо было найти способ заставить Бенни отказаться от его идеи, что у нас есть совместное будущее.

Ничего у нас нет.

Он был хорошим парнем. Приличным. Сильным. Верным. Он продолжил семейный бизнес не потому, что этого хотел его отец (хотя для отца семейный бизнес значил очень многое), Бени очень уважал своего отца, но и потому, что Бенни готов был сделать многое ради семьи, для него семья была всем. Он руководил Малой лигой. Он купил дом и начал поиски хорошей женщины, с которой мог бы создать крепкую семью и построить хороший дом.

Он заслужил встретить хорошую женщину.

Просто эта женщина не была я.

И я должна была найти способ убедить в этом Бенни.

И я бы точно его убедила. Потому что я была на четверть итальянкой, а это означало, что я была не только вспыльчивой, нетерпеливой и драматичной, но и безумно упрямой.

И я бы убедила, потому что у Бенни должна быть хорошая женщина.

Что означало, что ему нечего делать со мной.

3
Сладкая с перчинкой

– Франческа, детка, проснись.

Голос Бенни – глубокий, непринужденный и сладкий – был у моего уха, губы были так близко, я могла чувствовать шепот его губ.

Мои глаза распахнулись, и я сразу же почувствовала боль. Чтобы облегчить ее, стала переворачиваться с боку на спину. Бенни, сидевший на кровати рядом со мной и опиравшийся рукой на другую сторону, подвинулся, освобождая мне место. Развернувшись, чтобы лечь на спину, я сделала мысленную пометку, что быть храпящей женщиной лучше, чем просыпаться с такой дикой болью.

Все еще в полусне, ощутила запах кофе, Бенни пробормотал:

– Принес тебе кофе. Твоя подруга внизу. Она только что появилась. Я пришлю ее наверх с водой и таблеткой.

Я сосредоточилась на нем, заметив, что его волосы пребывали в сексуальном беспорядке после сна, глаза смотрели нежно и сонно, и одет он был в белую футболку.

Видно приход Ашики разбудил его. И Ашика увидела его в таком виде, когда он открыл дверь. Следовательно, если вариант вовлечения Ашики в план моего побега все еще находился на повестке дня, она, скорее всего отвергла бы его, узнав, что в настоящее время я занимаю всю кровать Бенни; следовательно, она и пальцем не пошевельнет, чтобы помочь мне сбежать, думая, что я сошла с ума, что хочу сбежать от такого мужчины.

– Тебе нужна помощь, чтобы встать с кровати и дойти до ванной? – спросил Бенни, и именно тогда я поняла, что не скрывала как мне больно, потому что в данный момент чувствовала себя, словно одеревеневшей, готовой сломаться, если сдвинусь еще на дюйм, я даже не хотела пытаться.

Такое всегда за последнее время происходило по утрам. Становилось лучше, когда я немного приходила в себя, двигаясь, разогреваясь и, самое главное, принимала обезболивающие.

Я с нетерпением ждала того времени, когда мое тело не будет таким каждое утро. А все станет намного лучше. Но на это также требовалось чертовое время.

– Я… – Собиралась уже отказаться, не потому, что это был Бенни, я хотела дать ему понять, что мне не нужна его помощь, но и потому, что поступила бы также, если бы был кто-то другой.

Я гордилась этим. Хотя было глупо. Но я была такой.

Бенни понял, что я собираюсь отказаться от его помощи, не позволив мне этого сделать. Он снова переместился, обхватив рукой меня за талию, осторожно увлекая меня за собой. Он поднялся с кровати, одновременно вытаскивая меня из-под одеяла.

Пока он вытаскивал, я открыто поморщилась, не имея сил это скрыть.

В итоге мои ноги оказались на полу, бок прижался вплотную к боку Бенни, его рука обнимала меня за талию, а другая рука легла мне на бедро. Он удерживал мой вес на себе, в то же время поддерживая.

– Я бы отнес тебя в ванную, cara, но ты должна научиться делать это сама, – мягко произнес он.

Я посмотрела на него и кивнула, потому что он был прав. Довольно скоро я буду одна, и мне нужно научиться и привыкнуть делать все самой.

Он кивнул в ответ, его губы приподнялись, глаза потеплели. Затем он повел меня в ванную. Подвел к раковине, поддерживая, пока я не положила руку на стойку. Даже тогда его хватка немного ослабла, но он не отпустил.

– Ты в порядке?

Я не сводила глаз со своей руки на столешнице.

– Угу.

– Франческа.

Я подняла на него глаза.

Как только я на него посмотрела, он поднял руку, нежно взял за подбородок и наклонился. Коснувшись губами моей скулы, когда его губы оторвались от моей кожи, его большой палец переместился и провел по тому месту, где он только что дотрагивался губами, как будто хотел запечатать его губы там.

И поскольку его запечатывание на моей коже, как я знала, будет на вечность, я полностью забыла о своей боли.

– Я пришлю твою подругу наверх.

– Хорошо, – прошептала я.

Он не пошевелился. Просто удерживал мои глаза своими, пока я не сводила с него глаз, затаив дыхание.

Затем его большой палец снова переместился, скользя по краю моей нижней губы. Я почувствовала, как скручиваются пальцы на ногах и на руках и, наконец, внизу живота тоже все скручивалось, и все это скручивание не имело ничего общего с болью.

– Такая милая по утрам, – пробормотал он.

О Боже. Он полностью подготовился. Воспользовался своим преимуществом. Он начал свои облизывания еще до того, как прозвенел звонок.

– Бен…

– Сладкая с перчинкой. Чего еще может желать мужчина?

О Боже.

Прежде чем я смогла вставить хоть слово, его большой палец снова коснулся моей губы, рука, обнимавшая меня, сжалась, а затем он отпустил и вышел из ванной комнаты.

* * *

Я стояла у раковины в ванной Бенни в трусах и лифчике, новая повязка, которую наложила мне Ашика, прикрывала мою кожу на несколько дюймов ниже груди, немного правее.

В руке у меня была щетка-валик, и я обдувала свою густую прядь темных волос теплым воздухом из фена Бенни.

Я не позволила себе задумываться, зачем Бенни фен.

И не позволила не потому, что догадывалась, зачем Бенни нужен фен.

Первая часть моей догадки заключалась в том, что этот фен был не для личного пользования Бенни. Ашика позабавила себя (и меня), ознакомившись с содержимым шкафчиков в ванной Бенни, пока я принимала душ. Мы узнали, что у него есть средство для укладки волос.

Здесь не было ничего удивительного. С его шевелюрой ему необходимо было что-то делать, как-то управляться с ними. Хотя я была немного удивлена (как и Ашика), что средства все были дизайнерского бренда, они стоили бешеных денег и их можно было приобрести только в высококлассных салонах. Это мне показалось не очень похожим на Бенни.

Но фен явно был не для самого Бенни. Скорее всего он просто наносил этот гель на мокрые волосы, как-то их сгребал руками, так как ему было наплевать, в основном потому, что ему просто было наплевать, а отчасти потому, что, независимо от того, насколько небрежно он укладывал свои волосы, у него были такие великолепные волосы, что с ними можно было вообще ничего не делать, он бы все равно выглядел потрясающе.

Я старалась не представлять Бенни, стоящим перед зеркалом в ванной, как бы наугад проводящем своими длинными сильными пальцами по волосам, с полотенцем, обернутым вокруг талии.

Нет, я абсолютно не думала об этом.

Я подумала, что наверняка много женщин побывало в этой спальне, следовательно, и в этой ванной комнате. Одна из них может оставила этот фен (что было более вероятно), либо купила его в знак уважения ко всем женщинам, которые прошли через эту ванную и его спальню, нуждаясь в фене (это было маловероятно).

Я с некоторым раздражением думала, что пользуюсь феном для волос другой женщины, старалась не особо думать об этом, пока укладывала волосы. Если бы я позволила своему разуму порассуждать на эту тему (что, к сожалению, и сделала), я бы сказала себе, что это была я (что-то еще, что я сделала).

Меня выписали из больницы. Пришло время вернуться к той, какой я было до ранения, я очень следила за своими волосами и как следует их укладывала. Я подходила к уходу и укладке в полном оружии. Используя разнообразные продукты. Я использовала термо-защитный крем, масла для вытягивания волос, мусс для укрепления и объема, спрей для фиксации. Я могла сделать начес. Потом передумать. Могла по долгу возиться с прической. Могла укладывать один локон в течение десяти минут, чтобы он лег как я хотела.

Но я не… абсолютно не… делала всего этого сейчас, потому что Бен Бьянки видел меня в течение полутора недель в дерьмовом состоянии, так же и выглядящей, и теперь у меня появилась возможность выглядеть более или менее прилично.

Даже Джейми знала, как важно для меня выглядеть прилично, когда она принесла мою упакованную сумку в больницу, то захватила все мои бутылки и баночки для волос, мою расческу и мою щетку-валик.

Увы, с макияжем у нее так не получилось, она взяла только мой увлажняющий крем, пудру, румяна одного-единственного оттенка (когда у меня дома в ящичке для косметики лежало их не меньше двенадцати) и тушь.

Когда я ранее делала макияж, мне пришлось довольствоваться только этим.

Чего я не стала делать, так это довольствоваться единственным тюбиком блеска для губ (по словам Ашики, оттенок: «Ягодный многообещающий»), завалявшийся в ящике Бена вместе с черными парикмахерскими расческами, пластырями, которые по какой-то причине оказались без коробки, кусачками для ногтей, использованными бритвами, которые следовало давно выбросить в мусорное ведро, а не складывать в этот ящик, случайные таблетки без пузырька, и тому подобное.

Этот блеск для губ определенно принадлежал не Бенни.

Позже, когда я останусь одна, я сделаю то, что прописал мне мой врач – сделаю зарядку, потом зайду в ванную, возьму блеск для губ, выйду в спальню и выброшу его в окно.

Я выключила фен, положила его на столешницу рядом с раковиной и с помощью щетки-валика повозилась с прядью, которую сушила.

– Мне больно это говорить, детка, – начала Ашика, сидя на сиденье унитаза и наблюдая за мной. – Видя, как выглядит этот парень, но у меня все же имеются три старших брата. У моих братьев есть множество собратьев. Но судя по бицепсам этого мужчины внизу, не говоря уже о других вещах этого мужчины внизу, он сможет за себя постоять. Если десять чернокожих мужчин появятся у его двери, чтобы вызволить женщину из его дома, которую он удерживает в плену, думаю, они не будут для него слишком большой удачей.

Ашика была высокой, с большой грудью и пышной попой, с короткими, выпрямленными, уложенными до скул волосами и глазами, заставляющими желать, чтобы она нашла мужчину и родила детей, потому что детям нужно было видеть ее доброту, направленную на них с рождения до последнего взгляда, брошенный на них на своем смертном ложе.

Она позвонила на работу этим утром, предупредив, что задержится, так как должна мне помочь. Когда она не проводила инвентаризацию ванной комнаты Бенни, то напомнила мне, что мой бывший босс не будет возражать, если она опоздает на полчаса или на три часа, ухаживая за мной.

Это было потому, что ему нравилась Ашика. Еще и потому, что он любил меня.

Я знала, что он любил меня отчасти потому, что хотел залезть ко мне в трусики.

В основном он любил меня за то, что я была лучшим продавцом в его отделе продаж. Когда я подала заявление об уходе, мне казалось, что он разрыдается.

Я понимала его. Поскольку была ценным товаром. Я умела продать. Для него я была настоящий подарок. У меня талант, даже я должна это признать.

Началось все, когда я получила свою первую работу в отделе продаж в возрасте двадцати лет, продаж автомобилей. Мужчина, нанявший меня, решил взять меня в шутку. Он хотел посмотреть, как я попытаюсь продавать машины, хотел посмеяться надо мной со своими ребятами, когда я не смогу продать ни одной.

Тогда он не знал, как и многие продавцы автомобилей, что есть женщины, которые действительно разбираются в автомобилях, и одной из таких женщин была я.

Было еще одно, что он не понимал, что существуют и другие самостоятельные женщины, желающие купить машину, без мужчины, привязанного к их бедру и говорящего за них обоих. Этим женщинам нужен был кто-то, кому они смогли бы доверять, с кем могли бы общаться на одном языке, кто, как они думали, не обманет их, и это тоже была я.

Чего он так и не понял, так это того, что вид у меня был не суровый, я была не прочь пофлиртовать, чтобы сделать продажу, и девяносто восемь и семь десятых процентов мужского населения думали своими членами, ведя со мной переговоры.

Поэтому я убила всех наповал.

Но я недолго оставалась на этой работе, потому что босс был мудаком. Несмотря на то, что я доказала, хвастаясь своими продажами месяц за месяцем, попадая на первое место в отделе продаж, хвастаясь перед хорошими мальчиками, которых он нанял, но никому не нравится работать на мудака. И когда другой дилерский центр сделал мне предложение, я приняла его.

Затем я продала машину владельцу огромного бизнеса по продажам канцелярских товаров, который оценил мои навыки и нанял меня. Позже меня переманил мой нынешний босс, он занимался больничными принадлежностями.

С тех пор ко мне часто приходили охотники за головами, пытаясь меня переманить.

Я оставалась на этом месте по глупым причинам, цепляясь за жизнь в Чикаго, которая, как оказалось, была уже давно в прошлом.

Но я также оставалась по уважительным причинам. Мне нравилась моя работа, я зарабатывала больше, чем просто хорошие деньги, у меня были отличные клиенты, босс, который хотел залезть ко мне в трусики, но, несмотря на это, уважал меня, и почти все мои коллеги на работе стали моими друзьями.

Два месяца назад фармацевтическая компания из Индианаполиса обратилась ко мне с предложением, от которого я не смогла отказаться. Несмотря на то, что у меня не было опыта продаж фармацевтических препаратов, у меня был опыт продаж в больницах, поэтому я была знакома с правилами игры и с некоторыми игроками в этой сфере. Мне предложили возглавить отдел, моя базовая зарплата была бы почти вдвое больше моей нынешней. Территория, которую мы с моей командой собирались охватить, была обширной, что означало путешествие – идея, которая мне понравилась.

Аварийный люк, наконец-то, открылся, и я решила выбраться наружу.

Конечно, я буду скучать по своему боссу, моим клиентам, моим коллегам и особенно по Ашике.

Я расчесала волосы щеткой для очередного порыва горячего воздуха, устремила взгляд на Ашику в зеркале и сказала ей:

– Если ты пришлешь к его порогу девять чернокожих мужчин, пожилая леди Замбино выйдет из своего дома со своим шаром для боулинга. Может, ей и восемьдесят два, но она безумно виртуозно обращается с мячом. Так что не уверена, что это будет слишком хорошо для твоих братьев и их собратьев.

Произнеся это, я обдала свои волосы горячим воздухом.

Когда я закончила и перешла к новой пряди, Ашика сказала:

– Я беспокоюсь о тебе.

Я поняла, что она сказала мне это, потому что пока она накладывала мне чистую повязку, я рассказала ей о том, что задумал Бенни. С тех пор она выжидала своего часа, вероятно, ожидая, когда я полностью завладею ее вниманием. Поскольку этого не происходило, и в конце концов ей действительно пришлось бы идти на работу, она воспользовалась ситуацией.

Я перевела взгляд со своих волос на нее и заверила:

– Со мной все будет в порядке.

– Такой парень, как там внизу, может быть убедительным, – ответила она.

Я знала об этом и была чертовски этим напугана.

– Со мной все будет хорошо, – повторила я.

– Милая. – Она наклонилась ко мне, поставив локти на колени, но ее глаза не отрывались от моих в зеркале. – Мой следующий вопрос должен быть задан с вином и расслабляющей музыкой после того, как мы сделаем процедуры по уходу за лицом и уложим волосы, но я должна сказать прямо. И этот вопрос был бы таким – почему ты не хочешь, чтобы он убедил тебя?

Я сжала губы и обдала локон горячим воздухом.

Когда я выключила фен, Ашика продолжала смотреть на меня.

– Избегаешь? Фрэнки Кончетти? Девушка, которая всю жизнь действовала в открытую?

– Он брат моего покойного парня, – сказала я в миллионный раз менее чем за два дня. Хотя, на этот раз, она и так уже знала.

Она кивнула.

– Я понимаю, почему ты не хочешь. Я полностью это понимаю. Но я видела этого парня там внизу, и когда я говорю это, имею в виду не только тот факт, что он выглядит достаточно хорошо, что его хочется съесть. Дело в том, что он был милым, но тверд, когда сказал мне, что я должна присматривать за тобой. Не поддаваться ни на одно твое дерьмо, если ты попытаешься меня убедить, что сможешь сделать что-то самостоятельно, если я не считаю разумным, что тебе стоит это делать самой. И еще, что мне необходимо дать тебе эту таблетку, потому что ты гордая, упрямая и пытаешься скрыть боль. – Она сделала паузу, не спуская с меня глаз в зеркале, и закончила: – Ему не все равно, Фрэнки. Причем очень сильно не все равно.

– Дело не в этом, – ответила я ей.

– А в чем? – Спросила она.

– Дело в том, что это нехорошо, – объяснила я.

– Дело не в том, что это нехорошо, потому что это будет хулиганство.

Я потеребила свой локон и подогрела его еще сильнее, потому что не хотела снова говорить об этом.

Когда я закончила, Ашика все же продолжила.

– Ты затаила обиду.

Я снова посмотрела на нее в зеркало.

– Э-э… да.

Она покачала головой.

– Только Бог может судить его и его семью, как они обращались с тобой. Здесь, на земле, самое правильное – это простить. Труднее забыть, милая. Это твой крест, который ты должна нести, и в этом вся суть прощения. Они дали тебе этот крест, и это ты должна нести его, находя возможность простить. Вот почему прощение – это божественное. Потому что кто-то причиняет нам боль и зло, мы живем с этим злом бок о бок с ними, но именно мы должны найти в себе силы простить их – снять их с крючка. И если они хотят попросить у тебя прощение, дай им этот шанс, потому что только у тебя есть сила их простить, чтобы их душа не была такой тяжелой от грехов. И правильное то, что нужно сделать – это использовать, данную тебе силу.

– Так и есть. Я уже решила. Вот почему не приняла твое предложение сплотить твоих братьев и их собратьев. Я позволю его семье залечить сделанную ими брешь, – поделилась я перед тем, как покончить с этим. – А потом уеду.

Она уставилась на меня в зеркало.

Я вернулась к своим волосам.

Мои руки устали, у меня ныла спина, которая при длительном стоянии и движении усиливалась, я поняла, что мне следует заканчивать с волосами.

Но я этого не сделала.

Ашика больше ничего не сказала. Как раз в тот момент, когда я провела пальцами, покрытыми эликсиром, по волосам и нанесла еще один слой туши, она вошла в спальню и вернулась со свежей ночной рубашкой.

Я натянула ее поверх трусов и увидела, что она действительно миленькая. Ту, что я выбрала вчера на ночь, напоминала вроде кафтан – струящийся и удобный, но полностью закрывающий все.

У этой низкий подол спереди доходил мне на несколько дюймов ниже колен, сзади – почти до лодыжек. Вырез доходил до талии в стиле ампир, со сборкой на лифе и линии талии, которая привлекала внимание к декольте. И последнее, она была ярко-кораллового цвета, отлично смотрелась с моими волосами.

Можно было заметить бирюзовое кружево моего лифчика в вырезе, но…что угодно. Это был бы не первый раз, когда я делала намек на бюстгальтер, в том числе Бену и Терезе.

– Милая ночнушка, – заметила Ашика, окинув ее беглым взглядом.

– Джина. У нее глаз наметан на милые ночнушки, – ответила я ей.

– Сексуально симпатичная, – сказала она мне.

Я посмотрела в зеркало. Декольте было сексуальным. Материал был полупрозрачным, льнущим к телу.

Боже, сексуально мило. Кто знал, что в Джине есть такое?

– Думаю, теперь у тебя все хорошо, и тебе нужно отдохнуть, – посоветовала Ашика.

Я повернулась к ней и поняла намек.

Ей пора было идти.

– Прости, детка, я немного рассеянная стала. Ты должна идти.

– Рада была бы остаться столько, сколько ты захочешь, но да. Нужно повышать продажи, мы же лишились одного классного продавца.

Я ухмыльнулась, поняв ее намек.

Она отодвинулась в сторону и махнула рукой в сторону двери.

Я приняла ее приглашение и направилась в спальню. Оказавшись в спальне, не стала тратить время, тут же растянулась на кровати, подоткнув подушки под спину и откинув верхнюю часть тела назад.

Стало намного лучше.

– Хочешь, чтобы я пришла сегодня вечером с кем-нибудь в качестве буфера? – Спросила Ашика, и я подняла на нее глаза.

Мне бы это понравилось. Было бы мило, как и все остальное, очень помогло бы.

Но она опаздывала на работу из-за меня, мне нужно, чтобы она хотя бы еще пару дней приходила меня навещать к Бенни. Поэтому не следует пользоваться ее временем и добротой на всю катушку. Я не была поклонником таких одолжений, и с моим отъездом у меня было бы не так много возможностей отблагодарить ее.

– Со мной все будет в порядке, – ответила я.

– Ты повторяешь это уже ни один раз, ты хочешь, чтобы я в это поверила, но должна тебе сказать, милая, что не верю.

Я скорчила рожицу, и она улыбнулась в ответ. Затем наклонилась, схватила мою руку и сжала.

– Если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, как меня найти.

– Да, детка. Знаю. И я ценю так, ты даже не поверишь. Спасибо, – ответила я.

Еще одно ее пожатие и улыбка, прежде чем она отпустила мою руку и вышла.

– Пока! – Крикнула я.

– Увидимся еще, девочка! – крикнула она в ответ.

Когда она ушла, я посмотрела на тумбочку, не оставил ли Бен случайно пульт.

Не оставил.

Отчего мне захотелось громко хихикнуть.

Возможно, моя уловка с его телевизором на самом деле-то сработала.

Я потянулась за «Вог», когда вошел Бенни. Я также наблюдала, как он остановился в пяти футах от меня, не сводя с меня глаз.

– Я занималась волосами сегодня утром, – заявила я. – Это подвиг, который трудно совершить даже в лучшие дни, так что, Надзиратель, если ты собираешься меня силой заставить спуститься в столовую на завтрак, обещаю голодать до ланча.

Бен ничего не сказал.

Я продолжила:

– Если ты принесешь мне что-нибудь поесть и кофе, я буду мила с тобой в течение пятнадцати минут.

Бен по-прежнему молчал.

Поэтому я решила увеличить ставки:

– Хорошо, двадцати.

Бенни упер руки в бока, но не сказал ни слова.

Я продолжила:

– И ты можешь вернуть пульт обратно. Вчера вечером я видела кофейный кекс «Энтенман» у тебя на столешницы. Ради кусочка, я не буду трахаться с твоим телевизором весь день.

– Я же говорил тебе, тебе нельзя заниматься сексом. Предписание врача.

Я почувствовала, как моя голова дернулась от удивления от его слов, прежде чем спросила:

– Что?!

– Детка, ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, ты сделала пышную прическу, эта ночнушка, выглядывающий лифчик, прикрывающий твои сиськи, хочу увидеть прежде, чем захочу его снять и почувствовать твою кожу.

Мой желудок сжался, и не в плохом смысле.

Но…

Он что рехнулся?

– Что?! – спросила я на этот раз громче.

– На самом деле, если ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, ты должна сначала подумать. Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя немедленно – ты сделала пышные волосы, намек на лифчик и показываешь кожу.

Я прищурилась.

– Что с тобой не так?

– Если ты собираешься играть со мной в эти игры, – он махнул рукой в мою сторону, – то получишь последствия.

– Бенни, о чем… черт возьми… ты говоришь? – Потребовала я.

– Волосы, лифчик, ночнушка, кожа, – был его абсурдный (и повторяющийся) ответ.

– Джина купила мне эту ночнушку, Бен, – сообщила я ему. – Она как платье.

– Она облепила все твои формы и оголяет кожу, – сообщил он мне.

– Это один из тех вариантов, что у меня есть, учитывая, что ты не отвез меня домой, чтобы у меня был другой выбор ночнушек, – парировала я.

– Тогда я попрошу маму заехать к тебе домой и привезти другой выбор ночнушек.

Это было бы впустую потраченное время, так как ночные рубашки у меня дома были намного более облегающими и открывали гораздо больше кожи.

Поэтому я посоветовала:

– На самом деле, если ты не в состоянии контролировать свои низменные инстинкты, то тебе следует отправить твою маму в отдел для бабушек в «Мейсис».

Он понял, к чему я клоню, и я тоже поняла, глядя, как напряглась его челюсть.

– Ты делаешь это дерьмо, чтобы меня позлить?

– Позлить тебя чем?

– Пытаешься раздразнить, детка. Дразнишь, хотя не можешь после ранения, а это значит, что я не могу преподать тебе урок, который ты должна получить за то, что дразнишь.

Я почувствовала, как моя кровь стала горячее, и на этот раз в плохом смысле.

– Что из всего, что я сделала и сказала за последние полторы недели, создало у тебя впечатление, что я пытаюсь тебя раздразнить, Бенни Бьянки? – огрызнулась я.

– Ты, лежащая в моей постели, одетая вот так, выглядишь вот так.

– Я уложила волосы и надела ночную рубашку! – Теперь уже кричала я.

– Вот именно, – ответил он.

– Мы действительно говорим об этом? – с сарказмом спросила я все еще громко.

– У тебя есть халат? – спросил он в ответ.

О, черт. Есть.

Я впилась в него взглядом.

Бенни прочел мой взгляд, убрал руки с бедер, подошел к моей сумке и, порывшись в ней, вытащил мой халат.

Затем подошел к кровати и бросил его мне на колени, после чего объявил:

– Мама уже едет.

Я закрыла глаза и забыла, что злилась на него, потому что паника сгущалась вокруг моего сердца.

– Она с миром, Фрэнки, – заявил Бенни.

Вот из-за чего я запаниковала. Она не будет со мной ругаться. А будет вести себя мило. По-доброму. По-матерински. Все это время она ощущала себя некомфортно, потому что была неправа, пока не произошло нечто экстремальное. И ее чувство не комфортности заставляло меня чувствовать себя так же не комфортно. Мне пришлось бы принять всю ее доброту, заранее зная, что снова придется от нее отказаться, на этот раз по своему собственному выбору.

Кровать прогнулась, мои глаза распахнулись, Бенни опять уселся на кровать бедро к бедру.

– Ты можешь сказать мне хоть что-то, почему встреча с моей матерью заставляет так тебя нервничать, детка? – спросил он, в его голосе все еще слышались нотки раздражения.

– Что именно? – Спросила я.

– Все что угодно, – ответил он.

– Нет, – наконец ответила я на его вопрос.

– Ты не хочешь мне сказать даже самую малость. – Заявил он как факт, но я решила воспринять его слова как утверждение, нуждающееся в подтверждении.

– Нет, не хочу, – согласилась я.

– Тогда мне придется покопаться в этом самому.

Я сделала глубокий вдох.

Бенни докопается до истины, в этом я не сомневалась.

Господь серьезно, черт возьми, ненавидел меня.

Пришло время привести мой план в действие, поэтому я сказала:

– Твоя семья обвинила меня. Повернулась ко мне спиной. А я любила вас всех. Это было тяжело. Теперь все изменилось. Я понимаю. Но твоя мама изменила свое мнение, пока я приходила в себя после ранения, Бен. Тебе нужно это понять. Я спокойно отнесусь к Терезе. Я посижу и поговорю с Винни-старшим. И после того, как я пройду через все это, мы с тобой поговорим. Но ты должен дать мне некоторую поблажку. Это нелегко для тебя. Подумай, каково это для меня.

Он наклонился ближе, раздражение испарилось, когда спросил:

– Это было тяжело?

Было.

Однозначно.

И с течением времени становилось все тяжелее, пока в конце концов не убило совсем. Но я пережила все это. Я могла бы пережить и похуже.

Или, по крайней мере, надеялась, что могла.

– Э-э, да, Бенни. Было тяжело. В этом-то все и дело.

Он наклонился, опираясь рукой на кровать с противоположной стороны от меня, взял мою руку, подняв ее, прижав к своей напряженной верхней части пресса.

Вот оно что было. Это произошло сразу же. Как только моя рука оказалась на упругом прессе Бенни, который я никогда по-настоящему не смогу исследовать. Сейчас становилось все еще хуже.

– Тебя ждет только хорошее, Фрэнки, я могу тебе это обещать, – мягко произнес он.

Он был неправ. В моей жизни никогда не было ничего хорошего. Если у меня получалось все хорошо, я обязательно потом это теряла. Такова была моя жизнь. Я научилась жить с этим. Мне не нравилось, но у меня не было выбора.

Но этого я ему не сказала. Если он сам этого не понял, я не собиралась его просвещать.

Он сжал мою руку и крепче прижал ее к своему прессу.

– Если ты сделаешь шаг вперед, то поймешь, что это будет лучшее, что у тебя когда-либо было.

Я не понимала, что он обещал, но у меня было такое ощущение, что в его обещании скрываются множество нюансов. У меня также было ощущение, что он был прав – насчет всех этих нюансов.

Проблема заключалась в том, что он должен был найти лучшее, что у него когда-либо будет, и его лучшее будущее никак не может быть связано со мной.

– Мы можем сейчас прекратить этот разговор? – Поинтересовалась я.

Его глаза смягчились, но губы сказали:

– Да. Можем. Я принесу тебе кофейный кекс, но перед этим скажу, как пойдут сегодня дела.

У меня появилось чувство, что я знаю, что такое «дела», но была благодарна ему, что у него был план. Скорее всего, он прозвучал бы как приказ, что было бы раздражающе, но мне нужно было подготовиться, поэтому приму от него все.

– Когда она приедет, я приведу ма наверх. Она сделает то, что должна сделать, я буду здесь с тобой с самого начала. Потом мне нужно пойти в пиццерию. Нужно заняться бумажной работой, папа прикрывает меня по вечерам, пока ты здесь. Он все делает по-своему. Я все делаю совсем по-другому. Понятное дело, мне больше нравится мой способ ведение бизнеса. Он там слегка напортачил с кухней, я разберусь. Он не признает мою систему управления в офисе, это не пойдет на пользу нашему делу. Так что я должен разобраться с этим дерьмом. Мама останется. Я вернусь, как только смогу.