Текст книги "Время перемен (ЛП)"

Автор книги: Кристен Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 34 страниц)

Он положил руки ей на бедра, скользя одной рукой вверх по позвоночнику, а другой – в противоположную сторону, чтобы попасть в другую цель.

Обе руки замерли, когда туман благодати, которым Кэди наполнила его голову, рассеялся, и он понял выражение ее глаз.

– Без презерватива, – прошептала она.

Курт почувствовал, как его губы скривились.

О, да.

Понимали с полуслова.

Но он все же спросил:

– Ты уверена?

– Уверена, – тихо сказала она. – А ты уверен?

Он почувствовал, как иной вид пламени ударил его в живот, он обнял ее, поднял голову, одаривая поцелуем, перекатил на спину и скользнул внутрь.

Каждый раз.

Господи.

Каждый раз.

Рай.

Как только он оказался полностью погружен в нее, он пробормотал:

– Уверен.

В этот миг Кэди улыбнулась.

Он подтянул ее колено и глубоко вонзился в нее, вбирая в себя вздох Кэди и чувствуя, как он устремляется через член к яйцам.

– Если девочка, то Грейс, – сказал он ей в губы.

– Хорошо, милый.

– Если мальчик, то Дин.

Она вцепилась пальцами ему в волосы, обхватила ногами его бедра, приподнимая собственные, чтобы принять каждый его удар, а другой рукой крепко обнимала его за спину.

– Как скажешь. Можешь назвать их как хочешь.

Он двигался внутри нее быстрее, и поскольку она была такой покладистой, он заявил:

– И кольцо, которое я подарю тебе на день рождения – не подарок на день рождения. Это подарок на помолвку.

Это вызвало еще один вздох, и не только потому, что на последнем слове он резко вошел.

– Хо... рошо, – выдавила она между двумя толчками.

– Да– – настаивал он.

– Все, что хочешь, – выдохнула она, пытаясь поцеловать его в губы.

Он удержался, заметив:

– Создав прецедент, чтобы получить то, что хочу, – он скользнул внутрь и начал вращать бедрами, – я даю тебе то, чего хочешь ты.

Она впилась ногтями ему в спину, а его бедра в ответ сжались.

– Перестань меня раздражать, – предупредила она.

– Ты любишь, когда я тебя раздражаю, – ответил он.

– И это тоже раздражает.

Он улыбнулся.

Он почувствовал, как улыбка исчезает, увидев, что пламя в ее глазах стали еще горячее, но ничто не могло сжечь любовь, сиявшую из них.

– Грейс, – прошептал он.

Она прижалась губами к его губам и прошептала в ответ:

– Дин.

Он склонил голову и скользнул языком ей в рот.

Через несколько минут Кэди сжалась вокруг него и застонала ему в горло.

Через несколько минут после этого Курт глубоко погрузился в нее и застонал.

В ту ночь Дин не был зачат.

Он был зачат две ночи спустя, в постели Кэди на маяке.

На день ее рождения.

Когда это случилось, у Кэди на шее был бриллиант.

И еще один на левом пальце.

Кроме этого, на них с Куртом вообще ничего не было.

Через две недели после этого Курт и Джейни перевезли вещи Кэди в свой дом.

Точнее Курт, Джейк, Микки и Джуниор перевезли вещи Кэди в дом Курта.

Дело в том, что Кэди оделась феей-крестной, Джейни – русалкой, Джози – кинозвездой, Эми – Белоснежкой, Алисса – распутной греческой богиней, и даже на Полночи была накидка Супергерл.

Так что никакой помощи от них ждать не стоило.

Глава 28

Ни единая гребаная вещь

Кэди

Наши дни...

СТРАННО, КОГДА Я ВЪЕХАЛА В ГАРАЖ, припарковалась, вошла в дом и повернулась в сторону кухни, Курта там не было, и он не вышел, чтобы меня поприветствовать.

Если он был дома, а я откуда-то приезжала, то так происходило всегда.

Обычно, когда он приходил домой, я готовила ему на кухне ужин. Последние две недели, что мы жили вместе, Курт снова и снова повторял, что я не должна этого делать.

Он перестал повторять, когда я, наконец, убедила его, что прекрасно понимаю, что не должна, но я хочу.

И вообще, когда Джейни жила у нас, я забирала ее из детского сада, и она помогала мне, что стало моей излюбленной частью ее пребывания в доме.

Конечно, за исключением тех случаев, когда она спала в своей постели, а мы с Куртом – в своей.

Но тем вечером в «Доме красоты Мод» у нас с Алиссой, Джози и Эми был вечер маникюра и педикюра, а затем выпивка и ужин.

Может, он не вышел меня встретить, потому что не ожидал, что я вернусь домой так рано.

Я вернулась рано из-за необычной погоды.

Стоял март, но у нас было необычно жарко.

Жарко так, что за последние два дня температура поднялась выше десяти градусов, – и в штате Мэн это считалось жарой, – а значит, снег быстро таял. Что еще хуже, по дороге домой разразилась гроза. По прогнозу погоды холодный фронт готовился врезаться в теплый, и возникали опасения, что дождь превратится в мокрый снег или град, а когда мокрый снег ляжет, он, в свою очередь, превратится в ледяную корку.

Когда по дому прокатился очередной раскат грома, я подняла глаза к потолку, думая, что именно там мог находиться Курт. Если и существовала вероятность того, что дороги превратятся в месиво, то я знала, моя безопасность зависит от меня. Люди глупо рискуют в непогоду, и большая часть работы Курта была связана с людьми, совершающими глупые поступки.

Тем не менее, обычно он предупреждал меня, что ему нужно уехать.

Я повесила куртку на крючок у двери, прошла на кухню и вытащила из сумочки телефон, прежде чем бросить ее на островок.

Я проверила, нет ли пропущенных звонков или сообщений от Курта.

Ничего.

– Курт! – крикнула я, бросая телефон на сумочку.

– В спальне! – услышала я.

– Странно, – пробормотала я и двинулась в прихожую, вверх по лестнице и в спальню.

Как обычно, в доме повсюду горел свет, хоть Джейни и не было.

Включая спальню, хотя в открытой двери ванной света не было.

И Курта нигде не было видно.

– Курт! – снова позвала я.

– Здесь, – услышала я низкий голос, доносящийся из гардеробной.

Очень странно.

Гардероб у нас был небольшой, Курт сделал его исключительно функциональным, но симпатичным, однако, не до такой степени, чтобы размещать его фотографии в каком-нибудь журнале, потому что это просто не в стиле Курта.

Или моем.

Но он был все же лучше того, что у меня был на маяке (точнее, его почти не было), и поскольку ни я, ни Курт не испытывали страсти к шопингу, нас все устраивало.

Я двинулась к гардеробной, но в дверном проеме остановилась как вкопанная.

– Что происходит? – прошептала я.

Я глядела на Курта в углу гардеробной, лежащего на боку среди мешанины его ботинок и кроссовок, он обнимал своим длинным телом Полночь, дрожащую до такой степени, что я задалась вопросом, не в шоке ли она.

– Грянул гром, и она, очертя голову, рванула сюда, – ответил Курт, не двигаясь с места, обнял нашу собаку и погладил ее с головы, уткнувшейся в плечо Курта, до хвоста. – На самом деле ей уже лучше. Она стонала, Кэди, и, черт возьми, это был самый отвратительный звук, который я когда-либо слышал. Я не могу ее бросить. Если я хотя бы пошевелюсь, она снова начнет издавать этот звук.

Я подошла к ним, опустилась на колени и мгновенно свернулась вокруг Полночи, переплетаясь с Куртом, и тут я всем телом ощутила ее дрожь.

Пока Курт ее гладил, я обняла ее одной рукой и крепко прижала к себе.

– Судя по твоей реакции, раньше ты такого не видела, – заметил Курт.

Я отрицательно замотала головой.

Я увидела, как выражение его лица сменилось с озабоченного на такое, что, не знай я его, оно бы меня испугало.

– Что бы эти ублюдки с ней ни сделали, они хорошенько постарались.

– Может, вызвать ветеринара? – спросила я.

Я поняла, насколько все плохо, когда он тут же ответил:

– Я ждал, когда ты вернешься домой. Все настолько плохо, что я не мог ее оставить, даже если телефон лежит на чертовой тумбочке. Но я также не думаю, что мы должны дожидаться, пока пройдет буря. Ей нужно успокоительное.

Я молча кивнула.

– Хочешь, чтобы я позвонила или чтобы осталась с ней?

– Я побуду с ней. Позвони ты.

Снова кивнув, я наклонила голову, уткнулась лицом в ее шерсть и прошептала:

– Мы позаботимся о тебе.

Она не пошевелилась, просто продолжала прижиматься к Курту, дрожа всем телом.

Сжав ее напоследок, я осторожно отодвинулась, поднялась на ноги и как можно спокойнее вышла из гардеробной.

Только добравшись до двери спальни, я побежала.

Я позвонил ветеринару, объяснила ситуацию, сказала ей, что мы никак не можем привезти собаку в бурю, попросила ее приехать на дом, и, должно быть, голос у меня был очень испуганный, потому что она согласилась. Пока мы ждали прибытия ветеринара, я оставалась с Куртом и Полночью, держа телефон при себе.

Когда раздался звонок в дверь, Курт решил оставить меня с ней. К тому времени мы уже знали, что, позвонив, поступили правильно, потому что хоть буря еще и не утихла, но раскатов грома слышно не было, а Полночи все никак не становилось лучше.

Когда Курт стал от нее отодвигаться, пронзительный плач раздался снова, и, услышав его, я почувствовала, как уши начали кровоточить.

Устремив глаза на Курта, в которых, как я знала, плескалось дикое беспокойство, я попыталась помешать ему двигаться.

– Я пойду, – сказала я ему.

– Вернусь так быстро, как только смогу, – пробормотал он и стремительно ушел.

Когда его не стало, Полночь завыла так, словно ее застала врасплох внезапная и сильная боль, и она на животе отползла в угол, забившись в него и спрятав морду под лапами.

Я прижалась к ее спине и обняла, бормоча:

– Папочка ушел, но я здесь. Я здесь, детка. Ты в безопасности, Полночь. Папочка скоро вернется. Но я с тобой.

Курт сдержал свое слово, и через несколько минут они с ветеринаром вошли в гардеробную. Поскольку места не хватало, я позволила Курту взять все в свои руки, наблюдая, как Полночь, скуля, жмется к нему, и при виде того, как он принимает ее страх в свое большое, сильное тело, я чувствовала, как сердце разрывается и одновременно наполняется любовью. Я стояла в дверном проеме, пока Курт держал трясущуюся Полночь, а ветеринар ее осматривала, задавала вопросы и делала укол.

– Милая, тащи сюда ее собачью кровать, – распорядился Курт, когда ветеринар поднялась.

Я выскочила из гардеробной и бросилась вниз по лестнице в гостиную, где мы поставили собачью кровать Полночи, когда мы с ней переехали.

Когда я вернулась, ветеринар уже стояла возле гардеробной. Я втащила кровать внутрь, и Курт, встав на колени, поднял затихающую Полночь на руки.

Упав на колени, я отодвинула обувь в сторону и поставила кровать в угол. Курт положил на нее Полночь, но затем устроился рядом, обнимая собаку, пока я отправилась поговорить с ветеринаром.

– У нас есть причины для беспокойства? – спросила я.

– Приют дал вам какие-нибудь сведения об этом животном? – спросила она в ответ.

– Они упоминали об этом, но с тех пор, как она у меня, бури не было, так что это наш первый раз.

Она кивнула.

– Животные, как и люди, проявляют поведенческие симптомы вплоть до психологических травм. Есть даже исследования, которые показывают, что после травматических событий животные страдают посттравматическим расстройством. Они, также как и люди, находят механизмы адаптации, вот почему она оказалась в гардеробной. Я бы рискнула предположить, что дело не в самом помещении, а в том, что ваш запах там сильнее, чем где-либо еще, и она чувствует в этом безопасность.

Приятно думать, что это правда, но по Полночи нельзя было сказать, что она чувствует себя в полной безопасности, даже ощущая наш с Куртом запах, или даже когда мы с Куртом были рядом с ней.

– Если такое поведение проявляется только во время бури, – продолжила ветеринар, – я дам вам рецепт на пероральное успокоительное, которое вы можете ей давать при надвигающейся непогоде. Это должно помочь. Если нет, снова звоните в офис, и я, или другой ветеринар, выедем к вам и сделаем инъекцию.

Я молча кивнула.

Кивнув в ответ, она вошла в гардеробную, проверила, как там Полночь, а потом вышла, и я проводила ее вниз, стараясь скрыть свою нервозность во время прощания.

Лишь только дверь за ней закрылась, я сразу же вернулась в гардеробную.

При виде меня Курт сказал:

– Ей уже лучше, думаю, она почти уснула. Иди сюда и приляг с ней, ладно?

Он вышел. Я вошла. И мое облегчение не поддавалось описанию, когда я увидела, как мирно она лежит в своей собачьей кровати.

Облегчение длилось недолго, когда я услышала слова Курта:

– Это шериф Курт Йегер. Когда вы получите это сообщение, я хочу, чтобы вы позвонили мне с подробностями о том, кто оставил в приюте черную немецкую овчарку по кличке Прекрасная Магическая Полночь, собаку, которую взяла себе Кэди Морленд в прошлом году.

Он продиктовал свой номер, и тут я увидела, как его фигура снова заполнила собой дверной проем гардеробной.

– Ты звонил в приют?

– Да, – выдавил он.

– Зачем?

– Затем, что я собираюсь побеседовать с детьми человека, у которого жила Полночь, чтобы узнать, где он ее взял, а затем я выясню все о тех придурках, у которых он ее забрал.

– И что будешь делать тогда?

– Напугаю до чертиков, обвинив в жестоком обращении с животными.

Ох, боже мой.

– Милый, – прошептала я.

– Это не поможет, но я все равно это сделаю.

– Тебе это так необходимо?

– Да. Адски трудно завести дело в таких обстоятельствах, и обвинение обычно выдвигается в крайних случаях, когда пострадало более одного животного, при организации собачьих боев или в случае смерти животного, что приравнивается к потери имущества. Но мне, черт возьми, все равно это необходимо.

Оказалось, мой мужчина был более чем немного зол, и хотя его гнев согревал мое сердце, и я понимала и соглашалась с причиной этого, все же должна была что-то предпринять.

– Сейчас она в порядке, – мягко сказала я, пытаясь его успокоить.

– Еще десять минут назад – нет, но сейчас она в полном порядке, потому что ей, блядь, дали снотворное.

И тут это случилось.

Его слова и сила, стоящая за ними, вызвали в моей голове видение Курта, сжимающего нашу дрожащую собаку в углу гардеробной. Эти видения соседствовали с воспоминаниями о том, как Курт ласково увещевал Джейни не разговаривать с набитым ртом. И объединились с теми, когда Курт, ничуть не волнуясь, позволил малышу Каллуму использовать его челюсть как боксерскую грушу. Все это накладывалось на требование приюту предоставить ему информацию о жестоком обращении с собакой, и Курт не позволил мне спуститься вниз и открыть дверь, хотя мы знали, что это ветеринар, потому что он защищал меня.

Еще больше воспоминаний начало тесниться в сознании, но я их остановила, прошептав:

– Я люблю тебя.

– Знаю, – ответил он.

Я продолжала шептать, когда выпалила:

– Кажется, я беременна.

Курт застыл на месте.

– У меня недельная задержка, – поделилась я. – По дороге домой я собиралась заехать в аптеку, но погода была отвратительная, и я решила сделать это завтра.

Голос Курта показался слегка суровым, когда он спросил:

– У тебя уже случались задержки?

– Нет.

Он не двигался, и я тоже, пока он, казалось, не повис на дверном косяке, но при этом не отводил от меня глаз.

– Не могу поверить, что ты сказала, что, возможно, носишь моего ребенка, лежа на полу в гардеробной с нашей собакой.

– Я не собиралась ничего говорить, пока не узнаю наверняка, но ты вел себя так по-отечески, что у меня это вырвалось само собой.

Курт поднял бровь.

– Угрожать уголовным преследованием мерзавцам-живодерам – это вести себя по-отчески?

– Заботиться о своем ребенке, каким бы он ни был, даже если он покрыт шерстью... да, это по-отечески.

Его глаза прошлись по моему телу, прежде чем вернуться ко мне.

И когда карие глаза встретились с моими, они согрели каждый дюйм моего тела.

– Может ты и сказала, что у тебя будет от меня ребенок, лежа на полу гардеробной с нашей собакой, но я не собираюсь целовать тебя там, так что, Кэди, детка, будь добра, тащи свою сладкую задницу сюда.

Я погладила Полночь, поднялась на ноги и подошла к Курту.

Он так крепко меня обнял, что было удивительно, как его руки не обернулись вокруг меня дважды. Это означало, что он так близко прижал меня к себе, что я невольно запрокинула голову.

– Хочешь, я съезжу за тестом, и ты его сделаешь? – тихо спросил он.

В такую погоду?

Ни за что.

– Я не хочу, чтобы ты куда-нибудь уезжал, – ответил я также тихо.

– Знаешь, как я счастлив?

– Я знаю, что пока это не очень хорошая идея, приходить в такое волнение. Тревога может оказаться ложной. Мы так долго не пытались. Нужно сделать тест, а затем получить подтверждение у моего врача

– Я не об этом, хотя не нужно говорить, что ребенок просто сделает все еще лучше.

Ох, боже мой.

Я закрыла глаза.

Я не могла представить, что смогу прижаться к нему еще ближе, но его слова заставили меня раствориться в нем так сильно, что было удивительно, как мы не слились воедино.

Тем не менее, я открыла глаза и обеспокоенно спросила:

– Как думаешь, Джейни не будет против?

– Думаю, если она потрясет меня до чертиков тем, что будет против, мы найдем способ заставить ее смириться с этим.

Я все еще волновалась, хоть и знала, что он прав.

– Ладно, тогда, может, ты уже меня поцелуешь? – попросила я.

Уголки его губ приподнялись, глаза потеплели (или загорелись), и он склонился к моим губам.

– Да, – прошептал он. – Теперь я тебя поцелую.

Он начал меня целовать, но его прервал дверной звонок.

Он не отпустил меня, но поднял голову и, нахмурив брови, посмотрел на стену, за которой находился коридор.

– Судя по прогнозу погоды, надвигаются заморозки, – сказала я. – Кто бы это мог быть, кроме ветеринара, вызванного на дом по срочному вызову?

– Твой брат еще в Денвере? – спросил он.

– Да.

– Любой другой сначала бы позвонил, – пробормотал он, когда вновь раздался звонок, и мы услышали стук в дверь. – Черт, – прошипел он, сжимая меня в объятиях, но не отпуская.

Он взглянул через мое плечо на Полночь.

– Я останусь с ней, – сказала я.

Посмотрев на меня, он кивнул, наклонился, коснулся губами моего носа и отпустил.

Я смотрела, как он исчезает, а потом вернулась к Полночи. Присев на корточки, я провела рукой по шерсти, чувствуя, как ее грудь поднимается и опускается в такт дыханию, ощущая биение ее сердца и зная, насколько она спокойна, потому что никто не мог даже приблизиться к двери, чтобы она не залаяла или хотя бы не гавкнула.

Ее глаза были закрыты, и я подразумевала, что она спит.

Тогда я задумалась, как Полночь отнесется к новому члену семьи.

Я размышляла об этом около двух секунд. Учитывая, какой она была, когда познакомилась с Джейни, я решила, что ей очень понравится.

Сняв ботинки, я лежала на спине и улыбалась, когда услышала крик:

– Я, блядь, лишу тебя гребаного значка!

Полночь даже не подняла голову.

Услышав в ответ тихий шепот Курта, я с бешено колотящимся сердцем, вновь быстро проверила ее дыхание на случай, если из-за укола что-то пойдет не так, увидела, что все нормально, и в одних носках выскочила за дверь.

– Ты уйдешь сам или сделаешь это в наручниках, твой выбор, Стоун, – донесся голос Курта из фойе, пока я, торопливо спускаясь по лестнице, не сводила глаз с его широкой спины.

Стоун?

Бостон Стоун?

Бостон Стоун здесь?

– Окружная комиссия заинтересуется тем, что ты воспользовался ресурсами округа для проверки коммерческих организаций, потому что твоя подружка не хочет жить рядом с отелем.

– Во-первых, она не моя подружка, а моя невеста, – поправил Курт, когда я подошла к нему сзади, но, даже не повернувшись ко мне, он своей позой дал понять, чтобы я оставалась за его спиной.

Так что, если я и придвинулась к нему слегка, то сделала это, оставаясь позади него.

И тут я увидела стоявшего от нас в двух шагах мужчину – высокого, темноволосого и довольно красивого.

Но ярость на его лице, злобный взгляд и стиснутая челюсть делали его не таким уж и красивым.

Не говоря уже о том, что он был слишком смазливым. Меня никогда не привлекали смазливые мужчины.

С другой стороны, по-настоящему меня привлекал только Курт, так что...

Его взгляд метнулся ко мне, а затем вернулся к Курту.

– Я бы поздравил вас с развитием ваших отношений, но мне насрать, – отрезал он.

– Не выражайся в присутствии моей невесты, – рявкнул Курт.

Я изо всех сил старалась не реагировать на требование Курта, – сам он беспрепятственно при мне ругался, – и просто прижималась к его спине, не сводя глаз с Бостона Стоуна.

– Прошу прощения, мисс Морленд, – ехидно сказал мне Бостон Стоун.

– Во-вторых, – отчеканил Курт, и внимание Стоуна вернулось к нему. – Я – выборное должностное лицо. И отвечаю перед гражданами этого округа, а не перед окружной комиссией. Поэтому, даже если они ради любопытства и заинтересуются той чушью, что ты несешь, и насколько глубоко я, по-твоему, увяз в этом деле, даже если бы проблема была, а ее нет, они не смогут ничего сделать.

– Ты слил прессе личные дела одного из граждан, выяснив их в результате незаконно проведенного расследования с использованием ресурсов округа, что является правонарушением, – заявил Стоун.

– Выдумываешь на ходу? – насмешливо спросил Курт.

– Не уверен, что Верховный суд штата сочтет эту информацию столь же неинтересной, какой считаешь ее ты, когда услышит, что это преследуется по закону, – возразил Стоун, и эти слова заставили меня положить руку на поясницу Курта.

– Курт ничего не сливал, – встряла я. – Если вы злитесь из-за того, что кто-то узнал о ваших планах до того, как вы смогли их осуществить под носом у населения Магдалены, вам следует поговорить с людьми, которые разгласили эту информацию. Вы не должны появляться на пороге дома шерифа, чтобы запугивать и угрожать ему.

– Я уже поговорил кое с кем, кто распускал язык. Но прежде чем их уволили, они поделились, что информацию вынюхивал шериф.

– Я не представлялся шерифом, – заявил Курт, и я прижал руку к его спине, потому что не думала, что сказанное им пойдет на пользу.

И Стоун накинулся на него.

– Так ты признаешь, что это звонил ты?

– Нет ничего противозаконного в том, чтобы обзвонить архитектурные фирмы и спросить, есть ли у них в планах проекты по развитию парковой зоны Магдалены, – возразил Курт.

– Они сказали мне, что не стали бы рассказывать, если бы звонил не человек, наделенный властью.

– Может, и так, но я не назывался шерифом и не вводил никого в заблуждение, заявляя, что звоню в рамках расследования, – ответил Курт.

– Тогда, это твое слово против их, и во время слушания по правонарушению в качестве защиты можешь воспользоваться своей версией, – парировал Стоун.

– Я звонил им на сотовый, мое имя высветилось на определителе номера, и нетрудно узнать, что я – шериф округа Дерби. Но даже если бы я сказал им, что я шериф, мои расспросы о том, что может происходить на земле, находящейся под моей юрисдикцией, не являлись бы правонарушением. Учитывая, что запросы о реклассификации этой земли уже были поданы, я бы сказал, что это не только не нарушение, но и моя работа – знать, что происходит в моем округе. Но я звонил не как шериф. Если они пытаются прикрыть свои задницы, неся чушь о том, как они открыто поделились со случайным звонящим человеком о делах клиента, это их проблема. Но мой звонок по телефону не является преступлением, подлежащим обвинению должностного лица. И то, что я совершаю подобные телефонные звонки с целью досконально изучить, что происходит в моей юрисдикции, – это часть того, для чего меня избирали.

– Тогда будет интересно понаблюдать за твоей попыткой переизбраться на следующий год после того, как всем станет известно, что маяк Магдалены спасен за счет добытых нечестным путем средств охотницы за богатством, которая женила на себе старого, больного человека с целью унаследовать все его деньги, а затем ты сам женился на ней. Но я бы посоветовал тебе начать искать другую работу прямо сейчас. Слышал, в Блейкли всегда нужны полицейские в торговый центр.

Я почувствовала, как тело Курта под моей рукой напряглось.

Я напрягаться не стала.

Я мгновенно обошла Курта, но он схватил меня одной рукой за живот и притянул к себе.

Поэтому я воспользовалась словами.

– Вам нужно уйти, – посоветовала я.

– Не уверен, что вы представляете угрозу, – сказал Бостон Стоун, скривив губы.

– Я – нет.

Он поднял брови.

– Хотите сказать, что угрозу для меня представляет шериф?

– Хочу сказать, если бы это было правдой, он бы имел на это полное право, учитывая, что вы находитесь в его доме, и вас попросили уйти, по крайней мере, один раз, но вы не ушли, а вместо этого остались продолжать его запугивать, угрожать и говорить мерзости с намерением спровоцировать.

– Вам следовало позвонить мне насчет маяка, мисс Морленд, – зловеще сказал он.

– Забудьте об этом, – огрызнулась я. – И уходите.

Он не ушел. Он продолжал давить.

Наклонившись ко мне, выражение его лица из ехидного превратилось в злобное.

– Я уничтожу тебя и твоего жениха.

Уничтожит меня?

Я уже уничтожала себя, и не раз.

А теперь...

Теперь единственные люди, для которых я имела значение, знали и любили меня.

Я была неуязвима.

С другой стороны, Курт был шерифом. Значит, про него такого сказать было нельзя.

И все же этот человек вел себя как злодей из викторианской драмы.

Это было бы смешно, если бы не было так раздражающе.

Ведь я только что заявила Курту о возможной беременности!

По тому, что Курт сказал дальше, было понятно, что он со мной согласен.

– Иисусе, да ты издеваешься. Просто уходи, ладно? Господи, – бесстрастно протянул Курт.

Стоун отодвинулся и с удивлением посмотрел на Курта.

– Хочешь донести на меня окружной комиссии? Валяй, – предложил Курт. – Хочешь попытаться отстранить меня от должности? Попробуй. Хочешь распространять злобные сплетни о Кэди в попытке заставить меня проиграть следующие выборы? Действуй. Единственный человек, который думает, что у тебя есть рычаги давления, – это ты сам, Стоун. Все и так считают тебя гадом. Если хочешь, чтобы они считали тебя еще и дураком, то я не буду тебя останавливать. Но скажу, меня от тебя уже тошнит, так что у тебя есть пять секунд, чтобы выйти за эту дверь, прежде чем, клянусь Богом, я надену на тебя наручники, арестую за незаконное проникновение, так как не приглашал твою задницу в свой дом, ты сам сюда сунулся, и велю помощнику шерифа забрать тебя. Выбор за тобой. Но поверь мне, я говорю на полном серьезе.

– Я тоже очень серьезен, – выплюнул Стоун.

– Мне плевать, – ответил Курт.

Стоун сердито посмотрел на него.

Курт небрежно притянул меня к себе, и когда Стоун продолжил хмуро на него смотреть, вздохнул.

– Кэди, наручники в кобуре в гардеробной. Можешь достать их для меня? И проверь Полночь, пока будешь там.

– Проект «Парк Магдалены» будет продолжен, – объявил Стоун.

– Ты прав, если в ноябре мы проиграем выборы по отзыву резонирования, твой судебный запрет отменят, – ответил Курт. – Вероятно, так и будет. Алчные до денег монстры как ты, выигрывают часто, и пока могут приписывать себе победу в любой ситуации, им все равно, какое опустошение они оставят за собой. Но судьба сыграет с тобой злую шутку, потому что ты думаешь, что создаешь наследие, когда история запишет это как глупость Стоуна и никак иначе. Так что неважно. Приписывай себе победу. Но не обольщайся, что ты пишешь Декларацию независимости. Все твои планы схожи с планами по строительству обычного торгового центра. Со временем на его месте появится что-то другое, но маяк останется маяком, пока не обрушится. Через сто лет после твоей смерти на камне не будет никаких табличек с твоим именем. Когда ты умрешь, никому не будет до тебя дела.

Стоун, по-видимому, никак не собирался на это реагировать, он просто стоял, кипя от злости.

Поэтому Курт подтолкнул меня, прежде чем отпустить, и напомнил:

– Наручники, Кэди.

– Ты меня не арестуешь, – отрезал Стоун.

– Арестую, если не уберешь свою задницу из моего дома, – ответил Курт.

Стоун пристально посмотрел на Курта, потом на меня, после чего повернулся и вышел за дверь.

Он так ею хлопнул, что задребезжало стекло.

– Ну и засранец, – пробормотал Курт.

Я повернулась к нему.

– Курт…

Он посмотрел на меня и не дал произнести ни слова.

– Не думай об этом ни секунды.

– Но он...

– Послушай меня, – потребовал Курт.

И от его тона я закрыла рот и стала слушать.

– Если ты думаешь, что этот парень может мне нагадить, то должна знать, что Джейк был профессиональным боксером, он создал юниорскую боксерскую лигу и руководил ею в течение многих лет. Родители любят его. И не только родители. Родители и дети, которых он учил боксировать все последние годы, он много лет управлял спортзалом и поддерживал их в форме, помогал учиться защищаться, а когда приходило их время становиться хорошими мужчинами, давал правильный образец для подражания. А Лавандовый Дом принадлежит семье Джози уже более ста лет, ее бабушку в этом городе не просто любили, а практически боготворили. И Джози, усыновив Итана после того, как его мать почти о нем забыла, поднялась до этого статуса примерно за секунду.

Мать Итана почти о нем забыла?

Джози не поделилась этим со мной. Хотя, учитывая, что она его усыновила, я предполагала, что подобное могло произойти, если только другая женщина скоропостижно скончалась. Но я не спрашивала, в основном потому, что произошедшее, каким бы оно ни было, еще оставалось свежо в памяти, и для расспросов время было не подходящим.

И все же, как ужасно.

– А Мик – пожарный-доброволец, – продолжал Курт, проникая в мои мысли, – он постоянно подставляет задницу, чтобы обеспечить безопасность людей и спасти их имущество, а его семья владеет компанией, торгующей свежеморожеными морепродуктами по всему штату Мэн, и он не только богат, его семья помогла основать Магдалену. Не говоря уже о том, что Эми – Амелия Хэтуэй – из семьи Хэтуэй, нефтяных миллиардеров. У нее больше денег, чем мы с тобой увидим за пять жизней, или Бостон Стоун мог мечтать заиметь на свой банковский счет.

Я знала, что Эми из семьи Хэтуэй.

По какой-то странной причине она казалась смущенной, когда рассказывала мне об этом, но все же рассказала.

– И ты богата, – продолжал Курт в том же духе, – и не только потратила свои деньги на восстановление места, которое горожане считают своей гордостью и радостью, но и открыла его для публики, чего никогда не было. Так что им наплевать, что ты вышла замуж за Морленда. Ты – это ты, и один взгляд на тебя говорит любому, что ты не охотница за деньгами. Ты оставалась замужем за этим парнем семнадцать лет, и любой, кто с тобой познакомится, через две секунды поймет, что речь шла о любви и верности.

Ого, это было мило.

– Но даже если бы у меня за спиной не было всей этой огневой мощи, Алисса может просто открыть рот в салоне и подбросить нужную информацию в пару ушей, и со Стоуном будет покончено.

Это была абсолютная правда. Все знали, что в маленьком городке не местная газета, а местный салон красоты является источником новостей.

Курт еще не закончил.

– Кэди, этот человек меня не пугает. И он не должен пугать тебя. У него мания величия, он думает, что деньги решают все, и тот факт, что у него их много, дает ему иллюзию величия. Я сказал, судьба сыграет с ним злую шутку, потому что так и будет. Если бы у Амелии было желание, она в одиночку могла бы его уничтожить. Этот проект не будет продолжен. Он не добьется моего отстранения. Ты каждое утро будешь просыпаться в моей постели и, будем молить Бога, что в течение следующих нескольких месяцев ты будешь это делать беременной моим ребенком. У меня есть это, и ничто не сможет меня задеть, Кэди. Ни единая гребаная вещь.