Текст книги "Время перемен (ЛП)"

Автор книги: Кристен Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)

– Спасибо, что подарила мне этот день.

– А я благодарю тебя в ответ.

И тут Курт улыбнулся.

– Мне пора, милый, – тихо сказала она.

Да.

Дерьмо.

Ей нужно уходить.

– Хорошо, Кэди, – пробормотал он.

Но потом он по-настоящему ее поцеловал.

Его время закончилось, но он так и не смог ей насытиться.

И никогда не сможет.

Но он прервал поцелуй, потому что им нужно было уезжать, он отодвинул Кэди от дверцы, чтобы открыть ее и усадить ее на место.

Она забралась внутрь.

Закрыв за ней дверь, он подошел к панели на стене и нажал кнопку, чтобы открыть ворота.

Она завела машину и помахала ему рукой.

Он поднял руку в ответ.

Кэди сдала назад, и Курт наблюдал, как она проехала несколько футов и остановилась в открытой двери гаража.

Шел легкий снег, и сквозь него он следил, как она выехала на улицу, а затем, посмотрев в его сторону и помахав ему еще раз, уехала.

Полночь ткнулась носом в заднее окно.

Курт снова поднял руку.

Курт проводил их взглядом, а когда машина свернула в конце улицы, вернулся к дому, закрыл дверь и вошел в прихожую.

Рождественская упаковка была сложена в единственный оставшийся пакет в углу, все подарки Джейни были завернуты и загружены в его пикап.

Кэди завернула все до одного. Она занималась этим почти в экстазе (и она была в этом хороша, в отличии от него).

Курт внес свою лепту лишь тем, что отрезал полоски ленты и выкладывал их ровными рядами на краю стола, чтобы ей легче было их брать. И она часто говорила: «Мне нужен твой палец». Он держал ленту, а она затягивала ее вокруг его пальца.

Вот и все.

Кроме того, осталась всего одна корзина с бельем, остальное было выстирано, сложено и убрано.

Она помогала ему в этом, единственный раз, когда кто-то, кроме мамы, когда та к нему приезжала, выполнил работу, которую он не очень любил, и которая не значилась в его планах на этот выходной, он не собирался ею заниматься, когда на повестке дня была лишь одна Кэди.

Но ей захотелось заняться бельем, что было странно, но ясно, как день, поэтому они сделали это.

Они упаковывали подарки, стирали белье, гуляли с ее собакой, завтракали и обедали, принимали душ и занимались сексом в его постели, целовались и разговаривали.

Она заставляла его смеяться.

Он платил ей тем же.

Теперь она уехала домой, а он собирался к дочери.

Он еще даже не добрался до Джейни.

Но все же.

Этот Сочельник уже стал лучшим в его жизни.

И если Ким угадала с тем, что Джейни понравится пирог Кэди, все станет только лучше.

Глава 19

«Быстрая машина»

Курт

Восемнадцать лет назад...

Голова Кэди появилась из холодильника раньше, чем все остальное тело, она держала полупустую бутылочку карамельного соуса «Smucker's».

– У нас есть это, – заявила она.

Курт ухмыльнулся.

– Детка, французские тосты с корицей и карамельным соусом. Думаю, нам подойдет, но, скажу, что на следующее Рождество нам нужно лучше подготовиться. Почти уверен, отсутствие дома кленового сиропа – это главное нарушение рождественских правил.

Она улыбнулась в ответ, но, похоже, не возражала.

Курт же старался не думать о будущем годе.

В его видении, когда они снова отпразднуют Рождество, Кэди будет с ним, и каждый день до этого.

Но на этом видении трудно было сфокусироваться. Слишком многое стояло на пути.

Слишком многое могло пойти не так. Слишком многое могло отнять их друг у друга.

Слишком многое могло их разлучить.

Он вынул размокший хлеб из приготовленной Кэди смеси яиц, корицы и ванили, и бросил его на шипящую сковородку. Затем он опустил в смесь следующий хлебный ломтик.

Кэди подошла сзади и обняла его.

– Обожаю духи, что ты мне подарил, Тони.

Она была такой миниатюрной, что не могла его видеть, даже если бы он повернул голову, поэтому прежде чем сделать это, Курт закрыл глаза, чтобы побороть боль.

Они были вместе совсем недолго.

Но иногда ему казалось, что он многое знал о ней.

Например, какой чертовски смешной она может быть.

Или, как усердно трудится и насколько предана работе, которая была полным отстоем, он никогда не переставал этому удивляться.

Как она не хотела понимать, что с точки зрения разумности, ее отношения с семьей – дело безнадежное, но не отказывалась от них, даже если они относились к ней как к мусору (а ведь они были ее самыми близкими людьми, Курт старался много об этом не думать... но терпел неудачу).

И как щедра она в постели. Как мило, что у нее нет большого опыта, но есть много энтузиазма, потому что она была влюблена в него. Она до нереальности была полностью поглощена им и тем, чем они занимались, отдаваясь друг другу и так много получая от их единения.

И она была невероятно красивой.

Иногда казалось, что они вместе уже много лет.

Он практически жил с ней у Кейси. У него не было с собой много вещей, так как у него был собственный дом, но у него был приличный запас одежды, и все туалетные принадлежности. Он завтракал или ужинал с ней (или водил ее поесть), когда она не работала. Он проводил там почти каждую ночь. А значит, просыпался там почти каждое утро.

С Кэди рядом.

Они безумно легко увязли во всем этом. Она не была капризной, требовательной, незрелой. Когда он забыл вымыть раковину после бритья, она не стала ворчать, как его последняя подружка, а сполоснула ее сама. Она не звонила ему все время, чтобы узнать, где он находится, или убедиться, что он будет там, где она хотела, как это делала его бывшая. Она ни о чем его не спрашивала.

Если она находилась дома, то встречая его, вела себя так, словно он много лет провел на войне.

А по утрам, когда они просыпались вместе, она делала это так, словно только что очнулась от действительно хорошего сна и, открыв глаза, понимала, что сон стал явью.

За то короткое время, что они были вместе, случилась лишь одна неприятность, омрачившая их счастливую жизнь.

Это произошло в тот вечер, когда он пришел к ней на ужин, она находилась на кухне, и единственный раз не бросилась прямо в его объятия.

Играло радио, и, достигнув двери кухни, Курт остановился, прислонился плечом к косяку и уставился на нее, застыв отчасти от ее вида, а отчасти от страха – она стояла спиной к нему, занятая приготовлением ужина, но никак на него не реагировала.

По радио Кейси играла «Быстрая машина» Трейси Чэпмен.

Курт не шевелился.

Он наклонился вперед, в животе все горело, горло сжималось в ожидании...

Он ждал, что она повернется и скажет, что все кончено. Что притворству, о котором она не знала, пришел конец. Ей надоело молчать, даже если она пыталась отыскать в нем причину продолжать верить.

Что она его бросает.

Он хотел ей рассказать. О том, кем был. Чем занимался. Отдалиться от нее, но так, чтобы она поняла. Что он хочет отдалить ее от себя, держать подальше от Марии, Ларса и его банды, обеспечить безопасность и вернуться к ней после того, как все закончится.

Кэп ему не позволил. Кэп сказал, что ей нельзя доверять. Кэп сказал, что Курт познакомился с ней через эту банду, и вероятнее всего, она им верна, по крайней мере, верна Марии, а может, и Лонни тоже. Кэп сказал, что, если он ей расскажет, это может подвергнуть Курта еще большей опасности, он не разрешит Курту выполнять свою работу, если тот позволит подвергнуть себя еще большей опасности. Кэп сказал Курту, что он молод, неопытен, с головой ушел в свою первую работу под прикрытием, не может мыслить ясно, и она могла бы его надурить.

И никакие слова Курта не заставят его передумать.

Он даже, мать его, умолял.

Бесполезно.

Том и Малк согласились с ним. Договорились, что Курт откроется ей, отпустит и вернется к ней, когда станет безопасно.

Но и они не могли поколебать решимость Кэпа.

Так что сейчас Курт увяз.

И увязал все глубже, влюбляясь в симпатичную рыжеволосую девушку с удивительными зелеными глазами, которая понятия не имела, кто он на самом деле, но просыпаясь каждый день, в эти первые моменты уязвимости и открытости, она смотрела на него, словно на сбывшийся сон.

Но теперь ситуация усугубилась. Курт узнал, на что способен Ларс. Узнал, какова цель Ларса. Каждый раз, когда он находился рядом с Марией, сигналы, исходившие от этой женщиной, становились все более жуткими и угрожающими.

Теперь Курт не чувствовал притока адреналина от охоты, от расследования дела, хождения по минному полю тайной работы с конечной целью – засадить плохого парня.

Теперь Курт жил в страхе. Страхе, что его раскроют, – он не боялся за себя, а боялся за то, что они сделают с Кэди, если узнают.

И страхе, что с каждым днем, проведенным с ней, он влюбляется все сильнее и быстрее.

Она уже проникла в его сердце. Еще до того, как он впервые ее поцеловал. Это случилось в грязном коридоре дома Ларса, когда она рассказала о своей цели и том, что не носит красное.

Теперь она зацепила его за душу.

А когда бомба взорвется, что тогда?

Что сделает Кэди, узнав, что каждая секунда была ложью? Каждое слово. Даже имя, которое она произносила, когда ее касались его руки, губы, а он находился глубоко внутри нее.

Когда, она его обнимала.

Господи, как же он ненавидел имя Тони! Уже не только когда его произносила она, но и когда его произносил кто-то другой, ему приходилось сдерживаться, чтобы не вздрогнуть, не зарычать, не огрызнуться.

И в тот вечер, когда играла «Быстрая машина», наблюдая, как она готовит ужин, впервые его не замечая, держась от него подальше, дистанцируясь от него, даже если он, по сути, был с ней в одной комнате, Курт боролся с тем, чтобы позволить всему этому случиться. Уже чувствуя облегчение, которое он испытает, когда она все выяснит. Зная, что сможет вернуться к ней позже, новым, чистым... никем иным, как Куртом. Зная, что после того, как все будет сделано, она поймет, почему он ее отпустил. Потому что оберегал. И не довел ложь до точки невозврата.

Но это была Кэди.

Впервые посмотрев ему в глаза, она даже не могла пошевелиться.

Поэтому, когда песня закончилась, она просто повернулась к нему и тихо сказала:

– Ты дома.

Она позволила словам песни говорить за нее. Позволила им передать послание.

Но ее послание, послание Кэди, исходившее из ее собственных уст, было – «Ты дома».

Курт почувствовал в горле вкус желчи, ноги зачесались, чтобы уйти, пальцы скребли ладони, сжимаясь в кулаки.

Они начали с нуля.

Но им было что терять.

Он должен уйти.

Должен повести себя как придурок, прогнать ее и объяснить все позже.

Он не сделал ни того, ни другого.

Потому что работа держала его в ловушке.

И он был слаб.

А самое главное, он был влюблен в симпатичную рыжеволосую девушку с изумрудно-зелеными глазами.

– Верь, – прошептал он.

Не колеблясь, она прошептала в ответ:

– Я верю.

Она подошла к нему. Кэди всегда приходила к Курту.

И тогда, в тот вечер «Быстрой машины», он ее не отпустил.

Он накинулся на нее.

Пленил.

Прижал к столу, заставил вытерпеть яростную атаку его рта, отчаянные движения его рук.

Потом он повалил ее на пол, и она отдала ему все.

И когда Курт заставил ее кончить, она выкрикнула имя Тони.

О, да.

Он ненавидел имя Тони.

– Тони? – окликнула она, сжимая его в объятиях, когда он не ответил на ее слова о том, что ей нравится его не очень удачный рождественский подарок – флакон духов.

– Я рад, – выдавил он, издав некий горловой звук, и закончил: – В следующем году я сделаю подарок лучше духов.

И он сделает.

В следующем году он подарит ей бриллианты.

Он почувствовал, как она прижалась лицом к его спине.

– Но я только что сказала, что мне нравятся мои духи.

Курт выудил из смеси размокший хлеб и бросил его на сковородку к другим. Он поддел их лопаткой, чтобы они не прилипли.

Затем он повернулся в кольце ее рук и обнял в ответ.

– Я рад, милая, – пробормотал он, наклонился и коснулся губами ее губ.

Вот что у них было. То, кем они были. Это были настоящие они, она просто не знала всей правды, но они были реальны.

Именно это Малк и сказал Курту, чтобы тот не терял рассудок.

А он его терял.

Буквально.

И он был не в себе, сказав:

– Думаю, ты должна позвонить своим родителям и сказать, что мы не сможем приехать на рождественский обед.

В ее глазах промелькнуло нечто, сказавшее ему, что ей хочется это сделать, но она не собирается.

Он уже встречался с ними однажды. На семейном обеде, устроенном Кэди перед Днем Благодарения в надежде, что они пригласят Курта встретить сам праздник с ними.

Они этого не сделали, и он провел День Благодарения с Ларсом и двумя членами его банды, притворяясь пьяным.

Во время обеда отец вел себя нормально. Он был умным, но слабым человеком и почти не обращал внимания ни на что важное, например на свою дочь.

Ее мать была надменной, властной стервой.

А брат – хуже них всех.

Не засранцем. Не мудаком. Слово для описания самодовольного, высокомерного, снисходительного, критичного, язвительного придурка, которым он являлся, еще не придумали.

Курт его возненавидел. Как Кэди его терпела, он не знал.

Но он знал, это часть того, почему он все сильнее и быстрее в нее влюблялся.

Она не отказывалась от людей.

Что и требовалось доказать, учитывая, что одним из таких людей был... он.

– Мы должны поехать, – сказала она.

– Мы ни хрена не должны, – ответил он.

– Они тебя пригласили, – соврала она.

– Ты заставила их пригласить меня, сказав, что без меня не поедешь.

Она замолчала, потому что не могла с этим спорить, поскольку он был прав.

Курту захотелось рассмеяться, завыть, посадить ее в свой «Шевроле», отвезти в Монтану и затеряться там с ней под широким небом.

– Кэди… – начал он.

– Тони, сегодня Рождество.

Тут он заткнулся, отчасти из-за Рождества, отчасти потому, что ему пришлось оправляться от очередного удара из-за имени Тони.

Он пожалел, что она не придумала для него ласкательного прозвища. Ему все равно, пусть бы звала его хоть «медвежонок». Даже медвежонок был бы лучше Тони.

Поняв, что добилась своего, она встала на цыпочки, коснулась губами его подбородка и отстранилась, сказав:

– Тебе нужно перевернуть тост.

Она была права.

Сейчас это были они, настоящие они, и однажды, и он надеялся, что это случится скоро, он сможет рассказать ей, насколько они настоящие.

Но теперь ему пришлось перевернуть тост.

Он занялся этим, а она бросила еще один кусок хлеба в смесь.

Это тоже было частью их отношений, частью того, что казалось устоявшимся, будто она жила с ним уже много лет. Они вместе находились на кухне, готовили или убирали, будто имели за плечами десятилетия практики.

– Нож, что ты мне купила, тоже милый, детка, – пробормотал он, беря тарелки.

И это правда. Она не могла себе позволить швейцарский армейский нож, который подарила ему на Рождество, но пресекла все его возражения, запрыгнув на него, чтобы заставить заткнуться, и эта тактика сработала.

Она не могла позволить себе большего, и он это знал (за исключением того, что положила в его праздничный чулок), поэтому подарил ей только духи.

Он сделал пометку по поводу чулка, так как, черт бы его побрал, не сделал его для нее, и из-за этого чувствовал себя ослом. К счастью, она положила в него только несколько забавных безделушек. Конфеты. Спрей-серпантин. Дезодорант. Крем для бритья.

Но суть заключалась в том, что он мог позволить себе больше, чем духи, но не стал этого делать. Только не в этом году. Она не знала, откуда он берет деньги, и не спрашивала. Но он не хотел, чтобы она думала, что какой-то грандиозный подарок был куплен для нее на грязные деньги, особенно если это было не так.

И, если все пойдет наперекосяк, он не хотел оставлять о себе возможное безобразное воспоминание.

В следующем году.

Все это будет в следующем году.

– Каждому мужчине нужен хороший перочинный нож, – ответила она.

– Кэди.

Она повернулась к нему.

– Я знаю, что это хороший нож. И он очень много для меня значит, – тихо сказал он ей.

Улыбка, которая его когда-то очаровала, была ослепительной.

Он боролся с желанием поцеловать ее, потому что обычно это приводило к гораздо большему, и они бы заснули, такое уже случалось, под рождественской елкой, а им нужно поесть и подготовиться к представлению, что их ждет у ее родителей в полдень.

– Прошу, Кэди не опаздывай. Я знаю твою привычку опаздывать, – услышал он по телефону голос ее матери.

А еще ему нужно было снять со сковороды тост.

Что он и сделал.

А она бросила туда еще два ломтика.

Соприкасаясь коленями, они сидели с полными тарелками за кухонным столом Кейси.

– Потрясающе, – выдохнула Кэди после первого кусочка.

Курт понятия не имел, сыграла ли свою роль корица в яичной смеси. Или же корица, которую она посыпала сверху.

Карамельный сироп – определенно.

Но она была права.

Он толкнул ее коленом и сомкнул зубы на французском тосте, чтобы скрыть ухмылку за укусом.

Она толкнула его коленом в ответ и вонзила зубы в свой тост.

Они поели.

Прибрались.

Пока они принимали душ, пальцами он заставил ее снова кончить.

Потом они собрались и отправились к ее родителям.

На обратной дороге домой они молчали.

Она подождала, пока они войдут в дверь, он ее закроет, запрет и станет снимать шарф обмотанный вокруг шеи, прежде чем начать:

– То…

Он оборвал ее не только потому, что не хотел слышать это имя из ее уст, но и потому, что был... в бешенстве.

– В следующем году – нет.

Излишне говорить, что рождественский обед прошел не очень хорошо.

Только не с семейством Уэбстер.

Четыре часа и семнадцать минут (он считал время) настоящей пытки.

Господи, да ее мать – просто кусок дерьма, а этот ее братец?

Иисусе.

– Тони, – прошептала она, не снимая куртки и не сводя с него глаз.

– А когда у нас появятся дети, Кэди, этот мудак и близко к ним не подойдет. И под этим мудаком я подразумеваю Кейлена.

Она закрыла рот и уставилась на него, широко раскрыв глаза.

Курт был слишком взволнован, чтобы заметить или обеспокоиться ее реакцией.

Он бросил шарф на спинку одного из стульев Кейси и взялся за пуговицы пальто.

– Твоих отца и мать мне придется терпеть, потому что, возможно, они станут лучшими бабушкой и дедушкой, чем родителями. Но если твоя мать начнет нести херню, Кэди, для них тоже все будет кончено. Дети должны знать, кто они. Но им по жизни не нужно, чтобы какая-то бой баба их изводила... Не понимаю. Какого хрена она так на тебя злятся?

– Например, из-за высшего образования, – поделилась она.

– Марк Твен не окончил колледж.

Она заморгала, глядя на него.

– И Ансел Адамс тоже, – продолжал он.

Она вытаращила глаза.

– Фрэнк Ллойд Райт, Генри Форд, даже чертов Бенджамин Франклин.

Ее глаза округлились.

– Черт возьми, у Авраама Линкольна не было высшего образования, – выпалил он.

– Ого, ты знаешь много кого, кто не окончил колледж, – прошептала она.

Он знал это, потому что сам поссорился с отцом из-за того, что не пошел в колледж в тот период, когда не хотел иметь с этим ничего общего, он хотел сразу приступить к делу, став полицейским. Поэтому вспомнил о споре, который сейчас пришелся как нельзя кстати.

Курт, в конце концов, выучился, но его доводы в то время звучали убедительно. Даже его отец сдался.

Хотя мама ему говорила, что он быстрее бы дослужился до детектива, будь у него степень по политологии или уголовному праву.

Он специализировался и на том, и на другом.

Естественно, он не рассказал об этом Кэди.

– Я уже донес свою точку зрения? – спросил он, снимая пальто и бросая его к шарфу на спинку стула.

– В следующий раз я упомяну об Аврааме Линкольне, – сказала она. – И Бене Франклине, – добавила она.

Разве она не провела последние четыре часа там же, где и он?

– В следующий раз? – спросил Курт.

Она прикусила губу и тоже сбросила куртку.

– Они меня ненавидят, – заявил он.

– Тони, милый, – тихо сказала она, бросая куртку на спинку дивана и подходя к нему.

– Они ненавидят меня и не скрывают этого. Они не видят, что я для тебя значу. Не видят, что у нас есть. И, Боже, Кэди, ты не можешь этого не замечать.

Она подошла ближе и положила руку ему на грудь, говоря:

– Об этом нужно знать лишь мне. Кого волнует, что они думают?

– Они думают, что это будет «Быстрая тачка».

Она замерла.

Да, она передала свое послание с этой песней.

И они провели Рождество вместе.

Теперь он был полностью готов.

Так что Курту тоже нужно было передать свое послание.

Он поднял руку и обхватил пальцами ее запястье.

– Это не будет «Быстрой тачкой», Кэди, – сказал он ей дрожащим голосом.

– Я знаю, – ответила она, придвигаясь ближе.

– Дело в том, что единственная, кто должна верить, – это ты, и ты веришь. Поэтому, если они любят тебя, они тоже должны верить.

– Они просто защищают.

– Они не защищают тебя. Они осуждают.

– Они поймут, – заверила она.

– Они ни хрена не поймут.

– Может, и нет, – согласилась она.

– Никогда, Кэди, они не поймут ни хрена. И хуже всего то, что у них даже нет желания вести себя вежливо. Иисусе, как вообще такое вышло, что они тебя заделали?

Другая ее рука легла ему на талию и обвилась вокруг нее.

– Не знаю, но это, наверное, самое приятное, что мне когда-либо говорили.

– Не смеши меня, когда я так зол, – ответил он.

– Я вовсе не шутила.

Иисусе.

Ее волосы. Это лицо. Эти веснушки. Ее попка. Ее щедрость. Ее верность. Ее чувство юмора.

Эти чертовы глаза.

А то, что она не такая, как ее родители – самое приятное, что ей когда-либо говорили?

Он убрал пальцы с ее запястья, обхватил ее лицо обеими руками и наклонился к ней.

– Нам придется принять решение насчет них, Кэди. Это мы. Ты и я. И я могу это стерпеть. Но я не собираюсь сидеть за столом или находиться в комнате, или даже дышать с ними одним воздухом, зная, что ты это терпишь. Не это. Не от них. Особенно не от твоего братца. Ты меня понимаешь?

Ее кивок отдался ему в ладони, но она не отвела взгляда.

Она его понимала.

Поэтому он ее отпустил, схватил за руку и потащил к дивану.

– Теперь мы найдем фильм, – объявил он. – «Рождественская сказка», или «Скрудж», или «Эта прекрасная жизнь» должны идти на каком-нибудь канале. И мы сотрем это рождественское дерьмо розовой пижамой в виде кролика.

Кэди расхохоталась.

Курт – нет.

Он рухнул на диван, увлекая ее за собой.

Он вытянулся вместе с ней, прижимая ее спиной к своей груди.

И только когда она оказалась рядом, он потянулся к пульту.

Делая это, он думал, что духи были убогими. Не та дешевая марка, которой она обычно пользовалась, и они ей шли, но все равно убогие.

Но не более убогие, чем чек на сто долларов, подаренный ей родителями.

Ее мать протянула его (даже не в проклятом конверте) со словами:

– Мы знаем, тебе это нужно, Кэди.

Они даже не потрудились снять наличные. Они дали ей чек.

На сто баксов?

Кэди подарила матери браслет, который не могла себе позволить, а отцу – бейсболку «Бронко», которую тоже не могла себе позволить.

Курт прикинул, сколько она потратила, и этим дурацким чеком они даже не возместили сумму подарков.

От этого у него крышу снесло, и не в хорошем смысле.

Брат ничего ей не подарил, а у нее было гораздо меньше денег, чем у него, но она купила ему пакетик его любимого зернового кофе и кофемолку.

На что он ответил:

– Дома у меня стоит «Cuisinart», но, думаю, важен не подарок, а внимание.

Черт побери, Курту захотелось вдарить парню кулаком по морде, и тут же он подумал, что это рождественское чудо, что ему удалось сдержаться.

– Хочешь пива? – спросила Кэди, к счастью отвлекая его от этих мыслей.

– Мы найдем кино, – ответил Курт, переключая каналы и предаваясь недавним воспоминаниям, которых он не хотел помнить. – Потом я принесу нам пива.

– Мне все равно, – сказала она.

– Нет, – сказал он. – По-моему, нужно что-нибудь забавное. После всего дерьма с твоей семьей, нам нужно развеселиться.

– Нет, милый, я хочу сказать, что для меня это не имеет значения.

Услышав ее тон, он посмотрел на нее и увидел, как она выгнула шею, чтобы посмотреть на него.

– Что? – спросил он.

– Французские тосты с корицей и карамелью имеют значение. Они не имеют значения. У нас есть французские тосты с корицей и карамелью. А раз они есть, то мы можем вытерпеть все, что на нас свалится.

Боже, он надеялся, что она права.

Боже, он охренеть как надеялся, что она права.

Рядом с ней он почувствовал, как напряжение его покидает, как начинает расслабляется, и склонился ближе к ее лицу.

– Ты права.

– Ты найдешь фильм, малыш. А я пойду принесу нам пива.

Прежде чем он успел ее остановить, она быстро коснулась его губ и выскользнула из его объятий.

Она принесла им пива и накрыла его пледом (потому что Кэди держала отопление на низком уровне, экономя деньги, даже если он давал Кейси деньги на оплату коммунальных услуг, о чем она не знала, она считала, что нечестно обременять Кейси высокими счетами за коммунальные услуги, когда он делает ей большее одолжение, чем она ему).

Она забралась под плед, зарываясь в Курта всем телом.

Курт сбросил ботинки.

Кэди последовала его примеру.

И Курт нашел «Рождественскую сказку».

Они пропустили кусочек с лампой в виде ноги, но не кусочек с пижамой-кроликом.

А в следующем году, поклялся Курт, они начнут Рождество с французских тостов с корицей и карамелью, но он позаботится о том, чтобы у них было все необходимое, чтобы устроить большой пир, прежде чем они снова развалятся перед телевизором.

Это означало, что никакого рождественского обеда с ее родителями не будет (хотя, возможно, он будет с его родителями).

Но в следующем году они начнут Рождество так же, как начали его в этом.

И закончат его также, как сейчас.

Глава 20

Ты поступил правильно

Курт

Наши дни...

СООБЩЕНИЕ ПРИШЛО ровно в девять тридцать, будто она ждала, не желая вмешиваться, но желая сказать, что нужно.

«Счастливого Рождества, милый. Люблю тебя. Увидимся позже».

Прочитав сообщение Кэди, Курт почувствовал, как черты его лица смягчились, и знал, что изменилось не только лицо, но и взгляд, когда ощутил, как рука Ким обвилась вокруг его шеи. Он откинул голову назад, ее рука упала, и он увидел ее рядом с кушеткой, где он сидел, и она смотрела на него сверху вниз.

– Смертельно влюблен, – пробормотала она.

Его взгляд метнулся к ёлке, где среди моря распакованной оберточной бумаги стояла Джейни, до пояса облаченная во фланелевый русалочий хвост, преимущественно аквамаринового цвета с розовым плавником на конце, она целиком ушла в процесс смены нарядов, которые можно было приклеивать на изображенную на рисунке русалку (в этом году ее список подарков Санта-Клаусу определенно имел тему).

Он перевел взгляд обратно к Ким как раз вовремя, чтобы услышать, как она шепотом спрашивает:

– Неужели вид влюбленного Курта заставит меня испытывать тошноту?

– Заткнись, – прошептал он в ответ, чувствуя, как подергиваются губы.

В ее глазах заплясали огоньки.

– Так и есть. От этого меня точно стошнит.

– Не возражаешь, если я отвечу Кэди? – сухо спросил он.

– У меня бы случился сердечный приступ при мысли, что ты на самом деле спрашиваешь моего разрешения сделать что-то, но раз ты этого не делаешь и говоришь с сарказмом, я дам тебе ненужное. Ответ. То есть «нет».

Он усмехнулся, глядя на нее снизу вверх.

Потом склонился к телефону и написал в ответ: «Счастливого Рождества, детка. Надеюсь, у тебя сегодня хороший день. Тоже тебя люблю и скоро увидимся».

– Папочка! – крикнула Джейни, и он повернулся, видя, как она держит доску с русалкой в фиолетовом наряде, но другая ее рука также была поднята, и она держала в ней зелено-синий русалочий наряд. – Фиолетовый или зеленый?

Если бы кто-то сказал ему, что однажды его попросят высказаться о наряде русалки, он бы рассмеялся и тихо понадеялся, что этого никогда не случится.

И, подумав так, он бы оказался совершенно не прав.

– Однозначно, фиолетовый, – твердо заявил он.

Джейни, выглядя неуверенной, обратила взор к матери, и спросила:

– Мама?

– Фиолетовый, Джейни. Всегда фиолетовый, милая. Однозначно, – ответила Ким, и для нее это всегда был фиолетовый, так как это был ее любимый цвет.

Джейни отложила вещи в сторону и объявила:

– На всякий случай попробую зеленый.

Ни Курт, ни Ким не удивились, что дочь проигнорировала их совет.

– Еще кофе? – спросила Ким Курта.

– Да, – пробормотал он, поднимаясь с дивана. – Пора завтракать.

– Папочка, а можно на завтрак сливочный пирог? – спросила Джейни.

Сказать, что дочери понравился пирог Кэди, – это ничего не сказать.

И преуменьшением было сказать, что Джейни пришла в полный восторг, когда они с Ким сказали, что Курт вместе с ней отправятся на большой семейный рождественский обед, хотя и понятия не имела, кто эта семья.

Это еще раз подтвердило его правоту. Она понимала, что большая семья и много людей в особых случаях – это хорошо. И она понимала, что как бы весело ни было ходить к Джейку и Джози, к детям Джейка (особенно Итану, младшему сыну Джейка, в которого Джейни была влюблена) или родителям Курта, это не также хорошо, как проводить время с семьей мамы.

И ей хотелось, чтобы такая семья была и у ее отца.

Так что рождественский ужин с Кэди и ее семьей был воспринят на отлично.

Если ее братья будут хорошо себя вести.

– Пирог со сливочным пивом, Джейни, – поправила ее Ким. – Папина подруга, Кэди, испекла пирог со сливочным пивом.

И Ким была полностью на его стороне, что-то, чего Курт не мог понять, даже если бы списал это на ее чувство благодарности.

Но, может, она просто была рада, что у Курта тоже все налаживается.

Она его любила, и ясно, что никогда не переставала любить, просто упорно пыталась приспособиться к чему-то правильному, хорошему и здоровому, не только ради Джейни, но и ради себя и Курта.

Достаточно сказать, что накануне Курт провел самый лучший Сочельник в своей жизни.

Еще не было и десяти утра, а его Рождество начиналось точно также, потому что на этот раз он испытывал надежду, настоящую надежду на то, что все наладится.

Джейни, сморщив носик, взглянула на маму.

– Я нюхала папино пиво, и этот пирог совсем им не пахнет.

Ким усмехнулась.

Как и Курт.

– Через пару лет, милая, мы начнем читать Гарри Поттера, – предложила Ким.

Джейни очень любила книги, поэтому повеселела.

– Можешь прочесть мне его прямо сейчас!

– Это может оказаться несколько пугающе, – сказала Ким.

– Ничего страшного. Я никогда не боюсь, – ответила Джейни.

Именно тогда Курт разразился заливистым смехом, потому что его малышка до такой степени была трусишкой, что потребовала, чтобы они отправились за сладостями на Хэллоуин до захода солнца, потому что некоторые из костюмов других детей ее пугали.

И тут Джейни сморщила носик уже глядя на него.

– Я не боюсь, – заявила она.

– Ладно, кексик, – пробормотал он, забирая свою пустую кружку и кружку Ким, и направляясь с ними на кухню.

– Я не боюсь! – крикнула она ему в спину.

Курт остановился, повернулся и, ошеломленный, посмотрел на милое… и упрямое личико дочери.

Он никогда в жизни не видел у нее такого выражения.

И если только у нее не было настоящей потребности быть услышанной или она не была слишком чем-то взволнована, то никогда в жизни не кричала.