Текст книги "Время перемен (ЛП)"

Автор книги: Кристен Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)

– А пожары?

– Отвлекающий маневр. Прикрытие, чтобы он мог делать свою работу. Таков его подчерк. Тогда это были не пожары, но чтобы сбить копов и врагов со следа, Ларс потворствовал всевозможным дерьмовым поступкам своих парней, чтобы отвлечь внимание от реального дерьма, что он творил, тогда бы никто не фокусировался ни на нем, ни на его операциях. А сейчас, есть череда смертей, следующих одна за другой, зная это, легко связать отдельные убийства членов команды с известными сообщниками в прошлых преступлениях и определить преступника. Но если не торопиться, что он и делает, внимание полицейских сосредоточится на расследовании поджога, а не на расследовании того, что кажется случайным убийством, их внимание обращено на причину пожара, на тот факт, что это поджог, на тот факт, что до него были и другие с тем же самым подчерком, никак не связанные с произошедшими через несколько дней или недель, так называемыми, случайными убийствами. А Ларс – не поджигатель. Он – торговец наркотиками. Хороший выбор, чтобы выйти за рамки привычного, предоставляя себе больше дымовой завесы, чтобы сбить полицейских со следа. Но, к слову, в неразберихе преступлений, происходящих в таких местах, как Рено, Денвер и Шайенн, тонкие звенья одной цепочки могут затеряться. И тут одно из этих тонких звеньев становится более различимым, когда загорается пристань Миллс, а мы оба находимся поблизости.

– Приберег нас напоследок, – пробормотала она.

Курт ничего не ответил.

Но он не думал, что это было именно так.

Пожар в Миннесоте и последовавшее за ним убийство произошли всего три месяца назад.

Так что, по его мнению, они с Кэди находились дальше всех, а Ларс просто двигался на восток, и теперь, в конце пути, ему было все равно, что их связывает.

На самом деле, он предполагал, что Ларс не собирался охотиться на Кэди, но она переехала в город Курта, так что могла бы, в конечном итоге, стать вишенкой на торте.

– Звено по-прежнему кажется тонким, Курт, – заметила она. – Как ты все это собрал воедино?

– Я бы не установил, что у поджогов в разных местах один и тот же подчерк, если бы они не случились в Колорадо, Миннесоте и здесь. Один из членов команды с условно-досрочным освобождением запросил разрешение о смене места жительства на Миннесоту, чтобы отправиться туда ухаживать за больной матерью. Сложив все вместе, прогнав по базе другие имена, я обнаружил всех их мертвыми, так все сходилось.

– Мертвы все?

– Нет. Но осталось только трое. Ты, я и Мария.

– До Марии он добраться не сможет, – пробормотала она.

– Он не пойдет за Марией. Он ни за что не убьет свою Джозефину.

– Я никогда этого не замечала, – сказала она как бы про себя. – Ты говорил мне наблюдать за ним, быть с ними осторожной, но я так ничего и не увидела.

Она знала, ее подруга принимает исключительно плохие решения, но не понимала, насколько они плохи. Отчасти из-за преданности. Отчасти из-за их общей истории. Но в основном из-за того, что любила Курта.

– Кэди, ты не смотрела так пристально, как я, – мягко сказал он.

– Да, – прошептала она, а потом спросила: – Как думаешь, она знает, что он делает?

– Она не может иметь с ним никаких контактов, так что, если он не глуп, я в этом сомневаюсь.

– Он мог бы написать ей под другим именем, которое она, вероятно, знала бы, а тюремщики – нет.

Тюремщики.

Он бы рассмеялся, если бы не сходил с ума от беспокойства.

– Он не произвел на меня впечатления человека, пишущего письма, – поделился он.

– Верно, – пробормотала она. Он знал, что она снова смотрит на него, когда она спросила: – Эм... зачем мы едем в приют?

– Чтобы взять тебе собаку.

– Я знаю, но... ну, разве ты не должен его искать?

– Тебе нужна собака.

И снова молчание, но это молчание было тяжелым.

Она заговорила первой и на этот раз.

– От пяти дней до трех недель, Курт. С того пожара прошло пять дней.

– Он идет за мной.

– У тебя маленькая дочка.

– Кэди, он идет за мной.

– Откуда ты знаешь?

Но он не знал.

Просто не хотел, чтобы она сошла с ума от страха.

– Собака, глазок, и мы распорядимся установить тебе сигнализацию.

Он понял, что она отвернулась, чтобы посмотреть в боковое окно, когда сказала:

– Когда все это закончится? Такое чувство, что мы живем в этом целую вечность.

Эти слова выбили из него дух, потому что, черт возьми, она была абсолютно права.

Но ему и в голову не могло прийти, что она скажет такое.

Он думал, она живет идеальной жизнью со своим папиком, и не знал, что она продолжает следить за ним, но отказывался позволять себе думать об этом или о том, почему она делает нечто подобное, говоря себе, что у нее не все в порядке с головой, и это было единственной причиной, по которой кто-то вроде нее так бы поступил. Но еще недавно он также отказывался видеть, что с тех пор, как между ними все закончилось, она была также одержима всем этим, как и он.

И не она следила за ним, а ее муж.

Но, безусловно, она прожила эти годы точно также, как и он: преследуемая всем произошедшим дерьмом, которое привело их отношения к концу.

Он ничего не сказал по этому поводу. Он даже не мог уложить это все в голове, чтобы обдумать.

Не сейчас.

– Когда твоя жизнь полна таких людей, иногда это не может кончиться никогда.

– Да, уверена, родители Лонни чувствуют то же самое, – сказала она и снова замолчала.

На этот раз молчание нарушил Курт.

– Ты, правда, никогда ее не навещала?

– Полагаю, твои коллеги, вероятно, рассказали, что, когда я навестила ее в полицейском участке, у нас произошла довольно драматическая ссора.

Он ничего не мог с собой поделать, он усмехнулся, потому что ему не просто рассказали, это было записано на пленку, и он ее смотрел.

Она взбесилась и набросилась на Марию.

И даже, несмотря на разделяющую их стеклянную перегородку, Мария взбесилась в ответ.

– Он натворил кучу дел, но был хорошим парнем, – задумчиво сказала она. – Он был забавным и милым и сделал бы для тебя все, что угодно. Он влюбился в меня, и это было неправильно, но ты не можешь контролировать, кто тебе может нравиться. Понимаю, это не худший его проступок, но он этого не заслужил. – Она помолчала и тихо закончила: – Он этого не заслужил.

– Нет, Кэди, он этого не заслужил.

Оставшуюся часть пути до приюта они проехали молча, и он знал, их мысли были об одном и том же, и уж точно не о сегодняшних событиях, и ни одна из этих мыслей не была хорошей.

Войдя в приют, Курт взял инициативу на себя.

Без предисловий и приветствий он заявил:

– Ей нужна взрослая собака, не слишком старая, хорошо воспитанная, большая, умеющая защищать, недружелюбная к незнакомцам, верная, чтобы громко лаяла.

Работница приюта уставилась на него с открытым ртом.

Курт уже собирался предложить ей пошевеливать задницей и показать им собак, как вдруг почувствовал, что к нему бочком подобралась Кэди, а потом почувствовал, как костяшки ее пальцев задели его кисть, а потом она обхватила его пальцы.

И впервые с тех пор, как собрал все детали воедино, он не думал ни о Ларсе, ни о защите дочери, ни о том, что Кэди в опасности.

Он думал о воспоминании, оставшимся живым с тех пор, как ему было двенадцать, и он дразнил отца за то, что тот держался за руки с мамой.

Отец улыбался, но его голос был суровым, что привлекло все внимание Курта, и то, что он сказал, создало незабываемое воспоминание: «Поверь мне, когда ты найдешь женщину, с которой захочешь провести остаток своей жизни, ты всегда будешь хотеть держать ее за руку».

Он держался за руки со многими девушками и изрядной долей женщин.

Но они с Кэди, если находились в непосредственной близости друг от друга, не двигались с места без того, чтобы его пальцы не сжимали ее.

Он скучал по ее запаху. Скучал по этим зеленым глазам. Скучал по ощущению ее волос. По своим рукам на ее заднице. Ему не хватало ее чувства юмора. Он скучал по тому, что у нее, возможно, не было большого опыта в постели, но она была лучшей из всех, кем он когда-либо обладал, не только из-за ее энтузиазма, но и потому, что она была так чертовски влюблена в него, она любила его так чертовски сильно, что это выплескивалось наружу – особенно когда его руки и рот были на ней, а член внутри нее.

Но с тех пор как он ее потерял, было больше моментов, когда ему не хватало просто того, чтобы подержать ее за руку.

Двигаясь медленно, словно пробираясь сквозь патоку, он посмотрел на нее сверху вниз и увидел, что она посылает ему нежную улыбку.

– Ты не можешь заказывать их, милый, – прошептала она.

Он понятия не имел, о чем она говорит.

Он просто знал, что никогда не захочет сдвинуться с места из этой позы, глядя в зеленые глаза, когда ее пальцы будут держать его до конца жизни.

Он понял, что она не находится под действием тех же чар, когда она повернулась к работнице приюта и сказала:

– Не могли бы вы просто показать нам щенков?

Услышав последнее слово, Курт постарался взять себя в руки и сжал ее пальцы.

– Кэди, ты не возьмешь щенка, – сказал он, когда она на него посмотрела.

– Они все щенки, Курт, – ответила она.

– Совершенно верно, – наконец заговорила работница приюта.

Кэди одарила ее улыбкой, прежде чем обернуться к Курту.

– Мы здесь, мы в безопасности, – прошептала она. – Я пойду посмотрю на собак, а ты, наверное, хочешь сделать несколько звонков.

Он хотел, и она была права.

Она могла посмотреть собак, а он мог убедиться, что дело по поиску Ларса движется.

Он кивнул.

Ее лицо смягчилось, она крепче сжала его пальцы, а потом отпустила и ушла вместе с работницей приюта.

Курт потратил сорок пять минут на то, чтобы получить инструкции от своего старшего помощника, а затем позвонил в Денвер предупредить Малка и Тома о том, что происходит, и заставить их приступить к своей части преследования.

Он обнаружил, что прошло сорок четыре с половиной минуты, и отправился узнать, куда исчезла Кэди, и увидел ее посреди широкого прохода в огромной комнате, с обеих сторон заполненной большими клетками, в большинстве из которых находились собаки.

Он старался не смотреть.

Если посмотрит, Джейни тоже получит собаку (или трех), и ему придется заботиться о собаке, а также о дочери и целом округе, будто ему нужен еще кто-то, кто бы сверлил ему мозг.

Кэди была на полу с собакой из одной из клеток. Собака сидела у нее между ног, позволяя себя гладить, и выглядела так, словно наслаждалась всеобщим вниманием, если судить по количеству попыток облизать лицо Кэди.

На первый взгляд казалось, что она сделала правильный выбор. Собака была большая, грозная (не считая облизывания) и выглядела так, будто в ней было много от немецкой овчарки.

Потом он подошел ближе, пес насторожился, неловко встав на четвереньки, и работница приюта осторожно двинулась к паре.

– Кэди, нет, – сказал он еще до того, как подошел к ним. – Эта собака хромая.

Левая задняя нога удерживала часть веса, она была так сильно деформирована из-за раны, что явно не могла зажить должным образом.

– Она прекрасна, – пробормотала Кэди, вцепившись руками в собачью шерсть, пытаясь заставить ее снова обратить на себя внимание.

– Кэди…

Она посмотрела не него, и, увидев выражение ее лица, Курт закрыл рот.

– Ее зовут Прекрасная Магическая Полночь, – благоговейно прошептала она. – Разве не прекрасно?

Дерьмо.

– Кэди…

– Она чистокровная немецкая овчарка, черная, – сказал работник приюта. – Нам рассказали ее историю, и на объявление в газете откликнулся пожилой джентльмен. Ее хозяева сказали, что задняя нога угодила в капкан, но джентльмен с подозрением отнесся к этой информации и, несмотря на то, что она хромала и с опаской к нему относилась, взял ее к себе. Ветеринар подтвердил его подозрения, причиной травмы стал не капкан, а жестокое обращение и несвоевременно оказанная медицинская помощь, отчего рана никак не могла зажить должным образом.

Дерьмо.

– К несчастью, вскоре джентльмен скончался, и так как у его дочери и сына было много домашних животных, им пришлось привезти ее сюда. Поскольку она какое-то время уже оставалась у нас, мы старались подыскать ей правильный дом, но, должна сказать, у нее есть проблемы во время шторма. Это проявляется в том, что в основном она просто дрожит и прячется, обычно в шкафах.

Гребаное дерьмо.

– Кэди, хочу сказать, что в штате Мэн часто бывают штормы, – заметил он.

Работница приюта еще не закончила.

– У нее также некоторые проблемы с гиперопекой, она загоняет в угол незнакомых людей, и, как нам сообщили, может казаться довольно злобной, хотя, насколько всем известно, она не причинила никакого вреда. Однако ее может отозвать только знакомый ей человек. И важно, чтобы вы знали, она – животное для одного владельца, и хотя дружелюбна и ласкова к людям, которых знает или чувствует, что они в хороших отношениях с ее владельцем, было отмечено, что ее преданность сосредоточена почти исключительно на хозяине.

Курт посмотрел на работницу.

– Мы ее берем.

Губы работницы дрогнули, и она сказала:

– У нас существует процесс подачи заявки, занимающий всего пару дней на получение одобрения.

– Мы обходим процедуру подачи заявки, – объявил Курт.

– Курт, – успокаивающе пробормотал Кэди, и он почувствовал, что она поднимается на ноги.

– Сэр, я понимаю, что вы представитель органов власти, – начала работница, косясь на рубашку и куртку шерифа. – Но наши процедуры предназначены для защиты животных, и мы относимся к ним серьезно. Процесс подачи заявки занимает всего три дня, так как мы также, очевидно, хотим, чтобы наши животные обрели теплый и уютный дом.

– Мисс Морленд подаст заявку, но она забирает собаку прямо сейчас, и если у вас возникнут какие-то проблемы с ее заявлением, вы сможете сообщить ей, и мы разберемся с этим позже. А поскольку они не возникнут, все будет в порядке.

– Сэр…

Он был не из тех, кто злоупотребляет властью.

Если только в этом не было необходимости.

Как сейчас.

– Шериф, – поправил он.

Работница взглядом обратился за помощью к Кэди.

И Кэди сделала, что смогла, сказав:

– Я могу подождать эту красавицу три дня.

Кэди запустила руку в шерсть между ушами сидевшей рядом с ней собаки, та, высунув язык, не сводила глаз с Курта.

Курт посмотрел на работницу.

– Как давно собака здесь находится?

– Около четырех месяцев.

Кэди издала огорченный звук, который Курту совсем не понравился.

Вот именно.

– Мы обходим процедуру, – заявил он.

– Сэр... то есть, шериф…

– Вы серьезно хотите, чтобы эта собака оставалась в клетке еще три дня? – спросил Курт.

Она посмотрела на Кэди, собаку, Курта, а затем вздохнула, прежде чем сказать Кэди:

– Я принесу вам бланки.

Она ушла, а Кэди приблизилась к нему.

Собака шла рядом с ней, будто была рождена идти рядом с Кэди.

Блестяще.

– Курт, у меня нет ни поводка, ни ошейника, ни еды или…

– Мы заедем в зоомагазин.

Ее брови взлетели вверх.

– Разве тебе не нужно ловить поджигателя, убийцу, бывшего торговца наркотиками?

– К счастью, у меня есть сообразительные помощники, вроде меня, и они полностью осведомлены о том, что их шеф – вероятная цель поджигателя, убийцы, бывшего торговца наркотиками, так что они могут начать дело, пока я свожу тебя и твою новую собаку в зоомагазин.

– Я думаю, ты немного сумасшедший, – прошептала она.

– А я думаю, что не засну ни на одну чертову минуту, пока не узнаю, что Ларса поймали, так, может, ты мне поможешь, позволив устроить вас с гребаной собакой, чтобы я мог поспать ночью хотя бы час, а не, скажем, совсем нисколько.

Она смотрела на него большими глазами в течение нескольких минут, показавшихся вечностью, прежде чем сказала:

– Ладно.

– Хорошо, а теперь давай заполним заявку и заберем отсюда эту девочку.

На это она одарила его улыбкой.

– Хорошо.

Она заполнила заявление.

Они съездили в зоомагазин.

И, наконец, он отвел ее обратно к маяку, проигнорировав взгляд, которым Кэди его наградила, когда он отказался позволить ей нести огромный пакет с собачьим кормом в дом (как и не позволил ей грузить его в тележку в магазине или в пикап, и в те разы она бросала на него те же самые взгляды).

Собака не стала осматриваться в новом доме.

Она вскочила прямо на диван Кэди и со стоном улеглась, будто жила здесь с тех пор, как была щенком, и придя после утомительной прогулки, ей нужно было немного поспать.

Когда Кэди это увидела, она лучезарно ему улыбнулась.

Чертова улыбка.

Ладно, ладно.

Он определенно скучал по тому, чтобы держаться с ней за руки, и точно по всему остальному.

А еще он скучал по ее улыбке.

– Я вернусь позже, чтобы вставить глазок, – ответил он на эту эмоцию.

Улыбка погасла, и она ответила:

– Я могу попросить Уолта.

Он не знал, кто такой Уолт, и сейчас у него не было способности думать об этом без того, чтобы, скорее всего, не прореветь требование точно знать, кто, черт возьми, этот парень Уолт, и, вероятно, напугать ее больше, чем то, что она уже стала возможной целью мести.

Это означало, что ему также необходимо прийти к пониманию того, почему он чувствовал такое непреодолимое желание спросить, кто именно, черт возьми, этот парень Уолт.

Хотя, черт бы его побрал, он знал, почему у него возникло это желание.

Вместо этого, сохраняя жесткий контроль, он спросил:

– Может ли Уолт бросить все и сделать это сегодня вечером?

– Может, если я напугаю его тем, что кто-то может хотеть моей смерти. Но тогда он приедет только ради того, чтобы похитить меня, потому что такой уж он парень, но даже если и нет, его жена – такая женщина. Так что, возможно, стоит просто сказать, что я чувствую себя немного странно из-за того, что у меня нет глазка, и попросить его заняться этим как можно скорее. Он все еще здесь со своими парнями, которые занимаются помещением над гаражом, хотя сегодня днем они свободны, потому что утром уложили полы и пока не могут по ним ходить. Но мне придется подождать самое большее до завтра.

У Уолта была жена.

И они еще не закончили работу в помещении, так что Кэди оставалась одна только по ночам, а все остальное время команда мужчин находилась на территории.

Курт расслабился.

– Как насчет того, чтобы просто сказать, что он у тебя будет сегодня вечером, потому что его установлю я?

– Курт.

– Кэди.

Больше он не сказал ни слова, и по какой-то причине она сжалась всем телом.

У него не было на это времени.

У нее была собака. Собака, которая, как им сказали, яростно защищала своего владельца. Курт понятия не имел, знает ли в данный момент собака, кто такая Кэди, но он предчувствовал, что собака знает, что такое пакет с кормом и диван, так что если она еще не осознавала своего положения, то была к этому близка.

Так что в этом вопросе он мог передохнуть час или два.

Ему нужно в участок, посмотреть, как далеко продвинулись люди с его распоряжениями. Он должен приказать установить сигнализацию в доме Ким. И ему нужно добраться до хозяйственного магазина, чтобы найти глазок. Затем следует отвезти Ким фотографию Ларса Педерсена.

– Я напишу, прежде чем приехать, – сказал он.

– Хорошо.

– Кэди, всегда запирай двери.

Она кивнула.

– Ладно.

Он посмотрел на нее, все еще в шапочке, с волосами, обрамлявшими щеки и шею.

Посмотрел на собаку, которая, казалось, крепко спала.

Затем вышел за дверь.

Глава 13

Мужество и смелость

Кэди

Наши дни…

– ЛАДНО, ОБЫЧНО СО ВСЕМ ЭТИМ Я ОБРАЩАЮСЬ К КЭТ, но я не могу позвонить Кэт и сказать, что наркодилер, которого мой бывший парень-полицейский-под-прикрытием засадил в тюрьму, сейчас, словно всадник возмездия, во весь опор направляется ко мне, буквально, через все Штаты. Она сойдет с ума. Пэт сойдет с ума. Это запустит эффект домино в семействе Морлендов, и меня заберут обратно в Колорадо, и я, вероятно, больше никогда не увижу свой маяк. Так что, я должна сказать это тебе.

Полночь лежала на диване, навострив уши, настороженно глядя на меня, пока я расхаживала перед камином.

– Так вот, девочка, поделюсь с тобой тем, что, возможно, я немного тронулась, если полагаю, что меня гораздо меньше волнует тот факт, что Ларс буквально обрушит гнев мщения на нас с Куртом, как на последние цели своей вендетты, чем то, что через несколько минут здесь появится Курт, чтобы вставить глазок в дверь.

Когда я замолчала, Полночь завиляла хвостом.

– Нет, нет. – Я покачала головой, подошла к ней, присела у дивана на корточки, и стала гладить ее по голове.

Она лизнула меня в запястье.

– Это совсем не потрясающе, – возразила я. – Это казалось потрясающим, потому что мы провели вместе целых два часа без каких-либо криков или попеременных словесных ударов. – Но мы должны помнить, – я обхватила ее морду обеими руками и заглянула в карие глаза, – что Курт нас не любит.

Полночь заскулила и слегка подползла ко мне на животе.

– Ладно, ты права. Ему ты нравишься. Очень. Ты была очень хорошей девочкой, когда в зоомагазине он надевал на тебя ошейник и поводок, а ты просто сидела у его ног. С твоей стороны было очень умно показать, какой хорошей девочкой ты можешь быть. Вот почему шериф украл собачье лакомство из банки и дал его тебе. Но на самом деле это не было воровством, так как он рассказал об этом на кассе и заплатил.

Полночь тяжело задышала.

Она вспомнила собачье угощение.

Или, может, вспомнила, как Курт давал ей его перед тем, как склониться и погладить, бормоча низким голосом:

– Хорошая девочка.

Это было очень давно, но я помню, как он делал мне массаж, и пусть он и не говорил, что я хорошая девочка, но действиями показал, что думает так, и мне это очень понравилось.

– Нехорошо, что я думаю об этом через пять минут после того, как он написал, что едет установить глазок, – пробормотала я.

Полночь продолжала тяжело дышать.

Я посмотрела в ее умные глаза и решила сменить тему.

– Завтра мы прогуляемся вдоль забора, и ты познакомишься со своим новым домом. И после того, как Курт посадит плохого парня... снова... мы прогуляемся по прибрежной тропинке. Хорошо звучит?

Полночь продолжала тяжело дышать.

Поэтому я повысила голос на октаву и переспросила:

– Звучит хорошо, девочка?

Она мягко ответила: «Уафф».

– Да, – сказала я. – Звучит неплохо.

Я выпрямилась, приблизилась к огню и тут же забеспокоилась.

В доме Патрика в Денвере было несколько каминов, а также несколько в коттедже вблизи Вейла. Ему нравилось разводить огонь, и он научил этому меня.

Поэтому с тех пор, как я поселилась на маяке, я каждую ночь разводила огонь. От него в помещении становилось еще более уютно и радостно, не говоря уже о тепле, так необходимом в штате Мэн.

Но оглядев комнату, с большим диваном, обитым плюшем шоколадного цвета, доминирующим в пространстве, широким креслом и пуфиком, отодвинутым в сторону, толстыми коврами на деревянных полах, тяжелой железной люстрой, висевшей в середине, эффектно изогнутыми железными подсвечниками, интерьером в теплых землистых тонах вперемешку с глубокими синими, этот пылающий огонь делал ее похожей на сцену соблазнения.

Все, что мне нужно было сделать, это зажечь несколько свечей и поставить Барри Уайта, и, войдя в дверь, Курт мог бы сразу убежать без оглядки.

Я посмотрела на Полночь.

– Не следовало разводить огонь.

Она склонила голову набок.

– Хочу сказать, мы провели вместе целых два часа, а может, и больше, но только потому, что нам обоим угрожает опасность.

Полночь молча смотрела на меня.

– Он снова меня возненавидит, как только поймает Ларса.

Полночь встала, спрыгнула с дивана и, отчасти неуклюже, но в основном грациозно, направилась ко мне.

Глядя на нее, я отказывалась думать о ее задней ноге. Потому что я была богата. И могла бы нанять частного детектива. Могла бы разыскать хозяев, причинивших ей боль. И я могла бы застрелить их из пистолета, который мне собирался дать Курт.

Но если я это сделаю, Курт, будучи хорошим полицейским, поймает меня, и я отправлюсь в тюрьму, и тогда кто позаботится о Полночи?

Она ткнулась носом мне в бедро, и я склонилась над ней, чтобы еще раз погладить по голове.

– Ладно, я не буду стрелять в твоих бывших хозяев. Но я не говорю, что не буду баловаться заклинаниями вуду.

Она снова лизнула мое запястье.

Одобрение.

Значит, заклинания вуду.

Затем она насторожилась, ее голова дернулась, она посмотрела на стену, и я подпрыгнула, когда она издала мощный звук, свирепо залаяв на стену.

Там был Курт.

Или кто-то другой.

Действительно, лучшее своевременное предупреждение.

Полночь направилась к двери, продолжая лаять, но уже громче, чаще и зловеще.

Раздался стук в дверь, она перестала лаять и, оскалив зубы, зарычала, а я осторожно последовала за ней, воркуя и говоря, что все в порядке.

Она попыталась оттеснить меня от двери, но я схватила ее за ошейник и прошептала:

– Хорошая собака. Молодец, Полночь. Ты очень хорошая девочка. Но все в порядке. Мы в порядке. – А затем крикнула: – Кто там?

– Курт! – крикнул Курт.

Полночь снова начала лаять, но я крепко держала ее за ошейник, мягко отталкивая назад, пока тянулась к засову и продолжала ее успокаивать:

– Это всего лишь Курт. Ты же его знаешь. Он хороший.

Я повернула ручку и, все еще удерживая Полночь за ошейник, крепко прижав ее к себе, открыла дверь. Курт посмотрел на меня, на лающую и рычащую собаку и тут же присел на корточки.

– Видишь. Это Курт. Он друг. Ты его знаешь. Он очень милый. Он нам нравится, – сказал я Полночи.

– Хорошая девочка, – пробормотал Курт, медленно протягивая руку к собаке. – Охраняй Кэди. Хорошая девочка.

– Он хороший, – сказала я. – Видишь? – Я придвинулась к нему, но держала ее за ошейник. – Он друг. Он здесь, чтобы приглядывать за нами.

С рычанием Полночь осторожно приблизилась вместе со мной к Курту. Рычание начало смешиваться со скулежом, а затем она несколько раз понюхала его пальцы, подошла ближе и ткнулась носом ему в руку.

Он почесал ее за ушами, все еще бормоча:

– Вот так, Полночь. Убедись, что с Кэди все хорошо.

Я отпустила ошейник, Курт протянул другую руку, они снова поздоровались, и, в конце концов, Курт сказал собаке:

– Надо взять инструменты и закрыть дверь, чтобы не впускать холод.

Он медленно выпрямился и немного оттеснил ее назад, потом повернуться к двери, схватил большой ящик с инструментами и пластиковый пакет, лежавший на передней ступеньке, занес их и закрыл дверь.

Затем его глаза обратились ко мне.

– Привет, – поздоровался он.

– Привет, – ответила я.

Боже.

Слово прозвучало с придыханием.

Я попыталась замаскировать это, заявив, указывая рукой на Полночь:

– Очевидно, у нее хорошо получается.

Он взглянул на собаку, потом снова на меня и произнес:

– Да.

Мы стояли и смотрели друг на друга.

Итак, что же мы будем делать?

Курт знал ответ на этот вопрос, потому что поднял пакет и ящик с инструментами и сказал:

– Лучше займусь этим.

– Верно, – пробормотала я.

– Кэди, я принес глазок, но еще я принес окошко.

– Что, прости?

– Окошко, – повторил он. – Вставлю его в дверь, утеплю по краям, посажу на петли, установлю внутренний засов, чтобы ты могла его открыть и выглянуть наружу. Лучший диапазон обзора, чем у глазка, а заставишь своего парня украсить его снаружи, будет выглядеть красиво и подойдет этому месту лучше, чем глазок.

Я знала, о чем он говорит, и он был прав. Глазки подошли бы для гостиниц. Эти маленькие окошечки намного лучше, и вы ожидаете увидеть их на маяке.

Но я думала об этом также с некоторым удивлением.

В свое время Курт ничем не показал, что он из тех мужчин, у кого есть ящик с инструментами такого размера, какой был при нем сейчас. Он не походил на тех парней, кто занимался ремонтом и устранением неполадок. Правда заключалась в том, что мы пробыли вместе не достаточно долго, чтобы заняться ремонтом или что-то чинить, и все время мы прожили в доме его друга, так что он был не нашим, чтобы в нем что-то менять. Но все же он не походил на такого парня.

Я понимала, годы идут. Ты живешь и учишься справляться с тем, что тебе подбрасывает жизнь, это я тоже уяснила.

Но меня все же удивляло, что он мог врезать в дверь окошко.

И это знание давило на меня тяжким грузом. Грузом, что вытеснял легкость, которую я ощущала ранее, когда мы разговаривали (на этот раз по-хорошему) о том, что нам пришлось пережить давным-давно.

Естественно, Патрику я рассказала обо всем. Я также рассказала Кэт и девочкам. Я понимала, Пэт, Майк и Дейли тоже знают.

Но говорить с ними об этом было совсем не то же самое, что говорить об этом с Куртом.

Он был там. Он знал Марию, Лонни и Ларса. Он знал, насколько напряженной и безобразной была эта ситуация, словно только тот, кто являлся участником всего случившегося, мог знать, какого это.

Он не просто сочувствовал, что меня втянули во что-то настолько ужасное.

Он понимал.

С другими я этого не ощущала.

И было нечто приятное в том, чтобы поговорить с ним об этом. Будто мы группа поддержки из двух человек, единственные люди, которые могут принадлежать друг другу.

Но теперь я столкнулась лицом к лицу с тем временем, что нас переменило. Столкнулась с фактом, что Курт прожил жизнь, где обзавелся ящиком с инструментами и навыками их использовать, потому что опыт и годы научили его этому.

Опыт и годы, частью которых я не была.

– Так чего же ты хочешь? Глазок или окошко? – повторил Курт.

– Окошко, – ответила я.

Он кивнул и тут же повернулся к двери, поставил ящик на пол и пробормотал:

– Надо сходить за пилой.

С этими словами он открыл дверь и вышел.

Полночь зарычала.

Я тут же почувствовала себя еще более неловко и растерялась, не зная, что делать.

Я знала, он здесь не для того, чтобы сделать что-то по хозяйству, выпить, а после остаться на ужин, на который я бы его пригласила в знак благодарности.

Но его деловой подход сказал мне, что он здесь, чтобы сделать то, что должен, а затем уйти.

Я пошла на кухню, чтобы найти себе какое-нибудь занятие.

Я решила налить себе вина. У меня не было для него пива, потому что я больше не пила пиво.

Но он, вероятно, все равно его не принял бы.

Я ощущала опустошенность, которая с каждой секундой становилась сильнее, потому что я понимала, у меня нет причин испытывать подобные чувства. В первую очередь, я открыла бутылку красного вина и налила себе немного. Я не спускала глаз с Полночи, когда она снова загавкала, бросившись к двери, в которую осторожно вошел Курт, не сводя глаз с собаки, он что-то ей бормотал, пока она снова его обнюхивала, а потом, когда он принялся за работу, она начала вилять хвостом и увиваться вокруг него.

– У меня нет пива, но, может, хочешь чего-нибудь выпить? – спросила я из вежливости.

Но к черту все это, еще и по другим причинам.

– Я в порядке. Это займет некоторое время, но не слишком много, – ответил он, не глядя на меня, ища розетку, к которой можно подключить электрическую пилу с тонким лезвием.

По-видимому, он был очень хорош в этом деле, раз у него была пила. Я не могла понять, сколько нужно вырезать, чтобы иметь такой инструмент. И я почти уверена, что он не предлагает каждой женщине в своем округе услуги по установке окошек на двери, чтобы они могли убедиться, что знают того, кто находится за дверью, прежде чем ее открыть.