Текст книги "Время перемен (ЛП)"

Автор книги: Кристен Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)

КРИСТЕН ЭШЛИ

«Время перемен»

Серия «Магдалена». Книга 3

Аннотация

После болезненной утраты, Кэди Морленд приезжает в Магдалену, чтобы начать новую главу своей жизни. Главу, начавшуюся восемнадцать лет назад, но завершившуюся душераздирающим финалом. Все это время Кэди окружали семья и друзья, но она никак не могла выбросить из сердца мужчину, в которого влюбилась много лет назад.

Курт Йегер научился существовать без девушки, вошедшей в его жизнь именно в тот момент, когда не следовало, и покинувшей ее, нанеся такой сокрушительный удар, о котором он даже не мог помыслить. Все это время было наполнено неудачными попытками найти то, что он упустил... и предательством, изменившим всё.

Но когда та самая девушка появляется в Магдалене и приобретает милый сердцу горожан маяк, Курт не может избежать встречи с ней, даже если этого хочет.

Ставя под сомнение поступки двух молодых людей, оказавшихся когда-то брошенными в невозможные обстоятельства, смогут ли Кэди и Курт извлечь уроки из того, что произошло между ними, и снова обрести друг друга?

Глава 1

Давным-давно

ВОРОТА ВЫГЛЯДЕЛИ НЕ ОЧЕНЬ ПРИВЕТЛИВО.

С одной стороны к ним была приколота табличка с неоново-оранжевыми буквами на черном фоне, гласившая: «Частная собственность. Не входить!»

На другой стороне табличка сообщала: «Посторонним вход воспрещен!»

Такие же таблички, через странные, но частые промежутки, украшали облупившуюся крашеную древесину шаткого белого забора, шедшего в обе стороны от ворот.

– Под конец последний смотритель маяка Магдалены стал несколько капризным, – пробормотал себе под нос агент по недвижимости, сидя рядом со мной в своем внедорожнике «Шевроле», когда мы въезжали в открытые ворота.

Я посмотрела за ворота на маяк перед нами.

В отличие от того, что было видно издалека, вблизи хозяйственные постройки маяка выглядели такими же ветхими, как и забор. Белая краска и черная отделка облупились и выцвели, красная черепица на крышах покосилась или вообще отсутствовала.

С другой стороны, маяк являл собой сверкающее белым (с глянцевой черной отделкой), прекрасное зрелище, поднимающееся на высоту в пять этажей. Два верхних этажа сплошь состояли из окон, много других затейливых окон было разбросано тут и там по всей его окружности. И, наконец, фоном для его великолепия служила трава поразительного зеленого цвета, произрастающая на серых каменных утесах, устремленных к синему морю и голубому небу с перистыми облаками.

И вдруг, увидев все это так близко, я окончательно пришла в восторг от этого приключения.

Это знак, моя дорогая. И ничто иное. Ты должна быть в штате Мэн. И когда меня не станет и ты допишешь конец этой главы своей жизни, именно там начнется твоя следующая глава. Та, что ведет к счастливому концу.

Вот что Патрик сказал мне за два дня до своей смерти.

И из того факта, что Патрик умер, можно понять, что у предыдущей главы не было счастливого конца.

И все же, когда он это говорил, то находился под сильными обезболивающими из-за рака, разъедающего его тело, особенно мозг. Но в те недели, когда на ясность его суждений не очень стоило рассчитывать, эти слова он произнес твердым голосом, с четким взглядом.

– Сейчас процесс автоматизирован, – сказал агент по недвижимости, отвлекая меня от мыслей.

Я взглянула на него и увидела, что мы припарковались, а он открывает дверцу и выгружает свое большое тело из машины.

Следуя его примеру, я открыла свою дверцу, и захлопнув ее, крикнула:

– Простите? Что?

Он посмотрел на меня поверх капота машины.

– Маяк. Сейчас он работает на автомате.

– О, – пробормотала я, ветер развевал мои волосы и шарф, облепляя куртку вокруг тела и унося мое едва слышное слово дальше по округе.

– Его автоматизировали в 1992 году, – сказал он. – Вот тогда-то прежний хозяин и начал артачиться. Уход за маяком был не самым простым делом на планете. Но когда его автоматизировали, он просто поддерживал его в рабочем состоянии и следил за тем, чтобы генераторы были заправлены топливом на случай, если электричество отключат. Находясь столько лет при деле, важном деле, его вдруг у него не оказалось. Из-за того, что с ним произошло, я говорю жене, что мне все равно, что делать, даже если я буду разбирать кухонные шкафы. Позволь мне каждый день чем-нибудь заниматься, пока я не умру.

Он произнес эти мудрые слова, а затем поплелся к сверкающей черной краской деревянной двери сбоку дома.

Над дверью висела потрясающий старинный черный светильник на «гусиной шее».

Черт возьми, даже если бы это место не было совершенно великолепным, а таким оно и было, я бы купила эту чертову штуковину из-за одного только светильника.

– Как я сказал, – продолжил агент, вставляя отмычку (да, именно отмычку) в замочную скважину, – решите взять его, управляться с ним не так уж и трудно. – Перед тем, как открыть дверь, он повернулся ко мне. – Честно говоря, есть и другие моменты, не то, чтобы вы не поймете суть в ту же секунду, как узнаете, но они могут заставить вас сомневаться.

Затем он открыл дверь, и было похоже на то, будто он этого не делал. Мрак изнутри выскользнул наружу, и он был настолько непроглядным, что я фактически от него отшатнулась.

Он вошел внутрь, и через несколько секунд его полностью поглотили тени.

Не имея другого выбора, я последовала за ним.

Там было мрачно.

И грязно.

И сыро.

На самом деле там было темно, затхло и пахло мокрым кирпичом и гнилью.

– Старик умер много лет назад, – сказал агент по недвижимости, двигаясь в темноте. – Все его дети разъехались много лет назад. Так или иначе, после развода они остались с его бывшей женой. Это место не годится для семьи. И она это знала. Он не захотел его оставить.

Он сделал движение, отодвинув то, что казалось длинной виниловой занавеской, и я моргнула, когда солнечный свет отважно попытался проникнуть через ряд грязных окон, шедших по половине изогнутой стены маяка. Занавеска полностью распалась от его прикосновения, упав со свистом и пылью на столешницу.

– Упс, – пробормотал он.

Когда я снова смогла сосредоточиться, первое, что я увидела – это великолепный морской пейзаж (за исключением грязи), от которого даже сквозь грязь у меня перехватило дыхание.

Потом я увидела, как агент задумчиво смотрит на меня.

Поскольку мое семейное положение его не касалось, я ничего не сказала в ответ на его невысказанный вопрос.

– В общем, – продолжил он, уловив мой молчаливый намек. – Никто из них не хотел здесь жить. Но он его так запустил, – он взмахнул рукой, – что больше никто его не хотел. Он находился выставленным на продажу в течение девяти лет. Кроме того, с тех пор как он умер, в городе каждый год проводился референдум по его покупке, но стоимость и содержание никто не мог покрыть. Теперь семья сбросила цену так низко, что это почти преступление, а ведь в придачу к нему идет два акра прибрежной собственности. Но в этом деле есть условие, учитывая, что это историческое место. Существующие строения могут быть отремонтированы по усмотрению владельца, если сохранят первоначальный внешний вид, но здесь больше ничего нельзя строить, и маяк должен остаться.

– Значит, автоматика очень автоматизирована, учитывая, что здесь так долго никто не жил, – заметила я.

Он покачал головой.

– С тех пор у нас появились смотрители добровольцы. Не то чтобы им нужно было много делать, но в старичке нужно постоянно поддерживать освещение, так что за ним необходим присмотр. На самом деле он был настолько плох, что пару лет назад город заплатил за его перекраску. Кроме этого, сами видите...

Он не закончил фразу, поскольку снова взмахнул рукой, указывая на беспорядок большой круглой комнаты, в которой мы находились.

Окинув все взглядом, сначала я не увидела ничего, кроме бардака – гниющей мебели, покрытого сажей каменного камина, кухни, которая, возможно, была построена в сороковых годах, но к ней не прикасались не только последние девять лет, но, возможно, и последние девятнадцать (или больше).

А потом я увидела еще кое-что.

Необычайные резные перила вели к широкой деревянной лестнице, которая шла по изогнутой стороне дома. Красные кирпичные стены. Дощатые деревянные полы.

– Когда-то, давным-давно, – вдруг задумчиво заговорил риэлтор, – некто любил это место. Вкладывал любовь в строительство. Вкладывал любовь в то, чтобы содержать его. Девять с лишним лет никто по-настоящему не уделял ему должного внимания, и все же вы можете видеть, что когда-то его очень любили.

О да.

Это было видно.

– Здесь есть подвал, больше похожий на большой погреб, – объявил агент, удивив меня быстрой сменой тона на деловой и информативный. – Печь находится внизу. Спуститься туда можно через люк в полу. Печь поставили некоторое время назад, и говоря начистоту, хотя ее и осматривали, вероятно, она нуждается в замене.

Пока он говорил, я смотрела на великолепный камин, и заметила, что у него нет дымохода как такового, но дым, вероятно, выходил через вентиляционное отверстие в стене.

– На этом этаже под лестницей есть туалетная комната, – продолжал риэлтор. – При желании можем на нее взглянуть, но если хотите огородить себя от этого зрелища, скажу вам прямо, ее нужно разобрать и привести в порядок.

Я решила поверить ему на слово и сказала об этом.

Он явно испытал облегчение, а затем заявил:

– У этого места есть гараж на две машины. Не в хорошем состоянии, но, думаю, вы поняли. Тем не менее, он недалеко от дома, и к нему ведет крытая дорожка. – Он указал на дверь напротив той, в которую мы вошли. – Это значит, что вас может пробрать озноб, но вы не промокнете, если только не будет идти косой дождь, что случается.

В этом я нисколько не сомневалась, когда ранней весной в солнечный день от ветра куртка облепила мое тело.

– Над гаражом есть чердачное помещение, которое можно переоборудовать под студию, если решите заняться чем-то подобным. Что касается недвижимости, здесь также есть здание, где расположены генераторы, – продолжил риэлтор. – Хорошее место, чтобы подключить стиральную машинку и сушилку. Много места для хранения. И это замечательно, потому что в доме не так много места для хранения инструментов, рождественских украшений и прочего.

Я огляделась вокруг, убедившись, что он прав. На кухне даже не хватало мебели, необходимой для приличной кухарки. Хотя для нее было достаточно места. На самом деле, если разобраться с мраком, пространства будет довольно много.

– А снаружи есть строение, которое можно назвать мастерской, – поделился он. – В общем, там довольно просторно, есть две спальни, большая кухня. Его можно отремонтировать, чтобы превратить в гостевой домик. Или, как я уже сказал, в студию, если вам нравится искусство. Или можете сдавать его в аренду по системе «постель и завтрак». Я покажу вам все после того, как мы посмотрим маяк.

– Спасибо, – ответила я.

– А теперь, поскольку я упомянул о полном раскрытии информации, вы должны знать все, – продолжал риэлтор.

Я медленно перевела взгляд на него.

Он пошел в наступление.

– Как я уже сказал, маяк автоматизирован. И вам действительно не нужно беспокоиться о функциональности устройства, если только электричество не отключится, но тогда автоматически включатся генераторы. Их два. Но топливо должно быть у вас под рукой, чтобы они продолжали работать на случай, если электричество не включат какое-то время. И, хочу сказать, что Мэн – прибрежный штат. Мы зависим от погоды. Отключение электричества может быть длительным.

Когда я кивнула в знак понимания, он продолжил.

– А если вы, скажем, уезжаете в отпуск, то должны быть уверены, что кто-то окажется на подхвате.

– Хорошо, – ответила я, когда он замолчал, думая, что это, вероятно, не очень хорошо, так как я никого не знала в штате Мэн (или не знала никого, кто хотел бы знать меня) и поэтому не могла попросить о чем-то подобном.

Я также не питала больших надежд на то, что смогу завести друзей и завоевать симпатию людей. За всю жизнь я не очень-то в этом преуспела.

И, наконец, хотя Патрик полностью в это верил, у меня не было никакой надежды на то, что причина, по которой я здесь оказалась, принесет свои плоды.

Что пребывание здесь принесет мне счастливый конец.

Именно так Патрик и считал, что здесь я обрету свой счастливый конец.

Он мог означать, что у меня появится кто-то, кто-то конкретный, или даже двое (по крайней мере), хотя я знала, что этого никогда не будет.

Однако, если бы я купила это место и захотела вернуться в Денвер навестить семью, то могла бы заплатить кому-нибудь за присмотр.

Риэлтор кивнул, не подозревая о моих мрачных мыслях, и продолжил:

– Некоторые не обращают на это внимания, но просто к слову, на крыше этого здания есть большой сигнальный фонарь, который мигает ночью или во время тумана, вращаясь по кругу каждые пятнадцать секунд. На всех окнах вам понадобятся светонепроницаемые шторы, если вы похожи практически на любого другого на этой земле, и вам проблематично засыпать при ярком свете, вспыхивающем в окнах каждые пятнадцать секунд.

– Светонепроницаемые шторы, вероятно, не так уж трудно найти, – предположила я, и с ними было бы красиво, или, по крайней мере, на это я надеялась.

– Наверное, нет, – согласился он. – Но любой, кто хочет здесь жить и не сойти с ума или не превратиться в капризного старого ворчуна с плохим характером, захочет заменить окна, и может показаться, что я сгущаю краски, но мои слова основываются на нашем прежнем смотрителе. Кирпич очень прочный. Сквозь него ничего не проходит. – Он мотнул головой в сторону стены. – Но если сирене положено звучать, то она будет звучать. Так что звуконепроницаемые окна или звуконепроницаемые панели, которые можно поставить, чтобы заглушить шум, будут самым верным способом для создания покоя.

– Это, вероятно, тоже не составит труда, – заметила я.

– Нет, но их придется делать на заказ, так что выйдет недешево.

Я молча кивнула.

Цена для меня не проблема.

Благодаря Патрику у меня были все деньги мира.

– А еще есть туристы, – сказал он мне. – Причина появления этих знаков не только в том, что старик был своенравен, но и в том, что люди думают, будто маяки – это общественные места. Они являются к вашему порогу, стучат в дверь, желая совершить экскурсию, погулять, сфотографироваться. Прибрежная тропа – это общественная земля, но маяк стоит на частной земле. Пешеходы и велосипедисты должны обходить забор, но иногда они не очень-то любят это делать. Так что вам нужно будет либо быть очень терпеливой, очень дружелюбной, либо построить приличный забор. Хотя, полагаю, с наиболее настойчивыми вам все равно придется смириться.

А вот это...

Это могло стать проблемой.

Я не очень любила людей.

На самом деле, за последние семнадцать лет жизни у меня было ровно четырнадцать человек (не все из четырнадцати присутствовали в моей жизни все семнадцать лет, и теперь один из них был мертв, так что у меня оставалось только тринадцать), с которыми я действительно любила и хотела проводить время.

Остальных я терпела.

Нет.

Не так.

Остальные терпели меня.

– Земля – ваша, забор – ваш, – заявил агент. – Тем не менее, это историческое место, так что если вы надумаете купить его, а затем построить вокруг десятифутовую стену, увенчанную колючей проволокой, городской совет будет возражать. Они хорошие люди, с наилучшими намерениями заботящиеся об интересах Магдалены и ее граждан, поэтому, если вы сделаете что-то, чтобы обезопасить свою частную жизнь, и это не будет выглядеть неприглядно, они не станут возражать.

– А мне обязательно получать от них одобрение на какие-то свои планы? – переспросила я.

Он покачал головой.

– Нет, если это не какая-то диковинка. Это относится ко многим вещам, и в основном делается для того, чтобы сохранить это место нетронутым в сочетании с морским пейзажем, побережьем, городом и его историей. Так что, если вы купите старичка, будете юридически связаны этим условием, придерживаясь пределов этой сферы. Если вы построите что-то вне этой сферы, они будут в праве требовать, чтобы вы снесли это и построили что-то другое. Если вы не выйдете за рамки, все будет хорошо.

Я кивнула, но заметила:

– Для исторического места это кажется довольно расплывчатым условием.

– Как я уже сказал, городской совет – хорошие люди, и они уже довольно давно имеют с этим дело, – поделился он, подходя ко мне. Он остановился в трех футах от меня. – Но они так же упорно стараются сохранить Магдалену Магдаленой. Недавно земля к западу и югу от этого маяка была выделена для целевого использования и теперь утратила свой статус. Но маяк и прибрежная тропа, ведущая к нему, остаются в ведении Магдалены. Это связано с тем, что основной доход город получает от туристической торговли, а маяк является достопримечательностью. Так что если вы будете давить на них, они без колебаний будут давить в ответ.

Я была удивлена, что эту землю выделили под целевое использование, и в смятении задавалась вопросом, почему так произошло. Прилегающая территория на довольно большом расстоянии от маяка была не застроена, что делало маяк безмятежным местом не только с моря, но и со всех сторон по суше.

Впрочем, меня не удивило, что Магдалена держалась на доходе от туризма. За день до приезда я обнаружила, что город представлял собой огромную открытку с прибрежными пейзажами, с той самой минуты, как вы видите знак, приветствующий вас при въезде в город (который мог бы сам послужить открыткой, так он был красив), до самого конца тщательно сохранившейся главной улицы, пересекающей бухту Магдалины (включая причал). Даже магазинчики, офисы и дома, усеявшие пологие земли за ее пределами, соответствовали прибрежной эстетике.

– Хотите посмотреть остальное? – спросил риэлтор.

– Пожалуйста.

Он пошел вперед по винтовой деревянной лестнице, которая ни в малейшей степени не выглядела шаткой, и я последовала за ним.

Да, это место строили с любовью.

Мы поднялись на второй этаж, представляющий собой одну большую комнату с довольно широким окном, другим камином поменьше, и больше ничем. Никакой туалетной комнаты. Ничего. Хотя там стоял старый стальной стол, тот, кто владел им, наверняка купил его, на самом деле не желая этого.

Мы поднялись на третий этаж, и он выглядел еще интереснее.

Он был разделен пополам. В помещении, которое могло быть только спальней (судя по разлагающимся матрасам и изголовью кровати), было два окна, но странной формы в виде раковины, в половину высоты обычных окон, и начинались от пола. Еще одно точно такое же окно находилось в ужасной ванной комнате, которая была довольно маленькой, но достаточной для двоих, без гардеробной, без большой ванны. Но полукруглое пространство можно было бы сделать красивым и удобным, если бы у кого-то хватило на это воображения.

В спальне имелся еще один камин, еще меньшего размера, который даже в нынешнем состоянии разрухи выглядел в этой комнате довольно странно.

После мы поднялись на четвертый этаж.

И в тот же миг, как я его разглядела, я остановилась как вкопанная.

Из окон по всей окружности открывался такой потрясающий панорамный вид, что он казался чудом. Море, утесы, зеленый лес и живописное совершенство Магдалены были как на ладони, и я знала это, потому что рассматривала все, медленно поворачиваясь по кругу.

– Всегда работает, – пробормотал риэлтор. – Можно забыть о беспорядке внизу, как только увидите это. Проблема в том, что вам придется спуститься вниз, чтобы выбраться отсюда.

Другие три этажа меня не волновали.

Мне стало все равно, что в глубине души я считала Патрика неправым, что приехать сюда для восстановления отношений, которые нельзя исправить и прожить здесь остаток своей книги жизни – было глупой затеей.

Всего лишь одна эта комната и этот вид доказывали, что Патрик оказался прав.

Я должна быть в штате Мэн.

Я должна быть здесь.

Если в моей жизни не будет ничего прекрасного, кроме любви Патрика и его семьи, то я все равно должна владеть этим местом.

Потому что Патрик мог его мне дать.

И в ту же секунду я поняла, что он улыбается мне сверху, безумно счастливый, и чертовски самодовольный, зная, что прав.

– В студии есть веранда, так что у вас будет пространство, если вы из тех, кто любит проводить время на свежем воздухе, – продолжал агент. – Но, полагаю, его достаточно. Скажу вам, я не раз думал, что головная боль от того, чтобы привести это место в порядок, будет стоить выпитой здесь утренней чашки кофе, и мне было бы все равно, что придется подниматься по трем пролетам, чтобы попасть сюда.

В этом он не ошибся.

И именно тогда я решила пить там кофе каждое утро до конца своей жизни.

– Всякий раз, когда эта идея овладевает мной, жена разубеждает меня, – сказал он.

Представить себе не могу.

Должно быть, она никогда здесь не была.

– Через дорогу находится Лавандовый Дом, – сказал он.

Я посмотрела «через дорогу», куда он показывал, через солнечный свет, мерцающий на ласковых волнах, накатывающих в бухту, чтобы увидеть позади утеса красивый, старинный дом с хаотично расположенными постройками. Он был далеко не так великолепен, как маяк, но, с другой стороны, я стояла там, где стояла, так что на тот момент мне казалось именно так.

– Почти такой же старинный, как это место, и по-своему такой же красивый, – заявил риэлтор. – Как и маяк, он тоже является частной собственностью, и так было всегда. А еще дальше – тот дом, который выглядит так, будто плывет над утесом, – это Голубой Утес.

Я направила свои взор туда, куда он указывал, и увидела захватывающий дух дом, подобного которому я никогда раньше не видела. Это был современный Инь по сравнению с Янь Лавандового Дома, но даже современный, он, казалось, идеально вписывался туда, где стоял, будто был там всегда.

– Его спроектировал Прентис Камерон, – сказал агент. – А если вы не знаете, кто он такой, погуглите. Городской совет очень разборчив в том, какие новые планы утверждать для строительства на прибрежных землях. Думаю, они все утонули в собственной слюне, когда появился Камерон, чтобы спроектировать и построить его. Дом современный, но красивый, как картинка. Идеальный.

Сказав это, он оторвался от созерцания пейзажа и повернулся ко мне с выражением на лице, которое полностью завладело моим вниманием, пока он продолжал говорить.

– И я просто скажу, что даже в том состоянии, в котором находится эта троица, они – то, чем Магдалена гордится больше всего, не считая сохранения города таким, каким он должен быть. Но все это частные владения, и, полагаю, горожан, также как и владельцев, одинаково заботят и они и их обитатели. Так что, поскольку это открытое пространство и легко видимое, а не скрывающееся за деревьями, как Лавандовый Дом, или располагающееся в частном районе, как Голубой Утес, у вас могут быть свои зеваки. Но спросите любого гражданина Магдалены, мы сделаем все возможное, чтобы обезопасить вашу частную жизнь.

– Приятно слышать, – тихо сказала я.

Он оглядел меня с головы до ног, перевел взгляд на простор, а затем с серьезным выражением лица снова повернулся ко мне.

– Я уже давно занимаюсь этой работой. Я могу видеть, когда покупатель заинтересован в чем-то, что, как знает, будет чертовски хорошим проектом, но все остальное уходит на задний план, потому что они влюбляются в дом. И я вижу, именно это происходит с вами. Я раскрыл вам все карты, теперь я скажу вам начистоту.

– Я бы... – я замешкалась, потому что не была уверена, что сказанное мной не будет ложью, – оценила это.

Он не колебался ни секунды.

– Видите ли, здесь предстоит очень много работы, и у вас есть все необходимое, чтобы восстановить это место, отлично. Но здесь есть здания, земля. Вероятно, целый день уйдет только на то, чтобы подстричь газон, даже с мотокосилкой. И горожане сойдут с ума, если вы скосите тюльпаны, покрывающие это место, когда наступает весна. Никто не знает, как эти тюльпаны попали сюда, но погуглите «Маяк Магдалены», и они будут почти на всех фотографиях. – Боже, не могу дождаться, чтобы увидеть это, и я погуглю, как только вернусь в гостиницу. – Но вы такая хрупкая, что для вас это будет очень тяжело.

Он поднял руку и махнул ею в мою сторону, одновременно качая головой и продолжая говорить.

– Я вовсе не сексист. Как я уже сказал, мне хочется быть честным. Но скажу больше, может показаться, что это место недалеко от города, и это правда, вы направляетесь прямиком по прибрежной тропинке, которая чуть более чем через две мили пешим шагом приведет вас к городу. Но по дорогам, так как они уходят вглубь страны, а потом на восток, отсюда больше пяти миль, а на первых двух милях ничего не построено, главным образом из-за света и сирены, о которых я вам рассказывал. Но также и потому, что нам нравится первозданный вид Магдалены, так что большое пространство составляет парковая зона. Это значит, что здесь гораздо более уединенно, чем видится из города.

Это было не страшно.

В будущем, если все пойдет наперекосяк (а, вероятно, так и будет), это может обратиться во благо.

Мне понадобится уединение и затворничество.

Но как бы то ни было, я относилась к тем людям, которым комфортно самим с собою. В последние годы, из-за Патрика и его семьи, у меня было не так уж много подобных моментов, но когда они у меня были, я могла ими наслаждаться.

И если бы этот маяк принадлежал только мне, у меня было чувство, что я смогла бы научиться любить его.

– Так вот, просто хочу сказать, что вам следует подумать обо всем этом, когда решитесь на покупку, – посоветовал он. – Но я также скажу, что знаю, вы из Денвера. И знаю, что люди на Западе считают жителей Новой Англии недружелюбными. А мы не такие. Мы просто разные. Нам нравится то, что мы знаем и кого мы знаем. Мы зависим от туристов, но, честно говоря, они иногда могут быть занозой в заднице. Но если вы переедете сюда, то станете одной из нас. Все очень просто. И чтобы доказать, что это правда, если у вас нет того, кто переедет сюда с вами, чтобы помочь взять все на себя, тогда я буду первым, кто скажет, что счастлив присматривать за старичком, когда вы будете в отъезде. Просто позвоните. А если не смогу я, то помогу найти вам того, кто сможет. Мы в Магдалене уже много лет присматриваем за маяком. Но если он станет вашим, мы будем присматривать и за вами.

Я стояла неподвижно и смотрела на него.

И внезапно почувствовала потребность заплакать.

Он меня совсем не знал. Не знал моего прошлого. Не знал, как глупо я себя вела.

Так невероятно глупо.

Но он этого не знал.

Так что не мог судить.

Может, это станет новой главой.

Может, Патрик точно знал, что делает, причем в самых разных смыслах.

Я с трудом сдерживала слезы, когда он закончил:

– И это не уловка, которой можно заставить вас купить его. Вы не можете знать, говорю ли я правду, пока не испытаете меня. Но просто скажу: не стесняйтесь попросить. И вскоре все поймете.

Я оторвала от него взгляд и заморгала, глядя на пейзаж, глубоко вздохнув, в попытке вспомнить его имя.

Роберт.

Роберт Колли.

– Хотите сейчас посмотреть хозяйственные постройки или подняться наверх и посмотреть в объектив? – спросил он.

Мне хотелось посмотреть в объектив.

Потом мне хотелось пойти посмотреть хозяйственные постройки.

Но я ничего не сказала.

Я снова посмотрела на него.

– Мне понадобится имя хорошего подрядчика.

Его глаза загорелись, когда он изучал меня, и одна сторона его губ изогнулась.

– Тебе нужно осмотреть хозяйственные постройки, девочка, – мягко посоветовал он.

– Да, вы правы. Но мне также понадобится имя хорошего подрядчика.

Он продолжал изучать меня и делал это до тех пор, пока я ему не улыбнулась.

А когда я это сделала, кривая ухмылка исчезла, и Роберт Колли улыбнулся в полную силу.

Глава 2

Цели

Восемнадцать лет назад…

Я ЗАМЕТИЛА ЕГО В ТУ ЖЕ МИНУТУ, как он вошел на задний двор.

Он поймал мой взгляд.

Он был очень хорош собой.

Но я продолжала смотреть, и не только из-за его внешности, мне нравилась его походка, и я не могла сказать почему.

Он был высоким, большим, но не огромным, хотя двигался неуклюже. Будто протискивался сквозь толпу людей на многолюдной вечеринке, в клубе или на концерте, чтобы добраться до своей цели, хотя вокруг было не так много народу.

Это смотрелось классно и до странности сексуально, словно никто не мог встать у него на пути, независимо от того, что он делал.

И это означало, что он доберется до своей цели и ничто его не остановит.

Но сейчас он направлялся к парню Марии, моему хорошему другу, Лонни.

Мария и Лонни встречались еще со времен средней школы, а мы с ней были лучшими подругами с начальной школы, так что долгое время мы были одной стаей.

В большинстве своем, соучастниками.

Мы были почти неразлучны с тех пор, как познакомились, то есть еще до Лонни... и теперь тоже. И эта привязанность была вызвана тем, что родителям Марии было на нее наплевать, они были так заняты ссорами друг с другом, что на нее у них времени не оставалось.

Мои родители постоянно мне что-то выговаривали, и уделяли кучу времени, чтобы высказать мне все, что они обо мне думают, хотя это было не так уж приятно.

Мне нравилось думать, что этот высокий темноволосый парень с классной манерой двигаться был другом Лонни.

Это означало, что нас могут познакомить.

Сидя в шезлонге, я наблюдала, как Лонни приветствовал его, хлопнув рукой по плечу, пожав другую руку и широко улыбнувшись, показывая, что счастлив его видеть.

Это было хорошо.

Лонни он нравился.

А Лонни нравился почти всем. Потому что он был отличным парнем, готовым на все, если вы в нем нуждались.

Но хлопок, рукопожатие и улыбка говорили о том, что этот парень нравится ему больше других.

Поэтому я наблюдала, считая немного странным, что парень слегка улыбнулся в ответ, но в некотором смысле это выглядело не совсем как улыбка, и ответил на рукопожатие.

Но с этой улыбкой определенно было что-то не так.

Лонни был очень рад его видеть.

А вот этот парень...

– Просто слюнки текут, – пробормотала Мария, усаживаясь в шезлонг рядом со мной и наливая немного пива в свой уже не такой полный пластиковый стаканчик.

Было нелегко, но я отвела взгляд от парня, точно зная, о чем она говорит, еще до того, как увидела, что она сосредоточилась на своем бойфренде и том парне.

Она никогда не скажет этого в присутствии Лонни. Черт возьми, рядом с Лонни она старалась не подавать виду, что знает о существовании представителей противоположного пола, кроме Лонни (и она крайне в этом поднаторела), но рядом со мной она засматривалась.

Не касается. Не разговаривает, если только Лонни не одобрит.

Но смотрит.

– Ты его знаешь? – спросила я.

– Да, – ответила она, на всякий случай отводя глаза от парня, я знала, если Лонни обернется и поймает ее пристальный взгляд, даже если она будет смотреть только на него, он все равно все поймет.