Текст книги "Крестное знамение"

Автор книги: Крис Кузнецки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

Глава 23

Пейн заглядывал вниз в девятисотфутовую пропасть, пытаясь отыскать место, которое описал Барнс. Там не было ни вертолета, ни грузовика, ни каких-либо других материальных свидетельств происшедшего. Только плодородная земля долины к югу от Орвието.

– Но где произошла катастрофа? Где ее последствия? Там внизу должны быть следы серьезных разрушений. Обломки, обожженная земля и погубленная растительность.

На расстоянии примерно ста футов налево напарники заметили тропинку, которая крутым зигзагом спускалась с горы и в конце концов приводила на дно долины. Здесь они обратили внимание на следы от покрышек грузовика, которые сверху разглядеть было невозможно.

Джонс опустился на колени и стал рассматривать отпечатки колес – этому он научился во время службы в военной полиции.

– Здесь явно не более двенадцати часов назад проехали три грузовика, направлявшиеся на восток на небольшой скорости. Громоздкие промышленные грузовики. Груженные под завязку. Возможно, со спасательным оборудованием. Не ваши обычные пикапы четыре на четыре. Покрышки слишком велики.

– Значит, мы там, где надо?

Джонс кивнул:

– Кажется, да.

Они пошли на восток, двигаясь по следу колес подобно ищейкам. Машины следовали параллельно плато, между зарослями олив справа и скалой слева, никуда не отклоняясь. Следы прошли через огород, низенький деревянный забор, небольшой участок, заросший олеандрами, и остановились лишь у громадной груды камней. Передний край ее был выше уровня колен – тяжелый грузовик не смог бы преодолеть подобное препятствие, не вспоров себе брюхо. Должен был существовать другой выход, но друзья его не видели.

– Возможно, это были самосвалы?

– Возможно.

– А что, если грузовики приехали сюда с камнями? Они могли и разгрузить их здесь. Тогда был бы понятен и внезапный обрыв тропы. Она под камнями.

Джонс, размышляя над словами приятеля, прошел несколько метров к противоположной стороне груды.

– Наверное, ты прав. Здесь десятки следов, расходящихся в разные стороны под разным углом. И если я не ошибаюсь, глубина следа меняется. Что может означать только одно – у них резко изменился вес за короткий период времени.

– Из чего следует, что грузовики среди ночи приехали сюда и сбросили здесь по совершенно непонятной причине несколько тонн камней… В этом наш главный вывод?

Джонс покачал головой:

– Дело не ограничивалось только сбрасыванием камней. Кое-что они и подбирали. Кто-то не только опередил нас на пути к месту катастрофы, но и само место забрал с собой.

Туристы, как правило, единственные посетители иль поццо ди Сан-Патрисио – колодца Святого Патрика, артезианского колодца, построенного в 1527 году. Но из-за слухов, распространившихся по Орвието, местные жители стекались сюда, к кирпичному зданию бежевого цвета, словно любители пива к пивной.

Пейн с Джонсом заметили их с противоположной стороны пьяцца Кахен, обширной площади в центре города, и предположили, что это очередь желающих взглянуть на колодец. Они прошли мимо автобусной станции и приблизились к толпе. Сотни самых разных людей, старых и молодых, запрудили двор перед ними, со всех сторон обступив круглое здание. От них исходило то же молчаливое напряжение, свидетелями которого американцы стали во время похорон. Чтобы лучше рассмотреть, что здесь происходит, Джонс взобрался на расположенную неподалеку стену и стал искать взглядом Дональда Барнса. Ему хотелось увидеть сделанные Барнсом фотографии места катастрофы под Орвието в надежде, что на них можно будет обнаружить что-то действительно важное – возможно, причину, по которой остатки вертолета увозили глубокой ночью.

– Кажется, внутрь никого не пускают. Дверь вроде бы забаррикадирована.

– Возможно, туристов туда проводят только группами? Будем надеяться, что Барнс уже внутри и скоро выйдет.

Слова Джонса привлекли внимание очень темного брюнета, стоявшего неподалеку.

– Не хочу вас беспокоить, – произнес он на ломаном английском. – Но больше нет визитов из-за смерти. В иль поццо никого, кроме полиции.

– В самом деле? Они прекратили посещения из-за катастрофы, случившейся в понедельник?

– Нет, вы не понимать. Не понедельник. Сегодня. Другой человек мертв сегодня.

Джонс спрыгнул со стены.

– Что вы имеете в виду?

Мужчина нахмурился, словно не понял вопроса.

– А, как ваш друг говорит: два человека в понедельник и один человек сегодня. У нас в Орвието много времени нет преступлений, а теперь три человека мертвы, очень быстро. – Видимо, для еще большего впечатления он щелкнул пальцами. – Жизнь смешная, ведь так?

В голову американцам пришли совсем другие определения. Они прибыли в Орвието в поисках преступника, который, как им по крайней мере сообщил Манзак, не совершал убийств. И вот теперь в маленьком городе, где в последний раз видели Бойда, они сталкиваются с тремя смертями.

– Мне казалось, – произнес Пейн, – пилот был единственным человеком, погибшим в катастрофе в понедельник.

– Нет, нет, нет, нет! – воскликнул брюнет, размахивая руками для большего эффекта. – Пилот из Орвието. Очень хороший человек. Работал в полиции много лет. Я его знаю много времени. Другой человек, не отсюда. Он приходит в полицию, они летят и не возвращаются.

В голове Пейна зародилась версия.

– А вы, случайно, не знаете, тот, другой, был лысый?

– Лысый? Что значит «лысый»?

Пейн коснулся своей головы.

– Волосы? Были ли у него волосы?

– Si! [10]10
  Да! (ит.)


[Закрыть]У него волосы, как у вас. Короткие коричневые волосы.

Пейн бросил взгляд на Джонса.

– Кто это был, по твоему мнению?

– Мог быть кто угодно. Мы ведь даже не знаем, причастен ли Бойд к здешней истории. Мне представляется, что мы слишком торопимся с выводами.

– Кстати, а что вы можете сообщить нам о сегодняшнем убийстве? – продолжил Пейн свои расспросы.

Мужчина нахмурился, затем поднес к губам серебряный крестик, болтавшийся у него на шее, и поцеловал его.

– Ш-ш, – умоляющим шепотом произнес он. – Silenzio [11]11
  Тишина (ит.).


[Закрыть]давно очень важная традиция в Италии. Мы уважаем мертвых. И не говорим много слов. Пусть мертвые спят спокойно.

Джонс не сдавался.

– Насколько я понимаю, вам запрещено говорить на эту тему, но ведь все равно здесь собрался почти весь город. Как подобное могло случиться? Они у вас что, все экстрасенсы?

Итальянец окинул взглядом толпу и широко улыбнулся:

– Иногда наш народ нехорошо хранить традиции. Слух о преступлении расходиться быстро.

Пейн улыбнулся:

– Вам что-нибудь известно об убитом?

Их собеседник понизил голос:

– Я слышал, его найти на дно колодца, на ослиный мостик. Он был… Как у вас говорится? – Он с силой хлопнул одной ладонью о другую. – Шлеп!

– Несчастный случай?

– Нет, я так не говорить. – Итальянец медленно провел пальцем вдоль горла. – Тяжело ему вниз без помощи. Окошки колодца очень маленький, а американец очень толстый. Ему нужно много помощи…

– Американец? – вырвалось у Пейна. – Убитый был американец?

– Да, так я слышал. Большой толстый ковбой.

Пейн глянул на Джонса, не скрывая досады. Описание, данное итальянцем, совпадало с внешностью Дональда Барнса.

Их собеседник заметил внезапно возникшее напряжение.

– Что-то не так? Я вас оскорбил?

– Нет, что вы! Все в порядке! Просто у нас создалось впечатление, что вы описываете одного нашего знакомого. Мы договорились встретиться здесь, но не нашли его.

Итальянец побледнел, пораженный внезапным открытием.

– Mamma mia! Извините меня. – Он схватил обоих американцев за руки и потащил за собой в толпу. – Пожалуйста! Я отводить вас к ваш друг. Я буду говорить с полиция, чтобы позволить вам отдать дань уважения! Идите со мной! Я проводить вас внутрь!

Глава 24

Когда в Ватикане принимали на службу Бенито Пелати, там знали, что к ним пришел один из крупнейших академических умов Италии, человек, страстно влюбленный в свою профессию и посвятивший всю жизнь изучению древностей и достигший в этом деле значительных высот. Но одна очень существенная деталь осталась им неизвестна – источник его страсти. Ибо если бы о нем узнали, Ватикан сделал бы все, чтобы избавиться от Бенито.

Избавиться в самом окончательном смысле слова: не просто уволить, но убить – до того как он успеет причинить непоправимый вред.

Причина же была проста: Бенито владел некой тайной, в течение многих столетий передававшейся от отца к сыну. Все началось в Виндобоне, [12]12
  Древнее название Вены.


[Закрыть]в провинции Иллирия много поколений назад. Раздираемый муками совести человек на смертном одре впервые произнес ее. Загадочным образом тайна пережила множество войн, чумных эпидемий и всякого рода трагедий. Две тысячи лет сокровенные слова передавались шепотом и хранились как самое святое сокровище. И только одному семейству – семейству Бенито – была известна истина о том, что случилось много лет назад.

И тем не менее за все прошедшие столетия ни у кого не хватило смелости что-либо предпринять.

До тех пор пока отец Бенито не открыл тайну сыну.

С того момента и по сей день Бенито делал все, что в его силах, чтобы воспользоваться полученной информацией. Он учился упорнее других, работал больше, умел умаслить любого в церковных кругах. И делал все это с единственной целью – доказать правоту имевшихся у него сведений. В душе Бенито прекрасно знал, что они абсолютно правдивы. И тем не менее понимал, что ему необходимы неопровержимые свидетельства, которыми располагает только Ватикан. В противном случае все усилия предшествующих поколений его семейства на протяжении двух тысячелетий окажутся напрасными, так как ни один человек в здравом уме ему не поверит. Но цель жизни Бенито состояла в том, чтобы найти названные свидетельства. И он найдет их в архивах Ватикана или погибнет во время поисков.

Бенито проработал в Ватикане более десяти лет, прежде чем натолкнулся на первый намек на доказательство. За чисткой статуй и каталогизацией картин прошло двенадцать лет, когда он наконец набрел на каменный ящик, заполненный непереведенными свитками. Никто не знал, откуда они взялись и что в них говорится, из-за того, что написаны они были на слишком архаичном варианте латыни. И все-таки Бенито сразу ощутил в них нечто особенное, какую-то космическую связь, заставившую его отодвинуть в сторону все остальное и полностью сосредоточиться на свитках и барельефах на каменном ящике. Было что-то такое в главном персонаже этих барельефов, отчего у Бенито дрожь пробегала по телу. Во взгляде, в чертах смеющегося лица. Словно человек тот владел какой-то тайной и только ждал благоприятного момента. Бенито сразу его узнал.

Он не смог бы объяснить почему, однако практически с первой минуты понял, что сделал именно то открытие, к которому так давно стремился.

Слово за словом, строку за строкой Бенито переводил свитки. Каждый из них давал дополнительный ключ к решению той грандиозной загадки, что растянулась на два тысячелетия и вовлекла в свой круг миллиарды людей. Загадки, зародившейся в Риме, распространившейся в Британию и Иудею и в конце концов захороненной в мифических катакомбах Орвието, со временем забытых. Великий план, задуманный безрассудным императором и воплощенный в жизнь его дальним родственником – смеющимся человеком, навеки запечатленным в камне благодаря той тайне, которой он владел.

И вот наконец Бенито стал обладателем доказательств, о которых мечтал всю жизнь, которых на протяжении столетий ждало его семейство.

Теперь оставалось только решить, как ими воспользоваться.

Последнее было значительно более сложной задачей, чем он первоначально предполагал.

Когда Бенито выходил из своего кабинета, телохранители следовали за ним по пятам. Один из них нес зонтик, защищая лицо Бенито от жаркого солнца, пока тот следовал по виа дель Корсо. Мимо двигались бесконечные потоки туристов, направлявшихся к Пантеону, палаццо Венеция и к другим достопримечательностям в центре города. Откуда-то долетали звуки музыки, которые не мог заглушить даже грохот транспорта. А из пиццерии на углу доносился легкий запах чеснока.

Часом раньше Бенито пригласили в совет Ватикана для отчета по обстоятельствам смерти отца Янсена. Там хотели знать, что удалось выяснить с понедельника, когда его попросили изучить ситуацию и сделать выводы относительно того, что названное убийство может значить для Ватикана. Бенито отклонил приглашение, сказав, что не готов. Ему необходимо было время для расследования.

Это возмутило кардинала Верчелли, главу совета, привыкшего к раболепству и низкопоклонничеству со стороны всех за исключением, пожалуй, лишь самого папы. Бенито тем не менее настоял на своем, сообщив Верчелли, что его день заполнен срочными встречами, связанными с расследованием, и добавил, что сможет встретиться с советом только в четверг, не раньше. Последнее окончательно вывело Верчелли из себя. Впрочем, у него не было рычагов воздействия на Бенито Пелати, поэтому ему ничего не оставалось, как уступить.

Встречу назначили на четверг. На этой встрече Бенито поставит их в известность обо всем. Когда будет готов.

Чувствуя себя победителем и к тому же свободным от каких-либо срочных обязанностей, Бенито решил прогуляться.

Глава 25

Доктор Бойд знал, что у Марии обязательно возникнут сомнения по поводу документа, поэтому начал с самого начала:

– Я приехал в Италию с вполне определенной целью. В катакомбах Орвието я искал конкретный артефакт. Свиток, который для меня значительно важнее самих подземелий.

Мария указала на документ.

– Вы имеете в виду наш свиток? Вы прибыли сюда искать его и ничего мне об этом не сообщили? Пресвятая Мария! Не могу поверить! И что в нем такого особенного?

– Вместо того чтобы тратить слова, я вам лучше покажу. – Профессор извлек из рюкзака лист бумаги. – Перед вами фотокопия документа, найденного в Бате. Видите, почерк практически совпадает с письменами в свитке из Орвието. – Он подробно охарактеризовал ей сходство в начертании и величине букв. – Текст в первом свитке написан человеком по имени Tiberieum, больше известным как Тиберий Цезарь. Написан им собственноручно в тридцать втором году.

Глаза Марии расширились. Всего несколько часов назад она читала о втором римском императоре.

– Тиберием? Вы уверены?

– Настолько, насколько может быть уверен историк. Ну во-первых, документ был подписан и на нем стояла дата. Кроме того, я подверг папирус лабораторным анализам. Результат не оставляет никаких сомнений: документу из Бата примерно две тысячи лет.

– Разве он не мог быть написан кем-то еще – писцом или каким-нибудь помощником? Откуда вы знаете, что он принадлежит именно Тиберию?

– Хороший вопрос, – признал профессор. – И у меня есть ответ и на него. Взгляните на футляр, который мы нашли в Орвието. Помните гравировку, которую я вам показывал? В тот момент я решил вам не говорить, но там изображен очень специфичный знак, который был дан Тиберию решением римского Сената.

– С какой целью?

– В последние годы жизни Тиберий предпочитал уединение, избрав в качестве пристанища остров Капри, что было крайне неудобно для Сената. Все решения должны были пересылаться по морю, а затем на определенное расстояние по суше, что было весьма рискованно. И Сенат разработал специальный способ хранения документов в опечатанных металлических футлярах, а потом добавил и еще одно средство безопасности – особый знак Тиберия. Если подобный символ имелся на упакованном документе, как, например, на том, который мы нашли, это означало, что его содержимое написано рукой самого Тиберия и ни в коем случае не должно быть прочитано посыльным.

Мария размышляла над услышанным. Два свитка, написанные самим Тиберием, обнаруженные на расстоянии двух тысяч миль друг от друга. Впрочем, все это никак не объясняло странный приступ Бойда и не имело никакого отношения к Христу.

– Профессор, не хочу показаться навязчивой, но все-таки что же говорится в документе?

– Свиток из Бата адресован Пакцию, одному из самых крупных полководцев в армии Тиберия. Пакция вместе с его войсками направили в Британию с целью военного инспектирования области, за несколько десятилетий до того оккупированной Юлием Цезарем. Это была очень важная миссия, положившая начало дальнейшему расширению империи. К несчастью, во время пребывания Пакция в Британии в самом Риме что-то произошло, что заставило Тиберия послать за полководцем флот самых быстрых кораблей, чтобы отыскать его и потребовать немедленного возвращения.

– И что случилось?

– В документе не говорится определенно, только намекается на какие-то возмущения среди рабов Галилеи, из которых можно почерпнуть определенную выгоду. – Бойд сделал многозначительную паузу. – Но если хорошенько задуматься, то можно вспомнить, что история в данном случае дает неплохую подсказку относительно того, что же все-таки случилось. Какое важное событие произошло в тех местах менее чем год спустя?

Кровь отхлынула от загорелого лица Марии.

– Распятие Христа.

– Именно. Кажется, вы начинаете понимать значение наших находок.

Мария кивнула, стараясь не отвлекаться.

– И что там еще говорится?

– Тиберий писал, что, если он умрет до возвращения Пакция, полководцу следует завершить их план, воспользовавшись документами, которые будут спрятаны в незадолго до того построенном тайнике в Орвието. Он писал, что планы будут «закрыты в бронзе и опечатаны императорским поцелуем». Совершенно очевидно, что он имел в виду тот сосуд, который мы нашли.

– Так как свиток был опечатан, можно предположить, что Пакций вернулся еще до кончины императора, верно? У них, вероятно, была возможность побеседовать.

Бойд пожал плечами:

– Это не более чем предположение. Вспомните, ведь оба футляра были запечатаны. Не только тот, который мы обнаружили в Орвието, но и найденный в Бате.

– И что? Пакций так и не получил послания императора?

– Я не исключаю подобной возможности. Второй вариант – дублирование посланий. Зачем отправлять какому-то человеку один маленький футляр, притом что одновременно вы посылаете за тем же человеком целый флот? А что, если корабль с заветным посланием утонет? Свиток будет навеки утрачен. Поэтому для большей уверенности надо направить два, три, а возможно, и еще больше свитков.

Мария кивком выразила согласие с доводами профессора. Его гипотезы представлялись ей вполне разумными.

– А что говорит о Пакции история? Как дальше складывалась его жизнь?

– По непонятной причине обстоятельства его смерти неизвестны. Вторая по значимости персона в Римской империи вдруг исчезла. Испарилась без следа. Конечно, причин исчезновения могло быть очень много. Пакций мог умереть в Британии или утонуть на обратном пути домой. Или мог отправиться непосредственно в Иудею, чтобы исполнить повеление императора. – Бойд в некоторой растерянности покачал головой. – Что бы ни произошло, в одном я абсолютно уверен: Тиберий обладал тактическим гением, был известен блестящим умом и способностями удивительно точного планирования. И судя по этому свитку, он нашел способ использовать Христа как пешку в самом беспощадном заговоре в истории.

– Что же он планировал?

Бойд глубоко вздохнул, пытаясь подобрать подходящие слова. Можно ли подорвать основы веры человека и притом не расстроить его?

– Мария, – пробормотал он, – на чем основана ваша вера в то, что Христос – Сын Божий?

– Этому меня научили еще ребенком. Я была воспитана в христианской вере.

– Но вы ведь более не ребенок. Вы давно достигли возраста независимого мышления. На каком-то этапе вы перестали беспрекословно слушаться своих родителей. Вы начали подвергать сомнению то, что они говорят вам, чего бы ни касались их слова – Санта-Клауса или политики.

– Да, но…

– Но что? Нужно так же подойти и к религии. Ведь на самом деле религия должна быть первым, что мы подвергаем сомнению, так как она самое личное, что есть у человека. Религия – это то, во что вы верите, а не то, что вам говорят; то, что вы чувствуете, а не то, чего другие ожидают от вас.

– Но я верую в Христа! Я изучала Библию, ходила на мессу и беседовала со священнослужителями. И представьте, я действительно верую в Бога и в Иисуса Христа. Религия Христа кажется мне истинной.

Тон Бойда несколько смягчился.

– Если я поставлю под сомнение вашу веру, по-вашему, она выдержит давление моих аргументов?

– Уверена, что да. Я верю в то, во что верю. И ваши замечания ничего не смогут изменить.

– А как же насчет свидетельств? Ваша вера не рухнет перед лицом новых доказательств?

Мария задумалась над словом «доказательства».

– Вы имеете в виду нечто связанное со свитком? У вас появились новые свидетельства, касающиеся моей религии?

– Нашей религии. Я ведь тоже христианин.

– Значит, вопрос касается не Церкви? Он касается Христа?

Бойд кивнул, стараясь не встречаться с ней взглядом.

– И новости у меня не очень хорошие.

Мария еще не знала, что он имеет в виду, но жало сомнения уже пронзило ее веру. Если то, что говорится в свитке, действительно столь разрушительно, как утверждает Бойд, значит, вся ее вера может рухнуть.

– Что там говорится? Мне необходимо знать, что там сказано.

Бойд глубоко вздохнул.

– Я вас предупредил: если переступите этот порог, назад пути не будет.

– Мы уже давно переступили порог. Пожалуйста, скажите мне, что говорится в свитке.

– Хорошо. Но вначале я должен вас предупредить, что стиль той эпохи очень отличался от нашего. Были весьма распространены намеренно растянутые предложения с длинными риторическими периодами. Подобная болтовня могла продолжаться до бесконечности практически без изменения темы.

Марии все это было прекрасно известно из университетских курсов, и она понимала, что Бойд просто тянет время.

– Сэр, просто прочтите мне текст и все. Пожалуйста.

– Ладно, ладно. Итак, вот что писал император Тиберий:

«Тиберий Цезарь Август своим наследникам и потомкам.

Вопросы богатства, как колоссального, так и ничтожного, тяжким грузом давят на наши плечи, являясь главным предметом всех правителей как в прошлом, так и в настоящем до конца времен. Исполняя свой долг, я наполнил казну этого великого царства, отняв у каждого его жителя ту часть, которая по праву принадлежит Риму, должным образом сделав записи об их имуществе и тем самым уменьшив бремя, лежащее на империи. Увы, их даров оказалось недостаточно. Меркурий жаждет большего. После победы над британцами широта наших владений может в дальнейшем стать для нас большим затруднением. Управление землями, иссушаемыми солнцем или круглый год покрытыми снегом – пространствами, еще более отличными друг от друга, нежели Купидон от Марса, – будет становиться все более сложным. Разделение в народе, находящемся под нашей властью, будет возрастать, богатые с радостью станут наполнять свои сундуки сокровищами, привозимыми из дальних стран, а бедные будут стонать под тяжким ярмом долга. Чтобы избежать распространения нищеты среди наших подданных, необходимо как можно скорее принять решительные меры, государственная казна…»

– Постойте! Какое отношение все вами прочитанное может иметь к Иисусу?

Бойд тяжело вздохнул, видя ее нетерпение.

– Напрямую, конечно, никакого, но косвенно очень серьезное. Уменьшение доходов империи заставило Тиберия разработать решительный план. Как видно из текста, в этом главная причина его замысла, направленного против Христа.

Мария неуверенно кивнула, все еще не совсем понимая значения вводной части свитка.

– Там, где он говорит об отнятии у жителей части, по праву принадлежащей Риму, он, по-видимому, имеет в виду налоги?

– Конечно. Тиберий был известен, как первоклассный фискал. Большинство историков считают, что именно экономическая политика являлась сильной стороной его правления, по крайней мере до наступления у него психической деградации. В конце своего правления Тиберий, как известно, серьезно тронулся умом.

– А когда он писал о бремени, лежащем на империи, он имел в виду проблемы бюджета?

– Совершенно верно.

Мария радовалась своей понятливости. До нее дошло гораздо больше, чем она думала вначале.

– А что там насчет британцев? Вы прочли что-то о жаре и холоде, и я потеряла мысль.

– Не о жаре и холоде, – поправил ее профессор. – Тиберий упоминает о странах, иссушаемых солнцем или покрытых снегом, и пишет «управление землями, иссушаемыми солнцем или круглый год покрытыми снегом – пространствами, еще более отличными друг от друга, нежели Купидон от Марса, – будет становиться все более затруднительным», имея в виду, что после захвата Британии империя станет слишком обширной и ею будет сложно управлять. Римское государство протянется от земель, покрытых снегом, – Британии, до земель, иссушаемых солнцем, – Египта. А по мнению Тиберия, для экономики Рима это может стать непосильным грузом.

– Но если Тиберий понимал, что присоединение Британии может в конечном итоге повредить империи, почему же он стремился ее присоединить?

– Он утверждает, что завоевания осуществляются для Меркурия, римского бога торговли. Тиберий говорит, что Меркурий жаждет большего. Полагаю, тем самым он просто пытается сказать, что у него нет выбора. Он чувствует, что боги разгневаются, если Рим станет довольствоваться тем, что у него есть.

– Даже если приобретение большего может причинить вред?

Бойд кивнул.

– Его жадность этим не ограничивается. Вы не слышали еще и половины.

«Чтобы избежать распространения нищеты среди наших подданных, необходимо как можно скорее принять решительные меры, государственная казна должна быть наполнена любой ценой, так как неспособность поддерживать величие империи будет истолкована как слабость власти, что станет великим унижением для памяти и наследия Августа.

С востока пришло известие, что там явился новый мессия – человек, непохожий на десятки других приходивших до него, известный своим благочестием и бескорыстием; чародей, за которым следуют толпы учеников, обладающий великой силой убеждения и даром чудес. Из пустыни до нас доходят рассказы об исцелениях и воскрешениях, столь же многочисленные, как и скорпионы, обитающие там, но гораздо более опасные, поскольку их не так просто уничтожить. Ирод Антипа, правитель Галилеи, сообщает нам о растущей гордыне среди рабов, о бунтах против римской власти, о скоплениях больших масс народа у Капернаума. Некоторые считают, что этот пожар следует погасить в зародыше, уничтожить силой меча и императорской воли, задушить смуту в колыбели, как было сделано с младенцами вифлеемскими. Но мы не склонны соглашаться с такими советниками. Зачем убивать корову, преподносимую нам богами? Стоит ее подоить, и сладким молоком, полученным от нее, мы сможем кормиться еще очень долго».

Бойд сделал паузу, давая возможность Марии осмыслить среднюю часть свитка.

– Сомнений нет, рукопись действительно повествует о Христе, – согласилась она. – Слухи об исцелениях, воскрешениях, о больших толпах людей, собирающихся у Капернаума. Там-то Христос в основном и проповедовал, неподалеку от моря Галилейского.

Он кивнул.

– В Ветхом Завете оно обычно называется Генисаретским, но вы правы: Иисус использовал Капернаум как место сбора своей паствы.

– Не могу поверить. Перед нами документ, в котором о Христе говорится в настоящем времени. И в таких недостойных выражениях! Его сравнивают с дойной коровой!

– Но для Тиберия Иисус ведь не был Богом. Он был просто опасным проходимцем. И он же пишет здесь, что и до Иисуса появлялись десятки разных самозванцев, называвших себя мессиями, и за большинством из них следовали огромные толпы сторонников. Поэтому для Тиберия Иисус был просто еще одним наглым мошенником в их длинной череде.

– По-видимому, да, но… Я не знаю. Я не знаю, как мне относиться ко всему этому.

– Вначале надо изучить факты, дорогая, и только потом выработать отношение к ним. Постарайтесь воспринимать рукопись отстраненно, особенно ту ее часть, которую я собираюсь сейчас прочесть. Если не сможете отнестись ко всему с необходимым беспристрастием, вы будете излишне потрясены услышанным, так как оно значительно хуже того, что вы можете предположить.

«Если голодным пообещать хлеба, они будут драться за него, пока не наполнят брюхо. Это давно подтверждено историей. Названный закон доказывают все поступки человека и сам дух его. Но один вопрос тревожит мой сон: так ли уж важно, кто готовит пир? Отвергнет ли голодный пищу, предложенную ему врагом? Возможно, только из страха быть отравленным, но что, если еду ему преподнесут так, что он с радостью примет ее? Не прострет ли он тогда руки к хлебу врага? Думаю, что да. А народ иудейский жестоко страдает от голода и хватается за любую надежду и обещание спасения. Ему незнакомы боги Рима и правильный путь в жизни, он взыскует обетованного им, который должен явиться из их среды, того, кто будет их истинным мессией. И это ожидание ничем невозможно изгнать из их сердец; никакие войны, никакие наказания не смогут вычеркнуть пророчества о его неизбежном приходе из их писаний. Они ждут его, они молятся о его приходе, они ищут его и уповают на его явление, о котором однажды возвестит всеобщее ликование. Почему бы нам и не дать его им? Давайте же утолим их голод выбранной нами пищей, устроим им пир по поводу прихода их спасителя, чтобы смогли они насытиться, возрадовавшись учению своего мессии, словами, которые для нас не будут представлять никакой угрозы, ибо нам известно, что он всего лишь ничтожество, возведенное в ранг Юпитера.

Чтобы наша шутка удалась, у евреев не должно зародиться ни малейшего подозрения. Они должны собственными глазами узреть некое Божественное деяние, столь магическое и столь загадочное, что все последующие поколения будут вечно воспевать его величие. И таким образом закончится их ожидание прихода мессии, так как мы вселим в них уверенность, что он уже пришел. Вера в его приход должна распространиться повсюду, а не только по границам их выжженной солнцем земли; она должна передаваться из уст в уста, от одного путника к другому. Она зародится среди населения их земли и разойдется из центра Иерусалима подобно заразной болезни и словно голодный зверь будет пожирать всех обитателей Иудеи. Как только произойдет то, чего мы хотим, как только не останется никаких сомнений в приходе мессии, Рим окажется в весьма выгодном положении.

Мы используем еврейскую непреклонность против них же самих, и их богатства тоже начнут служить нам. Публично мы станем смеяться над их верованиями, а втайне будем собирать приношения. Мы будем требовать от них почитания римских богов, зная, что они будут держаться за своего мессию словно малые дети за материнскую грудь. Но именно это нам и будет нужно, так как чем больше они будут почитать своего ложного бога, тем слабее будут становиться. А мы воспользуемся их слабостью, мы будем управлять их телами и душами. Ради блага Рима нам следует начать исполнять наш план немедленно, воспользовавшись назареем как инструментом, как нашим избранным еврейским мессией.