Текст книги "Крестное знамение"

Автор книги: Крис Кузнецки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)

Глава 65

На вращающемся столике, перевязанная ярко-желтой бечевой, лежала пачка газет. Пейн уже несколько дней не смотрел новости по телевизору, поэтому ему очень хотелось узнать, что сейчас пишут о событиях в Орвието. Он перелистал всю стопку и отыскал одно англоязычное издание. Пейн взял его с собой наверх, нашел там спокойное место, где без помех смог ознакомиться с новостями о «самом опасном» человеке в Европе.

Во всех заметках доктор Бойд изображался кровожадным убийцей, способным на любое преступление ради достижения своих целей, хотя ни в одной из статей не уточнялось, каковы конкретно могут быть эти цели. По мнению авторов репортажей, он опасный преступник, которому каким-то загадочным образом удается скрываться от полиции и который повсюду, где появляется, оставляет за собой жуткий кровавый след и горы человеческих трупов. Ни слова о катакомбах или вертолете, с которого была предпринята попытка расправиться с «негодяем». Ни слова и о его преподавательской карьере в Дуврском университете и об авторитете в научных кругах. Но почему? Потому что подобные сведения, по мнению бойких журналистов, только помешали бы общей картине и, возможно, вызвали бы у читателей сочувствие к этому «монстру». В общем, вполне человечные, нормальные чувства. А как всем хорошо известно, все человечное очень плохо продается. Хорошо продается только насилие. Именно его вожделеют читатели газет. Именно за счет насилия и существуют газеты.

В данной связи внимание Пейна привлекла заметка, непосредственно примыкавшая к статье о Бойде. Огромные черные буквы заголовка сразу же бросались в глаза: «Маньяк-распинатель». Ниже находился снимок крупным планом какого-то несчастного, недавно убитого в Дании. При других обстоятельствах Пейн просто пропустил бы статью. От заголовка и фотографии веяло демонстративной сенсационностью – несмотря на то что их окружали другие новости, по своему значению намного превосходившие сообщение о гибели одного человека, какой бы жестокой и необычной она ни была, взгляд невольно обращался к мрачному снимку. Пейна в упомянутом репортаже заинтриговало слово «распинатель». Он быстро пробежал глазами текст, в котором кратко сообщалось о событиях в Хельсингере и Ливии. Он заканчивался словами «Третья жертва – Поп» и редакторской отсылкой за подробностями в спортивный раздел газеты.

– Черт побери! – пробормотал Пейн. Он понял, о ком идет речь, еще до того как перелистал газетные страницы.

Имя Орландо Попа было одним из самых знаменитых в спортивном мире. По сравнению с его смертью меркли все остальные новости в мире, оттесняя на задний план даже «чудовищные преступления» пресловутого доктора Бойда. Пейн лихорадочно перелистал страницы, дошел до спортивного раздела, однако не нашел ничего, кроме коротенького абзаца, сообщавшего, что Попа нашли распятым в Фенвей-парке. Никаких других подробностей не приводилось. Никаких фотографий, комментариев и сообщений о реакции на происшедшее других членов команды. Самое главное спортивное событие за целое десятилетие, и Пейну ничего о нем не известно!

Потрясенный прочитанным, Пейн схватил газету и бросился к Джонсу с новостями. В это время Джонс и Мария беседовали с Бойдом, просматривавшим современный очерк истории Хофбурга и всех монархов, которые когда-либо жили в нем. Бойд хотел узнать, кто из них построил ту часть дворца, где находилась статуя смеющегося человека.

– Что-нибудь нашли? – спросила Мария.

Вначале Бойд вообще не откликнулся на ее слова и продолжал читать, а затем, повернувшись к ним, пробормотал:

– Гм? Что? Что такое?

Мария улыбнулась. Доктора Бойда не способны изменить никакие обстоятельства.

– Вы что-нибудь нашли?

– Разные мелочи, моя дорогая. Разные мелочи. Найти бы хоть какую-то подсказку, уверен, я бы сразу со всем разобрался. – Бойд взмахнул рукой, жестом окинув всю библиотеку. – Я убежден, ответ где-то здесь.

– Согласна, – улыбаясь, отозвалась Мария. – Тут у Ди-Джея появилась одна версия, которую вам неплохо было бы выслушать.

Бойд глянул на Марию, потом на Джонса, пытаясь понять, не шутит ли она. По их лицам он понял, что они настроены вполне серьезно.

– Ну что ж, я слушаю.

Пейн также приготовился слушать. Однако прежде чем Джонс успел произнести хоть слово, внимание Пейна отвлек какой-то шум в противоположной части библиотеки. Вначале звук открывающейся двери, затем приглушенные шаги. Множество шагов. В библиотеку вошла группа люди – возможно, уборщики или вооруженная охрана, по звуку шагов Пейн определить не мог. В любом случае им грозила серьезная опасность.

– Спрячь их! – скомандовал Пейн Джонсу.

Тот сразу понял, что ему следует сделать. За долгие годы совместных операций они научились понимать друг друга с полуслова.

Пейн вытащил из-за пояса «люгер» и стал бесшумно продвигаться по третьему этажу меж колонн и статуй. Тысячи книжных полок защищали его сзади, а спереди он мог рассчитывать на толстые деревянные перила. Он находился на высоте примерно пятнадцати футов над вторым этажом. Пейн пригнулся, просунул голову между двумя резными стойками и оттуда смог обозреть большую часть зала.

Два человека в деловых костюмах стояли у главного входа, а третий тем временем что-то нащупывал за гобеленами, развешенными на правой стене. Сейфа там, где ходят посетители, быть не может, значит, в стене находится система безопасности или электрическая панель. Ответ не заставил себя долго ждать. Послышалось два щелчка, и весь потолок ярко осветился.

Пейн не сводил глаз с мужчин, которые проследовали на середину зала. Они находились от него на расстоянии примерно ста футов, и потому Пейн почти ничего не видел и не слышал. Мужчины что-то горячо обсуждали между собой, но он не понимал даже долетавших до него обрывков слов: отчасти из-за расстояния, отчасти из-за языкового барьера. Как бы то ни было, он так и не смог выяснить, что это за люди и с какой целью сюда заявились.

Что-то подсказывало Пейну, что они ищут не их. В противном случае эти люди не стояли бы посередине библиотеки и не устраивали бы столько шума. Они бы неслышно скользили вдоль стен, устремляя дула своих винтовок и автоматов во все углы и за все повороты, до тех пор пока не нашли бы их. Ничего подобного Пейн не заметил. Значит, пока можно тихо сидеть в своем укрытии.

Предположения Пейна были опровергнуты минуту спустя, когда один из мужчин выпалил:

– Бойд, нет никакого смысла прятаться. Мне известно, что ты здесь. Выходи, будь мужчиной.

За многие годы службы Пейну пришлось видеть массу всяких глупостей, но впервые в жизни он столкнулся с тем, что кто-то в открытую бросал вызов конкретному члену его подразделения. Подобная ситуация совершенно не укладывалась в стереотип военных столкновений в современном мире. Еще более удивительным было то, что доктор Бойд действительно ответил на призыв – вышел из-за книжных полок. С выражением глубочайшего презрения на лице, выражением, которое заставляло заподозрить, что он готовится совершить нечто уж совсем идиотское – например вызвать того парня внизу на дуэль, – Бойд прокричал на весь Большой зал:

– Иди и попробуй взять меня, ты, грязный дрочила!

При этих словах Пейн чуть было не наделал в штаны. Происходящее казалось ему чудовищно, необъяснимо абсурдным. С какой стати оперативник, получивший хорошую подготовку в ЦРУ, а кроме того, ученый, многими почитаемый чуть ли не за гения, решается вот так глупо, по-детски рисковать всем, чего они добились? Идиот! О чем, черт возьми, он думает?

Бойд стоял на расстоянии двадцати футов, не подозревая о том, что Пейн сидит под одним из столов. В какое-то мгновение у Пейна появился соблазн заставить старого кретина замолчать и тем самым спасти остальных. Парочка пуль в колено, и он кувырнется через перила подобно мамаше Дэмиена, когда тот сбил ее на своем трехколесном велосипеде в «Омене». Впрочем, Пейну пришлось отказаться от своего намерения, как только он заметил, что за спиной у Бойда появилась Мария. Все представления о мире у Пейна перевернулись с ног на голову. Что-то происходило, но он не мог понять что. Может быть, они окружены со всех сторон, а он просто не видит? Или Бойд с Марией решили сдаться? Или их с Джонсом все-таки обвели вокруг пальца?

Пейн получил ответ на все свои вопросы, как только разглядел, кто находится внизу. Там стоял Петр Альстер и широко улыбался, а его красные щеки сверкали от яркого света. Он поднял глаза на Пейна и произнес:

– Джонатан, мой мальчик! Вот и ты. Полагаю, ты не будешь возражать против подкрепления.

Все спустились вниз, где новоприбывшие познакомились с неизвестными им американцами, а доктор Бойд с радостью пожал руку своему старому коллеге, доктору Герману Ванке, на котором была официальная рубашка с галстуком, на ногах… домашние тапочки. Он заявил, что в них производишь меньше шума, двигаясь по Хофбургу, однако по хитроватому блеску в глазах Пейн понял, что пожилой ученый решил надеть тапки просто так, ради развлечения. Большинство считало Ванке крупнейшим специалистом в истории Австрии, поэтому он полагал, что может позволить себе быть эксцентричным. Впрочем, Пейна совершенно не интересовала его обувь. Главным был ответ на вопрос, сможет австриец помочь им в их поисках или нет. Пейн спросил Ванке, откуда тот знает Бойда, и ученый разразился пятиминутным монологом об их совместной учебе в Оксфорде, где, по его словам, оба были одинаково блестящими студентами, несмотря на абсолютно разное происхождение.

Также среди прибывших был Макс Хохвельдер, ассистент Ванке. По-видимому, он был значительно старше Пейна, хотя точно это определить было затруднительно, так как Макс оказался крайне неразговорчив, а его короткие светлые волосы блестяще маскировали любые следы седины. Он застенчиво пожал руку Бойду, а затем снова как будто затерялся среди выдающихся научных авторитетов, сделавшись совершенно незаметным.

Как бы то ни было, через несколько минут, проведенных за светской беседой, Пейн решил, что пора вернуться к делу. И он начал с самого элементарного вопроса. Почему Ванке находится в Хофбурге?

– Научные исследования, герр Пейн, научные исследования. – Его английский был совершенно безупречен, практически без малейших признаков акцента. Однако время от времени, чтобы придать своей речи больше местного колорита, Ванке вставлял в нее какое-нибудь немецкое словечко. – Я собирался взглянуть на одну из королевских коллекций, когда вдруг заметил своих старых друзей: Петра и Франца. Я сразу понял, что они что-то задумали, и решил немного с ними поразвлечься. – Он проиллюстрировал свои намерения, выкрикнув несколько австрийских слов, которые в его устах прозвучали подобно воплям какого-нибудь лагерного надсмотрщика из давних нацистских времен. – И когда они подняли руки вверх, я понял, что они готовились совершить нечто поистине скандальное, нечто такое, во что и мне не помешало бы ввязаться.

Альстер виновато потер лоб, из чего Пейн заключил, что появление в зале Ванке никоим образом не запланировано.

– Все остальное оказалось чрезвычайно несложным, – продолжал Ванке. – Я послал Франца, чтобы он отвлек охранника, а Петр тем временем сообщил мне самые основные факты. Как только я услышал имя Чарлза, я тут же понял, что обязан помочь. Хочет он того или нет.

– Надеюсь, ничего страшного не произошло, – извиняющимся тоном произнес Альстер. – Знаю, не следовало вовлекать Германа в наши дела, однако поразмыслив и приняв во внимание специфику его научных интересов, я понял, что он может быть для нас небесполезен. По крайней мере, я надеюсь на это. Мне очень не хочется думать, что я сильно навредил.

Бойд взглянул на Пейна и пожал плечами, так словно хотел сказать: «Ну все равно уж ничего не поделаешь». Какой смысл теперь орать на Альстера или набрасываться с кулаками. Он пригласил помочь в их расследовании одного из старых друзей Бойда, человека, знавшего об истории Австрии гораздо больше всех остальных, вместе взятых. Если Альстеру суждено было кому-то проболтаться, это самый лучший выбор из возможных. К счастью, Альстер оказался вовсе не так болтлив, как они поначалу предполагали. Он сообщил Ванке кое-что о смеющемся человеке, но не произнес ни слова о катакомбах. Бойд добавил ему еще кое-какой информации, и Ванке из блаженного старичка мгновенно превратился в историка с мировым именем.

– С чего начать? С чего начать? – бормотал он шепотом. Затем, не произнося больше ни слова, направился в самые глубины библиотеки. За ним последовали Бойд, Мария, Альстер и его похожий на тень ассистент. Пейн схватил Джонса за руку в тот самый момент, когда тот готов был двинуться за остальными, и сказал, что им необходимо кое о чем переговорить.

– Что случилось? – спросил Джонс.

– У меня появилось ощущение, что мы так много времени тратим на беспокойства по поводу Бойда, что потеряли целостное представление о происходящем. Ведь дело-то не сводится только к проблеме катакомб.

– Не сводится к проблеме катакомб? Да мы вот-вот докажем, что Христос не был распят. Вот это проблема так проблема, по-моему.

– Да, я понимаю, но… У меня начинает складываться впечатление, что здесь есть что-то еще.

Джонс пристально взглянул Пейну в глаза.

– Мужик, только не говори, что у тебя снова разыгралась интуиция.

– На сей раз дело далеко не только в моей интуиции. – И Пейн протянул другу газету. – То, что здесь описывается, слишком грандиозно, чтобы быть простым совпадением.

– И что это?

– А то, что мы расследуем историю распятия, а вокруг нас одного за другим распинают людей. Первым убили священника из Ватикана, затем непальского принца, а прошлой ночью они уж совсем обнаглели и добрались до Орландо Попа.

– Святого игрока?

Пейн кивнул.

– Его нашли в Фенвее.

– Без дураков? – Джонс замолчал и задумался. – Думаешь, это имеет отношение к нам?

– А знаешь, когда начались распятия? В понедельник. В тот же день, когда Бойд обнаружил катакомбы и когда взорвался автобус. В тот же день, когда нас ввели в игру… Считай меня параноиком, но это не может быть простым совпадением.

– Ну почему же? – возразил Джонс. – Черт, возможно, здесь всего лишь…

– Что? Счастливое совпадение? Напомни-ка мне, когда мы в последний раз читали газетную заметку о распятии. Боюсь, что, как ни старайся, все равно не вспомнишь. А когда в последний раз убивали священников из Ватикана? Ты можешь привести хоть один пример за последние двадцать лет?

Пейн сделал вид, что ждет ответа, который так и не последовал.

– Я говорю тебе, Ди-Джей, все эти события связаны между собой. Не знаю, каким образом и почему, но мы оказались замешаны во что-то гораздо более значительное, чем какой-то доктор Бойд. И я нутром чую, что, если мы в самое ближайшее время не выясним, в чем тут дело, всем нам – да и не только нам – придется ох как не сладко!

Глава 66

Тэнк Харпер со своими людьми прибыл на аэродром Дасинь до того, как тело четвертой жертвы коснулось земли. Пилот делал низкие и широкие круги, зная, что о радарах беспокоиться нечего. По крайней мере в Китае. К тому времени, когда поисковые самолеты поднимутся в воздух, всю посадочную полосу заполонит скот, а самолет Харпера будет надежно скрыт в зарослях.

Именно по этой причине его и выбрал Манзак. Он знал, что Харпер не попадется.

Манзак не мог предположить, что Харпер с самого начала раскусит его тайные намерения. По опыту Харпер знал, что в его деле самое сложное не выполнение задания, а получение вознаграждения за него. Упомянутая задача доставляла ему больше всего хлопот – и притом весьма опасных! – но и больше всего наслаждения, в особенности в том случае, если он работал на нового клиента. Которого он практически не знал. Которому не мог доверять. В общем, такого, как Ричард Манзак.

Тот позвонил Харперу в начале недели и сообщил, что вознаграждение будет поделено между всеми участниками в субботу на вилле в Риме. Единственное, что требовалось от Харпера, – это прибыть туда вовремя. Харпер улыбнулся, услышав слова Манзака, и затем напрямую спросил:

– А вы сами там будете?

Манзак заверил его, дав слово джентльмена, что лично их встретит.

Конечно, Харпер не поверил ни единому его слову. Манзак не просто назвался чужим именем – на самом деле его звали Роберто Пелати, – но по какой-то причине взял в качестве псевдонима имя пропавшего без вести оперативника ЦРУ. Зачем? Почему он не предпочел взять вымышленное имя?

Харпер не нашел удовлетворительных ответов на свои вопросы, и тем не менее главное уяснил отлично – Пелати вовсе не собирался с ним расплачиваться. Более того, Харпер понимал, что на вилле в Италии, должно было произойти нечто грандиозное. Нечто по-настоящему кровавое. Нечто жуткое и жестокое.

Впрочем, это его не пугало.

Харпер надеялся на миллион долларов, но теперь его устроил бы и скальп негодяя.

Крест, сброшенный Харпером, приземлился на главном дворе Запретного Города, где его сразу окружила группа солдат в масках. Представители местного отделения Интерпола стояли поодаль. Они прибыли сюда вовремя благодаря звонку Дайала, который умолял их насколько возможно сохранить улики.

Специальная антитеррористическая группа осмотрела крест на предмет возможной опасности и радировала о результатах в центр. Прошло несколько минут, прежде чем военным медикам было разрешено осмотреть жертву. Врачи пришли к выводу, что у Пола Адамса еще есть шанс выжить, но только в том случае, если его немедленно доставят в больницу и срочно прооперируют. Командир подразделения поблагодарил их и пообещал добиться соответствующего разрешения. Кивнув, врачи вернулись к Адамсу без единого слова возмущения. Им было хорошо известно, что в их стране возмущением они ничего не добьются, а только наживут неприятностей себе и своим семьям.

Час спустя поступило решение сверху: вывозить умирающего с места преступления запрещено. Адамсу не разрешается покидать пределы Запретного Города, даже если ему грозит смерть.

Пейн с Джонсом догнали остальных в отделе библиотеки, который был заполнен тысячами экземпляров одной и той же книги. По крайней мере, именно так показалось Пейну. Все тома были переплетены в красный, голубой и позолоченный сафьян, и на каждом стояла печать в виде герба принца Евгения, представителя одного из самых аристократических семейств средневековой Европы. [31]31
  Евгений Савойский (1663–1736) – принц, австрийский полководец, генералиссимус (1697).


[Закрыть]

Евгений родился в Париже, но, несмотря на это, его очень почитали в Австрии, где принц прославился участием в сражениях с турками за «Священную Римскую империю». Позднее к воинской славе он добавил еще и славу мецената, передав свою библиотеку – десятки тысяч томов, среди которых были редчайшие рукописи, полученные из Италии и Франции, – дворцу Хофбург, где ею смогли бы пользоваться все жители Вены. И вот по прошествии нескольких столетий она все еще продолжала выполнять свою великую просветительскую миссию.

Доктор Бойд и доктор Ванке сидели поодаль и листали книги. Заметив Джонса, Бойд подозвал его к столу.

– Мария рассказала мне о вашей гипотезе относительно Лонгина. И я восхищен вашей проницательностью. Именно центурионы находились ближе всего к распятому, поэтому один из них вполне мог участвовать в заговоре, если таковой вообще имел место… К несчастью, как вам, наверное, прекрасно известно, большинство ученых убеждены, что Лонгин никогда не существовал, что он был просто плодом богатого воображения автора Евангелия.

– Возможно, они и ошибаются, – вмешался Ванке. – Мне кажется, я кое-что нашел.

– Что еще за «кое-что»?

– Вам нужна была информация о статуе. Вот я и нашел ее.

Ванке поднял одну из книг принца Евгения, открыл и продемонстрировал всем черно-белый рисунок статуи смеющегося человека, выполненный местным художником в 1732 году. Рядом находилось подробное ее описание, сделанное по-итальянски и по-немецки одним из придворных Евгения. Там говорилось о периоде времени, охватывавшем около двух тысяч лет.

– В тексте рассказывается, что когда-то давно в Виндобону прибыла значительная персона, не пожелавшая раскрыть имя, но охраняемая несколькими центурионами, так словно была членом императорской семьи. Ему предоставили участок земли на окраине города неподалеку от мраморных каменоломен. Он щедро расплатился с обитателями города за строительство дома, который окружали громадные стены и защищали мечи его стражей. Упомянутый неизвестный прожил там следующие три десятилетия, пока не стал жертвой тяжелой болезни. Безымянный человек делал все, что было в его силах, чтобы приобрести популярность среди местных жителей: предоставлял работу крестьянам, наставлял детей в премудростях религии, щедро делился временем и деньгами с любым, кого почитал достойным. Он сделался настолько любим и почитаем здесь, что обитатели города прозвали его Святым из Виндобоны.

– И он тебе известен? – спросил Бойд.

Ванке кивнул, отложив книгу.

– Думаю, что да. Хотя мифы, доходившие до меня, скорее всего не соответствуют тем фактам, которые вы ищете. Как гласят упомянутые легенды, Святой из Виндобоны был одним из первых последователей Христа и страстным проповедником христианства.

– Христианства? – произнесли все одновременно.

Ванке улыбнулся.

– Я предупреждал, что-то может не сойтись.

– Расскажи нам о статуе, – попросил Бойд. – Кто ее создатель?

– Хороший вопрос, Чарлз. Я как раз собирался к нему перейти. – Ванке перевернул еще несколько страниц. – Через несколько лет после прибытия этого святого в Виндобону город посетила группа римских скульпторов, присланных императором Калигулой специально, чтобы почтить этого человека, запечатлев его образ в нескольких мраморных статуях.

– Ты сказал, Калигулой? Блестяще! Теперь у нас есть почти точная дата! Скульпторы прибыли сюда между тридцать седьмым и сорок первым годами.

– Гай Цезарь, более известный как Калигула, правил в течение четырех лет сразу же после кончины в тридцать седьмом году Тиберия, которому он приходился внучатым племянником. Одним из первых деяний Калигулы на императорском троне стало публичное признание преемственности по отношению к Тиберию, включая и оплату ряда заказов на произведения искусства. Все это делалось для завоевания популярности среди населения Рима. Тем не менее на деле все получилось совсем иначе. К примеру, Калигула уничтожил большую часть личных документов Тиберия ради сохранения доброго имени семьи. Это была вынужденная мера, поскольку к концу жизни разум покинул Тиберия.

Парадоксальным образом значительно больший вред репутации семьи нанес сам Калигула. Четыре года его правления запятнаны историями о таких безумствах и столь немыслимом распутстве, что способны шокировать даже привыкшего ко всему современного человека. Среди них демонстративное сожительство с собственными сестрами, пытки и казни заключенных в качестве развлечения за обедом, выступления с политическими речами в женской одежде, насилие, совершаемое над женами сенаторов и военных на глазах у их потрясенных супругов, ну и прославленное производство любимой лошади в римские сенаторы.

– Выполняя предсмертную волю Тиберия, император Калигула приказал высечь из местного мрамора несколько статуй, – продолжал Ванке. – На лице каждой из них следовало запечатлеть торжествующее выражение, так словно она, владея некой великой тайной, смеется над миром, пребывающим в заблуждении. По завершении проекта одна из статуй должна была украшать жилище святого, располагающееся высоко на белых холмах Виндобоны. Все остальные следовало поровну распределить между землями, иссушаемыми солнцем и круглый год покрытыми снегом.

У Марии перехватило дыхание, когда она услышала эти слова. Они встречались в свитке из Орвието.

– Со временем святого утомило созерцание собственной физиономии. Говоря о необходимости смирения, он приказал удалить статую и впоследствии уничтожить. У центурионов не хватило духу исполнить его повеление – статуя была прекрасна. Они поместили ее на отдаленной окраине города, где статуя вскоре сделалась объектом поклонения для жителей города и где они отдавали долг доброте и милосердию святого. Так она и простояла там несколько столетий, до начала строительства Хофбурга. И вот тогда-то ее перенесли снова в центр города и с честью поместили в качестве одного из украшений дворцового фасада.

В библиотеке воцарилась тишина.

Спустя некоторое время первым заговорил Бойд:

– Что-нибудь еще известно? Имя этого человека или какие-то его дела?

– Нет, абсолютно ничего. Дошли только легенды о его захоронении в белых холмах.

– Да, возможно.

Ванке несколько мгновений пристально всматривался в Бойда, прежде чем заговорить снова.

– Чарлз, прости меня за нескромный вопрос: что конкретно ты ищешь? Это должно быть нечто чрезвычайно важное, в противном случае ты не стал бы так себя вести.

Бойд ответил таким же пристальным взглядом, но подтверждать его предположения не стал, – отчасти из-за того, что не хотел подвергать опасности своего австрийского друга, отчасти из-за элементарной жадности. Для Бойда открытия, сделанные в Орвието, были его и только его открытиями, и от мысли о том, что кто-то может похитить хотя бы частичку его славы, особенно на заключительной стадии поисков, ему делалось дурно.

– Герман, ты мне доверяешь?

– Думай обо мне что угодно, но я не принадлежу к числу тех, кто помогает беглым преступникам.

– В таком случае выслушай меня. Тебе не нужно знать, что мы ищем. За прошедшую неделю погибли десятки людей, невинных людей, и все из-за упомянутой тайны. – Бойд вспомнил о пассажирах автобуса; у него в ушах до сих пор звучали их предсмертные вопли о помощи. Ему совсем не хотелось, чтобы в такой же ситуации оказался и один из его друзей. – Герман, сделай одолжение: забудь о том, что меня сегодня видел. Как только все уляжется, клянусь, я свяжусь с тобой и все объясню. А до того момента, пожалуйста, храни всю информацию о нашей сегодняшней встрече в тайне. Твое благополучие и даже жизнь полностью зависят от этого.