Текст книги "Крестное знамение"

Автор книги: Крис Кузнецки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

Глава 50

Анри Тулон имел давнюю привычку опаздывать на работу, а домой уходить раньше положенного. Поэтому Ника Дайала совсем не удивило, что, когда он позвонил в Интерпол, Тулона там не оказалось. Не в первый раз им приходилось конфликтовать. Отчасти потому, что Дайалу досталось то место, на которое претендовал Тулон, а отчасти потому, что Тулон по природе своей был провокатором, любившим устраивать стычки с кем попало. Тем не менее Дайал мирился с этими неприятными качествами Тулона, так как тот выполнял свою работу гораздо лучше любых других сотрудников Ника.

Оставив сообщение на автоответчике, Дайал, находившийся в номере бостонского отеля, полностью сосредоточился на доске с материалами следствия. Он внимательно всматривался в фотографии со всех трех мест преступления, пытаясь установить, есть ли между ними какая-либо связь. Священник из Финляндии, которого похитили в Италии и убили в Дании. Непальский принц, похищенный в Таиланде, но убитый в Ливии. Бейсболист из Бразилии, похищенный в Нью-Йорке и распятый в Бостоне. Что их связывает?

Янсен, Нарайян и Поп – здоровые мужчины на четвертом десятке. Все холостые, бездетные, без каких-либо постоянных связей. Более того, можно совершенно определенно сказать, что они прилагали особые усилия, чтобы названных связей избежать. Янсен принял обет безбрачия, Нарайян предпочитал проституток, а Поп просто был самым настоящим отшельником. С другой стороны, список отличий между ними мог быть вдвое длиннее. Они являлись последователями разных религий, принадлежали к разным национальностям и происходили из разных концов Земли. Говорили на разных языках, имели разные профессии, разное социальное положение. Главным сходством между ними были обстоятельства их смерти.

Дайалу уже давно стало ясно, что целью всех трех преступлений была не сама расправа с жертвами, а некое пока не расшифрованное послание.

Потягивая кофе, Дайал решил внимательнее проанализировать сами места преступлений. Раньше, как правило, ему приходилось работать с одной картой, так как его предшествующие дела были привязаны к довольно ограниченному географическому пространству. В данном же случае необходимо было принимать во внимание практически весь мир.

Чтобы нагляднее представлять ситуацию, Ник пользовался набором булавок с разноцветными головками. Каждый цвет имел свое значение. Названия тех мест, где жертвы родились, Дайал обозначил белыми булавками: Локк в Финляндии, Катманду в Непале, Сан-Пауло в Бразилии. Голубыми булавками он отметил места похищения: Рим, Бангкок, Нью-Йорк. И наконец красными – места гибели.

В общей сложности девять булавок, рассеянных по карте мира. Три в Европе, две в Азии, две в Северной Америке, одна в Южной и одна в Африке. Свободными оставались только два континента: Австралия и Антарктида, что вполне устраивало Дайала, так как его не прельщала перспектива гоняться за собаками динго по австралийским пустошам и мерзнуть на Южном полюсе.

Телефонный звонок вернул его к реальности. Дайал поспешил к рабочему столу.

– Дайал слушает.

– И что же он слушает? – издевательским тоном отозвался с противоположного конца провода Анри Тулон.

Дайал пребывал совсем не в игривом настроении, поэтому сразу перешел к делу:

– Вчера вечером по прибытии в Бостон я обнаружил интересный факт относительно последней жертвы… Этот человек не был мертв.

– Что? Ты хочешь сказать, что он жив? Я слышал…

– Нет, Анри, сейчас-то он мертв, но когда я приземлился в Логане, он еще был жив. Полиция узнала о случившемся, когда я уже прилетел в Америку.

Мгновение Тулон молчал, пытаясь осмыслить услышанное.

– Как подобное возможно? Нам прислали факс об убийстве еще прошлым вечером.

– В том-то и дело. Мы знали о преступлении еще до того, как оно было совершено. Такое впечатление, что нас кто-то взялся дразнить.

Тулон пробормотал несколько ругательств по-французски, затем по-немецки подозвал одного из своих помощников. Свободное владение Тулоном несколькими европейскими языками делало его совершенно незаменимым сотрудником. Он говорил на десятке разных языков, что позволяло ему без затруднений общаться почти со всеми работниками Интерпола, свидетелями, представлявшими самые разные национальности, и полицейскими чиновниками из разных концов света.

– Извини, – снова обратился он к Дайалу, – факс лежал на столе, но какая-то сучка из вечерней смены снова копалась в моих бумагах. Я тебе уже тысячу раз говорил, Ник, если ждешь от меня хорошей работы, ты должен предоставить мне отдельный кабинет.

– Я сейчас не в настроении обсуждать подобные проблемы, Анри. Мне нужна информация о факсе.

– Он поступил с полицейского участка в Бостоне примерно за десять минут до того, как я позвонил тебе на сотовый. В факсе говорилось, что на стадионе в Бостоне обнаружена еще одна жертва и требуется кто-то из наших сотрудников, чтобы проверить возможную связь с предыдущими преступлениями.

– У тебя осталось название, номер или место расположения участка?

– Абсолютно все было на факсе, Ник. Он был на обычной почтовой бумаге.

Дайал тихо застонал. У них имелась лучшая из возможных нитей, и кто-то из сотрудников их же учреждения потерял ее.

– Ник, – сказал Тулон, – Ганс в данный момент проверяет аппарат. Он сохраняет в памяти пятьдесят последних документов, поэтому есть шанс, что мы сможем распечатать еще одну копию. Кроме того, я возьму распечатку телефонных звонков на наш номер, чтобы узнать, откуда поступил факс. Возможно, тебе удастся еще до своего отъезда обнаружить тот подозрительный полицейский участок, с которого нам прислали эту информацию.

Дайал сделал глубокий вдох. Возможно, в конце концов, это и не столь уж большая катастрофа, как он предположил вначале.

– Пожалуйста, проинформируй меня как можно скорее. Если мы обнаружим, откуда поступил факс, то, возможно, наконец получим решающую нить в расследовании.

Фрэнки Чионе понравилось общаться с Пейном и Джонсом. Он не знал, что в них вызывало его симпатию: хладнокровие, добродушная насмешливость или то, что они такие высокие. Фрэнки знал, что они какие-то особые. Они не только постоянно подчеркивали его значительность – что его друзья и коллеги делали крайне редко, – у него возникло ощущение, что он нравился американцам сам по себе, а не потому, что мог сделать что-то полезное.

После того как Пейн с Джонсом уехали из Милана, Фрэнки стал обдумывать, как продолжить сотрудничество с ними. В конце концов он пришел к выводу, что они оставили у него нечто такое, на что он мог опереться, включая фотографии места гибели вертолета и сведения из агентства по прокату автомобилей. Конечно, Фрэнки не знал, куда это может его завести, но сама мысль о том, что он сумеет им как-то помочь, вдохновляла.

«Франческо Чионе, частный детектив из Италии. Никакая загадка не кажется мне слишком большой, несмотря на то что я совсем маленький».

Смеясь про себя, Фрэнки понял, что удобнее всего начать с фотографий Орвието, так как Пейн с Джонсом ушли из его офиса, не успев их все увеличить и рассмотреть.

Прежде всего он решил взглянуть на ту фотографию, которую отсканировал Джонс. Фрэнки не торопясь изучил каждый сантиметр снимка, увеличив его и просмотрев под разным углом, прежде чем решил, что настало время перейти к другому. Удалив файл с компьютера, он пролистал остальные фотографии и остановился на двух последних.

На первый взгляд какой-то определенной причины такого выбора не было. Просто Фрэнки решил, что если Дональд Барнс был таким тучным, каким его описали Пейн с Джонсом, то у него должна была быть серьезная причина, чтобы пройти половину плато и сделать дополнительные фотографии разбившегося вертолета. А так как ничего особенного он не заметил, то решил увеличить фотографию.

Двигая мышкой, Фрэнки мог перемешать изображение в любом направлении, что позволило ему во всех подробностях рассмотреть отдельные участки места падения вертолета, которые Пейн с Джонсом так и не увидели.

На первом фрагменте фотографии он не отыскал ничего, кроме тени от дыма и солнечных лучей. На втором разглядел камень, частично покрытый зеленым мхом, а на третьем – обломок лопасти несущего винта, который Бойду удалось разбить с помощью ящика с инструментами. А вот четвертый фрагмент оказался самым сложным для идентификации. Настолько сложным, что его пришлось увеличить впятеро, затем с помощью специальной функции сделать пиксели изображения ярче, и только тогда Фрэнки начал кое-что понимать. После всех названных операций у него практически не осталось сомнений относительно того, что изображено на фотографии, так как увиденное было поистине чудовищно.

Под камнями и мусором у самого основания скалы было распростерто раздавленное тело итальянского солдата. Голова его была раздроблена первым ударом лавины, остальное довершило падение с высоты в четыреста футов. Конечности вывернуты, внутренности вывалились наружу. И вся земля под ним в крови.

– Mamma mia! – пробормотал Фрэнки. – Вот почему убили того толстяка! Совсем не потому, что он беседовал с моими друзьями. Он погиб, потому что сфотографировал этот труп!

И он, несомненно, был прав. Хотя увиденное Фрэнки было ничтожно по сравнению с тем, что ему предстояло вскоре обнаружить. Со сведениями, которые помогут Пейну с Джонсом объяснить все.

Глава 51

Тишина, воцарившаяся в комнате, напомнила Пейну время, проведенное в «Маньяках». Все уставились на него, ожидая самой важной, решающей информации. Первой не выдержала Мария:

– Ну скажите же нам, что вы имеете в виду? Мы умираем от любопытства!

Пейн усмехнулся:

– Вот вы сами употребили это слово – «умирать», – а оно имеет непосредственное отношение к моей гипотезе.

И тут все поняли, что он имеет в виду распятие. То самое главное распятие. Событие, с помощью которого Тиберий надеялся соблазнить народ. Только оно могло иметь то особое значение, о котором говорилось в свитке. В особенности если вспомнить росписи и барельефы катакомб.

По мнению Пейна, барельефы на арке вовсе не высмеивали смерть Христа. Напротив, они запечатлели особый, чрезвычайно важный момент в римской истории. Но сделать распятие Христа важным для римлян могло только одно – то, что оно, это распятие, не было настоящим. Оно должно было стать хитрой уловкой, особым маневром Тиберия, предназначенным для того, чтобы помочь властям империи подчинить себе новую религию и направить поток пожертвований в имперские кладовые.

«Ради блага Рима нам следует начать исполнять наш план немедленно, воспользовавшись назареем как инструментом, как нашим избранным еврейским мессией».

Бойд задумался над предположением Пейна.

– Почему вы так уверены, что Тиберий инсценировал распятие?

– Почему? Потому что если Иисус не был мессией, как можно объяснить Его воскресение? Либо Тиберий инсценировал распятие, чтобы все выглядело так, словно он воскрес из мертвых, либо оно было истинным и тогда Иисус на самом деле мессия. У нас есть только два варианта.

По мнению Пейна, как человека реалистически мыслящего и атеиста, без помощи Рима простой смертный не мог обмануть смерть и с триумфом вернуться из ее царства в человеческое общество. По крайней мере после всех тех мук, на которые обрекли его римляне, такое возвращение было немыслимо. Или упомянутые муки тоже были только инсценировкой? Если Иисус не был еврейским мессией и спасителем, то спасти его жизнь могло лишь милосердие империи. А как известно, Римская империя всегда отличалась большим дефицитом милосердия.

– Мне не хотелось бы исполнять роль адвоката дьявола, но тем не менее… – начала Мария. – Разве возможно было инсценировать распятие в Иерусалиме первого века? Они ведь не располагали тогда всей той машинерией, которая имеется у современных фокусников. Кроме того, им пришлось бы, по-видимому, столкнуться с определенным сопротивлением.

– Имейте в виду, что вы беседуете со специалистом в данной области, – заметил Джонс, указывая на Пейна. – Сколько я его знаю, Джон всегда интересовался фокусами.

Джонс был прав. Пейна увлекали фокусы с тех самых пор, когда он еще под стол пешком ходил и когда его дед часто демонстрировал свой любимый трюк, неожиданно извлекая из уха монетку в двадцать пять центов. Его интересовали сами фокусы. Фокусники. История их ремесла. И он сделался настоящим знатоком в этой области.

Приняв позу заправского лектора, Пейн произнес:

– Первый документированный случай демонстрации фокусов имел место в Древнем Египте за три тысячи лет до возникновения Римской империи. И фокусы древних были очень разные по своему характеру, от очень простых и примитивных – типа чашки с шариком, как и в наши дни, – до довольно сложных. Около две тысячи семисотого года до нашей эры египетский фокусник по имени Деди прославился тем, что вначале обезглавил двух птиц и быка, а затем возвратил их головы на место.

– В самом деле? – воскликнул Альстер. – И как ему это удалось?

Пейн пропустил вопрос мимо ушей.

– При тех финансовых возможностях, которыми располагали римляне, и при хорошей подготовке они могли найти блестящий способ осуществить свой план. Более того, мне представляется, что им исполнить это было даже легче, чем Деди, так как его публика ожидала от него фокуса, а жители Иерусалима ждали реального распятия. Ведь никто в данном случае не предполагал возможного мошенничества или какой-то подмены, ибо все рассчитывали стать зрителями настоящего распятия.

Мария поморщилась.

– Ладно, все понятно. А как бы вы сами организовали нечто подобное, если бы вам в голову пришла такая идея?

Пейн задумался.

– Ну, предположим, распятие можно инсценировать, накачав жертву какими-нибудь наркотиками. И в этом случае будет создаваться впечатление, что он действительно умер на кресте. При стечении большого количества народа. А потом его можно спрятать на какое-то время, до тех пор пока не придет в себя. И все будут думать, что он воскрес.

В комнате воцарилась гробовая тишина – все задумались над гипотезой Пейна.

– Конечно, самым сложным в описываемом плане было отыскать необходимый препарат и установить точную дозу. Кроме того, препарат пришлось бы применять на глазах у публики, что могло представлять значительную сложность.

– Как известно, – заметил Альстер, – фармакология в Риме была на очень высоком уровне, а уж об искусстве смертной казни и говорить не приходится. Иногда они без особого труда убивали по пятьсот пленников за день, поэтому не думаю, что такие мелочи могли вызвать у них затруднения. Им нужно было только каким-то образом ввести жертве наркотик, пока она находилась на кресте, а через несколько минут человек впал бы в комоподобный сон.

– Каким образом можно было это сделать? – спросил Джонс. – Ведь в тот момент Иисус был окружен учениками. Они могли стать серьезной помехой.

Мария покачала головой.

– В Библии говорится что Иисусу, когда он висел на кресте, на конце копья поднесли уксус, что было довольно распространенной практикой во время распятия. Никто просто не обратил бы внимания на такое.

– В источниках я встречал несколько упоминаний о мандрагоре, – добавил Бойд – растении, которое до сих пор растет в Израиле. Римляне использовали его корень в качестве примитивного анестезирующего средства.

– Более того, – заметил Альстер, – использованием мандрагоры можно объяснить и то, что смерть Христа наступила так быстро.

– Каким образом? – заинтересовался Пейн.

– Распятие представляло собой довольно длительный процесс, который, как правило, длился более тридцати шести часов, а иногда девять и даже десять дней. В конце концов жертва чаще погибала не от кровотечения, а от голода и последствий длительного висения на кресте. – Альстер замолчал, подыскивая нужные слова. – Иногда, когда римлянам нужно было ускорить процесс, они перебивали жертве голени молотком или дубинкой. Жертва не могла более опираться на гвоздь, проходивший сквозь ступни, благодаря чему резко возрастала нагрузка на руки и грудь, дышать становилось все труднее, и человек очень быстро задыхался.

– Но ведь с Христом они ничего подобного не делали? – спросил Пейн.

– Нет, не делали, – подтвердил Бойд. – И это один из вопросов, которым на протяжении столетий не перестают задаваться историки. Как только что напомнил Петр, большинству жертв удавалось продержаться на кресте по меньшей мере тридцать шесть часов, а Христос умер очень быстро, проведя на кресте не более нескольких часов. Однако не забывайте: Христос был распят вместе с двумя разбойниками, и им-то как раз голени перебили, чтобы ускорить смерть. А когда римлянам все-таки пришла мысль поступить так и с Христом, то оказалось, что он уже мертв.

– «Кость Его да не сокрушится», [21]21
  Иоанн, 19:36.


[Закрыть] – шепотом процитировала Мария Писание. – Смерть Христа стала подтверждением пророчества. Пророчества, о котором должны были знать римляне.

Бойд кивнул.

– Так же как и действия Лонгина, пронзившего Христа копьем уже после его смерти. Иоанн говорит: «Воззрят на Того, Которого пронзили». [22]22
  Захария, 12:10.


[Закрыть]Со временем римляне стали смотреть на Иисуса как на своего Бога. Именно к этому и стремился Тиберий.

– Кстати, а есть ли у нас какие-либо доказательства того, что наркотик в самом деле применялся?

Бойд нахмурился.

– На одной из панелей арки Христос изображен пьющим с иссопа. Поначалу я не обратил внимания на упомянутое изображение, так как не придавал ему особого значения. Но вот теперь, снова задумавшись над ним, я что-то не припоминаю ни одного другого воспроизведения в камне данного события.

– И я не помню, – подтвердил Альстер. – А вы, Мария?

– Вроде бы нет. – Наступила короткая пауза, которую Мария прервала восклицанием: – Подождите-ка! Арка! Я кое-что вспомнила по ее поводу. – Она вскочила и бросилась к двери. – Все оставайтесь на своих местах. Я должна кое-что проверить. Я скоро вернусь.

Все четверо одновременно кивнули в полнейшей растерянности.

– Черт, Ди-Джей, мы упускаем мое любимое шоу! – Пейн схватил фотографию лошадей и бросился в коридор.

Джонс со смехом последовал за ним.

Пейн с Джонсом спустились по деревянным ступенькам и нашли Марию в кабинете Альстера. Она просматривала свое видео, пытаясь найти в нем новые свидетельства о распятии.

– Вы, наверное, подумали, что я совсем сбрендила, когда выбежала из комнаты. Но дело в том, что благодаря разговорам об арке я кое-что поняла. Я думаю, что на одном из барельефов имеется ключ ко всему.

Брови Джонса вопросительно изогнулись.

– Что за ключ?

– До того момента как Петр заговорил об использовании мандрагоры римлянами в качестве наркотика, я об этом практически не задумывалась. Его слова открыли мне глаза на возможность одного интересного варианта.

– Секундочку, – прервал ее Пейн. – О какой такой мандрагоре вы ведете речь? О каком-то экзотическом яде?

– Не совсем, – ответил Бойд, входя в кабинет. За ним следовал Альстер с раскрасневшимися от быстрой ходьбы щеками. – Мандрагора – растение с раздвоенным корнем, очень напоминающим человеческое тело. Благодаря такому сходству представители многих древних цивилизаций полагали, что оно обладает магическими свойствами. Поэтому она и получила свое имя, так как происходит от латинского mandragora, что значит «наполовину человек, наполовину дракон». [23]23
  На самом деле слово «мандрагора» заимствовано в латынь из греческого.


[Закрыть]

– Как я уже говорила, – продолжала Мария, – мне удалось найти некоторые новые свидетельства, которые могут пролить свет на события, связанные с распятием Христа. Я абсолютно уверена, что в одном из барельефов есть определенная странность.

– Странность? – переспросил Бойд. – Какая странность?

Вместо ответа Мария нажала кнопку воспроизведения на видеомагнитофоне, а сама отошла в сторону, чтобы все могли без помех увидеть трагедию, воплощенную в камне. Изображения из катакомб тяжело проплывали перед их глазами подобно танкам, направляющимся к беззащитной деревушке. Мария понимала, что, как только камера приблизится к арке, традиционным обывательским представлениям о начале христианства предстоит пережить серьезное испытание.

– По правде говоря, я удивлена, что никто из нас раньше не обратил на это внимание. Посмотрите на арку. Внимательно рассмотрите различные эпизоды распятия. Замечаете что-то такое, что явно не стыкуется со всем остальным?

На барельефе на двух нижних блоках было изображено, как Иисуса пригвождают к кресту и как затем группа римских легионеров поднимает крест. На следующей паре барельефов был запечатлен Христос, висящий на кресте; из его рук и ног кровь струится на землю, а над головой висит надпись со словами «Iesus Nazarenus Rex Iudaeorum». [24]24
  Иисус Назарянин Царь Иудеев (лат.).


[Закрыть]Камни у самого верха арки повествовали о событиях, непосредственно предшествовавших гибели Христа: о мгновении, когда он испил уксуса с губки, и о мгновении, когда голова его упала на грудь, смиренно приемля приход смерти.

– Извини, дорогая, но мне кажется, наши поиски совершенно бессмысленны. Я не вижу здесь никаких странностей.

– Ну посмотрите же внимательнее! – настаивала Мария. – Забудьте все то, что вы, по вашему мнению, знаете о распятии Христа, и постарайтесь воспринять эти барельефы свежим взглядом. Что их создатель говорит нам о происходящем?

Тяжело вздохнув, Бойд стал внимательнее всматриваться в барельефы. Он считал подобное занятие пустой тратой времени, так как изображения на арке, как ему казалось, навеки засели у него в памяти. И все-таки в душе он надеялся, что на видеопленке разглядит нечто такое, что упустил в катакомбах. Возможно, какое-то имя или лицо, которое он просмотрел. Или даже местонахождение еще одного свитка.

– О Господи! – У Альстера от неожиданности перехватило дыхание. – Взгляните на изображение земли на пятом барельефе! – Чтобы сделать свои слова яснее, он подбежал к телевизору и ткнул пальцем в блок, находившийся слева от смеющегося человека. – Смотрите сюда, чуть-чуть ниже моего пальца, рядом с основанием креста.

Пейн внимательно рассматривал изображение.

– Похоже на цветок.

– Не просто на цветок, – уточнил Альстер. – А на особыйцветок.

– Особый? В каком смысле? – Пейн бросил взгляд и на другие изображения на арке и постепенно понял, что цветок есть только на одном из барельефов – там, где Иисус был изображен пьющим с иссопа. Кроме того, это был единственный барельеф, на котором вообще имелся фон, – факт, исполненный особого значения для всех присутствующих. – Минутку! Вы хотите сказать, что?..

Пейн взглянул на Марию, она кивнула, и все поняли, что Альстер нашел именно то, что она имела в виду. Она сразу узнала на барельефе цветок, определить который было несложно для человека, знакомого с растениями необычного вида. Перед ними была Mandragora officinarum, растение, из которого изготавливался самый популярный наркотик в Римской империи.

Тот, благодаря которому теперь могла произойти настоящая революция в истории религии.

Во второй раз за последние две тысячи лет.