Текст книги "Ева (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 53 страниц)

А Сила говорила, пела, кричала, настаивая – вот же он, трон! И по левую руку от него стоит Дарт София, улыбаясь.

А по правую руку выступает из тьмы сам Дарт Фрес, так же неторопливо и осторожно, как шагал он сюда по пескам Коррибана, и тоже кладет руку на спинку кресла.

Триумвират был предписан не Императору, не Косу Палпатину.

Поняв это, Фрес тотчас дезактивировал лучи своего сайбера, и Дарт София, обмякнув, рухнула на колени, ухватившись рукой за пробитое место.

– Я передам владыке, – произнёс Дарт Фрес, цепляя сайбер к поясу. Он сделал свой выбор, и теперь Дарт Вейдер должен был решить судьбу Триумвирата. – Тебе лучше скрыться, если хочешь жить; никто не должен знать, что я оставил тебя в живых. Я не знаю, осмелишься ли ты сама прийти к Владыке…

Фрес не стал заканчивать свою мысль. Натянув на бритую голову капюшон, он запахнул свой плащ и исчез во тьме, а Дарт София со стоном поднялась на ноги, прикусывая от боли губы.

Милосердная Сила давно подсказывала ей верное решение, и в её видениях Дарт Фрес давно выступал и становился с нею рядом, а трон занимал Вейдер, устало опускаясь на удобное сидение.

И от него нестерпимо пахло гарью и кровью, и Император, как и прежде, был просто воином, вернувшимся с поля боя…

Дарт София еле доползла до своего убежища – до комнаты, выдолбленной в окаменевшем, слежавшемся песке; но и там ей не удалось найти покоя.

Ева, сжимая в руках какое-то старинное оружие, которое, вероятно, даже не стреляло, наставила его на Дарт Софию, и на её лице читалась решимость.

– Ни шагу! – произнесла она очень храбрым голосом, и Дарт София заколыхалась и закашлялась, сгибаясь от боли, прижимая ожог рукой.

– Ба-а! – произнесла она, рассматривая располневшую фигуру Евы. – Кто это у нас тут?

Одним небрежным движением руки Силой она выбила из рук женщины её ржавое ружье, и Еву словно пригвоздило к стене, словно притянуло магнитом, и она, отчаянно трепыхаясь, с ужасом поняла, что и пальцем двинуть не может.

Израненная Дарт София не потеряла своей крепкой хватки.

Все так же придерживая висящую плетью руку, София, крадучись прошла к Еве, пригвождённой к стене, и припала к её животу, слушая толчки внутри тела.

– М-м-м, – протянула она, устало прикрывая глаза и поглаживая пальцами толстую ткань. – Дитя Вейдера, да? От него даже пахнем великим ситхом, м-м-м…

– Оставь меня! – рычала Ева, стараясь освободить руки, прижатые Силой.

Наваждение схлынуло, и она со стыдом осознавала, что вновь попалась на старую уловку: Дарт София просто Силой приманила её, завлекла в ловушку.

Ситх Леди молчала, прижавшись ухом к округлому животу. Она словно прислушивалась к тому, что говорит ей невидимый собеседник.

– Я бы посоветовала тебе быть осторожнее, – Дарт София встала во весь рост, и Ева, скосив глаза, встретилась с нею взглядом. – Не иди на поводу у своих желаний. Ты слишком слаба, чтобы исполнить их сама.

Её рука нащупала сопротивляющуюся ладонь Евы, и вложив в неё некий предмет, сжала пальцы, заставляя удерживать его.

– Прощай, – сухо произнесла София, всматриваясь потемневшими глазами в отчаянные глаза Евы. – Точнее, до встречи.

…Когда Ева пришла в себя, ветер вынес всё тепло из крохотной песчаной тёмной комнаты, и в прорубленную в стене дыру хорошо было видно созвездие, что привело её сюда.

А в порядком замёрзшей ладони был крепко зажат императорский сайбер.

Дарт София вернула ей то, что кода-то украла.

* * *

Дарт Акс с перебитым позвоночником не смог бы даже ползти, но на его счастье, Дарт Фрес не удосужился даже поинтересоваться тем, что его тело скреплял искусственный позвоночник с кибернетическими нервами. Силой Дарт Акс заставил действовать свои импланты, и этот металлический столб, лишь чудом не перерубленный Дартом Фресом, поднял ничего не чувствующее тело из песка, и ситх, словно зомби, переставляя мёртвые ноги, дошел до оставленного в пустыне истребителя.

Управлять им Акс уже не мог; Сила испарялась, истончалась, и приходила боль, а вместе с ней подступала и смерть. Мужчина кулем свалился в кресло пилота и кое-как включил автопилот.

К боли так легко привыкаешь: тело терпит ущерб, и кажется, что операционный стол со вспыхнувшими над лицом лампами – это самое желанное место в мире, а руки, тормошащие, раздергивающие по клочкам сковывающую воедино его разбитое тело броню – это ласковые волны, несущие его лодочку по мягким волнам, и наливающее его поясницу тепло – это не рвущая нервы боль, а всего лишь солнечный луч, оставивший на коже красное пятно ожога.

Так же Вейдер когда-то опускался на стол перед суетящимися врачами, и кто знает, какая прекрасная картина рождалась перед его умирающими глазами?

– Я не слышу! Громче!

Сквозь качку, сквозь морящее солнечное тепло и духоту, сквозь опьяняющую усталость прорывается голос Императора, и тогда приходит боль, и Вайенс понимает, что из его растрескавшихся губ вместе с пузырями крови и горячим дыханием выползает каша из бессвязных бредовых слов. Он пытался воедино связать красное и горячее, одолевающее его мозг, но от усилий снова проваливался в небытие, наполненное жаром и морскими звуками, надоедливыми криками птиц, и Палпатин склонялся к самому его рту, стараясь разобрать бред раненого ученика.

– Я не слышу тебя! Что ты говоришь? Что с Дарт Софией?

Качка прошла; и солнечный ожог тоже исчез, оставив ломящую боль в районе поясницы. Врачи продлили металлического червя, жуткую хромированную многоножку, до самого копчика, и заменили пару выжженных сайбером Фреса позвонков.

Не раскрывая глаз, Вайенс сел, привыкая к новым ощущениям в теле. Теперь он чувствовал себя совершенно мертвым: то, что он мог дышать, и что сердце его билось, ничего не значило. Его ноги повиновались ему, но совершенно не чувствовали боли – как и всё ниже пояса…

Фрес уничтожил Вайенса.

– Что с Дарт Софией?! – кричал Палпатин, но Вайенс наблюдал за его истерикой словно сквозь толстое стекло, как в замедленной съемке.

– Полагаю, она мертва, – медленно произнес Вайенс. – За ней пришел Дарт Фрес.

Сила говорила Палпатину то же самое; но он не мог поверить и боялся лишний раз взглянуть в наплывающие на него видения.

Спокойные, механические слова искалеченного ученика повергли Императора в ярость. Он завизжал и заорал грязные гнусные ругательства, брызжа слюной, и тут уж досталось всем; и Вейдеру, вырвавшему из его рук устойчивое преимущество, и Дарту Фресу, исполнившему этот приказ Дарта Вейдера, и Дарт Софии, не сумевшей отбиться от убийц, посланных по её душу, и Дарту Аксу, который оказался слабее Фреса.

Слушая непрекращающуюся истерику Императора, Вайенс молчал, ощущая, как металлические импланты холодят его живые ткани, и думал о том, что он никогда больше не сможет любить женщину.

Механически это было осуществимо, но чувствительность была потеряна навсегда.

– Я хочу, – произнес, наконец, император, тяжело дыша, – чтобы ты убил её.

– Кого? – не понял Вайенс, выныривая из своих тяжёлых мыслей.

– Эту брюхатую корову! Эту Еву, ситх её разорви, ранкор её разжуй! Я хочу, – впечатывая каждое слово в разум Вайенса, произнес Палпатин, глядя прямо в глаза своего ученика, – чтобы ты нанес ему удар прямо в сердце! Достаточно кружить рядом с ним. Достаточно кусать его за ноги мелкими шавками. Я хочу уничтожить, разбить его! Я хочу, чтобы ему больно было даже дышать!

– Но, мой император, – напомнил Вайенс, – она носит великого ситха…

– Да плевать мне на ситха! – завопил Император, багровея так, словно его сейчас удар хватит. На шее, лбу толстыми верёвками вздулись вены от крика, белки глаз налились кровью. – Детёныш должен умереть ещё вперед матери! Чем больше боли ты доставишь Вейдеру, тем лучше! Ты понял?! Завтра, на мой прием с моффами, ты должен будешь принести мне её голову, и ублюдка, которого ты выпотрошишь из неё – ещё живой! Ты понял?! Если ты явишься на Совет без её головы, я убью тебя! А потом воскрешу и снова убью, и так много, много раз! Всю боль, что ты не причинишь Вейдеру, я причиню тебе! Ты понял меня?!

Вайенс сидел, зажмурившись, и пальцы его механической правой руки крошили хирургический металлический стол.

Если б он мог посмотреть в Силу, он увидел бы то, что приводило в неистовство Императора – а именно пустое место подле трона.

Там не было никого, на кого бы Палпатин мог опереться.

И его Триумвират распался.

Но то, что требовал от него Император сейчас…

Явиться на Совет с мешком, из которого ещё сочится кровь…

Бросить этот мешок перед оторопевшими моффами…

Из тёмных углов тотчас вынырнет Алая стража, увидев подозрительный предмет, и Палпатин, смеясь, вытряхнет на гладкий полированный стол то, что лежит бесформенным куском мяса в мешке…

Несомненно, сейчас учитель читал жадно мысли, притрагивался к каждому обострившемуся чувству Вайенса. Лгать и притворяться было бесполезно. Жизнь Евы – или его собственная жизнь.

– Да, мой Император, – произнёс Вайенс, раскрывая пустые, ничего не выражающие глаза. – Я сделаю это для вас.

В голосе его была стальная решимость.

"Я принимаю решения"…

* * *

Все произошло очень быстро.

Очень.

Алая стража не стала обыскивать его – отчасти потому, что весь дворец был наслышан, с чем Дарт Акс должен был прийти к Императору. Отчасти их ужасала сама мысль о том, что можно раскрыть потемневший от липкой красной жидкости мешок и увидеть… увидеть…

Дарт Акс уверенно и размашисто шагал по коридору дворца, прямиком к кабинету Императора, и его путь отмечали алые пятна, пачкающие сияющие блеском дворцовые полы. Его чёрные перчатки, носки его сапог и даже отчасти лицо были испачканы алыми брызгами, и жирный мазок запёкшейся крови виднелся у губ, на подбородке. На его спокойном лице была написана холодная, непреклонная решимость, и ни капли раскаяния в содеянном.

Те, кто встречал Дарта Акса, спешили убраться с его пути, потому что он был страшнее и неумолимее самой смерти.

В кабинете Палпатина он прошел прямо к столу, по обе стороны которого сидели бледные моффы; кажется, кое-кого едва не вырвало при появлении Вайенса, и одного взгляда на его липкий жуткий мешок было достаточно, чтобы понять: Дарт Акс выполнил поручение Императора.

Он прошел прямо к торцу стола и встал, рассматривая собравшихся. Императора не было – он опасался, что Вайенс ослушается его, и тогда…

Впрочем, не было никакого "тогда."

– Передайте Императору, что его приказ выполнен, – произнёс Вайенс страшным безликим голосом.

Председательствующий мофф сорвался с места и выскочил из комнаты вон, сделав вид, что он лично хочет доложить обо всем Палпатину. На самом деле его душили приступы тошноты.

Через пару минут появился и сам Император, в сопровождении Алой стражи. Его верные безмолвные рыцари заняли то самое место, что в видениях Силы отводилось Дарт Софии, и Палпатин, сладко жмурясь, важно и неторопливо уселся на своё место во главе стола, прямо напротив неподвижно стоящего Вайенса.

Дарт Акс, чуть коснувшись бедра механической рукой, вздрогнул, как от укола, и скрипнул зубами, словно испытывая чудовищную боль, по плечам прошла судорога, и он всхлипнул, словно чудовищность совершённого поступка наконец дошла до его сознания.

Палпатин, наблюдая эту секундную слабость, лишь усмехнулся и потёр руки как-то особенно гадко, мерзко.

– Ну, показывай, что там у тебя, – произнес Палпатин медовым голоском.

Наверное, он с садистским удовольствием представлял себе, каково это – потрошить ещё живую любимую женщину, как это – отсекать голову, радуясь, что она наконец-то умрёт и больше не почувствует боли. Наверное, вместе с запахом крови он вдыхал отчаяние загнанного в угол ученика, его слёзы и беспомощность.

Но когда Вайенс размахнулся и швырнул на стол мешок, прочертивший кровавую жирную полосу на тёмном благородном дереве, катясь в подставленные ладони Императора, а моффы отпрянули кто куда от чудовищного предмета на столе, было уже поздно.

Он поймал тот миг, когда Император поверил в свою победу и расслабился, отвлекаясь от персоны Вайенса, стоящего перед ним.

Из мешка выкатился бутафорский пузырь, наполненный краской, и лопнул прямо перед Палпатином, окатив красной жидкостью его руки и парадную мантию, и Палпатин поднял изумлённый, всё понимающий взгляд на Вайенса, горящего чудовищной Силой, наливающей его тело.

– Ты обманул меня! – завизжал Император, и его крик слился с чудовищной молнией Силы, толстой плетью хлестнувшей поперек лица.

Дарт Акс, не дрогнув ни единым мускулом, наращивал напряжение, вкладывая в эту молнию всё, что влила в его вены сыворотка Ирис. Крохотный впрыскиватель, брошенный на пол, под ноги, взорвался от попавшей в него маленькой веточки молнии.

Императора рвало на части и обугливало, и он был не в силах даже сопротивляться этой всесметающей мощи направленного на него удара.

Дарт Акс сжимал пальцы, направляя долгожданный скопившийся гнев на старшего ситха, и тот сжимался, словно сухой лист в костре, рассыпаясь чёрными чешуйками, сухо искрящейся золой.

– Да, я обманул тебя, – произнес Дарт Акс тихо, опуская руку, когда всё было кончено, и от Императора Палпатина не осталось ничего, кроме кучки пепла и обуглившейся мебели.

Впрочем, то, что имперский трон обгорел и вонял палёным, Дарта Акса не смутило. Под взглядами насмерть перепуганных моффов, отчасти тоже обожжённых молниями, брызгавшими в разные стороны, он спокойно прошел на место императора и опустился в его кресло.

– Император теперь я, – произнес он абсолютно безжизненным голосом, недобрым взглядом обводя всех собравшихся. – Возвестите об этом моему народу. И велите прибраться тут. Совет окончен.

Моффы повскакивали с мест и кинулись к выходу; кого-то, наконец, вырвало.

А Дарт Акс всё так же неподвижно сидел в обгоревшем кресле Императора, прикрыв глаза, и всматривался в Силу.

"Вот почему она не пошла со мной, – подумал он. – Такого Императора она никогда бы не поддержала. Вот почему".

* * *

– Дарт София, владыка!

– Пусть войдёт.

Перед ней открыли дверь, и она, ступив в апартаменты Дарта Вейдера, услышала тот самый звук каблуков и вздрогнула, осознавая, что видения, напророченные Силой, начинают сбываться.

Дарт Фрес, промелькнувший где-то среди охраны, был зол. На его лице читались досада и стыд. Дарт София чуть склонила лицо, скрывая от него тонкую улыбку. Да, надо было уделить Дарту Аксу чуть больше внимания, дружок. Такого, какое он заслужил. Одним ударом этого паука с четырьмя сердцами не убьешь! Наверное, если бы Дарт Фрес не был лыс, он бы рвал от ярости волосы пучками.

Весть о смерти Императора и о новом Императоре облетела Галактику мгновенно, и Дарт София поняла, что настало время выйти из тени и осмелиться приблизиться к Дарту Вейдеру.

Дарт Вейдер будет вновь атаковать Императора, как бы того ни звали. Но, может, его атаки будут более успешными, если бить придется не так далеко?

Дарт София шагала по флагману Вейдера, и следом за ней тенью шел Фрес.

Его тянуло к ней, как магнитом, но не потому, что она ему нравилась. Чёртов лысый инквизитор – он, кажется, умел черпать Силу из чужой мощи. Он не мог упустить такого шанса – полакомиться изысканной смесью из слияния Палпатина и Вейдера.

Симпатии? Дарт София копнула глубже и нащупала одну пикантную особенность Дарта Фреса: он любил девственниц. Юных, чистых, трогательных и наивных.

Свет любят все… светлые всех привлекают.

А ты попробуй найти того, кто полюбит твою Тьму. Твои недостатки. Твои слабости. Ту личность, что остается, когда летят к чертям тысячи масок.

Кто примет твоих демонов, твоих палачей, маньяков, эгоистов, негодяев и трусов. Пугающее зрелище, правда?

Попробуй найти того, кто без страха посмотрит на твое настоящее лицо, кто прочтет правду в твоём сердце. И останется рядом, несмотря ни на что.

В этой паутине лжи. В полном мраке. Без надежды на то, что однажды вы вместе, вдвоём, вынырнете из чернильных ледяных вод злобы и греха и глотнёте свежего воздуха счастья и покоя.

Он будет видеть твои уловки, сможет нанести удар изнутри, но… никогда не сделает этого. Оставшись навсегда под кожей, растекаясь по венам – не сломает тебя. А научит жить, вкачивая в тебя безмерно любовь, не ожидая ничего взамен. Будет любить не за что-то. А вопреки всему. Станет твоей слабостью и твоей самой невероятной силой одновременно.

Я не стала ни для кого таким человеком и не нашла себе никого, кто бы согласился пасть вместе со мною.

Вся наша беда в том, что мы всегда хотим быть кем-то другим, кем-то иным: порядочнее, честнее, смелее, чище, благороднее… и хотим мы этого слишком поздно, уже вляпавшись в дерьмо по самые уши, тогда, когда оттереться уже невозможно, а стать смелее и честнее равносильно тому, чтобы встать в полный рост на простреливаемом поле. Слишком страшно, да уже и бесполезно. И не в нашей природе.

Вероятно, можно было бы гордо отвергнуть всяческие попытки спасти собственную шкуру и не выкручиваться, не лгать, не ходить на ту встречу с Евой и позволить Вайенсу убить себя, не совершать подлости, но я слишком хотела жить.

Впрочем, даже показное благородство не помогло бы мне.

Мы хотим быть кем-то другим…

Чище, смелее, лучше.

Но я не смогла бы стать Евой, как бы ни меняла своего характера.

Сейчас, неторопливо шагая к точке невозврата, я понимаю, что мой поступок тоже ничего не изменит. Он не обелит меня и не заставит относиться ко мне иначе.

Впрочем, я шла не за этим.

Я не взываю к нежным чувствам и к чувствам вообще. Я призываю отключить эмоции, все абсолютно, и прислушаться к холодному гласу разума.

Я предлагаю обмен, взаимовыгодный обмен.

Мне нужен мертвый Дарт Акс, а тебе нужна правда.

Ещё тебе нужен трон, по правую руку от которого стоит Дарт Фрес. Что ж, я встану по левую руку от него.

Скользкие грязные интриги кого угодно доведут до бешенства, поэтому я дам тебе шанс избавиться от них.

– Так почем бы тебе самой не убить его?

Ирис неторопливо сняла капюшон, и на Вейдера глянули горящие ненавистью ситхские глаза.

– Потому что я не смогу, – ответила она. – Я видела ваш бой, и я дралась с ним. Лорд Фрес пытался убить его, но не смог. Мне не выстоять против Вайенса.

– Вайенса?!

Вейдер, наверное, ожидал чего угодно, но только не услышать это имя. От изумления он подскочил, но Ирис даже не шевельнулась, когда Тёмный Лорд приблизился к ней.

– Но это невозможно, – произнес он, взяв её лицо за подбородок и поднимая к себе. Их горящие глаза встретились, и Ирис, чуть усмехнувшись, произнесла:

– Это ТЫ говоришь о невозможности такого? Ты, которого Дарт Плэгас сотворил таким же образом? Я не знаю, кто был твоим отцом, и мать ли тебе Шми Скайуокер, да только я точно знаю, что Дарт Плэгас так же, как и я, проводил опыты. Он вливал зародышу сыворотку, устраивая мидихлореановые атаки, а затем помещал зародыши в женщин. Ты – удавшийся эксперимент. Такой же, как я, – она развела руки в стороны, словно демонстрируя свое тело. – С Вайенсом опыт не удался, Сила всегда покидает его тело.

– Сыворотка? Что за сыворотка?

– Кровь Люка и Палпатина, их мидихлореаны, атакующие друг друга. Сил мне дал ты, Лорд Вейдер. И Вайенсу в вашей последней битве – тоже. Разве у тебя не было ощущения, что ты дерешься с сыном? Разве не поэтому ты щадил его? Раве ты не чувствовал, что твоя кровь предает тебя?

Вейдер приблизил своё лицо к её лицу так близко, что она почувствовала на щеке его дыхание. Сила, пронизывающая обоих, словно выливалась из их страшных глаз и смешивалась, превращаясь в Страсть и ярость, в молчаливую угрозу и противостояние.

– И ты рассказываешь всё это мне? – произнес Вейдер очень тихо, но в его голосе звучала стальной натянутой струной еле сдерживаемая ярость. – Ты не умеешь драться, не можешь контролировать Силу. Имя Дарта Акса я узнал, я вижу, что ты не врёшь, и ты мне больше не нужна. Ты не боишься, что я вот сейчас размозжу тебе череп и вырву сердце?

– Не боюсь. Я не умею драться, – подтвердила Ирис, и её лицо исказилось до неузнаваемости, до уродства от еле сдерживаемой злобы, глаза налились мёртвой темнотой, – но сопротивляться я буду. До сих пор меня только это и спасало – желание сопротивляться в любой ситуации. И я тебе обещаю, Дарт Вейдер, что вцеплюсь тебе в глотку зубами так, что тебе придется срезать мою голову сайбером, чтобы отцепить! Не забывайся, Тёмный Лорд. Сейчас ты говоришь не с обдолбанной докторшей, а с ситхом, равным тебе. Так просто запугать меня уже не получится, я нападу на тебя сразу, как только заподозрю в тебе желание убить меня, просто рождение такой мысли. А там посмотрим, кто кого.

– Зачем ты хочешь убить Вайенса? – произнес Вейдер, пристально всматриваясь в ненавидящие глаза Ситх Леди. – Он дал тебе возможность прикоснуться к Силе, благодаря ему ты стала тем, кто ты сейчас, и твои возможности огромны. Разве тебе это не нравится?

– Я ненавижу его! – яростно прорычала Ирис, оскалившись, как дикое животное, и всё кругом завибрировало от Силы, выплеснувшийся из души женщины. Ярость настолько исказила её лицо, что в него страшно было смотреть. – Я не просила его менять меня!!!

Нам не дано быть кем-то другим.

Нам не дано присвоить себе чужие достоинства, и даже если притвориться, все увидят фальшивку.

А это означает только одно – принять себя и сказать, наконец-то правду, да просто высказать всё то, что так хочется, что вертится на языке, не пытаясь притвориться.

Я не твоя возлюбленная, Лорд Вейдер, хотя, видит Сила, я хотела бы ею стать.

Очень.

Я родилась не там и не в то время, и наши дороги, хоть и пересеклись, не приведут нас в одно и то же место. Я поднялась бы за тобой на вершину мира, и за тобой же последовала бы в темноту изгнания и забвения, позабыв о гордости и собственных амбициях.

Но я не твоя возлюбленная, я не Ева.

И мои жертвы не нужны тебе.

Сколько бы их ни было, это не заставило бы тебя полюбить меня.

А подачек мне не нужно – я не приму жалости и снисхождения.

Ты сам научил меня этому. Это твоя страсть, коснувшись меня, научила желать с такой яростью и не соглашаться на меньшее.

Если бы не Вайенс, перевернувший мою жизнь, если бы не моё бегство от смерти, я бы никогда не попробовала Силу и никогда не прикоснулась бы к раскалённой страсти ситха. Я никогда не поняла бы, что чувствует ситх, полный Силы, и никогда не почувствовала бы, как это сладко, как это невыносимо, невероятно сладко – прикосновение Страсти к самому сердцу. Я не сумела бы тогда так жаждать этого прикосновения, и никогда желание не иссушало бы мою душу до мёртвой пустыни, до растрескавшихся от жара камней. Я никогда не хотела бы сама так же прикоснуться к чужому сердцу, чтобы заставить его разорваться от моей страсти.

Я желаю тебя, Тёмный Лорд.

Желаю с первой нашей встречи, с первого взгляда в твои выцветшие усталые глаза; с того дня, как увидела тебя, раненого воина, вернувшегося с поля боя, пропахшего смертями и кровью. Мне кажется, я и родилась с этой жаждой в сердце, но не знала о ней, пока ты не прикоснулся ко мне там, в темноте. Я всё ещё помню твою руку, ласкающую меня. Ничьи ласки не были для меня слаще этой.

Но больше всего я желаю жить.

Я знаю, настанет время, и ты захочешь меня убить. И я буду вынуждена отбиваться. Возможно, я даже смогу убить тебя, спасая свою жизнь, и потом прокляну себя, корчась от боли, словно своими собственными руками я вырезала себе сердце.

Ну, вот такая я.

Я не Ева, и никогда не стану такой, как она. Я никогда не пожертвую собой, это пустое и глупое благородство.

Возможно, пройдёт время, и оно остудит, залечит нестерпимо жгущую меня рану.

Возможно, Сила нашепчет мне о власти, о богатстве, о величии и славе, которые так любят ситхи, и я забуду о тебе и о своем желании.

Вероятно, к тому времени, когда мы сойдемся с тобой в поединке, я уже позабуду о то, что когда-то любила тебя.

Но здесь, сейчас!!

Ирис зарычала, стискивая кулаки до боли, до хруста.

Сейчас боль гложет меня. Сила дала мне намного больше страсти, чем я могу выдержать!

Это ложь, что я пришла тебе сказать, кто таков Дарт Акс на самом деле.

Это ложь.

Я пришла лишь для того, чтобы посмотреть на тебя.

Я долго не могла придумать причин, чтобы приблизиться к тебе, и вот Вайенс помог мне.

Я обманула саму себя и сама причинила себе страдания.

И теперь, когда я так близко от тебя, моё желание разгорается всё сильнее и пожирает мою душу.

– Ах ты, лживое существо, – пробормотал Дарт Вейдер, всматриваясь в опасные, дикие, безжалостные, безумные, яростные глаза женщины.

Он склонился над ней, сгребая её маленькое тело в охапку, и поцеловал.

Он не мог этого не сделать: странная мешанина ненависти и страсти небывалых высот, заставляющая её тело дрожать и трепетать как от невероятного напряжения и боли, обожгла и его, вцепилась, совратила, опьянила, на миг лишила памяти и разума.

Никто и никогда не дарил ему такой всеобъемлющей страсти и такого безумия. Окунись Вейдер в него, прими он его, позволь властвовать над собою, и кто знает, чем бы всё закончилось. Наверное, именно этого и хотела Ирис подспудно – ухватить его и утащить, утянуть в водоворот своего безумия, победить его сознание, перекроить чувства и мысли, и заставить его самого поверить в чувства к ней.

Он целовал её долго, медленно, выпивая бушующее в её душе пламя, и его рука, справившись с её недолгим сопротивлением, ласкала, как тогда, в темноте, а её губы, прильнувшие к нему, обжигали, словно лава.

У каждого свой Мустафар…

И лихорадочный безумный жар уходил с каждой секундой этого странного долгого, бесконечного поцелуя в адской пылающей тишине.

– Легче?

Ирис, покачиваясь, еле стояла на ногах, не смея открыть глаз. Напряжение, терзавшее её долгое время, исчезло, испарилось, и она чувствовала, что из неё словно выдернули сдерживающий душу стержень, словно оборвали натянутые стальные струны.

Бусины пота на лбу исчезли, а полыхающие щеки уже остывают, и бледность покрывает лицо.

Жёсткая рука Вейдера так же уверенно держала её, стискивая тело, но Ирис уже не хотела до безумия этих прикосновений.

– Легче, – ответила она, не раскрывая глаз, прикасаясь дрожащими пальцами к губам. – Благодарю…

Вейдер снова ухватил её, запрокинул вверх лицо и вновь поцеловал – грубо, жадно, властно, с ноткой страсти, стискивая покорное тело. Ирис приняла и этот поцелуй, в очередной раз окунаясь в горящую реку сумасшествия, жадно покусывая его губы, прижимаясь к его мощному телу, только…

– Нет, – произнесла она, и её голос, звенящий, словно кубик льда в высоком пустом бокале, раздался в тишине комнаты. – Нет.

– Нет?

Она раскрыла глаза и встретилась с его внимательным взглядом.

Он удерживал Ирис, крепко прижав к себе – с его силой и её небольшим ростом это не составляло ни малейшего труда. Пальцы его ладони, удерживающей женщину за ягодицы, хищно сжимались, выдавая его желание, но Ирис заставила его убрать руку, отпустить совсем. Он молча подчинился, и её ноги коснулись пола.

– Это страсть, – произнесла она твёрже, освобождаясь из его рук. – У нас был шанс реализовать её – тогда, когда нам обоим ничего больше не требовалось. Сейчас нет.

Сейчас она поняла, почему он сдержался тогда.

Даже страсть можно перетерпеть, если знаешь, что она пройдет, не прикоснувшись к душе. Тело умрёт, а душа вечна, и она не вспомнит прикосновений к телу.

– В другой жизни, Лорд Вейдер, – произнесла она. – Не сейчас.

Он усмехнулся, промолчав.

– Снова лжешь? – прищурившись, произнёс ситх.

– Нет, – Ирис с достоинством подняла голову, взяв себя, наконец, в руки. – Нет. Здесь и сейчас я могу стать вашим врагом или союзником, верным учеником, последователем, если призовёте. Но это… только в другой жизни.

– Ничего, я подожду, – пообещал Вейдер.