Текст книги "Ева (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 53 страниц)

Но это было не так.

– Лучше бы я умер тот день! – этими словами заканчивался рассказ отца каждый раз, и когда его начинали мучить боли, он кричал, повторяя это раз за разом: – Лучше бы я умер!!!

Он ненавидел ситха за то, что тот спас ему жизнь.

Врачи говорили, что при правильном лечении некоторая двигательная активность к отцу Евы вернулась бы, но он не хотел и слышать об этом.

Даже если б он и смог хоть как-то ходить, он уже не смог бы делать одного, но самого главного – стоять на капитанском мостике в имперском крейсере и отдавать приказы.

Он не смог бы больше воевать; он не смог бы даже отомстить за себя.

И поэтому он говорил «лучше бы я умер».

В своем безумии он повторил это и самому лорду Вейдеру.

Эту встречу Ева тоже помнила, словно это было всего пять минут назад.

Это был праздник, очередной пышный прием. Отец, с его орденскими планками и новым орденом, сидел в кресле, и мать то и дело поправляла на его коленях сползающий плед.

Император поручил Вейдеру произнести поздравительную речь, и Еве этот громадный, страшный человек в черном шлеме, с непроницаемой маской вместо лица показался просто механическим чудовищем. На миг она даже возненавидела его, и испытала боль за искалеченного отца. Каков бы он ни был, он все же ее отец! А это бездушное чудовище, этот негодяй, привыкший бросать людей в мясорубку войны горстями…

И когда Вейдер подошел к их семье с дежурными поздравлениями, отец выплюнул эту ядовитую фразу в бесстрастную маску Вейдера.

– Лучше бы я умер тогда.

Вейдер помолчал. Ева, испуганная, притихшая, даже дышать перестала, и ее пальцы побелели, намертво вцепившись в кресло отца.

– Если бы я знал, – произнес Вейдер наконец, – что ты не хочешь жить, я вынес бы кого-нибудь другого и не расходовал бы Силу на поддержание твоей жизни. Но тогда мне показалось, что ты очень хочешь жить, и что тебе есть ради кого продолжать бороться, – палец Вейдера в черной перчатке указал на притихшую Еву. – Ради твоих детей. Жизнь – бесценна, боль – переносима, и тебе ничто не мешает встать на ноги, кроме тебя самого. Подумай об этом.

Лорд Вейдер не стал мстить офицеру, оскорбившему его; Ева не думала, что это был приступ великодушия со стороны ситха. Скорее всего, ему было просто безразлична злость калеки.

Но эта встреча, и эти слова надолго и глубоко запали ей в душу.

Жизнь – бесценна, боль – терпима. И в любом положении нужно бороться, если есть ради чего. Ради кого.

Раньше отец отзывался о лорде Вейдере очень уважительно, хотя и применял такие слова как «бездушный палач» и «расчетливый хладнокровный убийца». Теперь, брызжа слюной, он выкрикивал ему проклятья, и повторял эти же самые слова.

Но Ева, встретив вместе этих двоих людей, вдруг с удивлением поняла, насколько больше духа и души спрятано под черными доспехами лорда ситхов, чем под серым френчем ее родного отца.

Второй спасенный Вейдером, тот молодой офицер, долго благодарил лорда за свое спасение. У него взрывом было обезображено лицо, но он улыбался ситху, и смотрел на него с нескрываемым восторгом. Черная рука лорда ситхов на миг легла на плечо юноши, Вейдер некоторое время смотрел своими темными стеклами-глазами на спасенного им офицера.

– Скорее возвращайся в строй, солдат, – прогудел ситх, и желчное лицо отца Евы дернулось, исказилось от гнева. Он ревновал; его никто обратно не ждал, даже тот человек, что спас его, больше в нем не нуждался.

И Ева впервые подвергла сомнению все те слова, которые говорил её отец, описывая своего темного лорда.

И человек в черной броне, которого боялась добрая половина Галактики, вдруг перестал быть таким страшным и безжалостным.

*********************

Время шло; имперские врачи делали все возможное, чтобы поставить на ноги имперского героя, ветерана войны. Помимо приличной пенсии, отец заслужил и много льгот, и теперь ему, калеке, были доступны те радости, что он не мог себе позволить, будучи здоровым. Отец и мать стали часто отбывать на курорты, и там останавливались в самых дорогих гостиницах, в элитных номерах. Пока отец получал свои процедуры, мать бродила по дорогим ресторанам и магазинам. Империя щедро оплатила отцу Евы за единственный удар, нанесенный ему джедаем.

Ева подолгу оставалась одна. Это одиночество позволяло ей расслабиться и подумать о том, а что же будет дальше.

Дальше… отец понемногу терял свой авторитет. Возвращаясь домой, явно посвежевший и отдохнувший, он еще некоторое время сохранял некоторый вид главы семьи, но ненадолго. Стоило закончиться духам матери, которые она приобретала где-нибудь на Набу, и стоило этому последнему шлейфу воспоминаний о путешествии покинуть его, как он превращался снова в желчного старика, инвалида, мучимого болями.

Он раздражался по каждому поводу и разражался гневной бранью на всех, кто подворачивался ему под руку, но домашние уже не обращали на это внимания. Ева преспокойно отворачивалась от отца, выкрикивающего проклятья, и уходила, мать отстранялась от него, делая непроницаемо-спокойное лицо, и все просто пережидали эту очередную вспышку гнева.

Они словно поджидали, когда у калеки кончатся силы, и он замолчит.

Замолчит навсегда.

Но он не желал успокаиваться.

Внезапно им овладело жуткое желание отомстить. Все чаще Ева слышала от него, что карьера инженера – это жалкое говно (отец так и выражался), и что стать военным офицером куда более почетно и правильно.

– Ты должна занять мое место в армии, – говорил он Еве, и пальцы его левой руки чуть вздрагивали и немного сжимались, словно хотели собраться в кулак, как и прежде. – Они должны ответить за все! Станешь имперским карателем, и будешь лично расстреливать эту джедайскую мразь!

– Нет.

Впервые Ева осмелилась сказать это слово отцу, и впервые ощутила такое спокойствие. Страшный отец оказался слабым, очень слабым; есть люди которым невозможно противоречить, даже когда они на смертном одре – так вот он был не из таких.

От ослушания Евы у калеки даже приключился нервный тик, и несколько секунд он боролся со спазмом, который перекосил его яростное лицо.

– Что?! – переспросил отец Еву свистящим придушенным голосом, словно сам лорд Вейдер все же вспомнил о нем и сомкнул свои пальцы на его горле. Лицо калеки с дергающимся нервно перекошенным ртом, с вытаращенными глазами побагровело так, что, казалось, еще немного – и его хватит удар.

– Я не буду имперским карателем, – ответила Ева, преспокойно отрезая ножом кусочек от своей отбивной. Обычно отец заводил подобные разговоры именно за обеденным столом, отбивая у Евы всякий аппетит. Но сегодня все пошло иначе; наверное, уже тогда она приняла решение.

– Молча-ать! – взревел отец, брызжа слюной. На миг Еве показалось, что жизнь снова вернулась в его иссохшее тело, и он сейчас подскочит на ноги, и долбанет кулаком по столу так, что подскочат приборы, и упадет ваза с цветами, и вода потечет на пол, закапает с промокшей скатерти.

Но отец остался все так же недвижим, и лишь грудь его тяжело вздымалась, да пальцы левой руки скребли острыми ногтями лакированный подлокотник инвалидного кресла. Мать Евы вздрогнула, вилка выпала из ее дрогнувшей руки, но Ева преспокойно продолжила есть.

– Повстанческая сволочь! – взревел отец, дергаясь всем лицом. Один его глаз упорно не открывался, второй, буквально выкатившийся из орбиты, был налит кровью и безумен. – Я не потерплю этого в своем доме..!

– А кого ты потерпишь? – все так же спокойно ответила Ева, промокая губы салфеткой, как когда-то делал он сам – такой уверенный в своей силе и абсолютной власти человек. – Имперца? Лорд Вейдер – первый из имперцев, и его ты тоже не потерпишь в своем доме. Так кого ты потерпишь?

– Ева! – крикнула мать. Ева перевела на нее взгляд прозрачных, хрустальных зеленых глаз, и женщина замолчала. Дома объявился новый тиран.

– Ты живешь за мой счет! – просипел отец. – Ты ешь за мой счет!

– Тут ты не прав, – возразила Ева спокойно. – Я подумала над твоим предложением и решила, что работа инженера – это очень хорошая профессия. Я уже давно живу за свой счет.

– Вон!!! Вон из моего дома!!!

– С превеликим удовольствием.

Так Ева ушла из дома.

Потом…

Этот случай встряхнул всю семью. Изредка встречаясь тайком с матерью, Ева узнавала, что отец взбодрился и вдруг пошел на поправку. Он научился действовать левой рукой, и мог есть самостоятельно. С трудом, но он мог самостоятельно передвигаться в кресле по дому, и даже застегивать пуговицы. Ева думала, что, лишившись ее, как инструмента мщения, он, одержимый идеей о мести, решил вернуться в строй сам. Возможно, лишившись опоры, он все же сумеет показать свой характер…

Но всем ее мыслям не суждено было сбыться.

И весь тот путь, что отец проделал истово, одержимо, день за днем тренируя непослушные одеревеневшие пальцы, заставляя их сжиматься уверенно и сильно – все это было лишь ради того, чтобы в один прекрасный день снести себе полчерепа выстрелом в рот.

Хоронили отца в закрытом гробу с выгравированной на крышке эмблемой Империи. Было много военных, совсем, как на светских приемах, и Ева в ужасе слышала за спиной те же самые разговоры.

Ею овладело странное оцепенение; казалось, что ей совсем не жаль отца, и она искренне недоумевала, отчего человек, преодолевший неподвижность, всю свою силу воли направил на то, чтобы убить себя.

Он не стал налаживать разваливающиеся

отношения в семье, не стал возвращать ушедшую дочь и не стал

бороться за покинувшую его мать, которую все чаще стали видеть в компании с каким-то мужчиной. Он предпочел сделать этот невообразимый рывок, привстать на ноги, чтобы дотянуться до оружия и вновь вернуться на то поле боя, где его жизнь закончилась тогда, давно, и поставить точку.

Солдат, он не видел иной цели, чем служба. И вернуться для простой человеческой жизни он не хотел.

Дарт Вейдер был не прав, вытаскивая его с поля боя. Отец Евы не хотел жить. Он хотел убивать. И рука в черной перчатке, указывающая на Еву на том приеме, на самом деле указывала в пустоту. Перед одержимым взором калеки не было дорогого ему человека.

Все это Ева поняла, стоя над гробом отца, и слезы полились из ее глаз. Она поняла, что очень одинока в этой жизни, всегда была, и надолго еще останется, наверное. Мать, создавая собственную семью, как-то отошла от нее, словно забыла о ее существовании – она и на похороны мужа пришла не одна, – а работа на военном заводе отнимала все свободное время. И сейчас, в этот трудный для нее час, никого рядом не было. Подходящие к ней с дежурными соболезнованиями офицеры смотрели куда-то мимо нее, стараясь скрыть свое безразличие, и Ева слышала за своей спиной осуждения, высказанные в адрес ее отца. Пожалуй, в одном он превосходил их всех: он действительно любил Империю больше всех них, и не мыслил своей жизни без служения ей.

Любил Империю больше, чем собственную семью. Чем собственную дочь. И без колебаний отдал свою жизнь Империи.

Чья-то тяжелая рука легла на ее плечо, и до боли сжала его. Ева подняла зареванное лицо; рядом с ней стоял лорд Вейдер, так же пришедший по долгу службы на похороны высокопоставленного офицера.

Кажется, до этого он произносил какую-то речь, какие-то обязательные слова про Долг и Империю. И теперь Ева ожидала от него тех же безликих соболезнований, какие произнесли в ее адрес все, кто подходил к ней. Но ситх молчал, глядя на гроб.

– Они не любят, – наконец произнес Вейдер тяжелым голосом, – они не любят, когда у них отнимают их любимые воображаемые игрушки…

Ева не поняла смысла этих слов. Они показались ей какими-то странными, полубезумными. Казалось, Вейдер озвучивает какие-то свои мысли, далекие от происходящего сейчас.

Но когда он обернул свое лицо к ней, и вместо глаз Ева увидела темные стекла его черной маски, ей показалось, что он читает ее мысли как раскрытую книгу, и почему-то ему знакома ее история.

– Я любила его! – с силой выкрикнула Ева. Мир в ее глазах расплывался, терял свои четкие очертания, и слезы текли по щекам непрерывной рекой. – Я все равно любила его, а он оттолкнул меня!

Вейдер молчал, слушая рыдания молодой девушки, и его механическая рука, лежащая на ее плече, казалось, чуть вздрагивает.

21. Битва при Биссе

Все обозримое космическое пространство вокруг Бисса было заполнено крейсерами Альянса, и легкие истребители-штурмовики пролетали стремительно, как метеориты в созвездии Леонидов.

Бешкек отражался нестерпимым блеском от плоскостей крейсеров, и от этого яркого сияния контраст с планетой был еще сильнее. Темный Бисс, стоящий между светилом и армией альянса, казалось, налился Темной Силой, окутавшей его дымным покрывалом.

Разведка Альянса потратила много сил на то, чтобы разузнать те немногие пути через гиперпространство, которые не были заминированы Империей, чтобы провести флот к самому сердцу Бисской Дуги, но их усилия не были потрачены зря: Бисс был окружен со всех сторон, и Альянс вынуждал его принять бой. В намерениях сил Альянса не оставалось никаких сомнений; выстраиваясь в боевой порядок, они шли атаковать.

Люк волновался; одной только Силе было известно, чего ему стоило убедить Акбара послать флот к Биссу, и теперь, глядя на силы Альянса, рассредоточивающиеся в мировой пространстве, он вглядывался в темные очертания планеты, гадая, осмелится ли Палпатин перевозить Лабораторию. Оставлять ее на Биссе было бы просто опасно, а при транспортировке был хотя бы шанс. Но будет ли он ее перевозить..?

– Будет, – словно расслышав мысли сына, ответил Вейдер. Он выступил из-за спины Люка, и молодой человек оглянулся на отца.

Вейдер рассматривал Бисс точно так же, как и сын, задумчиво, гадая, что же ждет их впереди. Сила, как обычно, шептала о прольющейся крови и огненном зареве, о войне и смерти, объявшей планету.

– Я слышу его страх, – произнес Вейдер, ступив еще ближе к открывающейся ему панораме. – Он ждал нас, но не думал, что мы придем так скоро. Думаю, его мимикрирующий ученик умудрился предупредить его, но он не успел собрать все оборудование в лаборатории вовремя.

– Теперь вывозить лабораторию не безопасно, – заметил Люк.

– Палпатин постарается связать наш флот боем, – ответил Вейдер. – И пока мы отвлечены, вывезти все необходимое.

Люк покачал головой, рассматривая темный Бисс.

Вокруг планеты был установлен мощный планетарный щит, более мощный, чем на Корусанте, но долго ли он выдержит все удары флота Альянса? Нет; скоро в его куполе будут пробиты многочисленные бреши, в которые проскользнут юркие бомбардировщики, и начнется бомбардировка планеты. В этих условиях эвакуация будет просто необходима.

Впереди бархатная чернота Космоса расцветилась яркой вспышкой оранжевого взрыва – то первое столкновение Альянса и Империи дало свои плоды; выпуская огненные облака, разворачивающиеся, словно цветы в темноте, на части разваливался крейсер, и выстрелы проносящихся над ним истребителей казались золотыми длинными нитями. Империя приняла бой.

– Отец, я тоже хочу в бой! – выпалил Люк; ему, в отличие от Вейдера, непривычно и невыносимо было стоять на капитанском мостике флагмана и наблюдать за боем со стороны. Вейдер насмешливо покосился на сына; желание драться читалась в горящих глазах молодого человека, и в воображении Люка отчетливо рисовалась фигура в темной мантии императора. По его мнению, именно этот человек был виновен во всех бедах, постигших семью Скайуокеров. Его интриги и ложь толкнули Вейдера на Темную Сторону, заставили его совершить все то, что он сделал! Люк хотел поквитаться; он очень хотел встать перед императором и выплюнуть ему в лицо слова обвинения, и посмотреть, что тот сможет ответить ему, Люку.

Еще он хотел, торжествуя, выкрикнуть: «Отец больше не с тобой, слышишь, ты! Он вернулся ко мне!»

Горячность молодости…

Все это Вейдер мог прочесть в сердце сына и без помощи Силы. Бой, завязавшийся на орбите Бисса, отражался в глазах Люка, и в каждой новой вспышке огня в них словно сгорал император.

– Делай, что должен, сын, – ответил Вейдер, глядя на закипающую схватку, и Люк, словно только и ждал этих слов, сорвался с места и кинулся прочь.

В ангарах флагмана Альянса пилоты спешно готовили свои боевые машины к вылету, и Люк, на ходу надевая шлем и отлаживая передатчик, спешил вместе со всеми вылететь в Космос.

…Палпатин, так же как и Вейдер, наблюдал за боем, нервно разглаживая тонкими пальцами губы.

По тому, как наступали силы Альянса, он понял, что Вейдер командует ими. Его стратегию и напор не спутаешь ни с чьими другими! Находясь вдалеке от происходящего, Палпатин мог поклясться, что крейсера Альянса то и дело образовывали в черном Космосе рисунок, походящий на железнопалую руку, сжимающуюся в кулак, из которого вырывались столбы пламени.

– Отлично, хорошо, – бормотал Палпатин, хотя ничего хорошего для него нападение Альянса не обещало. Альянс непременно разнесет Бисс в щепки. Спешно отовсюду стягивался флот Империи, но, стараясь обезопасить себя, Палпатин сам велел заминировать все кругом. Поэтому только на подступах к Биссу империя понесет потери… да и не успеет, основная масса флота не успеет к сражению!

Значит, придется уходить тихо.

И то, что Вейдер сейчас здесь, и его послушные эскадрильи атакуют крейсеры Палпатина означает лишь то, что Вейдер поверил в то, что Палпатин решится на перевоз лаборатории.

Вейдер всегда был глуп! Он верил во все, что Палпатин ему говорил, значит, поверит и сейчас.

Немного в стороне от сражения стартует крейсер «Имперский», до верху набитый клонами, упакованными в цилиндры из толстого стекла. Палпатин с содроганием вновь и вновь прогонял видения с беснующимся Люком, в ненависти крушащим его двойников. Да, пусть это будет! Это необходимая жертва, ее необходимо принести Скайуокерам, чтобы те поверили в очередную ложь.

Оба Скайуокера будут там, на этом крейсере; Палпатин видел снова и снова быстрый штурм и Люка, расшвыривающего охрану и подавляющего слабое сопротивление солдат.

Оба Скайуокера должны будут видеть, знать, что клоны и лаборатория уничтожены. Они должны покрушить оборудование и разбить цилиндры, и уверовать в свою победу.

От беззвучного взрыва очередного корабля, поливаемого выстрелами истребителей, кружащихся над ним, словно стервятники, Палпатин вздрогнул и отпрянул от стекла. Императору показалось, что толстая прозрачная стана, отделяющая его от Космоса, на миг пропиталась огнем и кровью, и Коса Палпатина посетило дурное предчувствие. Снова и снова голубой сайбер крушил его клоны, а алый ждал, ждал его самого…

Почему он ждет?! Почему он не верит?!

Вейдер всегда верил в то, что говорил ему Кос; так неужели, убив его, Вейдер разучился верить ему?!

Почему он не верит?!

Почему Сила на этот раз не хочет сказать ему – Кос, ты прав, – и почему видение не окрасится верой Вейдера в победу, и его яростью? Почему алый сайбер не опустится на беззащитное голое тело, бьющееся, как рыба, выброшенная на сушу?

Почему он не верит?!

Нет, не думать об этом!

Настоящая лаборатория – а точнее, ученые, врачи и образцы его, Палпатина, тканей для клонирования, – готовилась к эвакуации на небольшом, но прытком транспортном судне.

– Больше, больше сил бросайте в бой, – шипел Палпатин, глядя, с какой яростью обе стороны нападают друг на друга. Палпатину нужно было, чтобы Альянс увяз в схватке, чтобы не было у него ни сил, ни времени обращать внимания на маленький транспортник, который не ввязывается в бой.

Палпатин снова глянул на бой; он все приближался, и император понял, что тянуть больше нельзя. Где-то там, ведомый Силой, летит Люк Скайуокер, и Вейдер, ощутив беспокойство, скоро присоединится к нему.

– Пора, – сухо произнес Палпатин. – Отправляйте крейсер с клонами!

***************************

Вайенс, как и любой военный Альянса, так же был привлечен к операции на Биссе, о чем генерал не преминул рассказать Палпатину.

– Мой император, – произнес Вайенс, отворачивая от Палпатина изуродованную половину лица, – я буду всегда рядом с вами. Стоит вам приказать, и я тотчас же приду к вам на помощь!

Палпатин сухо кивнул и растянул губы в подобие улыбки; в слова Вайенса он не поверил ни на миг. После тех унижений и истязаний, которым Палпатин подверг его, странно было бы ожидать от него действительно преданности и любви. Но в этом бою его все же лучше держать рядом. Кто знает, как можно выгодно для себя обернуть их союз.

Вайенс же со своими черными летчиками имел достаточно четкий план.

Перевоплощаясь в Дарта Акса, Вайенс часами проводил в медитации, стараясь разглядеть в Великой Силе, как поступит Палпатин, и обрывки видений указывали ему на два крейсера. На одном из них Вайенс видел Вейдера с сыном, на втором самого Палпатина, готовящегося убежать с врачами и частью оборудования. Губы Дарта Акса разъезжались в похабнейшей ухмылке, и он, хохоча, выкрикивал самые непотребные ругательства по отношению к обоим своим соперникам.

Палпатин ждет удара от Вейдера, и совсем выпустил из виду его, Дарта Акса. Ему и в голову не может прийти, что его ученик, обделенный Силой, обманывает его.

И в разгоряченную голову Акса закрадывалась шальная идея: а что, если убить обоих?! Одним разом убить обоих?!

Такого подвоха не ожидает ни один из них!

И Акс начинал хохотать еще больше, предвкушая изумление и ярость Палпатина, улетающего в небытие.

*****************

Крейсер с клонами Палпатин, разумеется, не бросил на произвол судьбы. Слабая, но все же была, эта надежда на то, что он проскользнет. И потому он был снабжен кораблями сопровождения и охраны. Когда незамеченными пройти не удалось, они попытались отбить крейсер Палпатина, уходящий от сил Альянса. Но именно Люк Скайуокер, жаждущий уничтожить клонов, почувствовал их, и сердце его забилось сильнее в предвкушении предстоящей бойни.

– Вижу цель! – прокричал он. – Вижу крейсер с клонами! Приготовиться к штурму!

Его призыв разнеся по всем переговорным устройствам, и Вайенс, трепеща от радости, тоже услышал его.

Именно на штурм крейсера он и рассчитывал.

Альянс не мог просто разбомбить его; ему необходимо было убедиться в том, что именно на борту этого крейсера клоны Палпатина, и убедиться в том, что они уничтожены.

Это было на руку Вайенсу.

Это было на руку Палпатину.

Да и Люк был рад, что обозначилась цель.

Вокруг крейсера закипела яростная схватка.

Несомненно, и на самом крейсере, и суда сопровождения знали, что они перевозят, и потому сражались отчаянно. Как раз настолько, чтобы убедить Альянс в том, что груз очень важен для них, и настолько, чтобы все же не выдержать натиска сил Альянса. Оборона захлебнулась, и крейсер, пораженный ионными орудиями, был взят на абордаж.

Во всех имперских передатчиках голоса атакуемой команды захлебывались от ужаса и замолкали на полуслове, оборванные выстрелом, и все, все слышали – имперский крейсер с клонами захвачен.

Палпатин, крепко сжав кулаки, закрыл глаза. Ужас не покидал его, и, услышав о гибели своих клонов, он испытал просто панический страх, хотя и готовил себя к этой вести.

Однако, операция продолжалась; Альянс заглотил наживку, весть о захвате лаборатории Палпатина мгновенно разнеслась среди командования флотом, и Акбар, вероятно, уже праздновал победу.

– Теперь пора, – прошептал Палпатин. – Теперь действительно пора!

…В захваченных ангарах, куда прорвались Люк и его команда, схватка стихла очень быстро; команда крейсера была почти вся перебита, а дроиды или отключены вместе со всем кораблем ионными выстрелами, или так и не активизированы. Люк даже не заметил, как его сайбер оказался в его руке, как он сам покинул кабину, и как парой взмахов, словно отмахиваясь от надоедливых мух, он разрубил нескольких чудом уцелевших дроидов, пытающихся атаковать его.

Заветная цель манила его, звала; Люка не смутило даже то, что прорвавшиеся вместе с ним на корабль люди носили какую-то странную черную форму. Вместе с ним, плечом к плечу, прорубали они себе дорогу к внутренним каютам Имперского, преодолевая последнее сопротивление имперских солдат, и он ни на миг не усомнился, что это союзники.

Прорвавшись к территории, занятой передвижными лабораториями, Люк остался один. Летчики в зеркальных шлемах, в черной униформе, рассредоточились по всему кораблю, и Люк слышал в своем передатчике их переговоры о зачистке корабля и одинокие выстрелы.

Перед Люком была дверь, запечатанная личной печатью Императора, и он, на миг остановившись перед ней, даже испытал некое благоговение. В наступившей тишине – Люк снял свой шлем и отбросил его в строну, – он шагнул к этим дверям, отделяющим его от его цели, и одним взмахом сайбера снес опечатанный замок. Посыпались искры, оплавленный металл расцвел красной каймой на месте среза, и Люк, толкнув дверь ногой, ступил в лабораторию Палпатина.

В слабом свете (освещение работало на аварийных аккумуляторах) он увидел то, что так хотел увидеть – множество цилиндров с плавающими в них телами. Ступив к одному из них, Люк вгляделся в черты человека, плавающего в жидкости за стеклом. Он никогда не видел императора молодым, он помнил лишь его обезображенное старостью и молниями силы лицо, но ошибиться он не мог: да, это был император.

Тот человек, что разрушил их жизнь.

Ярость накрыла Люка с головой, и он обрушил удар сайбера на цилиндр с клоном.

Цилиндр лопнул пополам и со звоном разрушился, выпуская блестящий водопад, окрашенный алым; на пол упало слабо трепыхающееся разрубленное пополам тело, им Люк был мокрый с ног до головы.

Но первый удар не охладил его гнева; и молодой человек метался по лаборатории, учиняя погром, и лопались сосуды с перерубленными телами, и ноги джедая скользили по полу, залитому густой жидкостью.

Как вошел Вейдер, Люк не слышал.

От звона битого стекла и шума обрушивающееся воды он не слышал ничего, и присутствие отца скорее почувствовал.

– Люк, – произнес Вейдер, хотя сын не слышал его, – Люк, нужно уходить.

Люк, тяжело дыша, смахнул ладонью с лица мутную жидкость и отступил, скользя, от очередного цилиндра. Вейдер стоял неподвижно, словно не решаясь ступить в разлившуюся по полу жижу. Сколько он так стоял, Люк не знал; да и сколько времени прошло с момента его первого удара – он тоже не понимал. Казалось, время встало.

– Нужно уходить, Люк, – быстро произнес Вейдер. – Я чувствую недоброе. Скорее.

– Я хочу уничтожить их всех, – промямлил Люк, еле ворочая языком. Вспышка гнева обессилила его, его ноги заплетались, его шатало из стороны в сторону, и Вейдеру все же пришлось наступить в кровавую лужу, чтобы подхватить сына под локоть и не дать ему упасть на этот пол, заваленный ошметками порубленной плоти. – Я убил бы Палпатина тысячу раз!

– Я знаю, – быстро произнес Вейдер. Волнение его нарастало; обострившимся звериным чутьем он чувствовал, как время отсчитывает последние секунды – перед чем?! – Нужно уходить, Люк!

Он спешно выволок еле сопротивляющегося Люка из разрушенной лаборатории и потащил его по полутемному коридору обратно в ангары.

– Где ты оставил свой истребитель? – спросил Вейдер.

– В правом секторе, – ответил Люк.

– Его там нет, – так же быстро ответил Вейдер. – Я прилетел позже всех вас, позже штурмового отряда; думаю, мой корабль они не успели заметить…

– О чем ты, отец?!

– Разве ты не видишь? – Вейдер ткнул пальцем на какой-то предмет, прикрепленный к стене. В полутьме ярко загорались разноцветные датчики. – Корабль заминирован. У нас минимум времени, чтобы его покинуть!

От первого взрыва, прогремевшего где-то в недрах Имперского, пол под ногами Люка и Вейдера задрожал, и оба растопырили руки, с трудом удерживая равновесие.

– Скорее!

Дальнейший путь они проделали бегом.

Корабль трясся от постоянно гремящих взрывов, и Люк ругал себя почем свет стоит, понимая, что навлек беду и на себя, и на отца.

Его делом было убедиться, что здесь действительно лаборатория Палпатина, и улетать. Черные летчики были здесь с приказом заминировать все. Но почему они не подождали его, почему ушли без него?!

Взрывом, прогремевшим совсем рядом, разнесло хромированные двери, прогнув их пузырем, и в джедаев полетели обломки, дохнуло невыносимым жаром от начавшегося рядом пожара.

Взрывной волной Люка откинуло в сторону, и он, ударившись головой, на миг потерялся, перестал соображать, что происходит.

Вейдер, благодаря своему весу, устоял на ногах; он даже успел прикрыться щитом Силы, и наиболее крупные осколки разбились в мелкую пыль о его невидимый купол, не повредив ни ситху, ни валяющемуся без сознания Люку, прикрытому отцом.

Но один, самый первый, самый подлый осколок, все же успел; с неудовольствием глянул Вейдер на быстро расползающееся по боку пятно крови, и вырвал вонзившийся в тело железный обломок. Да, с его прежним костюмом таких вещей не случалось! Чтобы Вейдера посекло осколками – невероятно.

Однако, сокрушаться об этом нелепом ранении было некогда; отбросив железку, ранившую его, Вейдер подхватил обмякшее тело сына, и двинул к оставленному кораблю.

Идти было все труднее; в полыхающем корабле выгорал воздух, плюс разгерметизация. Им еще повезло, что крейсер сразу не развалился на части.

В шаттл Вейдер затащил сына уже когда огонь шел за ними по пятам.

Скинув Люка в кресло, Вейдер сам уселся за штурвал, и лишь там к нему в полной мере вернулись самообладание и уверенность.

Корабль, штурвал которого Вейдер держал в руках, никогда не подводил и не предавал его.

Казалось, их корабль выплюнуло из разваливающегося крейсера очередным взрывом, прикончившим, наконец, Имперский и лабораторию на нем, и Вейдер, удержав штурвал с трудом, направил шаттл подальше от затихающего вдали боя.

Лицо Люка, лежащего в кресле, порозовело от притока кислорода, он зашевелился. Кажется, его волосы были в крови. Там, в полутьме, Вейдер этого не заметил. Или Люк ударился, или осколки от взрыва все же добрались и до него.

– Мы уничтожили его клонов, – произнес Люк, с трудом разлепляя глаза. Вейдер молча кивнул.

– Да, клонов больше нет, – ответил он, но этот был не тот ответ, который хотел услышать Люк.

Люк хотел, чтобы отец сказал ему, что у Палпатина больше нет его лаборатории; но оба они знали, что сказать так нельзя.

– Акбар велел отступать, – сухо произнес Вейдер. – Цель достигнута; уничтожены клоны. Обстрелян Бисс. Бомбардировкой там камня на камне не оставили. Разведка донесла, что флот империи на подходе. До их прихода бомбардировки Бисса продолжатся, но…

Люк резко выпрямился.

– Ты хочешь сказать, – произнес он твердо, – что лаборатория Палпатина цела?!

Вейдер лишь кивнул.

– Я чувствую это, – с ненавистью произнес он через некоторое время.

– Но где?! – потрясенный, произнес Люк. – Бисс расстрелян. Флот империи потрепан и разбит. Где?! Где он мог ее спрятать?