Текст книги "Ева (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 53 страниц)

38. Ева

Это был конец.

Ситх не стал подкреплять свои слова какими-то громкими заявлениями и выкриками, не стал применять Силу, напротив – в его странно тусклом голосе звучала огромная усталость, такая, какая обычно настигает к вечеру любого человека, чей день прошел насыщенно и напряжённо.

Дарт Вейдер смертельно устал сражаться с самим собой, устал от разрывающих душу противоречий и от мыслей, мучающих в последнее время.

Кто он такой?

Коварная леди София знала, куда бить. Словно змея, вползла она на грудь и нанесла укол в самое сердце, пошатнув разом внутренний мир.

"Ты отказался от всего, а что получил взамен? Кем ты стал?"

Чтобы разом ответить на оба вопроса, он надел свою броню, тем самым, для самого себя, подтвердив свою принадлежность к Ордену Ситхов, но легче не стало.

Кажется, великий ситх опоздал – даже чёрная броня, которую когда-то ненавидел и страшился, не смогла вернуть его в мир мертвых.

Застегнув чёрный комбинезон, защелкнув высокий ворот, схожий с металлическим ошейником, и ощутив знакомую и привычную тяжесть металлических пластин на плечах, Вейдер не почувствовал ожидаемого приступа клаустрофобии. Напротив, он приобрел странную свободу и неуязвимость. То, что раньше сковывало его, ограничивало возможности, теперь только защищало.

Сжимая и разжимая пальцы, затянутые в чёрные перчатки, прислушиваясь к скрипу новой кожи, он понимал, что в любой момент может снять их, не опасаясь.

Лорд больше не был тем, в чью пустую оболочку пытался спрятаться. Он не мог вернуть прошлое.

Обвиняя в произошедших бедах Энакина, Вейдер прекрасно понимал, что сам виновен в том, что теперь горячая живая кровь омывает его сердце, и в том, что в этом сердце поселилась Ева, став его полноправной хозяйкой.

Вейдер стал другим человеком. Каким? Это ему только предстояло выяснить, и он не хотел начинать длинный путь с грязной возни и соперничества с Вайенсом. Сама мысль о том, что его Ева была близка с таким жалким человеком, была ситху омерзительна, отвратительна настолько, что он не хотел об этом и думать, не хотел знать, не хотел даже помнить…

Да, в ревности они с Евой тоже были похожи.

Поэтому Вейдер решительно отверг любые попытки Евы к примирению, разом решив разорвать союз, который заставлял его самого трепетать, как юного влюблённого мальчишку. Это решение причиняло нестерпимую боль, но к боли он давно привык и как-нибудь справится с нею, а вот ревность… тут дело обстояло хуже.

Лед, проскользнувший в голосе, словно воздвиг между ним и Евой невидимую стену, и женщина отшатнулась назад, наткнувшись на обжигающую стылость.

Без лишних слов было ясно, что всё кончено, и Еве оставалось лишь отступить, шагнуть назад ещё дальше и уйти глубже в тень.

По вызову Вейдера явился его адъютант – юркая вертлявая девчонка-пилот в тёмной форме, ладно сидящей на крепком тренированном теле, в новенькой фуражке с необмятыми острыми краями, красующейся на роскошных рыжих кудрях. Протиснувшись в щель в дверном проёме, как угорь, как верткая скользкая рыба, она проскользнула мимо Евы совсем как глубоководное животное мимо подводной скалы, чуть задев подол её пышного платья, и тотчас исправив эту оплошность, чуть тронув козырек своей фуражки с почтительным "мэм", устремилась к столу Вейдера.

Ева сделала очередной шаг назад, к дверям; девчонка, проходя мимо, исподтишка наградила её быстрым издевательским взглядом, так не вязавшимся с почтительным голоском, и её пухлые губки на миг сложились в едкую злую усмешку. Отвратительная девчонка: злая, дерзкая, и совершенно безбашенная. Ситха по-прежнему боялись почти все, даже те, кто в боях выживал благодаря его своевременному вмешательству, даже те, кого он вырывал у смерти из костлявых пальцев, бесцеремонно вклиниваясь между ней и её жертвой.

Но даже это не добавляло доверия к нему; стоило ситху покинуть свой остывающий после интенсивной стрельбы летательный аппарат и ступить на землю, стоило ветру развеять его чёрный плащ, как голоса, только что радостно обсуждающие своё спасение и удачно выполненную операцию, стихали, и люди расступались, давая дорогу молчаливому ситху.

Адъютант не боялась Вейдера вообще: ни как ситха, ни как начальника, которым он для неё, несомненно, являлся. Бесцеремонно сдвинув его приборы, она вывалила на стол свои планшет и комлинк, развернув их к Вейдеру, и, склонившись, тотчас приступила к отчету, которого тот ждал. Более того – стоило ему задать вопрос, заострив внимание на чём-то, как она без лишних церемоний уселась на его стол, закинув ногу на ногу, и принялась дотошно объяснять каждую деталь, интересующую ситха. Свое дело девица знала отлично; именно за это ситх и приблизил её к себе – за бесшабашное бесстрашие и великолепную исполнительность.

Кажется, её звали Виро Рокор, и она командовала лётчиками Вейдера. Первая после него…

Ева что-то слышала о ней, но и подумать не могла, что знаменитая эпатажная лётчица так молода и хороша собой – и что она так близка к Лорду Ситхов.

"Я всегда буду окружен людьми, в том числе и женщинами…"

А что, если завтра и эта рыжая красотка, нахально болтающая ногой в новом ладном сапожке, глядя прямо в глаза, заявит…

Ева почувствовала приступ тошноты, подкатывающийся к горлу, и выскочила из комнаты Вейдера, зажимая рот рукой. Дарт Вейдер даже не взглянул ей вслед, не поднял головы от документов, и темнота за закрывшейся дверью разделила их.

Похоже, он прав.

Быть его подругой, равной ему, намного сложнее, чем чьей-либо. Тёмная энергия ситха словно распространялась вокруг, и в обволакивающем пространство мраке то и дело вспыхивали кровавые и злобные схватки, яростная грызня не на жизнь, а на смерть, подчас нечестная и грязная.

Ева была не готова к ней.

Вероятно, часть ударов по ситху всегда рикошетом приходилась и по тем, кто был с ним рядом, заодно, и та, что согласилась бы разделить с ним жизненный путь, должна была бы выдерживать их. Ева получила один из них – и не выдержала. Вероятно, ей недоставало мужества и мудрости, или сердце было слишком ранимо…

В коридоре, закрыв за собой двери, она почувствовала себя лучше.

К ней тотчас сунулся Фей'лия – хитрый прохвост не мог так просто уйти и не узнать, чем кончится интрига, завязанная им же, поэтому терпеливо поджидал под дверями ситха.

Он буквально подхватил Еву под руки – если бы не вовремя подставленное плечо, Ева рисковала упасть под дверями, тут же. Перед глазами расползались тёмные и красные бесформенные пятна, ноги тряслись, и она никак не могла надышаться, вздохнуть полной грудью. Переждав секунду, она оттолкнула заботливые руки ботана и ринулась прочь, подхватив свою длинную пышную шуршащую юбку. Фей'лия, однако, прилип к ней, как клещ, и кинулся вслед почти бегом, желая разузнать подробности её с Вейдером разговора.

– Ну как, миледи? – поинтересовался он, еле поспевая за Евой, стремительно шагающей по коридору.

– Он не стал меня даже слушать, – рявкнула Ева в ответ. Впрочем, Борск мог бы и сам понять, только лишь глянув в её лицо, трясущееся мелкой дрожью от злости. – Там у него небезызвестная Виро Рокор…

– О, на этот счет можете не переживать! – оживился Фей'лия, наклонившись к её уху. – Рокор не та женщина, что может разбудить страсть в мужчине. Конечно, хорошенькая – но прежде всего она прекрасный летчик и командир. Говорят, у Виро джедайское чутье, и она не проиграла ни единого столкновения с противником, но её нрав… простите… говорят, она, как капризный ребенок, несносна и глупа. Её странности многим не по вкусу.

– Много вы понимаете в женщинах! – буркнула Ева. – Дерзость привлекает Лорда Вейдера прежде всего. А в койке… там ум ни к чему! Словом, мы не помирились.

Борск вздохнул, и философски заключил, что игра стоила свеч.

На Еву вновь накатил приступ тошноты, и она свернула к небольшой нише, оборудованной для отдыха. По всему периметру располагался мягкий удобный диванчик, и Ева без сил повалилась на него, тяжело дыша.

Вероятно, Вейдер той ночью не придал значения тому, что её тело стало немного другим, точнее, ему понравились новые формы, и он с удовольствием ласкал округлившиеся бедра и грудь, да только он перемены списал, вероятно, на то, что она стала взрослее и расцвела как женщина.

А у Евы в животе словно надутый мяч, и с каждым днем он будет становиться больше. Недели через три уже будет заметно, а через два месяца она и вовсе станет похожа на грушу, и тогда уже не скроешь округлившегося живота корсетом.

И любые потрясения не шли на пользу её положению; никогда раньше не напоминавшая о себе беременность теперь душила Еву. Тесное платье? Нужно надеть посвободнее.

Видит Сила, Ева хотела сказать, что носит его дитя. Она приберегла этот козырь напоследок.

Но холодность Вейдера и ухмылки его новой помощницы заставили отказаться от этой мысли.

"От кого?" – вот что первым спросил бы он, а рыжая сучка, рассевшаяся на столе, пожалуй, хохотнула бы, совершенно не смущаясь.

Разумеется, ситху ничего не стоило бы узнать, чей ребенок внутри её тела, но этот презрительный вопрос и брезгливость в его глазах… Ева почувствовала, как горячая волна стыда снова заливает щёки кипятком.

Нет, такого позора она не смогла бы вытерпеть.

Фей'лия заботливо хлопотал рядом, обмахивая её раскрасневшееся лицо платком.

– Могу я рассчитывать на вашу помощь? – произнесла Ева, когда ей удалось, наконец, справиться с дурнотой и вздохнуть свободнее. Ботан явно вздрогнул, но ответил тотчас, не колеблясь и не раздумывая:

– О, конечно, всё, что угодно миледи! Но только чем же я могу помочь вам в этой ситуации?

– Я знаю: эту женщину – ту, которую преследовал лорд Вейдер – теперь будет искать весь Альянс, – процедила сквозь сжатые зубы Ева, чувствуя, что вот-вот разрыдается. – На территориях Империи ей тоже не укрыться – она подвела ученика Императора под сайбер Дарта Вейдера. Значит, она будет прятаться где-нибудь на нейтральных территориях. Так вот, я хочу первой узнать, где она скрывается.

– Миледи!!!

– Да, именно так.

– Но это безумие! Не думаете ли вы, что вам удастся…

– Вас это не касается. Не вы, так Акбар представит мне эту информацию. Так что вам лучше согласиться.

– А если вы пострадаете?!

– Вы что, до сих пор не поняли? – Ева подняла на ботана свои злющие зелёные глаза и криво усмехнулась. – С вас никто не спросит за мою смерть, кроме моего мужа, генерала Вайенса. Но с ним-то вы в состоянии справиться?

– Я бы не был столь категоричен, – ответил Фей'лия резонно. – Лорд Вейдер оскорблен вашей недоверчивостью, но это вовсе не означает, что он от вас отказался. Я уверен, что его гнев остынет… миледи, да и до того, как он успокоится, он всё равно будет участвовать в вашей судьбе, я уверен! И лорду вряд ли понравится, что вы затеяли такую опасную охоту.

– Вот и посмотрим! – процедила Ева. – Очень интересно было бы взглянуть ему в глаза после того, как я расстреляла б эту дрянь… пусть тогда посмел бы сделать вид, что оскорблён! Соглашайтесь, Борск, – Ева зло усмехнулась, одна слеза скатилась из хрустальных глаз на пылающую щёку, но женщина словно не заметила её, машинально отерев слепящую влагу с ресниц. Её лицо было неприятно, сосредоточено, и было совершенно ясно, что она не откажется от задуманного. – Если я влипну в неприятности, вы первым известите лорда Вейдера об этом, и, если он немного дорожит мной и успеет… успеет, то вы получите некоторую благодарность от него.

– Даже думать не смейте! – шипел разгневанный ботан. – За кого вы меня принимаете?!

– За умного и расчетливого мужчину, – парировала Ева. – А вот вы держите меня явно за истеричную дуру. Вы что, правда, думаете, что я накинусь на эту особу одна, с голыми руками? Лорд Вейдер ясно дал мне понять, что она ситх, и, наверное, не уступает ему в силе.

– Вот! И как вы собираетесь с ней справиться?

– Солдаты на что? Оружие? Я просто выжгу её логово напалмом, как муравьиную кучу! – с ненавистью выговорила Ева, яростно терзая складки платья. – А вокруг поставлю оцепление и велю расстреливать любого, кто появится в поле зрения.

Фей'лия скроил задумчивую физиономию.

– У лорда Вейдера не получилось её уничтожить, – осторожно заметил он. – Почему вы думаете, что вам удастся?

– Потому что я не на дуэль её зову, в отличие от Лорда Вейдера, – рявкнула Ева. – Я просто хочу её уничтожить.

39. Тропа Силы (+18)

Риггель встретил Еву мокрым снегом с дождём, влажным тёплым воздухом и раскисшей снеговой кашей под ногами.

С взлетной площадки вся слякоть было выдута горячим дыханием вечно раскалённых дюз, и обнажённые плиты были по-летнему сухи и голы, словно пламя вымело всю грязь с них своим растрёпанным веником.

Шагая по ним, Ева ещё как-то держалась. Звуки шагов – чёткие сухие щелчки каблуков по серому граниту, отполированному почти до зеркальной гладкости, – успокаивали. В этих отточенных чётких звуках она слышала уверенную поступь Вейдера, шагающего против зимней пурги, чуть наклонившего лицо, которое сёк злой ветер, набитый под завязку колючим сухим снегом.

Но стоило выйти за периметр вечно живого, дышащего взлётного поля и ступить в раскисший весенний мрак, как выдержка изменила ей, и образ Вейдера, который Ева, казалось, запечатлела в своём разуме, в своей памяти и привезла с собой, рассыпался в прах, в тонкий серый нежный пепел, и она осталась одна. Налетевший ветер сдул невесомые серые чешуйки, и от могучего образа ничего не осталось.

Дарт Вейдер покинул её.

Гордец, эгоист, сверлящий ненавидящим взглядом, он отвернулся от предавшей его женщины и ушел своей дорогой – в снежно-звёздную пургу, предпочтя свободу и нескончаемый бой.

Кажется, он даже помолодел; кипящий гнев стёр тяжелую самоуверенность, заострил черты, добавил нервозности, молодой злости во взгляде, капнул яду в улыбку, расплавил морщинки в углах глаз, и сквозь тяжёлый образ ситха проступили черты молодого Энакина, вновь попавшегося на ту же самую приманку.

Он спешил на войну – вновь хотел уйти туда, где всё понятно и просто, где нет нужды кому-то верить. Его походка была лёгкой и быстрой, и Вейдер не оборачивался, проходя мимо Евы по коридору вместе с трудом поспевающей за ним Виро Рокор – туда, где ожидал шаттл, что должен был доставить их на позицию, где силы Альянса и Империи упрямо сшибались раз за разом.

Ева, смахивая ладонью катящиеся из глаз по щекам бессильные слёзы, раз за разом воскрешала в памяти его последние слова – главком, облаченный в чёрный зловещий костюм, словно вышедший из того дня, когда он выслушал её просьбу, – снова смотрел на просительницу сверху вниз. Только сейчас у него не было слов ни сочувствия, ни понимания.

К ужасу от этого стремительного разрыва прибавлялось ещё и омерзение от осознания того, что теперь Вайенс, несомненно, будет наседать на неё, предъявляя свои права на вполне законную жену. Разумеется, ночью можно будет прятаться в своей комнате, запираться на ключ, что, бесспорно, не решит проблемы, не предотвратит надоедливые липкие скандалы, не отменит стук в двери, ругань, уговоры, крики…

Ева, усевшись в темноту служебной машины, с трудом дождалась момента, когда дверцу за ней закроют, и разрыдалась, уткнувшись лицом в ладони.

Она была виновата, совершив этот опрометчивый шаг, но, чёрт подери, почему же она не заслужила снисхождения и прощения?!

Какого выбора ждет от неё Дарт Вейдер? Чем можно заслужить его доверие?!

Все слова были давно сказаны, все жертвы принесены, доказательства предъявлены. Какие же слова могут быть главнее бессмертных "я люблю тебя"?

Ева мучительно думала над этим и ответа не находила.

Но больше всего её задевало то, что Вейдер отпустил Дарт Софию – прекрасную Ирис с бесстыжими изумрудными глазами, маленькую красивую женщину, посмевшую вклиниться между ним и Евой. Она безжалостно рубанула и отсекла их друг от друга, прижигая огнём кровоточащие раны, нанесла болезненные раны обоим, но Вейдер простил её. Нашел в себе силы – или же то, что она предложила взамен, намного больше, чем то, что давала ему Ева…

При мысли об этом слезы высыхали на ресницах, и Ева стискивала пальцы с такой силой, что лопались швы на тонкой коже белых перчаток.

Что там такое произошло между Вейдером и Ирис, в безмолвной темноте, которую так тщательно скрывает от посторонних глаз ситх, что он не смог убить ту, которая нанесла ему такую болезненную рану?

Вейдер сам мучился от разрыва с Евой – это было видно. Ярость сжигала его, высушивая тело, заострив нос и четче очертив губы, но он не сожалел о том, что Ирис жива.

О том, что шелк её черных волос не погас, не потускнел и не засыпан землей, о том, что её безжалостные глаза так же продолжают смотреть на мир, и на виске под прозрачной кожей бьется тонкая синяя жилка…

Что-то произошло между ними; Ева не знала, что, но чувствовала эту крепкую связь, которая шёлковыми кручеными крепкими нитями опутывала их обоих, оставаясь чем-то интимным, безмолвным. Об таком не говорят вслух, не вспоминают и не обсуждают, но оно передается из глаз в глаза – из зеленых в синие, снизу, из-под чёрных ресниц, вверх, под сурово сдвинутые брови, из полуоткрытых розовых губ, с приоткрытой блестящей полоской жемчужных зубов, вместе с дыханием, в сурово сжатые каменные губы…

И Ева стонала от боли, сгибаясь пополам, сжимаясь, словно в животе её завязывался тугой узел, стягивающий и корежащий тоскующее тело, чувствуя, как Вейдер жаждет прикоснуться к этой порочной, жестокой женщине…

За одно только это Ева хотела уничтожить, переломать Ирис, смять её в кулаке, как лист бумаги, превратив её гармонию в бесформенный ком, скопище ломаных линий.

Смерть красавицы не вернуло бы ситха; но зато уничтожило бы то, что греет его сердце волнующими воспоминаниями.

Да, Ева хотела причинить ему боль.

Она хотела найти те слова, что он ждал от неё, но удавалось находить только то, что причиняет ему боль – обоюдоострое оружие.

Ева понимала, что за смерть Ирис Вейдер может возненавидеть её ещё больше, но ничего поделать с собой не могла.

Ирис должна была умереть – за то, что посмела разделить эту тайну с ним…

* * *

На счастье Евы, Вайенса на Риггеле не было.

Что за дела задержали его, никто не знал. Он вышел на связь ненадолго, сказав, что явится позже, и вновь пропал. Бразды правления он передал Еве Вайенс и велел ей, как только она явится с приема, приступить к закрытию скандальной шахты, на дне которой, как говорили, покоится Дарт Акс.

Поступали предложения разыскать и поднять его тело, но Вайенс тотчас отмёл эту мысль.

– Кто полезет туда, внутрь, при угрозе обрушения? – бесцветным голосом, полным усталости, произнёс он, глядя воспаленными красными глазами на собеседника. – Вы? Стены шахты не закреплены, один удар – и свод рухнет вниз и погребёт под собой всю спасательную команду. Нет, я не возьму на себя такую ответственность. Я запрещаю вам это делать. Просто засыпьте его там.

Проклятый Риггель…

Вспоминая величественный прекрасный храм, Сердце Риггеля, Ева снова всплакнула, понимая, что он всё-таки стал её храмом и теперь принадлежит ей, как и вся остальная планета. Но исполнение давней мечты не грело сердце женщины – наоборот. Теперь она чувствовала себя такой же мёртвой, как груда иссечённых ветрами старых камней в пустыне.

Очень символично.

В свою комнату она велела установить дополнительные двери, к которым не подходил универсальный ключ Вайенса.

Створки их уходили внутрь стен, прятались, и Вайенс не сразу заметит их, когда вернётся. Только когда захочет войти к ней…

Но об этом Ева предпочитала не думать.

* * *

Вайенс прибыл внезапно, недели через три, никого заранее не поставив в известность.

Его чёрный силуэт вынырнул из тяжёлого тумана, наползшего на военные корпуса с космопорта, разогретого взлетающей и садящейся техникой, и Еве, наблюдающей его появление, показалось, что это привидения вынырнули из мутной серой реки забвения; Вайенс был не один, его сопровождали его чёрные летчики, и с каждой их фигурой, выныривающей из меловой мути, Ева отшатывалась на шаг от окна, чувствуя, как сердце сходит с ума от ужаса и отвращения.

Вайенс выглядел очень странно; с такого большого расстояния женщина не могла рассмотреть чётко, но что-то в облике его явно изменилось. Из окна Ева смогла рассмотреть только странную шапочку-капюшон, закрывающую всю голову генерала, из-под которой лицо Вайенса виднелось бледным пятном, да массивный воротник на чёрной куртке, на которой тревожно мигал какой-то датчик.

Изменилась и походка генерала: Вайенс ступал тяжело, с каким-то непонятым замедлением, его широкие плечи были напряжены, кулаки сжаты. На миг Еве показалось, что Вайенс, погнавшись за Вейдером, начал умирать, что он превращается в какую-то машину, автомат…

– Бред, – произнесла она, стряхивая наваждение и отходя от окна.

Она вернулась за свой стол и уселась, стараясь вернуться к работе, но мысли не шли в голову. Рассеянно чертила она кружки и палочки на бумаге, пока не услышала размеренную поступь и топот тяжёлых сапог на толстой подошве за своей дверью.

Кажется, она безотчетно встала, приветствуя своего начальника и мужа.

"Господи, да он же мой муж", – промелькнуло в её голове.

Ева боялась: боялась слов, взгляда, того, что он может сделать…

Она не представляла, чего можно ожидать, и потому не знала, как реагировать на его появление, к чему быть готовой.

Вайенс вошёл без стука, так просто, словно это был его кабинет, словно он вышел всего пять минут назад, а теперь вернулся за какой-нибудь забытой мелочью.

Его тёмная фигура словно заполнила собой окружающее пространство, подавляя, угнетая, и Ева невольно склонила голову. Смотреть на его костюм, словно составленный из хитиновых пластинок, было жутковато.

– Здравствуйте, – его голос против обыкновения был совершенно спокоен и глух. Подняв глаза, Ева встретилась взглядом с его тёмными глазами и содрогнулась.

Отчего-то и его глаза показались ей мёртвыми и пустыми; вероятно, оттого, что лицо генерала было очень бледно, под глазами красовались тёмные круги, а на скулах, жестко зафиксированных щупами-датчиками, впившимися в кожу, как когти, как жвала хищного насекомого, горел нездоровый румянец.

– Как вы, справляетесь, – скорее, уточнил, чем спросил Вайенс, оглядывая её округлившуюся фигуру, и, получив утвердительный кивок, заметил: – Вы чудесно выглядите. Вам идет ваше положение.

В его тихом ровном голосе не было лести, похоже, он сказал это совершенно искренне, но от этого его комплимент не стал менее жутким.

Неторопливо, палец за пальцем, он стащил с левой руки перчатку, и его рука, поражающая своей белизной, коснулась Евы.

От странного ужаса её едва не вывернуло тотчас же, прямо на его черное хитиновое одеяние. Казалось, что эти бледные пальцы должны быть отвратительно холодны и липки, как у утопленника, только что вынырнувшего с самого дна этого серого вязкого тумана, но его рука оказалась обжигающе горяча. Чувствуя его поглаживания на своем животе, Ева в ужасе отшатнулась, стараясь сделать вид, что смущена, а не напугана, но, похоже, его внимательные тёмные глаза было невозможно обмануть.

– Да что с вами, в самом деле, – произнес он своим ровным механическим голосом, – опомнитесь. Это же я. Я не причиню вам вреда – в глазах общества я ваш муж, я должен охранять и беречь вас. И ваше дитя тоже; никто не знает, что оно не от меня.

Он начал снимать правую перчатку, дёргая за пальцы, но вдруг остановился, словно что-то припомнив, и медленно вернул её на место. В его пустых глазах промелькнуло какое-то чувство, острое, жгучее, и он вдруг упал на колени, с жаром обняв её ноги, целуя их сквозь тонкую светлую ткань платья.

– Ева, милая! – шептал он, прижимая женщину к себе, стискивая её колени с такой силой, что, казалось, его пальцы впивались меж волокон мышц. – Если б ты знала, как я устал! Если б ты знала, как мне надоела эта чёртова война! Давай всё бросим и уедем куда-нибудь? Давай все и всех забудем и просто поживем для себя, – я ведь богат, очень богат!

В его срывающемся голосе, дрожащем от страсти и от какого-то непонятного Еве отчаяния послышались звенящие слёзы, какими плачут совсем юные мальчишки, переживающие первые любовные неудачи, и Вайенс, так напугавший Еву своей мертвенной холодностью, показался ей живым и очень понятным. Сейчас ей было даже жаль его, но…

– Милый, хороший, – произнесла она, и её ладонь легла на тёмный пластик его странного головного убора. – Но вы же знаете, я не могу… я не люблю вас, Орландо, и никогда не полюблю…

Но он, казалось, не слышал. Продолжая тискать, сжимать её тело, он шептал пылкие признания срывающимся голосом взахлеб, и его сбивчивая речь была горячечной, одержимой. Ева попыталась отстраниться, убрать его руки, но он уцепился сильнее, и жадные ладони, словно лапы паука, цепляясь за одежду, ползли всё выше, сжимая женщину и оставляя синяки на коже – даже Вейдер с его механическими руками не причинял ей такой боли своими прикосновениями, – подумала Ева, – а его горячие губы оставляли свои поцелуи-отметины на теле, и казалось, её затягивает в какое-то вязкое, густое, горячее болото, из которого выбраться самостоятельно она не сможет.

– Орландо!

Вайенс продолжал шептать что-то захлебывающимся голосом, и осторожные попытки освободиться были бесполезны – он лишь крепче сжимал свои пальцы на её бедрах.

Стараясь отстраниться, Ева откинулась назад, опершись о стол, но это вязкое болото не отпускало, горячая пятерня мужчины жадно обшаривала её, словно клеймя, словно оставляя свои отпечатки повсюду, и Ева взвизгнула, когда рука в черной перчатке ухватила её за грудь.

– Мне больно!

Ее гневный крик словно отрезвил Вайенса, и его острые жёсткие пальцы, раскаленными штырями впивающиеся в тело, разжались, он отпрянул и поспешно встал на ноги, пряча взгляд.

– Простите, – произнес он своим сухим мёртвым голосом. – Просто устал. Я думал, что вы… простите.

– Я понимаю. Это ничего, – произнесла Ева, стараясь смягчить свой голос, чтобы сгладить ощущение ненависти и отвращения, проскользнувшее в нём по отношению к Вайенсу, но ничего исправить было нельзя.

Вайенс снова взглянул на неё отстранённым странным взглядом, который так не вязался с той отчаянной горячностью, с какой он только что раскрылся перед женщиной, и в прищуре его глаз Еве почудилась злобная, недобрая усмешка.

* * *

Приезд Вайенса и его странное поведение взволновали Еву, и она в конце дня поспешила в свои покои, словно он гнался за ней по пятам

Всё тело горело, и она никак не могла отделаться от ощущения того, что отпечатки его горячих ладоней, наливаясь багровым светом, просвечивают сквозь тонкие розово-голубые шелка платья.

Горячая ванна помогла ей расслабиться, но Ева долго отмывала эти горящие прикосновения со своей кожи, втирая душистые пенящиеся шампуни.

…Впрочем, Вайенс даже не попытался повторно подойти ней, коснуться её. Сразу после сцены в кабинете он принял у неё накопившуюся информацию и решительно отстранил от управления Риггелем.

– Я сам займусь текущими делами… или кто-нибудь другой, – спокойно произнёс он, просматривая сводки. – Вам вредно теперь так много работать. В вашем положении нужно больше отдыхать. Сходите, развейтесь куда-нибудь. Вы вообще были на Риггеле где-нибудь помимо тюрьмы? Если уж вы моя жена, то извольте хотя бы в этом отношении меня слушаться. Я не знаю, как принято у ситхов, но по моим личным правилам я не могу позволить вам хоть один лишний день провести здесь, за работой в тюремном секторе.

Ева покраснела и поспешила спрятать взгляд. Эти постоянные напоминания скучным будничным голосом о том, что она по закону принадлежит мужу, были намного хуже, чем крики, агрессия и открытые попытки овладеть ею.

Вайенс словно уже обладал ею, и ему не нужно было лишний раз подтверждать свои права. Поэтому он просто отдавал распоряжения, приказывая, как она должна поступить.

– Хорошо, – ответила она и покинула свой кабинет.

После ванны, накинув тяжёлый халат, пригладив подсыхающие волосы щеткой, Ева решила связаться с Борском, чтобы разузнать, как движутся поиски Ирис. Нервное возбуждение не покидало – Еве необходимо было поговорить с кем-нибудь. Одиночество? Она страшилась оставаться одна. Оставшись без дела, она с удивлением поняла, что просто не знает, куда тратить свое время. Ей казалось, что она стала никому не нужной, лишней, как вещь, завалившаяся за шкаф.

Фей'лия ответил не сразу, и это показалось Еве недобрым знаком.

Обычно ботан отвечал моментально, и, как правило, начинал свою речь, рассыпаясь в комплиментах.

На этот раз его лицо показалось Еве напряжённым, и он ограничился вежливым замечанием относительно прекрасного цвета её лица.

– Доброго дня, – произнесла Ева осторожно, всматриваясь в голографическую картинку за его спиной. – Есть ли новости для меня?

– Нет, к сожалению, – притворно грустно вздохнул ботан. – Новости одни: наши силы успешно наступают.

Ева немного помолчала, сбитая с толку его фразой. Что она могла означать? Борск не может говорить? Его прослушивают?

Или эта стерва до него добралась?!

От последней догадки Ева так и подпрыгнула на месте, еле сдержав крик. Если кто-то был с Фей'лией рядом, от него не укрылось волнение Евы.

– Вести с линии боёв? – переспросила она поспешно, лихорадочно соображая, что бы такого сказать. – Вы… что-нибудь слышали о Лорде Вейдере?

– О, разумеется, – оживился Фей'лия, заёрзав в кресле. – Он как раз сейчас у меня. Желаете поговорить?

Ответить она не успела – невидимый для неё Вейдер что-то произнёс, и ботан разочарованно пожал плечами.

– Лорд Вейдер уже уходит, – сказал Борск. – К сожалению.

– Да, к сожалению, – охрипшим голосом произнесла Ева. – Передайте ему мои наилучшие пожелания. До связи.

Отключившись, Ева откинулась на спинку кресла и потёрла лоб.

Вейдер не пожелал с ней говорить. Он, словно комета, прошел где-то мимо, задев своим призрачным шлейфом, и исчез в мировом пространстве.

Так странно.

И Фей'лия ничего толком не сказал. Может, его поиски и увенчались успехом, но ботан не хотел бы, чтобы Вейдер знал, какую работу он делает для Евы.

– Ничего, – произнесла Ева, – разузнаю новости завтра.

Несмотря на то, что её рабочий день окончился, едва успев начаться, Ева ощущала себя жутко уставшей и разбитой. Жутко хотелось спать – казалось, что какая-то непонятная сила, проводя невидимой ладонью по её лицу, запечатывала глаза, тяжестью повисла на плечах, наливая свинцом тонкие руки.

Ева еле доползла до постели. Скользнув под одеяло, она со стоном положила гудящую голову на подушку и провалилась в душный, тяжёлый сон.

Но и уснув, Ева с удивлением поняла, что сознание её не погасло, не отключилось. Наоборот, оно работало так же отчетливо, как и во время бодрствования, только реальность в этом сне была какая-то странная.