Текст книги "Жара"
Автор книги: Кейт Петти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)
Глава 7
– Это не я рассказала, честно, – я сердилась на парней, но я не предатель.
Кевин, Дон и Сэм недоверчиво смотрели на меня. Предположительно, Джемма настучала о преступлении сегодня утром, но нижнее белье вернуть не удалось. А ведь ребята ночью умудрились опустошить все до единого ящики старших девушек. И растворились в ночи. К счастью, у нас были купальники, которые можно надеть вместо обычного белья, но недовольство росло. Втихаря я восхищалась ловкостью, с которой все это было проделано, но мне надо было переодеться. И еще я жутко расстроилась из-за того, что мальчишки шарили в таких особо личных местах. Может, я не злилась бы так, не будь у меня критических дней. Но в этом-то все и дело. Девушкам необходимо личное пространство, и парни должны это понимать.
Всех мальчишек вызвали на разговор – никто точно не знал, кто виноват в произошедшем, – и предупредили, что, когда хулиганов найдут, обо всем будет доложено родителям. Обычная угроза.
– Мы-то, конечно, ни при чем, – сказали Кевин, Дональд и Сэм хором – прямо ангелочки невинные!
Я посмотрела на Дональда.
– Еще как при чем, – сказала я, – я слышала, как вы смеялись.
– Ай-ай-ай, плохие мальчики, – с самодовольной ухмылкой сказал Кевин.
– Вы бы лучше сказали нам, где белье.
В данный момент я никакого смущения не чувствовала, а они как раз были в некотором в замешательстве.
– О-ох, – сказал Дональд, – так, значит, хулиганы трусики утащили?
Он смущенно улыбнулся мне из-под очков.
– Я слышал, – сказал Сэм, – что они запихнули их в морозилку.
– Да, я тоже это слышал, – сказал Дональд.
– Да наплевать на трусы, – сказал Кевин, – давайте уже репетировать.
– А мне не наплевать на трусы! – осмелела я. – Если вы, вонючки, всю неделю ходите в одном и том же, это не значит, что девушки тоже так делают.
– Ну… – Кевин явно смутился.
– Лучше бы вы поскорее вернули белье, иначе все девчонки объявят забастовку, – не отступалась я, – и этот квартет, кстати, превратится в трио.
– Хорошо, хорошо, – сдался Кевин, – мы же этого не хотим, ребята, да? Клянусь, трусики в ближайшее время вернутся.
– Будет сделано, капитан, – хором сказали Дон с Сэмом.
Настоящим лидером нашего джаз-бэнда был Дональд. Даже Кевин признал, что Дональд за клавишными – король. Я не знала, что он играет еще на чем-либо, кроме флейты и саксофона. Он немного помялся, потом сказал:
– Давайте начнем с того, что все знают. Ханна, ты как, любишь джаз?
Я кивнула, я правда очень люблю джаз.
– Ну, с чего начнем?
Сэм стал щипать струны контрабаса.
– «Yesterday», – сказал он.
Это точно все знают.
Фух.
И Дональд повел нас всех. Я просто следовала за ним и немного импровизировала, когда чувствовала, что так будет удачней.
Мы закончили.
– Великолепно! – воскликнул Кевин. – Ханна, да ты звезда! Ты такая естественная! Ты это знаешь?
– Я люблю импровизировать, – ответила я, – и джаз обожаю.
– Да, это видно, – сказал Дональд. И он с триумфом посмотрел на Кевина. – Видишь? Я же говорил, что именно Ханну надо было звать!
– После Джессы, – добавила я.
Кевин кашлянул.
– Ну, я знал, что Джесса уже занята, – сказал он.
– Я не хотел Джессу! – уточнил Дональд. – И слава богу, что она была занята. Я сказал позвать Дак. Кевин, иногда ты просто невозможен.
Я порадовалась: Джесса будет на седьмом небе, когда узнает, что Кевин хотел пригласить ее вопреки инструкциям.
Был сырой воскресный день, и нам разрешили поваляться утром подольше – либо идти в церковь. Адела, на удивление, пошла к мессе, а это означало, что к ланчу она не успеет. Я вдруг поняла, насколько жизнь спокойнее без нее. Мы репетировали в камерных группах – я была со старшими, с тремя классными парнями. Мой праведный гнев по поводу трусиков давал мне преимущество: ребята чувствовали себя виноватыми и были как-то особенно вежливы. Может, поэтому я легко справилась с застенчивостью. Но что самое важное – они относились ко мне как к равной, как к специалисту по джазу! Джесса оказалась права – Кевин и правда отличный ударник и первоклассный парень. Мне нравилась манера его игры: он был абсолютно расслаблен и спокоен, и так сексуально двигал плечами. Когда мы играли без нот, я смотрела на него, пытаясь предугадать, как он изменит ритм. Я любовалась его мускулами, сильным торсом, загорелой кожей.
А каков Дональд! Он почти все время вел нас на клавишных и совершенно преобразился. Когда он играл на флейте, пальцы у него были какие-то неловкие, движения скованные, – теперь же за клавишными Дональд сидел свободно, склонив голову, потряхивал длинными волосами или откидывал голову назад с блаженной улыбкой на лице. Грандиозно! Нет слов! Оказывается я влюбилась в гения! Я чувствовала себя такой маленькой, скромной и была бесконечно благодарна ему за то, что он пригласил меня. Как мне в голову могло прийти, что он нелепый?
Сэм был какой-то тихий. Он просто привычно играл на своем контрабасе. Он, как и я, ловил сигналы от Кевина и Дональда. Сэм высокий, с темными тяжелыми бровями и серьезным лицом, которое изредка озаряется жизнерадостной улыбкой.
На этих занятиях у меня впервые появилась возможность реализовать себя. С ранних лет я могла верно повторить любую мелодию. Я не понимала, почему это удивляет других – ведь все так просто. Мне не составляло труда читать ноты с листа, но гораздо интереснее было играть в вольном стиле. В детстве я часто мысленно сочиняла музыку. И вот сейчас я делаю это по-настоящему. И опять вокруг удивляются. Но это уже не друзья моих родителей. И родительские амбиции тут ни при чем. Я сижу тут, в классе, с лучшими парнями на курсе. Счастлива ли я? Да была ли я счастлива раньше? Пусть эта репетиция никогда не кончается!
Объявили перерыв и послали Сэма за напитками и шоколадом. Он ушел, а мы втроем уселись у окна любоваться дождем. Кевин вышел в туалет, и я осталась вдвоем с Доном. Похоже, он так же смущен, как и я. Он встал и потянулся.
– Душновато тут. Давай откроем окно.
Дон вскочил на подоконник и дернул задвижку. Окно со скрежетом открылось. В комнате запахло дождем.
Я высунулась наружу и на несколько секунд подставила лицо под капли дождя. Блаженство! Волосы тут же намокли, а очки запотели. Я их сняла и откинула волосы с лица, забрызгав Дона.
– Извини, пожалуйста! Там так здорово! Ты, наверное, никогда не дышал таким воздухом! – Я смотрела на него снизу вверх.
Он улыбнулся, и тут вернулся Кевин, а вслед за ним и Сэм с напитками.
Теперь я чувствовала себя увереннее. Мы сели прямо на пол и устроили пикник.
– Так, ребята, где же нижнее белье? – спросила я.
– Попробуй посмотреть там, где, как я слышал, его спрятали, – сказал Сэм.
– Хорошо. Но репетиция еще не закончилась?
– Да вернут его, – отрезал Кевин.
– Вернут, непременно, – официальным тоном заявил Дон. И они вдруг рассмеялись над чем-то, понятным только им.
Дети, да и только!
Мы встали и стряхнули с себя крошки.
– Давайте позанимаемся еще с часок, если силы есть, – предложил Кевин. – Может, дождь к вечеру пройдет, тогда успеем искупаться.
К концу этого мокрого дня мы решили, что будем играть четыре вещи: бессмертную «Yesterday», «The Entertainer» Билли Джойля, «In the Mood» Глена Миллера и «Take Five», кто ее только не исполнял! Но так, как мы, – точно никто! Все эти старые добрые джазовые хиты зазвучали по-новому! Под руководством Дона мы играли действительно вдохновенно. Правда, возникла проблема с «Take Five».
– Нет, нехорошо, – сказал Дон, – флейта тут как-то неправильно звучит.
Я чуть со стула не упала.
– Я не имею в виду то, как ты играешь, Дак, тут как раз все великолепно, особенно импровизация. Просто здесь флейта не к месту, нужен саксофон. Ты умеешь играть на пианино, Ханна?
– Недостаточно хорошо, чтобы заменить тебя.
Дон секунду подумал.
– А давай тогда я научу тебя играть на саксофоне? Тебе это будет несложно.
Я попыталась скрыть щенячий восторг.
– Здорово! Обожаю учиться!
Тут вмешался Кевин.
– Слушайте, мне пора идти. Я обещал Аделе, что послушаю ее мастер-класс.
Я уже достаточно осмелела к тому моменту, поэтому сказала:
– Ух ты, Адела уже мастер-классы дает?
Но примолкла, когда Дональд сказал, что тоже обещал прийти.
– Нет, Донни-друг, тебе не надо туда идти, – возразил Кевин. (Уж не из-за того ли, что у него какие-то виды на Аделу?) – Ты иди трусики выручай. Не отрицай очевидного. Мы все знаем, что это твоя идея. Одна леди очень огорчится, если ей не вернут белье, а мы не хотим, чтобы она огорчалась.
Дональд метнул на меня смущенный взгляд. Я скромно потупила глаза, не желая показывать глубину своего торжества.
– Ведь так, Ханна? Нельзя расстраивать нашу звезду, правда? – И Кевин убежал.
Кладовая располагалась за кухней в конце главного здания. Дождь лил как из ведра, и желающих прогуляться не было. Работники кухни сидели по домам, приходя в себя после воскресного обеда. Мы с Дональдом перебегали от дерева к дереву, чтобы не промокнуть насквозь. Чем ближе мы подходили, тем осторожнее двигались. Вот наконец и дверь холодной кладовой. Висячий замок был открыт. Я толкнула дверь, она распахнулась, и нас обдало волной холода – по влажной коже побежали мурашки.
– Так, – сказала я, оглядывая ряды холодильников и морозильников, – который?
– Ну, – смутился Дон. – Вообще-то их прятал не я, ты же понимаешь.
– А почему, собственно, в морозилке?
– А почему бы и нет? – Дональд заглянул в морозильник, заполненный картофелем-фри. Его лицо зловеще освещалось синим светом. – Я слышал, их положили в пустой. Чтобы никакой антисанитарии, честное слово.
– Естественно, – я подняла крышку, под которой лежали замороженные цыплята и рыба, – мешок будет в последнем ящике, который мы откроем, уверена.
– Нашел! – радостно заорал Дон и поднял странного вида сверток. Но тут он внезапно присел за морозильник и яростно замахал мне руками, чтобы я сделала то же самое. Слышались шаги и мужские голоса. Вошли двое.
Это были рабочие кухни с большой тележкой. Они включили свет – одинокую лампочку на сиротском шнуре.
– Нам надо три бачка замороженного мясного супа с овощами из третьего морозильника справа, – сказал один из них, – а потом иди ко мне и помоги с печеной картошкой из этой ямы.
Яма была у самой двери. Мы с Дональдом затаили дыхание.
Казалось, прошла целая вечность. Мы слышали, как в тележку перекочевали все семьдесят картофелин. Дональд прижимал к себе сверток, пытаясь не шуршать. Ощущения от прикосновения промороженного мешка явно не из приятных. Содержимое мешка постепенно оттаивало, и по футболке поплыло большое мокрое пятно. Наконец повара взяли все, что нужно. Тут и грянул гром.
– Выключи свет, пожалуйста. Я запру на ночь.
А-ах! Хочу ли я быть запертой в темной холодной кладовой на всю ночь, пусть даже вдвоем с Дональдом?
Висячий замок захлопнулся, и шаги удалились по направлению к кухне.
– О господи, – раздался в темноте голос Дональда, – и что теперь?
Глава 8
Сначала мы от души посмеялись. Надо же было в такое вляпаться!
– Мы можем тут долго просидеть, – хрипло сказал Дональд.
– Не сомневаюсь, – отозвалась я. – У меня даже мобильника с собой нет.
– И у меня, – Дон заговорил серьезно. – Им это не понравится! И он бросил пакет с бельем на пол. – Я весь промок и замерз. Надо бы согреться. Ты как?
Забавно, я подумала, что он имеет в виду пообниматься. Но нет. Я даже смутилась.
– Можно попрыгать-побегать вокруг, упражнения поделать, – предложил Дональд.
– Нет, спасибо, – сказала я. Не на это я надеялась. – А ты попрыгай. Так и время быстрее пойдет.
Он встал.
– Ты не возражаешь, если я сниму с себя мокрое?
– Я…
– Футболку, – добавил он и стянул ее.
Мои глаза постепенно приспособились к тусклому свету, пробивавшемуся из-под двери. Я не хотела пялиться на Дона, но тут он стал делать руками движения, которые помогают накачать мышцы груди, так что на него невозможно было не смотреть.
– Это упражнения канадской армии, – тяжело выдохнул Дональд, – мы в школе их выполняем.
Он сделал несколько наклонов под прямым углом. Я была загипнотизирована: никогда не находилась так близко к такому сильному телу. Торс Дональда блестел в слабом свете. Наконец он остановился передохнуть.
– Фу! Извини. Что-то я совсем замерз. И в темноте растерял все свои комплексы.
Многообещающе, подумала я. Что будет дальше? Он снова натянул влажную футболку и походил по кладовой туда-сюда.
– Интересно, тут теплое место где-нибудь есть?
– Нам, наверное, надо сидеть около двери, – предположила я, – тогда мы сможем крикнуть, если кто-то пройдет мимо. Да и потом теплее станет, если солнце выйдет. Если…
– Напрасные надежды, – сказал Дон. – Хотя ты права, давай расположимся у двери.
Он сел у выхода и похлопал по полу рядом с собой – я послушно села рядом. Тут было место как раз для двоих – между картофельной ямой и дверью, но все равно очень тесно. Я устроилась в дюйме от Дона, и все равно сидела как на иголках – вдруг мы соприкоснемся? Хотелось прижаться к нему, но моя застенчивая половина сурово держала меня на расстоянии. Хоть бы нас поскорее обнаружили! Иначе я за себя не ручаюсь. Может, нас и привели сюда небеса, но от этого не легче.
– Извини, что ты сказал? – Углубившись в свои переживания, я не расслышала слова Дональда.
– Ничего особенного. Просто пытался поддержать разговор. У тебя есть братья или сестры?
– У меня один старший брат, его зовут Джереми. К сожалению.
– Что к сожалению? То, что у тебя есть брат, или то, что его зовут Джереми?
– Ну, он, собственно, не так уж плох, просто… Я имела в виду то, что его зовут Джереми. Для меня он Джей, так как-то лучше звучит.
– Хм. – Недолгое молчание. – Не мне смеяться над именами других. Ну сама подумай – Дональд! Оно не так ужасно, когда произносишь его с шотландским акцентом. Вообще-то я привык, что люди со смеху падают, когда я представляюсь. Смешно, правда? Джон – нормальное имя, Дэн – тоже нормальное, а вот Дон – уже не совсем. Как поп-звезда шестидесятых.
Мне совсем не хотелось говорить об именах. Или о том, как связаны наши между собой.
– Расскажи о себе. То есть о своей семье, – попросила я.
Я честно не могла себе представить, как он живет. Особенно после встречи с его жуткой матушкой.
– У меня две старшие сестры. Намного старше. Я то, что называется, «запоздалая мысль». Или ошибка, что более вероятно. Когда я был маленький, мои друзья думали, что мама – это моя бабушка, а папа – дедушка.
– Мои родители в нормальном «родительском» возрасте, – сказала я, – но я их не часто вижу. Во всяком случае, мне от них уж точно нет никакой пользы.
– Невесело, – согласился Дональд. – Мои нормальные. Мама только для важности кричит иногда, не со зла. А папа может быть очень даже ничего, когда она ему позволяет. Знаешь, джаз любит по-настоящему. Но не может сыграть ни ноты – и никак не свыкнется с мыслью, что я могу! Так что папа всегда немного баловал своего любимчика Донни. Он уже смирился, что сына не будет и некому носить с ним килт, и тут родился я…
– Но ты же не носишь килт?
– Если тебя окрестили Дональдом Ангусом Брюсом Огилви, тебе придется носить килт, не сомневайся! Я как раз вчера весь день ходил в килте, да будет тебе известно.
– Покажи как-нибудь… А твои сестры? Сколько им лет?
– Они совсем древние. Двадцать три и двадцать пять. Я действительно поздний ребенок. Хотя, конечно, хорошо иметь старших сестер, потому что они всегда так возятся со своим младшим братиком. Я здорово скучал по ним, когда они уехали из дома и я остался в компании мамы и папы. В этом плане школа-интернат – хорошо. Хотя я больше туда не пойду. Со следующего семестра буду учиться в колледже.
– А я вот не смогу назвать своих родителей «компанией». Они страшно хотят, чтобы мы достигли чего-то грандиозного, но совершенно без их помощи. Иногда мне кажется, что им достаточно моей фотографии и табеля с лучшими оценками за экзамены. Им не интересна собственная плоть и кровь и, разумеется, еще меньше интересны сердце и душа.
– Уверен, что это не так, – сказал Дональд и немного подвинулся, чтобы видеть мое лицо.
Я очень удивилась. То, что мои родители совсем никудышные, – это факт. Кто такой этот парень, чтобы разбираться в моей семье лучше меня?
– Значит, я вру?
– Вовсе нет. Но знаешь, в интернате по ночам мы часто говорили о своих семьях. Особенно с младшими ребятами, когда они скучали по дому. Многие дети считают, что родители их не любят. Но потом они приезжают в родительский день, и ты понимаешь, что они точно такие же, как и другие родители, – мечтают поскорее увидеть своих дорогих детишек. Просто некоторые взрослые не очень хорошо умеют обращаться с детьми. Они любят их, и все такое, но не знают, как себя вести с ними. Никто их этому не учил, и само это не приходит.
Я немного подумала.
– Ну, папа пытается. Он слабовольный, но пытается. А вот с мамой у нас вечные конфликты. Она никогда не ставит меня на первое место. Работа – да, Джей – да, но я – ни в жизни, – я начинала горячиться.
– А какая у нее была семья?
– Бабушка умерла, когда маме было лет двенадцать…
– А ты не думаешь, что в этом-то и дело…
– Дональд, это было бы слишком просто! К чему все эти психологические потуги? Разве я не могу просто ненавидеть свою мать, как любой другой подросток?
– Это не в твоем характере. Ты слишком хо…
Но он не договорил. Встал, отошел от меня и немного попрыгал.
– Нога затекла, – попытался объяснить он. А прозвучало это вроде как нечего тут обниматься.
Мне стало не по себе. Дональд затронул больной вопрос. Я предпочитала не обсуждать эту тему. О чем тут говорить? Сейчас хотела признаться ему, что он мне по-настоящему нравится, хотела поговорить о жизни, о мире, о будущем, о нашем будущем, но мы говорили о моей матери. Обидно даже! Всегда ты все испортишь, мама!
– Ханна!
Донни уселся на холодильник, так что ноги болтались где-то около моего носа.
– Да? – я подвинулась, чтобы видеть его.
– Ты когда-нибудь писала музыку?
– Только то, что нужно было по программе в школе. А что?
– У меня возникла идея песни. В стихах я не очень силен, но мелодия вроде ничего. Можно как-нибудь сыграть ее тебе?
– Конечно. Если мы когда-нибудь выберемся отсюда!
Он посмотрел на часы.
– Скоро шесть. Я бы съел что-нибудь. И в туалет хочется.
– Спасибо за информацию. – Я тоже хотела в туалет, но говорить об этом вслух стеснялась. – А еды здесь полно.
– Только есть нечего. Погоди-ка, тут должно быть мороженое!
Он соскочил с холодильника и начал открывать крышки морозильников.
– Нашел! Ух ты! У них тут и «Магнумы», и «Максибоны», и что угодно. Тебе какое?
Я поднялась – ноги затекли и плохо слушались – и подошла посмотреть. Свет из недр морозильника освещал напряженное лицо Дональда. Он радовался находке, как маленький мальчик.
– Наверняка ты хочешь белый «Магнум», – сказал он и протянул мне мороженое.
– Да. Как ты догадался?
– Я тебя расколол, детка! – сказал он, закрыл крышку и содрал упаковку со своего эскимо с глазурью. – Так, куда денем улики? – Он скомкал бумажку. – Наверное, в карманы. Ты просто кажешься такой… Моя сестра Фиона любит такое мороженое, вот и я…
Мы стояли, прислонившись к холодильнику. Дон улыбался (вернее, в темноте я видела только блестящие зубы), и мы много говорили, но не более того. Ханна! Я мысленно шлепнула себя по щекам. Да, я влюблена в Дональда. Но первые несколько дней я либо избегала его, либо хамила ему. Вряд ли я ему нравлюсь. Насколько я знаю, еще ни один мальчик не был в меня влюблен. Дон, бедняга, сейчас в полном замешательстве. Вот радость-то – заперли в холодной кладовке с Дак! Представляю, что он будет рассказывать остальным. Насколько круче быть запертым в холодной кладовке с Аделой…
Я аж подпрыгнула, когда он сказал:
– Наверное, мастер-класс Аделы уже закончился.
– Извини, – сказала я, – Кевин заставил тебя пропустить его из-за меня.
– Кевин и сам не хотел, чтобы я там был. Ты здесь ни при чем.
– Я думала, Кевину нравится Джесса, – сказала я и тут же пожалела.
– Ну да, нравится, – тупо отозвался он, – но Адела его совершенно охмурила.
– Его и всех остальных, – сказала я, и Дональд не потрудился возразить.
Он продолжал, будто я его и не перебивала.
– Если мастер-класс уже закончился, то они скоро заметят, что нас нет. Кевин собирался идти купаться, если погода прояснится. А почему ты не приходишь?
– Приду как-нибудь, – туманно пообещала я.
Какая глупая! Я была уверена, что Дональд знает, почему я не плавала. А ведь он не заметил меня в «36,6» и уж точно не обратил внимания на содержание моей корзинки. Из-за чего мне беспокоиться? Может, надо пересмотреть все события в ином свете…
– Думаю, нам надо пойти и снова сесть около двери, – сказал Дон. – Слушай, Ханна, извини меня, пожалуйста. Это я виноват, что нас тут заперли.
Я хотела сказать, что совершенно не возражаю. Что о большем я и не мечтала. Но получилось у меня нечто совсем иное.
– Да уж точно, вина тут не моя.
Мы снова присели на корточки около двери и несколько минут молчали. Мой мозг пылал вопросами типа: «О чем он сейчас думает?», и я едва сдерживалась, чтобы не прижаться к нему.
Ему тоже было не по себе. Внезапно он встал – я потеряла равновесие и плюхнулась на пол. Дон протянул руку. На секунду мне показалось, что Донни хочет обнять меня, но я вовремя сообразила: он просто предлагает помощь. Эх!
– Извини, – сказал он, – не хотел тебя опрокинуть… Тихо! Слушай!..
Мы услышали приближающиеся звуки, скрип гравия под ногами, болтовню и смех.
– Вроде Джемма смеется…
Интересно, что они подумают, когда нас обнаружат? Кевин и Сэм знают, в чем дело, но Адела, Джесса и все остальные девчонки? А что себе напридумывает этот пошляк Макс? Двое провели вместе больше часа – и какой вывод можно сделать? А если нас поймает кто-нибудь из штата, как мы объясним мешок с трусами?
– Как мы привлечем их внимание? – Дональд, похоже, занервничал. – Может, покричать?
– Давай постучим по двери, – сказала я. Мы дружно загрохотали. Бесполезно. Никто нас не услышал.
Подавленные, мы снова опустились на пол. И тут, словно чтобы поднять нам настроение, под дверь подлез солнечный лучик. Дональд посмотрел на часы.
– Пятнадцать минут седьмого. Мы тут уже почти два часа… Как быстро летит время, если проводишь его с удовольствием.
Но он это так сказал, будто совсем не то имел в виду. Сердце сжалось при мысли, сколько шансов я упустила за целых два часа. Ведь я всего лишь хотела узнать, нравлюсь ему или нет. Но как это сделать?
– Ребята скоро пойдут обратно. Они, наверное, заметят, что нас нет за ужином. Кев будет искать меня, чтобы идти купаться. Помираю с голоду… – он вдохнул и засмеялся сам над собой. – Прости…
– Да хватит извиняться! Мы не можем ничего поделать, ну заперли и заперли. Вообще-то эта ситуация напоминает мне детство: когда я не слушалась, родители запирали меня в моей комнате и не разрешали выйти и поесть с ними, пока я не извинюсь. Вот и сейчас: и виноваты, и есть хочется.
– Слышишь, давай не будем говорить о голоде. И так уже под ложечкой сосет. Кстати, меня никогда нигде не запирали в детстве. Мои мне все прощали.
– Везло тебе.
– Как сказать… Потом в интернате пришлось испытать шок. Дети ничего не прощают. И тут не побежишь жаловаться к мамочке. Приходится как-то уживаться, ладить с другими. Я много об этом думал. Дети, которые в школу приходят только днем, дома порой ведут себя отвратительно, говорят жуткие вещи. Обычно родители понимают, что ребенок просто выпускает пар. Но в интернате очень просто не сдержаться разок – и все, с этой репутацией тебе так и жить здесь. Я быстро это просек. Хорошая наука выживания. Может, поэтому я стал скрытным и людям не сразу удается раскусить меня. Ты просто подумай…
(Он хочет открыть мне что-то сокровенное?)
– Как иногда хочется побыть плохим, ну, время от времени. Никого в Ковентри в спальню не отсылают… Представь, у тебя неприятности – ты можешь вспылить родителям или, по крайней мере, отыграться на коте. И все равно все будут любить тебя.
– Мама испугается, да и мне мало не покажется.
– Ну, наверное, – он сбился с мысли. – А знаешь, о какой песне я говорил?
– О той, что ты написал? А что за аккомпанемент?
– Он еще в голове. Думаю, смогу сыграть ее на саксофоне, пока не придумаю слова. А когда ты сможешь ее прослушать?
– Дон, у нас уйма времени. Ну пропой мне ее сейчас, если хочешь!
– Сейчас? Ни за что! И не уговаривай! Мне нужна клавиатура для подстраховки. Я пою только в душе. У нас Кевин все может спеть…
– Ладно, ладно! – Я слышала, как Дональд напевает, он может петь чисто, просто сейчас не хочет. – Как скажешь. Ну, то есть, когда мы отсюда выберемся. Когда скажешь.
Что-то я стала повторяться. Интересно, какой ответ он хочет услышать?
– Завтра вечером?
– Я же сказала, как скажешь.
– Не уверен, что хорошо получилось, понимаешь?
– Дон, что бы ты ни сыграл, я буду рада послушать. О’кей?
– Спасибо.
Ну и что он всем этим хотел сказать?
– Я снова их слышу!
Мы прижались ушами к двери.
– Давай крикнем, а потом уже постучим, – предложила я. Голоса и смех послышались громче. Прямо танталовы муки какие-то. Мы даже голос Кевина слышали.
– Кто идет купаться? – спросил он, и кто-то ему отвечал.
– КЕВИН! – заорали мы хором. – НАС ТУТ ЗАПЕРЛИ! – и яростно застучали по двери. Но они прошли мимо.
– Даже не верится, – расстроился Дональд. – Это надо заесть еще одним мороженым. Хочешь?
– Нет, спасибо.
Когда же мы наконец выйдем отсюда? Мне жутко хотелось в туалет, я просто мечтала снять неудобный купальник, который носила весь день.
– Погоди! Кажется, они возвращаются!
Снаружи я слышала смех.
Это был Кевин!
– Ой, Донни-друг! Что ты там делаешь?
И Джесса.
– Дак! Ты там?
И Макс.
– Дональд! Дак! Дональд! Дак! – и заверещал как идиот звуками из мультика.
– Нас тут заперли! – закричали мы хором.
– Без паники! – раздался голос Кевина. Еще смех. – Попытаемся сбить замок. Впрочем, лучше по-другому… Джесса, может, ты очаруешь кого-нибудь, кто сможет дать нам ключ? Попробуй уборщика, его дом за старым зданием.
– Хорошо, Кевин.
Я усмехнулась. Вот это Джесса! Все что угодно, лишь бы угодить Кевину. Кевин и Макс вернулись к двери. Больше, судя по звукам, там никого не было.
– Вы там как? Нормально?
– С голоду околели! – сказал Дон.
– Все на свете отдам, чтобы оказаться наедине с женщиной! – заорал Макс.
– Заткнись, Макс. Нас могут засечь, – прервал его Кевин.
«Да, Макс, заткнись уже», – подумала я.
– Ну и Джесса! – удивился Кевин. – Уже обратно бежит, и похоже, со связкой ключей.
– Интересно, что она такого ему сказала? – спросила я Дональда.
– А нам-то какое дело?
В этом он не прав. Меня-то как раз волновало, что будут говорить о нас, когда мы отсюда выйдем. Дону, видимо, все равно.
Послышалось хихиканье и звук, будто кто-то перебирает ключи. Но вот ключ сунули в замок. Я чуть не заплакала, когда дверь распахнулась и в холодную кладовку, которая была нашей тюрьмой, хлынул яркий солнечный свет. Джесса взяла меня под руку. Ее всю распирало от сознания своего геройского поступка.
– Уборщик такой милый. Сказал, что не будет задавать вопросы, но я должна вернуть ключи немедленно. Кстати, почему бы нам не взять по мороженому, пока мы здесь. Я просто поверить не могу…
А Макс в это время бегал вокруг нас.
– Чуть ли не два часа одни в кладовке! Не знаю, что и сказать, Дон. И это ты, такой тихоня!
Затем я заметила следующее: Кевин вопросительно поднял брови, а Дон, прижимая к себе черный пластиковый мешок, одними губами произнес: «Если бы!»
– Идем, – сказала Джесса, уводя меня от парней. – Ну, джаз-вумэн, рассказывай, что случилось! Хочу знать все в подробностях.
– Ничего не было, – сказала я. – Совершенно ничего!
– Не верю! – покачала головой Джесса.
– Придется поверить, потому что это правда, – сказала я и про себя добавила: «если бы».
