Текст книги "Жара"
Автор книги: Кейт Петти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 33 страниц)
Глава 3
Во всех школах вечно чем-то воняет. Вот и в этой, куда я приехала, последние несколько дней шла активная уборка после учебного года, так что сейчас в школе пахло лаками и дешевой мастикой. В таком зловонии я оказалась задолго до обеда, в жутко жаркий четверг, который обещал стать еще жарче. Софи никогда не оказалась бы в такой дурацкой ситуации. И Мэдди тоже. А я вот сижу на кровати в безупречно чистой, безликой, однотонной спальне на четверых, скрестив ноги как маленькая девочка, не в силах придумать, что делать дальше.
Папа привез меня сюда и уехал. Как первый прибывший я была чересчур приветливо и тепло встречена в фойе тремя женщинами из персонала и одним мужчиной с козлиной бородкой (я помнила, что у него есть прозвище – Козленок, хотя по-настоящему его зовут мистер Гэльт). Он всегда готов встретить и разместить приезжающих. Меня должным образом поприветствовали и отправили читать объявления на досках: бесконечные списки, в которых значилось, кто в каком оркестре, какие произведения мы будем играть, где будем спать, чем заниматься в свободное время – еда, игры, экскурсии – а-а-а! Что я делаю здесь, в такой чудесный июльский день? Отныне я несвободна и не принадлежу сама себе?
На доске объявлений я обнаружила, что живу в спальне «Нарцисс» на первом этаже, вместе с двумя шестнадцатилетними девчонками, которых я немного знала по прошлым годам, Джессой и Джеммой (Джесса была первой флейтой), и еще одной девчонкой моего возраста по имени Адела. В голове почему-то раздался тревожный звоночек, когда я прочитала ее имя, но я так и не поняла, почему. На доске объявлений также значилось, что я в первом оркестре, играю вторую флейту и пикколо[3]3
Пикколо – название наименьшего по размерам и наиболее высокого по звучанию музыкального инструмента, какого-либо семейства. Обычно так называют флейту-пикколо.
[Закрыть]. Не стоит удивляться, я играю довольно хорошо, могу смело это сказать. Четвертая флейта был Дональд Огилви. Слава богу, мы были разделены третьей флейтой, еще одной Ханной. (Нас, Ханн, тут много.) Я просмотрела список в поисках знакомых имен. Там оказалась пара мальчиков, играющих на рожках, на которых я с удовольствием посмотрела бы (издалека), и ударник, в которого все девчонки поголовно были влюблены. Абсолютно точно, он внесет оживление в здешнее общество. Было еще несколько девочек, с которыми я общалась вполне нормально, так что следующие десять дней обещали весьма приятное времяпрепровождение.
Я затащила сумки наверх. Все еще никаких признаков прибытия остальных ребят. До моего слуха долетела лишь радостная болтовня трех женщин, разбавляемая время от времени хриплым басом и смешками Козленка. Около каждой кровати стоял комод с выдвижными ящиками, а в маленькой комнате в конце коридора был платяной шкаф.
Я разложила одежду, поставила зубную щетку в стаканчик на комоде и подошла к окну. Окрестности школы были довольно красивые. На аллеях розы и жимолость, а вон огромный старый-престарый каштан с круговой скамейкой, опоясывающей ствол. За стадионом с выжженной травой я разглядела бассейн и кабинки для переодеваний. Школьные здания и домики для персонала утопали в деревьях и живых изгородях, окружавших территорию школы. Все так и плыло в зное. Я услышала, как по дорожке проехали две машины, но это было за углом, поэтому видеть их я не могла. Тут-то я поняла, что мне нравится мое одиночество, я не хочу, чтобы его кто-то нарушил. Я прилегла с книжкой: если кто-нибудь войдет, я занята делом.
Незнакомка вихрем влетела в комнату и кинула рюкзак на кровать рядом с моей.
– Здорово! – сказала она. – Ты Ханна?
– Ну да.
– Джемма и Джесса старше, да? – спросила она.
Я поняла, что эта девчонка с горящими глазами, черными жесткими кудрявыми волосами, в драных джинсах и обтягивающей футболке с надписью «I Like the Pope, the Pope smokes Dope»[4]4
Я люблю Папу Римского, Папа Римский курит травку (англ.).
[Закрыть] – Адела Борели. Полуитальянка, блестящая скрипачка и совершенно безбашенная девица.
– Я выскочу на минутку, курну сигаретку, – сообщила она. – Никуда не уходи. Надеюсь, ты мне тут все покажешь. Никогда не жила в таких лагерях.
– Смотри, не попадись с сигаретой, – важно сказала я.
– Ха! Да что они мне сделают! – засмеялась Адела. – Учитывая то, как они умоляли меня приехать и вести оркестр, они вряд ли выгонят меня за такую ерунду, как сигареты!
Она сунула пачку в карман джинсов и вылетела из комнаты.
Джесса и Джемма появились одновременно. Джесса у нас утонченная, как английская роза; Джемма, я бы сказала, больше похожа на английского бульдога, но они обе очень симпатичные и, что характерно, обе с постоянными парнями.
– Привет, Ханна, – сказала Джесса, узнав меня. – Я видела, нас продвинули на первую и вторую флейты. Если честно, они должны были первой поставить тебя, но тогда я бы не справилась с пикколо.
На тот момент наши инструменты – это все, что было между нами общего.
– Привет, – сказала Джемма. – Ты уже поняла, как нам не повезло с Аделой?!
– Да нормальная она, – сказала Джесса, пробуя пружины на кровати.
– Погоди, пока она не начнет выкидывать свои фокусы…
– И что это за фокусы? – в комнату вошла Адела, воняя сигаретным дымом. – Пойдем, Ханна, – сказала она, как будто мы были лучшими подружками. – Все уже идут на общее собрание, а я хочу посмотреть на Кевина Хазелла, ну ты знаешь, ударника. Хочу проверить, так ли он сексуален, как о нем рассказывают. Может, это просто потому, что у него собственная машина.
Взгляд Джессы стал отстраненно-мечтательный.
– А он здесь, да? Кевин! Знаете, по-моему, Кевин Хазелл – божественное создание. Он высокий, смуглый, у него такие бесподобные карие глаза, от его взгляда просто таешь и превращаешься в беспомощное существо, он…
Джемма странно посмотрела на нее, но Адела уже тянула меня за рукав.
– Ну пойдем, Ханна, – твердила она, – зря теряем время.
Общее собрание проводилось в старом актовом зале школы. Это помещение больше походило на церковь, внутри стояли скамейки с высокими спинками. Я пролезла за Джеммой и Джессой, и Адела втиснулась рядом со мной. Похоже, она ко мне прочно прилипла. Нельзя было не заметить, как атмосфера накалилась, когда знаменитый Кевин Хазелл сел рядом с Аделой, а за ним пришла еще толпа парней постарше, включая, к моему ужасу, Дональда. (Я даже подумать не могу о его имени без содрогания: тут же в ушах звучит жуткий голос его матушки-шотландки). Адела толкнула Кевина в бок, чем, естественно, привлекла его внимание. Все вокруг ждали, что будет дальше. Джесса уже чуть в обморок не падала от ревности.
– Так ты и есть Мистер Всеобщий любимчик, да? Я Адела, ваша первая скрипка.
– Прямо как полицейский! – сказал Кевин, доверительно улыбаясь нам. – Первые скрипки молодеют с каждым годом.
– А я вундеркинд, – ответила Адела без тени смущения.
– Тш! Замолчите! – раздраженно сказала Джесса.
Общее собрание началось.
Пока Козленок вещал о том, что на репетиции надо приходить вовремя, а после одиннадцати вечера соблюдать тишину, я осматривала зал. Нас было примерно семьдесят человек. Половина сплошь какая-то мелкота. Это младший оркестр, противные маленькие дети. Другая половина – старший оркестр, то есть мы, те, кому четырнадцать и больше, среди нас было много старшеклассников. Я успела всех разглядеть и успокоилась: есть нормальные люди, с которыми можно общаться. Тем временем нам рассказывали, как мы будем развлекаться в свободное время – похоже, здесь будет интересно и совсем не скучно – одна только война Джессы и Аделы за Кевина чего стоит. И я их прекрасно понимаю. Когда он улыбался нам, я была почти уверена, что улыбается он исключительно мне…
Наши дни были расписаны так: занятия утром по отдельным секциям и всем оркестром после обеда, не раньше трех часов. В середине дня оставался большой перерыв, чтобы отдохнуть или поплавать, поиграть в теннис или съездить в город. Репетиции шли до полпятого, после чего все мчались в комнату с телевизором в ожидании ужина, который был в полседьмого. Длинные летние вечера полностью принадлежали нам. По пятницам вечером дискотека. В ответ на это сообщение наша «продвинутая» молодежь засвистела – это не соответствовало их клубным привычкам.
Младший оркестр толпой вышел в другой зал, им там расскажут о музыке, которую они будут играть, а мы остались слушать нашу программу. Нам предстояло подготовить довольно большой концерт с симфонией Бетховена, «Испанское Каприччо» Римского-Корсакова, в котором куча соло на разных инструментах, и концерт для скрипки с оркестром Мендельсона. Угадайте, кто будет играть соло. Адела округлила глаза и заерзала, как маленькая. Еще нам надо было подготовить камерный концерт: самостоятельно разбиться по группам и взять на выбор любую музыку, от старой классики до джаза и рока. Послушать этот концерт в последний день приедут только самые любящие родители. Мои ни в жизнь не приедут. Они, дай бог, исхитрятся и успеют как раз к началу вечернего концерта, перед тем как забрать меня домой.
Собрание наконец подошло к концу. Козленок подытожил:
– Вы будете много работать, но мы попытаемся сделать эти десять дней приятными для вас. Вы все великолепные музыканты, иначе бы вас здесь не было. У вас очень много общего. Познакомьтесь же друг с другом! (Смешки и свист.) Отдыхайте и веселитесь. Но сначала на обед. Столовая – через крытую галерею и за угол. Ваши дневные репетиции – в спортивном зале в три часа. Секции – в музыкальном корпусе утром.
Мы один за другим вышли из зала и направились в столовую. Я все время старалась держаться подальше от Дональда. Сама не знаю почему. Я всегда жутко смущалась, сталкиваясь с ним. В столовой, с места, где я сидела, мне хорошо был видел стол парней. Адела и Джесса бесстыдно глазели на Кевина, а я лишь время от времени украдкой бросала туда взгляды. Кевин, конечно, невероятно привлекателен. Весь такой темненький и хорошенький, с глазами, как бездонные озера. Я не могла не заметить, что сегодня длинные светло-коричневые волосы Дональда были такие чистые и шелковистые (и без всякой перхоти!). Заостренный нос и бабушкины очки придавали ему сходство с Джоном Ленноном, но больше всего меня завораживал его рот и то, как приподнимались кончики губ, когда он улыбался – вот прямо вылитый Джон Леннон.
– А Кевин – классный парень, – сказала Адела. – Джесса права насчет его глаз. Когда он смотрит прямо на тебя, то аж голова кружится.
– У тебя голова кружиться может только от сигарет, Адела, – неприязненно сказала Джемма.
Адела скрипнула стулом по полу и резко встала.
– Кто-нибудь курить пойдет? – громко спросила она. Никто ей не ответил, и она развязной походкой вышла одна.
– Симпатичная попка, – сказал кто-то за соседним столом, но точно не Кевин и не Дональд.
– Ну симпатичная, а дальше что? – добавил еще кто-то.
– Фу, – я вышла из столовой, надумав присоединиться к Аделе, не покурить, а просто прогуляться по окрестностям. Тем более парни всегда смотрят ей вслед, может, кто обратит внимание и на меня…
Дневная репетиция шла отлично, пока я не почувствовала знакомые рези внизу живота и не поняла, что надо скорее бежать в туалет. Мои «дела» выбрали для начала самый подходящий момент. Я едва дождалась конца музыкальной фразы и рванула. Конечно, я задела пюпитр, и он с грохотом полетел на пол, но времени задержаться и поднять его у меня не было. Когда я вернулась, меня ждал весь оркестр. И за что нам, женщинам, это наказание? Я пробралась между рядами на свое место. Кто-то уже установил мой пюпитр. Джесса и другая Ханна уже приготовились играть, поэтому Дональд перегнулся через Ханну и показал мне, с какого такта мы начинаем. Было что-то особенное, трогательное в том, как он это сделал, но я не осмелилась посмотреть ему в глаза. Конечно, он знает, почему мне пришлось так срочно убежать. О-о-ох. Ужас, ужас! Я вся сжалась и попыталась сосредоточиться на музыке.
Глава 4
Без пятнадцати восемь ранним утром в пятницу нас разбудил отвратительный дребезжащий звонок. Я не сразу сообразила, что это «утренняя побудка».
– Какого черта? – вскрикнула Адела.
Джесса еще нежилась в постели, а Джемма бодро села и посмотрела на часы.
– Время вставать, – сказала она и спустила ноги с кровати.
– А… восколькоунассекции? – невнятно пробормотала Адела.
– В десять часов, – ответила я.
– Вот и разбудите меня в десять, – сказала она и зарылась под одеяло.
Я смутно припомнила, что Адела уходила куда-то посреди ночи. Наверное, поэтому она такая усталая. Я решила не рассказывать об этом девчонкам. Джесса и не думала об Аделе. С отрешенным видом она сидела на кровати, обняв колени.
– Я вот думаю, может, бросить мне своего парня? – мечтательно спросила она. – Как вы считаете, разве это честно, оставаться с одним парнем, когда тебе по-настоящему нравится другой?
– А тебе не кажется, что Кевин нравится всем? – с сомнением спросила я. Например, мне нравится Кевин. И Адела на него глаз положила.
– Конечно, – сказала Джесса, – но со мной он особенно мил. Он разговаривает со мной не так, как со всеми остальными… выделяет что ли…
Так, понятно, доверительная улыбка предназначалась вовсе не мне одной.
– Ох, – вздохнула она, – может, у меня получится сегодня вечером потанцевать с ним медляк на дискотеке…
– Мечтай, – сказала Джемма, входя в спальню. – Ты с ума сошла, Джесса. У тебя же такой классный парень! Может, мне позвонить ему и рассказать, что тебя интересует некто другой, по имени Кевин?
– Ой, ну не будь такой занудой, Джемма, – буркнула Джесса и ушла в душ.
Секции – это когда каждая группа инструментов (струнные, медные духовые, деревянные духовые и так далее) репетирует по отдельности. Моя секция деревянных духовых инструментов состояла из четырех флейт, трех гобоев, одного английского рожка, трех кларнетов и двух фаготов. Кларнетисток, Джоси и Хелен, я немного знала, они учились в моей школе в другом классе. Третий кларнетист, Макс, был немного младше меня, мы играем вместе с ним бок о бок уже несколько лет. Когда я подошла, учителя еще не было. Джесса, Ханна и Дональд сидели на своих местах, поэтому мне пришлось протискиваться мимо Дональда, чтобы добраться до своего пюпитра. Завидев меня, Джоси и Хелен обрадованно закричали:
– Дак! Дак!
Дональда аж передернуло, но я предпочла этого не заметить. Нечего ему знать, что это мое прозвище. До поры до времени.
– Слушай, Дак, – начала Джоси, – расскажи-ка про Аделу. Ты же с ней в одной комнате, да? Ты в курсе, что она вчера вечером пришла в корпус к мальчикам? Говорят, она прямо вошла в комнату, где был Кевин, и спросила, не хотят ли они пойти на улицу прогуляться вместе с ней. И они пошли и гуляли несколько часов. Макс говорит, они ходили купаться.
– Что, что я говорил? – спросил Макс, который сидел рядом и устанавливал пюпитр.
– Об Аделе и мальчишках вчера вечером. Они же ходили ночью купаться, или как дело было?
– Я не слышал о купании. Я слышал только о фляжке…
– А я слышала, что она целовалась с Ке…
Слова Хелен потонули в пронзительном голосе мисс Клэгган, преподавательницы секции деревянных духовых инструментов.
– Пожалуйста, тишина. Утром мы проработаем Бетховена, но начнем с медленного движения, откройте страницу шесть в ваших нотах. Теперь поднимите руки, кто забыл взять с собой карандаш…
– Начинается, – прошептала Джесса.
В полдвенадцатого был небольшой перерыв, после которого мы продолжили занятия с прежним рвением. Когда мы доходим до особенно трудного места, каждый должен сыграть эти несколько тактов в одиночку, и это самое страшное в секциях. Таким образом учитель точно определяет, кто фальшивит. У флейт был трудный кусок на целых десять тактов. Первой сыграла Джесса – по большей части у нее получилось хорошо. Потом я. Сначала, в первых нотах, я немного наврала, потом все получилось хорошо. Вторая Ханна напутала совершенно все.
– Еще раз, – попросила мисс Клэгган.
Ханна с трудом, но отыграла до конца, уже чуть лучше. Потом была очередь Дональда. По сути я еще ни разу не слышала, как он играет соло. Он исполнил этот фрагмент с придыханием, в джазовой манере, но все вышло чистенько и в ритм. Мисс Клэгган ничего не сказала. Дональд начал краснеть. И вдруг…
– У нас проблема, – сказала мисс Клэгган.
Дональд был готов сквозь землю провалиться.
– А мне очень понравилось, – шепнула я Джессе. Дональд вытер о джинсы влажные ладони.
– Да не в тебе дело, Дональд, успокойся, – сказала мисс Клэгган. – Нет, дело в ваших именах, флейты. – Дональд перевел дыхание, но все равно был озадачен. – Две Ханны, – продолжила учительница, – как мне вас называть? Ханна первая и Ханна вторая? Ханна в очках и Ханна без очков?..
Вот черт, подумала я, но худшее было впереди.
– А может, по фамилиям?
Да, давайте, называйте меня Гросс, а лучше сразу жирная, подумаешь… Пожалуйста.
– А может, у кого-нибудь из вас есть прозвище?
О, господи, только не это…
– Ханну Гросс всегда называли Дак! – пискнула Джоси.
– Дак? – переспросила мисс Клэгган.
– Я бы не хотела, – попыталась было я возразить, но слишком тихо.
– Отлично, значит, Дак! – обрадовалась мисс Клэгган.
И тут прозвучало то, что рано или поздно должно было прозвучать.
– По крайней мере, она не рядом с Дональдом сидит!
Все, полный крах секции деревянных духовых инструментов. Дональд Дак! По моей милости. И Дональда тоже, я полагаю. Он посмотрел на меня, но я отвернулась. Все это было слишком противно и обидно. Вот тебе и «Дак». С этого момента наши имена будут ужасающе, неразрывно связаны.
А в остальном секция прошла отлично. Странно, но обсуждение наших имен разрушило преграды и по-настоящему сплотило нас. Единственный человек, которому было не до смеха, – вторая Ханна, у нее не выдувались какие-то ноты, и она ужасно этого стеснялась. Надо отдать ей должное, в свободное время она упорно запиралась в пустом классе и тренировалась часами, пока не справилась с проблемой – через несколько дней у нее уже все выдувалось отлично. Наконец этот фрагмент стал вырисовываться и звучать, как надо. В такие моменты я понимаю, как люблю играть в оркестре. Все дело в командном духе. Сначала каждый трудится над своим маленьким кусочком, а потом все вместе объединяют эти разрозненные кусочки в единое целое, и музыка вдруг начинает звучать. И это потрясающе. Ни с чем не сравнимое блаженство, эйфория!
Я по-прежнему избегала Дональда. На время ланча я подсела к Хелен и Джоси, а не к своим соседкам по комнате, которые оказались за одним столом с мальчиками. Я заметила, как Адела протиснулась между Кевином и Дональдом, вопиющим образом заигрывая одновременно с обоими. Джесса бесилась, Джемма сидела с надменным видом.
– Огромное тебе спасибо за то, что поведала всему миру о моем прозвище, – сказала я Джоси, когда мы доели.
– Прости меня, пожалуйста. Просто мне это показалось самым оптимальным решением. Ведь все друзья зовут тебя Дак, правда?
– Так то друзья! Но не целый же мир.
– Слушай, ну правда, прости, – Джоси, казалось, действительно раскаивается.
– Ладно, я добрая, только больше так не делай, – сказала я, и мы расхохотались.
Адела подскочила к нашему столу.
– Пошли, пройдемся, Утки?
– И ты туда же! И потом, не утки, а Дак. О’кей, Адела. Я уже наелась. Пока, девчонки, увидимся позже.
После полумрака столовой яркое солнце ослепило нас. Природа стонала от зноя и просила дождя. Адела направилась к липовой аллее, которая тянулась вдоль поля для крикета. С другой стороны аллеи был небольшой склон, там можно было сидеть в тени, прислонившись спиной к стволу, и с дорожки тебя совсем не видно – идеальное место для курения. Адела чиркнула зажигалкой.
– Не хочешь?
– Нет, спасибо. – Но, глядя на Аделу, я почему-то выдохнула так, будто выпустила сигаретный дым. Фух. – Хорошо уйти от всех подальше.
– Да уж. Все так накинулись на меня из-за прошлой ночи, можно подумать я та-а-а-кое сделала, что прямо в голове не укладывается. Такие все у нас правильные. Слухи ходят будь здоров. Гораздо круче, чем все было на самом деле.
– Слушай, а что было-то? Я смутно помню, как ты уходила куда-то ночью.
– А ты что слышала?
– Ну, все как обычно. Пили. Занимались сексом. Ходили голые.
– Говорю же, крутые слухи ходят! А я пошла в корпус к мальчишкам – просто так, для смеха. Большинство уже лежали в кроватках. Некоторые смотрели телевизор. Самые мелкие дрались подушками. Они меня вообще не заметили, но тут вышел Кевин в жуткой пижаме, чтобы утихомирить их. Он-то меня, конечно, заметил! Я и спросила: «Не собираешься же ты, в такую жаркую летнюю ночь, спать, когда нет еще одиннадцати, а? Почему бы тебе не выйти на улицу погулять со мной чуть-чуть? Можно окунуться голышом». Я сказала это только чтобы раззадорить его. Он велел детям идти в кровать и при них демонстративно сказал мне, что не может показывать маленьким плохой пример, но за их спинами сделал плавательные движения и показал десять пальцев. Потом он сказал строго, как полицейский: «Тебе бы лучше идти отсюда, Адела, пока кто-нибудь тебя не поймал». Я ответила, что до сих пор меня никто не заметил. Просто я похожа на мальчика. Короткие волосы и узкий таз. Представляешь, я спустилась по лестнице и вышла через главный вход, и никто меня так и не засек.
«Ах вот чего она хочет на самом деле, – подумала я, – внимания. Все время. Чтобы люди ее замечали. Посмотрите на меня! Странный она человек, эта Адела. Уже не ребенок, но, разумеется, еще и не взрослый. Не то, чтобы она мне очень нравилась, но я немного завидую ее уверенности в себе».
– Я отправилась купаться одна, и тут пришел Кевин. На нем была футболка и джинсы, а из-под них торчали пижамные штаны. Мне кажется с виду такой шикарный и первоклассный парень, а на самом деле просто маменькин сынок. Кевин сел на край бассейна, свесил ноги в воду и сказал, что не хочет купаться. Тогда я взяла и стащила его в воду! Сначала он разозлился, но потом развеселился и стал дурачиться, как и я. Классно было. Потом мы сидели и болтали, пока я курила. Он нормальный. Себе на уме, но нормальный…
– Нормальный? – удивилась я. – Нормальный? Ты что, Адела, да он самый-самый классный. Ты так спокойно об этом говоришь! Ведь он пошел за тобой в бассейн. Только ты и он! Может, ты ему нравишься…
– Может быть, – сказала Адела, – но на самом деле я хотела, чтобы они все пришли купаться. Это так тупо – сидеть в комнате. В Италии такого не было. Мы все выходили вечерами на улицу, и дети, и взрослые. Думаю, Дональд и братья Хорны тоже вполне могли выйти.
Она пристально посмотрела на меня:
– А что ты думаешь о Дональде? Ты не находишь, что он похож на Джона Леннона?
Я так изумилась, что решила потянуть время.
– Да. Он похож на Джона Леннона. Я и не знаю, что я о нем думаю.
Я вспомнила, как мы с Софи были в аптеке, как я рванулась в туалет, и о шутках про Дональда Дака. От этих воспоминаний у меня мурашки пошли по всему телу.
– А я думаю, он привлекательный, – мечтательно произнесла Адела.
– Привлекательный? Дональд? (Я вспомнила шампунь от перхоти и гель от прыщей.) Я так не думаю. Нет. Кевин гораздо привлекательнее Дональда…
Легкомысленная Адела никогда не говорила долго на одну тему.
– А ты бывала в Италии?
– Мы как-то раз ездили туда отдыхать, но я мало что помню.
– Я езжу туда каждое лето. И этим летом поеду, когда эта каторга закончится. Я живу там у бабушки по папиной линии. У нее шикарный дом, в котором живут и другие папины родственники. У меня пять дядей и куча двоюродных братьев и сестер. Папа, как бы это сказать, потерянный человек – у него проблемы с алкоголем. Первоклассный певец, но не может сдержаться. Поэтому маме приходится много работать. Концерты каждый вечер.
– А на чем она играет? – я не хотела прерывать Аделу. Мне было интересно ее слушать.
– Виолончель. Ты наверняка о ней слышала. Селия Барнес. Это ее девичья фамилия. Каникулы у меня всегда омерзительные, вернее, были бы такими, если бы я не ездила в Италию.
– С бабушкой ты по-итальянски говоришь?
– Конечно!
– А скрипку берешь с собой?
– Конечно! – сказала она снова и засмеялась. – Да, они заставляли меня заниматься, когда я была маленькая. Никакого спасу, если оба родителя музыканты. Я и сейчас постоянно там занимаюсь, да еще кто-нибудь обязательно подкатит и попросит сыграть. А ты меня знаешь, я публику люблю.
Вдруг мысли Аделы приняли иное направление.
– Ненавижу, когда со мной обращаются как с малолеткой. Никто не заставит меня идти спать, если я этого не хочу… – И без всякого перехода: – Я думаю, Дональд сексуальный. Тебе повезло, что ты сидишь рядом с ним. Он очень высокий, правда? Думаю, я ему нравлюсь. И Кевину я тоже нравлюсь. Наверное, я выберу Кевина. Просто чтобы Джессу позлить! – Адела вскочила на ноги. – Идем! Посмотрим, что делают остальные. У нас еще целый час до того, как тебе придется слушать меня на репетиции всего оркестра.
Мы провели этот час, обходя места, где тусовался народ. Джесса, Джемма и компания загорали у бассейна. Кевин, Дональд и прочие мальчишки парились на теннисном корте. Джоси, Хелен, Макс и несколько младших ребятишек сидели на скамье под каштаном. Некоторые вернулись в спальные корпуса готовиться к дневной репетиции. Адела тоже пошла репетировать. Мы работали над Мендельсоном – ее звездный миг, вернее, миги. Это очень трудная и эффектная партия соло, но все искренне верили, что Адела с ней справится.
Час спустя слово «справится» оказалось не самым подходящим для описания того представления, которое устроила Адела. Ужасная, противная, своенравная девчонка всех заворожила. У меня в горле встал ком, на глаза навернулись слезы, как бывает, когда слышишь нечто совершенно великолепное. Маленькая Адела, с короткой стрижкой, в коротких шортах и зеленом топике, похожая на фею или эльфа, приседая и раскачиваясь в такт, вся погруженная в волшебный мир музыки. Мы невольно зааплодировали, когда она закончила. Кевин разразился барабанной дробью в ее честь. Джесса перегнулась ко мне.
– Ух ты! И кому какое дело до всего остального?
Адела вернулась на свое место за первым пюпитром, и мы продолжили репетицию. Работы было непочатый край, если мы хотели соответствовать Аделе. И даже когда репетиция закончилась и мы смотрели телевизор перед ужином, все продолжали обсуждать ее игру. Теперь мне казалось, что я живу в одной комнате с особой королевской крови. О грядущем вечернем развлечении – дискотеке – никто и не вспоминал. Все парни за ужином вились исключительно вокруг Аделы. Я все это наблюдала, потому что она усадила меня за их стол. Джесса пыталась отвлечь всех разговором о дискотеке:
– Вы же придете? Не отправитесь же вы все в паб?
– Кстати, неплохая мысль, – сказал Кевин.
– Вряд ли у нас получится, – сказал Дональд, которому, я знала, еще два года до возраста, когда уже можно покупать алкоголь (вслух, конечно, я ничего не сказала). – Персонал не дремлет. Думаю, мы придем на дискотеку, Джесса, – и он улыбнулся ей.
И тут со мной что-то случилось. Этот смех. Потряхивание волосами, красивыми шелковистыми волосами. Эти глаза, блестевшие за стеклами очков. Долговязое тело, склонившееся к ней. Меня пронзил удар ревности. Я ревновала его к Джессе, потому что Дональд улыбался ей, а не мне.
Так, возьми себя в руки, Ханна, старушка. Я перебрала в памяти все моменты, когда он пытался быть любезным со мной. Какой противной, должно быть, я ему показалась: я всегда отворачивалась, сводила на нет все его усилия.
Ко мне обращалась Адела.
– Эй, ты в порядке? Я точно не пойду на этот детский утренник, а ты, похоже, собираешься, Ханна?
Как же. Нужна я там – нудная и серая мышка. Королева дискотеки. Конечно.
– Может быть.
– Ну, мы идем, – сказала Джемма, беря Джессу под руку. Они направились к выходу. – Надеюсь, увидимся там.
– Вот это мощный стимул, – улыбнулся Кевин.
Но я не поняла, иронизировал он или говорил серьезно. Мой мозг был не в состоянии думать и анализировать.
