Текст книги "Хозяйка Рима"

Автор книги: Кейт Куинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

– Домициан был бы не против забрать себе абсолютно всех жен империи. Ибо питает к женщинам слабость, и немалую. Правда, в отличие от предыдущих императоров он не слишком переживает, если женщина – или ее муж – говорят «нет». Ибо в этом мире женщин для него хватит с лихвой. Сейчас он отправился в Германию, чтобы покорить племя хаттов, и, скорее всего, на время забыл о существовании Лепиды.

– Я не понимаю его.

– А кто, скажи, способен понять императора? Император, мой сын, это человек, привыкший к абсолютной, почти божественной власти. Человек, который готов делать добро для тысяч людей, порой неспособен сделать добро для одного-единственного человека. Даже лучшие из императоров таковы. Божественный Август, наш предок. Домициан не Август. Он коварен и, как и все Флавии, переменчив в настроении. И он не бог. Я наблюдал восьмерых человек, носивших императорский пурпур, и Домициан носит его лучше остальных. В детстве я не видел в нем никаких выдающихся задатков, однако он оказался лучше иных правителей, которых я повидал на своем веку, и хорошим полководцем. – Марк посмотрел на сына. – Ты сделаешь кое-что для меня, Павлин Август?

– Все, что пожелаешь, мой господин, – учтиво отозвался его сын.

– Обещай мне присмотреть за Лепидой. Мне не хочется оставлять ее одну, но я должен через две недели вернуться в Сенат. Нужно, чтобы кто-то был с ней рядом.

– Можешь положиться на меня, – торжественно ответил Павлин и, приняв стойку гвардейца, вскинул в салюте руку с зажатой в ней гроздью. Впрочем, поняв комичность момента, тотчас поспешил переложить гроздь в другую руку и едва не потерял при этом равновесие. – Можешь рассчитывать на меня.

– Я не смею просить о большем, – улыбнулся Марк. – Что скажешь, если я вместо этого ужасного винограда предложу тебе выпить хорошего вина?

– Как пожелаешь, сенатор.

Сцепив за спиной руки, они вышли из атрия, ровное плечо сына касалось изуродованного отцовского плеча.

Лепида

Мне было суждено стать любовницей императора.

«Лепида Поллия – любовница императора». Согласитесь, это звучит куда внушительнее, чем «Лепида Поллия – супруга сенатора».

С того самого мгновения, когда я положила глаз на императора Домициана, я знала, что он будет моим. Все, что мне нужно было сделать, – это заполучить его себе.

– Моя жена, цезарь, – представил меня Марк на моем первом пиру в обществе Домициана. – Лепида Поллия.

Я низко поклонилась.

– Господин и бог, – сказала я. Он любил, когда к нему так обращались: господин и бог. Я тоже не отказалась бы, чтобы меня называли повелительницей и богиней. Да, мне это очень бы нравилось.

Я наблюдала за ним весь вечер, пока Марк бубнил что-то там о налогообложении. Внешне Домициан довольно привлекателен. Высок. Широкоплеч. Краснощек. В нем сразу бросается в глаза военная закалка, но держится он совсем не натянуто, не то что Павлин. Он был сдержан в общении с нобилями, смеялся вместе с полководцами. Что касается императрицы, то он обращал на нее внимания не больше, чем на какую-нибудь статую.

Но она мне не единственная соперница. До меня доходили слухи о Домициане и его племяннице. Если эти слухи верны, если Юлия действительно увела его от некогда обожаемой жены, – то в ней должно быть нечто действительно неповторимое, чего нет у других женщин.

Я наблюдала за ней весь вечер и не нашла ничего примечательного. Настоящая женщина-ребенок. Худенькая. Плоскогрудая. Молчаливая. Огромные глаза. Трогательная. И очень странная. Просидев на ложе, скорчившись как заяц, почти два часа, она неожиданно встала и, что-то бормоча себе поднос, направилась в дальний конец комнаты. Разговоры тотчас стихли, а императрица встала, взяла ее за руку и отвела обратно к пиршественному ложу.

– Ешь, Юлия! – властно приказал Домициан, и она набросилась на блюдо с едой как изголодавшийся пес, набивая рот так, что у нее раздулись щеки. Ни на мгновение она не сводила со своего дяди круглых бесцветных глаз, как будто боясь, что он ударит ее столовым ножом. Домициан снова повернулся к командирам легионов и до конца вечера так больше ни разу и не посмотрел в ее сторону. После этого я тоже перестала наблюдать за ней. Вскоре она совсем прекратила бывать на обедах у императора. Маленькое странное забитое существо.

Марк – не знаю, почему, – относился к ней сочувственно.

– Она всегда была такой болезненной, – сказал он однажды вечером, когда Юлия в течение всего ужина сплевывала пережеванную пищу в кубок с вином и, когда кто-нибудь пытался с ней заговорить, несла какой-то вздор. – Бедняжка Юлия.

– Бедняжка Юлия, – согласилась я. Странная и безумная. Даже если император раньше и проявлял к ней интерес, то сейчас он явно остыл. Пришла пора обзавестись новым предметом интереса. У него было много любовниц, но ни одна не задерживалась надолго.

А вот я задержусь.

– Лепида, – произнес Домициан, и его темные глаза задержались на моей пурпурной шелковой столе, чуть более светлой, чем его собственный плащ. – У тебя сегодня царственный вид.

– Благодарю тебя, господин и бог. – Вместо того чтобы смущенно отвести взгляд, я смело посмотрела ему в глаза.

– Ты поешь, Лепида? – неожиданно спросил он какое-то время спустя, глядя на меня с противоположной стороны пиршественного стола.

Головы присутствующих тотчас же повернулись в мою сторону. В зале стало тихо.

– Нет, бог и повелитель, – ответила я низким сочным голосом, который отрабатывала еще с детства.

– Жаль, – сказал император и отвернулся. Затем щелчком пальцев подозвал слугу с графином вина.

Я подалась вперед и произнесла:

– Говорят, что боги имеют совершенный музыкальный слух.

Домициан пристально посмотрел на меня. Я же небрежно перевернулась на спину, чтобы одарить своим вниманием соседа справа, молодого народного трибуна, который от волнения чуть не опрокинул свой кубок с вином.

Кроме взгляда императора я поймала на себе еще один взгляд, долгий взгляд темных глаз императрицы. Притворно веселый взгляд. Но я видела, что на самом деле она пышет ревностью.

На следующей неделе в нашем доме появился императорский вольноотпущенник в белых одеждах и с золотыми браслетами на руках. Он объявил, что меня одну, Лепиду Поллию, приглашают завтра вечером на ужин к императору. Зевнув, я поблагодарила его, как будто таких предложений получала раньше не одну сотню, и как только он с поклоном вышел за порог, подпрыгнула и принялась приплясывать от радости, кружась по всему атрию как ополоумевшая от счастья девчонка.

Однако танцевать от счастья долго не следует. Нельзя терять ни минуты. Нужно приступить к подготовке «женского арсенала». Как подкрасить глаза? А губы? Надеть ожерелья розового жемчуга, подаренные Марком в день свадьбы, или же отдать предпочтение сапфирам? Благовоние из мускуса или розового масла? Я перемерила все мои наряды и довела до слез эту бестолковую дурочку Ириду, прежде чем остановила выбор на платье кроваво-красного оттенка, золотых браслетах и диадеме из рубинов. Изысканно, чувственно, соблазнительно…

– Лепида!

– Я отдыхаю, Марк, – ответила я, в душе предаваясь мечтаниям об ожерелье из драгоценных камней, которым Домициан, возможно, украсит мою шею, пока Ирида покрывала ногти у меня на ногах ярко-красным лаком.

Мой муж распахнул дверь, и я торопливо изобразила нежную улыбку.

– Марк? Что случилось?

– Ты получила приглашение на ужин? – резко оборвал он меня. – От императора?

– Да… да. Получила. – Кто же из рабов проболтался? Я не собиралась говорить Марку о приглашении. Ему лучше оставаться в полном неведении.

– Ты собираешься идти? – Он обвел внимательным взглядом мои бутылочки с румянами и благовониями, открытый ларец с драгоценностями, наброшенные на стул платья.

– Как же я могу отказать императору, Марк? – произнесла я своим самым нежным тоном.

Он протянул руку и провел пальцем по моей щеке.

– Ирида! – обратился он к моей рабыне. – Отнеси записку управляющему и скажи, чтобы он немедленно передал ее во дворец. Госпожа Лепида заболела.

Я рывком присела на ложе.

– Что?

– Она настолько больна, что немедленно отправляется в Брундизий в надежде на то, что морской воздух поправит ее здоровье.

– Марк, ты не можешь!..

– Нет, могу! – сказал он и снова провел пальцем по моей щеке. – Могу.

После этого он долго объяснял мне, что я слишком молода и невинна и не понимаю, что кроется за подобным предложением. Что пора перестать ходить на званые ужины и следует отправиться вместе с ним в Брундизий, чтобы этим летом повидаться с Павлином. Что таким образом император скоро забудет обо мне.

– Нет! – вскричала я и набросилась с упреками на Марка, и когда это не сработало, я принялась ласкаться к нему, покрывая поцелуями его морщинистое лицо, и когда это тоже не сработало… Почему это не сработало? Почему?

– Извини, Лепида, – повторил он, когда я забралась в паланкин, который должен был отнести меня к Аппиевой дороге, а затем в сторону Брундизия.

Извини? Но он даже нисколько не огорчился.

Было еще не слишком поздно. Пока еще. Я все еще могла уговорить его не отвозить меня в Брундизий.

– Ирида! – позвала я, отворачиваясь от окна спальни, выходившего на лазурные воды гавани Брундизия. – Принеси мне светло-розовую столу и розовый жемчуг. Благовоний не надо, он их не любит. Скажи управляющему, что мне нужны свежие цветы, пусть поставит их в вазы во внешнем триклинии, лилии и розовые розы. Лютнистов пусть посадит в алькове. Ужин будет простой, никаких изысков, ты же знаешь, он любит простую пищу…

– Ловишь рыбок, Сабина? – с улыбкой спросил Марк, глядя на дочь, которая, стоя на коленях возле садового фонтана, водила пальчиками по поверхности воды.

– Глажу их, – ответила девочка. – Пытаюсь погладить, – тут же поправилась она.

– Давай я тебе помогу, – предложил девочке отец и тоже опустился на колени рядом с ней. – Я буду гнать рыбок на тебя, и тогда ты сможешь их погладить. Только будь осторожна.

Сабина провела пальчиком по спинке карпа. Тихий и задумчивый ребенок, эта Сабина. Иногда перевозбуждения вызывали у нее припадки.

Они вместе принялись гонять волнами воду в фонтане взад-вперед. Марк задумался – стал бы его дед Август вот так плескаться в фонтане вместе с собственной дочерью? Но дочь Августа плохо кончила, умерла в изгнании, в полном одиночестве. Приемные сыновья Августа умерли раньше него: зарезаны, отравлены, утоплены. Все ушли в мир иной молодыми. Марк погладил дочь по блестящим каштановым волосам и почему-то подумал о Павлине, о статной осанке сына и мужественном лице воина. Нет, лучше не быть императором.

Сабина посмотрела на отца и улыбнулась. На короткое мгновение его сердце похолодело. Когда-то точно такой же взгляд был и у Юлии, когда ей было четыре года и она носилась за Павлином как юный легионер. Такая счастливая, доверчивая, пышущая здоровьем…

– Отец, ты выпустил рыбку! – вернул его с небес на землю голос Сабины.

– Разве? – Марк удивленно посмотрел на дочь. Сабина весело шлепнула по воде ладошкой, и он вновь улыбнулся. Нет, лучше не быть императором.

Лепида

Вечер прошел превосходно. Ужин был выше всяческих похвал, цветы благоуханны, спрятанные в алькове лютнисты играли нежно и тихо. Триклиний – сплошной мрамор в серых прожилках и незатейливые подушки в республиканском стиле – был слишком аскетичен и прост, чтобы претендовать на соответствие моде, однако в некотором роде сыграл мне даже на руку, став превосходным фоном моей бледно-розовой столе и жемчугам.

– Надеюсь, ты не обещал Сабине сказку перед сном? – спросила я, небрежно играя упругим локоном, выбившимся из прически. – Я хотела сегодня пораньше лечь спать.

– Я собирался приступить к работе над новым трактатом, – мягко ответил Марк, однако его глаза блеснули интересом. – Впрочем, он может подождать.

– Отлично.

Наступила тяжелая пауза. Когда же он потянулся к моей руке, я как бы невзначай поинтересовалась:

– Марк… ты не думал о возвращении в Рим?

– Я рад, что ты упомянула об этом, – он склонился над моей рукой и поцеловал. – Я собираюсь туда вернуться.

– Правда? – Я радостно бросилась ему на шею. Драгоценности, пиры, мужчины, император… – О, Марк, я обожаю тебя!

– Лепида, послушай, – он отстранился и заглянул мне в глаза. – Дорогая, ты останешься здесь, в Брундизии. Пора немного остепениться. Сабина почти не видит тебя…

– Сабине я не нужна!

– Неправда, еще как нужна! Ради нее я решил оставить тебя в Брундизии. Целебный морской воздух будет полезен для нее. Я попросил Павлина присмотреть за вами обеими. Если тебе будет скучно, он поухаживает за тобой.

Я подалась вперед и обняла его за шею.

– Ты не можешь оставить меня, – прошептала я нему на ухо. – Я буду скучать по тебе. Разве ты не будешь скучать по мне?

Когда же он попытался что-то сказать в ответ, – главное, заставить его молчать! – я поцеловала его.

– Все еще хочешь покинуть меня? – прошептала я много позже. Теперь он не мог сказать «нет». Если это будет нужно, я готова спать с ним хоть каждую ночь. Я даже буду говорить ему, что его уродливое тело подобно телу Аполлона, лишь бы он забрал меня с собой в Рим.

– Мне трудно расстаться с тобой, – признался Марк и погладил меня по шее. – Но я лучше подвергну себя одиночеству, чем допущу, чтобы тебя унес на дно водоворот наслаждений.

– Что ты хочешь этим сказать? – Даже за пять лет брака я не смогла отучить его выражаться высокопарными фразами.

– Ничего, – ответил он и поцеловал меня в щеку. – Я уезжаю на следующей неделе.

Я рывком выпрямилась и села в постели, скомкав край простыни.

– А как же я?

– Извини, Лепида.

Это было все, что он сказал. На все мои мольбы, доводы, слезы и поцелуи он произнес лишь одно. Извини. Я все еще не могла в это поверить. Он не мог ответить мне отказом. Тот прежний Марк не мог так поступить, как и мой отец, покорный и мягкий.

Но он поступил именно так. Не послушался меня. Ушел, не удостоив даже последним взглядом.

– Он скоро придет? – спросила Сабина.

– Какая разница? – прошипела я и вернулась к себе. Вернулась в глупый дом в глупом городе, где глупый Павлин готов с полной серьезностью меня развлекать.

– У меня болит голова! – бросила я ему, и тогда моя глупая, надоедливая дочь притянула к себе их внимание тем, что расплакалась, а затем забилась в истерике. Они принялись успокаивать ее, а я поднялась к себе наверх и бросилась на постель.

Нет, еще не слишком поздно. Не может быть, чтобы было слишком поздно. Сейчас Домициана нет в Риме, он вернулся в Германию к своим легионам. Но я все равно заполучу его, на это у меня еще будет время. Кроме того, еще не поздно преподать урок моему мужу.

Глава 10

– Я увижусь с тобой после ужина в доме Лаппия?

– Боюсь, что нет, – ответил Павлин, неохотно поднимаясь с постели. О боги, он же опоздает на службу. – Нет, не получится.

– Почему же? Он же твой родственник. Разве не так? – улыбнулась Афина, опираясь на подушки. – Половина преторианцев умоляют о приглашении на этот ужин. Он устраивает лучшие в Брундизии пиры.

– Он никогда не жаловал нас с отцом, – отозвался Павлин и, надев тунику, потянулся за сандалиями. – Считает нас неотесанными болванами, у которых на уме одна лишь государственная служба.

– Возможно, именно поэтому ты мне нравишься, – ответила Афина и поцеловала его в затылок.

– Ты будешь там петь?

– Конечно. – Она потянулась за своей одеждой. – Так почему ты все-таки не придешь? Сегодня состоится последний пир в этом сезоне.

– У меня приказ отца развлекать его жену, мою мачеху. Она очень скучает после того как он вернулся в Рим.

– Твоя мачеха?

Павлин посмотрел на Афину, но та была занята тем, что собирала в хвост свои роскошные черные волосы.

– Лепида Поллия. Слышала когда-нибудь о ней?

– Как же я могла не слышать о самой яркой звезде Рима? – довольно сухо отозвалась Афина.

– Ты уверена, что…

– Увидимся на следующей неделе. Я буду петь в доме сенатора Геты. – Ее улыбка была бесстрастно ослепительной, ничего не говорящей. Павлин не впервые задумался о том, насколько хорошо мужчина может знать женщину, даже если делит с ней постель. Весь этот год общество Афины было ему приятно. Высокая смуглая молодая женщина, которую пригласили петь на пиру в казармах преторианской гвардии, произвела на него впечатление тем, как ловко она уладила ссору между двумя подвыпившими народными трибунами, легко и тактично отвергла ухаживания какого-то центуриона и постоянно шутила на греческом языке. Она из числа рабов-музыкантов, принадлежащих претору Ларцию. Приятна в общении и ласкова в постели. Он бы рискнул утверждать, что хорошо знает ее. Но теперь она почему-то поджала губы, явно недовольная чем-то, вот только он даже не предполагает, чем именно.

– Что-то не так?..

– Увидимся на следующей неделе, – сказала она вполне жизнерадостно, отпуская его. Павлин лишь пожал плечами, так и не поняв причины ее изменившегося настроения. Странные все-таки создания эти женщины.

Путь до виллы отца оказался легким. Павлин добирался туда верхом, но по дороге сделал крюк: направил скакуна через порт, подышать соленым морским воздухом, послушать веселые крики торговцев, полюбоваться яркими одеждами женщин. Когда какой-то воришка попытался срезать у него кошелек, Павлин многозначительно взялся за рукоятку меча. Неудачливый вор поспешил отпрянуть в сторону и разразился добродушными проклятиями. Приближаясь к вилле отца, Павлин улыбался, когда же ему навстречу выбежала малышка Сабина, улыбка его сделалась еще шире.

– Я все утро ждала тебя, – объявила девочка, держась за стремя. – Можно погладить твою лошадку?

– Конечно. Этого коня зовут Ганнибал. Моя безумная тетка Диана дала ему такое имя, когда я вступил в преторианскую гвардию.

– Почему она безумная? – спросила Сабина, протягивая руку к лошадиной морде.

– Потому что она настоящая красавица, почти такая же, как ты, но вместо того, чтобы выйти замуж, сбежала в деревню, чтобы разводить лучших в Риме лошадей. Хочешь прокатиться верхом?

Девочка просияла улыбкой и протянула вверх ручонки. Павлин подхватил ее и, усадив в седло перед собой, велел ухватиться за конскую гриву.

– Держись крепко! – сказал он и легонько пришпорил коня.

Ганнибал медленно затрусил вперед, и Сабина взвизгнула от удовольствия.

Они три раза проехали по улице туда и обратно, когда в воротах сада появилась Лепида.

– Вы оба ведете себя как дети! – крикнула она им, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца. – Сабина, немедленно спускайся!

Павлин спешился, снял Сабину, поставил ее на землю и поклонился хозяйке дома.

– Приветствую тебя, Лепида! – поздоровался он с мачехой и с обостренным любопытством окинул ее глазами с головы до ног. Перед ним женщина, которую своим благосклонным вниманием удостоил сам император.

Шурша шелками, Лепида повернулась в двери.

– Входи!

Сабина, взяв Павлина за руку, повела его в дом.

– Можно, я покажу тебе мою новую куклу? Ее зовут Клеопатра. Я назвала ее так, потому что отец рассказал мне историю про царицу этого… Египта…

– Не приставай к Павлину, Сабина, – вмешалась в разговор Лепида. – Ступай к своей служанке!

– Нет-нет, она мне не докучает. Я не против… – начал было Павлин, но девочка уже убежала прочь.

– Теперь она постоянно канючит, просит подарить ей пони. Марк ее сильно разбаловал, – сообщила Лепида, томно располагаясь на ложе. – Итак, ты приехал, чтобы развлекать меня?

– Да. Отец просил меня присмотреть за вами обеими.

– И сообщить ему о том, как я веду себя? Ты славный воин. – Она вздохнула и накрутила на палец локон. – Признаюсь тебе, мне здесь скучно до слез.

– Должно быть, ты скучаешь по нему, – отозвался Павлин, тронутый грустным выражением ее лица. Как это прекрасно, когда по тебе скучают, когда ты сам вынужден уехать из дома. Как, наверно, прекрасно иметь такую любящую, верную жену.

– Мне ужасно хочется чем-то заняться, но не здесь, не в Брундизии. Все вокруг возвращаются в свои римские дома, и лишь одна я вынуждена оставаться здесь, в глуши. Изнывать от скуки в огромном доме в обществе одной лишь четырехлетней дочери.

Она неожиданно напомнила ему Сабину. Изнывающая от скуки в провинции, хорошенькая и очень юная.

– Ты придешь сегодня на ужин? – неожиданно спросил Павлин.

– На ужин? Куда? – Глаза Лепиды радостно блеснули.

– Вечером будет пир в доме моего двоюродного брата Лаппия Максима Норбана. Ты, наверно, никогда не встречалась с ним. Он не слишком жалует нас с отцом, считает Марка большим занудой. Но его недавно назначили губернатором Нижней Германии, и он по этому поводу устраивает прощальный ужин.

Лепида томно улыбнулась ему, и он понял, почему император обратил на нее внимание.

– В самом деле? – Вскочив с ложа, она неожиданно прошлась в танце по всей комнате и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в щеку. – Какое же платье мне надеть?

– Это не имеет значения. – Павлин склонился в поцелуе над ее рукой, стараясь сделать это как можно галантнее. – Ты же здесь самая красивая женщина.