Текст книги "Хозяйка Рима"

Подойдя к лестнице, что вела в Капитолийскую библиотеку, Марк на секунду остановился, и тут его окликнула Кальпурния Сульпиция.

– Марк, это ты?

– Кальпурния?

Марк отвернулся от наемного паланкина и улыбнулся своей будущей снохе. Закутав плечи в голубую шаль, Кальпурния шествовала впереди, а два раба трусили следом за ней с опахалом и зонтиком. Как всякая римская домохозяйка, в руке она держала корзину.

– Какая приятная встреча!

– Я тебе не помешала? – Кальпурния кивнула в сторону паланкина. Впрочем, уже в следующее мгновение унизанная кольцами с изумрудами женская река поспешно задернула серые шелковые шторки, а носильщики тотчас перешли на привычную рысь.

– Ничуть! – коротко ответил Марк и спешно переложил свитки в другую руку, едва не сбитый с ног какой-то плебейкой, которая, не обращая на него внимая, кинулась ловить своих непослушных детей. Казалось, будто в это солнечное весеннее утро все римлянки ринулись в город за покупками.

– А что тебя привело сюда, Кальпурния Сульпиция? Покупки?

– Да, я хотела купить себе новые серьги. В одной из моих старых яшмовых сережек потерялся камень.

– Тогда лучше купи топазы.

– Прости, я не поняла тебя.

– Топазы, – повторил Марк. – У тебя такие красивые карие глаза, и когда рядом с ними будут сверкать и переливаться желтые камни, они тоже будут казаться золотыми. Кстати, в последнее время ты видела Павлина?

– Нет. У него слишком много дел.

Марк окинул ее пристальным взглядом.

– Ты хочешь сказать, он не общался с тобой?

– Нет-нет, это не так, – поспешила заверить его Кальпурния, правда, неубедительно.

– А я вижу, что так. Скажи, он обращался к авгурам по поводу даты бракосочетания?

– Ну конечно! Мы собирались сыграть свадьбу еще в прошлом сентябре, но потом заболела моя мать, и мы решили немного повременить.

– И как, ей уже лучше?

– Да-да. Так что Павлин ни в чем не виноват. – Кальпурния заставила себя улыбнуться. – Просто стечение обстоятельств. Вот и все.

– Ну он мог бы проявить чуть больше усердия, – довольно сурово изрек Марк. – Вы обручены вот уже два года, и твоя семья имеет полное право начать искать тебе нового жениха.

– Вряд ли, ведь сам император желает нашего брака. И к тому же… – Кальпурния вновь улыбнулась, на этот раз теплой, искренней улыбкой. – Мой отец сказал, что своего второго мужа я могу выбрать сама. И я хотела бы выйти замуж за Павлина.

Марк в душе был зол на сына. Такая прекрасная женщина, и, главное, готова несколько лет ждать своего нареченного. Хорошенькая, воспитанная, умная, рассудительная, а его сын все тянет время, не решаясь сделать последний шаг и связать себя брачными узами.

– Я поговорю с ним.

– Нет-нет, в этом нет необходимости. Я не в обиде на него, клянусь тебе. – Рабы Кальпурнии нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Они уже поправили над ее головой зонтик, однако похоже, хозяйка даже не думала идти дальше.

– Скажи, ты в библиотеку или из нее? Я сама была там на прошлой неделе, читала твой трактат, тот, который про усыновленных императоров.

– Неужели? – улыбнулся Марк. – И что ты думаешь по этому поводу?

– Твои доводы показались мне убедительными. Единственное, с чем я не согласна, что Сенату должно принадлежать право вето. Если Сенат вправе отменить повеления императора, то кто в таком случае станет его уважать?

– А если император неправ?

Их дискуссия продолжалась еще целый час.

– Ой, кажется, мне пора домой! – наконец воскликнула Кальпурния. – Как бы мать не начала беспокоиться за меня.

– Приходи к нам на обед в следующий четверг. – Марк слегка расправил плечи и улыбнулся. – Обещаю, что постараюсь выловить по этому случаю моего неуловимого сына.

– Что ж, с радостью принимаю приглашение. И непременно последую твоему совету – куплю себе серьги с топазами.

– Тогда обещай, что на обед ты придешь в них.

– В четверг к нам придет Кальпурния? – Сабина вскочила на колени отцу прежде, чем тот успел расположиться за письменным столом. – Как хорошо! Она мне нравится. На ней всегда такие приятные платья – мягкие-мягкие, не то что у моей матери – жесткие и колючие. А еще она такая милая. У нее есть племянник, у которого падучая, и она показала мне дыхательные упражнения. Их нужно делать, как только заболит голова.

– Неужели? А я и не знал. – Марк пригладил дочери волосы.

– Я так рада, что она выйдет замуж за Павлина. Как жаль, что она не может переехать к нам.

– Это почему же?

– Мама ей не позволит. И хотя она тоже с нами не живет, она все равно будет против того, чтобы Кальпурния переехала к нам жить, – сказала Сабина, а потом со всей детской искренностью добавила: – Потому что она ненавидит Кальпурнию.

– С чего ты это взяла?

– Мама не любит других женщин, если они хорошенькие, как тетя Диана. Я точно знаю, она ненавидит Диану, потому что та такая красивая и мужчины заглядываются на нее чаще, чем на маму. Кальпурния тоже хорошенькая. И мама ни за что не позволит, чтобы она переехала жить к нам в дом.

Марк рассмеялся.

– А ты, я смотрю, глазастая!

– Но мама может насовсем уехать от нас в Тиволи, потому что там любит бывать император. И тогда Кальпурния сможет навещать нас чаще.

– Да, в наблюдательности тебе не откажешь, Вибия Сабина!

– Это потому что на меня никто не обращает внимания, – девочка улыбнулась. – Ты удивишься, если я скажу тебе, какие разговоры я слышу.

– Добрый день, достопочтенная Афина. – Павлин учтиво поклонился. – Мой император велел мне передать тебе, что дела задерживают его в городе и он приедет сюда лишь через два дня, – добавил Павлин и поспешил отвернуться, чтобы не видеть, как в этих прекрасных глазах вспыхнул огонек облегчения.

– В таком случае, не согласишься ли ты сопровождать меня на виллу госпожи Флавии? – Тея повернулась, чтобы взять шаль. – Ганимед, готовь паланкин! Ты, Павлин, тоже поедешь с нами. Если рядом со мной будет скакать преторианец, мы доберемся до виллы всего за пятнадцать минут.

– Лучше не стоит.

– Но ведь я не видела Викса вот уже…

– Не нравится мне все эти секреты…

– Павлин, прошу тебя!

Он посмотрел на нее. Афина, возлюбленная самого императора, вся в жемчуге, яшме, дорогих шелках, подобно рабыне, носит ошейник, хотя и серебряный. Ему тотчас вспомнилась другая Афина. Та, которая, глядя в потолок незрячими от дурманного зелья глазами, лежала на пьяном пиру бесчувственной статуей под обезумевшим от похоти венценосным зверем. А потом он вспомнил ее другую – ту, которая, с трудом скрывая счастливую улыбку, строго отчитывала сына.

– Ну хорошо. Я отвезу тебе к Флавии, – согласился он.

Ее лицо тотчас озарилось радостью. Увы, ему было больно это видеть.

Всю дорогу до виллы Флавии она сидела в паланкине, распрямив спину и отбивая ногой по подушке ритм, и пожирала глазами зеленые холмы.

– Сколько нам еще? – спросила она тоном нетерпеливого ребенка.

– Почти доехали, – ответил Павлин, а сам подумал об императоре, как тот смотрел на него сегодня утром глазами, полными доверия и… любви.

– Что бы я без тебя делал, Павлин?

– Ты рожден, чтобы служить, – сказал ему как-то раз Несс, читая его гороскоп. – Правая рука императора, но сам никогда не император.

Он никогда не тешил себя надеждой, что служить императору будет легко. Но он никогда не предполагал, что это окажется так трудно.

«Юстина, – мысленно воззвал он к весталке. – Что мне делать?»

– Тея! – Флавия уже ожидала их прибытия, стоя в дверях виллы. Как обычно, рядом с ней были ее сыновья и еще целый выводок детей-рабов. – Я тебя уже заждалась. Да-да. Викс жив и здоров. Он сейчас со Стефаном. Они с ним теперь не разлей вода.

– Да-да, я уже наслышана о твоем бесценном Стефане! – Тея выскочила из паланкина прежде, чем рабы успели поставить его на землю. – Мне нужно непременно с ним познакомиться.

– Что ж, тебе не придется долго ждать. – Флавия указала в северный конец сада, где, обогнув угол, показались две фигуры – одна высокая и другая пониже. – Юпитер и Марс во плоти.

– Викс! – Тея подхватила подол зеленого платья и бегом бросилась к сыну. Заметив ее, мальчик на миг остановился, а потом, издав ликующий клич, тоже бросился ей навстречу. Добежав друг до друга, мать и сын обнялись.

– Мама! – воскликнул Викс и поспешил отстраниться. – Я хочу, чтобы ты кое с кем познакомилась. Это мой друг Стефан.

И он помахал в сторону садовника. Тот стоял в отдалении, прислонившись в каменной стене.

– Вообще-то это долгая история. Я потом тебе ее расскажу. Короче, Стефан учит меня боевым приемам, учит обращению с мечом. Мам, ты слышишь меня?

Павлин уже собрался уйти, однако что-то привлекло его внимание, и он остановился.

Казалось, Тея окаменела. Взгляд ее был устремлен куда-то вперед – неподвижный, словно у статуи.

Интересно, куда она смотрит? Павлин проследил направление ее взгляда. Садовник. Рослый и крепкий, в грязной тунике, с короткой черной бородой. Он в упор смотрел на элегантную даму в шелковых одеждах, яшме и жемчугах.

Тея покачнулась, и Павлин шагнул вперед, чтобы ее поддержать.

– Мама, что с тобой? – растерянно заморгал Викс.

Садовник шагнул вперед и, поднеся к ее лицу огромную, всю в мозолях руку, нежно провел пальцами по щеке.

Тея издала сдавленный стон.

– Мама! – испуганно воскликнул Викс.

– Тея, – прошептал садовник. – Тея.

Отпустив подол шелковой юбки, она шагнула ему навстречу. Садовник протянул к ней руки, и его грубые пальцы коснулись ее волос.

Павлин так и не понял, кто сделал первое движение. Но уже в следующее мгновение руки садовника сомкнулись вокруг ее талии, а она уткнулась лицом ему в плечо. Ее руки ворошили ему волосы, гладили ему плечи, как будто она хотела убедиться в том, что перед ней человек из плоти и крови. Они стояли посреди пыльной дороги, прижимаясь друг к другу, и что-то еле слышно бормотали.

Первой опомнилась Флавия.

– О боги! – она хлопнула в ладоши. – Все меня слушают. Вы, мальчики, ступайте в дом. Ты, Павлин, отправляйся домой. Ты, Викс, иди займись чем-нибудь. Полагаю, что твои отец и мать хотели бы немного побыть наедине.

– Отец? – одновременно воскликнули Викс и Павлин.

– По крайней мере, я так думаю. – Флавия задумчиво смотрела на Викса. – То-то мне казалось, что ты мне кого-то напоминаешь. А он, оказывается, все это время обитал на моей вилле. Какая я, однако, несообразительная!

Викс взглянул сначала на мать, затем на садовника, затем снова на мать. Куда только подевалась его бравада – он вновь превратился в обыкновенного мальчишку-раба, испуганного и растерянного.

– Всем в дом, – тихо, но строго повторила Флавия.

Викс повиновался и, словно сомнамбула, зашагал к дому. Племянница императора повернулась к Павлину.

– Мне казалось, будто тебя ждут дела.

– Разве мне не поручено следить за ней? – ответил Павлин, указывая на Тею. Та стояла, прижавшись к груди садовника, и что-то быстро шептала ему, касаясь губами его губ.

– Кто он?

– Полагаю, что он отец Викса. Согласись, что у них есть что-то общее. Просто удивительно, как мы этого раньше не замечали. А теперь, уходи. Павлин, – она подтолкнула его к воротам. – Если хочешь, можешь вернуться через несколько часов.

– Не могу. Не имею права.

– Это почему же?

– Я служу императору. Всегда. И я не позволю, чтобы эта женщина дарила благосклонность…

– Я бы не советовала тебе спешить с выводами. Не прошло и пяти минут, как они встретились, а ты уже готов обвинить ее в измене.

– А что еще я должен предположить?

Пальцы садовника ворошили Тее волосы, его лоб был прижат к ее лбу.

– Закрой рот, Павлин, – резко осадила его Флавия. – Можешь думать все, что угодно. Ты был лицемером, когда тебе было всего пять лет, а теперь ты лицемер вдвойне.

С этими словами Флавия решительным шагом направилась в дом.

Павлин растерянно посмотрел по сторонам.

– Павлин, – Тея шагнула к нему на неверных ногах. – Павлин. Дай мне всего час.

– Я не позволю тебе изменить императору!

– Во имя всего, что есть лучшего в этом мире, клянусь тебе, я никому не изменю. Просто дай мне час, чтобы я могла все объяснить. Ради бога, прошу тебя, дай мне всего час.

Светясь невинной радостью, она обращалась к нему с мольбой. Садовник стоял позади нее, сложив на груди руки, и тоже сиял улыбкой. В эти минуты он скорее походил на влюбленного юношу, нежели на изнуренного трудами сорокалетнего раба.

Что-то в его лице, – несмотря на темные волосы и темную бороду, – привлекло внимание Павлина.

Ладно. Это ведь просто раб. Самый обыкновенный раб, который когда-то в прошлом любил нынешнюю любовницу императора, когда она сама также была обыкновенной рабыней. Тея легко, словно юная девушка, побежала назад к садовнику и положила ему на плечо голову. Их руки тотчас соприкоснулись.

Через час она была готова. Ждала его в дверях виллы – босая и одна. Ни ее сына, ни его отца поблизости не было видно. С холодным спокойствием мраморной статуи она шагнула назад в паланкин. Павлин бросил поводья своего скакуна одному из преторианцев, а сам сел напротив нее.

– Итак? – задал он вопрос.

– Я сказала ему, что у меня ревнивый любовник.

– Ты сказала, кто он?

– Нет. У меня язык не повернулся назвать его имя. Вернее, не хватило смелости, – ответила Тея, вертя в руках шелковую кисть подушки. – Я сказала ему, что если он хочет узнать, кто это такой, то пусть расспросит обитателей виллы.

– И что теперь?

– Все зависит от тебя. – Тея сложила руки и отрешенным взглядом уставилась в окно.

– От меня?

– Да. Расскажешь ты императору или нет.

Рассказать императору?

– Он убьет тебя, – неожиданно сказал Павлин, и не было ни оправдания, ни объяснения этим жестоким в своей правде словам.

– Ты прав, убьет, – спокойно согласилась Тея. – А еще он убьет того, кого сейчас называют именем Стефан, и нашего сына. Он также может наказать Флавию, за то, что та попустительствовала этой встрече. Так что выбор за тобой. Тебе решать.

– Но это несправедливо.

– Ты служишь ему. – Тея оторвала взгляд от окна. – Я принадлежу ему, словно вещь, ты тоже служишь ему. Все вокруг несправедливо.

Он пристально посмотрел на нее. Еще один секрет. Еще один секрет, который он будет таить от человека, которому принес клятву верности.

Еще один секрет.

– Если я не скажу, что тогда? – спросил он.

– Я буду по-прежнему навещать Викса, – сказала она. – И время от времени встречаться с его отцом. Но ничего не произойдет. Это я тебе обещаю. Можешь положиться на мое слово.

– Твое слово?

– Мое торжественное обещание. Довольно эгоистичное, и все же. Если я возьму себе кого-то в любовники, Домициан это тотчас узнает – он почует запах другого мужчины, и тогда мне конец… и Стефану. А этого я не хочу.

Тея умолкла и глубоко вздохнула. Неожиданно шелковые одежды показались ей тяжелее цепей.

– Итак, Павлин, что ты мне скажешь?

– Поговорим об этом завтра утром, – ответил преторианец.

– Спасибо. – Тея откинулась на подушки и закрыла глаза. Из-под закрытых век выкатилась слеза и, пробежав по щеке, упала на прядь волос.

– Один вопрос, – неожиданно подал голос Павлин. – Я его где-то раньше видел или мне только кажется?

– Нет, – Тея открыла глаза. – Никогда. Тебе кажется.

Остаток пути до императорской виллы они проделали в гробовом молчании.

– Она сказала тебе, кто он, этот ее ревнивый любовник? – строго спросила Флавия у садовника.

– Нет. – Арий оторвал взгляд от удаляющихся носилок и посмотрел на свою хозяйку. – Ты с ней знакома. Все это время ты была с ней знакома.

– Да. Обидно, не правда ли? Богини судьбы наверняка от души посмеялись над нами.

– Ее любовник. Кто он? – он не стал настаивать, когда Тея отказалась назвать ему ее имя. Он был рад уже тому, что мог слышать ее голос, что мог обнимать ее, гладить ей волосы. Пока она была в его объятиях, этот ее любовник ничего для него не значил.

Но вот теперь.

– Она принадлежит ему?

– Спроси любого. – Флавия похлопала его по руке и удалилась.

Арий схватил за шиворот первого попавшегося раба.

– Дама, которая приезжала сюда в носилках, – он указал на облачка пыли, единственное свидетельство того, что Тея только что была здесь. – Кто она такая?

Раб посмотрел на него как на полоумного.

– Ты, конечно, носа не показываешь из своей хижины, но неужели ты и впрямь ничего не знаешь? Это Афина. Любовница самого императора.

Вот оно что!

Самого императора. Арий отвернулся и, нащупав, схватился за деревянную перекладину ворот, что вели в сад.

Демон, который до сих пор дремал в глубинах его сознания, встрепенулся и поднял голову.

Тея и император. О боги! Его Тея делит ложе с тем, кто потехи ради искромсал на куски его единственного друга, кто на залитой кровью арене целился в него из лука, кто отнял его законную победу в поединке.

Осторожнее, дружище, осторожнее, прозвучал в его голове голос Геркулеса.

Он сильнее сжал руку, и деревянная перекладина треснула.

– Арий?

Он резко обернулся и схватился за нож. Но нет, это всего лишь был Викс. Он стоял перед ним – растерянный, несчастный мальчонка. Он даже показался Арию ниже ростом.

– Он родился уже после того как я была продана, – пояснила Тея, пока в течение подаренного им часа рассказывала ему о событиях прожитых лет. – Я никогда ничего ему не говорила. Не хотела, чтобы он когда-нибудь тебя увидел.

Арий посмотрел на мальчика новыми глазами.

– Скажи своему сыну, чтобы он оставил в покое моих лошадей, – произнес возница пару недель назад, когда они разгружали бочки рядом с дверью кладовых помещений.

– Никакой он мне не сын, – ответил тогда Арий. – И уж тем более не этот бесенок.

Он никогда не мечтал о сыне. Да что там! Ему в голову никогда даже не приходила такая мысль – ни на мгновение.

И вот теперь он увидел то, что до него разглядел возница. Рыжеватые волосы, светлые глаза, как и он сам, левша. Стремительность, сила, ловкость.

Викс унаследовал от него буквально все. «Даже мои слабости», – подумал Арий. Как я сразу этого не заметил?

Тея дала ему имя Верцингеторикс. Мир вокруг него перевернулся. Женщина, которую он любил, жива, надежда тоже жива. А теперь у него появился и сын.

Викс сделал шаг вперед.

– Кто ты такой?

– Подойди ко мне, – глухо произнес Арий. – Слышишь?

Схватив мальчика руками за плечи, он начал свой рассказ.

Глава 26

Двадцать восемь! Подумать только, уже двадцать восемь. Почти старуха. Почти тридцать лет.

Я швырнула в служанку пузырек с благовониями и разорвала пополам шелковое покрывало, потому что обнаружила на нем пятно жира, после чего села напротив зеркала из полированной стали. По крайней мере, мне никто не даст двадцать восемь. Мои волосы по-прежнему отливали черным деревом, кожа похожа на светлый бархат, и я могла по-прежнему обнажать грудь, потому что мне было нечего стесняться. Лепида Поллия, пусть ей уже двадцать восемь лет, могла не опасаться соперничества со стороны молоденьких придворных красавиц. Более того, она царила над ними всеми.

Я прищурилась, переставляя баночки с румянами. Беда в том, что мне жутко надоело быть царицей над всеми. Потому что я была ею все эти годы. Мне было достаточно войти в зал, как мужчины тотчас начинали волочиться за мной по пятам, а их жены – бросать на меня злобные взгляды. Мне было достаточно одарить мужчину улыбкой, как в следующее мгновение он уже был у моих ног. Когда я надевала голубое, все вокруг делали то же самое. Когда я смеялась шутке, все находили ее смешной. Я стояла на самой вершине придворного общества.

Но зачем мне все это? Если мне больше не нужно стремиться выше, зачем? Нет, я могла бы подняться еще одной ступенькой выше, если бы не…

Какая, однако несправедливость! Она вечно все рушила, вечно портила и вот теперь почти превратила императора в отшельника. До нее не в его привычках было сторониться шумного общества. Не спорю, он и раньше не был весельчаком, но, по крайней мере, он бывал гостем. Однако в течение всего этого лета он почти никуда не показывался – за исключением своей летней виллы, где обитала его любовница-еврейка. Нет, в его постели бывали и другие женщины, но ни одна из них не делила с ним ложе так же долго, как эта.

– Не иначе как она околдовала нашего императора, – намекнула я Павлину. – Иудейская магия. Я бы на твоем месте казнил ее.

– Не говори глупостей, – раздраженно бросил в ответ Павлин, и я была бессильна его переубедить. Он почему-то предпочитал занять ее сторону. А что, если между ними что-то есть? Павлин и Тея? Ну конечно же, они ведь до этого были любовниками! В ту пору, когда она была обыкновенной певичкой. Но нет, если это обстоятельство могло помочь мне избавиться от нее, оно может избавить меня и от Павлина. Мне же было приятно, что мой пасынок – лучший друг и правая рука самого императора. Да и вообще, сомнительно, чтобы между ним и Теей что-то было. Даже Павлин не настолько глуп.

И, тем не менее с ним явно было что-то не так, хотя дело совсем не в Тее. Нет-нет, он по-прежнему прибегал и бросался ко мне в постель по первому моему зову. Меня настораживали другие вещи. Можно сказать, мелочи. Последний раз, когда я в саду какого-то сенатора, который пригласил нас на пир, обхватила его за шею руками, он попытался меня оттолкнуть, и лишь потом со стоном уступил моим ласкам. При этом взгляд его был устремлен куда-то вдаль, как будто я была ему неприятна, что не могло не настораживать. Разумеется, он ненавидел меня. Но эта ненависть всегда была обратной стороной страсти. А вот отвращение на его лице – это уже нечто новое. Примерно такое же читалось на лице Марка.

Но если это не Тея, может, у него есть кто-то еще? И, конечно же, это не толстуха Кальпурния, пусть даже они с ней обручены. Никакой даты бракосочетания пока не назначено, и он не виделся с ней почти целый год. Так что мне нет нужды переживать из-за Павлина. Независимо от того, какие чувства я недавно прочла в его глазах, при желании я всегда могу заставить его вновь броситься к моим ногам. Тея – вот в чем заключалась моя проблема.

Я пристально посмотрела на себя в зеркало, после чего подозвала к себе испуганную служанку.

– У тебя, наверняка, есть знакомые среди придворных рабов, – сказала я, буравя ее глазами. – Если нет, то обзаведись. За любые сведения об Афине будешь получать щедрое вознаграждение. А теперь вон отсюда.

Посмотрим, что из этого выйдет.

– Павлин! – холодно произнесла Флавия. – Неужели тебе больше нечем заняться, как шпионить за Теей?

– Я не шпионю, – попытался оправдаться Павлин, правда, не слишком убедительно.

– Ты следишь за ней в окно вот уже целый час!

– Мой долг как префекта в том и состоит, чтобы следить за разного рода подозрительной деятельностью.

– Подозрительной деятельностью? Она лишь разговаривает с отцом своего ребенка! Кстати, впервые после того как они вновь встретили друг друга. Она не приезжала ко мне целых три недели!

– Я должен положить этому конец.

– О, прекрати! Скажи, они хотя бы раз прикоснулись друг к другу во время разговора?

– Им нет необходимости прикасаться друг к другу, – буркнул Павлин. Ради соблюдения приличий Афина и ее садовник сидели едва ли на разных концах мраморной скамьи атрия, однако между ними ощущался такой накал чувств, что их жара хватило бы на то, чтобы печь хлеб. Лицо Флавии приняло каменное выражение.

– Ты говоришь как ревнивый любовник, Павлин. Признавайся, ты случаем сам не влюблен в Тею? Думаю, до известной степени это было бы для тебя даже к лучшему, разве я не права?

Павлин залился краской.

– Я не…

– В таком случае оставь ее в покое. Она дала слово, что остается верна императору. Или ее слово ничего не стоит лишь потому, что она еврейка и рабыня?

– Я не сомневаюсь, что у нее и в мыслях нет нарушить данное слово, – холодно произнес Павлин. – Однако мой долг перед императором превыше всего, а император, наверняка, захотел бы об этом знать.

– Расскажи об этом моему дяде, и ты подпишешь ей смертный приговор.

– Никогда…

– Ты мне не веришь?

– Он человек чести…

– А вот и нет! – гневно возразила Флавия.

– Достопочтенная Флавия, думай, что говоришь!

– Я прекрасно знаю, что говорю, – голос ее зазвучал на тон выше. – Или ты считаешь, что знаешь его лучше меня?

– Я служу ему вот уже шесть лет. И в самой гуще битвы…

– Битвы! – Флавия буквально выплюнула это слово. – Кому интересны ваши битвы? Тебе известно, что я видела собственными глазами? Я видела, как он насаживал на кончик пера мух и наблюдал за их мучениями, пока они не умрут. Я видела, как он пускал стрелы в рабов, пока они не становились похожи на морских ежей! Я видела, как он осуждал на смерть достойных людей, чтобы потом смотреть, как они униженно молят о пощаде. Мой дядя жестокий человек, жестокий и бездушный. Но более всего он жесток по отношению к своим женщинам.

Павлин открыл было рот, но Флавия не дала ему возразить и, раскрасневшись, продолжила свою гневную речь.

– Тебе известно, что императрица когда-то умела улыбаться? Даже смеяться? А затем Домициан подавил ее своей жестокостью, и она превратилась в мраморную статую, увешанную изумрудами. Юлия была наперсницей твоих детских забав, но когда о ней пошли слухи, ты отвернулся от нее, сочтя за сумасшедшую. Ты не получал от нее писем, писем, которые становились все тоньше, тоньше и тоньше, зато все больше дышали безнадежностью. А когда она наконец умерла, ты просто вздохнул с облегчением. А Тея! Боже мой, ты не единственный, кто служил императору все эти годы! Она тоже служила ему, стелила ему постель и услаждала его слух. А какую цену ей пришлось за это платить! Она вынуждена прятать собственного сына и собственные шрамы, а оставшись наедине с собой, пускает в чашу собственную кровь и помышляет о смерти. Это тебе известно, префект? Разумеется, нет! А вот мне известно все, и не потому, что она мне это рассказывает. Просто я сама знаю, что искать, потому что знаю Домициана всю мою жизнь. Я знаю, что он думает, когда смотрит на людей, – а еще потому, что он положил глаз и на моих сыновей!

Неожиданно Флавия разрыдалась. Павлин же застыл рядом с ней, в растерянности открыв рот.

– Если ты хочешь знать мое мнение, если Тея хочет завести себе возлюбленного, то это ее личное дело. – От подведенных глаз Флавии по щекам стекали черные потеки, и она поспешила вытереть лицо, но лишь больше размазала краску. – Если ей хочется сидеть в саду и вести беседы с тем, кто ее любит, с тем, кто нормален! – то я готова дать им такую возможность. Если я не могла ничего сделать для Юлии, то пусть хотя бы сделаю что-то для Теи. Она это заслужила. А если ты этого не видишь, Павлин Норбан, тогда, ради всего святого, открой наконец пошире свои глаза!

С этими словами Флавия, громко рыдая, зашагала прочь. Павлин же озадаченно уставился ей вслед.

– Почему ты не вернулась раньше? Три недели…

– За мной постоянно следят, Арий. Раньше я никак не могла, чтобы не навлечь на себя подозрений.

– Двенадцать лет! Я уже привык думать, что тебя нет в живых. Первое время я видел тебя повсюду, словно призрак.

– И я тоже видела тебя. В Виксе.

– Мне следовало догадаться.

– Я сама догадалась лишь после того как меня продали.

– Ну почему я не похитил тебя, когда у меня была такая возможность! Перебросил бы через плечо, как и полагается варвару, и был таков!

– Но ты уже не варвар, – с улыбкой произнесла Тея. – А простой садовник.

– Причем, садовник скверный. Виноградники захирели с тех пор, как я стал за ними ухаживать. Но и варвар был из меня никудышный, когда у меня была ты.

– Прошу тебя, не говори таких слов! Ты слишком жесток к себе!

– А ты прекрасна. Шелковое платье, нежные руки, на них больше нет никаких мозолей.

– Мне запрещено что-либо делать.

– Лишь только обслуживать императора.

– Прошу тебя, не надо.

– Почему я не могу прикоснуться к тебе?

– Потому что он тотчас учует твой запах.

– Но ведь он не бог.

– Я ношу на шее его глаз. Пойми, Арий, он никогда не отпустит меня. Если он поставил на что-то свое клеймо, эта вещь принадлежит ему навсегда.

Молчание. Арий протянул к ней руки.

– Прошу тебя, только не это!

– Что именно?

– Не прикасайся ко мне!

– В чем дело? Почему ты дрожишь?

– Нет, прошу тебя, даже не пытайся меня поцеловать, слышишь?

– Я просто хочу убедиться, что передо мной человек из плоти и крови, а не обман зрения. Ты похожа на прекрасный сон, я же стар и уродлив.

– Неправда!

– Тея, давай сбежим. Возьмем с собой Викса и убежим из Рима.

– Арий, скажи, куда я могу убежать, где бы он потом меня не нашел?

Их руки робко соприкоснулись на мраморе скамьи, а затем их пальцы переплелись. Оба не проронили ни слова.