Текст книги "Хозяйка Рима"

Автор книги: Кейт Куинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)

Лепида

Я провела в кромешной тьме несколько часов. Я пыталась кричать сквозь кляп во рту, я колотила в дверь подошвами сандалий. Однако никто не пришел. В день своей предположительной смерти Домициан отослал большую часть рабов.

Однако он был еще жив. Потому что он не мог умереть. Он должен услышать мой рассказ, после чего он поцелует мне ноги и сделает меня госпожой и богиней, потому что лишь благодаря мне он останется жив.

Снаружи послышались чьи-то быстрые шаги. Я крикнула и стукнула ногой о дверь. Раздался царапающий звук, а затем мне в глаза больно ударил яркий свет – это кто-то открыл дверь. От неожиданности я заморгала, а когда глаза мои привыкли к свету, то увидела перед собой круглое лицо придворного астролога. Несс.

– Во дворце столько кладовых и чуланов, – произнес он бесстрастным тоном. – Я заглянул уже по меньшей мере в добрую сотню.

– Живо развяжи меня!

Несс вытащил у меня изо рта кляп, и я сплюнула.

– Где император? У меня есть сведения о заговоре. В нем замешана императрица и этот его драгоценный Викс.

– Ганимед, – произнес Несс.

– Что?

Несс слегка ослабил веревки у меня на запястьях. Для меня сейчас самое главное пробиться к Домициану. И тогда мои враги – и Тея, и Арий, и Викс, и Марк, и Павлин – к утру уже будут все как один закованы в цепи.

– Ганимед. Ты помнишь его?

– Кого я должна помнить?

Прежде чем я смогла сообразить, что происходит, он сомкнул пальцы у меня на шее.

– Несс, – прохрипела я, но его пальцы пережали мне горло.

– Ганимед. – Он прижал меня спиной к стене и сдавил сильнее. – Ганимед.

Я попыталась расцепить его пальцы и сломала при этом два ногтя. Он дорого мне за это заплатит…

– Ганимед, – его лицо оставалось холодным, словно мрамор. Его пальцы, подобно раскаленному железному обручу, все сильнее сдавливали мне горло. – Ганимед.

Мои ногти оставили у него на руке кровавые следы, мои руки напрасно пытались оттолкнуть его прочь, а тем временем глаза мне постепенно застилала тьма. Но будем надеяться, что сейчас сюда подоспеют стражники, они убьют Несса, отведут меня к императору… Но тут мои волосы, словно змеи, рассыпались по плечам. Неужели я предстану перед императором в таком виде?

– Ганимед… – прошипел Несс, – Ганимед.

Мое горло горело огнем, по телу пробегали жгучие искры боли. Нет, не может быть, это происходит не со мной. Ведь я Лепида Поллия, госпожа и богиня Рима. Я была прекрасна, и Фортуна благоволила мне.

– Ганимед.

Я ощущала, как моя кровь пытается пробиться по жилам, сдавленным его цепкими пальцами.

– Ганимед, – повторил Несс. По его рукам из оставленных мною царапин капает кровь. Я из последних сил пытаюсь отцепить его пальцы, и красный лак моих ногтей смешивается с кровью из его ран.

Я собираю в кулак последние силы и кричу. Но никакого крика не слышно – ничего, кроме сдавленного хрипа. В глазах у меня темнеет, а члены немеют.

– Ганимед, – шепчет Несс.

Я обессилено приваливаюсь к стене, чувствуя, как язык безвольно вываливается у меня изо рта. Перед глазами расцветают черные цветы, и сквозь них я смутно различаю искаженное лицо астролога.

– Кто, – пытаюсь сказать я, – кто?

Но в легких уже не осталось воздуха.

Кто такой Ганимед?

Глава 35

Марк шел домой, и каждый его нетвердый шаг отдавался в голове мыслью: «Мой сын мертв».

Он был не в силах вернуться домой и томиться ожиданием, пока Тея и Арий отправились в императорский дворец, и поспешил найти предлог, чтобы ждать у дворцовых ворот. Так он оказался в числе тех, кто стал первыми свидетелями пролитой крови. В числе тех, чьим глазам предстала зияющая рана в горле Павлина, его безвольно распластавшееся тело, его бессильно откинутая рука.

– Оставь его, Марк, – распорядилась императрица. – Мы похороним его как героя. Как друга Домициана, который пожертвовал собственной жизнью, спасая жизнь императора.

Павлин мертв.

Марк несколько мгновений смотрел на ворота собственного дома и не узнавал. Наконец он положил руку на задвижку и, проковыляв через сад, вошел в темный пустой вестибюль.

Павлин мертв.

Он попытался выбросить эту мысль из головы, и взгляд его упал в атрий. Там, в лунном свете, у колонны, застыла одинокая фигура.

– Кальпурния?

Она тотчас испуганно обернулась к нему. Глаза ее казались огромными колодцами на белом как мел лице.

– Марк, – прошептала Кальпурния. – О боги, Марк!

Сделав ему навстречу три шага, она бросилась ему на шею.

Он открыл рот, чтобы все ей рассказать, однако вдохнул букет ее запахов: аромат трав, мяты, свежеиспеченного хлеба, но уже в следующее мгновение боль дала о себе знать, наполняя собой все его существо, и он испугался, что умирает. Он зарылся лицом в ее плечо и лишь смутно слышал, как она отослала рабов.

– Все в порядке, с тобой все в порядке, – ее руки крепко сомкнулись у него на шее, а ее щека плотно прижалась к его щеке. – Я отказывалась верить, я ждала все это время… я не знала, что ты тоже там, и я ничего не хочу знать. Но с тобой все в порядке, ты жив, и это самое главное. О боги, Марк, только не покидай меня!

Она осыпала поцелуями его губы, его руки, его глаза.

– Только не покидай меня снова. Мне этого не вынести!

Она продолжала целовать его, и каждое прикосновение ее губ отгоняло прочь очередную частичку боли.

Марк медленно поднял руки и взял ее лицо в свои ладони.

– Ты плачешь? – Ощутив привкус соли на его щеках, Кальпурния слегка отстранилась от него. – В чем дело?

– Павлин… Павлин… – он наконец нашел в себе силы произнести страшные слова. – Он мертв. Мой сын мертв.

– Мертв? – Кальпурния вздрогнула. – Что ты хочешь сказать?

– Он убит. Император тоже, – упавшим голосом добавил Марк.

– Но Павлин! – Кальпурния в ужасе прикрыла ладонью рот. – О боги! Марк, я не знала… – Она прильнула к нему. – Прости, я не знала…

– Мне предложили… – он недоговорил и посмотрел на нареченную своего мертвого сына: Кальпурния прижалась к нему и обняла за шею. Теперь ему ничто не мешало сделать ей предложение. Когда же он успел влюбиться в нее?

Он провел пальцем по ее широкому ясному лбу.

– Как ты смотришь на то, чтобы стать императрицей?

– Что?

– Мне предложили императорский венок, Кальпурния. Императрица предложила его мне еще до того, как все случилось, но из-за Павлина я отказался. Потому что для императора на первом месте империя, а семья на втором. Своего наследника он должен усыновить, если хочет, чтобы в будущем Рим получил достойного преемника. А такая система никогда не будет работать, если у императора имеются собственные сыновья, которые могут проникнуться к приемному сыну ревностью и попытаются сами наследовать трон.

– Теперь у тебя нет сыновей, – сказала ему императрица у тела Павлина. – Усынови того, кто способен стать твоим преемником. Усынови, и пурпурная мантия твоя.

– Марк! – Кальпурния нежно поцеловала его. – Марк, что с тобой?

– Ничего, – он покачал головой. – Кальпурния, я хотел бы побыть один. Ты не…

Не говоря ни слова, она тотчас разжала объятия и отстранилась от него. Впрочем, всего на шаг, и вздумай он вновь произнести ее имя, как она тотчас снова бросилась бы ему на шею.

Марк Норбан опустился на мраморную скамью.

– У тебя всего час, – сказа ему императрица. – В течение этого часа мы должны получить нового императора. Будь это ты или кто-то другой.

Половина этого часа уже истекла. Марк задумчиво сложил руки.

Император Марк Вибий Август Норбан.

Даже нося в себе неизбывное горе, он еще проживет не один десяток лет. Этого времени хватит, чтобы навести в империи порядок и передать власть одаренному и энергичному преемнику. Этого времени хватит, чтобы смягчить жестокие законы об измене, наладить отношения с Сенатом, построить памятники и храмы, чтобы Рим стал красивейшим городом в мире. Труд – тяжкий труд, потребуются долгие годы, чтобы дурные времена наконец оказались забыты. Нет, он вполне мог бы прожить отпущенные ему годы, служа империи.

Император Марк Август. Обитать внутри высоких дворцовых стен в окружении верной стражи, обращаться к Сенату из центра зала, а не с задних рядов, благосклонно принимать ликующие крики толпы, восседать в пурпурных одеяниях во время триумфов и игр. Трудиться при свете ламп по ночам, чтобы укрепить денежную систему, расширять границы, строить акведуки. Мужчина без жены – странно, что он завел этот разговор, потому что молодая здоровая жена наверняка родит ему детей, сыновей, которые захотят унаследовать империю. Мужчина, у которого подрастает дочь, которая – ради укрепления союза – будет вынуждена выйти замуж за усыновленного преемника, человека по меньшей мере в три раза ее старше. Марк Август Цезарь, двенадцатый император Римской империи, тот, кого будут бояться при жизни, которому будут поклоняться после смерти, увековеченный в мраморе в назидание потомкам.

Тебе следует быть императором, сказала ему когда-то давно одна женщина. И вот теперь перед ним открылась такая возможность. А пока минуты убегали прочь, а он продолжал сидеть, словно мраморная статуя, которую при желании он мог бы заказать в свою честь уже завтра утром.

Он потянулся за куском пергамента. За пером и чернилами. И написал одно-единственное слово. Сонный раб, которого он поднял с постели, зашагал среди ночи в сторону императорского дворца.

Марк повернул голову, вглядываясь в ночные тени, и протянул руку в слабой, неверной, трепещущей надежде нащупать теплые пальцы Кальпурнии.

Тея

Вместе с императрицей в небольшой таблинум пришла тишина. Снаружи доносились крики рабов, беготня стражников. Мраморные коридоры наполнял гул голосов, однако императрица плотно закрыла за собой дверь, и тотчас стало тихо.

– Слишком шумно, – сказала она, поморщившись. – Боюсь, так будет продолжаться еще несколько дней. Как только в империи восстановится порядок, я намерена удалиться на тихую виллу в Байи, где слышится только пение птиц. – Женщина, которая только что убила собственного мужа, с деловым видом села за стол. – Возможно, там я возьмусь за воспоминания.

Я растерянно заморгала. Около десятка рабов могли подтвердить, что, когда ее мужа безжалостно кромсали кинжалом, императрица находилась в своих покоях, где ткала скатерть, однако как только кровавая бойня была окончена, она тотчас поспешила в его окровавленную опочивальню. Еще до того, как туда, вслед за ней, устремились стражники и рабы, нас троих – меня, Ария и Викса, – увели через разные двери.

– Чтобы никто не узнал, – объяснила императрица, когда Викс исчез в одном темном коридоре, а Арий в другом. Тогда она схватила меня за локоть и провела из залитой императорской кровью опочивальни в небольшой личный таблинум. У меня не было никаких гарантий, что она… ничего мне не сделает. Насколько хорошо я знала эту женщину? Насколько хорошо знал ее любой из нас?

– Я хотела бы знать, где сейчас мои сын и муж, – произнесла я, с трудом узнавая собственный голос. Казалось, он донесся откуда-то издалека. – Заперты в тихой камере, куда ты, скорее всего, бросишь и меня, где нас всех троих задушат, а наши тела потихоньку выбросят за городские стены? Скажи, это входит в твои планы? Тебе, наверняка, ведь захочется обелить себя.

– Двадцать лет назад, да, так бы оно и было. – Императрица пробежала глазами какой-то свиток и рассеянно нахмурилась. – Но с тех пор жизнь научила меня мудрости. Тея, ты и я, наверно, две женщины во всем мире, кто пережил привязанность Домициана. Я вижу в этом знак благосклонности богов, и я не намерена лишать жизни тех, кому благоволят сами боги.

– Тогда где же Арий?

– Арий? – Императрица заглянула в свиток. – Сейчас им занимается мой личный лекарь, по словам которого, твой возлюбленный вскоре встанет на ноги, причем, гораздо быстрее, чем любой другой мужчина его возраста и привычек. Хотя, разумеется, мы будем вынуждены сделать ложное заявление о его смерти, – добавила императрица. – Раб Стефан, убийца нашего возлюбленного императора, сам получил смертельное ранение, пытаясь побороть сопротивление Домициана. По крайней мере, один убийца должен быть назван публично. Не переживай, мы найдем тело преступника, которое можно будет выставить на Гермонианской лестнице.

– А Викс? – прошептала я. – Что будет с ним?

– Этот твой несносный мальчишка? Тебе известно, что он изуродовал целое крыло дворца? Искромсал мечом на мелкие крошки. Кстати, после его появления в этих стенах из кошельков пропала не одна монета. Впрочем, не переживай, как только ему наложили шину, он тотчас сбежал, только его и видели.

– Что? Куда? Почему ты позволила ему уйти?

– Разумеется, я ничего ему не позволяла. И теперь жалею о том, что на мгновение отвернулась от этого исчадия. Но ты не переживай. Этот твой гадкий мальчишка – глядя на него, я даже радуюсь, что у меня нет детей – вернется сюда, не успеешь ты и глазом моргнуть. Возможно даже, притащит сюда этого вашего трехногого пса. Кстати, Арий громко требовал, чтобы собаку нашли и вернули ему.

– Скажи, госпожа, ты знала все?

– Почти все, – невозмутимо ответила императрица. – У меня самые лучшие соглядатаи во всей империи.

С этими словами она достала вощеную табличку и принялась что-то писать. Я устало вздохнула и опустилась на табурет рядом с ее столом. Голова раскалывалась от боли. Я с ног до этой самой больной головы была забрызгана кровью Домициана. Мой сын исчез, моим возлюбленным сейчас занимается лекарь, в тысячный раз латает его раны. Или в последний? Хотелось бы надеяться, хотя сама надежда была призрачной.

– Что ты пишешь? – спросила я, глядя в окно.

– Составляю новый список, – императрица энергично подчеркнула стилом заглавие. – Список того, что предстоит сделать. Подготовить официальное заявление о смерти императора, собрать Сенат для выборов и утверждения нового, провести быструю коронацию, сделать что-нибудь для Флавии.

– Для Флавии? Так, значит, с ней все в порядке?

– О да! Я позаботилась об этом. С ней ее младший сын, тот самый, которого спасли Павлин и твой Викс, а несколько месяцев назад Флавия благополучно разрешилась от бремени девочкой. Так что у Флавии и ее детей все в порядке, однако пора увозить их с этого продуваемого всеми ветрами острова.

– В Рим ей возвращаться никак нельзя.

– Нет. Более того, будет лучше, если мы объявим о прекращении династии Флавиев. Однако поместье где-нибудь в Испании или Сирии для уважаемой вдовы и ее двоих детей… думаю, в этом нет ничего зазорного. Да, пожалуй, пусть это будет Испания. Возможно, я также отправлю туда Несса. На него невозможно смотреть – такой несчастный у него вид!

В дверь постучали.

– Войдите, – отозвалась императрица.

Молчаливый раб передал ей клочок бумаги.

– От сенатора Марка Норбана, госпожа.

Императрица быстро взглянула на одно-единственное слово.

– Я так и думала, – она отложила пергамен в сторону, взяла два запечатанных письма и вручила их рабу. – Доставь в соответствующие дома.

– Сенатор Норбан отказался от пурпурной мантии? – спросила я, как только дверь за рабом закрылась.

– Что заставляет тебя так думать?

– Я не настолько глупа…

– Скажем так, – императрица пожала плечами, – Марк не будет возведен на трон. Возможно также, он захочет отойти от сенатских дел. Но я не позволю ему этого сделать. У него впереди еще многие годы, к тому же у него есть его милая Кальпурния, которая, наверняка, вернет ему вкус к жизни.

Я задумчиво положила подбородок на ладони.

– Из него вышел бы великолепный цезарь.

Императрица подняла брови, как будто не ожидала услышать от рабыни мнение по этому поводу. Впрочем, какая я рабыня, особенно теперь, и брови императрицы вернулись на место.

– Что ж, пусть будет сенатор Нерва. Наш с Марком первоначальный выбор пал именно на него – достойное происхождение, блестящая карьера, к тому же, страшный зануда. Лично я предпочла бы Марка, но коль он не хочет, Нерва меня тоже устроит.

– Да, он не плох, – заметила я. – Я когда-то пела для него в Брундизии. Он щедро вознаградил меня тогда.

– Будем надеяться, что с налогами он будет столь же щедр. – Императрица откинулась на спинку стула. Я впервые за многие годы видела ее такой спокойной и довольной. – Итак, – сказала она.

– Итак, – повторила я.

И мы посмотрели друг на друга.

– Ну что ж, – задумчиво произнесла императрица, – у меня есть сестра и две кузины, которые не разговаривали со мной почти два десятка лет. Видишь ли, мне уже случалось вмешиваться в дела императора, и мои родственницы всякий раз выражали свое неодобрение. Сейчас самое время заняться починкой заборов. После чего я удалюсь на свою виллу в Байи, где проживу до глубокой старости, – императрица наклонила голову. – А ты, моя дорогая?

Я пожала плечами.

– Арий еще тот мечтатель. Утверждает, что хотел бы жить на высокой горе и быть садовником.

– О, какая идиллия! А он разбирается в этом деле?

– По словам Флавии, он загубил почти все ее виноградники.

– Возможно, со временем он приобретет опыт. А ты, чего хотелось бы тебе самой?

– Мне достаточно Ария, будь он гладиатор или садовник.

– А как же твой несносный сын? Будет ли ему хватать сельской жизни?

– Возможно, он получит несколько братьев и сестер, из которых вымуштрует свой собственный легион.

– Скажи, ты уже носишь под сердцем ребенка?

Я улыбнулась.

– Отлично. Тогда вырасти его здоровым. Что касается юного Верцингеторикса, – императрица на минуту задумалась. – Думаю, в один прекрасный день он будет командовать настоящим легионом, если только Несс не ошибся со своим гороскопом. У твоего сына есть определенный талант. И если, когда он вырастет, ему захочется найти ему применение, Рим примет его с распростертыми объятиями. Боюсь только, что под другим именем. Так что, возможно, юного Варвара мы видели сегодня в последний раз. Что касается Верцингеторикса, то я не вполне уверена.

Императрица вздрогнула.

Может, мне стоит встать на защиту своего сына? Или лучше не стоит? Я пожала плечами.

Императрица достала стопку запечатанных писем и принялась их перечитывать.

– Бумаги, дарующие свободу тебе, Арию и этому твоему несносному сыну. Разрешение отплыть в Гибралтар, а оттуда в Британию. Немного денег, чтобы начать новую жизнь. Годовое пособие, выплачиваемое анонимно в первый день каждого года. Сумма заранее передается на хранение губернатору Лондиния, который не станет задавать вопросы тому, кто придет за этими деньгами, – императрица через стол подтолкнула ко мне письма. – Твое вознаграждение.

Я взяла в руки собственное будущее.

– Мы его заслужили.

– Особенно ты, – императрица поднялась и начала один за другим снимать с пальцев и шеи изумруды. – О, как мне надоел зеленый цвет! – пояснила она. – Думаю, я подарю все свои изумруды сестре и кузинам. Но сначала выбери себе то, что понравится.

Мой выбор пал на широкую диадему, которая купит нам в Британии домик, а может, даже целую гору.

– До отъезда тебе понадобятся новые платья, – продолжала императрица, выходя из-за стола. – Кровь больше не в моде. Я пришлю тебе кое-что из моих собственных нарядов. Думаю, они будут тебе в пору, ведь мы с тобой примерно одного роста и сложения.

Сказать по правде, у нас с ней было немало общего. Рост, сложение, длинные темные волосы. Домициан когда-то любил ее, а потом возненавидел и положил к себе в постель Юлию, которая была совершенно на нее не похожа. После ее смерти он взял в любовницы меня, потому что с Юлией у меня не было ничего общего, что в свою очередь означало, что я больше походила на императрицу, нежели на Юлию. Но был ли кто-то, кто походил бы на Юлию?

– Почему ты помогаешь мне, домина? – спросила я. – Это все из-за Юлии?

– Это тебя не касается, – возразила императрица. – Впрочем, да. Признаюсь честно, я вздохнула с облегчением, когда Домициан положил к себе в постель другую. Мне не надо объяснять тебе, почему. Вздохнула с таким великим облегчением, что бросила Юлию на съедение волкам.

– Наверно, даже волки не столь жестоки, как Домициан.

– Верно, – невозмутимо согласилась императрица. – Но к тому времени я уже слегка лишилась рассудка. Как и ты, в какой-то момент. С Юлией произошло то же самое. Как бы то ни было, мы все трое сражались за себя, как могли.

– Кто-то больше, кто-то меньше, – сказала я.

Императрица рассмеялась. И мне показалось, будто в этой комнате также послышался смех Юлии.

– А теперь я хотела бы задать тебе один вопрос, – императрица пристально посмотрела на меня. – Ты говорила Домициану, что он обыкновенный человек, как и все?

– Да.

– Хотела бы я видеть его лицо в эту минуту, – императрица шагнула мне навстречу и на мгновение коснулась щекой моей щеки. Я улыбнулась, хотя ее прикосновение и заставило меня вздрогнуть. Меня, как и Юлию, называли хозяйкой Рима, но люди ошибались. Потому что хозяйка Рима стояла передо мной, во плоти и крови, женщина с железной волей, которая внешне чем-то напоминала меня.

– Удачи тебе, Тея, – сказала императрица.

Удачи тебе, Тея, эхом отозвался голос Юлии. А потом мы все трое расстались.

В коридоре за дверью я увидела двух мужчин в плотном кольце преторианцев. Сенатор Марк Кокций Нерва, сердитый и суетливый, в ночной рубашке, жаловался на ночной холод. Рядом тот, кого он вскоре усыновит как наследника: Марк Ульпий Траян, великий воин и хладнокровный вождь. Его имя, наверняка, предложил сенатор Норбан. Сейчас этот будущий наследник императорского трона громко зевал в мраморном коридоре, правда, в полных боевых доспехах.

– Приветствую тебя, цезарь, – произнесла я и прошла мимо, прежде чем кто-то из них успел выразить свое удивление.

Лепестки роз, фанфары, колесницы, ликующие крики толпы, Рим, веселый и счастливый, в праздничном убранстве, готовый к торжествам. Марк ощущал всеобщее волнение едва ли не кожей.

Император Нерва, в золотом ожерелье и пурпурной мантии, проплыл над толпой на позолоченных носилках, которые несли восемь нубийцев. Слишком стар и суетлив, подумал Марк, и наверняка попробует гладить легионы против шерсти, зато благочестив и с должным самоуничижением воздает почести статуям богов, а также не забыл щедро осыпать толпу монетами. Впрочем, куда больше ликующих возгласов досталось Траяну. Тот гарцевал вслед за Нервой на сером коне, увенчанный лавровым венком, который съехал ему куда-то на затылок. Марк задался мысленным вопросом, должен ли знать императорский наследник, что свой лавровый венок он заработал в тот момент, когда выкинул Лепиду Поллию из носилок, чем здорово тогда его рассмешил? Сказать ему об этом? Нет, лучше не стоит.

Затем вперед вышли жрецы, ведя за собой двух украшенных гирляндами жертвенных быков. Вслед за ними, в белоснежных одеждах, молчаливые весталки. За весталками сенаторы в парадных тогах с пурпурной каймой. Марк занял свое место в их рядах и принялся отвешивать поклоны. Впрочем, он тут же отступил назад и встал рядом с Сабиной. Сегодня его дочь впервые облачилась в женское платье, и он с удивлением отметил про себя, какая она стала высокая и хорошенькая. Можно сказать, почти взрослая девушка. Впрочем, пусть поживет еще несколько лет в отцовском доме, прежде чем выйти замуж. И снова Марк задался про себя вопросом – должен ли он сказать дочери, что едва не стал императором. Он мог бы сделать и ее императрицей, выдав замуж за шутника Траяна. Нет, лучше не стоит.

Затем к ним присоединилась Кальпурния. В своем ярко-желтом платье она напомнила ему весенний нарцисс. Марк взял ее руку и, не обращая внимания на перешептывание толпы, прижал к своей щеке. Он пока еще не женился на Кальпурнии. По совету авгуров, было решено дождаться благоприятного дня в конце сентября. Однако Кальпурния уже переехала к нему в дом вместе со всеми своими пожитками и рабами. По этому поводу ее семья принялась стенать, а Рим перешептываться, однако Кальпурния не обращала на это внимания.

– Я обожаю тебя, Марк, – честно призналась она. – И я не намерена попусту тратить дни, живя вдали от тебя.

Марк решил, что, учитывая его далеко не юный возраст, должен быть польщен таким заявлением, хотя в целом это и попахивало скандалом. Впрочем, для него значило мнение лишь одного человека, и ее согласие он получил немедленно.

– Я же вижу, как ты счастлив, – сказала Сабина, отрывая глаза от разложенной на столе библиотеки карты. – Нет, конечно, сейчас вид у тебя довольно грустный, но вскоре все станет иначе. Кальпурния об этом позаботится. А еще она родит тебе детей, что тоже хорошо, потому что я намерена посмотреть мир. Скажу честно, мне не хочется замуж за сенатора, чтобы затем стать занудной римской матроной. Поэтому должен быть кто-то другой, кроме меня, кому ты мог бы передать наше имя.

Сабина посмотрела ему в глаза, а потом уткнулась лбом в плечо.

– Думаю, Павлин был бы только рад видеть тебя счастливым, – негромко добавила она. – И не стал бы возражать.

– А твоя мать? – Марк сумел каким-то чудом преодолеть страшный ком, застревавший у него в горле всякий раз, когда мысли его возвращались к Павлину. Он не мог говорить о Павлине, пока не мог – даже с Сабиной.

– Думаю, она вряд ли бы захотела видеть тебя счастливым, – честно призналась Сабина. – Но теперь это уже ничего не значит.

Тело Лепиды Поллии было обнаружено в императорском дворце. Кто-то неизвестный бесцеремонно спрятал его в чулане… считалось, что это еще одна жертва убийцы, лишившего жизни самого императора. Марк, будучи лучше других осведомлен о событиях того дня, не стал требовать расследования обстоятельств смерти своей бывшей жены. Потеряв сына, он вообще не переживал по этому поводу.

К императору Нерве прошествовала одинокая фигура бывшей императрицы Рима и склонила голову в глубоком поклоне. Императрица сдержала свое слово: Павлину были отданы почести, как герою, который пожертвовал собственной жизнью, пытаясь спасти императора от кинжала убийцы. В честь Павлина предполагалось возвести арку, дабы увековечить для грядущих поколений его имя. Императрица заставила Сенат принять такое решение, прежде чем объявить о своем намерении удалиться в Байи. И вот теперь на глазах у всего Рима, облаченная в белый шелк, она склонила голову в поклоне перед новым императором – живое воплощение добродетели и скромности, пример для подражания дочерям римских патрицианских семейств. Марку же почему-то вспомнилась темноволосая девушка по имени Марцелла. А надо сказать, эта Марцелла была большая любительница строить козни против тех, кого не любила. Нет, сейчас он не питал к ней враждебных чувств, но хочет ли он видеть ее в качестве примера подражания для Сабины? Пожалуй, нет.

Астролог Несс звонко зачитал предсказание. Его круглое лицо буквально светилось счастьем. Согласно звездам, Римскую империю ждали восемь лет славного правления нового императора – золотой век Рима, по словам Несса, вступал в свои права. Марк почувствовал, как Кальпурния радостно сжала ему пальцы.

Марк Норбан – а с ним и весь Рим – считал, что все они это заслужили.

– Нам пора. – Тея легонько похлопала Ария по плечу. – Лодка уже ждет. О! – вырвался у нее изумленный возглас, когда он повернулся к ней. – Это снова ты!

Арий пригладил волосы – отмытые от сока грецкого ореха, они вернули себе рыжеватый оттенок. Борода тоже исчезла.

– Ну как, нравится?

– Еще как! – Она обвила его руками за шею и прижалась щекой к чисто выбритому подбородку. Он взял ее руку и прикоснулся губами к запястью. Нос ее загорел, скрученные в косу волосы змеились по спине. Стоило ему посмотреть на нее, как мир в его глазах закачался, грозя перевернуться.

– Эй! – крикнул им Викс, который вырос словно из-под земли с трехногой собачонкой под мышкой. – Оставьте свои нежности на потом.

Арий отвесил ему шутливую затрещину, Викс, расплывшись в ухмылке от уха до уха, не оставил ее без ответа. Живя во дворце, он вытянулся еще на несколько дюймов, а благодаря поединкам на арене Колизея нарастил себе крепкие бицепсы. И все же сейчас он снова стал похож на мальчишку. Лицо утратило настороженное выражение, и он, как и в былые годы, в припрыжку шагал по улице.

Они прошмыгнули переулками. Арий держал Тею за руку, Викс бежал впереди наперегонки с трехногой собачонкой. Беспокоиться, что их остановят, не было нужды, ибо при себе у них имелись бумаги, скрепленные печатью императрицы, и ни один римский солдат не осмелился бы преградить им путь – наоборот, отсалютовал бы, уступая дорогу. В любом случае, сейчас все солдаты заняты тем, что охраняют своего нового императора. Так что кому какое дело до семьи, которая торопится к поджидающей их на Тибре лодке?

Бригантия. Арий не был в родных краях с тех пор, когда сам был в возрасте Викса. Но стоило ему втянуть носом воздух, как он был готов поклясться, что учуял запах горного тумана.

Замечтавшись, он налетел на Викса, который остановился посреди улицы.

– В чем дело? – он посмотрел в ту же сторону, что и сын.

Гладиаторы.

Из открытых ворот к поджидающей неподалеку повозке шагала вереница крепких, покрытых шрамами мужчин в пурпурных плащах. Вооруженных мужчин, чьи лица были скрыты под шлемами. И каждый бросал хмурый взгляд в сторону надушенного и напомаженного ланисты, что сидя в позолоченном паланкине, недовольно поторапливал их.

– Игры, – произнесла Тея. – В честь нового императора. Траян обожает игры…

Арий вздрогнул. Он посмотрел на сына: на лице Викса застыло выражение ужаса.

– Пойдем, – окликнул его Арий. И они молча пошли дальше. А позади них, направляясь к Колизею, по булыжной мостовой тяжело загрохотала повозка.

Арий бросил взгляд через плечо. В конце улицы маячил Колизей, круглая мраморная громада, которая по-прежнему хранила в своем чреве запах окровавленного песка и все его прежние кошмары.

Тея сжала ему руку.

– Не надо оглядываться, – сказала она. – Вспомни, что стало с женой Лота.

– Что-что?

Он растерянно посмотрел на нее.

– Это такая еврейская история. Мне нет времени тебе ее рассказывать. Но мой тебе совет – не надо оглядываться.

Арий нехотя оторвал от Колизея глаза и прислушался к себе, не раздастся ли в голове голос демона.

– Демон мертв, – сказал ему Геркулес. – Он умер вместе с Домицианом, ты, глупый великан.

Верно. Никакого демона в голове он не обнаружил. Внутри его сознания царила звенящая тишина.

– О чем ты задумался?

Арий крепко сжал Тее руку и, навсегда выбросив из головы Колизей и все, что было с ним связано, решительно устремил взгляд вперед.