Текст книги "Хозяйка Рима"

– Ну что, Стефан? – накинув на плечи шаль, Флавия Домицилла прошествовала через влажный зеленый сад. В лучах заходящего солнца ее волосы отливали медным блеском.

Арий поклонился.

– Докладываю о северном винограднике, госпожа. Последними заморозками прихватило несколько лоз, и они покрылись каким-то черным налетом.

– Какая жалость, – вздохнула Флавия. – В хорошие годы эти лозы дают превосходное вино. Я попрошу Урбана выяснить, в чем дело.

– Я сам что-нибудь придумаю, – упрямо ответил Арий. Он обнаружил, что ему нравится ухаживать за садом. Правда, сад пока его не слишком любил, но ничего, он найдет к нему подход.

– А я столько мечтала о хорошем вине! – вздохнула Флавия, которая явно не разделала его уверенности, хотя и с улыбкой. – Тебя не узнать, Варвар.

Арий пригладил волосы – теперь, благодаря соку грецкого ореха, они сделались темными. Он также отрастил короткую бородку, и его гладиаторскую татуировку надежно скрывал под собой след ожога. Единственное, что еще объединяло Ария Варвара и садовника Стефана, это трехногая собачонка, которая преданно следовала за ним по пятам. Похоже, никто из рабов на вилле не узнал его. К тому же жилищем ему служила хижина посреди виноградников, что позволяло держаться на расстоянии от остальных обитателей виллы.

– Хотя тебе и доставляет удовольствие губить мои виноградники, – продолжала тем временем Флавия, – нет нужды постоянно при них находиться. Думается, тебе пора заняться чем-то другим. Ты и так провел здесь уже больше года.

Арий пожал плечами.

– Мне и здесь неплохо.

Вместо запертой камеры у него была своя хижина, вместо окровавленного песка под ногами – влажная земля, а вместо жадных аплодисментов – пение птиц. Иными словами – едва ли не райское место.

– Ты можешь вернуться домой, – сказала Флавия. – К себе, в Британию, если хочешь. Я могла бы это устроить.

– Я знаю. Спасибо. Но пока еще не время.

Он не был уверен, можно ли ему считать Британию своим домом. Когда-то он страстно мечтал вернуться к родным берегам, но тогда у него была Тея. Кто знает, вдруг теперь его дом здесь – в хижине посреди виноградника в Тиволи? А может, он слишком долго прожил рабом и теперь разучился принимать самостоятельные решения?

– Я пока еще не завершил свои дела здесь, – произнес он, наконец.

– Тогда чего ты ждешь?

– Не знаю. – Он громко втянул ноздрями воздух. Этот разговор заставил его почувствовать себя неловко. – Думаю, боги дадут мне знак.

А до тех пор его устраивают дни, проведенные среди виноградных лоз, и ночи перед пылающим очагом в обществе преданной собачонки.

– Странный ты человек, – сказала Флавия. – Если ты остаешься у нас, боюсь, мне придется самой ухаживать за моими лозами. Я живу здесь круглый год. Не люблю возвращаться на зиму в Рим. Думаю, что и Рим не слишком рад меня видеть.

– А император?

– С ним все в порядке, – спокойно ответила его новая хозяйка. – Предполагаю, не знает, чем ему себя занять. Войны в Германии окончены, он же всегда предпочитал армейскую жизнь. А так все в порядке.

– Мне пора к себе. – Арий поклонился и подозвал собачонку.

– Доброй ночи.

Глава 22

Павлин взял под мышку шлем и пробежал пальцами по слипшимся от пота волосам. Весна в этом году выдалась ранней, буйной и жаркой. И после полуденного зноя, что царил снаружи, внутри храма Весты было сумрачно, прохладно и тихо.

Навстречу ему, шелестя белыми одеждами, вышла немолодая женщина.

– Префект? Ты пришел вознести молитвы?

– Я здесь с императорским поручением, госпожа, – с этими словами Павлин передал ей свиток, скрепленный императорской печатью. – Вы обязаны содействовать и помогать мне в моем расследовании.

– Понятно. – Весталка быстро окинула глазами его доспехи, висевший на боку меч и четверых преторианцев у него за спиной. Под ее взглядом Павлин тотчас ощутил себя большим и неуклюжим. – Хорошо, я вам помогу, но только сама. Мужчинам запрещено вторгаться в священные пределы нашего храма.

– Думаю, в этом не будет необходимости, – произнес Павлин, заметив, как на другом конце длинного атрия застыла, не в силах побороть любопытство, другая весталка. – Нас может сопровождать она. – Нет ничего лучше застигнутых врасплох провожатых. – Прошу тебя, подойди к нам.

Пристально посмотрев ему в глаза, молодая весталка повиновалась.

– Какие-то неприятности?

– Нет, просто у меня есть несколько вопросов.

В последний раз эта девушка наверняка видела преторианца в тот день, когда гвардейцы явились в храм, чтобы вытащить отсюда закованную в цепи главную весталку – за нарушение священного обета той предстояло быть закопанной заживо. Павлин улыбнулся, желая ее успокоить.

– Никаких арестов. Просто несколько вопросов.

Он перевел взгляд на старшую по возрасту женщину. Та кивнула.

– Я с удовольствием отвечу на твои вопросы, префект.

– Я хотел бы осмотреть храм изнутри. – Как следует изучи это место, велел ему император. – Я никогда здесь раньше не бывал.

– А разве не ты проводил арест главной весталки?

– Нет. Им занимался непосредственно сам император.

– А сейчас? – Женщина пристально посмотрела ему в глаза. – Продолжение расследования? Вы пришли проверить, все ли мы храним обет целомудрия?

– А вы его храните?

Весталка смерила его взглядом.

– Что ты знаешь о весталках, префект?

– Достаточно.

– И что именно? – с этими словами она повернулась и повела его за собой по длинному атрию. В зеркальной поверхности бассейнов отражались беломраморные статуи. Сделав преторианцам знак оставаться на месте, Павлин догнал жрицу. Ростом она была ему по плечо, на голову наброшено белое покрывало, на пол ниспадают складки белых одежд. Шаг у нее был легкий, и она быстро и вместе с тем бесшумно шла вперед, никакого стука сандалий по мраморному полу. Она вела его прочь от залитого солнцем атрия куда-то в глубь лабиринта мраморных коридоров. – Здесь наши опочивальни.

Одну за другой она распахнула узкие двери. Комнатки были голые, с мраморными стенами, неотличимые одна от другой. В одной они застали немолодую женщину. Распрямив спину и почти не дыша, она застыла сидя на кровати и немигающим взглядом смотрела на белую стену перед собой.

– Что она делает? – спросил Павлин, и поймал себя на том, что перешел на шепот.

– Размышляет, – сказала его спутница и закрыла дверь. – Когда мы не заняты исполнением своих священных обязанностей, мы размышляем о тайнах бытия. А теперь прошу вот сюда – это наша трапезная.

Еще одна голая комната, если не считать длинного резного стола. Перед тарелкой с хлебом грубого помола и фигами сидела еще одна весталка и принимала пищу – неторопливо, без жадности. Она подняла на гостей невозмутимый взгляд, а затем отвернулась.

– Классная комната, – продолжила тем временем свою экскурсию его провожатая, и Павлин заглянул внутрь. За дверью две девочки с обритыми головами прилежно склонились над свитками. На них были белые платья и грубые сандалии – миниатюрная копия нарядов старших женщин.

– Почему их обрили? – Павлин заметил, как девочки о чем-то совещались, склонившись над восковой табличкой. Без волос, с их свежими, юными лицами они казались не девушками и не юношами, а чем-то средним, что не имело отношение к человеческому роду. Впрочем, их уже отличала плавность движений и бесстрастный взгляд, свойственные взрослым жрицам.

– Чтобы стать весталками, они расстались с волосами – точно так же, как и с другими соблазнами внешнего мира. И когда они станут жрицами, им будет позволено вновь отрастить волосы.

«Интересно, какого цвета волосы у моей спутницы?» – задался мысленным вопросом Павлин, глядя на ее невидимую под покрывалом голову.

– Они такие юные.

– Они приходят в храм в возрасте от шести до десяти лет и проводят в нем десять лет, готовясь стать жрицами, – с этими словами его спутница захлопнула дверь и направилась дальше по коридору. – Затем они десять лет должны отдать послушанию. После чего еще десять лет будут учить свою юную смену.

– А чем состоят ваши обязанности?

– Мы готовим муку для всех жертвоприношений в городе. Мы приносим воду из священного источника в роще при нашем храме. И, прежде всего, мы поддерживаем священный огонь – в некотором роде это очаг самого Рима, – с улыбкой пояснила жрица, когда они, обойдя храм, вновь вышли в атрий с двойной шеренгой мраморных статуй. – Есть и другие обязанности, но, боюсь, я не имею права тебе о них рассказывать.

– Что ж, пусть будет так, – ответил Павлин, рассматривая на ходу вереницу статуй, изображавших, как он понял, прежних весталок. Юные и старые, высокие и низкие, полные и худые, застыв в своих мраморных формах, они все почему-то показались ему одинаковыми. Все как одна взирали мраморными глазами на атрий, взирали тем же самым отрешенным взглядом, что застыл и в глазах живых, тех, что изо дня в день выполнял в этих мраморных стенах свои священные обязанности. И если бы вдруг его провожатая вскарабкалась на пьедестал и застыла там в своих белых одеждах, он бы никогда не отличил ее от давно ушедших из жизни весталок.

– Ты хотел бы заглянуть в храм? – поинтересовалась она.

– Да.

Простое круглое помещение, вот и все. Часть отгорожена занавесом – здесь хранились завещания и другие важные документы, в том числе, насколько было известно Павлину, и завещание императора. Но никаких мозаик, никаких украшений. Никаких пятен крови после жертвоприношений. Лишь только простой алтарь в центре комнаты и пылающий в бронзовой чаше огонь.

– Огонь Весты, – услышал он рядом с собой голос своей спутницы, который негромким эхом отразился от голых стен. – Вечный огонь. Если он погаснет, нас всех обвинят в неисполнении священного долга.

С этими словами она подошла к алтарю и плавными движениями воздала огню почести. Павлин не проронил ни слова, застыв, как вкопанный. Интересно, скольким мужчинам посчастливилось проникнуть в святая святых этого молчаливого женского храма?

«Мы им не нужны, – подумал он. – Они сотворили свой собственный мир, где нам нет места. Прекрасный мир».

– Ну как? Ты увидел все, что хотел увидеть? – спросила жрица, поднимая на него взгляд.

– Все.

Его преторианцы вышли на улицу, однако Павлин поймал себя на том, что не торопится уходить. И, похоже, его спутница тоже не собиралась его торопить и продолжала стоять перед ним, сцепив на талии руки. Ресницы у нее были светлыми – возможно, волосы под покрывалом тоже.

– Вы счастливы, – неожиданно произнес он. – Ведь так?

– Да, мы счастливы. А ты?

– Я? Ну конечно, счастлив.

– Разумеется. Ты намерен возвращаться сюда, префект?

Павлин задумался. Он уже давно забыл о том, что собирался делать заметки, однако увиденное ярко запечатлелось в его сознании – нет, в этих безмолвных стенах не было ни малейших следов порока, ни малейших признаков нарушения обета. Ему было дозволено войти в обитель непорочности.

– Да, – сказал он. – Я еще вернусь.

На ее лице он не заметил и следа удивления.

– Что ж, тогда до новой встречи, префект.

– Павлин Вибий Август Норбан.

– А я весталка Юстина, – прозвучало в ответ.

– Я вернусь. В следующий раз без моей стражи.

– Я всегда здесь.

Это лето Павлин провел в седле, постоянно переезжая от одной преторианской казармы к другой, чтобы проверить, как идет обучение. Либо доставлял в город императорские депеши. Либо навещал Тиволи, где проводил долгие вечера у домашнего очага на вилле Юпитера. Эти тихие вечера на вилле шли императору на пользу. По крайней мере, так казалось Павлину. Домициан выглядел гораздо более счастливым, спокойным, проводил долгие часы, нежась на роскошных ложах, и даже частенько улыбался. Не иначе как благотворное влияние Теи. В Тиволи она постоянно была рядом с ним.

– Какая прекрасная женщина, – как раз с воодушевлением заметил Павлин, когда она уже ушла спать.

– Верно, – отозвался Домициан, глядя отрешенным взглядом на пылающие светильники. – Она рабыня, я же не люблю рабов. Еврейка, я же не люблю евреев. Она полна тайн и секретов, я же не люблю секреты. И все-таки, согласись, в ней что-то есть…

Павлин улыбнулся себе под нос. Брошенная императором фраза прозвучала резко, но вместе с тем с теплотой.

– Я рад, что у него есть ты, – сказал он ей на следующее утро, после того как император исчез в таблинуме, где его ждали горы документов. – Ты благотворно на него влияешь, Тея.

– Тебе видней, – она оторвала веточку жасмина, овившего одну из колонн атрия. – Мне он оставляет только тени, всем остальным – солнечный свет. Да-да, может сиять подобно солнцу, когда захочет. Даже порой и ради меня тоже. Правда, очень редко. День-другой, а потом передо мной вновь грубый солдат, каким он был при первой нашей встрече. – Тея пожала плечами. – Это порой сбивает с толку.

– Он просто полагается на твою верность.

– Павлин, надеюсь, ты не ждешь, что я замолвлю за тебя перед ним словечко? Возможно, Домициан и полагается на мою преданность, однако к моим советам никогда не прислушивается. Он даже не внял им, когда писал свой трактат по уходу за волосами.

– А что ты ему посоветовала?

– Что императору не пристало писать трактат на такую тему.

Павлин рассмеялся.

– Что ж, возможно, он и не прислушивается к тебе, но мне понятно, почему он тебя любит.

Она отвернулась куда-то в сторону, и на какой-то момент Павлину показалось, будто краем глаза он заметил в ее глазах свирепый блеск. Правда, всего на один миг, потому что затем Тея вновь обернулась к нему и с улыбкой произнесла.

– Ну конечно. Да, он любит меня. Кто бы мог в этом усомниться? Кстати, я слышала, будто он подыскал для тебя невесту.

– Да, молодую вдову из рода Сульпициев. Ей двадцать шесть, бездетна, а в качестве приданого она принесет мне половину Тосканы и Тартацины.

– Ты говоришь о супруге или о лошади? – с усмешкой спросила Тея. – Боже, как глупы мужчины.

Павлин растерянно заморгал.

– Я сказал что-то не то? И теперь ты сердишься на меня?

– Нет-нет, такого просто не может быть! Ты один из самых влиятельных римлян, и при этом ничего не замечаешь.

– Тея, – осторожно начал Павлин. – Ты хорошо себя чувствуешь? Последнее время стоит такая жара…

– Ага, все понятно. Оказывается, я больна. От больной до безумной один шаг. Ведь именно такой ты и считал Юлию.

Окруженная облаком оранжевого шелка, Тея зашагала к вилле.

Павлин же задумался о том, сумеет ли он когда-нибудь понять женщин.

Позже, во второй половине дня Тея куда-то уехала.

– За покупками? – поинтересовался он у императора.

– Наверно, в гости к моей племяннице Флавии, – ответил Домициан, не отрывая глаз от своих свитков. – Кстати, почему бы тебе не послать за ней стражника? Потому что она будет нужна мне после обеда.

– Я сам съезжу за ней, – предложил Павлин и улыбнулся. Флавия когда-то была наперсницей Юлии в их детских забавах. Интересно, помнит ли она его? Как-то раз в Большом цирке они украли графин с вином у их матерей и в возрасте всего шести лет напились допьяна.

Путь до виллы Флавии Домициллы занял у Павлина всего четверть часа, спасибо верной гнедой кобыле. У ворот он спешился, отпустил от себя своих преторианцев, а сам повел кобылу в конюшню за домом. Он обогнул край виноградника и остановился как вкопанный.

Не замечая, что подол ее дорогих шелковых одежд волочится по грязному полу, Тея стояла в пыли конюшни и, положив руки на плечи грязному рыжеволосому мальчишке-рабу, довольно резко его отчитывала.

– Мне все равно, какие оправдания ты найдешь для себя на этот раз, но ты не имеешь права сбивать людей с ног. Ты должен благодарить судьбу за то, что живешь здесь, и пока ты обитаешь в этих стенах, ты должен беспрекословно слушаться госпожу Флавию, когда она велит тебе…

– Она мне не мать!

– Зато я мать, и я не потерплю, если ты станешь вести себя как варвар.

Они обменялись сердитыми взглядами.

– Почему бы тебе не показать мне твои новые упражнения с мечами? – спросила Тея, уже чуть мягче. – Честное слово, я не прочь взглянуть на них, и…

– Афина, – Павлин сделал шаг вперед.

Улыбка тотчас исчезла с ее лица, как будто-то кто-то ее стер, словно слово на восковой дощечке.

– Павлин? Что… что ты делаешь здесь?

– А это кто? – задал вопрос мальчишка, обратив сердитый взгляд на преторианца.

– Никто, – поспешила ответить Тея, прежде чем Павлин сообразил, что сказать в ответ. – Ступай назад в дом.

– Но, мама…

– Ты еще будешь препираться со мной!

Мальчишка бросил в сторону Павлина еще один колючий взгляд и зашагал к дому.

– Кто это, Тея? – поинтересовался Павлин, стараясь не выдать любопытства в голосе.

– Никто. И какое тебе дело, что он такой?

– О, еще какое! Ведь я преторианец, префект. И мне полагается знать, что происходит в семействе императора. Какие дела творятся у него за спиной.

Негодующий блеск в ее глазах померк, сменившись страхом.

– Викс не имеет к императору никакого отношения. Он всего лишь мальчишка-раб.

– Он твой сын.

– Он никто.

– Это твой сын. – Пауза. – Ведь он никак не может быть сыном императора.

– Боже, нет, конечно, – Тею передернуло при этой мысли. – Его отец мертв. Это важно? – она посмотрела Павлину в глаза. – Викс живет здесь, у Флавии Домициллы. И когда я бываю в Тиволи, то навещаю его. Это кому-то мешает?

– Тогда почему ты так испугалась? – Пауза. – Как понимаю, императору ничего не известно?

– Нет, ничего.

– Но почему? Ведь он, наверняка, не стал бы возражать…

– Я не знаю, стал бы или нет. Не знаю. Возможно, он просто бы пожал плечами и сказал: «Кому какое дело до того, что ты когда-то прижила ребенка?» А возможно, что нет.

Она вновь посмотрела на него.

– Домициан не любит детей. Он не любит напоминаний о том, что у меня до него были другие мужчины. И я не думаю, что он был бы раз видеть свидетельство того, что я от кого-то другого родила крепкого, здорового ребенка, а от него так и не зачала. Ты ведь знаешь его не хуже, чем я, Павлин Норбан. Что ты скажешь по этому поводу?

Улыбка слетела с лица префекта.

– В течение прошлого года я видела Викса лишь трижды. Трижды. Когда он научился пользоваться мечом, меня рядом с ним не было, и я не могла похвалить его. Когда он нечаянно во время учебного поединка сбил с ног сына Домициллы, я не смогла его за это отчитать. Когда он упал с дерева и сломал руку, я не смогла наложить ему повязку, потому что меня рядом с ним не было. Но даже всего лишь трижды в году это лучше, чем ни разу.

Павлин пристально посмотрел на нее.

– Не надо ничего говорить, – в глазах и голосе Теи читалась мольбы. – Прошу тебя, не надо.

Неожиданно он поймал себя на странной мысли. В течение всего времени, которое он провел в ее обществе в императорском дворце, он ни разу не видел Тею такой счастливой, как в те несколько минут, когда она улыбалась рыжеволосому мальчику.

– О боги! – Павлин убрал с глаз челку. – Вообще-то я должен отвезти тебя назад на императорскую виллу. Но я даю тебе час, хорошо?

Ее лицо озарилось улыбкой. В эти мгновения – в пыльном платье, с ниспадающими на спину волосами – она показалась ему еще прекрасней, нежели украшенная с головы до ног драгоценностями. Еще пару секунд она стояла, улыбаясь ему, счастливая, как ребенок, а затем повернулась и следом за сыном побежала в дом.

Павлин задался мысленным вопросом, уж не влюбился ли он? Боги, вот уж что ему меньше всего нужно.

– Павлин Вибий Август Норбан? – раздался за его спиной женский голос.

Он резко обернулся и увидел в воротах сада Флавию Домициллу.

– Если не ошибаюсь, в последний раз я видела тебя, когда тебе было десять лет. Позволь пригласить тебя в сад. Там прохладно, и ты расскажешь мне последние новости.

Вместе они направились в сторону дома. Неожиданно до Павлина дошло, что впервые за три года службы преторианским префектом и доверенным лицом императора у него появились от Домициана секреты.

Глава 23

Садовник, известный всем, кто обитал на вилле Флавии Домициллы, как Стефан, склонился над источником, чтобы умыть лицо, когда над кустами со свистом пролетел камень и больно ударил его в плечо.

Он инстинктивно, плавным движением обернулся, выхватил из-за ремня нож и приготовился нанести удар. Среди колючих кустов мелькнула туника из грубой шерсти. Стефан тотчас схватил и дернул. К его ногам упало что-то тяжелое. Он пошатнулся, выпустил тунику из рук, а когда восстановил равновесие, то обнаружил перед собой девятилетнего мальчишку.

– Я так и знал, что никакой ты не садовник, – крикнул мальчишка.

Арий облегченно выдохнул. От прохладного осеннего ветерка его руки весь день были покрыты гусиной кожей, но сейчас ему сделалось жарко. Он никогда не мерз перед поединком.

– Когда садовники пугаются, они бросают лопаты и начинают сыпать проклятиями. Они не хватаются за нож и не становятся в боевую стойку. – Мальчишка с вызовом сложил на груди руки и окинул Ария с головы до ног придирчивым взглядом. – Варвар.

Арий протянул руку, чтобы схватить наглеца. С хитрой улыбкой мальчишка тотчас отскочил назад.

– Я знаю, кто ты.

Разумеется, по просторному дому Флавии Домициллы бегали несколько десятков мальчишек-рабов, однако лицо этого показалось ему знакомым.

– Я знаю, кто ты. Я видел тебя в Колизее. Твой последний бой.

– Ты сам не знаешь, что говоришь! – Арий наклонился и поднял с земли нож. – Мое имя Стефан. И я работаю на виноградниках.

– Я видел Варвара.

– У тебя слишком богатое воображение, – сказал Арий, а про себя выругался. Он был так осторожен, старался не высовывать носа из виноградников, старался лишний раз не бывать в доме, разве что в случае крайней необходимости, чтобы отчитаться перед Флавией.

Другие рабы видели его так редко, что им вряд ли было известно, что он садовник, не говоря уже о его гладиаторском прошлом. И вот теперь этот мальчишка, который всего раз видел его в прежнем обличье, узнал его едва ли не с первого взгляда.

– У тебя трехногий пес, как и у Варвара, – стоял на своем сорванец. – А еще у тебя на руке шрам, в том месте, где у гладиаторов бывает татуировка.

– Ожоги бывают у многих. Собаки тоже.

– Эй, я знаю, какие движения у Варвара. Я видел его. Пусть я не смог признать тебя в первый раз, из-за твоей бороды, но даже в первый раз я понял, что садовники так не двигаются.

Мальчишка в буквальном смысле пожирал его глазами.

– Кыш отсюда! – произнес Арий, убирая за пояс нож, и вновь шагнул к источнику.

Мальчишка двинулся за ним по пятам.

– Научи меня.

– Чему?

– Научи! Я хочу стать гладиатором!

Арий в упор посмотрел на него.

– Скажи, какой идиот хочет быть гладиатором?

– Я хочу.

– Уходи. Ступай прочь.

– Прекрати. Ты ведь можешь меня научить. Я уже учусь у стражников, которые обучают сыновей госпожи Домициллы, но они все такие ленивые. Я вот уже целый год как не могу научиться ничему новому.

– Я сказал, кыш отсюда!

Мальчишка бросился вперед и обхватил Ария за колени. Тот тотчас упал, потеряв равновесие. Юный разбойник схватил его за запястье и попытался вывернуть ему за спину руку.

– Научи меня, – произнес он, задыхаясь от натуги.

Арий напряг плечо, и мальчишка отлетел в сторону. А в следующее мгновение его колено уже крепко придавило сорванца к земле, а цепкие пальцы сжали ему горло. От боли мальчишка сложился вдвое под его весом, однако маленькая, но мускулистая рука попробовала заехать Арию в солнечное сплетение. Арий увернулся, и еще сильнее сдавил мальчишке горло. Лицо юного раба тотчас посинело даже под слоем загара, однако молить о пощаде он не стал.

Арий разжал пальцы и отстранился. Мальчишка присел.

– Ну как, ловко я тебя разоблачил? – спросил он с легкой издевкой.

– Приходи завтра, – ответил Арий.

– А почему не сейчас? – упирался мальчонка, поднимаясь с земли. – Кстати, меня зовут Викс.

– А меня Стефан.

– Ну ладно, пусть будет Стефан.

– Что бы ты там ни думал, – предостерег его Арий, – не вздумай распространяться об этом среди других рабов, иначе тебе не поздоровится. Ты понял меня?

– Можешь убить меня, если я проболтаюсь, – пообещал мальчик. – Может, все-таки начнем прямо сейчас?

– Вынь нож, – сказал Арий, сам не понимая, зачем ему понадобилось обучать мальчишку. – Слишком медленно. Ты должен успеть выхватить из ножен кинжал и вогнать его противнику в живот прежде, чем тот успеет сделать вздох. И держи лезвие чуть под большим углом.

– Вот так? Эй, ты заметил, что мы оба левши? Вот это совпадение!