Текст книги "Хозяйка Рима"
Автор книги: Кейт Куинн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)
ЧАСТЬ 5
ЮЛИЯ. В ПОСЛЕДНЕМ ХРАМЕ
Она такая небольшая, эта гробница, эта подземная камера. При желании я, даже не вставая с табурета, могу дотянуться до всех четырех стен. У меня есть свеча, но ее пламя горит неярко, потому что свече, как и человеку, для жизни нужен воздух, а воздуха с каждой минутой здесь становится все меньше и меньше.
Я сидела в мерцающей полутьме и улыбалась.
Веста, спасибо тебе. Я благодарна тебя за многое. За то, что ты позволила мне служить тебе. За мужчину, который полюбил меня. За мужество, которое ты вселила в меня ради спасения сестры. За твой дар, благодаря которому удалось спасти жизнь ее сыну.
Спасибо тебе за жизнь, которая прожита не зря.
Я наклоняюсь и задуваю свечу.
Веста, богиня домашнего очага…
Это ты?
Я не предполагала, что ты так прекрасна, Веста.
Глава 30
– Вкусно, – лениво произнесла я. – И что это?
– Сок одного цветка, – ответил мой возлюбленный-император. Он взял из моих ослабевших рук кубок, и в его глазах я прочла блеск возбуждения.
Ну кто бы мог подумать, что цветочный сок, подмешанный в старое фалернское вино, способен вызвать такое приятное, расслабляющее опьянение! Я устало смежила веки. Пусть император делает все, что хочет, с моим безвольным, безропотным телом. Надо сказать, вкусы у него весьма необычные, но нет ничего такого, к чему нельзя привыкнуть. Что со временем не стало бы источником приятного возбуждения.
Быть возлюбленной самого императора! Уже одно это возбуждает!
Последние три месяца превзошли все мои мечтания. Рукоплескания. Власть. Люди, склоняющие в поклоне головы, когда я гордо прохожу мимо. Люди, униженно умоляющие меня замолвить за них перед императором словечко. Власть, тысячу раз помноженная на власть. Теперь я хозяйка Рима!
Что же касается Домициана… скажу честно, мне не совсем понятно, откуда берутся все эти черные слухи. Да, он мужчина. Вспыльчив, порывист, непредсказуем, но всего лишь мужчина. Я же умею ими помыкать с четырнадцати лет. И какая разница, император он или нет, я никогда не позволю любовнику уверовать в то, что принадлежу лишь ему. Иногда, когда ко мне в дверь стучал императорский вольноотпущенник, я говорила ему, что меня «нет дома». Иногда намекала, что у меня якобы назначено свидание с кем-то другим. Иногда в порыве обожания бросалась к ногам Домициана, иногда загадочно улыбалась. Лишь бы он не утратил своего интереса ко мне.
– Прикройся, – бросил он мне, устало отстраняясь от меня. – А то ты похожа на шлюху.
Он уже потянулся к своим свиткам и восковым табличкам. Я томно подняла руку и спрятала тело под складками шелка.
– Кстати, – произнесла я как бы невзначай, – ты действительно должен что-то сделать с этим своим астрологом. Он совершенный грубиян. Я трижды просила его составить мне гороскоп, и он трижды оставлял без внимания мою просьбу.
– Он видит будущее столь же четко и ясно, как мы все видим свое прошлое, – ответил мой возлюбленный, даже не оторвав глаз от свитков. – Такой глаз, как у него, стоит всего золота Египта!
– В таком случае у него ужасно грубый глаз. Он вечно злобно смотрит в мою сторону.
– А ты не смотри в его сторону.
– Ты сегодня не в духе, господин и бог. – Я перевернулась на живот и подложила под подбородок кулак. Волосы волнами рассыпались, закрыв мне лицо. – Значит, ты держишь подле себя этого астролога из-за его острых глаз. А по какой причине ты держишь подле себя этого гадкого мальчишку, сына Теи?
Собственно говоря, именно это мне и хотелось узнать.
– Неужели тебе приятно на каждом шагу сталкиваться с живым напоминанием о ней? – задала я новый вопрос, когда мой предыдущий не был удостоен ответом.
Домициан перевернул табличку и принялся быстро что-то на ней чертить.
– Господин и бог, ты слышишь меня? – Я пощекотала пальцами ему запястье.
Он отдернул руку.
– Отправляйся к себе. И заодно пригласи сюда моих секретарей.
Оскорбленная в лучших чувствах, я соскользнула с ложа и заплетающимися от зелья пальцами кое-как надела через голову платье. После чего, соблазнительно покачивая бедрами, вышла вон. Домициан даже не окликнул меня. Впрочем, перепады настроения с ним случаются часто, а после казни весталки стали еще чаще. Впрочем, не стоит обращать внимания. В следующий раз я сделаю все для того, чтобы он о ней забыл.
– Смотри под ноги! – раздался у моих ног чей-то голос.
Я подскочила от неожиданности. В середине коридора за дверью личных покоев императора на мозаичном полу сидел, скрестив ноги, сын Теи, и катал в одной руке пару грязных игральных костей. Он вопросительно посмотрел на меня снизу вверх.
– Сыграем? – неожиданно предложил он.
Краем глаза я заметила обычную толпу придворных и вольноотпущенников. Они тотчас навострили уши и вытянули шеи, глядя на двух любимчиков императора.
– Почему бы нет? – ответила я нарочито приветливым голосом и, взяв у него кости, бросила их как можно дальше от того места, где он сидел.
Мальчишка посмотрел на то, как они упали, и присвистнул.
– Да, не везет тебе, Лепида.
– Можно подумать, ты что-то понимаешь в везении.
– Мне оно досталось от матери, – пожал плечами сын Теи. – Все евреи появляются на свет везучими, иначе бы их уже давно не было на свете.
– А что ты скажешь про своего отца? Разве ты не унаследовал от него половину своего везения? – улыбнулась я. – Или гладиаторы уступают в везении евреям?
Мы в упор посмотрели друг на друга. А чтобы доставить зрителям большее удовольствие – ведь фавориты императора всегда находятся в окружении зрителей, я похлопала его по голове. Он тотчас, словно пес, попытался схватить меня за пальцы, но я успела отдернуть руку и сделать шаг назад. Осторожность не помешает. Особенно, с таким, как он. Ведь отец этого дикаря – Варвар.
Я бросила быстрый взгляд через плечо. Сын Теи положил два пальца в рот и издал такой пронзительный свист, который заставил повернуть головы всех, кто был рядом, – и рабов, и вольноотпущенников, и придворных.
– Мой тебе совет, Лепида: моли судьбу изменить ее решение, – крикнул он. – Если не хочешь, чтобы тебя поимели как последнюю шлюху.
До моего слуха донеслись сдавленные смешки.
– Марк? – Кальпурния с улыбкой просунула голову в дверь библиотеки. – Почему ты сидишь в темноте?
– Да вот просто сижу и наслаждаюсь весенним закатом, – улыбнулся в ответ Марк. – Не хочешь присоединиться ко мне?
– С удовольствием! – Кальпурния взяла табурет и села ближе. – Только вот закат почему-то у тебя за спиной, а ты сам сидишь, от него отвернувшись.
– Я обдумываю путешествие. – Марк скатал несколько свитков и отодвинул их подальше.
– Для себя?
– Нет, не для меня.
Для сына Флавии, который сейчас незаметно от посторонних глаз восстанавливал силы в тихом доме в Брундизии. От Брундизия до Пандатерии, куда уже перевезли его мать, короткое плавание. Императрица обещала Марку полную секретность.
– Я позабочусь о Флавии и ее сыне, – сказала она при разговоре Марку с бесстрастным лицом. – Такова последняя воля Юлии. Марк, надеюсь, ты понимаешь, без посторонней помощи ей бы никогда не разыграть свою смерть, чтобы потом найти убежище в храме весталок. Ты ведь…
– Да, я ей помог, – пожал тогда плечами Марк. – Она написала мне в Кремону, когда приступ безумия прошел. После того как она пыталась вспороть себе живот. До этого я не верил ей, но затем поверил. И помог.
В бесстрастных глазах императрицы промелькнул живой блеск.
– Марк… – она хотела что-то сказать, но не закончила фразу.
– Пусть твои секреты останутся с тобой, – вывел его из задумчивости голос Кальпурнии. Пододвинув стул как можно ближе к нему, она подставила лицо лучам заходящего солнца. – Я не стану их у тебя выпытывать.
– Верно, такое не в твоих привычках. Ты понимаешь, Кальпурния Сульпиция, что это делает тебя особенной, не похожей на других?
Кальпурния улыбнулась.
– Я отправила раба проведать Павлина в императорском дворце. Говорят, твой сын не выходит из своей спальни. Разве что на службу.
– И сколько он уже сидит взаперти?
– С момента казни весталки.
Какое-то время оба молчали.
– У Сабины к тебе просьба. – Кальпурния протянула руку, чтобы наполнить Марку кубок. – Она попросила меня тебе ее передать, поскольку считает, что я способна убедить тебя в чем угодно. Завтра она хочет пойти с тобой на гладиаторские бои.
– На гладиаторские бои? – искренне удивился Марк. – Она слишком мала для подобного рода зрелищ.
– По ее словам, она уже бывала на них раньше.
– Я не разрешал ей ничего смотреть. Ей было всего семь лет. Она сидела спиной к арене и играла со своими рабами. Вернее, сидела до того момента, когда император начал швырять на арену людей.
– Думается, это произвело на нее впечатление, раз ей хочется снова побывать в Колизее. Она утверждает, что ей будет интересно взглянуть. А еще она говорит, что там будет Павлин, хотя в последнее время они ни разу не виделись. – Кальпурния улыбнулась. – И это не шутка и не каприз. У нее был точно такой же решительный вид, как и у тебя во время последних сенатских дебатов, когда ты требовал снести трущобы в южной части города прежде, чем те обвалятся сами, а клиенты Публия пытались тебя ошикать.
– Я не подозревал, что ты ходишь слушать сенатские прения, – с улыбкой произнес Марк.
Кальпурния покраснела.
– Я обычно сижу на самой задней скамье.
– Понятно, – сенатор принялся крутить между пальцев перо. – То есть ты считаешь, что я должен взять с собой Сабину на игры?
– Ты спрашиваешь моего мнения?
– К нему порой неплохо прислушаться.
Кальпурния опустила глаза и принялась приглаживать складки платья. Однако Марк все же заметил на ее губах улыбку.
– Хорошо, возьми ее с собой, чтобы она смогла повидаться с Павлином, – возможно даже, ей удастся слегка его развеселить, а как только начнется настоящее кровопролитие, мы всегда можем увести ее домой.
– Нет, если мы ее туда возьмем, ей захочется остаться до конца. Норбаны не привыкли закрывать глаза при виде неприятных сцен. Даже маленькие девочки.
– О, как, однако все сложно! В таком случае, пожалуй, я тоже пойду с вами.
– Ты пойдешь с нами?
– Пойду, и за тобой будет долг. Потому что я ненавижу игры.
– И чем же я тебе отплачу, Кальпурния?
Его собеседница заложила за ухо прядь волос.
– Обед будет готов через четверть часа. Фазан с луком, в сладком перечном соусе.
– Должен ли я сделать вывод, что ты в очередной раз отчитала кухарку?
– Она ужасна. Думаю, я куплю тебе новую.
– Мне казалось, это тебе от меня причитается свадебный подарок.
– Я пока не замужем, Марк Норбан.
Тея– Сегодня его день рождения, – я задумчиво подложила под лицо сжатые кулаки. – Июньские иды. Ему тринадцать.
– Я собирался подарить ему меч, – глухо прозвучал в ответ голос Ария, который в этот момент стягивал через голову тунику.
– Признайся честно, Варвар, ты намеревался разжечь в нем мечты о гладиаторской славе? – поддразнила я его.
Из горловины туники показалась голова Ария.
– Тея, пойми, наш сын сам хочет стать гладиатором. Он дурак.
– Да, он дурак, – согласилась я, почесывая за ушами собачонку, свернувшуюся калачиком у меня на коленях. – В этом отношении он пошел в отца.
Арий схватил меня за талию и усадил себе на колени. Я стукнулась о его грудь. От удара собачонка свалилась на пол и возмущенно залаяла. Арий же привлек мое лицо к своему и впился мне в губы поцелуем. Мое тело тотчас превратилось в сироп.
– Ну вот, – прошептал он, отрываясь от моих губ.
Я улыбнулась, и мои ресницы слегка коснулись его щеки. В такие дни, как этот, ясные и солнечные, когда наш убогий, голый чердак нагревался солнцем, а взгляд Ария заставлял все мое естество петь, мир преображался. И хотелось верить, а не просто надеяться, что все еще может обернуться к лучшему.
– У тебя отросли волосы, – я провела пальцами от шеи к затылку, и вслед им по его коже пробежала легкая дрожь. – Хочешь, я тебя подстригу?
– Нет, с длинными волосами мне даже лучше. Так я меньше похож на прежнего Варвара.
– Знаешь, в твоем маскарадном платье у тебя вообще нет с ним ничего общего.
Когда мы с ним выходили на римские улицы, Арий надевал плотный тяжелый плащ, войлочную шляпу и один глаз прикрывал повязкой.
– Стоит мне высунуть нос на улицу без этого костюма, меня тотчас кто-нибудь узнает. И тогда мне конец.
– Дорогой, – я прикоснулась пальцем к его подбородку, чтобы он посмотрел мне в глаза. – Уверяю, тебя никто не узнал, более того, никто даже не посмотрел в твою сторону. Правда, люди наверняка задались вопросом, что это за странный человек с повязкой на одном глазу, что ходит в жару в шляпе и тяжелом плаще?
– Целых восемь лет мое лицо было самым известным в Риме, – слегка высокомерно ответил Арий.
– Но ведь тебя вот уже пять лет как нет в живых. Толпа помнит тебя смутно, как легенду. Сейчас народ сходит с ума по Турию Мурмиллону, – я протянула ему руку. – Дай мне, пожалуйста, твой нож. Я не могу спать в одной постели с твоей колючей шевелюрой.
Он опустил голову мне на колени, и я с удовольствием срезала выкрашенные в черный цвет локоны. Несколько взмахов ножа, и они уже лежали на грубом шершавом полу.
– По Турию Мурмиллону, говоришь? – неожиданно спросил он.
– О, есть еще один фракиец, который тоже пользуется любовью толпы. Я видела надпись на стене бань на Гранатовой улице. Нет такой женщины, что не вздыхала бы по фракийцу Бребиксу.
– Бребикс, – пробормотал Арий. – Мое имя красовалась на тех банях долгие годы.
Я рассмеялась. Арий повернулся ко мне лицом, и его короткая борода пощекотала мне пальцы.
– В один прекрасный день мы и ее сбреем, – сказала я. – Потому что она жутко колючая и царапает мне кожу.
– Неправда, – возразил Арий. Тогда я стащила с плеча платье и показала красный след, оставленный его щетиной. – Это я? – удивился он.
– Ладно, ничего страшного, – успокоила я его и заставила выпрямиться, чтобы подровнять затылок. – Это просто сила любви, – с улыбкой добавила я по-гречески. Мой Арий. В один прекрасный день ему больше не понадобятся ни борода, ни шляпа, ни дурацкая повязка на глазу. Мы будем с ним жить высоко в горах, где никто даже слыхом ни слыхивал ни про какого Варвара, а если и слыхивал, то ему не будет до этого дела. А наш сын никогда, даже на шаг, не подойдет к арене.
Я отступила в сторону, стряхивая с плеч Ария последние волоски. Однако он вновь притянул меня к себе и усадил на колени. Я склонила ему на плечо голову и, скользнув рукой под тунику, положила руку ему на грудь, ощущая ладонью крепкие, налитые мышцы, а под ними ровное биение сердца.
– Как ты смотришь на то, чтобы нам сходить в Колизей?
– Отличная мысль – он дотронулся губами до моего лба. – Но не для того, чтобы посмотреть игры, а чтобы взглянуть на Викса.
– Правда, мы не сможем сидеть вместе. Женщинам полагаются отдельные места.
– Ничего, ты будешь сидеть рядом со мной, – хмуро ответил Арий.
В течение двух недель мы пытались следить за нашим сыном – сливались с толпой, что следовала за императором во время его ежедневных перемещений по городу. И всякий раз у императорских ног сидела фигура в красной тунике.
– Императорская зверушка, – прозвали его римляне. В народе ходили слухи о том, что это внебрачный сын Домициана. Иначе разве сидел бы этот мальчишка на расстоянии вытянутой руки от императора? Увы, мы не могли даже мечтать о том, чтобы вырвать Викса из императорского плена, а потом бежать с ним куда глаза глядят. Как не было у нас и возможности попасть во дворец. Кто мы такие? Беглый раб и беглая рабыня. Мы не могли никого подкупить.
Даже сумей мы каким-то чудом вырвать назад Викса, куда нам бежать? Да и есть ли на свете место, куда не дотянулась бы рука Домициана?
От этих мыслей ясное утро слегка омрачилось и потускнело. Арий взял меня за руку.
– Пойдем.
Впервые с момента нашего возвращения в Рим мы направлялись в Колизей.
ЛепидаБыло противно видеть, каким восторженным ревом разразилась толпа, когда сын Теи вошел в императорскую ложу и помахал руками.
– Куда лезешь, – прошипела я ему.
– Заткнись, дура, – бросил он мне и опустился на подушку у ног императора. Пылая негодованием, я заняла место по другую сторону от Домициана. Этот мальчишка не просто ублюдок и грубиян. Его красная туника никак не сочеталась с моим розовым платьем и розовыми сапфирами в тон наряду. Я поманила к себе пару рабов с опахалами из страусовых перьев. Во время летних игр в Колизее стоит жуткая духота.
Домициан, как обычно, захватил с собой горы свитков и добрую дюжину секретарей. А вот Викс буквально пожирал глазами арену.
– Вот это да! – воскликнул он, глядя на пространство песка, раскинувшееся под императорской ложей. Обычно в присутствии императора он напоминал каменную статую. Однако сегодня сидел, разинув рот, как любой мальчишка-плебей на верхних галереях. – Получается, быть тенью императора не так уж и плохо. Один вид на арену чего стоит!
– Ты думаешь, твоя мать тоже здесь? – спросил Домициан, пробежав глазами очередной свиток, чтобы затем взяться за изучение нового.
– Откуда мне знать, – пожал плечами Викс. – Цезарь, может, лучше сыграем в кости, пока идет парад? Все равно смотреть пока нечего.
Викс сумел ловко обставить в игре императорского камергера, трибуна, парочку патрициев из рода Гракхов, и даже самого императора, пока я наконец в нужный момент не стукнула его кулаком в плечо, и его рука дрогнула.
– Мошенник! – Император схватил пару костей, выпавших из рукава Викса. – Впрочем, чего еще можно было ожидать от такого ублюдка?
Придворные обменялись недоуменными взглядами.
– А как император поступает с мошенниками? – спросила я своим самым бархатным голоском.
– Мошенников обычно бросают на растерзание львам, Лепида. Даже юных мошенников. Как бы ты отнесся к такому подарку по случаю твоего дня рождения, Верцингеторикс? – спросил Домициан. Впрочем, лицо его оставалось непроницаемым. – Исполнить парный танец со львом на арене Колизея?
– Спасибо, цезарь, я лучше без него обойдусь.
Ага, нотки неуверенности в голосе.
– Мошенник, – выразительно повторил Домициан. – Мошенник.
– Давай я покажу тебе, как нужно мошенничать! – Викс натянул налицо улыбку. – Берешь в ладонь поддельную кость, вот так… – И он ловким движением рук показал, как это делается. – Ну как, теперь понятно?
Император пару секунд молча смотрел на него, а затем тоже расплылся в улыбке.
– Покажи еще раз.
– Вот так. – Викс вложил кости в императорскую ладонь. – Нет-нет, цезарь, вот так, как я показал. И поживее, иначе ничего не получится.
Они сражались в кости все утро – и пока на арене убивали диких зверей, и пока зверям на растерзание бросали христиан. Я нахмурилась.
– А теперь гладиаторы, повелитель и бог. Твое любимое зрелище.
Домициан отодвинул кости в сторону и подался вперед. На арене в первом поединке сошлись чернокожий африканец и фракиец.
– Победит африканец, – изрек Домициан.
– Господин и бог, у тебя наметанный глаз, – негромко сказала я, и все, кто сидел в соседних ложах, поспешили поддакнуть.
– А вот и нет, – заявил Викс. – Африканец слишком неуклюжий. Ему не хватает ловкости. Вон как он зацепился за собственную сеть, когда выходил на арену. Лично я поставил бы на фракийца.
– Вот как? – удивился Домициан.
– Можно подумать, ты что-то понимаешь в гладиаторских боях! – бросила я этому мерзкому наглецу. На мои слова ни тот ни другой не обратили внимания, потому что взгляды обоих уже были прикованы к арене. На какое-то время они даже перестали быть врагами. Передо мной были даже не император и его пленник, а два заядлых любителя гладиаторских поединков.
В конечном итоге этот гаденыш казался прав: фракиец одолел африканца. Затем на арену вышли два нумидийца, а после них два галла. Последовало несколько неплохих поединков. Впрочем, особого удовольствия я не получила. Обычно я люблю решительные, энергичные схватки, но поскольку сегодня император предпочел моему обществу общество какого-то наглого мальчишки-раба, то я…
– Смотрю, у тебя острый глаз, Верцингеторикс, – вывел меня из задумчивости голос Домициана. – Откуда ты взял, что этот македонец проиграет?
– У него похмелье. Ты видел, как он избегал смотреть на свет? – ответил Викс и, засунув себе в рот очередную пригоршню фиг, принялся энергично жевать. Тем временем победители устало покидали арену через Врата Жизни. Тела проигравших уносили с арены рабы. – Обрати внимание на таких бойцов, как вон тот галл, что отрубил греку руку. Лучше злых и поджарых никого нет.
– Вот оно что! – пробормотала я. Сейчас я с ним расквитаюсь. – А откуда тебе это известно?
– От отца, – выпалил он и тотчас попал в расставленные мною сети. – Он был самый лучший. Правила его не касались. Он выходил в бой даже после похмелья и все равно…
Неожиданно он умолк.
– То есть твой отец был гладиатором? – уточнил Домициан, откидываясь на подушку. – А вот это уже нечто новенькое. Предполагаю, что твоя мать поведала тебе, что это был сам благородный Варвар. О, как это трогательно! Великий гладиатор оставляет после себя внебрачного сына!
– Эй! – огрызнулся Викс. – Варвар действительно мой отец.
Придворные захихикали.
– А что, я бы даже поверил, – шепнул кто-то. – Не будь мальчишка такой жуткий лгун!
Я тоже хихикнула этой шутке.
– Кто знает, может, он и не лгун, – произнес Домициан и поставил на место кубок. – Некое внешнее сходство есть. Я встречался с Варваром пару раз, и никогда не забуду его лицо. Мне интересно другое, где ты познакомился с ним?
– После того как я сбежал из Брундизия. Он какое-то время меня обучал, – ответил мальчишка, и я почувствовала, как он нервно поерзал на мраморной ступени.
– Теперь понятно, у кого ты научился обращаться с ножами. – Император задумчиво посмотрел на шрам на ноге. – Скажи, Верцингеторикс, ты хотел бы стать гладиатором?
– …Не-а.
– Лжешь, – мягко возразил Домициан.
– Лжец и мошенник, – я поспешила вставить слово.
– С тобой не разговаривают, дура, – огрызнулся на меня сын Варвара и, расправив плечи, смело посмотрел императору в глаза. – Да, я хочу стать гладиатором. Так же, как мой отец. Вот только мой отец ненавидел игры. Ненавидел их, зато каким бойцом был при этом! Я же буду еще лучше, потому что я их люблю! Ты сам виноват, цезарь. Мой отец – твоя вина, потому что это ты выпустил его на арену. И я тоже твоя вина, потому первый, кому я пустил кровь, – был ты!
По лицу мальчишки градом катился пот, и я чувствовала, как он дрожит всем телом, потому что от его трепетания слегка подрагивал подлокотник моего кресла. Но затем на его лице появилась эта безумная ухмылка – от уха до уха, если не длиннее. Интересно, поднимет ли на него руку Домициан, чтобы собственноручно прикончить на месте? Я очень на это надеялась – удар кинжалом в живот сослужил бы этому наглецу хорошим уроком. Впрочем, если его кровь забрызгает мне мое новое розовое платье…
Домициан метнулся к нему словно молния. Он умел быть стремительным, если хотел. Одним движением он схватил мальчишку за ворот туники и, словно тряпичную куклу, швырнул на арену.
Викс упал на раскаленный песок. Мне было слышно, как воздух с шумом вырвался из его легких. Впрочем, он тут же сел, разевая рот, точно вытащенная из воды рыба. Арена загудела словно улей.
– Верните галла! – спокойно приказал император страже. – Того самого, злобного и поджарого, который отсек греку руку.
Викс поднялся на ноги и принялся безумным взглядом озираться по сторонам. Я подалась вперед. А вот это уже нечто интересное!
Император бросил к ногам мальчишки свой собственный кинжал.
– Давай, покажи, на что ты способен, юный Арий.
– Меч! – произнес тот, поднимая глаза на императорскую ложу. – Дай мне хотя бы меч.
Домициан задумался.
– Господин и бог, – вкрадчиво сказала я. – С кинжалом куда интереснее.
– Верно, – согласился Домициан и снова откинулся на подушки.
Гул толпы перерос в оглушительный рев. Глашатай на арене перевел взгляд с Викса на императора и снова на Викса, натужно соображая, как же лучше объявить поединок, который не был предусмотрен программой.
– А теперь… а теперь еще один бой ради нашего дорогого императора! – выкрикнул он наконец, и его звенящий голос достиг даже самой верхней галереи. – Галл против… мальчика!
Хрустя подошвами сандалий по песку, галл подошел и, встав рядом с Виксом, украдкой покосился на своего противника. Заметив на лице мальчишки выражение ужаса, я хихикнула.
– И где теперь твоя прыть? – крикнула я ему вниз.
– Приветствую тебя, цезарь! – галл выбросил в салюте мускулистую руку.
Император посмотрел на Викса.
– А ты что мне скажешь, гладиатор?
Викс метнулся вперед и всадил кинжал галлу в колено.
Тот вскрикнул. Викс рванул лезвие назад и бегом бросился через всю арену.
Арию показалось, что от ужаса его вот-вот вывернет наизнанку. По спине градом катился холодный пот, в ноздри бил терпкий запах арены, смесь пота, железа, гнилого мяса, застрявшего на клыках львов, запекшейся крови. Ему казалось, что стоит только стряхнуть с себя наваждение, и окажется, что это он стоит на песке арены, в ожидании, когда противник нанесет удар.
Но это был не он.
Это был Викс.
Первый взмах меча галла просвистел над головой Викса. Мальчик испуганно попятился. Однако противник вновь двинулся на него, на этот раз целясь в грудь. Выпад, и Викс отшатнулся назад. Впрочем, острие успело взрезать на нем тунику. Тея сдавленно вскрикнула, и Арий поспешил обнять ее за плечи и как можно крепче прижал ее к себе.
Вспоминай наши упражнения, Викс, – мысленно воззвал к сыну Арий, чувствуя, как ужас сжимает железной хваткой ему сердце. Впрочем, это даже не сердце, а тяжелая глыба льда, но он не позволил ей растаять. Собрав волю в кулак, он постарался направить все свои мысли на крошечный пятачок на арене – пусть это будет их очередной урок в дальнем конце виноградника. Помни, чему я тебя учил. Новичкам здесь пощады нет. Сделав ошибку, ты уже никогда ее не исправишь.
Викс рухнул на одно колено в песок, опираясь на руку с зажатым в ней кинжалом. Галл, подволакивая раненую ногу, шагнул вперед и занес меч.
Тея простонала.
Убей его! – мысленно воззвал Арий к сыну. Нет, конечно, ему меньше всего хотелось, чтобы сын его в тринадцать лет стал убийцей. Но это был Колизей, а Колизей жил по своим правилам. Убей его Викс. Найди способ и убей.
Викс бросил в глаза галлу пригоршню песка. Тот вскрикнул и слепо попятился назад. В следующий миг Викс уже был на ногах и, нырнув противнику под щит, нанес удар.
Арий застыл на месте. Колизей ждал.
А потом из-под тела галла показалась голова Викса. Публика захлопала. Викс медленно поднялся на ноги. Колизей встретил его рукоплесканиями. Когда же Викс вытащил кинжал и дрожащей рукой лезвием стер с лица кровь, Колизей наполнился оглушительным свистом и ликующими возгласами. Ликующий гул не смолкал около получаса. На голову Викса пролился дождь из лепестков роз и мелких монет. Как когда-то на Ария.
Преторианцы вынесли Викса с арены, посадив себе на плечи, обрызгали его короткие волосы вином и принялись дружески хлопать его по спине. Викс ничего этого не замечал. Его как победителя несли к императорской ложе, он же невидящим взглядом озирался по сторонам. Арию тотчас вспомнился его собственный первый бой и его первая победа посреди оглушительного рева трибун.
Ну что, приятель, все совсем не так, как ты ожидал?
– Отдаю вам Верцингеторикса! – Император взял Викса за руку и поднял ее вверх, что тотчас вызвало у трибун новый приступ ликования. Даже трубный глас Домициана с трудом заглушил собой стоявший в Колизее шум и гам: люди топали ногами и рукоплескали – от патрицианских лож до самой верхней галереи. – Верцингеторикс, сын Варвара!
В их крохотной убогой комнатушке Тея лежала в объятиях Ария, убитая горем. Он тоже, закрыв глаза, благодарно прижался к ее напряженному, словно струна, телу. Ему никак не удавалось отогнать от себя картины, жуткие картины, от которых во рту оставался привкус золы. Он словно наяву видел, как споткнулся и пошатнулся Викс. Как он поднялся на ноги. Как бросился на противника с кинжалом в руке. Как нанес свой первый смертельный удар.
А где-то на заднем фоне этого ужаса, демон, что обитал в его сознании, неспешно, кусок за куском, терзал императора.
– Нам придется его убить. – Арий вздрогнул, услышав рядом с ухом чей-то хриплый голос. Он даже не сразу понял, что это Тея.
– Кого?
«Разумеется, императора», – проворковал в знак согласия демон.
– Он сделал это нарочно, чтобы отомстить мне, – взгляд Теи был устремлен куда-то в пространство. – Он знал, что я там буду. И он будет постоянно швырять его на арену до тех пор, пока Викс не умрет. А он умрет. Может, ты и обучал его, но ведь он все еще ребенок.
– Верно.
– И даже если мы выкрадем Викса, Домициан все равно найдет нас. Куда бы мы ни убежали.
– И это верно.
– Значит, он должен умереть. Нам ничего другого не остается.
– Его убью я, – спокойно произнес Арий. – А вы с Виксом бежите из Рима.
Он, конечно, знал, чем рискует, но иного выхода у него не было.
– Нет. – По телу Теи впервые пробежала дрожь. – Нет.
– Но…
– Я сказала, нет! – она повернулась к нему и взяла его лицо в свои ладони. – Есть один человек, которого я хорошо знаю. Мы обратимся к нему. Он что-нибудь придумает.
– Тея.
Она как можно крепче прижалась к нему, и на какое-то время разговоры в комнате смолкли.
– Что ты задумал, Павлин, – поинтересовался Марк, как только за сыном закрылась дверь библиотеки. На своих первых играх Сабина проявила редкое для ребенка самообладание, ни разу не вскрикнула и даже не поморщилась, однако по дороге домой в паланкине с ней случился припадок, и теперь Кальпурния была с ней в ее комнате. Марк бы и сам остался присмотреть за дочерью, если бы в атрий неожиданно не шагнул его сын.
– Павлин, мне казалось, ты сейчас должен быть во дворце.
– Император поручил мне вернуть Викса, – ответил Павлин, переминаясь с ноги на ногу.
– Этого мальчишку? – Марк поморщился. – Теперь в Колизее сражаются дети. О боги, до чего мы дожили!
– Не волнуйся, с мальчишкой все в порядке, – поспешил успокоить его Павлин. – Трясется от ужаса, однако из последних сил пытается не разреветься. Сказал, что убьет меня, если я попробую над ним насмехаться. Скажу честно, мне впервые в жизни было по-настоящему не до смеха.
Павлин обвел глазами бассейн в полу атрия, поднял взгляд на колонны над крышей. Марк пристально посмотрел на сына.
– Не хочешь пройти ко мне в таблинум? – предложил он.
– Хочу, – с готовностью ответил Павлин. – Мне нужно с тобой поговорить. Хотелось бы получить от тебя совет.
– В чем дело?
Павлин встал по стойке смирно. Взгляд его был прикован к стене над плечом Марка.
– Господин, – произнес он тоном легионера, обращающегося к старшему с донесением. – Я пришел к заключению, что император Домициан не годен для занимаемой им должности.
