Текст книги "Хозяйка Рима"
Автор книги: Кейт Куинн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)
Я искренне обрадовалась, когда мятеж Сатурнина в Германии сошел на нет. Потому что император из него был бы никакой. Все знали о его любви к мальчикам, и что бы в таком случае оставалось делать мне? Так что я искренне обрадовалась вместе со всем Римом, когда до нас дошло известие, что мятежники разгромлены. Ведь в этом для меня имелась небольшая личная выгода. Домициан вскоре вернется в столицу. Ради такого события я заранее обзавелась новым огненно-алым платьем, украшенным золотой вышивкой, которое обязательно привлечет ко мне взгляд императора.
– Подумать только, твой сын герой дня! – щебетала я за ужином, обращаясь к мужу. Вообще-то мы с ним теперь почти не виделись, каждый обитал в своем крыле дома, и встречались лишь ради соблюдения приличий. Я уже начала подумывать о том, чтобы купить свой собственный дом в более приличной части города. Сколько можно обитать на Капитолийском холме.
– Да, наш Павлин герой, – пискнула Сабина.
– Неправда, моя милая, никакой он не герой. Павлин самый обыкновенный червяк, который только изображает из себя героя, – я одарила Марка улыбкой. – Яблоко от яблони недалеко падает, не так ли?
Муж посмотрел сквозь меня, как будто я была стеклянная. Кроме того, он не стал сообщать мне главную новость. Я узнала ее от Гнея Апика, моего последнего любовника.
– Префект претория? – Я подпрыгнула в постели как ужаленная. – Император назначил Павлина префектом претория?
– Удивительно, не правда ли? Этот мальчишка не намного старше тебя, – Гней ущипнул меня за грудь, – причем до этого он служил лишь трибуном. Да, высокий прыжок для такого юнца, как он!
Префект претория. Один из самых важных постов во всей империи. Глаза и уши самого императора. Верный сторожевой пес, шпион, командующий личной гвардией императора… Неожиданно Павлин сделался одной из самых влиятельных фигур в Риме.
– Марк, почему ты мне не сказал? – потребовала я ответа у мужа, когда вернулась домой.
Этот вредный старикашка даже не поднял глаз от своих бумаг.
– Думаю, ты уже сама все узнала от своих любовников, не от одного, так от другого.
Я надула губки и, громко топая, вышла вон. Как он смеет держать меня в неведении? Новость, подобная этой, способна все перевернуть. Я не собиралась держать Павлина возле себя на привязи после его возвращения в Рим. Однако теперь все сложилось иначе. Потому что теперь он правая рука императора. Он может каждую неделю доставать для меня приглашения в императорский дворец! Если, конечно, он не забыл меня. Впрочем, вряд ли. А если даже забыл, я ему быстро о себе напомню. Может, стоит написать ему письмо? Прямо сейчас?
А может, мне стоит выйти за него замуж? Интересно, возможно ли такое? Как только речь заходит о кровосмешении, в Риме вытаскивают на свет какие-то нудные, допотопные законы!
Мой дорогой Павлин…
ЧАСТЬ 3
ЮЛИЯ
В храме ВестыПочему-то на алтаре пылают два языка пламени. В глазах у меня двоится. Голод. Он подтачивает мои силы. От него в голове возникают видения. Я словно на тысячи миль улетаю прочь от тела, которое так ненавижу.
– Ты стала такая худая, Юлия, – говорит он мне иногда и хмурит брови. Что ж, даже цезарь, и тот не способен иметь все, что захочет. Я ем, когда он мне приказывает, но стоит ему уйти, как я иду в уборную, и меня там рвет. Я не ела уже неделю. Мое тело вскоре исчезнет, превратится в прах.
Моя сводная сестра Флавия пишет мне письма. Даже из такого далекого места, как Сирия, где наместником ее муж. До нее дошли слухи, и теперь она тоже переполошилась. «Дорогая, до меня доходят в высшей степени нелепые слухи, – написала она мне своим размашистым почерком. – Но люди обожают пересуды. Не иначе как наш дядя вновь поднял налоги, коль о нем говорят такие вещи. Но довольно о сплетнях. Как ты себя чувствуешь, Юстина? В последних письмах ты что-то на себя не похожа…».
Юстина. Так ласкового называл меня в детстве отец. Юстина, потому что я была серьезна, как судья. Никто больше не называет меня Юстиной, никто, кроме Флавии, которая сейчас от меня за тысячи миль, и ей лучше не переживать из-за меня.
А вот Марк переживает, что явно не дает ему покоя. У него такой несчастный вид, и, тем не менее он находит время, чтобы переживать за меня.
– Съешь хоть что-нибудь, Юлия. Поддержи свои силы.
Он считает, что я сошла с ума.
– О боги, дитя мое, как ты исхудала, – ужаснулась, глядя на меня, императрица на прошлой неделе. Ее отношение ко мне ничуть не переменилось, императрица – само спокойствие и учтивость. В ее глазах читается нечто вроде сострадания ко мне.
Это из-за дяди? Или она тоже считает меня сумасшедшей?
Когда он уехал в Германию, я немного ела. Но сейчас он возвращается в Рим. Я получила письмо после того, как Сатурнин был убит, и то, что в нем было написано, вмиг согнало последнюю плоть с моих костей. Правда, когда я перечитала письмо, то не нашла в нем ничего, кроме грубоватых комплиментов. Или это я все придумала? Образы в моей голове, они то возникают, то пропадают. Я закрываю глаза, и единственное, что возникает перед моим мысленным взором, – это пламя.
Веста, богиня домашнего очага, попроси Судьбу оборвать нить моей жизни. Потому что голод забирает ее слишком медленно.
Глава 14
ТеяБрундизий, 90 год н. э.
Мой хозяин дороден, лыс, улыбчив и весел. Однако с обеих сторон его рта залегли две глубокие складки, которые, стоит ему рассердиться, становятся еще глубже. И тогда он из безобидного претора превращается в разгневанного судию. Когда я сегодня предстала перед очами своего господина, возлежавшего в залитом солнцем атрие на серебряном ложе, эти две складки были в два раза глубже обычного. Похоже, меня ждет неприятный разговор, решила я.
В нескольких коротких фразах он сказал мне все, что хотел.
– Прости меня, господин, – негромко произнесла я. – Этого больше не произойдет.
– Ты уже не раз говорила это, Тея. Тем не менее все повторяется, раз за разом.
– На этот раз я буду осмотрительнее, мой господин. Обещаю тебе.
– Я потерял огромные деньги. Более того, если бы все сводилось только к деньгам…
– Я знаю.
Я еще ни разу не видела его в таком гневе и внутренне съежилась.
– Надеюсь, ты представляешь, какую ценность представляет двойная ассирийская флейта? – Ларций смерил меня грозным взглядом. – Мне привезли ее из самих Фив! А сколько сестерциев мне пришлось выложить этому прохиндею-торговцу, разрази его гром! И где теперь моя двойная ассирийская флейта? Разбита в дребезги твоим несносным мальчишкой!
– Он играл в гладиатора, – робко заступилась я за сына.
– Я не знаю, куда мне деваться от этих его игр, – сердито возразил Ларций. – И дело не только во флейте. Вчера он разбил одному из моих певцов нос!
– Он не нарочно. Просто… он был слишком увлечен игрой.
Должно быть, он меня ненавидит, подумала я, однако тотчас постаралась отогнать от себя эту мысль.
– Он ждет за дверью, чтобы извиниться, господин. Ему стыдно, что все так получилось.
В следующее мгновение в атрий вошел мой сын. Он смочил водой непослушные вихры и пригладил их на лоб, от него за милю пахло мылом, а еще он переоделся в самую целую из своих туник. Увы, вид у него был не слишком пристыженный, на что лично я очень надеялась, однако хорошо уже то, что пока с его уст не сорвалось никакой дерзости.
– Верцингеторикс. – Я подтолкнула сына вперед, чтобы тот предстал перед очами Ларция. – Надеюсь, тебе есть, что сказать моему господину.
Викс принялся водить босой ногой по мозаике пола.
– Простите меня.
– За что? – уточнил Ларций.
– Не знаю.
– За флейту?
– Я уже попросил прощения.
– А как же драка с хористом? – подсказала я.
– С этим слезливым нытиком? – Мой сын презрительно поморщил нос. – За него я прощения просить не буду.
– Верцингеторикс! – прошипела я.
– Все понятно, – произнес Ларций. – Ступай отсюда, несносный мальчишка. И только попробуй хоть что-нибудь разбить или сломать!
Второй раз просить моего сына не пришлось. Он тотчас юркнул прочь из атрия.
– Простите меня, господин, – вздохнула я. – Обещаю вам, что устрою ему хорошую трепку.
– Сомневаюсь, что от этого будет польза, однако возражать не стану. Он уменьшает размер твоего наследства.
– Моего наследства?
На мгновение хмурое лицо Ларция осветила улыбка, и он указал мне на табурет рядом с его ложем.
– Это еще одна причина, почему я вызвал тебя. Я изменил завещание, и теперь ты включена в него.
– Ты изменил завещание?
– После моей смерти тебе причитается небольшая сумма. Твои деньги – неужели ты думала, что я прикарманю все, что ты заработала? Нет, я вложил их в дело от твоего имени. Правда, я буду вынужден вычесть из этой суммы ущерб, нанесенный мне юным Виксом. После моей смерти он получит вольную вместе с тобой, – слегка неуверенным тоном добавил Ларций. – И я даже рад, что меня не будет и я не увижу весь тот хаос и разрушения, какие он учинит этому миру.
Ларций улыбнулся. Я же бросилась к нему и прижалась щекой к его пухлой руке.
– Спасибо тебе, о Ларций, спасибо! Ты самый добрый в мире хозяин!
– Да-да, иди и устрой хорошую взбучку своему сорванцу, после чего можешь снова упражняться в своих руладах. Я бы хотел, наконец, услышать от тебя более гладкое исполнение последнего куплета «Серебряного моря».
– Да-да, я непременно поупражняюсь.
С этими словами я поклонилась и едва ли не вприпрыжку покинула атрий. После его смерти я буду свободна! Нет, конечно, пусть Ларций еще проживет долгие годы, но, будь славен, о Господь, в один прекрасный день, когда Викс подрастет, мы с ним оба будем свободны! Я имею немного денег, мы сможем начать новую жизнь. Я смогу зарабатывать сама, петь то, что я хочу, и перед теми, кто мне нравится, оставаться дома, если у меня не будет настроения выступать…
В доме Ларция царила постоянная, но веселая суматоха. Здесь вечно суетились рабы, его знаменитые хористы, флейтисты и кифареды и весь этот домашний балаган удавалось поддерживать в порядке лишь благодаря стараниям Пенелопы, простушки-вольноотпущенницы, которая любила его, как жена.
Заметив мое появление, Пенелопа схватила меня за руку. По ее лицу я тотчас заподозрила неладное.
– Тея, Викса вновь застукали за игрой в кости. На этот раз во дворе, в компании нищих…
Что мне оставалось? Не обращая на жуткий вой, что вырвался из глотки моего сына, я схватила его за ухо и потащила в свою милую уютную комнатку на первом этаже.
– Я ничего такого не сделал! – вопил мой сын. – Это был старый легионер, и он сказал, что если я выиграю у него в кости, он покажет мне свой меч! Точно такой, каким сражаются гладиаторы! Можно мне…
– Нет, никаких мечей, – я отвесила ему затрещину, и он отлетел вперед по всему коридору. При этом он умудрился изобразить, будто наносит удар мечом по каждой мраморной статуе, которая оказывалась у него на пути. Я подтолкнула его вперед.
– А как ты извинялся перед Ларцием? Ты подумал о том, что в один прекрасный день его терпение может лопнуть, и тогда он продаст тебя?
– Ты хочешь сказать, что он продаст меня в гладиаторскую школу? – Викс прижал ободранный кулак к здоровому. – Тогда я научусь рубиться по-настоящему! Я их всех покромсаю на куски. Я…
– Сейчас ты идешь ко мне в комнату, а вовсе не в гладиаторскую школу, – схватив его за рыжие вихры, я поволокла дальше по коридору.
Мой сын тотчас выдал несколько новых проклятий, которые принес с пристани, и я была вынуждена отвесить ему новую оплеуху. Наконец я затащила его к себе. В этом году Викс решил, что он уже слишком взрослый, чтобы спать в одной комнате с матерью, и теперь спал вместе с хористами на чердаке. Не думаю, чтобы хористы были от этого в восторге. Мой сын был рослым для своих семи лет, и его крепкое, загорелое тело было сплошь покрыто шрамами, полученными в драке с главным местным драчуном, во время игры в Юлия Цезаря и галлов, во время трепки, которую ему задал хозяин харчевни, когда застукал его за кражей пива. Мой сын Верцингеторикс, или просто Викс. Я хотела дать ему… скажем так, другое имя, но его мне было больно произносить. Что ж, пусть будет Викс, решила я.
Я бы навсегда его потеряла, не выкупи меня Ларций из портового лупанария. Проституткам не разрешалось оставлять при себе детей. Хозяин заведения наверняка бы велел мне бросить его где-нибудь в горах на верную смерть вместе с другими нежеланными младенцами, невзирая на мои слезы и самые униженные мольбы. Мой сын умер бы без материнской груди на продуваемом всеми ветрами склоне горы всего несколько дней от роду. При этой мысли мне до сих пор становилось не по себе.
– Ты собираешься устроить мне трепку? – спросил он, заметив задумчивость в моих глазах.
– Не сегодня. Но до конца дня будешь сидеть в моей комнате. И никакого ужина.
Викс с довольной улыбкой завалился на мою постель. Разумеется, он не знал, кто его отец – дети рабынь редко имели законных отцов. И ему было невдомек, что отец его – самый знаменитый в Риме гладиатор. Думаю, он пришел бы в восторг, скажи я ему, потому что сын мой мечтал о гладиаторской славе, и подобно тому, как мотылек летит на пламя свечи, моего сына сызмальства манило и притягивало к себе оружие. Слава богу, в Брундизии не было арены, что являлось вечным источником огорчений для моего сына. И скажи я ему, что его отец – это Арий Варвар, он точно бы при первой же возможности сбежал от меня в Рим и пробрался бы в Колизей, даже если для этого ему пришлось бы весь путь прятаться от злых собак. Но я никогда этого не сделаю, ради Ария. Пусть он думает, что между нами все кончено. Теперь нас разделяли двести миль, и я не стала ничего ему сообщать о том, что у него подрастает сын и что этот рыжий семилетний сорванец – точная его копия. Я ничего ему не стала сообщать, потому что иногда лучше ничего не знать.
Рим– Наумахия! – Галлий быстро набросал цифры на восковой табличке. – Морское сражение для грядущих игр! Представляю себе, какие толпы оно соберет! Скажи, ты когда-нибудь видел потешный морской бой? На арену Колизея накачивают водой из Тибра и спускают на нее корабли, на которых вместо матросов – гладиаторы! Кстати, ты умеешь плавать?
Арий осушил последние капли вина в своей кружке.
– Умею.
– Отлично. А не то я насмотрелся на гладиаторов, которые не умеют. Стоит такому свалиться в воду, как он сразу же идет на дно. Мне бы не хотелось, чтобы то же самое случилось и с тобой.
Арий выругался себе под нос и встал из-за стола.
– Иди лучше займись упражнениями! – крикнул ему вслед Галлий. – Ты, приятель, уже не молод, и тебе стоит поддерживать себя в форме.
В новом дворе для упражнений, сооруженном на выигранные им деньги, Арий провел четыре тренировочных поединка. К концу четвертого ему уже не хватило дыхания. Верно, он уже далеко не молод. Сколько ему? Тридцать три? Или тридцать пять? Сколько бы ни было, но каждое утро он просыпается, чувствуя себя полумертвым от усталости, избитым и искалеченным, что порой ему не хватает сил подняться с постели. Тридцать пять лет, восемь из которых отданы арене. Что сказать, долгая карьера, примерно в три раза длиннее отпущенного обычному гладиатору срока. Его поединки планировались на месяцы вперед, его деньги – вернее, деньги Галлия – окупались в несколько раз. Куда бы он ни шел, его повсюду встречало ликование толпы, его приглашали на пиры во дворцы патрициев, его имя знали все – и те, кто сражался на арене, и те, кто с замиранием сердца следил с трибун за поединком. Говорили, что такого великого гладиатора, как он, Рим еще не знал.
«Восемь лет, – тупо подумал Арий. – Восемь лет».
– Еще разок? – с уважением в голосе спросил наставник.
– Нет.
– Спорим, тебе слабо сразиться еще раз, дикарь? – раздался откуда-то со скамеек противный голосок. – Стареешь, Варвар, стареешь.
– Я еще не настолько стар, и одним махом размажу тебя по стенке, карлик.
– Лучше быть карликом, чем дураком. – Геркулес показал неприличный жест. Голубоглазый, бородатый, острый на язык коротыш достигал Арию лишь до пояса. Обычно его комические номера предваряли поединки с участием знаменитого Варвара.
Арий схватил полотенце и вытер потное лицо. Геркулес неодобрительно наблюдал за ним.
– Да ты, я смотрю, совсем запыхался.
– Я просто пьян.
– Ты всегда пьян. Ты как сито. Если хочешь, на, выпей еще. Разбавлено, что ослиная моча, но силенок точно добавит.
И друзья выпили вина. Какое-то время оба не проронили ни слова. Арий прислонился к стене и закрыл глаза. На Геркулесе была дурацкая шляпа с полями, которую он надвинул почти на самые глаза, а ноги его болтались, не доставая земли. Все знали, что друзей Варвара и карлика было не разлить водой.
– Эй, привет! – помнится, крикнул ему Геркулес год назад своим странным, с хрипотцой, голосом. – Я тут новенький. А ты, должно быть, и есть то самое мясо.
– Кто-кто? – не понял Арий.
– То самое мясо, которым потчуют толпу. А я, скажем так, закуска к главному блюду.
С соседнего стола кто-то неодобрительно шикнул.
– Ты дважды подумай, кого ты называешь мясом, малыш.
– А кто он такой, как не кусок мяса? – спокойно парировал Геркулес.
– А ты, я смотрю, болтун.
– Я работал на арене, я колесил с разъездным цирком по провинциям и потому привык давать представления, – ответил карлик. – Номер всегда один и тот же: пусть народ зубоскалит, если ему нравится, главное, чтобы тебе самому при этом не выбили зубы. Как ты сам только что сказал, я болтун. И если бедного карлика кто-то собирается отлупить, – с этими словами Геркулес отвесил Арию церемонный поклон, – то пусть уж это сделает самый главный мастер в этом деле.
Арий поймал себя на том, что улыбается, пусть даже улыбка эта была слегка усталой. Он подтолкнул карлику свою кружку с вином.
– Не хочешь напиться?
И они оба тогда вволю напились.
Геркулес выглянул из-под полей шляпы.
– И что там слышно насчет наумахии, морского сражения? Тебя не иначе как сделают Всемогущим Нептуном, меня же заставят изображать тебя. Меня всегда заставляют изображать твою персону. Тебе, конечно, далеко до меня по части красоты, зато я умею изображать твою насупленную физиономию. К тому же, – хитро добавил Геркулес, – мой член много больше твоего.
– Ты в этом уверен, карлик?
– Боги всегда компенсируют карликам их малый рост, – важно произнес Геркулес. – Те дюймы, которых нам не хватает наверху, спрятаны у нас ниже пояса.
Арий улыбнулся.
– Если я Нептун, то кто такой ты?
– Головастик. Головастики, мой свирепый друг, обычно спасаются бегством, виляя хвостом, когда вокруг них пожирают более крупную рыбу.
– Понятно.
– Может, на этот раз настал твой черед быть съеденным, – тем временем весело продолжал карлик. – Думаю, толпа жаждет увидеть это зрелище собственными глазами. Потому что единственное, чего ты еще не сделал ей на потеху, так это не умер.
– Понятно.
К ним подошла, ковыляя на трех лапах, собака Ария и, свернувшись калачиком у его ног, принялась жевать ремешок сандалий.
– Что за бесполезная псина, – не удержался от комментария Геркулес. – Буквально вчера сжевала мою перчатку. Можно ей дать пинка?
– Неужели Геркулес опустится до пинков бедной сучке?
– Но ведь я же не Геркулес. Он был болван, с какой стороны не смотреть. Но зато, согласись, какое удачное имя для арены! Скажи, а как звали тебя до того, как ты стал Арием Варваром?
Арий улыбнулся.
– Эйриг.
– Эйриг?
– Эйриг.
– Арий звучит лучше, – произнес Геркулес. – Эйриг! О боги, ну и имечко!
– Я сам его уже почти забыл.
– И это правильно, Эйриг, – усмехнулся Геркулес, допивая остатки вина. – Брр, что за бурда! Давай-ка лучше отправимся в «Голубую наяду» и напьемся там.
– А ты снимешь себе девку, которая поверит твоим россказням про карликов и дополнительные дюймы у них ниже пояса.
– Предлагаешь померяться членами, Варвар? Давай, обнажай свой меч, а я обнажу свой.
Глава 15
ЛепидаЧто за тоска!
Я не хотела видеть среди участников наумахии Варвара, но эти игры были главными в этом сезоне, и мне ничего не оставалось, как отправиться на них. И я отправилась. В белом шелковом платье, в золотом ожерелье – не каком-нибудь, а из знаменитого египетского золота! – с веером из павлиньих перьев в руках, сопровождаемая четверкой марокканских рабов, которые шли за мной следом. День обещал быть солнечным и жарким. Колизей был набит до отказа. Толпы криками встречали гладиаторов, приветствовали пленных германцев, ликовали при жертвоприношении Юпитеру белых быков и черных – богам подземного царства. Император, вместе с новым префектом претория по правую руку, удостоился самых бурных рукоплесканий. В императорской ложе Павлин занял почетное место справа от императора. Я в задумчивости не сводила с него глаз. С момента нашей последней встречи прошло полтора года. За время своего отсутствия он побывал в Германии, где подавил мятеж Сатурнина и потом еще какое-то время наводил там порядок. Да, полтора года, но он меня не забыл, судя по потоку косноязычных писем, то рабски преданных, то дышащих ненавистью. Да, сегодня я наблюдаю за играми из ложи Сульпициев (трое или четверо представителей этого семейства были моими любовниками), однако во время следующего праздника я точно буду восседать рядом с Павлином в императорской ложе.
При виде императора трибуны разразились криками и рукоплесканием. Но ничто – ничто! – не могло сравниться с тем безумием, которое разразилось на трибунах, когда на арену выскочил Варвар. Он в щепки разнес корабли и пролил море крови.
– Потопи, потопи его! – истошно вопил плебс, и Арий был готов выполнить любую его прихоть. Наумахию начали четыре корабля, два «спартанских», с синими парусами, и два «афинских», с красными. И вот уже один «афинский» полыхал ярким пламенем. Варвар же забрался повыше на мачту, наблюдая за тем, как его враги суетятся с ведрами воды.
– Берегись! – выкрикнул Публий Сульпиций рядом с моим ухом – он совершенно позабыл о моем присутствии, ибо глаза его были прикованы к «афинскому» кораблю, который тем временем перевернулся вверх днищем. Однако Арий восстановил равновесие и, схватив в кулак корабельные канаты и потрясая мечом, восседал на покосившейся мачте.
– Давай, давай! Всыпь им как следует!
О боги, как он был хорош! Еще как хорош! В эти дни я чаще посещала цирк, нежели игры. Мне было неприятно видеть, как толпа чествует того, кто однажды обрил меня налысо и ушел безнаказанным.
– Не понимаю, из-за чего весь этот шум? – сказала я нарочито громко, когда Арий, соскользнув с мачты, нырнул в пучину рукотворного моря. Увы, никто меня не слушал. К тому же мне и так было понятно, из-за чего весь этот шум.
Зажав меч в зубах, словно пират, Арий вынырнул с противоположной стороны «афинского» корабля. Ухватившись за одно весло, он подтянулся на палубу, сбросил себе на руку меч и двинулся дальше. И еще до того, как другие гладиаторы подплыли к «афинянам» на своей галере, те уже испуганно носились кругами по палубе, а их алые паруса полыхали не менее алым пламенем. Началась настоящая резня, однако вскоре показался Арий. У меня перехватило дыхание. В одном плече у него застрял обломок стрелы, половина волос обгорела, однако на фоне пылающих парусов и гор трупов он был похож на сошедшего на землю Марса. Он даже не обернулся на других гладиаторов. Прыгнув на мелководье арены, он вынырнул, подняв фонтан брызг, отвязал кольчужный рукав и бросил его в воду, и как ни в чем не бывало принялся смывать с лица сажу и кровь. Не обращая внимания на крики, испуганные вопли, искры и треск горящего дерева, он перевернулся на спину, словно мальчишка в пруду, и закачался на воде, подняв глаза к голубому небу.
У меня в глазах защипало. Я поняла, что вот-вот расплачусь. Желудок скрутило тугим узлом, руки дрожали. Рукоплескания, крики, пригоршни серебряных монет и лепестков роз – это безумие продолжалась около часа, пока Варвар спокойно покачивался на волнах посреди кровавого сражения, устало закрыв глаза. О боги, ни одного мужчину в своей жизни я не хотела так, как в эти минуты Варвара! Почему же тогда он не захотел меня? Почему предпочел Тею с ее грубыми руками и загорелым лицом? Почему не меня? Нет, я когда-нибудь вырву у него ответы на эти вопросы, вместе с его кишками! Я отомщу ему за себя!
– Рудий, ему положен рудий, и он его получит, причем из рук самого императора!
Варвар открыл глаза, вытряхнул из ушей воду и, прищурившись, посмотрел на императорскую ложу. Домициан уже поднялся с места и сделал шаг вперед.
Поскрипывая подошвами сандалий, преторианцы проводили его вверх по каменным ступеням. Женщины с визгом вскакивали с мест, чтобы смочить платки в лужах, которые он оставлял за собой. Он слышал слово «рудий». Деревянный меч? Интересно, когда он в последний раз мечтал о нем?
– Поклонись, – прошипел преторианец и подтолкнул его в спину тупым концом копья. Арий поднял голову, глядя на самого могущественного в мире человека.
– Итак, – Домициан буравил его взглядом, – насколько я понимаю, передо мной знаменитый Варвар.
– Да, цезарь.
Домициан слегка насупил брови.
– Господин и бог, – прошипел из-за спины преторианец.
– Господин и бог, – повторил Арий.
– Ты доблестно сражался, Варвар. Я наблюдаю твои поединки вот уже восемь лет, а это немалый срок. Скажи, почему ты до сих пор не повесил свой меч?
– Я раб, господин и бог.
– Говорят, рабы все до одного трусы. – Домициан вытянул руку и щелкнул пальцами. Тотчас с серебряным подносом откуда-то вышел раб. На подносе лежал…
Арий затаил дыхание.
– Рудий. – Домициан постучал пальцами по простому деревянному клинку. – Может, он достанется тебе. Давай, проверим? – И он снова щелкнул пальцами.
К нему тотчас подскочил бородатый толстяк, чей лысый череп украшал венчик кудрявых волос; облачен бородач был в одежды грека-вольноотпущенника.
– Несс, – произнес император. – Ты читаешь будущее с той же легкостью, с какой мы все читаем обычные буквы. Скажи, что ждет в будущем этого человека?
Арий перевел взгляд с астролога на рудий, а затем обратно на астролога.
Несс протянул вперед руку.
– Дай мне твою ладонь.
Арий выполнил его просьбу. Несс сделал вид, будто внимательно изучает линии его руки, потрогал мозоли и шрамы и произнес какую-то тарабарщину. После чего заглянул Арию в глаза.
– Интересно!
– Что интересно? – Домициан подался вперед. – Что ты там увидел?
– Я увидел, господин и бог… скажем так, это очень странная ладонь. Я вижу на ней три смерти.
– Три? – в унисон удивились Домициан и Арий.
– Три. Странно, не правда ли? У всех нас, как правило, только одна. Этот человек один раз погибнет в огне, один раз от меча, а в третий раз умрет в глубокой старости.
– Ты не видишь никакого рудия? – спросил Домициан. Его широкое лицо напоминало каменную маску.
– Ммм, – Несс быстро посмотрел на Ария. – Сказать по правде, нет.
Арий тотчас напрягся, как будто его ударили в солнечное сплетение. Казалось, дождь из лепестков роз застыл в воздухе.
– Жаль, – отозвался Домициан и откинулся к спинке золотого кресла. – Я бы сказал, что он его уже заработал. Унеси, – велел он рабу.
Арий потухшим взглядом проводил свою теперь уже несбыточную свободу.
– От огня, меча и в глубокой старости, – задумчиво произнес Домициан. – Как любопытно, однако! По-моему, это предсказание стоит того, чтобы его проверить на практике?
На какой-то момент их взгляды встретились.
– Ты готов меня убить? – спросили глаза императора.
– Я зарежу тебя, – ответили глаза Ария.
Префект Павлин Норбан посмотрел сначала на одного, затем на другого.
– Цезарь?
Но Домициан лишь махнул рукой.
– Отведите Варвара в его казармы и пошлите к нему моего личного лекаря, чтобы он помог залечить ему раны. Мы не станем гневить богов, лишая их его первой смерти. Смерти на арене.
– Ну как, теперь тебе легче? – спросил Геркулес и пригнулся, потому что в следующий миг над его головой пролетела кружка и со звоном ударилась о стену. – Не понимаю, из-за чего ты так переживаешь? Ты хотел умереть. Ты восемь лет только тем и занимался, что искал смерть. И вот теперь, похоже, ждать тебе осталось недолго.
Геркулес вновь был вынужден втянуть голову в плечи, потому что вслед за кружкой полетела миска.
– Прекрати швыряться посудой, ты, тупоголовый великан. Или ты не видишь, что твоя бедная псина уже трясется от страха.
Арий оскалился, мощной ручищей подхватил пса и удалился в свою каморку. Он со злостью захлопнул за собой дверь, и все равно до него доносились пьяные голоса.
– Мне теперь никогда от него не избавиться, – усмехнулся Галлий. Арий едва не придушил хозяина за то, что тот посмел насмехаться над предсказанием грека. – Если бы не хорошие деньги, какие он мне приносит… Так что да благословят боги нашего императора. Мне до конца своих дней не надо будет заботиться о пропитании.
– Отойди от моей двери, Галлий, – рявкнул Арий в замочную скважину. – Не то я оторву тебе голову!
– А по мне все эти предсказания чистой воды надувательство.
И вновь последовали месяцы кровопролитных поединков. Сражения, в которых участвовал Арий, уже давно проводились по накатанному сценарию, их даты назначались загодя, и он уже давно не выходил на арену чаще четырех раз в году. Теперь все это осталось в прошлом. Ему оставалось лишь одно: сражаться так, чтобы любой ценой ублажить императора. Он сражался, привязав левую руку за спину, обутый в одни лишь сандалии, сражался на раскаленных углях, сражался, хотя арена начинала идти кругом перед глазами от пролитой крови противников и собственных ран. Голый и безоружный, он сражался против набитой лучниками колесницы, вооруженный одним лишь ножом выходил на арену против свирепого льва, сражался верхом против пары разъяренных быков.
И до сих пор был жив.
Сколько раз толпа, как по команде затаив дыхание, в ужасе застывала на месте, пока он выползал из-под поверженного льва или перевернутой колесницы? Сколько раз он встречался взглядом с императором в поединке, который неизменно заканчивался ничьей?
Арий уже потерял счет.
– Что, ищешь собственную смерть? – как-то раз спросил у него Геркулес. – Согласен, все эти нововведения меня тоже не слишком вдохновляют, но только не надо всякий раз смотреть на него свирепым взглядом. Подумай хотя бы раз обо мне! Пока ты жив, мне ничего не грозит, как и твоей псине. Умри ты, и мы с ней будем вынуждены побираться на улице, и нас будут пинать и шпынять все, кому не лень.
– Не от меня зависит, жив я или нет, – пожал плечами Арий. Впрочем, иногда его мучили сомнения, а так ли это.
– Это магия? – как будто невзначай спросил как-то раз Галлий, когда Арий, закрыв глаза, сидел спиной к стене во дворе гладиаторской казармы после кровавой схватки с критянином. – Признавайся, ты часом не принимаешь зелье, какое якобы в Британии варят друиды? Может, это оно делает тебя непобедимым? Я слышал много таких историй.
