Текст книги "Хозяйка Рима"
Автор книги: Кейт Куинн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)
– Это он восседает в зале суда в своем судейством кресле, – рука Павлина быстро набросала картинку. – А это женщина-плебейка пытается доказать, что наследство должно достаться ей, а не истцу, потому что он ей никакой не сын, хотя именно это он и утверждает. И тогда император спрашивает ее: «Ты говоришь правду?» И она кивает: «Да, мой господин и бог». И тогда он говорит: «Отлично, тогда ты можешь выйти на него замуж. Прямо сейчас, на этом самом месте, и тогда наследство достанется вам обоим».
Весталка Юстина улыбнулась и в глазах ее заплясали огоньки.
– И что она сказала?
– Она упала на колени и умоляла его пожалеть ее. Из чего император сделал вывод, что истец все-таки ее сын, и присудил наследство ему.
Павлин покачал головой.
– И знаешь, что он сказал мне потом? Я имею в виду императора. Он сказал, что эту уловку он позаимствовал в юридических архивах императора Клавдия. Но думаю, даже Клавдий не смог бы применить ее с той же ловкостью, что и наш император. Видела бы ты лицо женщины, когда он предложил ей выйти замуж за собственного сына…
Юстина рассмеялась, и Павлин почувствовал себя героем. Юстина смеялась нечасто. Улыбаться – это да, улыбалась она часто, тихой, сдержанной улыбкой, но смеха от нее он почти никогда не слышал. Павлин со вздохом откинулся на спинку кресла.
– Устал? – поинтересовалась Юстина. В белых одеждах она казалась ему прохладной мраморной статуей, почти не отличимой от белых мраморных стен.
– В последнее время я вечно куда-то спешу, – ответил он ей с улыбкой. – И был бы не прочь хотя бы на денек поменяться с тобой местами, посидел бы с удовольствием в прохладной зале, наблюдая за пламенем.
– Ну только к этому наши обязанности не сводятся. Но ты прав, у нас здесь спокойно.
Она была само спокойствие. В последние два месяца у Павлина вошло в привычку заглядывать к ней в гости. Императорское расследование дела о весталках было официально закрыто, однако раз в пару недель Павлин наведывался в храм, чтобы поговорить с Юстиной. Посидеть с ней в зале приема гостей, ибо только здесь любая весталка имела право разговаривать с мужчиной, тихо и спокойно поболтать о всяких мелочах.
– Я скоро женюсь, – неожиданно сообщил он.
– Я слышала. На женщине из семейства Сульпициев, если я правильно помню?
– Да. Ее имя Кальпурния Елена Сульпиция. Как только авгуры объявят благоприятную дату, император устроит по поводу нашей помолвки пир. Кальпурния вдова, правда, вдова молодая и бездетная.
– И это все, что ты можешь сказать про свою будущую супругу? – задала вопрос Юстина.
– Я ее почти не знаю. Впрочем, она производит приятное впечатление, и вообще, я ведь должен на ком-то жениться.
– Неужели?
Павлин пожал плечами.
– Если я и дальше буду ходить в холостяках, люди начнут поговаривать, что я предпочитаю мальчиков.
– Ну среди воинов такое не редкость, – в голосе Юстины Павлину послышались насмешливые нотки, и он искоса посмотрел на свою собеседницу. Для весталки она порой отпускала весьма приземленные комментарии.
– Как, например, мой друг Траян, – задумчиво произнес Павлин. – По его словам, с ними проще иметь дело, чем с женщинами. Возможно, он прав, но такое не для меня. Я возьму в жены Кальпурнию Сульпицию, и она родит мне сыновей, – он вопросительно посмотрел на весталку. – А ты никогда не жалеешь, что ты… не можешь выйти замуж?
Юстина растерянно заморгала.
– Я? Нет, конечно… Такое мне никогда даже в голову не приходило. Мне было девять лет, когда выбор пал на меня. В ту пору, как ты понимаешь, я не думала ни о каком замужестве. А став весталкой, целиком и полностью отдалась служению и никогда не оглядывалась назад. Впрочем, известны случаи, когда весталки выходили замуж – после того как в течение тридцати лет честно исполняли свой долг.
– Правда? – теперь настала очередь Павлина удивиться.
– Такое, конечно, бывает не часто. Жениться на бывшей весталке многие считают дурным предзнаменованием. Например, наша бывшая главная весталка планировала выйти замуж, когда окончится срок ее служения. А вместо этого ее казнили.
Павлин посмотрел своей собеседнице прямо в глаза.
– Ей следовало дождаться окончания срока, а не брать этого мужчину себе в любовники.
– Он был ей никакой не любовник. Они были знакомы долгие годы, но она ни разу не нарушила священного обета.
– Император сам вел расследование. Или ты считаешь, что он мог приговорить ее к смерти, не имея на то веских оснований? Ты даже не представляешь себе, какой он дотошный юрист.
– Ты даже не представляешь себе, с какой серьезностью весталки блюдут свое целомудрие.
Павлин открыл рот, однако тотчас напомнил себе, что со жрицей спорить невозможно.
– Я бы никогда не стал ставить под сомнения слова весталки, – произнес он.
– Я бы никогда не стала ставить под сомнение суждение императора, – произнесла Юстина с улыбкой. – Давай прекратим наш спор.
Лепида93 г. н. э.
Невеста Павлина не представляла для меня никакой угрозы. Кальпурния Елена Сульпиция была дебелой, как кобыла. Толстые короткие пальцы и курносый нос. К тому же старше меня на год. Сначала я сильно волновалась, опасаясь, что моего красавца-пасынка отнимет у меня какая-нибудь пятнадцатилетняя сильфида, но, как оказалось, мне нет повода переживать из-за этой вдовушки. Я видела ее несколько раз, однако ни разу толком не поговорила. И вот теперь уже пошел новый год, и наступило время Луперкалий, а Луперкалии, как известно, это праздник влюбленных, и авгуры наконец объявили благоприятную дату помолвки Павлина и этой его вдовой кобылки.
– О, мой дорогая, какое интересное платье! – воскликнула я, когда она вошла в мои покои, нарядившись по случаю придворного пира. – Смотрю, ты сегодня в голубом? Какой, однако смелый выбор, особенно при твоем цвете лица.
– Благодарю тебя, госпожа Лепида, – спокойно ответила невеста моего любовника. – Ты не могла бы посмотреть, что там с застежкой на моем браслете. Мне кажется, она расстегнулась.
Я склонила голову над застежкой. Ее сапфиры были крупнее, ярче и лучше моих – по случаю праздника я тоже облачилась в голубые тона.
– С ней все в порядке, – ответила я и пристально посмотрела ей в глаза, однако взгляд их был чист и незамутнен, как у ребенка. Никто никогда не напишет од ее глазам. Я слегка ослабила застежку на моей столе, чтобы чуть больше обнажить плечо и подчеркнуть красоту шею. – Павлин, как всегда, опаздывает. Он слишком серьезно относится к своим обязанностям.
– Да, я уже заметила.
Я уже было приготовилась предпринять новую атаку – на этот раз на ее прическу. Сказать по правде, это была даже не прическа, а копна мышиного цвета волос, которая смотрелась совершенно невыразительно, хотя и была перевита нитями драгоценных камней. Но в следующий миг я услышала за спиной знакомые шаги и оглянулась. К нам направлялся Марк.
– Достопочтенная Кальпурния, – улыбнулся он и поцеловал ей руку. – Я только что получил от Павлина записку. Его задерживают какие-то неотложные дела, и он встретит нас прямо в императорском дворце.
Кальпурния кивнула. Похоже, это известие ее ничуть не расстроило, что, в свою очередь, жутко меня разозлило. Было бы забавно понаблюдать за ней, если бы она потеряла голову из-за моего пасынка. В таком случае можно было бы время от времени намекать ей о его чувствах ко мне. Пусть помучается ревностью и подозрениями.
– Отец! – воскликнула, вбежав из атрия, Сабина. – Отец, ты забыл, что обещал позволить мне поправить на тебе тунику.
– Верно, обещал. – Марк наклонился, давая дочери возможность расправить упругие складки. – Ну как, теперь все в порядке?
– Да, лучше не бывает.
– Это твоя дочь, сенатор? – просила Кальпурния, обращаясь к Марку, но не ко мне.
– Да. Вибия Сабина, познакомься, это госпожа Кальпурния Елена Сульпиция.
Сабина улыбнулась щербатой улыбкой.
– Рада познакомиться…
– А где твой поклон, Сабина? – одернула я дочь. – Тебе уже восемь лет. Пора бы помнить о таких вещах.
– Лепида, ей уже девять, – невозмутимым тоном произнес Марк.
– Ну знаешь, если неучтивость неприятна в восемь лет, то в девять и подавно.
Девочка поклонилась Кальпурнии. От меня не скрылось, что на какой-то миг она закрыла глаза, как будто пыталась побороть головокружение.
– Если тебе кажется, что у тебя сейчас начнется припадок, то лучше иди к себе наверх, – сказала я ей. – Не хотелось бы, чтобы ты поставила нас в неловкое положение перед гостями.
– Рада была с тобой познакомиться, Вибия Сабина, – произнесла Кальпурния, когда моя дочь бочком направилась вон из комнаты. – Буду рада новой встрече с тобой.
– Поскольку мы готовы к выходу, – сказала я, накидывая на плечи ярко-голубую пеллу, – то, думаю, нам пора.
Кальпурния и Марк посмотрели на меня. Выражение лица мужа было мне хорошо знакомо – плохо скрытое презрение. На квадратном лице Кальпурнии читалось неодобрение. Что эти двое о себе возомнили? Всю дорогу до дворца я игнорировала их присутствие. Отдернув в сторону занавески паланкина, я наблюдала затем, как плебс предается празднованию Луперкалий. Как обычно, на улицах царило веселье. Самые смелые мужчины разгуливали в набедренных повязках, щелкая кнутами, а из темных углов то тут, то там выползали похотливые любовники. В прошлом году во время Луперкалий моей благосклонности домогались сразу четверо мужчин, они даже заключили со мной пари, что я не смогу одарить ею сразу всех четверых. И что бы вы думали? Я не только одарила их всех, но и еще двоих! Похоже, в этом году таких забав мне не видать. Марк уже прожужжал мне все уши своими делами в Сенате, и вот теперь на меня свалилась эта зануда Кальпурния.
Императорский дворец сверкал огнями. Домициан обычно устраивал официальные приемы в новом дворце, с его огромными парадными залами и причудливыми фонтанами, однако Павлин удостоился чести быть принятым со своей невестой в личных покоях императора. К нам тотчас подскочили рабы, чтобы взять плащи, а роскошно одетые вольноотпущенники повели нас по ярко освещенным коридорам в триклиний, превращенный по случаю помолвки в сказочный мир. Повсюду благородный лавр и орхидеи, на столе золотая посуда и хрустальные кубки. Ради Павлина император не пожалел ничего. По этому случаю он даже снял с себя свою обычную простую тунику и облачился с пурпурные одежды, вышитые золотой нитью, которые стоили никак не меньше месячных запасов пшеницы для города, привезенной из Сирии.
– Друзья мои! – воскликнул Домициан и, сияя улыбкой, шагнул нам навстречу. – Как я рад видеть вас у себя! Марк, – дружеский кивок, Лепида, – поцелуй в щеку, нареченная, – пожатие руки. – Добро пожаловать ко мне в гости!
– Рада видеть вас, – еле слышно произнесла императрица, вся в изумрудах и серебре.
– Извините, что заставил вас ждать! – Это в распахнутые двери вошел Павлин, расправляя на себе складки тоги.
– Ничего страшного! – Император в дружеском жесте положил ему на плечо руку, и я подумала, что слухи вполне могут оказаться верны: Домициан и вправду собирается назвать Павлина в качестве своего преемника. В прошлом году – звание префекта, в этом – наследника, в следующем – вся империя. Бесспорно одно: император был ближе к моему пасынку, чем к кому-либо в Риме. Император Павлин Вибий Август Норбан… И пусть меня обвинят в кровосмешении, но если он станет императором, я заставлю его жениться на мне!
– Итак? – добродушно спросил Домициан, глядя, как рука Павлина робко легла на руку Кальпурнии. – Поцелуй невесту.
Кальпурния покраснела, однако щеку подставила. Павлин нагнулся и легонько прикоснулся к ней губами. При этом он на миг посмотрел на меня, и я округлила губы, как будто приготовилась его поцеловать. Он тоже покраснел и отвернулся.
– Павлин, – это вперед шагнул Марк. – Я рад видеть тебя, мой сын. Давно я ждал этого момента.
– Отец.
Они неуклюже шагнули навстречу друг другу и, избегая смотреть в глаза, обнялись. Впрочем, уже в следующее мгновение Павлин отпрянул назад, как будто обжегшись, а на лице его выступил румянец.
Я хихикнула.
Не успели мы устроиться на ложах с обтянутыми шелком подушками, как рабы тотчас начали ставить перед нами одно блюдо за другим, а своды зала наполнились музыкой. Стол буквально ломился от угощений. Тут были и вазы с засахаренными фруктами, и жареные павлины, украшенные их же яркими перьями, и поросята в медовом соусе, начиненные розмарином и кусками своего собственного мяса. Перед нами барабанщики исполняли свой причудливый танец, а звонкоголосые мальчики из Коринфа услаждали мой слух своим пением, ловкие акробаты возводили из собственных тел причудливые пирамиды до самого потолка из слоновой кости. Не успевали мы опустошить наши тарелки, как рабы тотчас подкладывали нам новые угощения. Домициан понуждал нас есть, есть и есть. Он размахивал жареной павлиньей шеей, с которой на его роскошные одежды капал жир, и на дорогом пурпуре уже появились первые пятна. И я поняла, что он изрядно пьян. Старое фалернское вино лилось рекой, не уступая в полноводности Тибру, и поскольку от обильной еды и выпитого вина мне становилось все жарче и жарче, вполне естественно, что я распустила волосы, а платье соскользнуло с одного плеча. Вот теперь это было похоже на Луперкалии!
Император рассказывал истории про храбрость и мужество Павлина, то и дело восклицая, что такого друга, как он, у него еще не было, и вот теперь он хотел, чтобы весь мир об этом знал. Павлин сидел с остекленевшим взглядом, потому что старался не отстать от императора по количеству выпитых кубков. Щеки Кальпурнии раскраснелись, платье помялось, а сама она в довольно неудобной позе растянулась на своем ложе. В зале было жарко, стол ломился от яств, вино лилось рекой. Однако музыканты старались вовсю, а император возвышался над нами словно некий раздувшийся бог, и нам ничего не оставалось, как набивать себе рты яствами, запивая застрявший в горле кусок вином, и время от времени выкашливать из себя приступы истерического хохота.
Марк сидел рядом со мной – спокойный и невозмутимый, и когда я сквозь пелену легкого опьянения посмотрела на него, то заметила, что его взгляд прикован не к императору, и даже не к Павлину. Его взгляд был прикован к императрице. Точно так же, как и он, – спокойно и невозмутимо – императрица сидела на краю своего ложа и смотрела на него. Было в этом пристальном, задумчивом взгляде нечто такое, что привлекло мое внимание. Однако зал уже шел кругом вокруг меня, повсюду царило безудержное веселье, и я не смогла удержаться от смеха, глядя на потное квадратное лицо Кальпурнии. Я осушила еще один кубок, пролив при этом половину его содержимого на мозаику, и, перевернувшись на спину, расхохоталась, глядя в потолок. Моя стола соскользнула с другого плеча, оголив грудь. Павлин тотчас впился в нее взглядом.
– Обручальное кольцо для невесты! – выкрикнул император. – Павлин, только не говори мне, что ты еще не преподнес его ей. Позволь мне это сделать самому, – с этими словами он схватил Кальпурнию за руку и надел ей на палец, правда, не тот, что нужно, перстень с внушительным рубином. – Теперь вы обручены. Поцелуй ее еще раз!
Павлин легонько коснулся губами ее губ.
– Нет-нет, не так. Похоже, это я тоже вынужден за тебя сделать!
Выкрикнув эти слова, Домициан жадно поцеловал Кальпурнию в губы. Ее сдавленный писк тотчас утонул в барабанной дроби.
– Цезарь, – строго произнесла императрица, впервые за весь вечер подав голос. – Ты испугал бедную девушку.
– Испугал? – Император посмотрел на супругу со злобным прищуром. – Можно подумать, ты что-то понимаешь в поцелуях! Да ты холодна как ледышка, тебя не способен растопить даже вулкан, ты холодная интриганка…
Императрица поднялась со своего ложа. За весь пир ни единый волосок не выбился из ее прически.
– Благодарю вас за прекрасный вечер, – произнесла она, обращаясь сразу ко всем и к никому. – Марк, Лепида, префект Норбан, Кальпурния. Позвольте мне пожелать вам приятного вечера.
– Это точно, – пробормотал император, когда она удалилась, – убирайся отсюда, ты, холодная сука. – Он поманил к себе юного раба, и я, насколько позволяла застилавшая мне глаза пелена, увидела, как тот высыпал в графин с вином какие-то мелко нарезанные листья.
– Что это? – поинтересовалась я заплетающимся языком и хихикнула.
– Трава, если не ошибаюсь, из Индии, – с этими словами он осушил кубок. – Делает мир ярче. Павлин, Кальпурния…
– Мне не надо, – четко возразила та.
– Пей! – Император грубо сунул ей в руку кубок, и половина вина выплеснулась ей на дорогой наряд. Однако Кальпурния повиновалась. Чувствуя на себе презрительный взгляд Марка, я, протянув через стол руку, вырвала у нее кубок и осушила его без остатка. Это было старое фалернское вино, и лишь в последних глотках ощущался горький привкус.
– Великолепно! – выкрикнул, задыхаясь, император. По его лбу градом катился пот. – У нас здесь просто великолепно. Эй, музыку мне, музыку! И пусть кто-нибудь приведет ко мне Афину!
Неожиданно меня бросило в пот. Мозаика на полу бешено пошла кругом, точно живая. Тело размякло и источало жар.
– О боги, мне дурно, – простонала Кальпурния и в изнеможении рухнула на ложе. В следующее мгновение ее вырвало прямо под розовой мраморной статуей купающейся Артемиды.
Я услышала рядом с собой шорох одежд. Это Марк поднялся со своего места.
– Думаю, цезарь, будет лучше, если я отведу Кальпурнию домой. Ей нехорошо, – с этими словами он взял ее под локоть, помогая подняться. – Павлин…
Но Павлин, тяжело дыша, растянулся на своем ложе. Зрачки его сделались такими огромными, что казалась, будто у него вообще нет глаз.
– Ты прекрасна, – пробормотал он, обращаясь ко мне. – Ты прекрасна.
– Доброй вам ночи, – сказал Марк, выводя из зала шатающуюся Кальпурнию.
Кудри Павлина двигались, извивались, подобно змеям. Сгорая от любопытства, я протянула палец и тотчас отдернула, боясь быть укушенной. Он перекатился на бок и, схватив меня за руку, впился жадными губами в мою грудь и плечи.
– Афина! – взревел император, и я, бросив взгляд из-за плеча Павлина, увидела, как в зал, в платье абрикосового цвета, вошла Тея. Сначала она показалась мне совсем крошечной, как будто на другом конце длинного тоннеля, а затем неожиданно сделалась огромной, настоящей великаншей. Камень у нее на шее тоже увеличился в размерах и превратился в разверстую черную пасть. Пока Павлин заплетающимися пальцами пытался расстегнуть пряжку на моей столе, император схватил Тею за руку с такой силой, что его пальцы оставили на ее коже белые следы.
– Пей, – прошептал он и прижал к ее рту кубок, вынуждая сделать глоток. – Пей, и тогда мы все увидим, что ты за богиня.
Когда она, давясь, выпила вино, он поцеловал ее, впиваясь в нее зубами и больно сжимая жадными руками.
Моя стола не выдержала и с треском порвалась, а в следующее мгновение Павлин, задыхаясь, словно загнанный, потный зверь, уже лежал на мне. Я впилась ему в плечи ногтями. Выступила кровь и тотчас начала переливаться в моих глазах всеми цветами радуги. Краем глаза я заметила, как император что-то делает с Теей. Она лежала полуодетая, отвернув лицо в сторону. Павлин превратился в твердый комок плоти, которым он пронзал меня: с его лба градом катился пот, глаза превратились в два черных бездонных колодца, рот приоткрылся в немом крике. Я слегка повернула голову, чтобы посмотреть на Тею, задавленную на соседнем ложе ее собственным потным зверем. Она на мгновение открыла глаза, и наши взгляды встретились.
Наши тела извивались, а мы продолжали смотреть друг на друга. Затем мир вокруг ее лица приобрел прежние очертания и краски. И я увидела всего в паре шагов от себя ее бледное, полное ненависти лицо. Губы искусаны до крови, волосы спутаны и блестят от пота и серебряных цепочек, глаза широко раскрыты, словно под воздействием зелья. Я ненавидела ее, ненавидела лютой ненавистью, ответная ненависть читалась в ее глазах. Я ненавидела ее, пронзенную твердой мужской плотью, точно так же, как и я, и будь у нас такая возможность, мы бы вцепились друг другу в глотки. Придавленные мужскими телами, мы все-таки попытались дотянуться, чтобы выцарапать друг другу глаза. Ее пальцы впились в мои, пытаясь их переломать, я же вогнала ногти как можно глубже ей в руку, и все это время мы сверлили друг друга полными ненависти взглядами. Ее глаза – это последнее, что я видела, пока цвета не померкли в моем сознании, а им на смену пришла бездонная чернота.
– Мне снова дурно, – прошептала Кальпурния, шагая, пошатываясь, рядом с Марком, который поддерживал ее за плечо.
– В таком случае, пусть лучше тебя вырвет, – сказал он своей будущей невестке.
Кальпурния пошатнулась и схватилась за дверной косяк. Марк поддержал ее, не давая ей упасть, а в следующее мгновение ее вырвало.
– Ну вот, а теперь пойдем в атрий. Свежий воздух поможет тебе проветрить голову.
– Мне нужно домой.
– Сначала посиди.
Кальпурния, шатаясь, вышла в атрий и, тяжело опустившись на первую же скамью, обхватила руками голову. Марк подозвал раба, велел принести графин, и сунул ей в руку кубок.
– Пей.
– Я больше не хочу вина. Я не могу…
– Это вода, а не вино. Пей маленькими глотками.
Кальпурния повиновалась. Еще четыре часа назад это была здоровая, цветущая молодая женщина в новом голубом платье. Сейчас же ее было не узнать. Грязное, мятое платье, все в винных пятнах, волосы растрепаны по плечам, на одном ухе не хватает серьги. Кальпурния оглядела себя и, заметив следы рвоты на подоле платья, залилась краской стыда.
– О боги! На кого я только похожа!
– Ничего страшного. Скажи лучше, как ты себя чувствуешь.
Кальпурния выпила еще воды.
– У меня такое чувство, будто сам Вулкан сделал из моей головы наковальню.
– Ничего, это пройдет. Радуйся, что тебя вырвало, и большая часть зелья вышла вместе со рвотой.
– Спасибо тебе за то, что увел меня оттуда.
– Мне показалось, что дворец произвел на тебя слишком сильное впечатление.
Кальпурнию передернуло, и Марк вспомнил ее полное ужаса лицо, когда император жадным поцелуем впился ей в губы, едва ли не кусая их зубами.
– Он всегда такой? – спросила она.
– Нет, – ответил Марк, садясь рядом с ней на мраморную скамью. – Сегодня он был… не похож на себя.
– Я больше туда не пойду, – сказала Кальпурния, пытаясь стряхнуть с платья налипшую грязь. – Ни за что.
– Сегодня ты видела императора в его худшем обличье. Завтра, когда действие индийской травы пройдет, он позабудет все, что произошло сегодня на пиру, и будет обращаться с тобой так, как он обращается со всеми женщинами, а именно, просто не будет обращать на тебя внимание.
– И все равно я не могу.
– Как жена Павлина, ты будешь вынуждена это сделать.
– В таком случае я не стану выходить за него замуж, – с этими словами Кальпурния посмотрела на Марка. На лице ее застыла страдальческая гримаса. – Нет, дело не в нем. Он производит приятное впечатление, когда он не…
«Поедает глазами собственную мачеху».
– Думается, он не слишком будет переживать из-за того, если не женится на мне, я же, я не могу вести такую жизнь. Бесконечные пиры, возлияния и эта индийская трава… Может, моя семья со времен республики и занимает положение в Риме, но я провинциалка. – Кальпурния подалась вперед. – Я выросла в Тоскане, среди виноградников, лошадей и чистых горных источников. Возможно, я должна чувствовать себя польщенной, что сам префект претория выбрал меня в жены, но мое место не во дворце. Тем более в таком дворце.
Марк испугался, что она сейчас расплачется, однако Кальпурния отвернулась и взяла себя в руки. Да, родом из провинции, однако все же патрицианка.
Марк задумался над ее словами.
– Возможно, ты мне не поверишь, если учесть то, чему сегодня ты стала свидетельницей, но и Павлину этот мир тоже чужд.
Кальпурния повернулась к нему.
– Мой сын – простой солдат, немного идеалист и законопослушный римлянин. И то, что ему доверена должность префекта претория, для него великая честь. Однако он еще молод и порывист. И если найдется кто-то, кто помог бы ему твердо встать на ноги, он был бы благодарен этому человеку.
– И ты хочешь, чтобы этим человеком стала я?
– Думаю, у тебя это бы хорошо получилось, – серьезно ответил Марк. – Ты честная и благородная женщина, Кальпурния Сульпипия. Чтобы это понять, не надо быть долго с тобой знакомым. Моему сыну нужна такая жена, как ты. И он сам это прекрасно знает.
– Может быть, и так. – Кальпурния сидела, нервно теребя шелковую складку залитого вином платья. – Но ему нужно не это. Ему нужна… – она не договорила и поспешила прикусить губу. Возможно, она не так давно знакома с Лепидой, но с другой стороны, и короткого знакомства ей оказалось достаточно.
Марк в упор посмотрел на нее.
«Да, твоему жениху нужна моя жена».
И они отвернулись друг от друга.
– Могу я попросить тебя об одном одолжении? – обратился к ней Марк официальным тоном, словно цитировал в Сенате какое-то положение законодательства. – Прежде чем разрывать помолвку, хорошенько взвесь все за и против. Это все, что я от тебя прошу.
Машинально вертя на пальце рубиновое кольцо, Кальпурния посмотрела на него, и Марк подумал, что она готова прямо сейчас стащить проклятое кольцо с пальца и бросить ему под ноги. Но вместо этого Кальпурния подала ему руку.
– Хорошо, сенатор.
– Можешь называть меня просто Марк.
Он взял ее руку в свои и улыбнулся.
– Спасибо тебе.
