Текст книги "Хозяйка Рима"

Автор книги: Кейт Куинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)

– Нет! Нет! Нет!

– Будь с ней осторожен. Она очень хитра, – предупредила Лепида моего покупателя. – Непременно попытается сбежать.

– Я много лет имею дело со шлюхами. – Крепкая ладонь больно ударила меня по щеке. – Успокоилась? Успокаивайся живее, или я велю выпороть тебя. Поняла?

Арий, Арий, где же ты?

Неподалеку, в нескольких кварталах отсюда, в своей каморке на Марсовой улице. Мечтает о родном крае.

– Ты же не будешь использовать ее в городе? – снова донесся до меня голос Лепиды. – Не хочу, чтобы она ставила меня в неудобное положение здесь, в Риме.

Нет. Нет. Он придет. Арий придет и убьет их всех… он обещал мне…

– Я веду дела на юге. Остия. Брундизий. Портовые города. В портовых лупанариях хорошо платят за римских шлюх.

– Прекрасно. – Лепида наконец остановила на мне взгляд. – Я говорила тебе Тея, что не потерплю этого безобразия. Ты тайком убегала из дома, чтобы блудить с гладиаторами…

– Ты следила за мной, – охрипшим голосом отозвалась я.

– Еще чего. Просто как-то раз ночью, несколько дней назад, я выглянула в окно. Мне хотелось узнать, вернешься ли ты с таинственного ночного дела. И ты появилась! Такое страстное прощание… Конечно же, у меня и раньше возникали подозрения… Особенно после той очаровательной сцены на трибуне во время игр. Когда я увидела твои амулеты… Не очень умно, моя дорогая…

Галл, державший меня за локти, немного ослабил хватку, чтобы почесать затылок. Я вырвала руку и влепила моей хозяйке звонкую пощечину. В следующее мгновение плешивый схватил меня за волосы и дернул мою голову так сильно, что у меня полетели искры из глаз.

– Ты мне не сказала, что она злобная, – посетовал он.

– Это не важно. – Лепида забралась в паланкин. На ее щеке горел багровый след от моей пощечины. Достав карманное зеркальце в золотой оправе, моя, теперь уже бывшая, хозяйка, придирчиво изучила свое лицо.

– Теперь ты несешь за нее ответственность, – заявила Лепида. Шелковые занавески опустились, и она скрылась из виду.

– Вставай, девушка! – хмуро процедил плешивый. – Ты меня понимаешь?

Остия. Брундизий. Портовые города, мерзкие лупанарии, грязные немытые мужчины.

Всего шесть часов назад я еще лежала в объятиях Ария и мечтала о том, что мне больше никогда не будет больно.

Я сделала еще один отчаянный бросок в сторону Марсовой улицы. Но меня снова сбили с ног и повалили на землю. Я попыталась кричать, но лишь наглоталась пыли. Вокруг меня двигались в разные стороны ноги, обутые в сандалии: компания молодых трибунов, смеявшихся над какой-то шуткой, матроны, брезгливо обходившие меня стороной, рабы, которые торопились отвести в сторону взгляд, лишь бы не смотреть мне в глаза.

Новый хозяин критически осмотрел меня.

– На нее лучше надеть цепи, – бросил он огромному слуге, стоявшему у него за спиной.

На моих руках звонко защелкнули кандалы. Я отвернулась и, уткнувшись лицом в землю, завыла, как умирающее животное.

– Купить ее? – спросил Галлий и, оторвав стило от восковой таблички, сделал паузу. – Мой мальчик, зачем тебе ее покупать? Ты ведь и без того получаешь все, что тебе нужно, верно? Зачем покупать корову, если можно…

– За мои призовые деньги ее можно купить трижды.

– Твои призовые деньги? Мой мальчик, ты знаешь, куда идут эти деньги? А кто все это устраивает? Кто обеспечивает тебя? Кто договаривается о поединках?

– А кто готов в любое мгновение умереть на арене?

– Но ведь ты жив, верно? – Галлий пухлой ладонью потрепал его по щеке. – Впрочем, в последнее время ты вел себя довольно неплохо, мой мальчик. Пожалуй, ты заслуживаешь награды. Выиграй в следующем поединке, и тогда посмотрим, что я смогу для тебя сделать.

– Хорошо. Согласен.

В ту ночь Арий ждал у ворот сада, но Тея так и не пришла. Это не слишком встревожило его – ей не всегда удавалось ускользнуть от своей похожей на хорька хозяйки. Без Теи постель казалась ему холодной и пустой. Он тосковал по теплу ее тела, по ее рукам, волосам. Арий улыбнулся. В последнее время он научился улыбаться.

Днем он провел учебный бой с тренером, после чего сидел и наблюдал за тем, как остальные гладиаторы отрабатывают выпады и отскоки.

– Ровнее ставь стопу! – крикнул он бойцу-азиату с трезубцем. – Давай, я тебе покажу…

Он поймал себя на мысли о том, что учит других бойцов сражаться, как когда-то братья учили его самого. Настанет день, и он будет учить боевому искусству сына, которого ему подарит Тея.

– Эй, Варвар! – позвал его мальчишка-раб, принадлежавший Галлию. – К тебе пришла госпожа.

Воткнув деревянный учебный меч в песок, он выскочил в коридор, где распахнул дверь своей каморки и улыбнулся фигурке возле узкого окна. Она стояла к нему спиной, накинув на голову капюшон.

– Тея!

В следующее мгновение он застыл на месте.

– Какая жалость, – произнесла Лепида Поллия, сбрасывая капюшон и встряхивая черными волосами. – Но Тея сегодня не смогла прийти.

Арий инстинктивно попятился назад, как будто наткнулся на лежащую посреди дороги гадюку.

– Разве так встречают старых друзей? – Лепида грациозным движением сбросила плащ, оставшись в зеленом платье и с ниткой жемчуга на шее. – Когда-то мы были добрыми друзьями, Арий. Я помню один пир в доме моего отца, когда ты был очень любезен…

– Где Тея? – резко бросил он ей.

– Ее нет, и не будет. Она в другом месте, – ответила Лепида и, присев на край кровати, склонила голову набок, словно любопытная птичка. – Она ушла навсегда, Арий.

Ему показалось, будто в животе у него шевельнулся какой-то холодный клубок.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Мой отец продал ее. Работорговец купил ее и увез из Рима… кажется, это было вчера утром.

Работорговец?

– Куда он ее увез?

– Откуда мне знать? – отозвалась Лепида, разглядывая свои покрытые позолотой ногти. – Какое мне дело до рабов?

В следующий миг комната словно покачнулась, и ее как будто залило ярким, как вспышка, светом. Ощущение такое, будто тебя огрели по голове шишкой щита.

– Знаю, ты любил ее, – продолжила как ни в чем не бывало Лепида, – но она недостойна тебя. В самом деле. Эта девка была готова лечь под каждого мужчину в нашем доме.

Тея. Тея. Вот она, полузакрыв глаза, поет ему. Вот она заливается смехом. Вот целует его, вот показывает, как следует быть нежным. Тея.

– Знаешь, мне было очень неприятно, когда ты предпочел ее мне, – заявила Лепида и прикоснулась к его руке. – Но, думаю, меня можно убедить, попросить, чтобы я об этом забыла. Ты готов убедить меня, Арий?

Тея. Тея. Тея.

Он вытянул руку и сильной ладонью сжал лицо Лепиды. Ее голубые глаза сверкнули, и она игриво укусила его за большой палец.

– Ты… настоящая… стерва. – Арий схватил ее за волосы и оттолкнул к стене.

Она пошатнулась, натолкнувшись на стену, но в следующую секунду Арий схватил нож, лежавший на столике возле постели, и бросил ее на кровать.

– Где Тея? – К белоснежной шее прижалось острое лезвие. – Где она?

Лепида собралась закричать, но сильная рука гладиатора зажала ей рот. В ответ она впилась зубами в его ладонь. Уже не игриво, а злобно. Однако в его крови уже рокотал демон, и он ничего не почувствовал.

– Я зарежу тебя, – прошептал он. – Где она?

Сдавленно изрыгая проклятия в его адрес, Лепида беспомощно барахталась под его весом.

Арий полоснул ножом по ее растрепавшимся волосам и, схватив отрезанный черный локон, ткнул им Лепиде в глаза.

– Я сбрею все волосы с твоей головы, как у прокаженной. Где она? Говори!

Взгляд ее голубых глаз как будто плеснул в него ядом.

Он отрезал еще одну пригоршню локонов.

– Где она?

– В лупанарии, вот где она! – яростно прошипела Лепида, когда он убрал руку. – В лупанарии, в любом лупанарии, где дикари готовы платить за шлюх!

Еще одна пригоршня шелковистых черных волос.

– Где?

– Откуда мне знать? Думаешь, мне есть до этого дело? Где-то далеко, за многие мили отсюда, вот где она! Обслуживает мужчин где-нибудь в Остии или Брундизии. И ты никогда ее больше не увидишь!

И вновь его ослепила вспышка белого света. Лепида Поллия истошно кричала, но он, не обращая внимания на ее возмущенные вопли, методично срезал ей волосы. Ожерелье разорвалось, и жемчуг высыпался прямо в перевернутый щит. Понадобились усилия четырех или пяти подручных Галлия, чтобы оторвать руки Ария от ее горла.

– Мои искренние извинения, уважаемая Лепида! – пробормотал Галлий. – Его ждет самое суровое наказание…

Коротким взмахом руки Лепида велела ланисте замолчать. Как же она безобразна, подумал Арий, глядя на ее побагровевшее лицо и коротко остриженные волосы. Он видел, как шевелились ее губы, изрыгая проклятия, но ничего не слышал. Даже когда ее, изрыгающую проклятия и угрозы, вынесли через дверь и Галлий принялся избивать его, он не услышал ни слова.

В следующем месяце он сражался в Колизее против трех марокканцев, и это был незабываемый бой.

Он вонзил меч прямо в ухо первому, после чего шишаком своего щита пробил череп второму. Когда третий уронил меч и вскинул руку в жесте пощады, Арий голыми руками разорвал ему горло.

В ту ночь толпа на руках пронесла его по улицам, круша при этом окна и посуду, калеча прохожих, а до этого устроив пьяный кутеж. Подняв над головой огромный кувшин, он лил себе в горло вино, сломал челюсть какому-то пьянице, наступившему ему на ногу, а когда какая-то проститутка обхватила его за шею и поцеловала. Арий ответил ей поцелуем, подобно дикарю до крови впившись ей в губы. Он приплелся в гладиаторскую школу ранним зимним утром, в грязной, заляпанной кровью тунике, чувствуя, как головная боль острыми иглами пронзает ему виски.

– Вернулся, – недобрым тоном приветствовал его Галлий. – Следовало бы надавать тебе по голове, как бешеному псу.

Арий пошатнулся, не обращая внимания ни на ланисту, ни на его слова.

– Но мы можем считать себя счастливыми по двум причинам. Во-первых, Лепида Поллия, по всей видимости, решила не говорить отцу о твоем безобразном поведении. Иначе стражники Квинта Поллио уже ломились бы в нашу дверь, жаждая твоей крови. Во-вторых, губернатор Испании прислал тебе вот это в награду за великолепный бой. – Галлий показал Арию тугой кошелек. – Добивайся того, гладиатор, чтобы такие кошельки исправно поступали нам, и тогда будешь жить припеваючи. Ты слышишь меня, мой мальчик?

До слуха Арий донесся лай и злобное рычание.

– Собаки, – сказал он. – Наверно, набросились на кого-то.

– Я еще не договорил. Вернись!

Пошатываясь, Арий перешел улицу и нырнул в гущу собак, которые с рычанием разбежались по сторонам, когда он пинками расчистил себе путь. Разбежались все, кроме одной собачонки, хромоногой маленькой серой суки. Собачонка волочила одну лапу, шкура была покрыта следами зубов. Арий нагнулся, чтобы подобрать с земли камень и размозжить ей голову. Однако псина почти по-человечески посмотрела на него огромными темными глазами, в которых он прочел боль и отчаяние.

Он отбросил камень в сторону и взял собаку на руки, стараясь не прикасаться к ее больной лапе.

– Никакой заразы в моих казармах! – заявил Галлий, перегораживая ему дорогу подолом туники, но Арий шагнул мимо него. – Она, наверно, больная.

Пропустив мимо ушей слова ланисты, он вошел внутрь и захлопнул за собой дверь. В каморке он положил собаку на постель и пристально на нее посмотрел.

– До завтра ты не доживешь.

Каково же было его удивление, когда четвероногая гостья слабо укусила его за палец. Бесполезное хилое создание. Не проще ли свернуть ей шею? Но он предпочел ее накормить: принес из кухни пригоршню объедков и заставил поесть.

– Тея, – произнес он, и его голос прозвучал удивительно громко в пустой комнате. – Так что ли тебя назвать?

При звуке его голоса собака вздрогнула.

– Нет, ты слишком пуглива, чтобы называть тебя Тея. Тея была смелая, она ничего не боялась. Ничего и никого.

Не считая той ночи, когда он проиграл первый бой, когда она с безумными от ужаса глазами ворвалась в казармы и, рыдая, кинулась в его объятия, утверждая, что не переживет, если потеряет его…

– Никакого имени. Ты не достойна имени, все равно ты не доживешь до утра, псина…

Безымянная собака принялась грызть уголок подушки. Арий уткнулся лицом в матрас и заплакал.

Тея

Одним решительным ударом ножа я вскрыла запястье и наблюдала, как из моей руки капает кровь. У меня больше не было голубой чаши, лишь простая медная кастрюля, но мои запястья были покрыты свежими шрамами, и я без особых усилий проводила день за днем с привычным затуманенным взором.

– Тея! – донесся до моего слуха резкий окрик хозяина. – Тея, иди сюда!

Я перевязала руку и встала. На мне было темное платье и выкрашенный в шафрановый цвет парик, какой носят все проститутки. Я ношу эту одежду и парик вот уже два месяца. От меня пахнет, как от сотни немытых мужчин: моряков, рабов, трактирщиков. Кого только нет здесь, в Брундизии, в двухстах милях от Рима.

– Тея!

Спускаясь по шаткой лестнице, я пошатнулась, но не из-за потери крови. За последние дни я выпустила лишь несколько капель. Я хотела вскрыть запястья до самой кости, но не стала этого делать. Во мне зародилась новая жизнь. Зародилась после нескольких часов в холодной каморке гладиаторских казарм, показавшихся мне настоящим раем. Ребенок Ария. В первое мгновение осознание этого повергло меня в ужас. Но когда я занесла над запястьем нож, нож, который вызовет быстрое кровотечение и не даст ребенку появиться на свет, моя рука замерла. Дать ему жизнь? – яростно спросила я себя. Девочке, которая станет проституткой, как и ее мать? Мальчику, который умрет на арене, как его отец?

Но я не нашла к себе сил убить его. Даже если бы захотела. Ребенок Ария Варвара не должен погибнуть от того, что я, капля за каплей, выпушу из себя кровь.

ЧАСТЬ 2
ЮЛИЯ

В храме Весты

Гай мертв. Казнен по обвинению в измене. Мой муж, мой двоюродный брат. Мертв.

Мне нужно быть осторожной. Когда стражники уводили его, Гай осуждающе сверлил меня глазами. Я осталась одна.

–  Новые рубины, Юлия? – спросил меня Марк в следующий свой приход.

–  Подарок. – Ожерелье стягивает мне горло, нитка с огненно-красными камнями. – Подарок моего дяди. – Ему нравится, когда я одета в красное. – «Моя жена носит зеленое, – как-то раз признался Домициан. – Я ненавижу ее. Ты должна носить красное».

–  Он преподнес тебе камни в знак извинения, – тихо пояснил Марк. – Тем самым он дает тебе понять, что не хочет перекладывать на тебя грехи Гая.

–  Грехи? Какие грехи? – Мой голос прозвучал пронзительно громко. Слова извергались из меня, вылетали ураганом, и когда я поведала о голосах, доносящихся из тени, о глазах, наблюдающих за мной из углов, лицо Марка приняло озабоченное выражение. Он заставил меня сесть на мраморную скамью атрия и заговорил совсем о другом. Он стал великим утешением для меня. Иногда он напоминает мне отца.

–  Ты горюешь о Гае, – сказал Марк. – Никто не попрекнет тебя за твое горе.

С Гаем мне всегда было нелегко. После двух недель брака он стал спать на отдельной кровати, и мы встречались с ним только за обедом, где он странно смотрел на меня. И неожиданно до меня доходило, что я снова бормочу что-то невнятное себе под нос и грызу ногти до крови. Он злился на меня, когда я отказывалась есть, хотя стол был накрыт в его новом роскошном триклинии, стены которого украшали позолоченные изображения животных.

–  Я вижу их глаза, – тихо произнесла я. – Они смотрят на меня.

–  О боги, Юлия!

Но я всегда видела эти глаза. Чаще всего – глаза моего дяди. Он велит мне называть его дядей, а не господином и богом.

– Даже господин и бог должен иметь того, кто его не боится.

Но я боюсь его. Ведь он и бог, и господин, во всяком случае, моего мира.

–  Они как аспиды, – задумчиво сказала я Марку. – Его глаза такие черные, как аспиды.

Лицо Марка снова приняло недоуменное выражение.

–  Скажи… Ты здорова, Юлия?

Веста, святая мать, богиня дома и очага. Как я завидую твоим жрицам-весталкам в белых одеждах, к которым мужчины под страхом смерти не смеют даже прикасаться. Я тоже хотела бы стать весталкой. В храме я всегда буду в безопасности, там я не буду видеть никаких глаз.

Веста, храни меня. У меня нет веры ни в кого, кроме тебя.

Глава 8

Лепида

88 год н. э.

Даже новые жемчуга не утешили меня.

– Убирайся! – вскричала я и швырнула в Ириду флакон с благовониями. – Терпеть не могу твою глупую рожу! Ступай прочь!

Рабыня с плачем выбежала из комнаты. Что за тупое никчемное создание! Каждый раз, прикасаясь к моим волосам, она превращала их в стог сена. Я бы с радостью отправила ее на невольничий рынок и нашла себе новую служанку, вот что бы я сделала. Жена сенатора достойна более расторопной и ловкой рабыни.

Но что из того, что мои волосы похожи на стог сена? Какое это имеет значение, когда здесь некому смотреть на меня?

– Лепида! – услышала я знакомый стук в дверь. – Я слышал какой-то звук. Мне показалось, будто что-то упало.

– Это всего лишь упал флакон, Марк. Ирида его уронила. – Я поспешила растянуть губы в притворной улыбке.

Вошел мой муж и ласково поцеловал меня в щеку. Уродливый и совершенно неуместный в моей прелестной, отделанной голубым спальне. От него, как обычно, пахло чернилами.

– Опять был в библиотеке, Марк?

– Я не мог найти «Комментарии» Цицерона.

– Рабы совершенно не способны укладывать твои вещи в нужном порядке. Тебе нужно строже обращаться с ними.

– В этом нет необходимости. Покопаться на полках – для меня немалое удовольствие, своего рода забава.

Забава. Это же надо. Лепида Поллия, любимица Рима, замужем за человеком, который копается в пыльных рукописях ради забавы.

– Как это мило, – промурлыкала я.

– А ты? – Он заглянул мне в глаза. – Надеюсь, ты не слишком скучала?

– Половина моих вещей еще даже не разобрана. Что касается города… – я беззаботно махнула рукой. – Конечно, Брундизий это не то, что Рим, но, мне кажется, я найду чем здесь заняться. В театре показывают новую постановку «Федры». К тому же, я купила себе еще жемчуга. Они были настолько хороши, что я просто не смогла удержаться. – Я улыбнулась, помня об очаровательных ямочках, которые при этом появлялись на моих щеках.

– Покупай себе все, что захочешь, – улыбнулся в ответ Марк. – Вот видишь, я же говорил, что здешняя размеренная жизнь пойдет тебе на пользу.

– Пожалуй, ты прав, – ответила я, продолжая дарить его улыбкой.

– Сегодня на ужин придет Павлин. Кроме него будут еще несколько моих друзей. Это будет настоящий пир. Вот увидишь, тебе он непременно понравится.

Настоящий пир. Удручающе серьезный сын Марка Павлин и несколько старикашек будут болтать о республике. И это после того как я целых четыре года бывала на пирах, где присутствовали сенаторы, губернаторы провинций и знатные римские патриции.

– Конечно, понравится, иначе и быть не может, Марк. Я велю повару приготовить оленину с розмарином, так, как любит Павлин.

– Я попросил его прийти чуть пораньше. Сабина обожает истории, которые он рассказывает ей перед сном.

– Вы оба ее испортите, – театрально проворчала я. – У нее для этого есть няня.

– Но что тут поделаешь, если ей больше нравится истории Павлина? – муж снова поцеловал меня в щеку – о боги, этот ужасный запах чернил! – и, прихрамывая, неторопливо вышел.

Я дождалась, когда он отойдет на почтительное расстояние, и с размаху швырнула в дверь еще одну бутылочку с благовониями. Как же я ненавижу Марка! Ненавижу его, ненавижу, ненавижу!

Соперник согнулся пополам, и Павлин Норбан опустил меч.

– Ты цел, Вер? Я случайно не ранил тебя?

– Ха! – Вер выпрямился и стремительно приставил клинок к горлу Павлина. – Я так и знал, что ты попадешься на мою уловку! Сдаешься?

– Сдаюсь!

Они сунули мечи в ножны и, выйдя из душного зала, зашагали к казармам преторианской гвардии.

– Тебе следует научиться убивать, Норбан. Правнук Августа? Этого по тебе не скажешь. Ты всего лишь вареный моллюск!

Павлин стремительно взял локтем в захват его горло, и они покатились в борцовском поединке по залитому солнечным светом двору. Добродушно выругавшись, пара фехтующих преторианцев поспешно юркнула в сторону.

– Сдавайся! – потребовал Павлин, нажимая на дыхательное горло Вера.

– Сдаюсь! Сдаюсь!

Встав, они направились в бани, где сбросили пропотевшие туники и с наслаждением погрузились в горячую воду бассейна. Вер велел слуге принести графин вина.

– Идешь вечером к Марку?

– Я не смогу прийти, – ответил Павлин, вытирая пот со лба.

– Приглашен еще куда-нибудь? – усмехнулся Вер. – Ужин на двоих где-нибудь в укромном месте?

– Нет.

– Только не надо скрытничать! Ведь это та самая певичка, за которой ты увиваешься… Антония, кажется?

– Афина. Нет, с ней я сегодня не увижусь.

– Я не осуждаю тебя, она прелестна. Правда, дорого стоит. Ждет множества небольших подарков. Во сколько же обойдется тебе ужин на двоих?

– Дело в моем отце, болван. Он сейчас в городе.

– Твой отец? Неужели? А я думал, что он никогда не покидает стен Сената.

– Неужели ты ничего не слышал? Сенат, подобно школе, распущен на летние каникулы. – Павлин жестом отослал прочь банщиков, уже спешивших к нему с маслом и скребками. Он чувствовал себя неуютно, когда рабы соскребали пот с его кожи. По его мнению, воин должен сам следить за своим телом.

– Пожалуй, тогда я сам загляну к твоей певичке. Скажу ей, как ты по ней скучаешь, пока ты будешь вынужден выслушивать все эти разглагольствования о доблестях республики, к тому же излагаемые александрийским стихом. – Банщик энергично провел скребком по его спине, соскабливая пот, и Вер простонал от удовольствия. – Нет, лучше я скажу ей, что ты оказываешь знаки внимания своей очаровательной мачехе.

– Эй! Осторожнее! – предостерегающе воскликнул Павлин.

– Не гневайся, мой друг! Я просто выражаю искреннее восхищение этим прекрасным созданием, усладой мужских очей, которая приходится тебе законной мачехой…

Павлин замахнулся на него полотенцем. Последовало потешное сражение, и на пол со звоном полетел поднос с банными маслами. Павлин жестом поманил к себе банщиков, чтобы те вновь расставили баночки с притираниями ровными, как солдаты на плацу, рядами.

– Знаешь… – Вер опустился на мраморный массажный стол и жестом подозвал раба-массажиста. – Я никогда не думал, что твой отец когда-нибудь женится на юной женщине, которая в три раза моложе его. Мой отец, старый козел, женат уже на четвертой. Но твой…

Павлин принялся щеткой стирать с руки пот. Подобные мысли тоже приходили ему в голову.

– Отец, ты… и эта юная Поллия… она… она, по сути, еще ребенок, – произнес он четыре года назад. – Извини, я не думал…

– Правильное, точное, естественное наблюдение, – улыбнулся тогда отец. – Я знаю, что об этом думают люди… старый сатир и юная дева. Я не против того, чтобы у людей появится повод для смеха.

Щеки Павлина запылали от гнева. Пока он жив, он никому не позволит насмехаться над отцом.

– Кто же смеется? – резко потребовал он ответа.

– Все, – сухо ответил Марк. – Не сердись, сын.

– Но если ты говоришь…

– Говорят, будто я потерял голову из-за молоденькой женщины, которая годится мне в дочери. Люди не знают, что сам император приказал мне жениться на ней, причем вопреки моей воле. Хотя мне кажется, что мы с Лепидой неплохо поладим. – Марк улыбнулся. – Я не строю иллюзий, Павлин. Я гораздо старше ее. Но Лепида хорошо ко мне относится, и мне это по душе.

Павлину неожиданно пришла в голову досадная мысль: его собственная мать была не слишком красива и приятна в общении.

– Приятна? – как-то раз скептически фыркнула его тетка Диана. – Павлин, да она была сущей мегерой.

– Тетя Диана… – начал было он, но так и не смог ничем ей возразить. Ему было всего три года, когда мать развелась с его отцом, десять, когда она умерла, но он хорошо помнил, как она кричала на него и кидалась первым, что попалось под руку. Он вспомнил также, как однажды она швырнула в фонтан атриума все сто сорок два свитка трудов Тита Ливия под заглавием «Аb Urbe Condita».

– Это было не очень удачное издание, – спокойно отреагировал на это отец.

Пожелай Марк Норбан спокойствия в своем преклонном возрасте, он получил бы на это благословение сына, и никто не посмел бы насмехаться над ним. Во всяком случае, в присутствии Павлина Вибия Августа Норбана.

Вер продолжал говорить, и голос его глухим эхом отражался от мраморного стола.

– Я знаю, ты всегда крайне щепетилен в тех случаях, когда тебе требуется помощь отца, хотя и не вполне понимаю этого. Будь Марк моим отцом, я бы уже давно выклянчил себе должность префекта. И если ты не хочешь просить его, чтобы тебя перевели служить в Германию, потому что там сейчас война, то попроси хотя бы за меня.

– Ты все еще грезишь воинскими подвигами и надеешься снискать славу на берегах Рейна?

– Я мечтаю об этом каждую ночь. В своих мечтах я вижу себя триумфатором, вижу, как император возлагает мне на голову лавровый венок. Как жаль, что нас не было рядом с ним у Тап!

– Похоже, ему удалось разбить германцев и без нас.

– Как полководец Домициан пошел в своего брата Тита. Эх, если бы удалось уговорить Руфа Скавра поведать нам, как он сражался вместе с Титом в Иудее! Он рассказал бы немало интересного…

В детстве заветной мечтой Павлина было спасти императора. Встать на пути отравленной стрелы, оттолкнуть руку с кинжалом, разметать орду варваров. Глупые детские мечты. И все же, служить так служить!

«Быть Норбаном – значит служить». Этому всегда учил его отец. Доставить отцу радость, чтобы он мог по праву гордиться сыном, – с этим не идут ни в какое сравнение венки триумфатора.

– Хватит нежиться. Вставай! Пора предстать пред отцом и его красавицей женой, – поддразнил Павлина Вер. – А я вместо тебя передам привет Антонии.

– Афине.

– Может, я передам ей и кое-что еще…

Павлин швырнул в наглеца скребок.

– Павлин! Ты пришел!

Этот радостный крик донесся до слуха Павлина, стоило ему перешагнуть порог отцовского дома. В следующее мгновение что-то налетело на него на уровне коленей. Павлин со смехом нагнулся и подхватил на руки свою четырехлетнюю сводную сестру.

– Как ты подросла, Вибия Сабина! Да ты стала настоящей невестой!

Он шутливо растрепал каштановые волосы малышки, и та залилась веселым смехом. Сабина была маленькой, по-птичьи хрупкой, с сияющим от счастья личиком. Павлин был страшно рад, когда она появилась на свет. Ему всегда хотелось иметь сестру. И хотя ребенком Сабина была болезненным, будучи подвержена относительно легким припадкам падучей, смех этого маленького создания напоминал серебряный колокольчик или журчание струй в выложенном голубой плиткой фонтане посреди атриума. Откуда-то из внутренних покоев, прихрамывая, вышел Марк и встал, с улыбкой глядя на сына и дочь.

– Сабина, где твой поклон? – вслед за мужем в атрии появилась Лепида – в розовом шелковом одеянии, с ниткой розового жемчуга на шее. Как же она была хороша! У Павлина не укладывалось в голове, как эта красавица может быть матерью Сабины. Лепида казалась такой нежной и слабой, грациозной, как лань, не способной поднять ребенка на руки, не говоря уже о том, чтобы выносить его и произвести на свет. Живое обезьянье личико Сабины сделалось серьезным, и она забавно поклонилась сводному брату. Тот шутливо отдал ей преторианский салют и хитро подмигнул.

– Так-то лучше, – заметила Лепида. – Ступай прочь. Марк, твои гости собрались.

Сабина молниеносно скрылась. Лепида, похожая на райскую птицу, последовала в облицованный серым мрамором триклиний. Марк обернулся к сыну.

– Извини, что не написал раньше, Павлин. Неожиданный приезд. Я знаю.

– Я тоже удивился. Наверно, у тебя изменились планы?

– Да, – коротко ответил отец. – Я позднее все тебе объясню. Думаю, ты узнаешь моих гостей. Друз Эмилий Сульпиций, Аал Соссиан, этот молодой несносный Урбик из Септемвириев. Впрочем, ума ему не занимать….

Званые ужины Марк Норбан устраивал нечасто, и все они были в одинаковой степени скучны. Те же самые гости, та же незамысловатая еда, все тот же седобородый оратор, декламирующий греческие стихи (почему ораторы греки всегда имели седые бороды?), то же самое добродушное философское подшучивание друг над другом. В детстве подобные ужины навевали на Павлина отчаянную скуку. С тех пор отношение к ним у него нисколько не изменилось, но теперь он хотя бы понимал, что за столом отца собирались лучшие умы империи. Когда кто-то из гостей начинал цитировать Платона (а они делали это с завидным постоянством), Павлин от скуки не знал, чем себя занять. Впрочем, ему было по-своему приятно наблюдать за своим скромным отцом, который умел столь непринужденно держаться в обществе величайших умов Рима. Ему было приятно думать, что отец и в самом деле блистательный мыслитель, каким он казался ему в детстве.

Сегодня он выглядит даже лучше, чем раньше. Более аккуратен, полон достоинства. Это, конечно же, благодаря Лепиде. Павлин бросил взгляд на свою юную мачеху.

Откинувшись на подушки, она лакомилась виноградом из серебряной чаши – такая юная, и как ему показалось, такая по-детски ранимая. За весь вечер она едва ли произнесла хотя бы слово. Неожиданно Павлин ощутил прилив симпатии к ней. Наверняка, она чувствует себя неловко, не понимая многое из того, что обсуждается сейчас за столом. Зато теперь она жена образованного и мудрого человека. Лепида действительно очень молода, ей двадцать один год, она всего на два года моложе его. Но выглядит совсем юной, лет на шестнадцать, – как тогда, когда он впервые увидел ее под красной вуалью невесты. И Павлин улыбнулся ей через стол.