Текст книги "Приключения иммигранта - Алистер (СИ)"

Автор книги: Кэтти Джемисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

– Ох, Ленни, спасибо!

Глядя на сияющую девочку, можно было не сомневаться, что вопросов у нее – завались, и все – как назло – технические. Вот же влип! И Ленни наверняка привез его сюда именно за этим... А нельзя, интересно, вызвать биолога? Или, еще лучше, раздать им тест на эту тему... Витани вскарабкалась на крутой берег и предложила пойти в тень. Ленни, естественно, не возражал – удобно устроился под цветущим кустом, разделил на три части кулек засахаренных фруктов из кармана и с явным интересом слушал вопросы невинной девочки, половину которых Алистер просто не понимал. Витани, не смущаясь, спрашивала и так, и эдак, теребила Ленни "перевести", а у Алистера голова шла кругом от разных-и-мелких частей клеток и разных-и-крупных пороков организма. Он тонул в полузнакомой терминологии, понимал, что тонет, понимал, что Ленни это видит, отговаривался тем, что недавно закончил колледж и не был допущен к собственно разработкам, но от всех этих оправданий проку было – что мертвому от припарок, потому что Витани продолжала спрашивать, а насмешливые искорки в глазах Ленни становились все заметнее и заметнее.

В конце концов девушка исчерпала запас пригодных к обсуждению тем, заметила, что "ей надо обратно к детям", поблагодарила Алистера за беседу, а Ленни – за то, что объект беседы был доставлен к ней по месту жительства, и плюхнулась обратно в воду, где дети уже с полчаса играли во что-то, поразительно напоминавшее морской бой.

– Пошли? – предложил Ленни, поднимаясь. – Раз уж Цай-Лио сегодня готовит.

– Вроде не похоже на ваши имена, – осторожно заметил Алистер. Его спутник должен быть полным идиотом, чтобы не начать хотя бы подозревать неладное после этой беседы с любопытной Витани, но оправдываться было бы глупо.

– И не должно быть похоже, она иммигрировала к нам. Как Бенджамен. Обычно она не возится на кухне, но когда на нее находит, весь остров на седьмом небе от счастья. А потом, затаив дыхание, ждет следующего раза.

– Так хорошо получается?

– Сейчас сам оценишь.

Пироги у Цай-Лио, кто бы она ни была, получились действительно потрясающие, со сладкой сочной начинкой и поджаристой корочкой. Ленни в храме, похоже, любили и знали – все норовили подложить ему порцию побольше, приглашали поиграть, спрашивали о тысяче общих знакомых и – шепотом – о том, приедет ли на солнцестояние Элис. Про знакомых разведчик с явным удовольствием отвечал, про таинственного Элиса – нет. Когда они, с распиханными по карманам остатками пиршества, вышли на вольный воздух и направились к катеру, Алистер рискнул спросить, кто такой этот страшный Элис и получил несколько неожиданный ответ:

– Шеф разведки, мой начальник.

– А что он будет делать здесь?

– Тут у нас подрастают будущие коллеги, мы за ними приглядываем.

– Ты поэтому здесь всех знаешь? – Информация насчет "будущих коллег" была бесценной; знать бы только, с какой стороны начать ее рассматривать.

– Поэтому тоже, но я вообще люблю детей. А что не спрашиваешь, "что значит "подрастают""?

– Хотел спросить, но постеснялся, – "признался" Алистер, который на самом деле задавать такой прямой вопрос просто не рискнул бы.

– А. Ну я тебе так скажу. Майра сделала новую генную модификацию, чтобы от вас нельзя было отличить. Лет через двадцать-тридцать будут готовы к работе.

– А как они к этому относятся? – осторожно спросил Алистер. Понятно, конечно, что отношение детей мало кого интересует, но вот отношение взрослого к этому процессу хотелось бы знать...

– Как ты думаешь? В этом возрасте все мечтают быть шпионами... Это пройдет попозже. Если к тому моменту, как они смогут начать работать, пятнадцать процентов согласится отправиться в поле, – хорошо.

– А ты сам был когда-нибудь "в поле"? – Алистер выпалил это, все еще пытаясь переварить только что полученную информацию и следующие из нее выводы... Выводы были странные. Верилось скорее, что ему морочат голову, чем что имперцы согласны вбухать кучу денег и сил в производство, воспитание и обучение мутантов строго заданной категории, а потом отпустить большую часть их гулять, где пожелается; но если последнее правда, то... что? То федерационное понимание структуры имперского общества абсолютно не соответствует истине.

– Был, – спокойно ответил Ленни, и катера распахнулся перед ними, как будто управляемый сенсором движения. – И не раз. У вас тоже. Но деткам будет легче; я-то от каждого медицинского сканера шарахаюсь. Что ты застыл, пристегивайся, я же тебе показывал, как.

Дорога до Тейринна прошла в молчании. Ленни был, похоже, не расположен болтать в воздухе – он и в прошлый раз, кстати, молчал, а Алистер не мог придумать вопросов, которые не выдали бы его с головой, – и так уже он влип, дальше некуда. И, в любом случае, ему было о чем подумать. Количество нестыковок и противоречащих друг другу фактов зашкалило за все мыслимые пределы. Никак не сочетаются зверские телесные наказания, военная диктатура (полиция "сотрудничает" с армией – история Федерации тоже знавала такое сотрудничество), до зубов вооруженное население и прекрасно вышколенная армия со свободно-идиллической школой, где подростки с генетическим кодом идеальных убийц прогуливают с разрешения учителя уроки и швыряются острыми предметами в гостей острова, где дети изучают географию в воде и на свежем воздухе, иммигрантка, пекущая всеми любимую сдобу, занимается этим от случая к случаю, "когда на нее находит", а восемьдесят пять процентов идеальных шпионов (если Ленни, конечно, не врет) станут заниматься чем бог на душу положит, а не тем, ради чего государство угрохало на них кучу средств. И не сложить это все в одну картину, хоть разбейся, а если предположить, будто что-то из вышеперечисленного разыграно специально для него, то непонятно, что именно, и почему именно так... Такие дела. К тому моменту, как катер приземлился рядом с тейриннским дворцом Анаренн, Алистер запутался полностью.

– Устал? – спросил Ленни, жестом приглашая спутника следовать за ним.

– Немножко.

– Сейчас отдохнешь, если захочешь. Пошли, покажу тебе кое-что.

Через задний, неохраняемый вход они попали в тенистые коридоры, прошли по лестнице в подвальные этажи. Ни намека на пропускной пункт – гуляй кто хочет. У третьей двери после лестницы Ленни остановился, распахнул толстую пластиковую панель и пригласил: "Заходи". Алистер вошел и, терзаемый нехорошими предчувствиями, огляделся. Небольшая облицованная камнем комната, экран во всю стену, кровать, табурет, стол со стопкой бумаги и пигментных палочек, которыми тут пользуются для письма, полуоткрытая дверца в ванную. Ленни постучал по экрану, и серая панель приняла глубокий синий цвет.

– Где мы? – спросил Алистер.

– Во дворце. Тебе же Алли показывал. Я хочу, чтобы ты посмотрел это кино. У нас с Алли и Райвеном были коллеги. Немного постарше нас. Семь лет назад они впервые полетели на территорию Федерации, их взяли в плен. Не так давно мы узнали, что с ними стало. Запись длинная, если захочешь отдохнуть, скажи "стоп", запустить обратно – "старт". Поесть тебе принесут.

Синий цвет на экране перешел в черный, в середину вплыла эмблема космофлота Федерации.

– Мне очень жаль ваших коллег, но причем тут я? – спросил Алистер, хотя внутри у него все дрожало, как натянутая струна, и ясно было, что притворяться поздно.

– Ты думаешь, я начну с тобой по этому поводу препираться? – удивился Ленни, открывая дверь. – Смотри кино. О "причем" – потом поговорим.

«Смотреть кино» было поначалу интересно, тем более что Алистер абсолютно не сомневался, что ему показали чистую правду. Дело даже не в стандартной эмблеме космофлота и не менее стандартной заставке «Секретные материалы, если у вас нет кода допуска, остановите запись и позвоните по телефону...» – это легче легкого скопировать, и даже знакомых майора и генерала, тогда еще в других погонах, несложно вклеить в запись. Сомнений не оставляла сама динамика разговора с юным, лохматым, временами ироничным пленным. Даже его феноменальное бесстрашие после виденного на Гизаэлле не удивляло – парнишка разговаривал с ведущими допрос специалистами живо и свободно, казалось, совсем не мучаясь мыслями о том, «что с ним сделают, если». На что-то он отказывался отвечать, о чем-то говорил легко и, похоже, надеялся, что разговорами дело и ограничится.

Когда Алли принес ему ужин, Алистер остановил запись и спросил: "Долго я должен это смотреть?"

– Сколько скажем, – улыбнулся имперец. – А тебе совсем не любопытно?

– Сначала было, но сколько же можно одно и то же? – нагло соврал Алистер.

– Хочешь выжимку вместо полной записи? Не вопрос. – Алли просвистел переливчатую трель, и картинка на экране замутилась. – Действительно, не целый же месяц без сна и отдыха тебе тут сидеть. Хочешь уехать к Бенджамену на ночь? А завтра с утра я тебя подберу.

– Хочу, если можно.

– Почему же нельзя? Только ты поешь сначала.

Да уж, "почему нельзя"! Куда он отсюда денется? Сбежит в джунгли, в гости к ядовитым змеям, паукам и прочим тиграм? Преодолев для начала вплавь черт знает сколько километров до соседней земли. Это способ самоубийства, а не побега, уж не говоря о том, что неясно, чего этим побегом можно добиться – ведь с планеты не убраться никак, разве что на катере, которым он не то что не умеет управлять, а даже и не представляет себе принципов интерфейса. Алистер принялся за еду, совершенно не чувствуя ее вкуса. Хорошо еще, в горле не застревает. Невозможно их понять! Ленни был мрачен, как могильная плита, а Алли в прекрасном настроении. По одному и тому же поводу. Но не развлечения же ради они заволокли его смотреть пленки? Какие-то подозрения у них должны быть. Какие? И, главное, есть ли шанс эти подозрения усыпить невинным поведением, или это дохлый номер?

Алли присел на кровать и развлекался наблюдением за подопечным, пока тот не доел последний кусок.

– Пошли? – предложил он, вставая. – Может быть, у тебя вопросы есть?

– У меня много вопросов, потому что я совсем ничего не понимаю сегодня, – искренне пожаловался Алистер, следуя за провожатым и чувствуя, как ему становится легче дышать с каждым приближающим его к свежему воздуху шагом, хотя на самом деле от его местонахождения ничего не зависело. – Я не могу себе представить, как вы держите мутантов в узде без химических блокираторов, не знаю, зачем мне смотреть эти пленки, не понимаю, почему Ленни так сердился... Или он дружил с этим вашим коллегой? Миэли Ра-Тайнэ он назвался, кажется, так.

– С Миэли все дружили, он был чудесным парнем, – ответил Алли, придерживая дверную створку. – Я чуть помладше, а Ленни его даже лично знал. Миэли ухаживал за его старшей сестрой перед отлетом.

– А почему "был"? Его казнили?

– В конце концов, – подтвердил Алли. – Но ты увидишь. А смотреть пленки тебе затем, что знать правду о своей родине вообще полезно.

– Мне очень жаль, – честно сказал Алистер, хотя жалел он, разумеется, не захваченного и казненного парнишку.

– У шпионов такая работа, – весело улыбнулся Алли, направляясь к стоящему на заднем дворе катеру. – Казнь – это мелочи, бывает хуже. Что ты еще спрашивал? Про детей? Дети совершенно замечательные, и держать их "в узде" не нужно, нужно только опекать и развлекать. Ты не любишь малышей? Как тебе скучно жить, наверное... Заходи и пристёгивайся. Смотри, какой закат сегодня малиновый! А вон там фрегат идет, прямо как картинка! Тебя не укачало в прошлый раз на паруснике?

Алли щебетал как канарейка, но Алистер не верил ни одному его слову, кроме "у шпионов такая работа". Паразит. Это надо уметь – язвить таким милым тоном и с таким доброжелательным выражением лица. Профессионал, мать его! Долго тренировался перед зеркалом...

– Алли, а сколько тебе лет? – спросил он наконец, когда имперцу наскучило расписывать действительно очень красивый, но совершенно не интересовавший Алистера закат. Управлять транспортом это ему явно не мешало.

– Шестнадцать, а что?

– Интересно.

– Про кого еще интересно? – Алли с милой улыбкой обернулся к нему. Катер продолжил движение к посадочной площадке совершенно самостоятельно.

– Я не так много ваших знаю. Ну, Бенджамен, Тэфи и Ленни, например.

– Бенджамену двадцать шесть, Тэфи, по-моему, двадцать с чем-то, Ленни девятнадцать. – Катер коснулся грунта, и удерживавшие Алистера ремни упали на пол еще до того, как он успел до них дотронуться. – Беги теперь спать, я за тобой завтра после завтрака заеду.

В эту ночь Алистер долго не мог заснуть, мысленно прогоняя в голове события сегодняшнего дня и с каждым новым воспоминанием все больше приходя к выводу, что имперцы не оставят его в покое, пока не убедятся... в чем? Его легенда не выдержит пристального изучения – она уже трещит по швам из-за биологии. Правда, больше ни на чем его поймать, вроде, не пытались. Плевать на биологию, он, в конце концов, мог соблазниться нелегальным заработком потому, что был круглым двоечником по всем предметам. Его целенаправленно, и, что уж греха таить, успешно, пытаются запугать, но пытаются ли его целенаправленно запутать? Неясно. Может быть. В любом случае, запаниковать сейчас – значит дать им в руки железобетонные доказательства того, что они, возможно, пока только подозревают. Расстреливать по подозрению его пока не собираются. «Смотри кино», Алистер, и молчи в тряпочку, хотя бы пока тебя ни о чем не спрашивают. От ужаса в твоем возрасте не умирают.

Уже за полночь он уснул и проснулся разбитым, а за завтраком его ожидал очередной сюрприз в виде отсутствия за соседним столом одного из экспериментаторов. Он, конечно, мог "загулять" с туземным населением, как Кейли, не являвшаяся ночевать через день, и десять минут кряду Алистер искренне на это надеялся, но потом Раиса справилась о своем отсутствующем соседе и получила в ответ: "Его разведчики попросили с ними поработать – он сказал, что знает что-то об их потере. Помнишь, Райвен прилетал спрашивать?"

Человек, которого демонстрировал им тогда заместитель шефа разведки, мог на самом деле пропасть без вести, конечно... Но каковы шансы, что "мирный исследователь" действительно его видел? Шансы, что еще одна жертва ехидных контрразведчиков смотрит в подвале "кино", – гораздо выше. Хорошо, что Алистер не в точности уверен, что он тут не единственный внедренный агент. Подозревать и знать – кардинально разные вещи. Вообще хорошо мало знать... Тем не менее, эта информация выбила Алистера из колеи, и к приезду Алли он снова был взвинчен.

Поездка обратно во дворец и прогулка до знакомой комнаты прошли без приключений. Алистер не рискнул спросить о своем потенциальном товарище по несчастью и потому больше молчал, предоставив спутнику нести милую чушь о погоде и недавно встреченной девушке. Оставшись наедине, Алистер включил обещанную "выжимку". Через пять минут он пожалел о том, что не согласился на полную версию. Через десять – пожалел о завтраке. Через пятнадцать – о том, что пошел работать в РУ, а через полчаса был близок к тому, чтобы сожалеть о собственном появлении на свет. Сокращенный вариант "кино" содержал в себе исключительно допросы "с пристрастием".

Алистер знал, что при извлечении информации в случае необходимости применяются и силовые методы, особенно если информация государственной важности. Чего он не знал, так это насколько те методы ужасны. А еще он, конечно, никогда не видел, как именно их применяют, и не наблюдал, даже в кино, как человек кричит, не переставая, пока у него не садится голос, пока вместо крика из кровоточащего горла не выходит хрип. Миэли, похоже, действительно был замечательным парнем, и тренированная в имперском беспределе выдержка давала ему огромное преимущество перед любым нормальным человеком – всю пленку, все двадцать часов "выжимки" (месяц? так сказал Алли о полном варианте?) он отказывался отвечать на вопросы, равно как и сотрудничать – даже под дулами бластеров, – и когда он упал, застреленный, на металлический пол космической базы, стало совершенно ясно, кто из участников драмы остался победителем.

Экран потемнел и погас. Алистер, которого уже давно била дрожь, без сил уронил голову в ладони. Если десятой части такого допроса подвергнут его, он расскажет все, что знает, о чем подозревает и о чем даже не догадывается, – сделает что угодно, только бы это прекратить. Что угодно... Скрипнула дверь, и Алистер поднял голову – на пороге стоял Ленни.

– Досмотрел?

– Это... бесчеловечно. Алли сказал мне, что ты его знал. Мне так жаль, Ленни.

– Побереги жалость, она тебе понадобится, – спокойным тоном пообещал имперец. Пугаться дальше было уже некуда, а то бы Алистер непременно это сделал. – Пойдем поговорим.

Идти было недалеко – до конца коридора, где за тяжелой дверью нашлась еще одна каменная комната с тремя табуретами и небольшим столиком. Единственный свет в помещении исходил от осветительной панели на потолке, но она явно работала не на полную мощность, и в мягком полумраке едва видны были стены. Ленни указал Алистеру на один из табуретов и присел на край стола.

– Что я вам сделал? – жалобно спросил Алистер, и притворства в его молящем тоне не было ни на ломаный грош. – Я никого не мучил, я даже не знал, что это... происходит. Вы сами меня выкрали. Хотите – отправьте обратно, в тюрьму, но так-то зачем?

– Ах какой умница, – насмешливо протянул Ленни. – Я прямо верю. Значит так, Алистер. У тебя есть два варианта. Первый – ты сейчас полно и честно отвечаешь на мои вопросы. Второй – ты полно и честно отвечаешь на них позже. Который тебе больше нравится?

– Я тебе скажу все, что хочешь!

Алистер ожидал, что за торжествующей усмешкой имперца последует банальное "имя, звание, номер, задание", и боялся, что умолять и изворачиваться дальше у него не хватит храбрости, но не угадал. Ленни чуть откинулся назад и спросил:

– Любимая марка кофе?

– Зачем тебе?

– Отвечай не задумываясь и не колеблясь.

– "Золотой вензель".

– Любимый цвет.

– Синий, – и после этой поездки он его, если останется жив, возненавидит...

– Полное имя.

– Алистер МакБрайд.

– Какую школу ты заканчивал?

– Среднюю 118-ую.

Вопросы сменяли друг друга безо всякой последовательности и системы: имена родителей, колледж, имя первой девушки, любимые конфеты, нелюбимая еда, самая занудная лекция в колледже и самая интересная, любимый профессор, любимый предмет, цвет волос матери, детские игрушки, первый алкогольный напиток, пробовал ли наркотики... У Алистера голова шла кругом, но легенду он помнил хорошо и пока ей, похоже, соответствовал, а где соответствовать не получалось, там он лепил первые попавшиеся ответы, благо быть совершенно оригинальным в эпоху всеобщей стандартизации невозможно, и все те книги, фильмы и конфеты, что встретились ему на Равенне, наверняка были и на Белинде. Ленни слушал, не записывал ни строчки (в комнате вообще не было бумаги или печатного устройства) и выдавал, не задумываясь, все новые и новые вопросы.

Когда Алистер взмок как мышь и окончательно перестал соображать, что у него спрашивают, в комнату протиснулся Алли с кружкой.

– Выпей, – посоветовал он Алистеру, вручая ему запотевший сосуд. – Ленни, иди отдохни.

Ленни без звука вышел. Алли вспрыгнул на стол и подождал, пока пленный допьет сладковатый вяжущий напиток, от которого слегка прояснилось в голове.

– Держать тебя без воды и пищи пятеро суток мы не станем, – пообещал имперец, и Алистера передернуло, потому что он прекрасно понял, с кем его сравнивают. – И даже спать отпустим через какое-то время, если будешь хорошо себя вести. Готов отвечать дальше?

– Да, пожалуйста, как хотите... Алли, я не знаю, зачем вы меня допрашиваете! Что я сделал? Мне на самом деле ужасно жаль Миэли, но он был шпион, разведчик, а я тут причем?

– Так и Миэли был не совсем шпион, – пояснил Алли своим обычным дружелюбным тоном. – Он даже Стандарт знал не очень хорошо, ты не заметил? Он был пилотом, которому поручили установить наблюдающий спутник. Он это, кстати, успел сделать, чем очень нам помог.

Да-а, а спутник, похоже, так и катается, где там его этот "не совсем шпион" запустил, потому что от того координат и траектории запуска не дождаться... Разве что выловили как металлолом, впрочем, это очень сомнительно. Или ему опять морочат голову? Но сейчас-то с какой целью?

– Но я же...

– Алистер, – перебил Алли ласково, но что-то такое было в его тоне, что слова застряли в горле. – Радуйся, что мы пока готовы слушать то, что ты несешь. Потому что скоро это изменится. Кто был твоим начальником в лаборатории?

Снова вопросы следовали один за другим нескончаемой чередой, но направленность теперь была другая – они касались работы в нелегальной лаборатории, и вот тут Алистер чувствовал, что "плывет". Легенда, казавшаяся такой подробной до сих пор, зияла кучей дыр, если приглядеться к ней получше, а имперцы втащили ее под микроскоп. Алистер был на Белинде всего раз, проездом, а одинаковость планет все-таки имеет пределы. И если на: "С кем ты работал?" – "Где лаборатория территориально?" – "Адрес?" – "Какие у тебя были поручения в течение дня?" – ответы были, то как только началось: "Куда ты ходил обедать в перерыв?" – "Какого цвета стены были в вестибюле?" – "Какая организация была по левую сторону от здания?" – заготовки закончились. Если у имперцев есть способ проверить его ответы (а он должен быть, потому что иначе они вряд ли додумались бы их задать. Или они просто ждут, пока он начнет себе противоречить?), то он влип надежно и с концами. Вопросы тем временем продолжались.

– Где в этом районе продают самый лучший кофе?

– В кафе "Аркадия".

– Кафе "Аркадия" на каком этаже?

– На первом.

– До какого часа работает ближайший продуктовый магазин?

– Не помню. Я редко ходил туда по вечерам.

– Когда он открывается?

– В восемь.

– Где он находится?

– На проспекте Труда.

– Чтобы купить сублимированные продукты, в нем надо повернуть направо или налево от входа?

Когда Алистер замучился до такой степени, что Алли пришлось повторять каждый вопрос по три раза, в дверь вошел незнакомый имперец. Алистеру понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что он видел его однажды на пирсе, перед экскурсией по столице.

– Алистер, это Дари. Но сейчас нам всем пора спать. А завтра ты с ним тоже поговоришь.

Короткий поход до "его" комнаты в начале коридора – и Алистер провалился в сон, как только коснулся подушки. Кровать в камере была мягкая и удобная, но это уже не имело никакого значения – он отключился бы где угодно. Дари разбудил его слишком рано, а может быть, и нет – ощущение времени в подвале смазалось. А вот имперцы всегда знают, который час, удобно им... Или, может, они тоже без привязки сбиваются? А на других планетах? А в космосе? Знал Миэли, сколько времени он провел на базе? Ох, вот только этих воспоминаний ему с утра пораньше не хватало...

Дари дал ему умыться и поесть, но потом допрос продолжился в том же темпе. "Где", "как", "что", "когда", ни одного "зачем" или "почему". Разведчики проверяли его легенду на прочность, а прочности у нее как раз и не было, для этого ему надо было бы действительно поработать в этой чертовой лаборатории хоть недельку. Действительно, не может же человек забыть цвет пробирок, десятки которых перемывал каждый день, и надо ли подниматься на лифте, чтобы попасть в любимое кафе! Хорошо, если он пока угадывает, но нельзя же все время угадывать... Правда, до сих пор имперцы не подвергали сомнению его ответы – просто спрашивали. Может быть, они действительно не могут их проверить? Ведь для этого им тоже надо там побывать... Или хотя бы иметь подробные карты и видео. Кому могло в голову прийти снимать настолько подробные видео Белинды?

В конце концов за очередным ответом не последовало нового вопроса. Дари встал (он, в отличие от Ленни и Алли, сидел на табурете напротив, а не на столе, нависая над собеседником), бросил: "Подожди", – и вышел. "Подожди" чего? Но уж вот это наверняка нарочно! Как будто его можно заставить нервничать больше, чем сейчас... Вскоре дверь опять скрипнула, и в комнате появился Ленни, аккуратно закрыл дверь, прошел к столу, уселся на уголок, тяжело вздохнул. Дешевые эффекты, а как работают!

– Алистер, учитывая особенности вашей психики, пятнадцать процентов расхождения с реальностью на допросе – норма, но только если во всех областях. У тебя в рабочих и общих вопросах – пять, а в личных – сорок. Дальше упираться будешь, или откровенно поговорим?

Окончательный провал, которого Алистер с ужасом ждал с той секунды, когда узнал о своем задании, наступил, но принять решение оказалось неожиданно легко. Пусть под пыткой он скажет все и еще немножко, но не сейчас же! Не пока трое подростков "нагнетают обстановку" в полутемном подвале, но все их угрозы остаются расплывчатыми намеками!

– Мне нечего больше тебе сказать! Я не знаю, какого "откровенно" вы еще хотите! Ленни, я ни в чем не виноват, я же отвечаю на все вопросы, за что? Что вы со мной сделаете?

Ленни оценивающе оглядел "подопечного" с головы до ног.

– Я сражен, – сказал он со смешком. – Ну ладно, тебе предлагали. Иди досыпай пока, у нас еще будет возможность обсудить, что ты можешь нам рассказать...

«Досыпай пока» – это Ленни переоценил его выдержку. Спать оказалось, естественно, невозможно. Кровь билась в висках, голова раскалывалась, все тело свело. И это его еще, между прочим, пальцем никто не трогал, сна и еды не лишал и даже очень сильно не пугал. Так, поспрашивали чуть-чуть. Либо Миэли был намного храбрее, либо... нет тут никакого «либо», на самом деле. Выхода из этой ситуации тоже нет, можно не искать. Если милые мальчики с Гизаэллы не стесняются пускать в ход ножи и плети для своих же, его жалеть точно никто не станет. И все равно, нарочно ли, нечаянно ли ему демонстрировали изнанку имперских обычаев – любви к собственному телу нет ни так, ни эдак. В «кино» показывали совершенный кошмар, но можно быть уверенным, что до такого не дойдет – он «расколется» раньше... Слабое утешение. Другое дело – что он может им сказать? Кроме того, о чем они и так в курсе? Разве что спросят про другие операции... Но тут его либо не поймают на вранье, потому что о них ничего не известно, либо будут знать, на чем ловить... Сколько они вообще знают? Похоже, много.

Головная боль медленно проходила. Алистер умылся, походил по комнате, принял душ – просто чтобы что-то делать. От прохладной воды сразу стало лучше, и тут он сообразил, что имперцы, случайно или намеренно, дают ему время на раздумья. Если намеренно, то зачем? Чтобы он сам себя запугал до нервного срыва? Так у них и без его помощи, вроде, получается... Или есть что-то, с их точки зрения важное, что он может сделать только без свидетелей? Тогда что? Исповедь стенам – как-то чересчур. Или правда, что они телепаты? Тогда у того, кто прослушивает эту комнату, должен случиться нервный срыв при нулевом КПД, потому что думать о чем-то важном он – честно – не может... И не будет, кстати, на всякий случай. Благо думать о собственной шкуре значительно легче и не в пример полезнее в данной ситуации.

Пытаться спать было по-прежнему немыслимо, и Алистер снова начал нарезать круги по комнате. В голову лезли отрывочные картинки из пленок и такие же оборванные куски собственного опыта: день, когда он обжегся маслом, пытаясь приготовить пончики, день, когда он сломал палец, зажав его в двери, высадку на Таланте, к концу которой он превратился в один сплошной синяк... На Таланте ему в первый раз было больно больше пяти минут, необходимых на то, чтобы разыскать в аптечке лекарство, и он хорошо помнил, как ужасно себя при этом чувствуешь, даже если серьезно ничего не повреждено. Но что делать, если невозможно этого избежать? Почему-то не кажется, что гизаэлльские ребята его пожалеют сразу же, как только он с мольбами упадет на каменный пол, скорее уж наоборот. И в любом случае, после "кино" у него не получится. Может, не получилось бы и до, тут сказать невозможно, но не после монотонного "не ваше дело", которым отвечал на всякий вопрос Миэли, когда снисходил до ответа. Может у Алистера тоже быть какая-то гордость, в конце концов... И трижды плевать, подделка это или нет; надо когда-то перестать закладываться на все подряд и начать принимать вещи, какими они кажутся, тем более что возможности кому-то что-то обстоятельно доложить у него уже гарантированно не будет.

Вечность спустя – Алистер успел устать от метаний по комнате и, несмотря ни на что, начинать засыпать – дверь отворилась, впуская Алли.

– Гуляешь? – иронично заметил он. – Погуляй со мной тогда до соседней комнаты.

Алистер пошел за провожатым. Без сопротивления. Даже если предположить, что он справится с Алли, бежать тут некуда.

В комнате для допроса они заняли прежнюю диспозицию – на табурете и на столе. Алли поболтал ногами, устраиваясь, но его мальчишеские выходки больше не развлекали. Сегодня в помещении было чуть светлее, и легко можно было разглядеть экраны на двух стенах и деревянную коробку на столе. Спрашивать о ее назначении Алистер не стал.

– Алистер, – сказал Алли после долгой, тягучей паузы. – Ты, надеюсь, понимаешь, что миндальничать тут никто не собирается.

– Я понимаю, – собственный голос прозвучал тускло.

– Молодец. Хочу обрадовать тебя тем, что один из твоих коллег и товарищей по несчастью уже рассказал нам все самое интересное из твоей служебной биографии.

Прием "мы и так имеем доказательства" был стар, как основы цивилизации, и все равно принес плоды – Алистеру стало еще безнадежнее. Но ловиться на это он не станет.

– То, что он вам рассказал, на его совести.

– Даже так?

– Мне нечего больше вам сказать. Я ничего не знаю. Я не шпион. Вы сами меня выкрали.

Алли улыбнулся весело и безмятежно. С таким же выражением лица он наблюдал, как человека полосовали плетью.

– Хочешь посмотреть еще кино? – предложил он. – Короткое.

– Хорошо.

Один из экранов осветился, показывая привязанного к креслу человека. Темная кожа, черные волосы, мягко очерченное лицо, из-за которого они все кажутся детьми. Кто-то за кадром – только рука появилась в поле зрения – воткнул в человека несколько длинных игл с продолговатыми ручками: у локтя, в плечо, в шею. Человек дернулся, но ремни держали прочно.

– Мы не оборудуем специальных пыточных камер, – "обрадовал" Алли. – А вы тратите на них столько средств просто потому, что по-другому не умеете. Эту технику придумали наши жрицы около тридцати лет назад.

По лицу человека на экране потекли слезы. Рука поправила одну из игл. Человек закричал, выгнувшись, насколько позволяли ремни. Звука не было, и слава богу. Алистер отвел взгляд.