Текст книги "Приключения иммигранта - Алистер (СИ)"

Автор книги: Кэтти Джемисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

Ленни опять поковырялся в тарелке, слегка мотнул головой, внимательно посмотрел в глаза собеседнику. Алистеру стало немного неловко, и он, чтобы скрыть смущение, потянулся за молоком.

– Я понимаю, что ты не можешь поверить на слово, – осторожно сказал Ленни, когда Алистер отставил чашку. – Но если я скажу, что это все совершенно исключено, тебе будет хоть чуточку легче?

– Может быть, – буркнул "гость со звезд". – Там посмотрим. Когда они вылетают?

– Через пару недель.

– Ну, значит, тогда и будем знать. Ты давно спрашивал, как там моя семья?

– Вчера. В порядке, сестра чудом не провалила математику и химию. Они справляют Рождество. Точнее, будут справлять послезавтра.

– Надо же, а я и забыл про Рождество... Алистеру вспомнились украшения и огоньки в доме и то, как мама зажигала старинные свечи в специальных чашечках и пекла, сама, безо всяких концентратов, рождественские коржи... Вот бы привезти сюда парочку – у имперских сластен имели бы бешеный успех.

– Хочешь, нарядим какой-нибудь куст, – предложил Ленни. – В школе. Дети будут рады.

– Отвали.

– Серьезно. Я наряжал как-то, всем понравилось.

– С чего бы это?

– Маленький был. Прочитал книжку про Рождество, одна женщина ее только-только написала, по Библии и со слов иммигрантов. Хорошая книжка, кстати, и про Христа, и про животных, и про елки, я тебе как-нибудь покажу. Я полдня ходил под впечатлением, а потом сообразил, что Рождество по календарю Ко-Миринды уже на днях, и это надо отметить. Разукрасил все кусты и деревья предметами домашнего обихода и попугаем в клетке и две недели потом снимал их все обратно, полол грядки и выслушивал наставления о том, что хрупкой посуде не место на пальме, а острое оружие должно лежать, где положили...

Алистер представил себе эти новогодние декорации и против воли улыбнулся. Бедные, бедные родители... Или мама – Ленни же, вроде, говорил, что не знает отца.

– Тебя не отшлепали за такие выкрутасы?

– Что ты, я был не такой маленький, мне было почти двенадцать. Шлепать поздновато. Отругать – отругали.

– Мама?

– В основном учителя; дело в школе было. И мама тоже, конечно. Но знаешь, когда по ним видно, что они изо всех сил стараются не смеяться, это совершенно не обидно.

– Угу. Ты что не ешь?

– Не знаю. Какой-то сегодня день... – Ленни не закончил предложения и без энтузиазма отправил в рот полную ложку. – А может, я просто устал и ловлю твое настроение. Давай ты мне расскажешь что-нибудь? Расскажи про Рождество у тебя дома.

– Ради бога, – кивнул Алистер. Видеть Ленни в таком состоянии было странно, но не неприятно. Бывают, оказывается, и у имперцев, и даже у шпионов, немотивированные приступы дурного настроения и времена, когда им хочется "просто так поговорить", а не дурачиться на пляже или сидеть над работой. Неожиданно Ленни стал ему немножко ближе и понятней, человечней, что ли... – Но потом ты пойдешь спать, как пай-мальчик. Уговор?

– Уговор, – согласно кивнул разведчик и даже сунул в рот еще ложку наверняка остывшего рагу.

Алистер улыбнулся и начал рассказывать про школьный зимний праздник, про рождественские каникулы и про то, как они с сестрой, ссорясь по мелочам и шепотом препираясь из-за будущих подарков, наряжали елку заботливо сохраненными в коробках игрушками, а в квартире витал запах горячей сдобы, сладкого сидра и жженого сахара.

Ленни проявил покладистость и по окончании рассказа действительно отправился к себе, а Алистер вернулся в «гнездо», поковырялся в свалившейся на него новой работе, ответил на пару бытовых вопросов от Одени и Райни, поглядел немножко через вечно открытую дверь на приклеенного к панели Алли и сидящего рядом Кайла с книгой, посмотрел в окно на блестящую воду и синее безоблачное небо и, наконец, решившись, торопливо покинул комнату. А то спросит какой-нибудь сильно любопытный телепат, куда это он направляется, и что отвечать? Он прошелся знакомыми коридорами, на ходу подбирая аргументы и стараясь не думать слишком много о том, зачем ему все это надо и какое его дело. Давние слова Райвена: «Если у тебя на глазах происходит что-то неправильное – это всегда твое дело», – прочно засели в голове и так хорошо сочетались с тем, что говорила мама, что легко было поверить в то, что эти двое знакомы... Алистер постучал, услышал: «Заходи», – и бочком просочился в кабинет Элиса.

– Я тебя внимательно слушаю, – уверил шеф разведки, жестом указывая на стул.

Сегодня он был в парадной форме, придававшей ему сходство с измученным тяжелой работой привидением. Алистер сел, с интересом углядел на подоконнике вазу с оранжевыми цветами, которой там никогда раньше не видел, выдохнул и спросил:

– Вы... ты же знаешь о том, что кто-то должен полететь с... ударной группой? В Сектор Единорога?

– Разумное решение, – согласился Элис.

Вот же умеет человек не проявлять никаких полезных собеседнику эмоций! Знает он или нет?

– С тобой Райвен об этом говорил?

– Этот вопрос полностью в его компетенции, так что я сомневаюсь, что он планирует это делать.

Нет, облегчать его участь тут явно никто не собирается! Ну и ладно, и черт с ними.

– Я слышал разговор с Эрвином и Кайе, – выпалил, наконец, Алистер. – Мне кажется, там некому лететь: Кайе и Райвен могут сгореть, про Эрвина они говорили, что его "машины затянут"...

– Могут, – согласился Элис. – Он до сих пор больше пилот, чем разведчик, так что катера имеют на него огромное влияние, как свой, так и чужие. Да, Алистер, ты прав, это действительно проблема. А почему ты ко мне с ней пришел?

– Ты не можешь полететь сам? Или найти кого-то еще? Я это предложил, но они не восприняли всерьез.

– Я с удовольствием слетаю, если Райвен меня попросит, я люблю полевую работу. – Элис мечтательно улыбнулся, сощурившись куда-то вдаль, потом неожиданно перевел взгляд на растерявшегося Алистера, ожидавшего совсем другой реакции. – Давай я тебе объясню то, что ребята понимают, а ты пока нет. Я достаточно летал по таким делам, когда Райвен был еще в школе, а Эрвин – совсем маленьким. Теперь у нас есть сильные телепаты с хорошим контактом и технической базой: Кайе, или Альерет, или Райвен, или даже Данни. Любой из них справится ничуть не хуже, если не лучше меня. Конечно, Кайе боится сгореть, Райвен, который до сих пор не любит работать на время, – что-нибудь пропустить, а Эрвин – запутаться в малознакомых инженерных узлах или увлечься катерами. Это разумные опасения. Тем не менее, ребятам придется их преодолеть, если они хотят остаться разведчиками, а не маленькими детьми, за которых всю опасную и неприятную работу делают взрослые. Поэтому я никуда не полечу, а полетит один из них, как только они выберут, кто. А если бы у них были веские причины сидеть дома, я бы, разумеется, им помог. Ясно?

– Ясно, – проворчал Алистер. – То есть ты бросил их в воду и ждешь, пока они научатся плавать.

– Все они умеют, в том числе и плавать, – усмехнулся шеф разведки. – Что б я был такой же умный и образованный в их возрасте... По-хорошему, мне вообще пора уходить в отставку и оставлять их разбираться самостоятельно, но Райн же их задергает и сам замучается. А так я теоретически рядом, всех страхую – и все довольны. Но только я уж и не помню, когда я действительно во что-нибудь вмешивался в последний раз... Иди гуляй, Алистер. Мальчикам я не скажу, что ты за них вступался, хотя это очень мило с твоей стороны.

«Мило с твоей стороны», к чертовой матери! Всю дорогу до выхода Алистер был уверен, что злится, но на свежем воздухе понял, что это не так. В принципе, Элис был, наверное, прав. Жесток, но прав. Потому что если он будет делать всю работу за подчиненных, тем более заместителей, то нафиг эти заместители вообще нужны? Вот интересно, сам он боится сгореть? Наверняка, но вслух же этого не скажет. Помня, как они все реагируют на упреки в трусости, можно только записки-анонимки посылать, затаив от ужаса дыхание...

Он пошатался по городу, пообедал в той самой забегаловке, куда его завел во время памятной первой экскурсии Алли, зашел в школу рассказать детям про Рождество, завернул в музей пролистать понятные теперь документы о предпоследней имперской войне, умудрился не наступить на играющих там малышей, но едва не впечатался в спрятавшуюся за стеллажом с папками и книжками девочку и пришел в Гиатино кафе в настроении лирическом и отстраненном. Две недели – и сразу будет видно, кто здесь прав, кто виноват и что ему делать. Две недели-то можно подождать? И если имперцы устроят там... ну, что они могут устроить, то уехать в какую-нибудь местную глушь учить детей Стандарту и изящной литературе и дистанцироваться, насколько возможно, от всего подряд, радуясь тому, что удалось сохранить жизнь... Мама бы одобрила, наверное.

У девочек был новый макияж в честь немного отросших Гиатиных волос, Таиша много пела, Гиата шушукалась по углам с посетителями, а в середине ночи они ушли все втроем домой, где Алистер немедленно заснул. Утром была милая домашняя возня, прерывавшаяся байками о том, как именно сходят с ума многочисленные пилоты, которым вот-вот будет разрешен вылет, а потом "гость со звезд" с сожалением ушел на работу, где провозился до позднего вечера, пересекся с пришедшим в хорошее расположение духа Ленни, посплетничал, точнее, послушал сплетни о новой любовнице Кайла, дошел домой, упал в постель и проспал до утра. Безмятежное состояние продолжалось, и даже немного страшно было думать о том, что вскоре оно обязательно чем-нибудь нарушится. А с первыми лучами солнца Алистер был разбужен флейтой Гиаты.

– Счастливого Рождества! – прощебетали девушки, едва он открыл глаза.

Флейта, конечно, смолкла. Алистер встрепенулся и сел. Ну да, разумеется, все "гнездо" в курсе...

– Спасибо, милые, – сказал он, заключая обеих в объятия. – Вас тоже с Рождеством. Будем праздновать?

– Обязательно! – согласилась Таиша. – Открывай подарки!

Подарков оказалась гора. Наверное, столько у него не было с того дня рождения, когда ему исполнилось пять лет. Алистеру даже неловко стало.

– Девочки, это совершенно не обязательно...

– Конечно, обязательно! – безапелляционно заявила Гиата. – На Рождество дарят подарки. Мы читали, и Бенджамен подтвердил, и разведчики говорят. Разворачивай.

Разворачивать многочисленные кульки, кулечки и свертки пришлось долго, и в результате Алистер оказался счастливым обладателем нескольких комплектов одежды, новых сандалий и сапожек, стопки книг, дневника-альбома с нелинованными страницами, как у Таиши, пяти коробок разных сладостей, патронташа маленьких метательных снарядов, похожих на дротики, сережек с голубыми и желтыми камешками и большого стеклянного шара на веревочке, который можно было бы повесить на елку, если бы они здесь росли. Девушки настояли на примерке всего, что можно было надеть, заставили его сделать первую запись в дневнике и нарисовать там, для пущей достоверности, наряженную ель, потом прокололи общими усилиями (даже не встретив сопротивления), его несчастные уши, уверяя, что "Гиата любит голубой цвет, а Таиша желтый, и он теперь будет официально их", и поволокли не полностью очнувшегося любовника завтракать.

– А сейчас мы идем в школу на благотворительный концерт, – пообещала Таиша, намазывая творог на хлеб.

– "Благотворительный" – это как вы устроили? – поразился Алистер, уже достаточно хорошо представлявший себе необязательные имперские "товарно-неденежные" отношения и плохо понимавший, куда здесь можно деть средства, собранные с такого мероприятия. Уши ныли, но в остальном он был совершенно счастлив – только жалел, что не запасся подарками сам.

– Мы немножко поиграем, а потом дети не будут учиться, а поедут кататься на катере с Джанисом и смотреть на лед и снег. Как каникулы. Это же благо? В смысле хорошо? Для детей? Или что-то неправильно?

– Все замечательно, – уверил Алистер. – Дети будут счастливы, только бы не поморозились.

– Джанис присмотрит, – пообещала Гиата. – Вика считает, что он очень ответственный. Ты мало ешь, Алистер, ешь еще.

Концерт прошел чудесно, дети были рады своему варианту «благотворительности» ничуть не меньше, чем их ровесники в Федерации, а к вечеру, когда девочкам пора было накрашиваться на нерождественскую работу, Алистеру даже удалось улизнуть на рынок и купить там бус, косметики и два ярких пятнистых платья. У ларьков с косметикой он встретил Ленни и Риэла, тоже что-то там забывших. Риэл с милой улыбкой на лице похвалил новые сережки, и «гость со звезд» даже не попытался засветить ему в физиономию – ведь действительно сам надел, никто не принуждал... Ленни, почему-то сохранивший нехарактерно серьезное выражение лица, поздравил его с Рождеством, рассказал, что сестра получила в подарок новую игровую приставку и поход в массажный зал, и тут же отвлекся на выбор из нескольких коробок разноцветных пигментов.

– Тебе-то зачем? – поразился Алистер.

– Это просто краска, Тэри, – объяснил разведчик, останавливаясь на одном из разложенных по прилавку вариантов. – Я люблю рисовать, если есть время, а мои заканчиваются.

– А отдельных красок для кожи нет?

– Спроси специалиста, – пожал плечами имперец.

– Есть, если хочешь. – Женщина за прилавком оторвалась от переплетных работ. – В какой цвет ты хочешь покраситься?

– Ну, допустим, в желтый. Или голубой.

– Я могу сделать, – пообещала продавщица. – Долго не сойдет, несколько недель. Тебе такую надо? Выбери оттенок.

– Несколько недель – это, наверное, перебор, – ответил несколько ошарашенный Алистер. Имперцы, как обычно, не собирались размениваться на полумеры. – А эта на бумаге долго держится?

– Если долго в воде не держать – очень. Мы еще не знаем, сколько. Старые пигменты не тускнели по сто лет, вряд ли эти будут хуже.

– Здорово. Спасибо. Если я соберусь с духом ходить в полосочку несколько недель, буду знать, кого просить, – добавил "гость со звезд", уже хорошо знавший, что уклончивых высказываний имперцы не понимают напрочь, и если он не откажется от краски в четко выраженной формулировке, то на следующий день его будут ждать цветные баночки.

Женщина улыбнулась, взяла из руки Ленни деньги и вернулась к своему занятию.

– Пойдешь к девочкам? – спросил Риэл.

– Обязательно. Подарки только занесу.

– Помочь?

– Ну давай.

Помощь на самом деле была не нужна, не столько шмоток он набрал, но зато по дороге можно было спросить, чья была идея растрепать музыкантшам о Рождестве, и, возможно, даже получить честный ответ. Впрочем, Ленни и не думал отпираться – только слегка удивился, что кто-то может быть против.

– Я совсем не против, но мог бы меня предупредить.

– О чем? Ты же знал, когда праздник.

– Я-то знал, но у меня в мыслях не было, что они соберутся его так усердно отмечать!

– Им очень понравилось, – серьезно сказал Ленни. – Так что я тебя заранее предупреждаю, что про остальные ваши даты я тоже расскажу.

– То есть мне надо запасаться подарками на День Матерей и Победоносного Шествия Армии?

– С победоносным шествием может получиться несколько нелогично, а про День Матерей я еще и Лиаре объясню.

– Ну-ну, – хмыкнул Алистер, принял предложения помочь разложить подарки, попрощался с разведчиками и отправился в кафе.

В кафе оказалось, что активность девочек утренне-дневным развлечением не ограничилась. На сцене возвышалась... ну, не елка, но какое-то похожее мохнатое и наряженное дерево в кадке, по стенам вились гирлянды из веточек, цветочков и разноцветных шариков, а на каждом столе стояла совершенно рождественская свечка в обрамлении квазихвойной лапки и красного бантика. Алистер не успел даже остолбенеть, как на него обрушились Гиата, Таиша, две владелицы заведения и еще одна не очень знакомая женщина с расспросами о том, "похоже все это или нет" и как ему вообще все нравится. Ему, разумеется, нравилось. Гиата додумалась приволочь сюда подаренный ему с утра шарик, который был теперь торжественно водружен на "елку". Музыкантши, уже переодетые в "консервативные" длинные и не очень дырявые, если не считать кружевных лифов, платья (девочки до сих пор, несмотря на выданные Элисом книги о поведении в обществе, не имели никакого представления о том, какие части тела им положено было бы закрывать на публике, а Алистер, в чьих интересах было поддерживать эту неосведомленность как можно дольше, и не подумал расшифровать непонятный текст), усадили его за ближайший к сцене стол и велели есть и слушать. И он, конечно, большую часть ночи внимательно слушал совершенно новый и никаким образом не похожий на искусство Федерации концерт, более мягкий и лиричный, чем обычно, но имеющий такое же отношение к Рождеству, как и, допустим, ко Дню Победы над Захватчиками, несмотря на множество песен о детях, деревьях и звездах. Сам иммигрант оказался исключительно популярен среди посетителей: у всех были какие-нибудь "рождественские" вопросы, а одна девушка даже поинтересовалась рецептом праздничных коржей. Алистеру пришлось переадресовать ее в "гнездо", так как сам он кулинарией не увлекался и даже маме помогал в основном путем поедания ненужных обрезков. Впрочем, он много кого туда отправил – его семья была не слишком религиозна, в церковь он заходил всего несколько раз в жизни и ни разу – на Рождество, а потому отвечать на вопросы о современных христианских традициях не рискнул.

Праздник кончился с рассветом, как и полагалось, хотя это, наверное, получилось не нарочно. Но музыкантши задержались после выступления разобрать "елку", утверждая, что "ей не полезно быть украшенной", и Алистер, конечно, помог упаковывать хрупкие шарики и диски в специально запасенную солому и складывать их в "подсобку". Дома раздевание тоже заняло неожиданно много времени – не то чтобы кто-то протестовал, – потому что праздничные платья застегивались десятками миниатюрных крючков. Оказалась, их делала для девочек еще одна иммигрантка, только не из Федерации, а просто из другой гизаэлльской страны – большая специалистка по немнущимся и нервущимся узорным кружевам. Гиата рассказала, что специалистка сначала смущалась, переспрашивала и ужасалась, как "в этом можно выйти на люди", но потом привыкла и даже сплела несколько полностью ажурных платьев для других танцовщиц. К ней приезжали издалека, и, глядя на ее работы, понятно было, почему. Скромность свою девушка, кстати, переборола отменно, или, возможно, ей не дало поступить иначе художественное чутье – все, что надо было показать и подчеркнуть, цветы, листики и капли росы, составлявшие узор, выделяли преотлично.

Встал Алистер поздно. Гиата уже упорхнула из дома – она встречалась с дочерью. Таиша теребила в кухне инструмент и была потеряна для всего на свете. «Гость со звезд» перехватил по-быстрому завтрак, чмокнул подругу в пробор между косами и отправился на работу, отказываясь, на всякий случай, даже гадать, что его там встретит. Впрочем, разведчики оказались не по-имперски сдержанны и, поздравив его с прошедшим Рождеством (объятия от Алли пришлось, конечно, стерпеть), вернулись к работе. Алистер и сам занялся делом и даже начал составлять таблицу, аналог так впечатлившей всех в прошлый раз, хотя не уверен был, что этот плод его трудов вообще увидит свет. Ладно, поживем – посмотрим, в конце-то концов, действительно, осталось не так долго... Время близилось к вечеру, пора было подумывать об ужине, но, как обычно, когда работа шла, отрываться не хотелось. Элис тогда дело говорил насчет частностей, полезный был совет... Алистер потянулся за припасенными в нижнем сегменте стола орехами и обнаружил, что еще несколько подарков терпеливо ждали своего часа там. Не умеют без выкрутасов. «Заморозив» панель, он аккуратно вытащил свертки наружу. С этим вообще-то надо поосторожней, змею не змею, а другую какую гадость могли и подложить. Его, правда, так пока не разыгрывали, а вот Одени как-то обнаружила на месте своих конфет красивую, но ядовитую лягушку. Одени-то отреагировала совершенно спокойно, предупредив только непросвещенного соседа, чтобы не двигался, пока тварь не будет поймана, а вот за себя, обнаружься в одном из пакетов скорпиончик, Алистер не ручался. Тем не менее, он аккуратно потянул за краешек пятнистого листа, в котором прятался самый большой из подарков. Внутри оказался рюкзак с двумя лямками. Да, он как-то проехался по поводу возможности испортить осанку, и разведчики его совершенно не поняли. Зато запомнили, как видно. Уже без душевного трепета, но так же осторожно развернув остальные свертки, «гость со звезд» оказался обладателем походной аптечки с аккуратными рукописными инструкциями на Стандарте, синих сережек в виде ракушек, мягкого «стилоса» для рисования на панелях (на отсутствие этого прибора он тоже пару раз жаловался), карты Империи и сопредельных островов с отмеченными достопримечательностями, своего собственного портативного «киночека» с указаниями по использованию и уходу и, наконец, папки из жесткого травянистого на вид материала, в которой никак не могло скрываться живого существа и которую потому Алистер открыл без предосторожностей. Папка оказалась рамкой. Изнутри на него смотрели мама и сестра, нарисованные так точно и аккуратно, что сначала ему показалось, что он видит не рисунок, а фотографию. Но, приглядевшись, можно было увидеть, где и как лег пигмент... Его семья сидела на диване в гостиной, и даже в интерьере невозможно было найти ни единой неточности, хотя не очень-то и хотелось. Фотография блудного сына в военной форме, которой он в прошлое посещение дома не видел, висела чуть повыше и слева от мамы. Подписи не было. Впрочем, у имперцев не всегда принято подписывать работы.

Алистер сгреб свои подарки в новый рюкзак, сказал: "Спасибо, ребята", – и вымелся из комнаты, пряча не столько наворачивавшиеся на глаза слезы, сколько наверняка неприятные для телепатов эмоции, сильные и смешанные, как песок и вода в "игривом море". Умудряются же в Империи поставить все с ног на голову... Как можно испытывать что-то, кроме симпатии, к людям, которые и не умеют, похоже, действовать по-другому, только так? Как они вообще терпят иммигрантов – со своими-то общественными устоями, похожими на христианскую мистерию в детском саду? Его, в частности? Через неделю уйдут в темноту космоса линии, выпрыгнут у ничего не подозревающей столичной системы Единорога, тонущей в коррупции, как ленивая мышь в сливках, и сделают из всего населения отбивную в прямом и переносном смысле слова! В память лезла бомбардировка Таланта – заваливающиеся здания, дрожащая земля, пыль столбом, – к которой услужливое воображение историка подрисовывало развороченные квартиры, разорванные тела, отравленную землю... Все то, что было бы на Гизаэлле, если бы одна из атак Федерации удалась, все то, что обязательно случится в Секторе Единорога, если имперцам повезет, и хорошо хоть, что у него нет там знакомых. Но это не изменит и не отменит того, что кто-то из его коллег часами сидел над снимками, перерисовывая, а может, и компилируя, множество неточных фотографий, чтобы у него было что-то на память о маме, что-то, что можно повесить на стену или поставить на стол вместо голограммы, сданной при отправке на Гизаэллу и так и не полученной назад... Алистер дошел до набережной, сел на ведущую к воде лестницу и в очередной раз понял, что окончательно запутался.

Когда он, все еще в запутанном состоянии, дошел домой, от задумчивости забыв перехватить где-нибудь поесть, оказалось, что Таиша до сих пор играет что-то в уголке, а в холодильном мешке испортился творог. Алистер тихонечко вздохнул и на цыпочках пошел за ужином – музыкантшу надо было кормить, да и самого себя тоже, да и вообще все его переживания о дефектах мироустройства на хлеб не намажешь... Знакомая продуктовая лавка была уже закрыта, но не заперта. «Гость со звезд» почти вслепую пошуровал внутри – лампы в помещении не было, – нашел булочки, творожную массу с фруктами, сыр и непонятного содержания колобки, оставил деньги в коробке на прилавке и потащил добычу домой, подумав вскользь, что раньше такая разновидность «похода по магазинам» ему бы в голову не пришла. Может, и сейчас бы не пришла, если бы неугомонный Алли так же не нырнул при нем как-то раз в ящик с мороженым.

Едва он разложил ужин на кухне, как Таиша оторвалась от музицирования и перебралась поближе к еде.

– Спасибо, Алистер. А у нас ничего больше нет? Там была рыба...

– Творог испортился; рыба, наверное, тоже.

– Сейчас посмотрим. – Девушка потянулась за мешком, угнездила его на коленях, поморщилась на комковатый творог, который Алистер вытащил, но забыл выкинуть, и извлекла из недр хранилища на вид и запах не протухшие остатки вчерашнего ужина и позавчерашнего обеда. – Забыли покормить, – сказала она огорченно. – Ты извини, лапочка. Мы отвлеклись. Ты хочешь творог? Весь твой. Алистер, дай мне еще булочку.

– Ты... с кем разговариваешь? – опасливо поинтересовался "гость со звезд", передавая затребованное через низкий столик.

– Он, конечно, не понимает, – объяснила музыкантша, открывая на мешке малый карман, который Алистеру всегда казался намертво заклеенным, и всовывая туда булку и испорченный творог прямо в листвяной упаковке. – Но что же мне, молчать? А его надо кормить, мы все время забываем. И когда слишком долго забываем, он портит что-нибудь нарочно, и ему можно это дать. Ну, и еще что-нибудь. А я не знала, что он любит творог; в прошлые разы всегда были рыба и сыр. Или, может, он просто не любит специи и сладкое... Вообще правильно, ему нужен белок. А что ты так удивляешься?

– Я не знал, что он живой, – признался Алистер, придвигаясь поближе.

Мешок оставался, как всегда, молчалив и неподвижен. Таиша погладила его в последний раз и сняла с колен.

– А как, ты думал, он сохраняет еду? – спросила она с интересом.

– Как холодильник. В Федерации есть такие специальные приборы, они создают холод внутри. Ну, или стазисное поле, но это дорого, в домах они не стоят.

– А что такое стазисное поле?

– Представления не имею. Что-то такое, от чего продукты не портятся.

– Так, может, это то же самое?

– Вряд ли, там здоровенный генератор...

– А. – Таиша задумчиво прожевала кусок рыбы и потянулась за хлебом. – Тогда, наверное, нет. Мешок просто не дает мелким живым... "портикам"? Как сказать на Стандарте? Мелкие животные, которые портят вещи?

– Бактерии?

– Наверное, ты лучше знаешь. Их он и ест. Но одних бактерий ему мало... Теперь ты видишь, почему мы не растили своих детей? Если мы мешок кормить забываем?

– Вижу, – вздохнул Алистер, понимая, что он еще долго не привыкнет, но кому она нужна, эта привычка, если разобраться? – У вас много других талантов. Давай я буду кормить, скажи только, чем и как часто.

– Не забудешь? – обрадовалась девушка. – Спасибо! Давай. Каждую неделю или две, любыми белками и углеводами, только руку в рот ему не суй, мясо он тоже любит.

Следующая неделя прошла быстро и почти беззаботно. Все свои волнения и тревоги Алистер не то чтобы забросил подальше, а, скорее, закопал поглубже – периодически они верещали что-то невнятными голосами, но почти не мешали ни обниматься с любовницами, ни купаться, ни читать, ни даже, на удивление, работать. Наученный прошлым опытом, он очень быстро составил схемы финансовых, политических, социальных и даже военных структур Сепфоры и теперь только возился с деталями, дополняя эту стройную общую картину. Периодически из-за новой мелочи приходилось менять что-то в схеме, но чаще подробности вливались в нее без плеска и шума. Разведчики занимались кто чем, Алли ежедневно отсиживал мучительную смену в дальней разведке – советов ему Алистер больше не давал, но и совсем игнорировать эту несчастную тень тоже не мог, – Эрвин метался туда-сюда, помогая пилотам решить тридцать три и еще три насущные задачи, Кайе «работал над настроением» методом внеочередного отпуска... В общем, жизнь в шпионской среде шла так же занято и бурно, как всегда, и привыкший к столпотворению над самым ухом Алистер едва обращал на него внимание и даже с улыбкой вспоминал свой давнишний ужас по поводу всегдашней невозмутимости Сэнди. Вот уж было чему поражаться! Бурлящий котел «гнезда» плевался брызгами и паром прицельно и иммигрантов не ошпаривал.

Линии ушли в атаку на рассвете пятнадцатого дня после памятного доклада в кабинете у Элиса. Ни их, ни отправившегося с ними Кайе никто из разведчиков не провожал, и Алистер тоже не пошел; более того, отлет он просто проспал. Риэл сообщил, когда появился в "гнезде" после купания, что Райвен следит за событиями "в первом приближении", но интересоваться деталями пока не хотелось. Когда все закончится, ему скажут. Может, даже сунут какие-нибудь очередные сводки. Алистер закончил отчет по Сепфоре, отправил его в "общий доступ" с пометкой для Райвена и Элиса, и пошел по дворцу маяться дурью.

Фонтаны журчали и плескались, ветерок коридоров и галерей шевелил волосы, гвардейцы занимались привычным смертоубийством в зале, Элис (это видно было через приоткрытую дверь) возился с экранами в кабинете, Тэфи рисовала очередной красно-черный учебник в библиотеке, в открытом бассейне играли и визжали многочисленные дети, которых здесь никто ниоткуда не гонял. Райни рассказывал как-то, что постоянно растущий и меняющийся конгломерат "детей гвардии", включающий в себя как собственно отпрысков гвардейцев, так и потомство других живущих или работающих во дворце людей, учился в основном не по школам, как принято в Империи, а "на дому", благо здесь было чему поучиться, а детей все любили. Из его знакомых Тэфи, Эрвин и Дейви, оказывается, были из этой компании, как и строгая далекая Анита... Вот она, кстати, легка на помине – играет с сыном в какую-то игру типа классиков на каменных плитах галереи. Сыну должно было быть около года, но он выглядел старше, двигался вполне уверенно и даже носил уже, как мама, миниатюрные нож и лазер на поясе. Алистер хорошо помнил сестру в этом возрасте – она еще еле ковыляла и не выпускала соску изо рта. Но имперцы взрослеют по-другому.

– Светлый день, Алистер! – крикнул ребенок, прерывая игру.

Намеревавшийся пройти мимо с вежливым кивком "гость со звезд" вздрогнул, но ответил.

– Здравствуй, – сказала Анита на безукоризненном, как у разведчиков, Стандарте. – Эвиэрн, повтори.

Ребенок, не капризничая и с третьего раза, выговорил несомненно сложное для него слово. Мама ему улыбнулась, и это было, похоже, достаточной похвалой, потому что мальчик переключился на следующую идею:

– Ты с нами поиграешь?

– Я не знаю правил.

– Я объясню! Прыг где солнце, назад где тень, переворот у стенки и до пометки.

Алистер беспомощно посмотрел на Аниту.