Текст книги "Холодная весна"
Автор книги: Кэрол Тауненд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 38 страниц)
И это будет справедливо.
– Позвольте мне первым поздравить вас, госпожа, – сказал он.
Глаза Арлетты потеплели. Она инстинктивно потянулась к нему, но, краем глаза заметив реакцию леди Клеменсии, застыла на полпути. Взгляд ее стал мягче, исполнился неги – так на него смотрела Анна в первый, самый счастливый год их любви. Гвионн не сомневался, что не будь здесь Клеменсии, графиня де Ронсье упала бы в его объятия.
Вот еще о чем стоило подумать. Если Арлетта Фавелл и в самом деле любит его – а взгляд ее позволял ответить на этот вопрос положительно, – представлялось вполне возможным, что ее можно будет убедить выйти за него замуж, несмотря на всю разницу в их социальном положении. Тогда все будет принадлежать ему. Действуя таким образом, он сможет передать все владения своему ребенку из рук в руки. Он снова одарил графиню очаровательной улыбкой – о, он мастерски умел это делать, опираясь на свой немалый опыт в любовных делах.
– Благодарю вас, сэр Гвионн, – Арлетта понизила голос до еле слышного шепота. – Я и в самом деле вызвала вас к себе, чтобы сообщить об этом до официального оглашения.
Она снова заговорила в полный голос:
– Так вы согласны помочь мне выбрать новую лошадь?
Леди Клеменсия воткнула иголку в недошитое покрывало.
– Арлетта, тебе не следует думать об охоте в этот сезон, – сказала она. – Была бы моя воля, я бы просто запретила тебе это.
– Успокойся, успокойся, дорогая подруга, в этом году и речи об охоте быть не может. Я просто прошу сэра Гвионна оказать мне содействие в выборе кобылки помоложе, ведь он знает толк в лошадях. А пока он мог бы объездить ее для меня к следующему году.
– Почту за честь исполнить ваше поручение, – ответил Леклерк. – Я съезжу на рынок в Домм. Если ничего подходящего не попадется, отправляюсь в Сарлат.
– Спасибо, сэр Гвионн. Вы очень любезны. Я так и думала, что могу всецело положиться на вас. Мне очень нужен надежный человек под руками, ибо мой муж переселился в лучший из миров.
Выражение ее глаз сказало ему то, что не было произнесено вслух.
Гвионн галантно раскланялся, приложив руку к левой стороне груди.
– Госпожа графиня, я жизни не пожалею, чтобы защищать вас и вашего ребенка, словно себя самого.
Ее улыбка была просто ослепительной.
– Еще раз спасибо, сэр Гвионн. Я молила небо, чтобы вы сказали «да».
Месяцы проходили, живот графини все рос, и все шло своим чередом.
Поначалу Гвионн намеревался, воспользовавшись их отношениями, сделать ей предложение руки и сердца, но затем решил подождать.
Таинственный разговор графини с епископом в летней горнице и епископская речь, в которой тот провозгласил ее нерожденного ребенка отпрыском графа Этьена, подтвердили его уверенность в том, что его будущий сын или дочь будут выданы всему свету за дитя Этьена Фавелла. Но относительно дальнейших действий Арлетты он терялся в догадках. Она держалась на расстоянии от него, что было, как он и сам признавал, совсем не лишней мерой предосторожности, ибо, если она хотела преуспеть, не стоило лить воду на мельницу досужих разговоров. Просто чудо какое-то, что их не поймали с поличным, покуда покойный граф был еще жив. А теперь, когда она поставила на своего, вернее, их сына, рисковать разоблачением и подавно было бы безумием.
У Гвионна не оставалось другого выбора, кроме как терпеливо ждать. Его несколько раздражала сложившаяся ситуация, однако других вариантов просто не было. Надо ждать, пока не родится ребенок, причем важно, чтобы он родился живым. Если пытаться ускорить события, можно только проиграть, ибо графиня Арлетта удерживала свой титул только благодаря нерожденному ребенку. Если с ним что-нибудь случится, все попадет в руки сэра Луи и леди Петрониллы. Если ребенок родится мертвым или произойдет выкидыш, то Арлетта будет нужна ему не больше, чем половая тряпка. Он нисколько не любит ее. Он не мог любить дочь убийцы своего отца.
Гвионн считал, что сейчас самое важное для Арлетты – выносить и родить здорового ребенка, желательно мальчика, но и девочка на худой конец сойдет.
А тем временем вся Аквитания балансировала на лезвии ножа.
Герцог Ричард, взревновав к власти соседнего с ним барона Бейнак, захватил его замок и передал в вечное пользование человеку с весьма сомнительной родословной – командиру своих наемников по имени Меркадье. Это был достаточно хороший урок тем аристократам Аквитании, которые не желали сгибать перед герцогом голову и помалкивать.
Репутация Меркадье была черна, словно смертный грех, и той же осенью его люди уже открыто занялись привычным для них делом – грабежами, разбоями, святотатством, убийствами.
Никто не ощущал себя в безопасности.
– О чем только думает герцог? – не раз удивлялась Арлетта, разговаривая с сэром Жиллем, который частенько садился рядом с нею за стол, и даже случалось так, что они пили из одного кубка.
– Неужели он думает, что его кто-нибудь поблагодарит за то, что он посадил разбойника в Бейнак?
Отделяя ножом бок жареного окуня, Жилль насадил кусок на вилку и шлепнул его, разбрызгивая масло, себе на блюдо.
– Пребывание Меркадье в Бейнаке мало задевает нас. Меркадье защищал интересы герцога многие годы, и ему уже давно хотелось иметь свой собственный замок. Он честно заработал его.
Арлетта, нахмурившись, провела пальчиком по кромке своего кубка.
– Но так не может долее продолжаться. Вокруг творится беззаконие, словно во время войны. Жакоб вчера сообщил мне, что на прошлой неделе головорезы среди бела дня изнасиловали служанку на рынке в Ля Рок-Гажеак, а горожане смотрели на это в щелочки своих ставен, и не нашлось ни одного человека, кто бы поднял нож в защиту бедной девушки. Разве это по-христиански?
Гвионн, который в этот момент накладывал порцию еды себе на тарелку, оторвался от трапезы.
– Так оно и было, – подтвердил он. – Я слышал то же самое от Луи Фавелла. Только изнасилованная была не служанкой, а дочерью кузнеца. Она от стыда побежала к речке и утопилась.
– Какой ужас! – воскликнула Арлетта. – Я не допущу, чтобы такое происходило и у нас!
– Они не дойдут до нас, графиня, – поторопился заверить ее сэр Жилль. – Мы очень хорошо укреплены. Все эти головорезы и сорвиголовы в глубине души – жалкие трусы. Как правило, они промышляют по деревням, где жители безоружны. Легкая нажива – вот то, что они ищут.
– Возможно, вы и правы, – промолвила Арлетта. – Но мы должны быть начеку. Сэр Жилль, я прошу вас представить мне полную опись наших запасов вооружения.
– Будет исполнено, госпожа.
– Мы с леди Клеменсией проверим на всякий случай, достаточно ли у нас в погребах бочонков солонины, мешков с мукой…
– Не верится, чтобы мы попали в осаду, – заявил сэр Жилль.
– Мне тоже, и все же береженого Бог бережет. Не так ли, сэр Гвионн?
– Что, госпожа графиня?
– Я буду признательна, если вы будете являться ко мне каждое утро с докладом и сообщать, как идет подготовка к обороне замка. Отец Теобальд слишком дряхл для такого ответственного дела, а я даже своим женским взглядом обнаружила кое-какие слабые места.
– Слушаюсь, госпожа.
Гвионн согласился с удовольствием, хоть ему и поручили работу простого писца, за которую ни один уважающий себя рыцарь не взялся бы. Зато теперь у него будет возможность время от времени встречаться с графиней с глазу на глаз, не вызывая ничьих подозрений. Он может возобновить свои ухаживания за ней. Конечно же, очень осторожно. Он не хотел, чтобы их незаконная связь была обнаружена даже теперь, после смерти старого графа. Но лучше время от времени напоминать о себе, чтобы она его не забывала.
Наступил декабрь. Арлетта ждала родов со дня на день.
В день святой Люции рыцари устроили охоту на лис, однако вдобавок им посчастливилось завалить еще и вепря, чем они ужасно гордились. После их возвращения Арлетту и Клеменсию пригласили в зал, где дамам пришлось выслушать подробнейший рассказ обо всех перипетиях охоты в возмещение того, что им не удалось принять личного участия в событиях. В заключение им продемонстрировали выставку охотничьих трофеев, разложенных на козлах.
– Плати должок, Веннер. Ты мне должен охотничий нож, – довольно подвел итог сэр Жилль, просто светясь от счастья. Это он уложил кабана. – Я сколько раз тебе говорил, что в лесу водится вепрь, а ты все – «нет, нет»! Я рассказал, что на прошлой неделе видел в лесу его помет, а ты ответил, что это старый. Клянусь Богородицей, я был прав, когда взял с собою рогатину, а ты еще обозвал меня старым хрычом! Слава Богу, что взял, а то бы эта бестия распорола брюхо моему лучшему охотничьему псу. Вепрь мчался с такой скоростью, что рогатина вошла ему в пасть до половины древка!
– Госпожа, не слушайте охотничью похвальбу, – добродушно отвечал сэр Вальтер, отцепляя нож с пояса и передавая его кастеляну. – Это был всего лишь небольшой поросенок…
Грудь сэра Жилля гневно заколыхалась.
– Небольшой, говоришь?! Небольшой? Ты только посмотри на его копыта. Он чуть не втоптал в землю черную легавую суку!
Арлетта сделала шаг вперед, потирая себе поясницу. Та болела так, словно начиналась менструация.
– Это великолепный экземпляр, сэр Жилль! – улыбнулась она. – Мы его съедим с превеликим удовольствием.
Кроме вепря, застрелили еще трех лисиц, пышные хвосты которых теперь беспомощно свисали вниз со стола. Рыцари отправились на охоту загонщиками, выгоняя дичь на прогал, где в засаде притаились лучники. Лисиц обычно не ели, хотя обязательно свежевали, а снятые шкуры мездрили и обрабатывали. Из тушек вытащили стрелы, и только алые пятна слипшейся шерсти показывали места, куда вонзились наконечники.
Арлетта присела, поглаживая одну из лис. Прекрасное создание.
– Жалко, что они погибают, а мы потом выбрасываем псам их мясо, – сказала она, глядя на маленькую ранку в боку.
В этот момент дверь, заскрипев на петлях, отворилась, и в зал хлынула струя ледяного воздуха. В помещении появились Луи, Петронилла и двое их сыновей. Мальчуганы, как всегда, сцепились, отнимая один у другого детскую пращу. Роза, служанка леди Петрониллы, и один из прислужников вносили сундуки и укладки.
Графиня подавила вздох.
Как всегда, Арлетта пригласила всех членов семьи покойного графа на Рождество, но на этот раз званые гости явились на десять дней раньше срока. Она рассчитывала, что они не появятся ранее Сочельника, когда, как она думала, ее малыш уже родится. Прекрасно зная, на что способна Петронилла, Арлетта, будь ее воля, на десять миль не подпустила бы ее к замку в те дни, когда будет разрешаться от бремени. Несмотря на ломоту в пояснице, Арлетта потрудилась подняться на ноги.
Клеменсия мягким движением усадила ее обратно.
– Принимай их сидя, – прошептала она.
Петронилла изобразила буйную радость, как будто между ними ничего не случилось.
– О, какая жалость! Мы опоздали на охоту, – заявила она, небрежно швыряя свою бархатную шляпку с пером рядом с убитыми лисами. – Луи, нас не пригласили поразвлечься!
Луи, к тому моменту уже вступивший с сэром Жиллем в оживленную дискуссию насчет достоинств и недостатков луков тисовых и луков буковых, хмыкнул.
Петронилла обернулась в сторону Арлетты и смерила ее с головы до пят серым стальным взглядом.
– Добрый день, мадам, – сказала она.
С момента гибели графа и последовавшей вслед за тем размолвки Петронилла часто отказывалась обращаться к Арлетте со словами «моя госпожа» или «графиня», но вдова предпочитала не обращать внимания на такую неучтивость.
– Добро пожаловать, Петронилла, – ответила хозяйка замка. Ей очень хотелось, чтобы боль в пояснице утихла. Еще с большим удовольствием она отослала бы Петрониллу Фавелл на другой конец христианского мира, по крайней мере до того дня, пока ее ребенок не будет твердо стоять на полу обеими ножками. Но ни первое, ни второе было не в ее силах.
– Кажется, вы неплохо себя чувствуете? – Подведенные жженым углем брови Петрониллы соединились у переносицы. Она с ненавистью посмотрела на живот Арлетты и позволила себе заметить: – Вижу, вам удалось выносить ребенка полный срок. Клянусь распятием, я никак не думала, что вы справитесь с этим делом успешно.
– Вот как? А все же я… А-а-а, дьявол!.. – Страшная волна боли пронзила нижнюю часть тела Арлетты, словно в отверстия позвонков вставляли раскаленный железный штырь.
Клеменсия в мгновение ока оказалась рядом с подругой, обхватив ее широко расставленными руками, словно стараясь оградить от неведомой опасности.
– Арлетта! Что с тобой?.. Началось?
Арлетта с шумом втянула в себя воздух и согнулась пополам.
– Да… Мне кажется… О, какая адская боль!
Она замолчала и откинулась на руки Клеменсии. Боль, пронзающая иглами все ее тело, наполняющая страданием все естество, усиливалась. Вдруг мучения прекратились так же внезапно, как и начались, и графиня перевела дух.
– Я думаю, началось.
Леди Петронилла недолго думая развязала тесемки плаща и кликнула Розу, которая возвращалась налегке из гостиной, куда только что отнесли дорожную укладку Петрониллы.
– Роза, беги, отыщи Веронику, – приказала Петронилла. – Скажи ей, что ее госпожа должна лечь в постель. Пошлите за повивальной бабкой, да поскорее…
– Извините меня, госпожа, – вмешалась слабеющим голосом Арлетта, едва переводя дух, так как вторая схватка, сильнее первой, нарастала внутри нее. Да, ее терзают Евины муки, и в родах, как и на войне, могло случиться всякое, но она не может допустить, чтобы Петронилла отдавала приказы ее слугам, как будто ее самой нет уже в живых.
– Леди Клеменсия знает, что нужно делать. Она ответственна за меня теперь. А вы, – она выдавила из себя улыбку, – только моя гостья.
Какой-то миг Петронилла выглядела озадаченной.
– Но, госпожа графиня, у вас начались роды. Вы должны принять мою помощь.
Женщины обычно мирятся, когда на свет рождается новая жизнь и, пока длятся схватки, предаются забвению старые свары и зарываются в землю боевые топоры. Но Арлетта так же твердо, как «Отче наш», знала – нельзя доверять Петронилле Фавелл.
Она с трудом поднялась на ноги.
На помощь подбежали Гвионн и сэр Жилль, но Леклерк успел первым.
– Вы окажете мне большую услугу, сэр Жилль, – на одном дыхании произнесла графиня, – если займете леди Петрониллу беседой.
Петронилла зарделась, как маков цвет.
Пальцы Арлетты, побелевшие от напряжения, впивались ногтями в руку рыцаря.
– Послушайтесь доброго совета, леди Петронилла, оставайтесь здесь. Если будет нужно, вас позовут.
– Да-да, конечно, – подоспел сэр Луи. – Мы будем рады помочь роженице, чем можем, не так ли, голубка моя?
– Безусловно, – произнесла Петронилла сквозь зубы.
Клеменсия и Гвионн помогли Арлетте добраться до ее светлицы, где уже ждала Вероника с тазами и полотенцами.
С постели стащили покрывало. Перед огнем стояло особое кресло для родов, а неподалеку от ложа установили размалеванную ширму. В глубине сознания Арлетты глухо шевельнулось давнее воспоминание. Шевельнулось и ушло. Не время было тревожить тени прошлого.
Дыхание вырывалось из грудной клетки роженицы короткими, отрывистыми выдохами.
Гвионн с недоверием покосился на кресло. Его вырезанное сиденье и высокие подлокотники и ножки живо напомнили ему популярный инструмент пытки, большая коллекция которых располагалась в подвалах у графа Этьена. В Арлеттиной комнате он выглядел как-то неуместно. Волнуясь за исход дела, он повернулся к выходу.
– Сэр Гвионн, голос Арлетты, пронизанный болью, заставил его вздрогнуть и остановиться в дверях. Ее глаза были огромными, а зрачки расширенными от муки.
– Что, госпожа моя?
– Ни в коем случае не допускай сюда Петрониллу. Какие бы предлоги она ни придумывала.
– Успокойтесь, госпожа. Вы в абсолютной безопасности. Я не допущу ее присутствия при родах, будь она хоть самой царицей небесной.
Арлетта улыбнулась и, опустившись навзничь на постель, отдалась во власть умелых и нежных рук Клеменсии.
Глава двадцать пятая
Оставив лодку в устье, отец Иан направился по узенькой грязной тропке, которая, виляя среди болот, вела в усадьбу в Кермарии.
Шел дождь: противный, непрестанный, затяжной, промочивший насквозь его плащ и капюшон. Если бы священник шел побыстрее, он не замерз бы так. Но несколько дней тому назад в суставах у него появилась ломота, которая делала ходьбу наказанием. Чтобы как-то отвлечься от боли, он заставлял себя думать о горячем ужине. Он обязательно должен к ужину добраться до усадьбы. Анна – если слух соответствовал действительности и она на самом деле вернулась с юга – непременно нальет ему миску горячей похлебки, чтобы согреть его старческое тело.
Тропка привела к наезженной дороге; чтобы попасть в Кермарию, нужно было идти налево. Отец Иан заметил, что впереди него по дороге идет какой-то человек. Он держал над собой мешок для муки, который прикрывал его голову, как капюшон, и насвистывал песенку, в которой отец Иан сразу узнал один из грубоватых маршей, которые крестоносцы принесли с собой, вернувшись из Палестины. Он несомненно держал путь в усадьбу, и отец Иан окликнул его.
– Эй!
Свист оборвался, прохожий повернул в сторону священника приятное открытое лицо. На вид ему было лет двадцать; у него были веселые голубые глаза и губы, с которых не сходила улыбка. К его мокрым щекам прилипли густые коричневые локоны.
– Путь добрый, святой отец. Идете туда же, куда и я? – спросил незнакомец приятным голосом.
Отец Иан поравнялся с ним.
– Думаю, так и есть. Я ищу Анну. Говорят, что она вернулась.
Может ему показалось, но незнакомец заметно погрустнел, и вместо беззаботного веселья в его взгляде промелькнула печаль и усталость.
– Да, она вернулась.
– Жива-здорова, надеюсь?
– Да.
– А Жан? Он с ней?
– Да, с ней.
Отцу Иану стало немного не по себе от кратких, отрывистых ответов незнакомого молодого человека. Такое поведение показалось священнику немного странным, особенно если учесть прямое и открытое выражение красивого лица незнакомца, и священник постарался сформулировать свой следующий вопрос поделикатнее.
– А… кто-нибудь еще вернулся в усадьбу вместе с нею?
Молодой человек остановился, вытянул руки по швам и наклонился к самому носу пожилого пастыря:
– Да. И этот кто-то – я.
– Вы? – Отец Иан нащупал под заляпанным глиной плащом деревянный крест, чтобы уберечься от сглаза и наваждения. Что-то тут было не в порядке. Причем здорово не в порядке.
– Кто же вы тогда, сын мой?
Несмотря на дождь, молодой человек обнажил свою голову и поклонился.
– К вашим услугам, Бартелеми ле Харпур. – Немного помолчав, он добавил: – Отец, я надеюсь, вы направляетесь в Кермарию с добрыми вестями для Анны. Если вы идете со злом, то, уж извините меня, но придется завернуть вас в обратный путь прямо сейчас и проводить до того места, откуда вы пришли. Она была очень несчастна, и теперь она… мы оба…
Молодой человек запнулся и провел длинными и тонкими пальцами по своим мокрым взъерошенным волосам. Он был в замешательстве, но одновременно в его голубых глазах чувствовалась решимость.
– Теперь-то она снова счастлива, понимаете, – произнес он. – Наконец-то мы с нею счастливы, я и она.
– Вы стали любовниками? – без обиняков спросил отец Иан.
Его эта новость не удивила: за свою долгую жизнь он уже успел узнать, что не все супруги, брак которых был освящен церковью, находили в нем счастье. Но для себя он уже принял решение. Если Раймонд Хереви жив, тогда то, что происходит между этими двумя, называется прелюбодейством, и он не должен спокойно взирать на это. Выражение лица молодого человека не показалось ему злым. Любопытным, может быть. Но не злым, конечно же, нет.
– Нет… Да. – Бартелеми расставил руки в стороны, как если бы он хотел загородить священнику дорогу в усадьбу. – Умоляю именем Господа, оставьте нас. Пожалуйста, святой отец. Она столько страдала в своей жизни. И теперь она счастлива, когда рядом есть я. Мы оба счастливы. Я не хочу, чтобы какой-то помешанный на трухлявых пергаментах поп разбил наше счастье.
– Где ее муж? – потребовал отец Иан. – Где Раймонд Хереви? Он мертв?
– Мертв? Пока еще нет. Но для нее теперь он все равно, что мертв.
Отец Иан прикоснулся ладонью к рукаву молодого арфиста, но, видя злобный огонек в его голубых выразительных глазах, посчитал за лучшее отдернуть ее.
– Что ты хочешь сказать этими загадочными словами? Молодой человек, я имею право исповедовать. Пожалуйста, расскажи мне все, как есть.
Ле Харпур, словно загнанный волк, бросил на священника короткий взгляд через плечо.
Они почти дошли до моста через ров, за которым находился вход во двор усадьбы. Ворота, которые, как подметил отец Иан, были починены и выкрашены, стояли открытыми. А за ними, еле заметная через пролом в поросшей мохом стене, виднелась усадьба, еще до конца не восстановленная. Ее очертания скрадывались осенней моросью и клочьями вечернего тумана, наплывающего с болот. Из квадратной трубы валил серый дым, зависавший темными полосами над латаной крышей.
Живот священника поджимало.
– Послушай, молодой человек. Я не столь молод, как ты, и проделал долгую дорогу, чтобы посмотреть, как поживает моя Анна. Она ведь и моя тоже, – сказал отец Иан. – Я не уйду прочь, пока не увижусь с нею.
Бартелеми ле Харпур посмотрел на него долгим пристальным взглядом.
– Если ты удостоверишься, что она счастлива со мною, ты позволишь нам жить так, как мы живем теперь?
– Да, обещаю. Если только я смогу увидеться с ней и увижу своими глазами, что она и в самом деле счастлива, – согласился отец Иан.
Бартелеми облегченно вздохнул.
– Ну, хорошо. Но сперва пройдемте со мной в одну из служб. Я не хочу показаться человеком неуважительным или негостеприимным, однако нам нужно обсудить кое-что прежде, чем вы увидитесь с Анной.
Немного погодя Бартелеми проводил отца Иана в зал, и несколько минут оба мужчины безмолвно стояли в дверях, наблюдая за открывшейся их взглядам сценой.
Анна пододвинула табурет к выложенному плиткой камину, и нежно болтала со своим сыном – как он вырос! – который ворошил жар в очаге. На вертеле был наколот гусь, вероятно, незадолго до этого подстреленный на болотах.
У пожилого священника потекли слюнки.
– Нет, Жан, не так, – говорила Анна. – Вращай вертел без остановки. Вспомни, вчера ты сам жаловался на пригорелое мясо. А оно получилось таким из-за того, что ты засмотрелся на огонь и положил вертел на камни.
В этот момент Бартелеми прикрыл дверь, и Анна оглянулась на звук. Отец Иан сделал шаг назад и скрылся в тени, чтобы понаблюдать за ней в естественной обстановке, оставаясь самому незамеченным.
Свет от камина бросал блики на лицо Бартелеми, стоящего у двери, и взгляд Анны устремился в глаза ее любимого.
Она вся сияла от счастья. Это было неоспоримо. Она стала немного старше, на несколько лет, но ее глаза были все такими же светлыми, улыбка – мягкой и нежной. Довольство окутывало ее словно плащом – состояние женщины, которая любит и знает, что любима. Один лишь взгляд на нее безо всяких слов говорил, что певец не соврал, когда утверждал, что Анна счастлива. Отец Иан напряженно вспоминал. Разве не так же она смотрела на мир, когда он обвенчал ее с Раймондом Хереви? Он не мог уже вспомнить точно, так много лет прошло. Он лишь припомнил, что той далекой ночью она смотрела на своего мужа с той же жаждой ласки. После того как Раймонд уехал на чужбину, то же самое выражение появлялось в ее глазах каждый раз, когда его имя упоминалось в разговоре. Священник верил тогда, что она любит преданно и крепко. Но наблюдая за нею теперь, он видел, что она счастлива, как никогда. Отец Иан понял, что все эти годы ошибался – ее тогдашняя преданность была, скорее всего, самоотречением. Сам слишком наивный, он не понимал, что тогда значил ее голодный, жаждущий взгляд. Должно быть, все эти годы Анна в глубине души знала, что Раймонд Хереви на самом деле не любил ее всем сердцем, и никогда не полюбит.
Внезапно молодая мать заметила присутствие священника и побледнела.
– Отец… Отец Иан… – прошептала она, смутившись. – Я… Я никак не ожидала вас увидеть… но что это я, входите, входите, пожалуйста!
Немного придя в себя от изумления, она быстро поднялась на ноги и направилась к двери.
– Давайте, я сниму с вас плащ, вы же совсем промокли. Берите табурет, садитесь к огню. Вам нужно обсохнуть и подкрепиться.
Бартелеми подошел к ней с другой стороны, обнял Анну и горячо прижал ее к себе.
Она в испуге повернулась к милому другу:
– Бартелеми!
– Все в порядке, любимая, – успокаивающе сказал арфист. – Нет нужды притворяться, играть в прятки. Я уже исповедовался в наших общих грехах святому отцу. Отец Иан все знает…
Анна освободилась из его объятий.
– Но он же известит епископа!
– Нет, я этого не сделаю, – быстро заверил ее священник. – Это не в моих правилах.
– Так вы не осудите нас на адские муки?
Потирая ладони друг о друга, чтобы согреть их, отец Иан пододвинулся ближе к огню.
– Нет. Я сомневаюсь, чтобы это вам не припомнили на Страшном Суде, но у меня достаточно житейского опыта, чтобы научиться терпимости. Если ты, Анна, счастлива с этим молодым человеком…
Анна одарила Бартелеми нежной улыбкой и, придвинувшись к нему, сплела его руку со своей.
– Я счастлива, отец, я очень счастлива!
– …И если он будет заботиться о тебе и о твоем сынишке…
– Я это сделаю, отец, – серьезно промолвил Бартелеми.
– …То я никому не скажу ни слова о Раймонде Хереви. – Отец Иан сосредоточенно повел носом. – Этот гусь замечательно пахнет, – сказал он.
Анна поняла намек.
– Разделите с нами вечернюю трапезу, святой отец, – предложила она.
– Если вы очень меня попросите…
Малыш Арлетты, здоровенький мальчуган с рыжими волосиками, в точности как у его матушки, родился около полуночи.
Клеменсия понесла весть об этом вниз в зал, где еще с вечера толпились те из замковой челяди, кто сгорал от любопытства и хотел первым узнать новости. Ее голова клонилась от усталости. Хотя сами роды прошли удивительно легко, все же ей пришлось немало поволноваться.
Она толчком открыла дверь.
Леди Петронилла восседала на кресле с высокой спинкой, подвинув его поближе к огню. Она сидела там, как на троне, прямо и гордо. Рядом с ней стоял ее супруг. Вместе они были похожи на нарисованную картинку.
Сэр Гвионн сидел на краю столешницы, покачивая ногой и от нечего делать прислушиваясь к разговору между сэром Жиллем и Вальтером, мужем Клеменсии. На столе стояло блюдо с горкой цукатов и две винные бутылки, обе пустые.
При появлении Клеменсии на нее уставились пять пар глаз.
Щеки Гвионна Леклерка были необыкновенно бледны, при свете свечей его ужасный шрам выглядел рваной красной полоской. Темные глаза ушли глубоко в глазницы.
Вальтер встал и двинулся ей навстречу.
– Все кончилось, – промолвила Клеменсия, обнимая супруга.
Тот погладил уставшую за суматошный день жену по волосам, и протянул ей кубок с вином.
– Выпей, это бонэское, из графских запасов. Его очень любил покойник… Горячее, со специями, прекрасно восстанавливает силы.
Клеменсия одним глотком влила в себя полкубка.
– Ну, что там? – Резкий голос Петрониллы прорезал наступившую тишину. Ее пальцы, словно когти, вцепились в подлокотники кресла. Она сжимала их с такой силой, что на побелевших кулаках были видны обтянутые кожей костяшки. – Не тяни же! – потребовала Петронилла. – Выкладывай быстрее.
– Мальчик. Графиня родила прелестного малыша.
Сэр Гвионн чуть не свалился со стола от радости.
– А мать? – его взволнованный голос звучал хрипло.
Клеменсия с теплой улыбкой поглядела на него.
– С ней все в полном порядке, и…
Но тут снова вмешалась Петронилла:
– Ребенок здоров?
– Здоровее не бывает. У него прекрасные рыжие волосенки, как и у самой графини, – объявила Клеменсия. – Кричит так, что уши закладывает, и уже берет грудь.
Какая жалость, что мальчик; плохо, что здоровый; но известие, что Арлетта сама дает грудь ребенку, поразило Петрониллу в самое сердце. Она много дней молила Господа, чтобы этот ребенок умер. Если же Бог не услужит ей по вере ее, она заранее договорилась с кормилицей, которой было заплачено вперед.
– Но почему графиня сама кормит ребенка?! – возмутилась Петронилла. – Зачем ей это нужно, когда за один медный грош мы можем пригласить сразу двух кормилиц? Она только себя измотает, а мы хотим видеть ее здоровой. На всякий случай я уже позаботилась нанять кормилицу в Ля Рок-Гажеак. Хорошая девчонка, и из хорошей семьи, – добавила она, немного подумав.
Тогда все верили, что младенец воспринимает вместе с молоком кормилицы и ее мораль.
Гвионн Леклерк внезапно распрямился. Клеменсии даже показалось, что он собирается что-то сказать. Но рыцарь промолчал, и она, немного помешкав, ответила на вопрос Петрониллы.
– Такова воля матери: она вскормит дитя сама.
Петронилла в изумлении подняла брови.
– Как обычная крестьянка?
– Если Богородица сама вскормила своего ребенка, думаю, что Арлетта, как добрая христианка, может взять с нее пример.
Гвионн Леклерк еле удержался, чтобы не рассмеяться над выражением лица леди Петрониллы, когда она услышала ответ Клеменсии.
– Передай мои поздравления графине, – от всего сердца произнес Гвионн.
Леди Петронилла в черной злобе посмотрела на рыцаря. Через миг она снова нацепила на лицо ничего не выражающую маску. Задрав подбородок, она поднялась и выплыла из комнаты.
Луи, в общих чертах представлявший, что творилось в расчетливой голове его жены, с волнением смотрел на то, как она уходила. Само собой, он тоже был расстроен, что жена его дядюшки разрешилась от бремени живым мальчиком. Для него это значило, что он вряд ли когда-нибудь станет графом. Тем не менее он уже не раз объяснял своей неистовой женушке, что не чувствует себя готовым бороться за наследство. Он не хотел, чтобы из-за графства Фавелл началась еще одна небольшая война, которых и так было хоть отбавляй в его Аквитании. После того, как Меркадье и его наемники обосновались в Бейнаке, добропорядочные обитатели его окрестностей получили настоящее осиное гнездо под самым своим носом.
Если Бог счел нужным послать его дяде сына и наследника, он примирится с этим. Теперь, когда наступило время осмыслить положение, он понял, что испытывает не только разочарование. Луи чувствовал еще и облегчение. Он был рад, что в последний момент его родственник все же ухитрился зачать наследника. По правде сказать, Луи был вполне доволен своим нынешним положением, ему хватает той земли, той усадьбы, что уже ему принадлежат. Большего ему и не нужно.
Заметив на себе пристальный взгляд голубых глаз графского кастеляна, Луи решил, что пора расставить все точки над «i».
– Извините резкость моей супруги, сэр Жилль, – сказал он. – Ее уже давно мучает демон честолюбия. Ее, но не меня. Мне ничего этого не надо.
Голубые глаза кастеляна сузились в щелочки.
